Вторая бутылка была лишней.
Чуть больше времени на сборы, чуть медленнее темп езды и, как результат, ночевать придется в Париже.
Вечер только начинался, но было ясно, что добраться до другого приличного места для ночлега за ближайшие пару часов не получится, так что придется остаться в городе.
Да, та бутылка определенно была лишней.
А если вспомнить, сколько таких лишних бутылок было с момента, когда он сошел с корабля в Кале…
Именно об этом думал Атос, стоя на Новом Мосту. Раздосадованный, он кусал губы и хмурил брови, но злиться можно было лишь на себя.
Сюда он пришел почти не заметив, как, и осознал это, лишь попав в тень от высокого цоколя. Там, вверху, Анри IV все так же спокойно и важно направлялся в будущее, не двигаясь с места, а внизу, стоя в тени, граф де Ла Фер решал, как лучше поступить.
Совсем как тогда, в далекой юности, когда он был лишь шевалье, а потом – виконт. Сколько лет он жил тут, на площади Дофина и присутствие в двух шагах Анри IV тогда было таким привычным, словно король был его соседом. Бесчисленное количество раз шевалье ходил мимо, проезжал верхом, останавливался в раздумьях, привычно скользя взглядом по крупу коня и фигуре монарха.
Не удивительно, что его потянуло сюда. Привычка!
Пока он был занят мыслями, ноги машинально привели его на Новый Мост, место, где был его дом и где он бы остановился на ночь в былые времена.
Почему не Феру?
Потому что там жил мушкетер Атос, а он сейчас был графом де Ла Фер, нравится это ему или нет.
Он был бы рад почувствовать себя мушкетером, но друзей не было рядом, а его нынешние заботы были исключительно графскими, у мушкетера Атоса таких и быть не могло.
Глядя на Лувр, отлично видимый отсюда даже в легких сумерках, Атос просто физически чувствовал, как изменилось его положение. Мушкетер мог зайти в Лувр запросто, неважно твой караул или нет, в кордегардии тебя встретят неприличными шутками и похлопываниями по спине – как своего.
Граф может смотреть на мушкетеров сверху вниз, их положение несравнимо, но вот войти в королевский дворец почти как к себе домой графу не дано (если, конечно, речь не о сомнительном статусе фаворита).
Поэтому он и стоит сейчас тут, на Новом Мосту. Память и привычка, казалось, забытая, но мгновенно давшая о себе знать, стоило ему отпустить контроль.
Сзади раздалось покашливание, вернувшее графа к действительности. Он с досадой нахмурился: «Гримо бы давно сам все решил, что и как, а этот мнется, ждет распоряжений!»
- Ваше сиятельство, за нами, кажись, следят!
Графа покоробило это «кажись».
- Ты много разговариваешь.
- Прошу прощения, но судите сами! Вон та карета. Они за нами ехали еще как мы по набережной шли. Я сначала и внимания не обратил – ну едут, и едут! Надо людям. А потом мы на мост – они за нами. Как мы тут стали – и они остановились. Вон, поодаль, смотрите! И занавески шевелятся, будто наблюдает кто.
- Ты много разговариваешь!
- Ох!
Граф повернул голову и, в самом деле, на противоположной стороне дороги, у самых домов, скрытая их тенью, стояла карета. И занавески, действительно, колыхались.
- До нас тут никому нет дела.
Граф жестом приказал подвести коня, но слуга не понял, продолжая стоять, таращить глаза и держать за повод лошадей, терпеливо дожидавшихся решения хозяев.
- Коня! – раздраженно повторил граф. – Нам нужно в гостиницу, на ночь остаемся в Париже.
Они проехали с десяток шагов, когда таинственная карета медленно двинулась следом. На приличном расстоянии, но, несомненно, за ними.
- Ваше сиятельство! Видите? – испуганно зашептал Оливен. – Точно за нами! А Вы говорили, что до нас дела нет!
- Закрой рот!
Граф и сам пожалел о своей резкости, но бесконечное тарахтение слуги изрядно вымотало его за время путешествия.
- Помолчи, – уже мягче повторил он. – Я вижу.
Он сбавил скорость, пустив коня неспешным шагом, и карета тут же повторила его маневр. Граф остановился. Остановилась и карета. Он развернул коня и тут же из-за занавесок махнули платком. Граф, не веря, не двинулся с места. Занавески слегка колыхнулись, и знак повторили – уже с нетерпением.
- Вас зовут, точно! – не выдержал Оливен.
- Да замолчи, наконец!
Занавески раздвинулись, открыв шелковые внутренности кареты и женский силуэт.
