Плод любви

Аня Чернышева
XV век
Флоренция
Италию заливало золотое ласковое солнце. Но под его ярким сиянием Паоло не везло с самого рождения. Ни отца, ни мать своих он никогда не знал. Голенького младенца положили на ступени монастыря Урсулинок. Добрые монахини подобрали и воспитали его. Пока ребёнок был маленьким, всё шло хорошо, но как только мальчуган подрос, ему не стало места в женском монастыре и мальчишку выгнали за ворота, послали его жить подаянием. Пошёл Паоло куда глаза глядят.
Шагал грустно, опустив голову, загребал стоптанными башмаками пыль. Подавали  здоровому мальчишке неохотно и мало. Вскоре Паоло уже завидовал калекам. Посмотрел, подумал голодный монашек и из куска последнего серого грубого хлеба Паоло смастерил себе огромный шрам. Лицо сразу стало жутковатым и несчастным. Худому мальчугану в большей заношенной сутане сразу стали подавать охотнее. Только хитрые глаза приходилось скромно прятать под капюшон.  Жизнь наладилась. Отступил неуёмный голод. Порой где-нибудь посреди полей, где некому было его услышать и осудить, веселый мальчуган принимался звонко хохотать и орать жизнерадостные неаполитанские песни о солнце, море и счастье. Выходило довольно музыкально.
Паоло даже справил себе новую одежонку, вместо своей очень старой, протертой до дыр рясы.
Он с таким удовольствием  натянул светскую одежонку. Пусть из грубой коричневой дерюжки и неопрятной куртёшке, но он казался себе прекрасным, как принц. И мальчишку совсем не удивило и не встревожило пристальное внимание и явный интерес пожилого благообразного господина.
Этот человек выглядел странно. Одет он был очень хорошо, даже дорого и красиво, но оставалось загадкой, кто он - священник или вельможа. Да, он носил тёмную рясу, но из такого плотного, отличного сукна, а поверх он и вовсе одел дорогой бархатный плащ, отороченный роскошным мехом, какие любили надевать придворные модники. Его сытые подбородки покоились на белейших кружевах. Жирные, пухлые губы непрестанно улыбались:
-Кто ты, мальчик? - вкрадчиво спросил незнакомец, когда Паоло примерял новые башмаки, его-то прежние давно уже стали малы да и развалились.
-А вы кто? - вопросом на вопрос ответил дерзкий пацан.
-Я ментор, - улыбнулся незнакомец снисходительно, - старший в церковном хоре мальчиков. Знаешь, которые поют как ангелы?
Мальчуган кивнул, хотя ничегошеньки не знал о сладкоголосых церковных хорах.
Мужчина расслабился, разулыбался самодовольно и продолжал:
-Скажи, ты любишь петь?
-Угу.
-Громко поешь?
Паоло припомнил, как славно он голосил, идя по полям, и самодовольно улыбнулся:
-Громко.
-Хочешь, за пение тебя будут хорошо кормить и одевать?
-Одевать? - уточнил мальчик.
-Хорошо одевать, - подчеркнул ментор. -Хочешь в мой хор?
-Хочу.
-Так пойдём со мной.
Незнакомец мягко обнял Паоло за плечи и повлек за собой.
 Мгновение ока мальчик оказался под сенью  ближайшей церквушки среди благообразных монахов.
-Прошло совсем  мало времени, а я уже сменил женский  монастырь на мужской, -  усмехнулся Паоло.
Прошло ещё немного дней, а его всего измерили, переодели, накормили, обласкали.
Паоло был ошарашен,  растерян, очарован, но его восторженное настроение померкло, когда он остался таки один и едва успел перевести дух, его окружили мальчишки из церковного хора. Все как один чистенькие, хорошо одетые, розовощёкие. Пожалуй, слушком упитанные и щекастые.
-«Странные ребята, - подумал Паоло, - всё у них хорошо, и одежда, и еды вдоволь, а они все недовольны, лица хмурые».
Мальчишки окружили его, рассматривали придирчиво, размышляли о чем-то, качали головами.
-Слушай, ты кто? - наконец сказал тот, что казался старше.
Паоло совсем растерялся. Он и сам не знал ответа. Осталось только рассказывать всё с самого начала. Он и рассказал.
-Печально, - вздохнул старший. – Но…
Парень смолк глубокомысленно, тебе только нашего хора не хватало.
-А чего в вашем хоре особенного? - глупо хлопая глазами спросил Паоло.
Хористы передали слово объяснения самому ловкому и авторитетному. Им оказался низкорослый, коренастый мальчуган. Он не был высок  и статен, но общался с  остальными так, словно был старше и  опытнее  остальных. Смотрели на него мальчишки с уважением. Он тоже начал с вопроса.
-Сразу скажи, чем тебя заманил наш ментор?
-Я посмотрел на вас. Хочу хорошую одежку как  у вас, - признался нищий  мальчуган, - славные у вас курточки, да и щёчки ваши сытые глаз радуют.
-Одежонка славная, - как-то невесело согласился паренек. - Тебя уже проверяли на голос?
Паоло замотал головой, но хорист не удивился.
-Ментор любит повторять, что на этой прекрасной римской земле нет такого человека, которого нельзя было бы научить пению. Только…, - он вдруг смолк, потом вздохнул, продолжил решительно, - нравится наше ангельское пение?
-Угу.
-Но ты ведь знаешь, что ангелы бесполые? Ни мужчины, ни женщины. Вот и мы никогда не станем мужчинами.
-Как это?
-У молодых мужчин голоса ломаются, становятся грубыми. Поэтому ментор заботится о своем хоре.
-Как? - ахнул наивный мальчик.
Паренек нехорошо усмехнулся его наивности, ответил очень серьёзно:
-Мужчин у нас нет. Может ты хотя бы про евнухов в восточных гаремах слышал?
-В сказке «Тысяча и одна ночь». Монахиня рассказывала давно, когда я был совсем маленький. Но это же сказка, выдумка.
-Значит, теперь ты уже большой? -  насмешничал хорист.
-Мне уже одиннадцать.
