Новость о крушении самолёта над глухими лесами целых три недели не сходила с первых полос газет, мелькала в лентах новостей в Сети, сопровождаемая километрами комментариев и фотографиями свечек в траурных рамках. Всем было ясно: после этой аварии не мог выжить никто…
Их почти не искали. А между тем оба брата (старшему на момент аварии было 9 лет, а младшему 5) остались живы и невредимы. Таких случаев приходится один на тысячу, их считают неправдоподобными… Суровый осенний бор принял их в свои объятья.
Очевидно, братья родились под счастливой звездой. Они обнаружили покинутую охотничью избушку и пересидели в ней зиму, потом другую, третью… между собой они никогда не говорили ни о крушении, ни о своей прошлой, городской жизни. Старший, судя по всему, должен был до катастрофы пару раз сходить в походы и познакомиться с некоторым количеством фильмов и книг приключенческого жанра – и, благодаря природной смекалке, применить почерпнутые оттуда знания на практике. А может, ему помогли исключительно находчивость и интуиция. Как бы то ни было, братья не замёрзли насмерть, не утонули в болоте, не отравились ядовитыми грибами и не попали в лапы к хищникам. Когда местные охотники решили в кои-то веки заглянуть в эту избушку, они не сразу поверили своим глазам.
Весть о том, что мальчики, которых ещё пять лет назад зачислили в ряды погибших, вдруг отыскались, стала настоящей сенсацией. О ней говорили и писали даже больше, чем о давешнем крушении – потому что сейчас новость была радостная, а радостные неожиданности такого масштаба случаются реже, чем катастрофы.
Пока телезрители и читатели восторженно ахали, героев новостей везли в столицу…
Ребята не утратили дар речи за время дикой жизни – но общаться с ними было крайне непросто. Собеседнику была непонятна добрая половина слов, которые они произносили.
В начале своего первого года в лесу они обнаружили, что не знают, как называть предметы вокруг себя. Деревья, травы, птицы, жуки – всё это было перед ними ежеминутно, но не сообщало своих имён. Даже если раньше кто-нибудь из братьев слышал слова «багульник», «ольха», «рогоз», вряд ли он сумел бы соединить эти звукосочетания с живыми ветвями и стеблями. Лес был как «слепая» географическая карта – и чтоб этой картой наконец стало можно пользоваться, пришлось самим выдумывать слова.
Мелколистное деревце, увешанное лёгкими ажурными шишечками, стало на языке братьев «кудренью»; водное растение, чьи глянцевитые листья покрывали поверхность близлежащего бочажка – «зеленяжкой». Лохматый толстозадый зверь, пугавший младшего своим пыхтением в темноте, получил прозвище «нюхач». Озерцо с тёмной водой стало носить почётное имя «Черноглаза», а овраг, куда младший по недомыслию закинул найденную в домике алюминиевую кружку, так и стал называться – «Кружка».
Обычно детям несложно усваивать новые слова. И может быть, этот причудливый язык двоих человек так и канул бы в Лету, если б не одно любопытное обстоятельство.
Дело в том, что старший успел до тех событий заучить некоторое количество рифмованных четверостиший, которые педагоги считают интересными для детей младшего школьного возраста. И в лесу он начал сочинять свои стихи. Иные строки оказались нацарапаны на стенах избушки неумелым детским почерком, но большинство из них братья держали в памяти.
Когда ты пойдёшь в забросень
синявки искать под корягой,
помни: ползук и бесхвостень
всегда где-то рядом.
Загадочные «синявки» в этом четверостишии означали всего-навсего голубику, а сам стишок был своеобразной памяткой тому, кто не хотел столкнуться со змеями и хищниками.
Ещё одна стихотворная «инструкция» звучала так:
Синявки – на Хрючьей горке,
у Кружки – красные ветки.
В болотине – листожорки,
в темнятине – желтосветки.
Но отнюдь не все стихи мальчика носили сугубо вспомогательный, мнемотический характер. Он зарифмовывал свои впечатления от явлений величественной северной природы:
Стою на пороге, гляжу я вдаль:
из-за деревьев ползёт черналь.
Бежит светожор и несёт сметаль.
Не будет теплянки нам. Вот печаль!
Собственно говоря, эти четыре строчки означали, что наползают тучи, небо становится пасмурным, погода портится, поэтому за хворостом сейчас идти нельзя.
Иногда стихотворения были длиннее четырёх строк:
На небе сплошная каша.
На земле – в общем, тоже каша.
Прямо над крышей нашей
снеговейка крыльями машет.
Слышишь снаружи шум?
Слышишь ужасный вой?
Это ночной кабум
пинает дверцу ногой.
Крылольдинки сидят в окне
и моргают глазами огней.
Ну-ка, прижмись ко мне:
так нам будет теплей.
Психотерапевт, работавший со старшим, тщательно записывал все припомненные мальчиком стихи. Но с таким же успехом он мог бы записывать всё, что тот говорит: такому словотворчеству позавидовали бы любые адепты Хлебникова и Кручёных.
Мальчика, которому в ту пору должно было исполниться 14 лет, он покуда поселил у себя: родственники до сих пор не отыскались, а современные детские учреждения психотерапевт считал совсем неподходящим местом для ребёнка с таким из ряда вон выходящим жизненным опытом.