Граф нахмурился – дама была в маске.
Видя, что мужчина никак не реагирует на ее знаки, дама щелкнула пальцами и горничная соскочила с запяток кареты и направилась к графу де Ла Фер.
- Сударь, моя госпожа просит Вашу милость… – девушка указала на карету. – Всего несколько слов!
Граф нехотя направил коня к карете. Оливен остался, где был – он не получил указаний.
- Вы всегда заставляете дам просить и ждать?
Дама говорила по-испански, с каким-то неуловимым акцентом и растягивая слова. Маска на ее лице была из черного бархата с густыми, черными же кружевами, закрывавшими рот и подбородок. Ее рука, державшая платок, лежала на рамке окошка.
Рука была очень красива.
Черный шелк обтягивал кисть, как вторая кожа. На безымянном пальце сверкал роскошный алмаз.
- Я прошу Вашей помощи.
- Мадам, мы незнакомы, и…
- Тем лучше. Вы поможете мне?
Граф невольно усмехнулся:
- Похоже, Вы не привыкли к отказам?
- Это не затруднит Вас, поверьте. Вы – приезжий, – она указала на дорожные баулы, притороченные к седлам, – я – тоже. Мы оба здесь ненадолго и никогда больше не встретимся. У Вас благородный вид, вы – дворянин. Я могу без опаски обратиться к Вам с просьбой?
Граф молча поклонился.
- Это не займет много времени. Мне нужен провожатый, и лучше – если мы будем незнакомы.
- Неизвестный, который ничего не поймет и для которого Ваши тайны останутся тайнами.
- Именно. Всего лишь сопроводить меня туда, куда я иду. Не дольше часа. Прошу Вас! Вы не можете сказать, что заняты!
Граф хмыкнул – дама была права, она видела его неспешную прогулку по Новому Мосту, так что отпираться было затруднительно.
- Это совсем рядом и, как я сказала, не займет много времени. Вы верхом или? – она указала на место рядом с собой.
- Верхом.
- Благодарю, что не отказали. Отправьте слугу в гостиницу, нам ни к чему лишние глаза и уши.
Граф избавился от Оливена и баулов, а, когда они вернулись на набережную с ювелирными лавками, дама так же освободилась от кареты и горничной.
К этому моменту граф уже не сомневался в том, что именно хотела дама: без свидетелей продать кое-какие драгоценности. А мужчина был ей нужен в качестве своеобразной охраны, как в самой лавке, так и для того, чтобы без проблем забрать немалую сумму денег.
По поведению дамы, ее манере выражаться и отменному качеству драгоценностей граф понял, что имеет дело с человеком своего круга. К чему такая таинственность тоже было ясно. Да дама и сама этого не скрывала.
- Мои траты не имеют отношения ни к мужу, ни к родным. Их это не касается. Это никого не касается – для чего и зачем.
- Как и то, откуда у Вас эти камни, – заметил граф.
Дама бросила на него быстрый взгляд:
- Вы догадливы. Вот видите, как хорошо, что мы незнакомы! Мало ли…
- А вот горничные бывают болтливы…
- Вы чертовски догадливы!
От ювелира они направились назад, на площадь Дофина, но шли между домами, закоулками, видимо, хорошо знакомыми даме. Хотя граф и сам мог похвастаться таким знанием: среди улочек, проулков и тупиков острова Ситэ он ориентировался, как в прежние времена. Впрочем, там не так много изменилось.
Благополучно сопроводив даму и мешок с деньгами до нужного дома, граф с удивлением понял, что дом ему тоже отлично знаком – это был их бывший дом. Тот, который купил его отец, вложив значительную сумму в запутанное дело ссуды на постройку Нового Моста.
- Вы живете здесь? – не удержался он от вопроса.
Дама с неудовольствием повела плечами:
- Я просила Вашего покровительства только потому, что мы незнакомы.
- Простите. Мне показалось, я знал прежних хозяев. Я, вероятно, ошибся.
- До меня тут было предостаточно хозяев.
Дама невольно усмехнулась:
- Вот я и проговорилась. Да, это мой дом. Теперь мой.
- Эти деньги… – понял граф.
Дама рассмеялась:
- Может, горничная была бы лучше! Она болтлива, но при этом – глупа. А Вы – слишком догадливы!
- Мы по-прежнему незнакомы, Вам нечего меня опасаться.
- Что ж, тогда, пожалуй, можете войти. Там никого нет. Пока нет. Я остановилась в другом месте, а об этом доме знаете только Вы. Странно, не правда ли?
- Вы сами так захотели.
- Да, – она задумчиво кивнула головой. – Я так захотела.
