От редакции
Внутренне неукоснительно базируясь на фундаментальных положениях как древних, так и современных эзотерических учений, автор в очень доступной и в то же время строго выдержанной манере излагает универсальные принципы и приемы, с помощью которых ищущий разберет и минует многие утомительные ловушки подсознания на пути своих духовных поисков, получит реальную поддержку и помощь в деле исследования деятельности механизмов своей личности, что, в свою очередь, позволит ему эффективнее справляться как с эмоциональными, так и с чисто энергетическими проблемами своей повседневной жизни.
Особую ценность книге придает безупречно прочная опора пишущего на внеличностные состояния сознания весьма высокого уровня, что позволит читателям, пользуясь этой высокой и надежной опорой, провести собственную интенсивную и плодотворную работу в этих пространствах, расположенных далеко за пределами конкретного ума.
Сознательный отказ автора от создания какой-либо новой, “собственной” терминологической системы освобождает изложенную информацию от особенностей замкнутых на себе информационных систем и делает ее пригодной для синтетического использования последователями и приверженцами практически всех распространенных ныне фундаментальных эзотерических учений. В то же время, смысл и значение нескольких “технических терминов”, которыми по необходимости пользуется автор, совершенно очевидны из контекста, и поэтому используемые слова вполне могут быть заменены “техническими терминами” из словаря того базового информационного учения, которым привык пользоваться читающий, конечно, при условии, что “внутренний перевод” делается на основе ощущения полной идентичности сущностных качеств данных понятий.
;
Предисловие
Посмотрите, жизнь этого человека, похоже, не сложилась, он – неудачник; другой, наоборот, с легкостью реализует немыслимые проекты и “планов громадье”; третий засыпает за рулем и разбивается насмерть, вчера только сделавшись кумиром миллионов; кто-то немыслимо богатеет, в то время как один его талантливый сокурсник вчера сошел с ума, а другой сегодня просит милостыню в подземном переходе… Сколько людей – столько и судеб. Есть, однако, нечто объединяющее и отличающее людей творческих, – непредсказуемость их завтра. А так ли уж эта жизнь непредсказуема? Если вдуматься, на свете совсем не бывает случайного, все происходит зачем-то. И даже эта книга могла попасть в руки только с какой-то определенной, вполне конкретной целью, причем ни автор, ни читающий ее сейчас не знают точно – с какой.
Зачем случается, что многие талантливые люди умирают так рано? Почему Пушкин не дожил до семидесяти лет? А правда, почему? Если проанализировать то, как мы реагируем на вещи, задевающие нас внезапно, можно заметить, что даже внешне очень похожие люди часто проделывают это по-разному. Одни возмущаются и начинают нервничать, другие – нет. Странно, но покой и душевная гармония последних нисколько не нарушаются вторжением в их жизнь случайного. Явная же ошибка первых заключается в раздражениях и обиде на неожиданное, которые автоматически и приводят их к нарушению целого свода эзотерических Правил Бытия. Как следствие, они теряют ясность мышления и начинают смешивать вещи уже не просто разные, а даже и несовместимые в принципе, чего делать категорически нельзя. Это прописная истина.
Разве можно, к примеру, путать себя сегодняшнего со вчерашним или с завтрашним, с тем человеком, с которым мы, если разобраться, еще не знакомы? Ведь это совершенно разные люди и управляют ими разные законы. Вещами запретными и недоступными нам вчера, сейчас играют соседские дети. Вот почему и наше отношение к миру, деньгам, доброте или самим себе со временем меняется. Должно меняться! В противном случае мы делаемся бедными, злыми и неспособными осознать или почувствовать себя проводниками Духа…
Стоит ли ограничивать свой ум банальной констатацией очевидного? Не пора ли ему взглянуть на проблему общения с нами мира, который разговаривает с живым в основном лишь на тонком языке событийности, гораздо глубже и, наконец, увидеть, что наше непроизвольное отталкивание случайного и чрезмерное эмоционирование по поводу происходящего не только приводит нас к явно негативным результатам, но и уже является свидетельством (следствием) того, что неведомые ошибки были совершены в прошлом, и далеко не всегда нами. Вот их-то, первопричины, и следует начать сегодня искать, коль скоро мы заинтересованы в оптимизации ситуации, в которой пребываем. Знание о вечном раскрывает нам секрет, что кровь из носа начинает идти прежде, чем мы его разбиваем. Спотыкаемся, падаем и испытываем боль мы уже значительно позже…
Человек, научившийся распознавать вещи, недавно еще для него не существовавшие, все равно что зажег в темноте факел. Он налил себе в ладони огонь и освещает им дорогу, но с костром в руках странно и даже опасно возвращаться в прежнюю квартиру – там тесно и полно всякого горючего хлама, всё может вспыхнуть. Пламя нужно уметь гасить, либо в свой прежний дом уже не возвращаться – там непременно случится пожар!