-Ну, слушай большой человек правду. В гареме нужны слуги, у которых не может быть детей и голоса у них остаются, тонкие как у мальчиков. Как у нас.
-Хор евнухов? - ужаснулся Паоло.
-Что-то вроде, - поморщился парёнек.
-Как?
-Ну. Оторвали кое-что лишнее.
-Прям оторвали?
-Отрезали. Переживают это не все. Многие помирают, кровью истекают, зато у оставшихся голоса, как у ангелов.
Паоло ушам своим не верил, смотрел огромными глазами. А мальчишки вокруг скорбно кивали.
-И ты? И вы все?
-Да, да, хор ангелов.
Паоло судорожно хватал воздух, невольно закрывался руками, а хорист продолжал почти спокойно:
-Зато кормят хорошо, одевают и обувают, а мы поем. А потом помрём молодыми и красивыми, хочешь также?
-Нее! - завопил Паоло, - как бы сбежать?
-Остается либо помереть, либо…
-Нет, - влез в разговор ещё один мальчуган, - надо притвориться негодным.
-Как?
-Покажи, что у тебя нет ни слуха, ни голоса. Ментор сам тебя прогонит.
Паоло долго не мог прейти в себя. Сидел молча, обдумывал услышанное, хмурился, переваривал. Было даже мгновение, когда ради сытой жизни, ради хорошей одежды и обуви, ради того, чтоб о нём заботились, вечно голодный мальчуган готов был просто остаться в хорее, но голос свободы звучал в его сердце слишком громко. Паоло твёрдо решил сделать всё, чтобы сбежать.
Испытание новичка проходило прямо в церкви под красивыми готическими сводами. Под затейливым каменным кружевом и лучами солнца, цветными от витражей. Там, где рос Паоло, не было такой красоты, а эту церковь возглавлял высоченный орган, старинный, великолепный и огромный, но возле боковой стенки ютился вполне современный и модный клавесин, на котором и аккомпанировали хору.  Хористы должны были выступать со специального балкончика. Ведь голос ангелов должен звучать сверху, с небес.
Сегодня ментор предпочёл аккомпанировать сам, сел за клавесин и ударил по клавишам и пропел мелодично:
-О-о-о… пой, - обратился он к парнишке.
Паоло был уже готов.
-О-о-о, - он повторил громко, но так ужасно, что столпившиеся вокруг мальчишки прыснули смехом.
-Е-е-е, - повторил преподаватель.
-У-у-ы-ы, - завыл Паоло.
-О-о-о.
-Ы-ы-ы, - выл испытуемый.
Наконец ментор не выдержал, хлопнул крышкой клавесина.
-Ты не попал ни в одну ноту!  - в отчаянье воскликнул ментор.
-Угу, - с радостью подтвердил мальчик.
-Убирайся, - устало выдохнул старший.
Паоло не нужно было повторить дважды, он радостно развернулся и припустил прочь, парень почти бежал, только бы поскорее остался далеко позади проклятый хор кастратов.
Паоло ветром улетел из злополучной церкви. К счастью, ментор действительно счёл его бездарным и сам был рад избавиться от мальчишки.
Паоло ликовал, что свободен да ещё разжился хорошей одеждой и обувью.
Однако очень скоро все другие мысли вытеснил жуткий голод и паренек стал лихорадочно искать еду, но он имел теперь вполне благополучный вид, шрам давно съел и подавать вовсе перестали. Пришлось научиться преданно по-собачьи смотреть в глаза разряженным сеньорам и бегать с их мелкими тайными поручениями.
А года шли, курточка и штанишки истрепались, стали малы.
Доверять подросшему Паоло перестали. Те мелкие услуги, которые делал ребёнок умиляли сеньор, но вихрастый подросток в потрёпанной одежонке и с лукавым взглядом не мог получить ничего. Он пробовал прилепить шрам и вызвать жалость, чтобы  собрать  подаяние, но другие нищие били его и прогоняли где бы он не пристроился.
И однажды, когда ему было уже лет тринадцать, а год выдался на редкость неурожайный, он буквально наткнулся на прилавок пекаря, заваленный душистыми, горячими  булками. Сам пекарь ушёл за второй партией. Паренёк стоял, смотрел, вдыхал аромат, сглатывал голодную слюну.
Голова кружилась от голода, а булки так пахли…
Паоло не помнил себя. Не понимал ничего. Он стал лихорадочно хватать булки и совать за пазуху и понесся прочь изо всех сил. Остановился, замер, только скрывшись в какой-то тёмной подворотне.
Он долго не мог прийти в себя и  восстановить дыхание, стоял с диким видом, дышал, пыхтел, озирался, словно дикий зверь. Потом достал дрожащими руками булку и стал кусать, есть, точнее пожирать её быстро, торопливо, испугано. Он пихал в рот одну, вторую, третью. Паоло жадно слопал всё, даже крошек не оставил.
Но едва отступил жуткий голод, мальчугана скрутила страшная жажда.
Громко вздохнув, Паоло пришлось покинуть своё спасительное тёмное убежище и выйти на свет к фонтану.
А где ещё мог напиться бездомный нищий?!
Паоло со всей возможной осторожностью подошёл к жалкому старенькому грязному фонтанчику.
Вода…  вода звенела и булькала, прозрачная струя искрилась и играла на солнце.
Мальчуган наклонился, припал губами к божественной прохладной влаге.
Он пил, шумно глотал, потом сунул руку в воду, зачерпнул, умылся.
-Хорошо.
Внезапно кто-то больно ухватил парнишку за ухо.
-Попался!
Надо было просто вырваться и бежать. Пекарь уже совсем был старый и слабый, но мальчишка не ожидал и растерялся, замер. Словно застыл.
Дёрнулся, но поздно. Его уже держали железные руки солдат.
Остальное от него больше не зависело. Солдат стукнул юного воришку по голове да так сильно, что у того в ушах зазвенело, а перед глазами поплыли радужные круги. Он ничего не видел, не слышал и не понимал до тех самых пор, пока не очнулся где-то в полной темноте. Кто-то хлопал мальчишку по щекам и повторял встревожено:
-Очнись-очнись, немедленно!
Паоло застонал и пошевелился.
