Сто двадцать шесть. Не считая тех, что на лестничных пролетах. Сто двадцать шесть окон. Сто двадцать шесть историй. Судеб. Это я, сидя у забрызганного каплями дождя стекла, разглядываю обитателей громоздкой девятиэтажки напротив. Мое окно как раз упирается в ее вылинявше-серый фасад стиля поздних девяностых. Сто двадцать шесть незнакомцев. Цифры я-то, конечно, округляю. Утрирую, так сказать, упрощаю картину. Может быть их девяносто три. А может быть и все сто восемьдесят четыре. В принципе, это не так уж и важно. Я все равно никогошеньки из них не знаю. И даже не стремлюсь узнать.
Когда мне было восемь, я знала всех в округе. В радиусе двух километров от нашего, обложенного белым кирпичом, саманного дома. Я знала, кто из соседей печет самые вкусные пироги, знала, у кого в саду раньше всех зреют вишни – мясистая сочная шпанка, у кого во дворе злая «кусучая» собака и сколько дает молока та рыжая корова с белым пятном на лбу. Когда мне было восемь, я жила в маленьком, ничем не примечательном селе, почти незаметном среди квадратов спеющих хлебов, разрезанных зелеными ножницами лесополос. Когда мне было восемь, я жила в огромной стране под названием Советский Союз. И мне казалось, что так будет всегда.
Обитателей квартиры 79А я никогда не встречала. Слышала иногда шаркающие усталые шаги в коридоре, слышала, как хлопает железным лязгом входная дверь, да еще порой через картонные стены нашей общаги доносился невнятный гомон скучных телевизионных передач. Ну и гул поломанного кондиционера. Не знаю уж, чего там с ним приключилось, но гудел он изрядно!
А потом пришел день, когда мы все остались дома. Военный вертолет, взбивая воздух неразличимыми в полете лопастями, низко летел, почти задевая днищем кабины антенны соседней девятиэтажки. Той самой. Ну, вы поняли. Белая патрульная машина, медленно плетущаяся по дороге, металлическим голосом громкоговорителя призывала нас сохранять спокойствие и соблюдать вынужденные ограничительные меры режима самоизоляции. Ребята в черном выписывали протокол вопящей дамочке в изрядном подпитии. «Видала я ваш режим, так его и эдак! И вас я видала! И коронавирус ваш! Итит-разъетит!»
И вот, немного оглушенная неожиданно свалившейся реальностью, где-то на задворках сознания остатками оторопелых чувств я услышала… «Больно мне, больно! Не унять эту злую боль!» Это просто мои соседи из квартиры 79А во всю дурь своего запыленного музыкального центра влупили mp3-диск Вадима Казаченко. Золотые хиты. Лучшее. Вадима, блин, Казаченко! Вы еще помните, кто это? Мне вот пришлось вспомнить! Когда мне было восемь лет, он так же заунывно стенал с экрана нашего черно-белого Рекорда. Не, ну я все понимаю! Пьяные крики развращенного карантинным бездельем трудового пролетариата. Несветские беседы завсегдатаев спорт-бара с разбитыми носами и налитыми кровью глазами, видимо от долгого лицезрения мерцающих экранов с бесконечными футбольными пасами, подкрепляемыми победными криками сине-белых трибун и свистками насупленных судей. Уже порядком примылившиеся RSAC из окон визжащих шинами заниженных черных приор… Но Вадим Казаченко! Золотые хиты! Все, блин, долгое дождливое карантинное утро!
Это было бессознательно. Честно! Я не вынашивала коварных планов Барбароссы. Я не пыталась найти наемного убийцу. Я даже не подсыпала яда соседской кошке. Я просто щелкнула плеер ВК. На сборнике классической музыки. И крутанула погромче. Вагнер, Шопен, 9-я симфония Баха… Я кожей чувствовала, как звуковые волны, вибрируя и щекоча мои барабанные перепонки, вступают в непримиримый бой с соседским колонками пыльного музыкального центра. Хотя…, может, и не пыльного.