Ничто не угрожает тому, кто духовное восхождение или талант видеть и говорить истину подменил позой, эстетическим изыском или наивным стремлением спасать мир. Такой человек находится в полной безопасности, поскольку в его руках горит не костер, а фонарик, чье тепло и свет – игрушечные. Этот актер всю жизнь стоит на одном месте и приятно развлекает себя и окружающую публику искорками бенгальских огней. Парапсихоанализ пригодится идущему вперед, ибо ему необходимо научиться руками доставать из своего мозга и сердца Божественную искру, которая в момент рождения поселяется и живет в каждом из нас.
;
Вступление
Истина изреченная есть ложь. В этой книге нам придется говорить о многом, но почему-то никогда о главном. Читать ее – дело непростое, потому как ничто здесь нельзя воспринимать буквально, но только как символы или модели. Пусть зачем-то открывший ее сам и определит для себя – в чем его цель, сам же подберет ей знаки или нужные одежды. Имя Бога не произносится вслух. Имеющий уши да услышит…
* * *
Представьте себе, что вы идете в магазин и покупаете нож. Им можно наточить карандаши, а можно, превратив его в скальпель и хорошенько продезинфицировав, совершать тончайшие хирургические операции. А еще можно выйти на большую дорогу и, используя нож уже в качестве орудия убийства, начать грабить людей. Он ведь острый, сделан из превосходной стали и заточен специально для того, чтобы резать живое! Так вот, парапсихоанализ – это ситуация приобретения исцеляющего ножа, с попутным осознанием, что скальпелем являемся именно мы, когда начинаем ходить по следам работы этого опасного инструмента. Или когда глядим в зеркало…
Между строками этой книги как бы случайно, в беспорядке разбросаны странные ключи и специально растворены (зашифрованы из соображений элементарной безопасности) технологии расщепления и синтеза невидимого. Кому нужно и кто к этому уже готов, тот безусловно разгадает тайный смысл прочитанного и легко соберет всю систему целиком, словно мозаику. Нет нужды упрощать…
Войти в состояние парапсихоанализа можно только уже сознавая, что есть страх, боль, смерть и вечное. Оказывается, единственное знание, без которого мы точно никак не обойдемся, вознамерившись открыть двери в запредельное, и что прежде просто обязаны будем вспомнить, это то, что мы и Космос есть нечто единое. Как можно такое узнать, а тем более вспомнить? Ведь если на улице ко мне подойдет некто и просто скажет, что он, я и трансцендентный Дух Святый в своей сути есть одно, это совсем не означает, что я возьму и вот так, прямо сходу пойму, о чем он со мной говорит, и уже в следующую минуту начну воспринимать мир как нечто единое, применяя полученное знание к жизни. Понимать – значит переживать или ясно видеть то, что сознаешь. Если я знаю или думаю про себя, что являюсь огнем, но вокруг меня почему-то ничто и никогда не загорается, выходит, я обманываюсь, полагая, будто бы вообще что-либо знаю.
* * *
В этой книге может быть слишком часто встречаются слова “ирреальное” и “безумие”. Незачем волноваться. Это – рабочие понятия и употребляются они здесь, конечно же, не в значение “болезнь”, но в смысле “отклоняющееся от обычного” или “преодолевающее рассудочное”. Они уместны здесь еще и потому, что довольно точно передают специфический флер идеологии парапсихоанализа – искусства достижения измененных состояний сознания, являясь своего рода ключами к познанию трансцендентного.