-Молодец! Жив! - проскрипел негромкий слабый старческий голос.
-Это временно, - загоготал раскатистый бас сбоку, - скоро будет совсем мёртвый.
Паренёк силился рассмотреть говоривших, но напрасно, темнота обступила его плотная и даже вязкая. А старик продолжал:
-Солдат притащил тебя за шиворот и сказал, что скоро повесят.
-Подожди пока, - хохотал басовитый, - здесь все ждут виселицы.
-А…. -  несмело протянул Паоло, - а какой сегодня день?
-Какая тебе разница? Сегодня день твоей смерти, - заявил басовитый.
-Обидно, - вздохнул подросток.
-Тринадцатое кажись, - смягчился громогласный.
-Кончилось уже тринадцатое, - поправил его кто-то из дальнего, совсем тёмного угла, - не успели нас вздернуть на чертову дюжину.
-А у меня день рожденья четырнадцатого июля, - охнул Паоло, - только эту дату я и знаю.
-Сколько ж тебе годков?
-Как раз сегодня четырнадцать.
-Ладно, когда родится, а когда помереть, только богу одному ведомо, а сейчас всем спать, - повелел громкоголосый, - завтра нам трудный день предстоит.
Спать совсем не хотелось, но его все послушали, затихли. Каждый молчал, уйдя в свои невеселые мысли.
В кромешной темноте Паоло нащупал только шершавую стену и устроился возле неё. Вокруг слышались молитвы, стоны и всхлипы. Паренёк сжался, скукожился, тоже захотелось плакать и жаловаться.
-Повесят, - пытался осознать он. -  Я же только жить начал. Я же не успел еще ничего. Ничего не видел.  Не жил ещё. А меня повесят, убьют… Нет-нет!  Такого быть не может. Я же не преступник. Украл-то первый раз. Один раз! Булку! Просто очень хотел есть, а меня повесят вместе с матёрыми преступниками.
Паоло хлюпал носом. Очень хотелось разрыдаться, как в детстве, кричать от обиды и страха, но он держался, ведь он уже взрослый. Только отчаянных мыслей сдержать не мог:
-Гады! Гады! Я же один раз. Отпустите! Мне только четырнадцать. У меня день рождения сегодня.
Вскоре он страшно устал от отчаянья, от молитв и от божьего молчанья. Паоло забылся тяжелым беспокойным сном.
Безрадостное холодное хмурое утро проникло в тюремный подвал мерзкой промозглой серостью.
Открывать  глаза, просыпаться, осознавать  реальность так не хотелось.
Раздался жуткий скрежет и грохот, тёмная железная дверь отварилась и впустила большую грузную фигуру начальника. Довольный щекастый, он громогласно откашлялся и произнес густым, неприятным баском:
-Что висельники, пришло ваше время. Пора. Пора просыпайтесь.
Обреченных по традиции решили сытно накормить напоследок.
-Последний обед прошу жрать, господа, - хохотнул здоровяк и поставил прямо на грязный пол большое блюдо с грубо накромсанными кусками хлеба.
-Жрите! Жрите от души. Вот-вот уж расставаться с этой душой.
Худые костлявые руки потянулись к хлебу.
-Воды бы, - прохрипел кто-то.
На пол плюхнулся пузатый кувшин.
-Пейте-пейте напоследок, только не пьянейте. Пьяных вешать не интересно.
Паоло тоже жадно пил, пока тучный охранник не приказал:
-Хватит чавкать и булькать. Стройся по одному, пора подыхать.
Народ завздыхал, завозился. Поминали то бога, то черта. И покорно ссутулившись, глядя в затылок друг другу поплелись к выходу.
Шагнув за порог тюрьмы Паоло невольно зажмурился о  ударившего по глазам яркого солнечного света.
Широкая центральная площадь была  полна народа.
-С роду не видел столько людей, - подумал он.
Все задрав головы разглядывали виселицу.  Длинную-длинную перекладину на двух столбах.
С этой перекладины свисали веревки с петлями на концах, а под ними громоздились перевёрнутые бочонки. Приговорённых подвели поближе и стали расставлять каждого под своей верёвкой
-Лезь на бочку, - повелел охранник Паоло.
Паренек даже не сразу понял его.
-Быстрее, - потребовал грузный и даже подтолкнул его.
Парень нехотя забрался на большую бочку. Солдат надел ему на шею грубую верёвку.
-Всё! – оборвалась отчаянная мысль.
Но молодое  тело совсем не хотело умирать. Озорному мальчишке вдруг захотелось подпрыгнуть на своей бочке, так чтоб вся эта толпа ахнула. Ведь высокий эшафот отовсюду видно.
Он подпрыгнул и ухватился руками за верхнюю балку. Повис на руках. Паоло подтянулся, скинул с шеи  петлю, ещё подтянулся и уселся на верхней длинной и толстой  перекладине. Парень оказался на небывалой высоте и оттуда ловил изумленные крики толпы. Но выбраться из петли было только половиной дела, куда труднее было спуститься и сбежать от солдат. Но тут неожиданно Паоло помог тот шутник из тёмного подвала.
-Держи его! -  вдруг очень громко закричал он, и указал рукой куда-то в сторону,  смотрите, он убегает. Преступник! Они же заодно. Лови преступника.
Толпа закипела. Многим показалось, что они только что увидели преступника.
-Лови! Держи! - раздалось в толпе.
Люди перестали смотреть вверх и отдались поискам среди соседей неизвестного  хулигана.
Паоло воспользовался этим и стал спускаться, парнишке снова помог громадина. Он подхватил его и подтолкнул бежать, а сам бросился в другую сторону. Так Паоло и не успел рассмотреть своего спасителя. Заметил только, что он высокий  и в ярких лохмотьях.
Теперь парень был занят только одним - он бежал. Бежал, отталкивал встречных. Бежал, спасался. Он очень спешил, очень сосредоточился и внезапно остановился.
-Попался!
 Паоло с разбегу на кого-то налетел, наткнулся, уперся в  грудь. Кто-то схватил его намертво, держал руками.
-Стой! Ты кто? Ты откуда? - настойчиво громко спросил незнакомец.
