Таланты рождаются сами по себе,
но зато гибнут не без посторонней помощи.
(Аврелий Марков)
Институт Алексей окончил, хотя и не с красным дипломом, но более, чем успешно. Его преподаватели по нейрохирургии ходатайствовали перед руководством института об оставлении Алексея для прохождения интернатуры при институте с надеждой со временем отправить его в Петербург к их товарищу студенческих лет «Валерке», заведующему кафедрой нейрохирургии, в аспирантуру.
Домой в отпуск Алексей приехал в приподнятом настроении. «Человеческий череп я знаю, как нашу квартиру» - говорил он мне с гордостью. Но по возвращении в Актюбинск ему пришлось пережить неожиданный и жесточайший психологический удар - вместо нейрохирургии ему предложили анестезиологию, область медицины для него, мягко говоря, не очень уважаемую.
Боюсь, что и я в данной драме сыграл не последнюю роль, оказав однажды своему любимому сыну «медвежью услугу». Будучи студентом второго курса, Алексей много времени проводил в анатомичке и в результате длительного контакта с формалином у него появились проблемы с дыханием - его стали мучить астматические приступы. В это же время, как на грех (судьба!), в «Медицинской газете» появляется заметка о том, что при Московском медицинском институте открывается факультет, как бы так сказать, теоретического, исследовательского направления, что-то связанное с генетикой. По содержанию такой факультет более соответствовал бы натуре Алексея, склонного к размышлению и поиску; тем более, что ещё до поступления в институт он уже интересовался этой наукой и кое что прочитал о ней из популярной литературы.
Удивительно, но мне снова приходится возвращаться к загадкам судьбы; какие же неземные силы управляют природными и жизненными катаклизмами, когда отдельные события далёкие друг от друга по всем параметрам последовательно, словно ингредиенты какого – то взрывного устройства, составляются кем-то неведомым в одно направленное действие и выдают свой печальный результат? Я описал сложившееся положение вещей, попросил подробнее разъяснить задачи факультета, перспективы его слушателей, как можно осуществить перевод из Актюбинского института на этот факультет и отправил в газету. Подтолкнули меня к этому во многом победные реляции, которыми пестрели страницы газет о том, как хорошо помогла редакция кому-то в его сложной жизненной ситуации. Много глупых писем за свою жизнь отправил я по разным адресам - это оказалось глупее всех. Как известно, в советское время (впрочем, симптомы этого явления проявляются кое-где и сейчас) существовал такой способ общения средств массовой информации с массами, когда письма, поступающие от рядовых граждан, не вникая в их содержание, отправлялись в соответствующие инстанции «для принятия необходимых мер». Так и журналистка, к которой попало моё письмо, без особых раздумий (ничтоже сумняшеся), отправила его в Министерство Образования Казахстана.
Подозреваю, что вполне возможно качество того формалина в институтской анатомичке не соответствовало необходимым стандартам, что вызвало такую реакцию молодого организма. Заодно, надо полагать, и ректор получил нарекание за качество формалина. Из Министерства Образования Казахстана пришло распоряжение отчислить Алексея из института «по состоянию здоровья». Достало немало потрудиться матери, чтобы убедить руководство института дать возможность нашему сыну продолжить обучение.
Таким образом, похоже, ректор института осуществил свою месть, пользуясь служебным положением, позволив себе испытать «административный восторг» от имеющейся у него возможности лёгким мановением руки сломать на взлёте судьбу молодого и, вне всякого сомнения, талантливого молодого человека. И могу ли я теперь после всего этого упрекать в отсутствии патриотизма товарища моего сына (а также его родителей – учительницу и бывшего партийного работника), который сразу же после окончания института нашёл способ перебраться в США и там очень неплохо устроиться. (Отсюда мне становится близко и понятно стремление талантливых русских молодых людей, которым не находится применения их дарованию на родине, пытаться найти его за рубежом.) Через пару лет, ещё не имея даже американского гражданства (получив которое, он уже забрал к себе на ПМЖ и своих родителей), он прислал официально оформленное приглашение Алексею приехать к нему погостить. Конечно, неплохо было бы навестить нашему сыну своего товарища, но мы не могли себе такое позволить - не было у нас тогда достаточно средств на такую поездку.