Однако существует другая и весьма серьезная проблема. Входя в эту книгу, есть риск споткнуться о слова. Причем отнюдь не новые, придуманные недавно, даже такие фанерные, как “парапсихоанализ”, “трансмедитация” или “суперэгоцентризм” (в конце концов, к ним можно привыкнуть), а именно о старые, смысл которых нам как бы хорошо знаком. О слова как таковые! А можно ли вообще с помощью известных нашему рассудку понятий или точно сформулированных солидными энциклопедиями определений проникнуть в неизвестное? – Пойти-то можно – придти нельзя. Давно бы уже все там побывали.
Как же следует читать эту книгу? – Осторожно. Так, чтобы слова своим буквальным содержанием не отвлекали нас от того, что мы, встав на эти разбитые ходули, пытаемся с их помощью раскрыть. Давайте с самого начала договоримся, что в тонком пространстве именно этого текста слова всегда будут выполнять роль условного поводыря, костылей или даже неизбежного зла. И если, к примеру, нам повстречается словосочетание “Духовный Двойник”, мы не станем искать, чьим именно близнецом Он является и на кого похож (или заклеивать его другим, якобы более подходящим ярлыком – “духовная сущность”), поскольку Он ни на что не похож и сущностью так же не является.
* * *
Попробуйте изъять из любого проистекающего сейчас процесса (размышления, обиды, прогулки по лесу, приготовления обеда, делания предположений, чтения этой книги и т.п.) его обязательный компонент – время, и вы соприкоснетесь с полной ирреальностью переживаемого вами явления. Кроме того, вы довольно скоро и причем качественно измените (через подобное самоабстрагирование) уровень собственного сознания, попутно превратив и природные свойства всего, на что смотрели прежде того, как вам удалось произвольно остановить время.
Если я решил что-то узнать, то сначала должен определиться, о чем думать или помнить не буду, то есть решить для себя, какого знания необходимо принципиально избегать. Не потому, что узнать все невозможно. Дело в другом: постоянное памятование о второстепенном снижает темп, существенно затрудняя познание главного. Если, к примеру, меня чрезмерно беспокоит вопрос спасения души, что по-человечески вполне естественно и понятно, то этим я задаю особое направление эволюции своего сознания и начинаю допускать в себя мысли или совершать поступки, которые, как это ни парадоксально звучит, как раз и не позволят мне достичь желаемого. Карма сжигается иначе – вместе с приготовлением пути, через очищение или превращение себя.
Когда соседский ребенок просит у меня яблоко, а их у меня три, полагаю, мне не будет жалко отдать ему одно из них. А если этот ребенок ничего у меня не просит, просто я встретил его возле своего дома и сейчас говорю с ним, узнавая, что он – это я, который родится когда-нибудь потом, в другой жизни, разве не начну я тогда с неумеренным энтузиазмом предлагать ему все три яблока и, более того, настаивать, чтобы он их тут же при мне и съел?
Беспокойство о себе, а тем более о “себе, пока еще не родившемся”, заставляет нас проделывать вещи, отвлекаться на которые вряд ли придет нам в голову, не знай мы таких слов как “реинкарнация” или “смерть”. Или если бы мы вдруг научились в нужный момент забывать [думать] о неважном. Хлопоты вокруг правильного с точки зрения рациональной логики не просто затрудняют осознавание себя Космосом, что является практически единственной технологией растворения (искупления) кармических грехов или ошибок, но в большинстве случаев исключают и саму вероятность подобных переживаний.
Познать себя, войти и пребывать в здесь и сейчас можно только в каком-то одном (цельном) качестве, сняв с себя маску суетливого клоуна и прекратив в своей голове бессмысленное биение противоположных интересов. Вовсе необязательно раздумывать о вещах второстепенных постоянно, чтобы начисто лишить себя возможности когда-нибудь разглядеть главное. Реинкарнация, карма, спасение души или мира – все это вещи второстепенные. Они заслоняют слышание в себе Бога. Уходит время…
;
Умного судьба ведет, а глупого тащит...
