Маленькое счастье. Воспоминание
На-днях кто-то прислал мне пост - так это, кажется, теперь называется - о композиторе Ежи Петерсбургском, про его "Синий платочек" и знаменитое танго "Утомлённое солнце". Чудесная, известная во всём мире музыка, evergreen, вечно-молодая вещь. Вспоминали и другие его танго, и вдруг я услышал название - "Маленькое счастье". Это же музыка моей молодости, как говорится - отрочества. Сразу вспомнилась дача на Всеволожской, под Ленинградом, "холодное лето 1953 года" – был потом фильм с таким названием .
Шел месяц июнь, что-то начинало меняться в стране - умер усатый тиран, вдруг объявили: всесильный Берия "оказался врагом народа, английским шпионом" и его расстреляли. Это было шоком, но люди быстро успокоились - врагов народа среди большого начальства обнаруживали тогда не редко.
Но нас, ребят, это пока что не касалось. На нашей большой даче - её построил ещё до войны мой отец вместе с двумя родственниками - подобралась интересная компания 14-15 летних ребят. Выделялись из всех там мой двоюродный брат Боря К. и наш сосед по даче Лёня А, очень развитой, толковый парень. Большой компанией мы носились на велосипедах по округе, ездили купаться на Ждановские озера. В маленькой квартирке на втором этаже жила красивая веселая пара молодоженов - моя кузина Анечка с мужем Аркадием, у него была радиола - редкость в те годы - и целый портфель пластинок: записи Утёсова, запрещенный Пётр Лещенко на трофейных "винилах", танцевальная музыка Цфасмана и Эдди Рознера, модные тогда танго - "Брызги шампанского", "Дождь идет" . По выходным дням, а когда они были в отпуску и не ходили на работу - каждый день, всё это богатство звучало на всю округу, я эти пластинки помню до сих пор.
Но лучше всего запомнилось другое - танцы вечером, по субботам. Были возле нас целых две танцплощадки, "дикие", как сказали бы сегодня. Танцы устраивали не далеко от нас, одна компания собиралась на полянке ниже Колтушского шоссе, вторая - выше шоссе, на большом участке "исполкомовских дач". Там жили летом семьи муниципальных чиновников, советских служащих, как тогда говорили. Кто-то приносил радиолу и большой динамик - "колокольчик". Электричество в буквальном смысле слова воровали , палки-удилища с проводами и большими металлическими крючками забрасывали на провода, ведущие к дачам. Мы ходили на верхнюю площадку, ее называли просто "пляс", там собиралась более-менее интеллигентная публика, студенты и такие, как мы, школьники-старшеклассники. Обстановка там была спокойная.
Но не то было на нижней площадке. Вероятно, только такие, как я бронтозавры вспомнят сегодня амнистию 1953 года, когда Берия выпустил из тюрем и колоний уголовников, сидевших за "не особо серьёзные преступления и за денежные растраты в не особо крупных размерах" - так было объявлено в газетах. Может, помните у Евтушенко:
смотрели хмуро горожане
на бритых наголо кутил,
кому убийства с грабежами
"святой лаврентий" отпустил.
Ну, Евгению Александровичу виднее, он тогда жил в Сибири.
"Блатные" собирались на нижних танцах, которые они сами называли - "колыма". Там же "тусовалась", как сказали бы сегодня, просто молодежь из соседних с их площадкой дач, и естественно, эти ребята попадали под влияние тех, кто там верховодил.
Но, надо сказать, "пляс" и "колыма" уживались относительно мирно, никаких стычек я не помню. Было как-то раз, утащили нашу радиолу, но ведь все были соседями, нашлись общие знакомые и проблему быстро уладили.
Мы ходили "плясать" своей компанией, быстро перезнакомились и подружились с другими парнями и девочками из тех дач, стали вместе проводить время, купались на озерах. Но лучше всего запомнились танцы. Звучала музыка, и какая! Фокстроты, танго были тогда на школьных вечерах запрещены - западные танцы. Даже слова эти нельзя было произносить, на выходящих пластинках вместо фокстрот было напечатано "быстрый танец", вместо танго – "медленный танец". Предлагалось танцевать какие-то падэспани, падекатры, максимум - вальс. (Как будто это танцы русские!) Но кто мог что-то запретить нам, на даче! Мы как чувствовали, что времена наступают менее кровожадные. Из соседних домов приносили пластинки, они лежали на столике рядом с радиолой, хозяева заводили то, что нам всем хотелось. И гремели быстрые фокстроты, и фокстроты медленные, и вальс-бостон, и, конечно, танго, королева всех танцев.