Они вошли в дом не через парадный вход, который вел на площадь и был виден со всех сторон, а с обратной стороны дома, через прекрасно известную графу маленькую дверцу, ключ от которой когда-то болтался на цепочке на поясе юного шевалье.
Так же, как он когда-то, неизвестная дама потянула за цепочку, доставая ключ, и, не снимая, отперла дверь, слегка наклонившись к замочной скважине.
- Идемте! В доме никого нет, даже слуг. Можно чувствовать себя совершенно свободно. Вы задержитесь? Я не хочу обедать одна. Поверьте, мой обед лучше, чем в гостинице, Вы только выиграете. Одна беда – он холодный. Я не умею растопить печь, чтобы подогреть.
- Я могу разжечь камин.
Дама тихо рассмеялась:
- Отлично! Я в Вас не ошиблась. Должна же я отплатить за Вашу любезность! Но Вы чем-то смущены? Успокойтесь, это действительно мой дом. Эти деньги – последний взнос, за ними завтра придут. Или мне показать Вам бумаги?
- Простите, сударыня. Я не хотел оскорбить Вас подобными подозрениями.
- Это мой дом. Не будьте так напряжены. И Вы обещали разжечь камин – я ужасно голодна!
В буфете оказалось достаточно отличных блюд, похоже, об этом позаботились заранее. Чувствуя себя привидением, граф спустился в погреб, чтобы взять вина – там тоже все было, как раньше.
- Вы легко ориентируетесь в незнакомых местах, – похвалила его дама. – С Вами очень уютно. Я не буду снимать маску, предупреждаю сразу. В остальном, чувствуйте себя свободно.
- Вы испанка?
- Да. Вас что-то смущает?
- Ваш акцент.
- Вы – не испанец. Как Вы можете судить? Меня перевезли во Францию еще ребенком. На родном языке я говорю разве со своей кормилицей. Она не из Кастилии, и, как Вы понимаете, не мастер словесности. Ваш испанский тоже не безупречен! Даже если Вы думаете иначе.
Граф хмыкнул.
- Возможно. Обед готов. Прошу!
Дама довольно посмотрела на накрытый стол:
- Я готова взять Вас в мажордомы!
- Увольте! – улыбнулся граф. – Просто мне здесь… – он запнулся.
- Чувствуете себя как дома?
Он кивнул.
- Здесь… приятно.
- Тогда можете остаться переночевать, если хотите. Постели тут тоже лучше, чем в гостинице.
- Благодарю, но я лишь составлю Вам компанию за столом.
Дама пожала плечами:
- Избавьте меня от пошлых банальностей о том, что Вы не доверяете женщинам. Я не собираюсь Вас соблазнять.
- Вам не удастся.
- Звучит оскорбительно.
- Нет. Это не имеет отношения к Вам. Дело во мне. Если позволите… – он указал на стол.
Она снова пожала плечами:
- Да, конечно.
Некоторое время они молча ели. Граф наливал незнакомке вино, резал для нее мясо.
Свечи довольно быстро сгорали, похоже, воск был не лучшего качества. Заметив взгляд графа, дама кивнула:
- Плохие. Это не я покупала. Но других все равно нет.
- Они скоро догорят.
- Вы боитесь темноты?
- Нет, – невольно фыркнул он.
- В темноте удобно пить и делиться историями.
Граф невольно глянул на бутылки: как-то незаметно они опустошили порядочное их количество. Или это он, не заметив, снова отдал дань лишнему? Вино исключительное, сотрапезница его не останавливала, а в сумерках теряется ощущение времени и пространства… Вот и свечи погасли. Остался только туманный лунный свет из окон.
- Если хотите, можете разговаривать. О чем угодно. Даже сами с собой.
Он не ответил.
- Вам нравится этот дом?
Он кивнул.
- Мне тоже, – она вздохнула, словно сбрасывая тяжесть с плеч. – Я так давно о нем мечтала. До сих пор не могу поверить, что он – мой. И так приятно, что Вам я могу сказать это открыто.
Она засмеялась:
- Как замечательно, что мы – незнакомы.
- Вы все время это повторяете.
- Разве? Ну, хорошо, давайте познакомимся. Как-будто. Можете звать меня…
Она на мгновение задумалась и снова рассмеялась:
- Донья Исабель. Да! Донья Исабель. Вам нравится это имя?
Граф закусил губу.
- Да… Очень нравится. Странно, что Вы выбрали именно его. Но это не настоящее Ваше имя?
- Конечно, нет! А Вы? Кем будете Вы?
Он пожал плечами. Совсем так, как раньше делала она.