Вы не умеете расшифровывать энцефалограммы? – Напрасно. Информация приходит к нам отнюдь не через прочтение слов. Иногда бывает уже достаточным прикоснуться к вещам, принадлежащим другому... К примеру, заглянуть в его мысли или сны...
Парапсихоанализ (от греческого para – находящийся рядом или отклоняющийся и психоанализ) – это метод познания или проникновения в иррациональное, в область, лежащую за пределами нашего разума, в то, что принципиально невозможно осознать умом. Например, увидеть истинные причины происходящих с нами неожиданностей, всяких непредвиденных событий, болезней, неудач, несчастных случаев или же, наоборот, успеха и везения. Мы можем долго искать причины всего этого и в итоге нафантазировать разное, однако узнать точно, что кроется за случайностями, оставаясь на том же уровне сознания, которого вполне достаточно даже для полета в космос, нам не удастся.
Эти причины непостигаемы человеческим рассудком главным образом потому, что нераспознаваемы (невидимы) им или, проще говоря, не входят в круг его компетенции. То, что разум не в состоянии даже представить, для него просто не существует. И такая картина совершенно закономерна – наш ум по природе своей логичен и рационален, так что было бы даже глупо на него обижаться за то, что он не желает постигать вещи, которые не может видеть по определению. Он привык иметь дело только с тем, что сам для себя определил как реальносуществующее и что может если не потрогать, то хотя бы представить или предсказать. В нашем лексиконе слово “случайность” встречается чаще, чем того хотелось бы, и далеко не всегда понятно, почему происходит не то, что было запланировано, а что-то совсем другое, чего мы никак не ожидали и что нам совершенно ни к чему. В нашу жизнь вошел и стал хозяйничать случай. Из-за этого мы иногда чувствуем себя беспомощными и незащищенными в этом мире.
* * *
Закончилось сказочное время великих эпосов. Цивилизация просто вынуждает нас выдумывать новых богов…
– О том ли мы говорим, что было время, когда люди знали точно, за что им на голову сваливаются разные неприятности, а сегодня, несколько поутратив искренность и непосредственность в своих прежних отношениях с Богом и превратившись по существу в материалистов и прагматиков, они постепенно растеряли и способность разгадывать смысл происходящего с ними?
– Такого времени, когда человек просто (не умом) веруя в высшие силы будто бы хорошо понимал, за что на него сваливаются “разные неприятности”, на самом деле никогда не было, хотя многим из нас с такой мыслью трудно согласиться. Оказывается, человек в принципе не может узнать, за что Бог его наказывает (и даже не потому, что Бог – это скорее Закон, чем злой надзиратель), независимо от того, верит он в Него или нет и какой век сейчас за окном, пока не начнет грамотно задавать вопросы и не научится слышать на них ответы. Когда я вопрошаю: за что? – это означает, что я уже стою на коленях в позе человека кругом виноватого, кающегося и сознающего, что согрешил, только вот не помнящего точно – когда и где.
Скажите, пожалуйста, окажись вы на месте Бога, о каком таком “смысле происходящего” вам удастся побеседовать с человеком напуганным? Он же из-за своего страха никого не сможет услышать, кто бы ни попытался заговорить с ним про смысл его жизни. Нетрудно догадаться, что в зависимости от того, кого такой человек называет Богом (то есть какой именно образ он уже нарисовал у себя в голове: нечто любящее, доброе, всепрощающее или, наоборот, грозное и безжалостно карающее за малейшую провинность), ответ на вопрос “за что?” он также придумает для себя сам. Увы, боящийся никогда по-настоящему не станет верующим или мистиком и при жизни вряд ли заговорит с Богом, ибо у него нет ушей, которыми он сможет Его расслышать. И потому единственное, что ему останется, – это размышлять о Боге, а правильнее было бы сказать – Его фантазировать.