Кто-то умел уже танцевать, и те, кто, как я, ещё не умел, смотрели на танцующие пары с завистью. Но постепенно учились друг у друга. Помню, меня учила танцевать, показывала движения красивая стройная девочка из нашей компании, назову её, ну скажем, Фаина. Родители её, исполкомовские "слуги народа", за символическую плату жили в одной из тех дач. Мне Фаина, естественно, нравилась, да и я был ей, вероятно, не противен. Приглашали ее танцевать другие ребята, но возвращалась она всё же ко мне. и под следующую музыку опять учила меня. Так приятно было двигаться вместе с ней, слегка обняв, держать в своей руке ее руку. Мальчишеская влюблённость…
Не вспомню уже сегодня большинство песен, под которые тогда танцевали – ведь почти 70 лет прошло, но одна запомнилась на всю жизнь, это было танго "Маленькое счастье". Прекрасная мелодия, точнее целых три: красивая, чувственная тема в цыганском стиле, за ней вторая тема и задумчивый припев:
Может, счастье где-то рядом,
Может и искать не надо,
Может быть, идёт за нами...
Это танго нравилось всем собравшимся, его заводили по многу раз, танцевали, подпевая замечательной Изабелле Юрьевой. Только много лет спустя я прочел подробности жизни знаменитой "Белой цыганки", как её называли за несравненное исполнение цыганских романсов. На самом деле звали певицу Изабелла Данииловна Ливикова, родилась она в еврейской семье в Ростове на-Дону, была очень популярна в двадцатых и тридцатых годах. Во время войны пела на фронтах, в госпиталях, в блокадном Ленинграде.
А после войны петь ей не давали, ведь в стране придумали запрет на "цыганщину" и прочие "безыдейные романсы": ну как же, куда они ведут советских людей? Музыка должна мобилизовать на "трудовые подвиги". Я помню эти времена, тогда запретили и Оскара Строка, и Вадима Козина. Редко-редко звучали записи Изабеллы Юрьевой по радио, да иногда позволяли ей спеть одну-две песни в сборных концертах. Публика приходила на эти концерты только, чтобы послушать именно её. Помню, раз на таком концерте были мои родители, они долго потом вспоминали и рассказывали друзьям - блестящая манера исполнения, прекрасный не изменившийся с годами голос!
Вспомнили о ней только в конце 20-го века, отметили 100-летие этой замечательной женщины. Был шикарный концерт, известнные певицы исполняли песни из ее репертуара, и сама Изабелла Данииловна спела несколько фрагментов из своих коронных романсов, говорят, голос звучал очень даже красиво. Дали ей звание Народной артистки, наградили орденом.
Но я отвлекся, попробую рассказать про то, что было дальше со мной. Кончилось лето, все разъехались, опустели дачи. Взять адреса своих дачных знакомых никому не пришло в голову, я знал только, что училась Фаина в школе, соседней с моей, на класс младше. Я был девятиклассником. Тогда мальчики учились отдельно от девочек, но, видимо, ясно было уже педагогам, что не дело это. И вот кто-то решил устроить новогодний вечер для 8-х и 9-х классов нашей школы вместе с такими же классами женской школы, где училась Фаина.
Помню этот вечер, в нашем актовом зале впервые белые школьные передники девочек. Искал я Фаину, но не пришла она. Я танцевал с кем-то, ребята из моего класса с удивлением смотрели, как скромняга Валера отплясывает танго и фокстроты…
Следующее лето я опять провёл на Всеволожской, но танцев по выходным уже не было. В тех, исполкомовских дачах жили совсем другие семьи, никого из прошлогодних знакомых там не было, и мы с братом туда не ходили. Слышна была музыка с "колымы", но та публика нас не интересовала.
А потом был новый учебный год, и многое изменилось в школе. Самое важное – ввели "совместное обучение мальчиков и девочек". Только мы, тогда уже десятиклассники, будущие выпускники, оставлены были в прежних классах, "без девчонок". Свысока смотрели мы на появившиеся в школе миловидные личики, прически и платья. Тогда же была введена школьная форма для мальчиков, для всех, кроме нас, выпускников. Помню, мы как-то раз сговорились и все пришли в школу галстуках, не в пионерских, а нормальных, взрослых. Девочки посматривали на нас с интересом.
