С бабушкой моей, которую в семье почему-то называли "тетя Катя", связана полумистическая история с бриллиантами. Но сначала – их происхождение. Источник тот же – папа.
«У них в семье было – не две, не три, а пять дочерей, Екатерина Алексеевна была самая младшая. Естественно, были женихи. Иосиф Юлианович тогда как раз заканчивал военное училище, бывал у них в доме, и предполагалось, что он сделает какой-нибудь дочери предложение. Но он приходил себе, со всеми общался, никому не давал предпочтения. И вот перед самым выпуском он приходит и говорит:
— Я пришёл сделать предложение.
Ну, все затрепетали – кому же наконец, кому?! А он огляделся и говорит:
— Я что-то Кати не вижу...
А Катя даже и не пришла – были старшие дочери, а она ещё гимназистка последнего класса, рассказывала – «у меня руки в чернилах, как я пойду? Так и осталась у себя в комнате...» Мать ему мягко давай намекать – мол, Катя ещё ребёнок, чем другие дочери хуже? А он как вспылил – на ком хочу, на том и женюсь, если вы отказываете, больше меня здесь не увидят, пусть она сама мне ответит! Послали за Катей. А она как услышала – удивилась и говорит то же самое:
— У меня же старшие сёстры есть, им пора замуж выходить, я же ещё гимназистка!
И не идёт. Он просит передать:
— Придите сами и скажите всё, как есть. Если вы не хотите, значит, я ни на ком не женюсь!
Тогда она видит – дело серьёзное, надо идти. Спускается в гостиную, он ей и говорит:
— Неужели Вы не понимаете, что я только ради Вас приходил...
И – к матери:
— Благословляете? Только не говорите, что ей рано замуж идти! Я бы подождал, но видите – я человек военный, поеду, куда прикажут, а она здесь останется, я приеду, а она замуж за кого-то другого выйдет... Чтобы такого не случилось, надо жениться сейчас! А с детьми спешить не будем!
Тут в доме всё вразброд пошло, старшие дочери шипят по углам, мама плачет, а он одно заладил:
— Если не на Кате, ни на какой другой не женюсь!
И – к Кате:
— Я, когда приходил, нарочно не подавал виду, со всеми ровно, но я, кроме Вас, никого не видел... Никому надежды не подавал, никому ничего не обещал, а сейчас решил, и будь что будет! Скажите только, согласны ли Вы, а всё другое мне безразлично. Пусть себе плачут, я на ком хочу, на том и женюсь! Вы согласны?
Она отвечает:
— Согласна.
Ну, и всё. Вот тогда он и подарил ей эти бриллиантовые серьги, нарочно за ними в Петербург ездил, но не в магазине, так заказывал, было дешевле... Они должны были в полку на балах появляться, нужны были драгоценности... Обвенчали их, приехали они по месту службы, а там полагался ему денщик. А Катя привыкла, что в доме горничные, придёт, платье сбросит, рубашечку, чулочки, там и оставила... Муж ей и говорит:
— Катенька, у нас женской прислуги нет, а чтобы мой денщик твои чулочки убирал, этого я не могу позволить, ты уж сама как-нибудь...»
Тут рассказ и прерывается – видимо, рассказывала ему бабушка сама... И закончила на весёлом, потому что дальше было всё печальное. Иосиф Юлианович погиб во время первой мировой войны, их дочь Наташа умерла от тифа. Так моя двоюродная прабабушка (я всегда считала её бабушкой, пока не выяснила, кто мне она) на всю жизнь осталась одна. Видимо, после такого замечательного мужа другие мужчины для неё не существовали. От прежней жизни остались одни лишь серьги. Она показывала мне их в детстве, подносила к лампе – бриллианты переливались многолучистым блеском... Хранила их всю свою долгую жизнь, пронесла сквозь две мировые войны, голод, разруху, оккупацию... Это была память, а память нельзя предать... и тем более – продать!
Когда я, наконец, родилась, выяснилось, кого она ждала целых пятьдесят лет. Божьи жернова мелют медленно... Она заполучила долгожданную внучку, узрела в ней свою воскресшую доченьку... и постаралась воспитать меня как герцогиню. К сожалению, это продолжалось только двенадцать лет... Но она заложила во мне основы всего, что я считаю в себе самым ценным.
А серьги пропали. После её смерти никто о них ничего не слышал. Жили мы трудно, и у меня не возникало ни малейших сомнений в том, что моя мать их давно продала.
У мамы была сводная сестра, племянница той женщины, на которой мой дед Николай Ильич женился после смерти Марии Петровны Котовой, — второй моей бабушки, Екатерины Павловны. Эта моя тётка Лариса, которую в семье почему-то звали Рая, всегда во всём стремилась восстановить справедливость. От неё я услыхала, что Екатерина Алексеевна именно мне, любимой внучке, завещала после смерти отдать легендарные серьги; сомневалась она и в том, что моя хваткая матушка могла эти серьги продать.