По правде говоря, мы с матерью были против того, чтобы Алексей стал хирургом. Нам казалось, что эта работа совсем не для его хрупкой психики, что он не смог бы пережить неудачного исхода операции, возможность которой, пока что, к сожалению, не исключается. "У каждого хирурга есть своё персональное кладбище, и профессионал должен уметь с этим жить" - говорил знаменитый Сергей Петрович Боткин. И поэтому нам казалось, что хирургия не для Алексея - это не его призвание. Однако сам он считал иначе и доцент Сёмин написал главному хирургу Западно–Казахстанской области Хван Юрию Николаевичу рекомендательное письмо с просьбой дать возможность Алексею пройти интернатуру по нейрохирургии в Уральске. И вот что он написал в этом письме:
«Юрий Николаевич! Если можно, помоги, пожалуйста, этому парню. Планировалась интернатура по нейрохирургии у нас (сам из Уральска). Как человек – очень перспективный и есть тяга к нейрохирургии. Ходил ко мне на дежурства, осваивал азы нейрохирургии, может немного работать с операционным микроскопом (отрабатывался микрососудистый анастомоз со швами 10/0 и 11/0).
Кто – то, где-то палку вставил в колёса. Если возьмёте к себе, то через некоторое время сдвинется наша дисциплина в лучшую сторону.
Жалко, если загонят этого парня в другую дисциплину».
29-07-1989-г. С уважением Ан. Сёмин.
Вот так, и не меньше! Но то ли в Уральске и без Алексея столь одарённых молодых специалистов, способных двигать эту науку вперёд девать было некуда, то ли возобладала существовавшая в Казахстане тенденция борьбы за национальные кадры, то ли у Юрия Николаевича были свои какие–то (может быть даже меркантильные) соображения на этот счёт, только наш талантливый, многообещающий кандидат в нейрохирурги, этой чести не удостоился, а страна, по вине облечённых властью чиновников от образования, недополучила молодого, перспективного работника. Окончилась эта неприглядная история тем, что он прошёл ординатуру по анестезиологии (самой нежеланной для Алексея области медицины) в Актюбинске и приехал на работу в родной город Уральск.
За год до окончания института Алексей женился, и 10-го октября 1987-го года в молодой семье родилась очаровательная дочурка Ксюша. Это был замечательный, спокойный ребёнок и мне доставляло несказанное удовольствие держать её на руках. Когда подходило время сна, я укачивал её на руках, напевая песенки «Из-за леса, из-за гор едет дедушка Егор» или «Я на камушке сижу». Песенки действовали безотказно – Ксюша быстренько засыпала. Родители Натальи оказались замечательными людьми. Особенно внимательной и заботливой о молодой семье была мать Натальи, Лилия Менгалиевна. Она хорошо, по–матерински, относилась к Алексею и отлично подружилась с Софьей Сергеевной. Алексей устроился на работу в железнодорожную больницу в качестве анестезиолога, вторым после другого молодого врача - анестезиолога, Уралбая.
Подросшую к этому времени Ксюшу мы устроили в детский садик, который находился совсем недалеко от нашего дома. Алексею в скором времени обещали дать квартиру, на что у нас уже на руках были соответствующие документы. Всё вроде бы складывалось как нельзя лучше, кроме отношений снохи со свекровью. Его работа в больнице была выше всяких похвал. Все мои знакомые, которым приходилось с ним контактировать в больнице, отзывались о нём не просто хорошо, а даже восторженно. На похоронах моего коллеги, Боярова Василия Павловича, я повстречался с его невесткой Надеждой, которая тоже возможно работала в той же больнице, что и Алексей. «Какой он у вас умница!» - сказала мне Надя. Надо ли говорить какой гордостью наполнилось моё сердце! И такие отзывы я слышал не однажды.
Но какие - то неведомые силы никак не хотели выпускать из своих жестоких лап намеченную жертву и силою сложившихся жизненных обстоятельств нас с матерью сделали невольными пособниками возникновения последовавших драматических событий. Наступившие времена «перемен», которых знающие люди не желают и врагам своим, сообщили добавочную инерцию процессу, начатому ослеплённым властью повелевать судьбами молодых людей ректором института. Для Алексея он становился необратимым. Сначала последовала «оптимизация», в результате которой одного анестезиолога в железнодорожной больнице сократили и, поскольку Алексей поступил на работу позже Уралбая, то, естественно, сократили его. Совсем увольнять Алексея с работы руководство больницы не собиралось- оно предложило ему поработать «дежурантом» небольшой период, во время которого ему подберут нормальную, постоянную работу, и Алексей готов был согласиться с доводами своего начальства.