-Я.. я… - запыхался избежавший виселицы.
-Куда ты бежишь? За кем?
Паоло ухватился за эту подсказку:
-За вором! - вдохновенно врал он, - вор украл, срезал мой кошелек полный кошелёк. Здесь полно воров! - добавил висельник честно.
Говоря, он рассматривал поймавшего. Молодой стройный. Судя по одежде - богатый. На голове модный берет из роскошного малинового бархата, длинный бархатный плащ, дорогие кружева, батист. И даже светлые сапоги с пряжками. Незнакомец белозубо улыбался, но пойманного не выпускал, только спросил:
-Ты кто? Где служишь?
-Нее… не знаю, - проблеял парень.
-Я понимаешь ищу себе слугу. Знающие люди сказали, что мне лучше нанять кого-нибудь молодого и шустрого. Я вижу, бегать ты умеешь. Значит вполне подходишь. Смотрю ты совсем поизносился, одежонка уже давно ни на что не похожа. Никакой хозяин такого не потерпел бы.  Хочешь устроится ко мне? Обещаю хорошо кормить. Ну, а оплошаешь - поколочу.
-Да! -  завопил вечно голодный Паоло, - но уточнил, - А петь не надо?
-Зачем? - не понял новый хозяин, - лучше молчи.
Ничего благополучнее Паоло и придумать не мог.
-Решено, - светло улыбнулся сеньор, - осталось привести тебя в порядок и у меня есть новый слуга.
-Я сеньор Фьори. А как звать тебя?
-Паоло.
-Запомни Паоло, теперь ты слуга сеньора и это обязывает.
Так уже через пару дней отмытый и нарядный Паоло поселился в небольшой, но очень красивой вилле сеньора Фьори. Это, конечно, было не огромное палаццо Медичи, но парню никогда не доводилось видеть ничего подобного даже во сне.
Он бродил из зала в зал, широко открыв рот и любовался высокими готическими сводами, витражами на окнах и фрескам на стенах.
Особенно его впечатлила хозяйская кровать.  Нищий представить себе не мог, что люди могут так спать. Он благоговейно взирал на роскошный балдахин из тёмно-красного бархата. Красиво уложенный наверху и свисающий роскошными складками у изголовья, тот показался бедняку королевской мантией. Сама огромная кровать стояла на постаменте из трёх ступеней словно трон. Но больше всего парня впечатлило, что вместо мягких перин было твёрдое ложе.
Наблюдавший за ним молодой хозяин весело расхохотался:
-Ты что?
-Нее, - застеснялся паренёк, - но почему ваша кровать такая твердая?
-Потому что лето, жарко. Перины хороши зимой. Я не хочу, чтоб было жарко.
Хочу не хочу. Такие  незнакомые понятия для привыкшего спать на земле нищего.
Сеньор смеялся до слёз, видя растерянность парнишки. Но ещё больше Паоло насмешил пухленькую горничную, когда та повела нового слугу в определенную ему комнатку.
-Вот раньше, - звонко рассказывала она, - было принято, чтоб слуга спал на полу, возле своего господина. Может это и было удобно во времена странствующих рыцарей, а наш сеньор терпеть не может никого в своей спальне. Благо, - девушка поправила свои блага, то есть пышный бюст, - наш сеньор очень богат и может поселить слугу в отдельную комнату.
Она привела недавнего нищего в крохотную комнатёнку рядом со спальней сеньора, но Паоло помещение показалось хоромами.
-Вот, - махнула пухлой ручкой девушка, - твоя комната.
-Моя? - не поверил бездомный.
-Твоя-твоя, - рассмеялась горничная.
-И кровать моя?
-Конечно. Только в монастырях спят на камнях, умерщвляют плоть, а у нас плоть любят, - её пышная розовая плоть была отличным тому подтверждением.
Но парень все не мог поверить. Он смотрел дикими глазами на узенькую грубо сколоченную кровать без балдахина с тощей, но всё-таки перинкой и не мог закрыть рта. Горничная смотрела на него и звонко хохотала.
-А простыни? - поражался Паоло, - они же шёлковые.
-Шёлковые, - охотно подтвердила девушка, - шёлковые стирать легче.
-Шёлк слугам? - все не мог поверить нищий.
-Сеньор любит такие приятные на ощупь, особенно летом, когда они сохраняют прохладу. Но они быстро рвутся, не стелить же мне сеньору залатанные простыни. Вот и слугам перепадает роскошь. А ты что подумал? - засмеялась горничная и посерьёзнела, - тебе ещё многому надо научиться, чтобы стать приличным слугой. Забудь свои уличные замашки. Ты больше не сам по себе. Ты должен быть рядом, когда понадобишься сеньору.
-Как тень?
-Во-во, как тень сеньора Фьори.
Все последующие дни Паоло учился быть тенью, угадывать желания сеньора. Он стаскивал с него сапоги, подхватывал плащ, который молодой сеньор бросал на пол, подавал прямо в руки то, о чём Фьори только подумал. Паоло преданно смотрел в глаза и угадывал мысли.
Особенно часто Паоло приходилось бегать с записочками от своего сеньора к молоденьким  сеньорам, с томными  взглядами  и длинными ресницами, скрывавшихся за занавесками носилок или за мощными дверями богатых палаццо. Чаще всего ему приходилось ждать строки ответа, но пару раз он улепётывал от разъяренных отцов и мужей. Успешно скрывшись, ему даже повезло получить похвалу от сеньора Фьори за проворство и ловкость.
А как-то раз вернувшись из очередной такой экспедиции с надушенным посланием, Паоло различил в гостиной знакомый грубоватый голос.
-Висельник? - боялся себе поверить парнишка. Стал присматриваться к говорившему сеньору, но ни за чтобы не смог узнать, ведь он почти не рассмотрел своего спасителя, а его нынешние дорогие и яркие шелка, так мало напоминали лохмотья приговоренного. Парень и не понял, продолжал бы стоять с крайне тупым видом, если б тот сам не подсказал ему, прижав палец к губам и подмигнув.
Паоло заулыбался и расслабился.
Он невольно вспомнил, подвал, где им довелось встретится первый раз и задумался о превратностях судьбы, снова столкнувшей их.