Пять минут! Десять! Пятнадцать! И вот оно! Аллилуйя! Вадим Казаченко смолк на полуслове, не дотянув финальной ноты. Я ликовала! Правда, недолго. На вторую неделю нашего музыкального противостояния в дверь резко постучали. А у меня, если что, звонок работает. Приятненькая такая трель. Так нет же ж, им надо было колотить! В общем, я сразу поняла, что разговор будет серьезным. С наимилейшей улыбкой я плавно отворила дверь. На меня с яростным взглядом смотрела уставшая, заплывшая килограммами нереализованных надежд, дамочка за сорок. В ношенном шелковом халатике с запахом – свидетелем ушедшей молодости и в идеальном, а потому так нелепо выглядевшем на фоне окружающей его запустелости, ярком маникюре.
«Участковый!» - начала было моя гостья. А была это, как вы поняли, именно она – та самая соседка из номера 79А.
Я не дала ей договорить.
- Вы уж меня простите! Прекрасно вас понимаю! Я и сама к вам собиралась, да все никак решиться не могла. Тут, понимаете, такое дело…
Я врала. Не краснея. Слова лились сами. С подернутыми поволокой слез глазами, я поведала ей, как меня раздобревшую и подурневшую за девять лет счастливого брака, бросил любимый супруг. Что, кстати, истинная правда! Как я почти год заедала свою боль от утраты, и мало-помалу разбавляла небогатый гардероб вещичками размера от сорок восьмого до пятьдесят четвертого. Не переставая, естественно, ни на минуту мечтать об идеальной версии самой себя. Как я воодушевленно и упрямо садилась на очередную многообещающую диету. И как я раз за разом благополучно срывалась. Пока в один судьбоносный день не наткнулась наконец на нее. Чудодейственную методику похудения без диет и спортивных перегрузок! Классическая музыка. Принимать по тридцать минут ежедневно до еды. Нет, говорю я соседке, ну скажите, вы когда-нибудь видели флейтистку с двойным подбородком или, скажем, скрипачку под центнер весом? Вот и я не видела. А все почему? Звуковая волна! И, вообще, все в нашем мире – это волны. Квантовая физика. Слыхали? Соседка слыхала. РенТВ она смотрела регулярно. Мне ли не знать. С нашими-то картонными стенами. Короче, это была моя минута славы! Я вдохновленно рассказывала об успехах. Как скинула «за здрасьте» двадцаточку, как повысила самооценку, как потянулись за стуком моих каблучков восхищенные мужские взоры. Как… Нет, конечно, по правде сказать, мужа я так и не вернула! Хотя он просил, приходил с конфетами и букетами тепличных роз. Но я не согласилась. Не смогла, знаете ли, простить предательства.
Говорила я долго, с периодическим всхлипом, пока в раздраженном и усталом взгляде соседки не блеснула давно не заглядывающая туда гостья. Надежда называется. И именно в этот момент я сделала ход конем.
- У меня для вас кое-что есть!
Эта заезженная фраза неудачников-коммивояжеров всегда работает на «Ура». Тут я такая, забравшись на стул, нырнула на верхнюю полку встроенного в прихожей высокого шкафа. Там у меня хранится всякая чушь, свидетели иных времен, фетиши прошлой жизни – лоскуты атласных отрезов, ленточки, заколочки со стразами, вышедшие из моды платки, кассеты и оторвавшиеся пуговицы в жестяной коробочке из-под китайского чая. Вот оттуда-то я и выудила почти новенький диск. Шедевров классической музыки. Купила однажды на распродаже. По десятке отдавали. Чего б не взять.
- Берите! Мне помогло и вам поможет!
Она озадаченно улыбнулась и, пробормотав невнятное «спасибо», на ходу засовывая презент в карман поношенного шелкового халатика, зашаркала к своей двери.
Следующее утро встретило меня «Деревенским танцем». Третьей частью из концерта «Весна» цикла «Времена года». Вадим Казаченко ургюмо курил в сторонке. Я улыбнулась, повернулась на другой бок, подоткнув поудобнее подушку, и засопела дальше.