Пока мой мозг и сердце будут жить,
Пока самих их не коснётся тленье,
Я буду память о тебе хранить,
И не сотрётся образ твой забвеньем.
(У. Шекспир)
Незадолго до моего ухода на пенсию тяжело заболела моя жена - мой любимый, надёжный и верный товарищ. Сколько невероятно трудных, сложных и тяжёлых моментов мы пережили. Каких только вывертов не совершал я, озлобленный на всё и вся, не находивший выхода из сложившейся ситуации - всегда я находил у неё понимание и моральную поддержку. Всякое случалось в нашей жизни. Были ссоры и раздоры, но ничего похожего на то, что сейчас приходится наблюдать с экрана телевизора даже в жизни известных и уважаемых людей, мы себе не позволяли. У нас никогда не возникало разговора о разводе при любом накале страстей. Всегда мы находили возможность взаимных уступок и всегда наши ссоры заканчивались скорым миром к обоюдному удовольствию.
Софьюшка моя, Санта – Нина, была сильным человеком. Почти десять лет боролась она с постигшим её недугом, но ни минуты до самой своей кончины не сидела без работы. Прожила она 76 лет и 8 месяцев, а вместе мы прожили 58 лет и 7,5 месяцев. За время жизни в Уральске Софья, несмотря на своё в общем весьма скромное положение в обществе, была известным человеком, имела много друзей, «полезных» знакомых, и пользовалась немалым авторитетом. Некоторые молодые мамы в её честь давали имена своим новорожденным дочерям. Самая старшая «тёзка» теперь, поди, уже мама, проживает в Подмосковье. А самая младшая с мамой живут в Уральске и до сих пор поддерживают со мной связь по интернету.
Как верна и надёжна была Софья в дружбе, так тверда, неприступна и бескомпромиссна в неприязни. Причём переход из одного состояния в другое происходило часто внезапно, неожиданно. Будучи женщиной предприимчивой, решительной и властной, по всем признакам своего характера она была лидер, и не терпела никакого главенства над собой. Не окажись на её жизненном пути таких непреодолимых для неё препятствий, как преследование её отца определёнными органами и раннее замужество по этой причине, она могла бы очень многого достичь в своей жизни.
В невероятно трудных условиях началась наша жизнь в Уральске: одновременно мы работали, учились, кормили, одевали и воспитывали двух ещё достаточно малолетних детей. Соня никак ни в чём не хотела от меня отставать. Здесь она, наконец, окончила среднюю (вечернюю) школу. Только я окончил музыкальное училище, Соня поступила в сельскохозяйственный институт, только что открывшийся в Уральске, на зооветеринарный факультет. К сожалению, данный факультет, видимо из-за недостаточного обеспечения материальной базы, был вскоре закрыт, и студенты его все были переведены на факультет зоотехнический. Проучившись успешно, начиная со второго курса заочно, и, не разглядев в будущем надёжных перспектив, государственные экзамены за полный курс института сдавать она не стала.
Я через некоторое время поступил на заочное отделение педагогического института. Снова стоит только пожалеть, что этот промежуток нашей жизни не был никак «задокументирован». При всём напряжении своих мозговых усилий не могу вспомнить, как мы распоряжались своим временем, как жили наши дети, как кормились, как делали уроки и как проводили свободное время. Правда, иногда на помощь нам приходила незабвенная наша благодетельница, Антонина Александровна Бубликова.
Кроме того Соня сумела установить надёжные контакты с людьми очень необходимых для бытовых нужд предприятий. Так, например, она бесплатно стирала бельё и чистила одежду в прачечной и химчистке фабрики бытовых услуг. Там же за просто «спасибо» ей могли сделать и небольшой ремонт одежды при добром содействии Лидии Яковлевны, работницы этого, такого нужного, предприятия. (Фамилии, к сожалению, не помню, да продлит Господь дни её).
После моего вступления в КПСС, Соня немедленно решила так же стать коммунисткой, тем самым она, заглядывая вперёд, наивно рассчитывала на получение в будущем некоторых «преференций». А ведь мудрые люди прошлого (Александр Поп, а за ним позже и Джонатан Свифт) почти слово в слово писали: «Партия - это безумие многих ради выгоды единиц». Это теперь почти во всех государствах несколько партий соревнуются между собой в поисках наилучшего способа повышения качества собственной жизни за счёт всех остальных. В наше время в нашей стране партия была одна и её члены, естественно далеко не все, могли надеяться на отдельные, хотя и незначительные, но всё-таки преимущества перед «рядовыми» гражданами. Особенно это проявлялось при кадровых назначениях. Так, например, коммунист, попавший в «обойму» руководящих, мог оставаться в ней до выхода на пенсию и, только совершив что-нибудь «из ряда вон», мог лишиться нагретого места. Незначительные служебные, или какие иные «промахи», «наказывались» пересаживанием оного из одного кресла в другое, порою даже ничем не хуже прежнего.