-Это ж надо, - рассуждал он про себя, - из вонючего подвала, где мы оба ждали смерти, теперь свиделись в богатой гостиной. Кто бы сказал мне тогда ни за  что бы не поверил. Ничего себе, встреча двух висельников…
-Эй, парень! - рассерженный голос сеньора резко оборвал его мысли, - ты куда попал?
Паоло встряхнулся, пришёл в себя. Но ещё раньше в него прилетел тяжёлый плащ сеньора, он накрыл нерадивого слугу с головы до ног, следом полетели сапоги один, второй.
-Очнись! Займись делом, - требовал, кричал сеньор, - и  следом за сапогами полетела табуретка. Она ударилась об пол и сломалась.
Паоло энергично потряс головой, выбрался из-под плаща, глянул кругом: возле него на полу валялся красивый резной табурет, вернее то, что от него осталось. Затейливо выточенная ножка валялась отдельно.
-Вот! - заявил сеньор, - из-за тебя сломал красивую вещь. Теперь этот табурет твои. Забирай его и делай с ним, что хочешь.
Слуга собрал бережно вещи, поднял обломки табурета и поплёлся восвояси.
Как всегда поступают мужчины, когда не знают что делать, он стал искать женщину. Пышнотелая горничная вовсе не заметила проблемы в том, что подарок сломан.
-Отлично, - заявила она весело, - ты обзаводишься мебелью.
-Обломками мебели, - грустно уточнил Паоло.
-Ерунда, - заявила девушка, - сейчас пойду к конюху, он славный столяр. Всё наладит, лучше чем было. Будет в твоей комнатке ещё и табурет.
-Там даже поставить его некуда.
-Ты что же, - рассмеялась горничная, - всё ещё спишь на полу, рядом с кроватью?
-Ну да, - замялся недавний нищий.
Девушка только звонко рассмеялась, глядя на его смущение. Она оправила пышную грудь, подбоченилась и разразилась целой тирадой:
-Я смотрю, ты всё бегаешь, устраиваешь любовные дела своего господина, но уже пора бы и самому  найти по ком вздыхать.
-Зачем?!
-Не глупи. Тебе уже пора влюбиться.
-Сеньоры меня даже не замечают.
Горничная хохотала так, что даже прослезилась.
-Сеньоры на него не смотрят! – тёрла глаза она, - будь скромнее, - посоветовала девушка, - обрати внимание на горничных и служанок, они бывают прехорошенькие. И по возрасту тебе подходят.
-Да, но…
Девушка была возмущена.
-Но что? Разве может быть ещё какое-то но? - всплеснула руками горничная, - сеньору  сеньоры, а слуге - служанки.
Паоло послушался знающую горничную и перестал просто болтаться по улицам, принялся искать свою девушку, при одном виде которой в душе и на сердце зазвучит музыка. Но сердце молчало. Так в гнетущей тишине пролетело жаркое лето, осень сменила его. Текли дни полные обычных повседневных забот: подай, принеси. Пока Фьери не заявил однажды:
-Смотрю я на тебя, и понимаю, что твой жалкий внешний вид меня компрометирует.
-Да я… - горячо принялся оправдываться несчастный парень.
-Ты тут не при чём, - поморщился сеньор, - Мне не нравится твоя одежда. Не пристало солидному богатому сеньору владеть таким слугой.
Паоло готов был сквозь землю провалиться, торопливо оправил снова ставшие короткими рукава, громко сглотнул, замер от страха.
-Так что, - продолжил сеньор строго, - тебя срочно надо переодеть. Вот деньги, отправляйся к портному, не смей возвращаться, пока не станешь достойно слуги знатного сеньора. Да, сапоги, -  припомнил он, - сапоги твои мне очень не нравятся. Палец-то вот-вот торчать будет.  Не красиво. Купи новую обувь, чтобы не позорить меня.
Пошив новой одежды, а тем более обуви – процесс неспешный, но через несколько дней облачившись во всё новенькое, Паоло осмотрел себя и остался очень  доволен. Новехонький зимний, подбитый мехом плащ нравился ему особенно сильно. А штаны! А колет! Даже большой берет - всё было великолепно и дорого. Сапоги - ими парнишка был невероятно рад.
От осознания своей неотразимости настроение у недавнего нищего было восторженное.
Гордясь сам собой, Паоло шёл с видом победителя и  почти  позабыл, что на самом  деле он должен просто отнести очередное  письмо сеньора Фьори к его новому  объекту воздыханий. Он нёс внушительный свиток с затейливыми вензелями и сургучными печатями, перевитый алой атласной лентой.
Гордый посланец высоко задрал нос и шествовал неспешно, в результате он добрался до виллы, когда сеньоры там уже не было. Возле надежно запертой двери он смог поговорить только с горничной ожидавшей возвращения своей сеньоры. Девушка была молода и смазлива. Рассматривая её Паоло сразу припомнил слова пышнотелой хохотуньи:
«-Лучше обрати внимание на молоденьких служанок…. Вот подходящая для тебя  компания».
Парень послушался её и обратил внимание.
Девушка спрятала под большой белый чепец густые смоляные кудри, хрупкая, худенькая, вполне славная, розовощекая … вдруг она разом утратила всю привлекательность, улыбнувшись и показав свои мелкие темные зубы. Да и смех  её  был похож на лай.
-Ты, видно, опять принёс стих?
-Не знаю…
-Конечно стихи, - смеялась девушка, - любовь, кровь и всё такое. Глаза-слеза...
-А ты откуда знаешь. Не тебе пишут.
-Сеньора читает вслух, чтобы проверить размер, - созналась горничная.
-А ты и рада слушать?
-Ага. Порой так смешно пишут, - хихикнула служанка.
Как раз в это время возле виллы показались, нарядные словно шкатулка, носилки.   
Паоло полюбовался затейливой резьбой и богатой позолотой. Двое мощных слуг опустили нарядные носилки на землю и поспешно уселись на скамеечке возле палаццо, горничная поспешила к ним - болтать и кокетничать. А парень оказался один перед носилками незнакомой сеньоры и не придумал ничего лучше ,чем выпалить:
-Сеньор Фьори прислал меня с письмом для вас. Вот.