Но Наталье, молодой его жене, такой «расклад» не понравился. Выходя замуж за толкового, многообещающего студента, она не ожидала такого поворота событий; она это восприняла, как унижение, как оскорбление, и стала настаивать, чтобы он ушёл из этой больницы и чтобы нашел себе постоянное место работы, хотя бы даже на той же станции скорой помощи. Начались трения, скандалы и Софья, немало натерпевшаяся за свою жизнь скандалов, ссор и раздоров в родительском доме, стала настаивать на том, чтобы молодые подыскали себе квартиру отдельно от нас, забыв даже о том, что у них на руках уже есть документ, обещающий скорое получение собственного жилья. Как говорится, было бы смешно, если бы не было так грустно: то, что квартира почти уже «в кармане», больше всего было известно ей, поскольку именно она «организовала» резолюцию начальника отделения железной дороги г.Сахтанова о положительном решении данного квартирного вопроса. Но для этого, опять же, очевидно, надо было задержаться в штате этой больницы. Скорее всего, я не знал о наличии такого документа, к тому же не хватило у меня житейской мудрости поговорить с ребятами так, чтобы убедить их, особенно Наталью, не торопиться, подождать немного и уже потом, по ходу событий, принимать обдуманное, всесторонне взвешенное решение. Я поддержал свою «половину» в этом недальновидном предприятии, Наталья вспылила и засобиралась уезжать к себе в Актюбинск. Никакие уговоры не возымели действия и Наталья с Ксюшей нас покинули.
Алексей поехал было в Актюбинск, но что - то у него там не сложилось, и он возвратился домой, в Уральск. Наталья в Уральск не вернулась и вскоре вышла замуж. Вскоре же после выхода её военного мужа в отставку они запланировали переезд на постоянное место жительства в Россию, и Наталья потребовала от Алексея отказа от дочери, якобы для того, чтобы казахстанские власти дали им возможность беспрепятственно покинуть территорию Казахстана. Из самых добрых побуждений, не желая чинить никаких препятствий, не предвидя никакого подвоха и, простодушно поверив в искренность слов Натальи, Алексей написал требуемый документ.
Вот Ксюша выросла, окончила архитектурно – строительный институт в Петербурге, где обосновались её родители, вышла замуж. Отыскав отца по интернету, она сделала ему выговор за этот поступок по отношению к ней, своей родной дочери. Не исключено, что сделала она это по совету Натальи, пожелавшей обелить себя, а обоюдную их вину, за совершённую ошибку, возложить полностью на Алексея и, в порядке женской мести, нанести ему очередную душевную рану.
Я никогда не смогу простить себе моё недальновидное поведение, в результате которого я, практически, потерял мою замечательную внучку, которую люблю беспредельно и очень по ней скучаю. Она, было, вышла с нами на связь, мы замечательно пообщались недолгое время. Затем же, как видно, после вмешательства Натальи внезапно, без объяснения причины, общение наше прервалось.
Разрыв с семьёй – очередная капля злого рока на неокрепшую ещё после пережитых ударов хрупкую психику Алексея. Работу он нашёл на станции скорой помощи, где в любые времена не хватает врачей. Вскоре вокруг него объявились праздно болтающиеся друзья и примкнувший к ним фельдшер, работавший так же на этой станции, который своей наглой навязчивостью превзошёл даже его прежнего друга, Вячеслава. О таких говорят: «Вытолкни его в дверь, он полезет в окно». Этот фельдшер, как клещ, вцепился в Алексея. Всё свободное время «истязал» его своим присутствием: то он просил научить его приёмам мануальной терапии, которыми владел Алексей, то буквально тащил его, чтобы «отблагодарить». Кое - что переняв, этот упорный прохиндей, не в пример своему «учителю», очень скоро поправил свои материальные и личные дела, устроившись массажистом в каком-то очень выгодном учреждении.
На работе Алексей был на хорошем счету, и старший врач кардиологической бригады взял его в свою «команду» в качестве врача – кардиолога. Вскоре в Алма–Ате Алексей прошёл курс повышения квалификации, сдал экзамен с оценкой «отлично» и стал полноправным врачом – кардиологом. Но, к сожалению, его новый руководитель оказался отчаянным пьяницей, и перед Алексеем снова возникли проблемы.