Стихов – и старых, припомненных, и вновь сочинённых – постепенно накопилась целая тетрадка. Не в силах таить от окружающих такое сокровище, психотерапевт однажды показал её своему коллеге. У того был приятель – редактор литературного журнала, и несколько стихотворений попало в печать.
Конечно, подборка стихотворений в толстом журнале – это не то же, что сенсация в СМИ, но в кругах, неравнодушных к поэзии, очень скоро заговорили о юном даровании. Следующая публикация была снабжена краткой биографией необычного поэта. Затем эту публикацию перепечатало несколько крупных сайтов, потом инициативу подхватили телевидение и радио – и вскоре имя мальчика и его самобытные стихи уже были у всех на слуху. И его поэзия, и его судьба стали предметами непрекращающихся дискуссий…
А сам четырнадцатилетний поэт чаще всего просто сидел у окна и смотрел на деревья во дворе. Его адаптация проходила без особых успехов. Пять лет назад ему пришлось напрячь все душевные силы, чтоб научиться не бояться леса, - а чтоб вновь научиться не бояться города, сил требовалось гораздо, гораздо больше…
Когда психотерапевт у себя в кабинете проверял почту перед уходом домой, тяжёлая дверь почти без скрипа открылась. Он поднял глаза на нежданного посетителя: кажется, он видел это лицо на каком-то литературном вечере, а может, на пресс-конференции. Но он мог и ошибаться, и вошедший на самом деле мог быть совсем не знаком ему.
А посетитель назвал незапоминающееся имя и пояснил: «Я по поводу Вашего подопечного. Мне, в некотором роде, небезразлична его судьба».
- Вы родственник! – обрадовался психотерапевт. – В таком случае, очень рад, мы уже отчаялись ждать.
- Я прихожусь ему роднёй не больше, чем Вы, - надменно отвечал посетитель. Ему придвинули офисный стул с шершавой матерчатой спинкой, но он так и не захотел садиться. – Но я умею сопоставлять и анализировать факты. А факты у нас весьма печальные…
- Отчего же печальные? – удивился психотерапевт. – Парень сколько угодно раз мог погибнуть, но он остался жив, вернулся в родной город. Ему обеспечили надлежащий комфорт. У него есть простор для самовыражения, для творчества. Вот эти его стихи…
- Вот о стихах как раз отдельный разговор, - посетитель стал похож на охотничью собаку, взявшую след. – Мы-то с вами думаем: ишь, какой парень везучий, только из леса, а ему уже и слава, и почёт, и публикации в солидном издании…
- Я отнюдь не считаю, что он везучий, - корректно начал опровержение психотерапевт. – Все эти потрясения, пережитые им в детстве…
Собеседник перебил:
- Потрясения были в прошлом, а сейчас публика видит только то, что он известный. А вы у него самого хоть раз поинтересовались: нужна ему эта известность? Слава нужна? Вы восхищаетесь: Ах, ах, слова, мол, необычные, - а правда-то в том, что парень по-другому просто разговаривать не умеет! А вы его учите этому – по-нормальному-то разговаривать? Учите? – Не учите! Потому что вам выгоднее, чтоб он ещё чего-нибудь наболтал на этом своём самопридуманном языке, а вы это тотчас – в журнал, и вам от этого профит! Ну, какие у вас там гонорары и кто их на самом деле получает, я не знаю, да и не приучен к такой некультурности как лезть в чужие денежные дела – но слава-то – это тоже профит. Про парня напишут, а у вас сразу нос до потолка: «А это мы его открыли!»
Психотерапевт решил всё-таки велеть убраться вон говорливому хаму. Но тот не реагировал ни на сдержанные замечания, ни на гневные окрики.
- А у него ведь, между прочим, брат был! – горлопанил визитёр. – Вы хоть удосужились разузнать, куда брата дели? А может, им сюда вообще не хотелось, а было удобнее и дальше жить в лесу. Но вы ведь не потрудились узнать, как ИМ удобнее… Потому что вы вечно хотите, чтобы всё было так, как удобнее ВАМ! И всё ваше так называемое участие, помощь там – это на самом деле всего лишь плохо замаскированное стремление устроить всё так, как удобно именно ВАМ!
Психотерапевт не любил рукоприкладства, но сейчас он просто взял и вытолкал докучливого обличителя за дверь. Затем он извлёк из ящика стола влажную салфетку и тщательно вытер руки. В коридоре ещё некоторое время слышались шаги и выкрики, затем настала тишина.
Психотерапевт подошёл к окну. За стеклом стремительно сгущалась какая-то лиловость. Кудрени и полосарки у стены начинали дробно приплясывать. Мимо подоконника пронеслась стая пискунчиков, спасающихся от ветра. Надвигалась черналь, веткотрёп, перевала, сметаль, кабум!
В ярко освещённой квартире одинокий мальчик радовался и грустил. Радовался – потому что нашёл в дальнем углу шкафа энциклопедию «Жизнь растений» с хорошими иллюстрациями и теперь наконец-то сможет наглядно объяснить отзывчивому, но не очень понятливому очкарику, как питаться летом в лесу. Грустил, потому что днём увидел: соседи выкинули кучу досок и палок, которые вполне сгодились бы на дрова, ведь зима обещает быть холодной…
7 октября 2015, Коупавог