Он протянул свой свиток в окно носилок и замер.
То, что происходило дальше казалось ему прекрасным медленным сном.
Тяжёлый раззолоченный занавес отодвинулся и узкая холеная рука с тонкими длинными пальцами взяла свиток. У слуги учащенно забилось сердце. Никогда прежде такого не случалось.  Парень замер от волнения, а сеньора стала покидать свои носилки и  Паоло довелось подать ей руку.
Он нагло уставился на неё. Тут было на что посмотреть и залюбоваться. Хрупкая изящная фигурка зябко куталась в длинный бархатный плащ, но Паоло было совсем близко видно её прекрасное лицо. Большие тёмные глаза, стрелы ресниц и алый приоткрытый рот. Парень не мог отвести глаз. Он влюбился безнадежно, смертельно и сразу.
Весь оставшийся вечер он не мог больше ни о чем думать, своей рассеянностью рассердил сеньора и рассмешил горничную. Ночь только сделала мысли невыносимыми. Паоло пытался лечь на кровать, но вскочил и скорчился на полу, но вскоре снова вскочил… Ему хотелось двигаться, ходить, переживать. Но в малюсенькой комнате это совершенно было невозможно. Поэтому парень буквально бросился по тёмным коридорам во дворик, где за стенами прятались от ветров экзотические растения. Сейчас в ночной тьме, когда видны были только непроглядно черные силуэты, двор виллы казался полным странных чудовищ. Они толпились возле дорожек справа и слева, но влюбленному некогда было их пугаться. Парень очень быстро шагал вперед – назад, снова вперед. Шагал и думал, вспоминал каждое мгновение, каждый вздох, ветерок, качнувший прядь её волос… и запах. Прекрасный волнующий. Её запах.
Влюбленный хотел сразу скулить, кричать и громко петь от нахлынувших чувств.
-Тихо! Все спят! - вспомнил он и приказал себе молчать.
Паоло шагал широко и быстро. Да так старался и размахивал руками, что вскоре начал уставать и понемногу успокаиваться. Его шаги становились размеренные и даже в мыслях появился смысл:
-ААА…. Это ж надо влюбиться в сеньору. Кто она и кто я. Она меня даже не заметила. Она звезда, а я? О… я червяк. Ничтожество. Я не достоин. Мой удел чернозубые служанки. Вот с ними мне и общаться….
Мысль о неприятной горничной остудила больную голову.
-Я ничтожество. Насекомое. Она просто не может меня заметить. Я больше не увижу свою мечту! - влюблённый отчаянно махнул руками, словно пытался взлететь, но снова плюхнулся на мокрую от росы седушку.
-Как? Как же мне подобраться к звезде поближе?
Минута сомнения, громкий вздох и он стал рассуждать спокойно
Если затеять общение с горничной, то можно услышать от этой болтушки кучу интересных рассказов про её сеньору. К тому же, приду к горничной и о проникну внутрь виллы. А там может и прекрасную сеньору встречу.
-Да, кстати, -  припомнил парень, -  я же так и не получил ответ на послание сеньора Фьори. Решено, завтра же пойду за ответом.
Приняв решение,  Паоло сразу же успокоился, расслабился и почувствовал, как сильно он устал за этот заполошный день, пока бегал с поручениями сеньора, потом волновался и страдал от любви. Он резко и нестерпимо захотел спать, еле-еле добрался до своей комнатки, готов был повалиться на пол и уснуть как нищий, но пожалел свой новенький наряд, разделся и лег в постель.
На удивление влюблённый отлично выспался. Само собой ему снилась его прекрасная сеньора.
К счастью и Фьори поздно лёг долго не вставал и не требовал слугу. Проснувшись, он сразу строго спросил Паоло:
-Ты принес ответ?
-Нее, - замялся слуга.
-Почему? - хмурился сеньор.
-Так нет ответа. Пока нет.
Фьори задумался и быстро себя утешил:
-Видимо, она просто не стала торопиться, ей понравилось, решила поразмыслить, подумать ночью. Может к себе прислушаться.
-Угу, - охотно кивал парень.
-Тогда отправляйся на виллу к сеньоре Лукреции за ответом.
-«Её зовут Лукреция», - подумал влюбленный с нежностью, - какое прекрасное имя.
И побежал исполнять то, что ему самому отчаянно хотелось.
Уже пару мгновений спустя Паоло стучал в дверь палаццо прекрасной сеньоры. Открыла недовольная чем-то горничная, но влюбленному даже не пришлось претворяться перед ней и городить всякую заранее приготовленную ерунду.
Едва Паоло успел поздороваться, девушка объявила, что сеньора хочет принять его сама. У влюбленного от волнения дыхание перехватило. Он так и стоял перед красавицей, глупо выпятив глаза, но она на него и не смотрела, задумчиво склонилась над свитком. Девушка была в домашнем светло лиловом платье, волосы небрежно собраны на затылке, упрямая прядь выбилась из прически и просто лежала на шее… влюблённый залюбовался.
-Хорошие стихи, - сказала она задумчиво, -  и рифма не тривиальная. Кто их сочинил?
-Я, - ляпнул Паоло, неожиданно для самого себя.
Красавица подняла голову, глянула с интересом.
-Ты сам? Ты что, умеешь писать? -  поразилась она.
-Нет, но сеньор умеет. Он и записал.
-Получается, ты сочиняешь, а сеньор выдает стихи за свои? -  размышляла она, -  а сам сеньор Фьори  не поэт?
-Совсем не поэт, - уверенно кивнул Паоло, знавший, что его господин только списывал чужие стихи.
-Почитай мне свои стихотворения.
Вот когда вруну стало плохо. Руки похолодели, дыхание прервалось. Он громко закашлялся, покраснел и стал бить себя кулаком по груди.
-Не могу, - прохрипел парень, - я хлебнул холодной воды…
Красавица расстроилась, произнесла строго:
-Ладно. Приходи почитай завтра. Только холодного больше не пей. Люблю чистые голоса.
-Значит завтра, - дрожащим голосом уточнил влюблённый.