Софья Сергеевна за время нашей жизни в Уральске успела поработать на многих предприятиях и учреждениях города. Вначале это была воинская часть связистов. Затем местное отделение железной дороги. С одной стороны это было удобно тем, что место работы было недалеко от дома. Но с другой - во время ночной смены, иногда где-нибудь часа в два или три ночи, ей приходилось нести по тёмному двору нужные документы из одного здания в другое. Конечно, в те времена это было не так опасно, как теперь, однако всё же определённый риск был, и ей пришлось уволиться.
Нет в юриспруденции ничего более циничного,
нежели упование на честные намерения
и добрую волю юристов, участвующих в деле.
(Из законов Мерфи)
Затем была валяльно-войлочная фабрика, где Соня поработала инженером по технике безопасности. Здесь она нечаянным образом оказалась помехой группе ловкачей, промышлявших нечистоплотными комбинациями в попытках незаконного материального обогащения. Вдохновителем и организатором «акции» устранения появившейся помехи в хорошо отлаженном управлении скрытым оборотом материальных средств, выступил некий товарищ N (из-за давности происходившего, не стану называть его фамилию ввиду возможной ошибки). Начались планомерные попытки выживания её из коллектива, для чего стали изобретаться всевозможные способы дискредитации неудобного работника. Подброшенные в её кабинет мешки с шерстью, как компромат, ожидаемого результата не дали. Доказать её возможные спекулятивные операции с шерстью, с целью получения материальной выгоды, не удались.
Следующий план был продуман и спланирован более умело и, я бы даже сказал, более профессионально. Будучи нештатным кассиром в профсоюзной организации фабрики, Софья занималась кругом вопросов, связанных с расходованием денежных средств кассы, находящихся в её распоряжении. И снова первый акт с попыткой приписать ей присвоение денег, предназначенных для оплаты подписки на газеты и журналы, провалился.
Второй акт, не в пример первому, оказался более успешным. На закупленный спортивный инвентарь Соня составила опись в соответствующем журнале и туда же вложила товарные чеки на него. К сожалению, я теперь не помню всех подробностей, только помню, что крепко спаянная общими целями, жаждущая скорого избавления от принципиального профсоюзного кассира, компания нашла способ с помощью некоторых соответствующих органов сделать попытку наказать «правдолюба», удержав с него кругленькую сумму, как бы растраченную им в целях собственного незаконного обогащения. Явно консультируемая кем-то компания не успокаивается: улучив подходящий момент, «поработав» с документами, «умыкнув» из Софьиного рабочего журнала товарные чеки, определила, что возможный предполагаемый «ущерб» может составить около 900 рублей - сумма очень даже немалая по тем временам, и этот многообещающий тактический ход вдохновил группу недоброжелателей на более энергичные меры. И, как мне кажется, все эти усилия были направлены не столько на это, сколько на то, - и это, пожалуй, главное, - чтобы очернить Софью, «поставить на место», удалить её на безопасное расстояние, откуда она не сможет влиять на сложившуюся на фабрике обстановку. Воспользоваться истцами «возвращённым ущербом» по решению суда я, по неведению, не видел реальной возможности.
Начались всевозможные проверки. Первой проверяющей была Лариса Алексеевна Савельева. Проверка показала: документация в порядке, ущерб не выявлен. Вороватая «коалиция» не могла смириться с поражением, она никак не хотела терпеть в своих рядах принципиальную «отщепенку». Маховик «укрощения строптивой» уверенно набирал обороты, вовлекая в свою орбиту всё новые силы. К травле подключились партийные органы. Как же без них? Ведь гр-ка Крутикова – коммунист. Партия строго следила за чистотой своих рядов. Вызванная в горком партии на «проработку» Соня, не совладав с собою от возмущения, бросила свой партийный билет, чуть ли не в лицо тогдашнему секретарю горкома Костареву. Может быть, Соня и приукрасила несколько свой «подвиг», тем не менее, повела она себя на этом партийном суде «не по-коммунистически». Такое «кощунство», такое «святотатство» ей уже никак простить не могли. Особенно «свирепствовала» убеждённая коммунистка с такой оригинальной фамилией - Бабка - Малая. Из рядов славной КПСС гражданка Крутикова Софья Сергеевна была исключена немедленно и дело о расходовании денег профсоюзной кассы не по назначению было передано в суд.