Как говорил мой старший сын, Боженька держал над ним ладошку - Ангел Хранитель ещё не оставил его без покровительства - его приглашают работать лечащим врачом в кардиологическую больницу. И, как всегда, начинает он работу на новом месте очень успешно; он усовершенствовал какую-то там таблицу, облегчающую расшифровку кардиограмм, отпечатал несколько экземпляров на плексигласовых пластинках и раздарил коллегам; появляются похвальные отзывы. В областной газете «Приуралье» пациент выражает Алексею свою глубокую благодарность за своё исцеление. Алексей искренне сострадает своим больным, словом и делом старается облегчить их страдания. Придя домой после работы, садится к телефону и обзванивает родственников больных, убеждая их не оставлять своих близких без внимания, так им сейчас необходимого. Просит чаще их навещать, не оправдываясь чрезмерной занятостью.
Во время очередного отпуска Алексей едет в Волгоград, где при местном медицинском институте осваивает новый прогрессивный метод диагностики Рейнгольда Фолля. Теперь, узнав об этом, объявляется новый «прилипала» в лице врача – онколога. Как чистокровный хохол он следует за Алексеем, как тень, повсюду, как нитка за иголкой; он готов заночевать у нас, только бы досконально выяснить насколько выгодно это медицинское новшество; оправдаются ли материальные затраты, которыми неизбежно придётся рисковать, оплачивая обучение по овладению загадочным методом. Убедившись, что с его хваткой можно из данного предприятия извлечь немалые выгоды, он «с головой» ушёл в освоение нового явления в медицине и, по слухам, добился неплохих результатов, оставил Уральск и отбыл на ПМЖ в Подмосковье. Алексей же, раздававший свои свежие идеи направо и налево бескорыстно, легко и щедро, не понимавший и не принимавший реалий современной жизни; по причине такого своего характера он не реализовал ни одного выгодного предложения, которых у него было предостаточно. Но когда один очень успешный предприниматель, узнав у нашего старшего сына Сергея, что его младший брат владеет таким свежим, только что появившимся в медицинской практике эффективным методом диагностики, пообещал через него Алексею создать все условия для работы у себя на предприятии в Москве, тут уж мы отговорили его от этого сомнительного предприятия.
Никак не устраивалась и его личная жизнь. Всё у него было как-то нескладно - увлекался он почему-то такими девушками, которые, на наш родительский взгляд, совершенно того не заслуживали и, наоборот, достойных, положительных, тянувшихся к нему, отвергал с несвойственным ему упрямством.
Знакомство с девушкой, студенткой медицинского училища нас несколько обнадёжило. Девушка была симпатичная, неглупая и нам она понравилась. Алексей подготовил её к экзамену по какому - то предмету, она сдала его на «отлично» и уехала работать к себе на родину, в Калугу. Вышло так, что случайно или нарочно, она забыла у нас какую - то вещь. У Алексея подошло время очередного отпуска, и мы решили: пусть он съездит в Калугу, проветрится, отвезёт оставленные вещи девушке и, может быть, там найдёт своё счастье.
В Калуге в это время создавался центр по реабилитации чернобыльцев и проводился конкурс на замещение должности главного врача центра. Алексей включился в борьбу и без проблем его выиграл. Президент центра в разговоре по телефону с Анной Панищевой восторгался эрудицией Алексея и был очень доволен складывающимися обстоятельствами. Алексей с Аней были знакомы давно; Аня нравилась ему, но видя её постоянно в обществе с её братом Алексеем, он принимал их за супружескую пару, и поэтому они были пока просто хорошими друзьями.
Во время открытия центра начались презентации и, естественно, все соответствующие этому торжественные мероприятия. Теперь - я не помню всех подробностей,- но, вроде бы, внезапно погибает президент центра: то ли он сам повесился на галстуке, то ли его повесили. Алексей, справедливо рассудив, что его место тоже может понадобиться кому-нибудь из «хозяев жизни», пробыв всего один месяц в качестве главного врача центра, благоразумно уволился и устроился в городскую больницу врачом–терапевтом. Через месяц, оценив его профессионализм, в больнице ему повышают тарификацию на одну ступень и назначают заведующим отделением. По его рассказам больница получала из-за рубежа гуманитарную помощь, в том числе дефицитные препараты. При выходе с территории больницы его стали встречать некие крепкие ребята и требовать лекарственные средства, обладающие наркотическими свойствами. Такие дела тоже Алексею не понравились, он срочно уволился и вернулся в Уральск.