-Да, в это же время, - откликнулась ничего не подозревавшая сеньора Лукреция.
Паоло и не помнил, как откланялся, как летел обратно. Влюбленный был счастлив.
-Она сама назначила мне встречу! -  готов был петь он.
Главное было только научиться писать, то есть сочинять и красиво произносить стихи. Слово «декламировать» он не знал, как не знал ещё очень много умных сложных и точных слов. Парню вообще казалось, что поэты говорят на каком-то другом, непонятном языке и слова используют удивительные, неправильные слова.
Похоже сеньор Фьори считал точно так же поэтому выслушав вопли слуги о том, что прекрасная сеньора Лукреция захотела слушать стихи, он сразу все понял и велел.
-Отправляйся сейчас к  сеньору Перучино, он поэт. Правда, слишком беден и стар чтобы волочиться за девушками, поэтому он продает свои стихи тем, кто помоложе. Пусть он научит тебя правильным поэтическим словам, а также покажет, как правильно читать нараспев, глаза закатывать.
Само собой Паоло не заикнулся даже о том, что присвоил себе поэтический дар и одним махом лишил сеньора Фьори авторства чудного послания. Он упомянул только, что сеньора желает слушать звучание стихов.
-Она желает слушать, - повторил Паоло.
Влюблённый немедленно отправился к поэту с твёрдым намереньем научиться сочинять стихи. Тащиться пришлось на самый край города, где в небогатом домке ютился старый поэт.
Открывший сам дверь хозяин, сам без слуги, сразу не понравился парню. Слишком седой и костлявый, одетый в длинный балахон. Редкая борода по колено ещё больше отвратила юношу.
Паоло всегда именно так представлял себе скучного учёного зануду. Парень ничего не знал, но слышал от других, что все учёные старые, седые и скучные.
-Вы сочиняете стихи о любви? - не поверил влюблённый.
-Да, - произнес седобородый с важностью.
-Научите меня, - сразу преступил к делу посланец.
-Так не бывает, - опешил старик, - для поэзии нужен талант.
-Научите! - упорствовал парень и сунул ему в руку записку от сеньора.
-Этому нельзя научить, это либо есть, либо нет.
За разговором они вошли в небольшую плохо убранную  комнату со старым тёмным письменным столом, заваленным бумагами и сломанными гусиными перьями. Обломки перьев ваялись и на полу и на стульях. Паоло смахнул, нагло уселся и потребовал:
-Почитайте мне стихи.
Поэт уткнул свой длинный нос в записку Фьори и произнёс солидно.
-Если не просьба солидного сеньора, я бы не стал с тобой разговаривать, но сеньор Фьори очень просит позаниматься с тобой….
Поэт поднял к небу и закатил глаза, без предупреждения начал читать стихи. Паоло ничего не понимал, даже решился спросить:
-Очень красиво, только я тёмный совсем и даже не знаю, что такое перст.
-Палец, - буркнул старик и продолжил на неизвестном языке.
-А что такое лик? - вскоре возопил слуга.
-Лицо.
-А тонкий стан?
-Стройная фигура,  - бурчал поэт.
Дальше в стихах были перси и чело, но больше всех влюблённому приглянулись ланиты.
Он затаив дыхание слушал поэтические строки и кивал в такт. Сложный поэтический язык ему так приглянулся, что хотелось петь.
Расслабившись, парень сидел, слушал и пытался сочинять, когда неожиданно в дверь постучали и старик, шаркая башмаками отправился открывать. Паоло только взглянул на вошедшего следом за седобородым и остолбенел. В комнату вошёл тот самый булочник из-за которого нищего парнишку едва не повесили. Сомнений не было, тот же белый от муки фартук, те же сухонькие, худые плечи, тот же слабый голос. Он, точно он.
-Проходи, братец. Проходи
-Братец… Так вот почему влюблённому так не понравился седой  поэт. Братья же  похожи…
Паоло сразу принял меры, подпёр голову ладонью так, что закрыл свое лицо.
Пекарь его не узнал, да и как узнать в слуге богатого сеньора нищего мальчишку оборванца.
Паоло так и сидел с задумчивым видом, пока братья обсуждали цены на муку и  смог  изменить позу только когда булочник ушел, оставив брата в мире муз.
Петь флорентиец не умел и мог только повторять рифмы за ворчливым поэтом.   Паоло бурчал, бурчал и сам не заметил, как стал добавлять к стройным поэтическим строкам свои слова и умудрялся даже не нарушить трудный размер. Только все переспрашивал уточнял:
-Значит лица овал?
А руки крыла
А ноги едва,
касаются земли. А дождь - алмазные капли?
Старик солидно медленно кивал. Когда он снова поднимал свою седую голову он разражался новым обращением  к новой красавице и оно было вычурней прежнего.
Так незаметно и благозвучно пролетел весь целый день, Паоло даже не вспоминал о своей службе. Он умчался к музе поэзии, позабыл всё земное кроме прекрасных глаз Лукреции.
-А как у поэтов  называют глаза? - уточнил влюблённый, напоследок, когда уже стемнело.
-Очи, - ответил поэт.
Паоло с вернулся домой совсем ночью.
А ночь самое прекрасное время для влюблённых поэтов. Паоло, конечно, не мог спать и долго просто смотрел в темноту вглядывался в миллиарды звезд за окном. Но оконце в его комнатке было совсем крохотное и уже вскоре влюблённый снова побежал во двор, где принялся рассказывать луне как прекрасна его сеньора. Он говорил о глазах, о тонком стане и сам не заметил, как перешел на язык стихов. Неуклюже сравнивал её с цветами, плел что-то про дыхание ветерка.
Все обычные прозаические слова   казались влюбленному недостойными предмета его обожания. Паоло мерил дворик  большими шагами и очень хотел ломать и крушить, когда строки не получались. Он даже позавидовал седому поэту который ломал перья.
Вообще он вдруг захотел записывать те строки, что получались.
Конечно, он был молод и ничего не забывал, но от повторения прекрасные строки как бы затирались.
Вскоре его неясное мычание сложилось в стройные строки. Довольный влюблённый повторял, повторял их и улёгшись в кровать повторил ещё раза два, уснул, счастливо улыбаясь.