Теперь уже прокуратура назначила полновесное досудебное расследование. Выполнявшая проверку областная судебно-бухгалтерская экспертиза сделала официальное заключение: "ущерба не выявлено". Я не был уверен, что когда-нибудь получу возможность написать об этом, чтобы наши потомки получили представление о тех порядках, которые существовали в СССР во времена конца семидесятых годов двадцатого столетия. Мне под честное слово позволили переписать текст заключения полностью с условием, что я не воспользуюсь им во вред благородным женщинам-экспертам. Я знал, чем это им грозит, и сумел их убедить довериться моей порядочности.
И надо же было Соне, не прислушаться к советам опытных людей, того же Василия Яковлевича Ахматова, не платить ни копейки: она-таки внесла 250 рублей, испугавшись передачи дела в суд. «Коготок увяз, всей птичке пропасть». Дело разбирала судья Донскова и её приговор: «возместить ущерб» (!) вынесен на основании её «личного убеждения» (?), как раз исходя из того, видимо, что Софья, внеся эту сумму, как бы уже признала свою виновность. Я долго хранил в своём архиве все документы по этому делу, втайне мечтая о том времени, (а оно обязательно должно было наступить), когда у меня появится возможность смелее посмотреть в глаза вершителям закона, нашим обидчикам, и в лицо высказать им всё, что я о них думаю. И вот теперь такая возможность появилась, но… «иных уж нет, а те далече», и я, не дождавшись конца слишком затянувшегося беспредела, исключавшим всякие надежды на возможность исполнения задуманного, всё уничтожил,
Обращение моё к знакомым юристам, даже в ранге прокуроров, были безуспешны – выше всех законов были решения партийных органов. И я, как секретарь своей партийной организации, будучи тоже как бы «из их стаи», стал обивать пороги горкома с просьбой разобраться «по существу». Дело было настолько очевидное, простое, что даже не юристу разобраться в нём не составляло ни малейшего труда. Во многих брошюрах, в журнале «Огонёк» были очень понятно, доходчиво даны учёными юристами разъяснения подобных обстоятельств. В горкоме я обратился к человеку, который был то ли куратором нашей партийной организации, то ли «смотрящим». Он очень неодобрительно отнёсся к моей просьбе, грубо обвиняя мою жену по всем позициям, даже не сделав ни малейшей попытки вникнуть в существо вопроса. Он фанатично верил в непогрешимость решений партии, так формулировались тогда все обстоятельства, не укладывавшиеся в обычный порядок объяснений, требующих непременной доказательной базы. Не запомнил я фамилии этого борца без страха и упрёка за идеалы коммунистической партии. По моему разумению ушёл он от суда мирского, но не ушёл от божьего суда. Дело дошло до верёвки (Ad restim res rediit). Не смог он перенести крушения этих идеалов: узнав о лишении КПСС её главенствующих позиций, повесился. Видимо немало он нагрешил за период пребывания в первых рядах строителей коммунизма. Задолго до этого, и по неизвестным причинам, таким же способом ушла из жизни и, уехавшая в Краснодар, первая проверяющая, бухгалтер Лариса Алексеевна.
Мы, твёрдо уверенные в своей невиновности, продолжаем упорно бороться за торжество справедливости. Денег мы больше не платим. Дело попадает на следующее рассмотрение другому судье. Этот человек, так же без страха и упрёка, но только который уже стоит на страже закона, скрупулёзно защищая строгое соблюдение каждой его буквы. Его решение положило конец всяким попыткам преследования «подозреваемой». Похоже недёшево обошлось ему принципиальное, неподкупное служение Фемиде. (Самостоятельности не прощала людям всем руководящая КПСС, независимости, тем более). Он, по всей видимости, потерял своё место, причём намного раньше, чем потеряла своё влияние в стране ранее всесильная коммунистическая партия. В один не очень холодный зимний день встретил я его небритым, с потухшим взглядом, вяло бредущим по улице без шапки, в расстёгнутом потрёпанном пальтишке, в ботинках без шнурков на босу ногу. Что случилось со столь достойным человеком, стоило только догадываться.
Заметное укрепление «экономической безопасности» нашей семьи началось с устройства Софьи Сергеевны в мастерскую КазТоргМонтаж. У неё в подчинении оказались мастера по ремонту различных типов лифтов, подъёмников и холодильных установок и, таким образом, появилась «деловая» (очень полезная) производственная связь с магазинами. Организовал ей это выгодное место некий, далеко не последний человек в торговой «иерархии» города, чья дочка была ученицей нашей музыкальной школы в мою бытность заместителем директора.