— Есть серьги! – уверяла тётка. – Ты своей матери не знаешь! К ней что в руки попадёт, она уже не выпустит! У неё много чего есть, но она умрёт – не отдаст! Искать надо!
Оказалось, что тётка знала маму лучше всех. По крайней мере, так показали события...
Были предприняты планомерные поиски. Ясно было, что мама серьги не отдаст, раз она до сих пор этого не сделала (после смерти бабушки прошло уже около двадцати пяти лет). Серьги завещаны именно мне – так тётка сказала. Значит, нужно позаботиться о том, чтобы вернуть себе утраченную собственность. Мамина квартира была (мысленно) размечена на квадраты, мой ребёнок периодически ночевал у неё — и по ночам, когда бабка спала, тщательно их исследовал.
Безуспешно. Видимо, она предусмотрела такую возможность. Мы потратили полтора года и ничего не нашли.
Скандал между тем потихоньку разрастался. Шила в мешке не утаишь. Я посвятила в дело отца и брата, мнение которых о матушке, как оказалось, полностью совпадало с тёткиным. Они вошли в мой заговор и периодически интересовались результатами поисков. Когда оказалось, что нашли мы пшик, они разгорячились. Было решено созвать семейный совет и призвать матушку к ответу.
Разбирательство вылилось в грандиозный скандал, который длился четыре часа. Там было всё: вопли, слёзы, клятвопреступления, заверения в том, что серьги давно пропали, что она их не видела, бросания тяжёлых предметов (хорошо, что не в нас), попытки вырваться из квартиры (пресекаемые силой), иезуитские хитрости... Мы были непреклонны, и нас было больше. Она сдалась. Выскочила из комнаты и, вернувшись, бросила на стол тяжёлый и вонючий свёрток...
Бесценные серьги двадцать восемь лет пролежали в банке с древним заплесневелым и засахаренным вареньем! Учитесь! Ребёнок видел эту банку, но, конечно, в неё не полез!!!
Отмыли, развернули... И – вот они!
Она ещё пыталась распоряжаться: разделила серьги, одну отдала мне, другую – брату... Но поодиночке ценности они не имеют, а кроме того, мой братец вообще – человек благородный. Завещано мне – значит, мне!
Историческая справедливость была восстановлена.
Бриллианты, а особенно оправа, всё-таки потемнели от столь долгого пребывания в банке. Я их потихоньку отмывала, любовалась ими, они светились даже в темноте!
Но мы были смертельно бедны. Одеть такие серьги мне было некуда. Так что, хочешь не хочешь, надо было их продать. Я утешала себя тем, что на вырученные деньги куплю себе какое-нибудь кольцо, - у меня уши, к тому же, вообще не проколоты.
Теперь вспомню: ШЁЛ СНЕГ...
Нет, до снега было ещё далеко. С серьгами я мыкалась года два. Попробуй их продай! Чтобы не быть обманутой, не заплатить большой пошлины, и чтоб не отломали голову!
На этом пути я дошла до истерики. Рыдала в кухне, билась головой об стол и молилась: «Господи! Помоги мне! Клянусь, — если я продам эти серьги, всё потрачу на ребёнка, ничего – для себя! Мне ничего не нужно, а он только начинает жить!»
И через два месяца серьги продаются!!! Шёл такой снег, что я едва успела на условленную встречу, — весь транспорт застрял...
Приезжаю с деньгами домой, тут же приходит ребёнок из школы, я вынимаю из сумочки на груди пачку сотенных бумажек и произношу пошлую фразу:
— Славик! Мы богаты!
Ха! Богатство... Через три месяца я схватилась за голову: от наследства оставался во-от такой хвостик. Мы оказались те ещё транжиры... Хвостик я спрятала в банку и поклялась истратить только на что-нибудь предельно нужное.
И тут ребёнок взвыл: компьютер!!! А я в это время присмотрела себе шубу...
Разумеется, куплен был компьютер. Мы остались буквально без копейки. И ещё долго, пока ребёнок ночами просиживал в Интернете, я, скрипя зубами, оплачивала счета и программное обеспечение и спрашивала себя, зачем я это сделала...
А потом перестала спрашивать. Славка научился зарабатывать в Интернете, и скоро вышло так, что уже не я – его, а он меня начал содержать. Компьютер оказался магической машиной, умеющей зарабатывать деньги. Сквозь долгие годы самоотверженность моей бабушки, сохранившей серьги, обеспечила моей семье достаток и процветание... Эти строки я пишу уже на другом компьютере. Но он куплен за деньги, заработанные на первом. И жизнь и любовь моей бабушки продолжаются в нём. Вот теперь благодаря ему возникает на бумаге её давно забытое имя...
На фото – Екатерина Алексеевна Кентршинская в молодости.