Убийство времени

Александр Тяпкин-Чурсин
                УБИЙСТВО ВРЕМЕНИ.
                (Параллельный мир №45.)

  Глеб Проскуряков положил на кухонный пол клочок газеты и, насыпав на него корм  «Kitekat», позвал своего кота:
  -Барсик!
  Обычно в таких случаях кот сразу же оказывался на кухне. Но сейчас он почему-то не прибежал.
  Глеб пошел его искать.
  Барсика не было ни в комнатах, ни в коридоре, ни в санузле, ни в кладовках.
  «Наверно, он улизнул на улицу, когда я ходил за почтой», - подумал Проскуряков.
  Тут раздался звонок в дверь
  Это пришел его сосед – профессиональный баскетболист Василий Лугин. Как всегда, его губы растягивала ироническая улыбка. С такой улыбкой он смотрел на всех людей, точно каждый из них на его глазах нечаянно плюхнулся в лужу.
  -Твой Барсик на березу залез, - проговорил Лугин.
  -На какую березу?
  -На ту, которая растет у твоего окна.
  И Василий ушел.
  А Глеб переобулся в кроссовки и, взяв ключ, вышел во двор.
  Кот сидел на самой верхушке пятнистого старого дерева, вымахавшего выше крыши четырехэтажного дома.
  -Барсик, иди сюда! – позвал зверька Проскуряков.
  Но в ответ кот только жалобно мяукнул.
  Глеб понял, что Барсик не может спуститься вниз, и решил лезть за ним.
  Последний раз Проскуряков забирался на деревья сорок лет назад, когда ему было восемь. Тогда это у него получалось не хуже, чем у обезьяны. Может быть, и сейчас все пройдет гладко.
  Глеб обвил ствол березы руками и ногами и медленно начал взбираться на крону. Но едва он оказался на трехметровой высоте, как под его ногой сломался сук, и он, Проскуряков, полетел на землю. Об нее он ударился боком. Удар был такой силы, что на несколько секунд у Глеба потемнело в глазах. Однако, к счастью, все кости остались целы.
  Проскуряков поднялся на ноги и, отряхнув с одежды пыль, посмотрел на дерево. Кота на нем не оказалось.
  «Куда же он мог деться? – удивился Глеб.
  Тут он заметил, что рядом с березой растет молодой клен, которого минуту назад не было.
  -Что за чертовщина! – пробормотал Проскуряков.
  Он взглянул на окно своей комнаты. Шторы были не желтые, а красные.
  «Все это может означать лишь одно – я попал в параллельный мир», - пронеслось в голове у Глеба.
  Эта мысль не очень его обрадовала. Кому он здесь нужен? Но раз его забросило сюда, придется с этим смириться.
  Тяжело вздохнув, Проскуряков зашел в средний подъезд и, поднявшись по лестнице, остановился перед дверью с выведенной на ней чертовой дюжиной. В квартире с этим номером он жил в своем родном мире.
  Под числом «13» была приклеена бумажка со следующим текстом: «Я улетел в Лондон. Глеб Проскуряков».
  «Выходит, мой двойник сейчас в Англии», - подумал Глеб. – Значит, можно некоторое время пожить в его квартире».
  Проскуряков сорвал записку двойника и, скомкав, сунул в карман.
  Он хотел было открыть дверь ключом, как вдруг обнаружил, что та не заперта.
  И вот Глеб уже стоял на кухне и ел яблоко, найденное им в холодильнике.
  В это время музыка, передававшаяся по радио, сменилась голосом диктора:
  -Всем известно, что в нашем мире живут только одни художники. Мы должны благодарить Бога за то, что он наградил нас талантом создавать картины и рисунки. Однако в остальных мирах дело обстоит совсем по-другому. Например…
  Тут послышались какие-то помехи, и вскоре радио смолкло.               
   Но и услышанной информации было вполне достаточно для того, чтобы понять, кем являются здешние обитатели.
    Глеб выбросил огрызок в мусорное ведро и зашел в зал.
Там он лег на диван.
  Проскуряков почувствовал какую-то душевную усталость. Он тупо смотрел в потолок – в голове его не было ни одной мысли.
  Вдруг раздался скрип открывающейся входной двери, а потом – звук приближающихся шагов.
  Через секунду появился Василий Лугин, вернее, его двойник. В этом мире он, несомненно, был художником, о чем свидетельствовали пятна краски на его голубой рубашке.
  -Давно прилетел из Лондона? – спросил Василий.
  -Нет, только что, - соврал Глеб.
  -Как там прошла выставка твоих картин?
  -Лучше некуда, - опять соврал Проскуряков.
  -А почему ты лежишь, а не работаешь? – не отставал Лугин.
  -А что, мне и полежать нельзя?
  -Ты, наверно, обдумываешь сюжеты будущих картин…
  Глебу надоело говорить неправду, и он сказал:
  -Нет, я просто лежу. И ни о чем не думаю. По крайней мере, не думал до твоего прихода.
  -Ты говоришь это серьезно?
  -Серьезно.
  Василий как-то странно взглянул на Глеба и неожиданно ушел.
               