Само собой  снились ему стихи и нежный прекрасный образ  сеньоры Лукреции.
Проснулся Паоло  от громких раздраженных криков Фьори:
-Ты где? Где тебя носит, бездельник. Гаденыш. Да он спит и улыбается. Эй, проснись немедленно.
Парень нехотя разлепил глаза и смутно различил сеньора, который стоял над ним и  был реально страшен.
-Как ты смеешь? - гремел сеньор, пока перепуганный слуга вскочил и пытался одеться, принять приличный вид.
-Я... Я… -  лепетал слуга, стараясь извиниться, -  я влюбился.
Сеньор Фьори казалось долго не мог ничего понять, потом разобрал слова и расхохотался. Он смеялся до слез. Тер глаза, спросил смеясь:
-В кого же ты влюблён? В горничную? Я её видел…
-Я люблю сеньору Лукрецию, - гордо выпрямился парень.
Но его признание вызвало только новый приступ смеха.
-Ой не могу! Полюбила жаба звезду!
-Я тоже не дурен собой,  - обиделся влюблённый, - я не жаба.
-Но, знаешь ли, я читал где-то, жеманницам приятно любое внимание, каждое слово, восхищение, - отметил сеньор. – Пойди, попробуй впечатлить её своими нескладными вершами. Вдруг ей понравится. Я слышал красавицы в восторге от того, как копится много всяких стихов в честь её. Удачных и не удачных, лишь бы их воспевали. Похоже, пришло время добавить тебе свои словечки. Ступай к сеньоре Лукреции и я уверен, ей будет приятно.
 Влюблённый собрал в кулак всю свою смелость и отправился к сеньоре Лукреции. Дверь широко распахнула горничная, улыбнулась своими чёрными зубками, присёла в приветствии повела к сеньоре.
Её скромная комнатка вся была освещена прелестью девушки. Юный поэт заговорил взволновано, стал произносить те строки, что сочинял всю ночь.
Ночь касается твоих ланит,
Не тревожь девичьих снов,
Тебя ко мне нежно поманит
Аромат моих стихов…
Лукреция заслушалось, слегка оперев головку на руку. Она улыбнулась.
-Мне понравилось, - сказала она, - как-то мечтательно и рифма редкая, не избитая.
Размер простой, без нагромождений, почти как люди говорят.
-Как влюбленные люди, - поддержал юный поэт.
-Но отчего так мало?
-Понимаете, больше я просто боялся забыть
-А записать?
-Писать я не умею
Она рассмеялась светло, весело и вздохнула:
-Конечно, даже уважаемые сеньоры не умеют ни писать, ни читать, да ещё и гордятся этим, словно древние рыцари. А тебе, бедняжке, и научиться было негде.
Паоло молча повесил голову, ему показалось, она всё-всё про него знает. Знает и не гонит, а улыбается.
-А стихи правда мои. Я не списал, не обманул, правда так думаю, - прошептал он едва слышно.
Она не ответила, только как-то поспешно, взволнованно заправила свою темную прядь за ушко, сказала скороговоркой:
-Стихи хорошие. Их записывать надо. Я могу тебя научить. Хочешь?
-Очень хочу! – выдохнул парень и в этом вздохе слились бессонные ночи и тайные мечты.
Для Лукреции во всех этих стихах не было ничего такого трагичного и она улыбалась. Боже, как прекрасна была для влюбленного эта улыбка. Паоло готов был вскочить, кричать, но он сохранял подобающе серьёзный вид и упер глаза в пол.
-Писать совсем просто. Смотри, - она взяла в свои тонкие пальчики гусиное перо и обмакнула его в чернила.
Парень видел только как красиво она наклонила при этом голову. Видел ее локон на нежной шее.
-Вот твоё имя
-Моё имя?
-Тебя же Паоло зовут? - нахмурилась она.
-Да.
-Вот. Паоло пишется так.
Он готов был просто слушать без конца ее голос, поэтому показался сеньоре самым тупым в мире учеником.
Она обмакнула другое перо и подала ему.
-Попробуй сам.
Юный поэт очень старался, но кляксы только множились. Ученик кряхтел и скрипел зубами.
Тогда добрая сеньора взяла его руку в свою и у влюблённого сердце чуть не выскочило из груди. Она его перо и появилась буква, правда она вышла кривоватой, но Паоло все равно остался в полном восторге.
Любимая была так близко. Он ощущал её дыхание, запах волос и сразу забывал обо всеем: о ее предках, гордых патрициях и о своей недавней нищите, о времени и приличиях.
Поэтому, когда отведенные для его визита часы кончились, пришла служанка чтобы проводить его, парень был шокирован.
-Неужели уже пора?
Да ему давно уже было пора возвращаться к своему сеньору. Паоло даже показалось, что и Лукреции было жаль расставаться с ним.
В полном забытье он шёл обратно и пел.
Паоло очень удивился, увидев в дверях виллы Фьори разгневанную горничную.
Пышнотелая девушка махала руками и громко бранила его:
-Где тебя носит?! Сеньор уже дважды звал тебя!
-Я был у сеньоры Лукреции, - ответил молодой слуга, улыбаясь так счастливо, что опытная горничная всё сразу поняла и хитро сощурилась:
-Влюблен?
-Да, - просиял Паоло.
-Ты же совсем юнец,  - нахмурилась она, но улыбнулась, - может быть именно сейчас тебе и надо любить безумно, до смерти.
-Я люблю сеньору Лукрецию!
-А она? Впрочем, если она тебя держала так долго.
-Она слушала мои стихи и учила писать, - подхватил влюблённый, велела завтра приди.
Тогда тебе точно повезло - чувства взаимны.
Ночь принесла Паоло новые поэтические строки:
Любовь моя затмила мир,
Он перестал существовать.
Ты ярче солнца, мой кумир,
Одной тебе во тьме сиять…
Приди ко мне, чтоб ночь прогнать…
А где-то год спустя возле дверей тихого монастыря Урсулинок появился прелестный младенец в дорогих пенках, но без вензелей.
Добрые монашки оставили его у себя. Пока…