В первый же день увидел я на перемене Фаину, посмотрел на неё и сразу заметил – что-то в ней не то. Она и её неразлучная подруга Люда отличались от большинства девочек – "взрослые" прически, немного сонный, "томный" взгляд чуть подкрашенных глаз. Две юные стиляжки, так про них говорили в школе. Меня Фаина не узнала, или делала вид, что не узнаёт. Еще говорили, что дружат они со студентами, курсантами, с ними проводят время. Что ей какой-то школьник?
Ну вот, на этом надо бы и закончить этот рассказ про моё "Маленькое Счастье" и обо всем, что было с этим связано. Показал я текст моей дочке, сыну, они в
один голос: ну что же ты, папа, оборвал на середине, расскажи , что было потом? (Это как у Галича: …а из зала мне кричат – Давай подробности!) Ну что ж, пара слов о том, что дальше было с моими персонажами.
О себе рассказывать не буду, много стариковских "мемуаразмов" поместил уже на своей странице на проза.ру. Мой брат Боря К. женился на москвичке и уехал в Москву, он стал крупным специалистом по металлургическому производству, был одним из главных строителей металлургического комбината Бхилаи в Индии, подаренного нашими вождями Джавахарлалу Неру и его преемникам.
Наш сосед Лёня А. после школы поступил в университет на филологический и стал известным в кругах любителей поэзии стихотворцем, его считали конкурентом Иосифа Бродского. Стихи его я читал в интернете, они красивые и умные. Но он погиб молодым, прямо как "Нигилист" Евтушенко:
на север с биофаковцами уехал он на лето,
у парня биография оборвалась нелепо.
Случайный выстрел охотничьей двустволки. А может быть и не случайный...
Напишу ещё немного о героине этого рассказа, которую я спрятал под псевдонимом Фаина. Исчезла надолго она из моей жизни. Наша семья уехала из района улицы Рубинштейна и Пяти углов, где была моя школа, поселились мы возле Исаакиевской площади. Закончил я школу, потом институт, работал совсем в другом районе и с одноклассниками почти не встречался. Вдруг, лет через 20 после окончания школы, слышу по радио: будет вечер встречи, приглашаются выпускники всех лет.
Пришел я в родную школу, вижу наших парней, возмужавших, заматеревших, кто с бородкой, кто с брюшком. Разговорились, и после "торжественной части" собрались в родной школьной столовой. Расселись в, разлили по стаканам какое-то вино, разговариваем, вспоминаем. Вижу - подходит к нашему столику и садится с нами дама, явно хорошая знакомая наших ребят. Начинается общий разговор и вдруг понимаю – это же Фаина, та самая,ну да,она ведь тоже выпускница нашей школы! Но как она выглядит, как одета, как говорит – грубая, развязная манера, полуприличный трёп. Особа того типа, который потом стали в Ленинграде называть "Интердевочка с Невского". Эх, лучше бы я её там не видел…
Меня она, естественно, не узнала , да и трудно узнать в 40-летнем дядьке того, пятнадцатилетнего мальчика. Не удержался я, спрашиваю: Фаина, это ты? - Да, отвечает, - а ты кто? Напомнил я то лето на Всеволожской, нашу компанию. Лето, говорит, помню, тебя не помню. Брата моего Бориса вспомнила, меня – нет. Не помнишь, говорю, Фаина? А ведь я к тебе так хорошо относился…
Дальше вспоминать, пересказывать этот разговор просто не хочется, кончаю рассказ. Как будто было что-то хорошее, и не стало…
Post Scriptum
Последняя, завершающая строчка, она звучала бы еще сильнее, если бы моя жена не уговорила убрать продшествующее предложение. Оно показалось Соне слишком вульгарным. Было там написана фраза той, которую я спрятал под именем Фаина. А сказанула она, улыбаясь, буквально : "Я тебе чего-то тогда не сделала? Так могу сделать сейчас!"
Это, я помню, покоробило даже меня, "прожженого ресторанного лабуха". В ресторанах по вечерам играл для заработка - маленькие дети часто болели, жена сидела дома. Вот такое воспоминание...
http://www.youtube.com/watch?v=uPouqFA6Mlk
Фото из интернета, где оно в свободном доступе.