В Уральске он устроился кардиологом в областную поликлинику. Всё вроде бы пошло хорошо; он завёл новую семью, сочетавшись с Анной законным браком. Но теперь уже нормальной семейной жизни помешала несовместимость его характера с тёщиным. Естественно, и этот брак оказался непродолжительным - года через два он распался. Положение не спасло и появление на свет так ожидаемого во всякой нормальной семье маленького чуда – прелестной девочки Машеньки, удивительным образом похожей на маму и на папу одновременно.
А ведь опять как всё прекрасно начиналось, всё обещало счастливое, безоблачное будущее. Приступив к работе в областной поликлинике, Алексей очень скоро завоевал авторитет как у пациентов, так и у администрации. Через короткое время ему предложили пройти аттестацию на категорию. Алексей быстренько собрал все необходимые документы, написал требуемую работу и вскоре стал врачом – кардиологом первой категории. Кроме своей основной теперешней специальности, он в достаточной степени овладел акупунктурой, герудотерапией, мануальной терапией, а как диагност он был одним из лучших в городе Уральске.
Как известно, в те времена ни одна туристическая группа не выезжала за рубеж без наличия в её составе представителей известных служб и партийных органов в том числе. Вот один из таких «хронических» сопровождающих обратился к Алексею с просьбой продиагностировать постигшее его недомогание. Алексей внимательно его осмотрел, побеседовал и вынес своё заключение. Вскоре этот товарищ то ли с группой туристов, то ли по какой другой представившейся возможности, выехал в Израиль. Пользуясь представившимся счастливым случаем, он обратился к израильским врачам за консультацией и изложил им все предположения Уральских врачей о состоянии его здоровья. Алексеев диагноз израильские врачи определили, как единственно достоверный, о чём этот порядочный человек и доложил с благодарностью Алексею по возвращении из Израиля.
К 35-ти летнему юбилею благодарные пациенты поздравили Алексея простым, незамысловатым, но таким искренним стихотворением собственного сочинения.
С днём рождения, много-много
Уважаемый Алексей Иванович!
По гороскопу ты «Телец»,
А значит гордый и упрямый.
И в жизни - просто молодец
Не зря тобой гордится мама.
Ты ДОКТОР Божьею искрой!
Твои больные – твои дети;
Хоть устаёшь до слёз порой,
Солёный пот стерев рукой,
Ты не сменяешь на покой
Усталость ни за что на свете!
Твой Ангел пусть тебя хранит,
Даёт здоровья и терпенья,
И пусть энергия кипит,
Отбросив в жизни все сомненья!
Всегда успехов и любви
Твоей жены и крошки-дочки,
Волненья нежного в крови,
В дороге жизни ни единой кочки!
Семья Борисенко-Кальяновых – благодарные пациенты.
21-е апреля 2000 года.
Учитывая разносторонние медицинские познания и способности Алексея, в областной поликлинике ему выделили несколько кабинетов для организации «дневного стационара», куда вошли: процедурная, ординаторская и палата на двадцать коек. Помещения только что отремонтированной поликлиники сверкали стерильной чистотой – работай и радуйся. В память о тех счастливых днях я храню таблички кабинетов, напоминающих мне о былой признанной славе моего такого талантливого и, одновременно, такого неудачливого сына. Помимо работы в поликлинике он принимал больных и дома. Были такие больные, которые предпочитали лечиться только у него. Семья Шульги, к примеру, стала нам очень близкой. «Хранительница семейного очага» Галина говорила, что «мы верим только Алексею» и все члены этой семьи лечились только у него. Несколько лет, после переезда Алексея в Россию, к нам приходили домой с надеждой на его помощь бывшие пациенты и спрашивали, когда он приедет. Когда была ещё жива моя Софья Сергеевна, на вызов к ней пришла новый наш участковый врач – девушка-казашка, только что окончившая институт, большая умница; она проработала недолго участковым врачом, - её конечно заметили, и она заняла более достойное её эрудиции место. Так вот, услышав нашу фамилию, она сказала, что часто слышит, когда некоторые врачи до сих пор рекомендуют своим пациентам в определённых сложных ситуациях отыскать кардиолога Крутикова и обратиться к нему за консультацией.