С работой Софьи на этом предприятии связан один очень забавный случай. В морге областной больницы вышли из строя холодильные установки и оттуда в мастерскую обратились с просьбой прислать мастера. Софья Сергеевна отправила туда мастера Люкшина (?). Прибыв на место, мастер, держа сумку с инструментами в руке, стал осматриваться, выискивая место, откуда он будет приступать к работе, когда вдруг откуда-то, как бы издалека, среди «мёртвой» тишины донеслось что-то вроде тихого дрожащего завывания с мелкой зубовной «дробью». Импульсивно наш «Хома» бросает свой встревоженный взгляд в ту сторону, откуда доносились эти, холодящие кровь звуки, и видит сидящую в углу согбенную фигуру голого мужчины, который «посинел и весь дрожал». Мастер, чтобы избежать неожиданной и крайне нежелательной встречи с «живым трупом», стремительно, насколько это было возможно, выскочил из морга, прибежал в мастерскую и слёзно взмолился: «Софья Сергеевна, не посылайте меня туда больше, ради Бога!».
Выйдя на пенсию, дорогая моя Софья Сергеевна (царство небесное) ещё некоторое время поработала в «сфере бытовых услуг» и только серьёзное заболевание заставило её оставить работу. Она не имела медицинского образования, о котором мечтала всю свою жизнь и, тем не менее, медицина стала её пожизненной спутницей. Оставшись с малых лет без матери и, не ощущая материнской заботы со стороны мачехи, она всё возможное время находилась рядом с отцом, высокопрофессиональным хирургом, и, если можно так сказать, выросла в больнице среди врачей и больных, и многое из медицины познала на практике. Она не была профессионалом в полном смысле этого слова, но и не была «стерильным» дилетантом. В течение всей своей сознательной жизни она оказывала посильную медицинскую помощь всем, кто к ней обращался. Её «знахарские» успехи были столь впечатляющими, что слава об этом вышла далеко за пределы нашего города, и посему за советом к ней обращались не только местные болящие, но и приезжавшие из соседних посёлков и городов. Был даже один «пациент» из Эстонии, правда, бывший житель нашего города.
Среди «страждущих» бывали «новые русские» и «новые казахи», представители руководящих и даже бывших партийных органов, которые, отказавшись от партийных билетов, оказались чудесным образом в ещё более выгодном положении. Это позволило нам без особых проблем пережить «смутное время» 90-х годов. За 49 лет, прожитых в Уральске в условиях мыслимых и немыслимых недостатков во всём, нам, наконец-то, удалось более чем успешно подготовиться к встрече нового 1999-го года. В нашем сарайчике в цинковом бачке и бачке старой стиральной машинки было заморожено понемногу говяжьего и свиного мяса, небольшой гусь, утка и курица; и картошки в подвал я засыпал достаточно, – так что «продуктовая безопасность» на зимний период, по крайней мере, для нас двоих с женой практически была решена - детки наши от нас были уже далеко.
И вот в ночь с 19-го на 20-е января нового года произошло два памятных события: моему соседу сверху дочка в день его рождения подарила чудесную внучку, а на нашем сарайчике с подвалом были взломаны все запоры. Это было время массовых набегов на сараи, подвалы и другие места хранения продуктов. Воры так спешили и так боялись быть застигнутыми на месте преступления, что больше насмешили нас, чем расстроили. Конечно, жаль было только испорченных неплохих, в общем-то, запоров - немало надо было над ними потрудиться. Воры вытащили из подвала всю картошку, заготовленную нами на зиму. А у меня на этот раз что-то не получилось с утеплением подвала - картошка настолько промёрзла, что уже не годилась к употреблению, и я, таким образом, этими ночными ворами был благополучно избавлен от необходимости самому в одиночку несколько раз спуститься в подвал, чтобы извлечь всю мёрзлую картошку, и потом ещё найти место, куда можно было бы её переносить и высыпать. А вот в «мясной отдел» воры заглянуть не догадались – или не хватило времени, или кто помешал, только вся мясная продукция осталась нетронутой.
Умерла Соня 24 августа 2009 года. Не удалось бабушке дожить до счастливого момента лицезрения в достаточной полноте результатов своей жизни. Не довелось ей увидеть своих внуков – бравых офицеров, закармливаемых ею в их детстве, проводивших его порой немалое время у нас в гостях пока их родители переезжали к новому месту службы нашего зятя, всякими вкусностями, изготовлением которых она была великой мастерицей; не порадовалась успехам внучки, внука и правнука, исполнивших её надежду видеть их вслед за сыновьями хорошими, успешными врачами, осуществившими по её желанию не сбывшуюся мечту всей своей жизни и её отца - продолжить династию «лекарей».