  Василий Лугин зашел в свою квартиру, приблизился к телефону и, набрав номер тюрьмы, проговорил:
  -Мой сосед, Глеб Проскуряков, совершил преступление.
  -Какое? – послышался голос, принадлежащий роботу.
  -Он лежал у себя в квартире и совершенно ни о чем не думал.
  -Вы в этом уверены?
  -Абсолютно.
  -Хорошо. Против вашего соседа будут приняты самые строгие меры.
               
  Глеб Проскуряков, все еще лежа на диване, бездумно рассматривал длинную трещину, прорезавшую потолок.
  Внезапно раздался какой-то лязг, и вскоре перед Глебом предстало металлическое существо, сверкавшее, как начищенная кастрюля.
  -Я – судья-надзиратель А-24, - представился робот.
  -Что вам нужно? – неприветливо спросил Проскуряков.
  -Мне поступил сигнал, что вы совершили преступление.
  -Какое преступление?
  -Убийство времени.
  -Вы шутите?
  -Нисколько. Что вы сейчас делали?
  -Ничего. Просто лежал.
  -И ни о чем не думали?
  -Ни о чем. А почему вы это спрашиваете?
  -А потому, что ваше поведение и было убийством времени.
  -Ну, это мое личное дело – убивать время или не убивать.
  -Ошибаетесь. Убийство времени не может быть личным делом. А убийцу необходимо изолировать от общества.
  -Значит, я – убийца?
  -Самый настоящий.
  -И какое наказание мне грозит?
  -Десять лет лишения свободы.
  -Ну ладно, пошутили – и хватит. Я хочу отдохнуть.
  -Я не шучу. А отдохнете вы в тюрьме.
  -Идите туда сами. А мне и здесь неплохо.
  -Вы вынуждаете меня применить силу.
  С этими словами А-24 шагнул к Глебу и вцепился в его руку своей металлической клешней.
  -Вставайте.
  Проскурякову не оставалось ничего иного, как подчиниться.
  А-24 вывел его из дома и втолкнул в автомобиль, за рулем которого сидел другой робот. Затем он сел сам, и машина тронулась.
  Всю дорогу Глеб тер покрасневшее и болевшее запястье. Эта ходячая жестянка запросто могла сломать ему руку.
  Наконец они подъехали к тюрьме.
  Это было небольшое белое здание с несколькими зарешеченными окнами.
  А-24 заставил Проскурякова переодеться в полосатые штаны и рубашку. После чего привел его в одиночную камеру и ушел, закрыв дверь на ключ.
  Глеб осмотрелся.
  Нары, квадратный стол, стул и стеклянно-металлический аппарат в потолке, - должно быть, камера наблюдения.
  Проскуряков лег на нары.
  «Неужели мне придется провести здесь десять лет?!» - пронзила мозг Глеба шокирующая мысль.
  Спустя минуту в камеру зашли двое: А-24 и какой-то бородач, в одной руке которого была картонная папка, а в другой – нечто зеленое, блестящее и бесформенное.
  -Это господин Тверской, - представил бородача робот. – Он хочет написать ваш портрет.
  И А-24 удалился.
  Тверской положил на стол папку и карандаш, вынутый из нагрудного кармана пиджака. Потом он нажал на кнопку зеленой штуковины, которая в считанные секунды превратилась в широкое упругое кресло.
  Сев в него, художник достал из папки лист ватмана и взял в руку карандаш.
  -Уприте, пожалуйста, локти в колени, а голову положите на ладони, - попросил Тверской.
  Проскуряков выполнил его просьбу.
  И художник начал рисовать, время от времени бросая на Глеба острый взгляд.
  Минут через десять Проскуряков заметил, что взгляд Тверского стал постепенно притупляться. Вскоре глаза художника уже были мутные, как несвежая заварка.
  -Я две ночи не смыкал глаз. Сейчас я немного посплю, а потом мы продолжим, - зевнув, сказал Тверской.
  Глеб кивнул.
  Художник, словно ждавший этого сигнала, откинул голову на спинку кресла и погрузился в глубокий сон.
  Проскуряков подошел к столу и посмотрел на незаконченный рисунок.  «Похож», - констатировал он.
  Вдруг на Глеба напала страшная тоска.  «Надо чем-нибудь заняться, а не то я сойду с ума».
  И Проскуряков, сев за стол, начал рисовать.
  Он изобразил на ватмане зарешеченное окно и летящего за прутьями голубя. Рисунок нельзя было назвать шедевром, но все-таки он не говорил и об отсутствии таланта.
  Отложив свою работу в сторону, Глеб взял другой лист и принялся переносить на бумагу черты спящего Тверского.
  Не успел он дорисовать, как открылась дверь и вошел А-24.
  -Я пришел сообщить вам приятную новость, - сказал он.
  -Какую? – поинтересовался Проскуряков.
  -За примерное поведение вы досрочно освобождены.
  Глеб не верил своим ушам.
  -А что я сделал хорошего?
  -Вы стали рисовать.
  -И поэтому меня решили выпустить?
  -Да.