Как и следовало ожидать, работа в стационаре не обошлась без капельки «дёгтя». Авторитетом стационара стали пользоваться в основном те, кто по своему служебному положению имел возможность извлечь из этого кое-какую выгоду. Как нельзя более достоверно оправдывалась поговорка: «Один с сошкой, а семеро с ложкой». Обкрадывали Алексея откровенно и бессовестно. Подтверждение этому Софья Сергеевна получила из достоверного источника - под большим секретом распечатку доходов Алексея ей предоставила одна из работников бухгалтерии. Благодарные же пациенты по - своему выражали признательность доктору за полученное избавление от недугов, «презентуя» ему традиционные российские подношения.
Но вот опять начались какие - то новые движения в жизни страны и в медицине, в частности: в больницах и поликлиниках с дверей кабинетов исчезли таблички с переводами на русский язык названий предназначения этих кабинетов, многие «аборигены» вдруг перестали понимать объяснения русских врачей, и на некоторое время почувствовалось состояние тревожного ожидания; опять началась перестройка – перекройка. Стационар закрыли. Алексей стал метаться с одного места работы на другое. Из российских новостей мы узнаём какие замечательные преобразования происходят в российской медицине, какие льготы предоставляются медицинским работникам, особенно в сельской местности. И мы, в который раз уже, вроде бы не раз наступавшие на грабли СМИ и имевшие весьма печальные последствия после общения с ними, снова «повелись» и отправили своего сына искать счастья на этническую родину. И так же, как у нас бывало в молодости, в течение многих лет, «постоянно улучшающейся жизни» в стране, он долго не имел ни постоянной работы, ни пристанища.
Жизненные обстоятельства, по большей части в силу нелепо состряпанных законов, вполне могут подтолкнуть человека к безрассудным поступкам и даже к трагическому исходу, о чём нередко мы теперь слышим. Как отзовётся на душевном состоянии человека, без того уже замордованного жизненными передрягами, череда очередных травмирующих событий? Находясь дома в очередном отпуске, Алексей, озабоченный резко ухудшившимся здоровьем матери, вынужден был задержаться, чтобы понаблюдать за ней и помочь по возможности. По существующему положению он мог бы пять суток прожить в городе без регистрации и побыть у постели больной матери, но у властей предержащих иное толкование данного положения: за опоздание пересечения российско – казахстанской границы на трое суток, его задержали, и отправили назад в Уральск за продлением пребывания. В результате он опоздал на работу и прибавил переживаний умирающей матери. Поскольку Алексей уплатил немалый штраф и отсидел сутки в «кутузке» на границе, он получил устное заверение, что с инцидентом покончено, и мы, наивные, успокоились. Но после пережитого потрясения Софье Сергеевне совсем стало плохо, и мы позвонили Алексею, чтобы он взял кратковременный отпуск за свой счёт и приехал проститься с матерью. Алексей тут же собрался и выехал, но на границе его задержали. Оказалось, что по решению суда ему запрещён въезд в Уральск на пять лет. Проведя целые сутки на границе, он вернулся назад.
Мы срочно подали апелляцию на такое решение суда в областную прокуратуру. По иронии судьбы повестку в суд на разбирательство данного дела мне принесли как раз в день смерти Софьи Сергеевны. В решении, которое я получил через несколько дней, сыну «милостиво» разрешили посещать Уральск после того, как он (ещё раз!) уплатит штраф в пятьдесят четыре тысячи тенге. Мы отказались обогащать эту ненасытную компанию, одарив её такой суммой, вырванной из не Бог весть какого «крупного» бюджета сельского врача. Пятилетний срок одиночества, невозможность общения с родными и близкими, проживающими в Казахстане, неизбежные в подобных условиях стрессы и депрессия продолжили своё разрушительное воздействие, как на его душевное состояние, так и на общее состояние здоровья в целом. Алексей обиделся на весь мир, потерял всякую веру в справедливость. Он признавал сложившиеся обстоятельства, как неизбежность; он отказался от попыток изменить ситуацию - после двух неудачных попыток он не пытается больше создавать семью.
Мне было больно отвечать на вопросы бывших его пациентов, как успехи у Алексея Ивановича. А высказываемые ими предположения о том, что он уже давно, наверное, профессор («ведь он у вас такой умница!») ранили меня в самое больное место и представлялись мне в моём расстроенном воображении насмешкой или ещё, хуже того, издёвкой. Но, слава Богу, теперь у него прекрасная, хотя и сложная работа в условиях сурового севера, и заслуженные почёт и уважение среди его теперешних «сослуживцев» и руководства. Но с его способностями, я полагаю, можно было рассчитывать и на гораздо большее. Но это, видимо, не про нас.