- Я?
- Хорошо! Отвечайте, только быстро! Первое, что придет в голову! Быстро! Город?
- Подождите…
- Ну же, давайте! Река?
- Луара.
- Еда?
- Мясо.
- Фрукты?
- Ерунда.
- Вино?
- Херес.
- Власть?
- Карл Великий.
- Доблесть?
- Ангерран.
- Любовь?
- Рау… Прекратите.
Она засмеялась.
- Ангерран! Отлично. Пусть будет Ангерран.
- Если угодно – донья Исабель. Должен сказать Вам, что Вы…
- Да?
Она попыталась встать и покачнулась:
- Кажется, я…
- Именно. Мы выпили все, что я принес из погреба.
- Тогда почему Вы все еще трезвы?
- Думаю, мне пора.
- Вы уверены? Другого шанса у Вас не будет.
- Шанса на что?
- Сказать все, что волнует, что мучает Ваше сердце. Без опаски. Поделиться с доньей Исабель. Подумайте. Теперь моя очередь сходить в погреб.
Несмотря на уже выпитое, донья Исабель вполне справилась. Она принесла в корзине еще полдюжины бутылок.
Она села напротив и ее глаза блестели сквозь прорези маски. Взгляд был испытывающим и у графа мелькнула мысль, что она не так пьяна, как показывает. Но додумать эту мысль он не успел. Следующая фраза доньи Исабель совершенно выбила его из колеи:
- Ангерран и Изабелла. Получилась отличная пара, Вам не кажется?
Он нервным движением вытер пот со лба и заставил себя улыбнуться:
- Я странно себя чувствую здесь.
- Странно быть Ангерраном?
- Пожалуй.
- Не более, чем мне – быть Исабель. Это как маска, после снимешь и забудешь. Но я не хочу сейчас ее снимать. Другой такой возможности не будет. Так что бы Вы хотели рассказать Исабель?
- А Вы – Ангеррану?
Она нервно вдохнула.
- Мне нравится этот дом. Я рада, что он, наконец, мой. Я ждала этого столько лет! Об этом никто не знает. Здесь никто не будет жить, это останется только моей тайной.
- Странно, что Вы так привязаны к нему.
- А Вы?
- Я? – он растерялся.
- Я имею в виду, что Вы хотите рассказать Исабель?
Он налил себе вина и медленно выпил, словно набираясь храбрости.
- Я… бы сказал ей, что в моей жизни есть человек, которого я люблю. Мой сын.
- Ваша любовь?
- Рауль. Я возвращаюсь к нему.
- Почему нельзя сказать об этом открыто?
- Он незаконный.
Взгляд доньи Исабель стал тревожным.
- Вы понимаете…
- Да, но он – лучшее, что есть в моей жизни. И теперь мне все равно, что подумает свет.
Она помолчала, а потом, с непонятной усмешкой, сказала:
- Это удобно – когда не знаешь друг друга. Лучше, чем исповедь. Никакого осуждения с одной стороны, никакого раскаяния с другой. Вам легче?
Он кивнул.
Она улыбнулась:
- Мне тоже. Что ж… Прощайте, Ангерран.
Он поднялся:
- Прощайте, Исабель.
Выйдя на улицу, граф с удивлением понял, что уже светает. Он чувствовал себя уставшим, но это скорее из-за выпитого. На душе у него было очень легко.
Права была незнакомка, это редкий шанс – иметь возможность открыто высказать, что у тебя на сердце. Сказать, не ожидая осуждения и не испытывая раскаяния.
Донья Исабель не смотрела в окно, провожая взглядом своего гостя. Положив на широкий подоконник листок бумаги, она писала.
«Милый мой Оливье!
Случайно увидев тебя, я не могла, да и не хотела отказаться от этой мистификации. Это было так забавно. Особенно видеть, как ты все больше волновался, вспоминая прошлое. Чувствовал, что что-то тут не то, и не мог уловить. Упрекнул меня в акценте! Конечно, мой испанский никогда не был так великолепен, как твой. Ты ведь умный, само совершенство.
Мне так хотелось сделать тебе больно, и это почти удалось. А теперь мне хочется извиниться за это.
Узнав, как ты небезупречен, я впервые почувствовала себя частью семьи. По-настоящему почувствовала. Не выродком, изгоем, ненужной вещью, а кем-то живым. Надеюсь, ты поймешь?
Я так тебе благодарна за это. Пусть Бог благословит твоего сына.
Отныне – вечно твоя, Габриель».
Художник - Стелла Мосонжник. Иллюстрация размещена с ее разрешения.