- Тебе что, плохо?
- А, ничего. Продолжая бежать, Андрей сбоку смотрел на Марину – видно было, что ей по-прежнему не по себе.
- Остановись, тебе же плохо.
- Пройдет, я привыкла.
Бежать осталось больше половины, но девушка не остановилась. Одолев дистанцию, она отошла в сторону, прижимая руку к правому боку.
Марк Дмитриевич делал наставления маленьким, но когда Марина села на траву, он повернулся к ней и закричал:
- Ну что ты села? У тебя нет желания ехать с нами?
Девушка не отвечала, и тогда Дмитрич подошел и сел рядом.
- Ну что случилось? Что?
Продолжая разминку, Андрей изредка посматривал в их сторону. Дмитрич что-то говорил Марине – она слушала его, опустив голову.
Минут через двадцать, все также не поднимая головы, девушка вышла на дорожку – теперь она бежала на время.
- Ну как?
Андрей подошел к финишной линии – Дмитрич показал большой палец:
- Во! Первый! Так бы на соревнованиях, а, Марина?
Девушка улыбалась. Второй год на соревнованиях она показывала время второго разряда, чуть-чуть не дотягивая до первого.
Андрею все давалось значительно легче: он повышал разряд ежегодно, и сейчас готовился на кандидата. Он серьезно и много работал – Дмитрич уверял его, что на предстоящих отборных его обязательно отправят на чемпионат Европы.
Была осень. Андрею исполнилось восемнадцать, и он ожидал повестку в армию. На что Дмитрич абсолютно твердо сказал:
- Ничего, сделаем тебе отсрочку.
И он верил, что все так и будет – в тренере своем Андрей не сомневался.
Марина тоже верила тренеру. Они жили с Андреем на одной улице и нередко домой возвращались вместе. В тот день, расставаясь с Мариной, он понял, что боль в правом боку опять появилась.
На соревнования Марина не поехала – ночью она попала в больницу. Андрей, навестив ее, заметил ее бледность. Нервно теребя пояс халата, Марина сказала:
- У меня что-то с печенью.
Марина была красивой, но сейчас ее лицо было мертвенным, словно из воска. Прощаясь с ней, Андрей подумал, что теперь она уже не пробежит по первому. Чувство жалости к Марине, менее выносливой, чем другие, шевельнулось в душе. Шевельнулось и угасло. Тренер для него стал кумиром: он видел его сильным и удачливым, и через него Андрею открывался новый успешный мир, в котором слабым не было места.
Дмитрич спрашивал о Марине на тренировках, сожалел, что она заболела, но в больницу к ней не пошел: она как бы была уже не своей, а выбывшей из команды.
ххх ххх
- Вот что, Андрей, - Дмитрич взял его за локоть. – Ты парень взрослый, ты поймешь меня. Ну, в общем, тебе надо идти в армию.
До срока, указанного в повестке, оставалось два дня. Андрей четко слышал все слова, которые говорил ему тренер, и не понимал сути сказанного. Когда ему вручили повестку, ничто в его душе не дрогнуло. Он был уверен, что все это еще далеко, после отборочных, после Европы. Он сунул повестку между книг, сейчас и не помнил, куда именно.
Первой о новости он сказал матери. Она ответила внешне спокойно:
- Что ж, сынок, будем готовиться.
Но потому, как мать, не глядя на него, сразу ушла в дом, он понял, что она к этому была не готова, как не был готов и он, хотя, в приципе, Андрей был не против армии.
Через несколько дней поезд увозил его далеко от родных мест. Он сидел у окна и равнодушно смотрел на поля. В душе было так пусто, как будто мир для него погас.
К вечеру поезд остановился на маленьком заброшенном полустанке. Тоненькая девушка, чем-то напомнившая ему Марину, набирала в колонке воду. Взгляд ее рассеянно скользил по окнам, и когда их взгляды встретились, внутри у него что-то дрогнуло.
Поезд тронулся, и девушка у колонки стала медленно удаляться, и вскоре колеса опять монотонно застучали по рельсам. А девушка у колонки все стояла перед глазами. В вагоне смеялись, шумели, о чем-то спорили – он ничего не слышал. За окном стемнело, а лицо девушки у колонки стало казаться ему лицом Марины, тем самым, бледно-восковым, которое он видел в больнице. И лицо это виделось ему неотступно.
До своей части Андрей не доехал – его сняли с поезда с очень высокой температурой. Он бредил и не узнавал окружающих. В госпиталь его доставили в состоянии критическом. В течение недели организм боролся с болезнью. Иногда Андрей приходил в себя и видел перед собой белые стены и немолодую женщину в белом, внимательно смотревшую ему в лицо.
Окончательно он очнулся, разбуженный громким разговором. Разговаривали врачи. Заметив, что Андрей открыл глаза, невысокий мужчина в белом халате, обращаясь к нему, сказал:
- Ну, молодой человек, вам повезло. Жить будете и даже на инвалидность не пойдете. А были минуты, когда нам казалось, что мы потеряем вас.
В тот же день Андрей вышел на улицу. Ярко светило солнце, так ярко, что у него на мгновение потемнело в глазах. Он остановился, а потом медленно пошел по дорожке.
Стояла тихая осень. На деревьях желтели листья. Он с удивлением разглядывал больничный двор. И ему казалось, что он родился не когда-то давно, а сейчас, и все в жизни нужно было начинать сначала. И еще он ясно понял, что переболел спортом, и не будет больше спорт для него главным в жизни. И обида на тренера издалека казалась ему мелкой и незначительной, потому что жизнь виделась ему сложнее и глубже, чем он думал раньше.
И он опять вспомнил Марину, такую красивую, такую далекую и потому родную. И так нестерпимо захотелось написать ей письмо, написать обо всем, что с ним случилось, что он пережил, что чувствовал, о чем раньше никогда не говорил с ней.