Беда в том, что прозвучал вопрос “за что”, а не “зачем”! А это далеко не одно и то же. Между людьми, так непохоже реагирующими на происходящее с ними и, отсюда, столь по-разному формулирующими свои вопросы, лежит глубокая пропасть! Человек, озадачивающий себя вопросом, зачем с ним случается то или это, конструктивен уже тем, что находится в движении и поиске, а не стоит виноватый и побитый в углу. Он сознательно выбрал сильную жизненную позицию и сам строит собственную судьбу. А поскольку он этой деятельностью увлечен, ему некогда дрожать от страха и он способен что-то услышать. Ему постоянно требуется диалог с тем, кто может помочь в его деле, и своим вопросом “зачем?” он явно демонстрирует стремление расслышать Его и последовать совету, который, как он это понимает (или верит), уже и всегда к нему обращен, чтобы на ходу подправлять свои мысли или шаги, когда он ошибается.
Не спотыкается, как известно, тот, кто никуда не идет. Поэтому в самой ошибке (не надо ее путать с преступлением) ничего страшного нет. Она вполне естественна и даже закономерна для ищущего, если не сказать жестче – запрограммирована в качестве урока, тем более, что начинать поиск нам приходится в абсолютной темноте. Вот почему в такие моменты между нами и Богом не происходит выяснений на уровне – “ты сделал то, чего Я не хотел, так на вот тебе, получи за это саркому легкого”. Это и на диалог-то не очень похоже. Зато когда мы спрашиваем: зачем? (для чего?) – другое дело. В этом случае диалог не только возможен, он, собственно, уже идет.
Когда со временем человек поднимет свое сознание на более высокую ступень и научится быть безошибочным даже в своих спонтанных намерениях, превратившись в совершенного проводника или, что называется, в сосуд Божий, тогда и всякую случайность, приключающуюся с ним, он будет воспринимать не иначе как оценку Космическим Сверхразумом (назовем это сейчас так) его земной или человеческой, а потому, как правило, и ошибочной инициативы с точки зрения ее глобальной целесообразности. Но главное, в этом проявится Его вполне дружелюбный совет – как дальше с ней поступить: погасить или направить на что-то другое.
* * *
Вы думаете – я сейчас отправлюсь на край света в поисках чудес? – Да ничего подобного. С места не сойду. Останусь неподвижно сидеть в кресле и даже каналы в телевизоре буду переключать… взглядом.
Одна из конкретных задач парапсихоанализа заключается в том, чтобы помочь распознать природную способность и даже скрытую цель психики естественно приводить наш рассудок в состояние непосредственного общения с внематериальным или трансцендентным (в словаре это понятие расшифровывается как непостижимое и запредельное), с тем, что больше известно как мир Духовного, а главное, научиться таковой ее способностью осознанно управлять. В определенном смысле парапсихоанализ сводится к искусству грамотного предпочтения или выбора из вещей, которые мы уже наблюдаем, к особому методу концентрации – трансмедитации (подробнее о ней мы поговорим позднее) на идее тотального единства всех вещей в их первопричине.
Такое переживание неизбежно провоцирует общение человека со всеми вещами на столь высоком и внечувственном уровне, что реальным становится изменение не только их свойств, но и воздействие на саму ситуацию их как бы случайного появления в поле нашего внимания. Причем такими вещами могут быть материальные предметы или явления, сегодня нам пока еще совершенно незнакомые. Порой мы не только не готовы к непосредственному контакту с ними, но, бывает, даже и не в состоянии их себе представить. Кроме всего прочего, в момент такого контакта они, как правило, остаются невидимыми, сильно удаленными от нас в пространстве или (что звучит уже почти невероятно) во времени. Это, безусловно, сильно затрудняет познание природы вещей, а также законов взаимодействия разнокачественных миров.
Мы заговорили сейчас, конечно же, не о чудесах (само существование которых парапсихоанализ исключает в принципе), превозмогающих возможности человеческого рассудка и его восприятия, но все же о том, что вряд ли целесообразно даже пытаться себе представлять или воображать, то есть выдумывать головой. Во-первых, потому, что подобные фантазии разрушают присущую уму последовательность и логику мышления. Во-вторых, они создают слишком яркие, отвлекающие внимание образы, к которым мы непроизвольно начинаем тянуться, причем скорее эмоциональной, чем ментальной составляющей нашего рассудка.
Кроме того, пытаться понять природу и механизмы такого сложного процесса как превращение реальности вообще не следует способами, обычно используемыми нами для получения какой-либо информации, впечатления или результата. Общение с трансцендентным есть совершенно новое для человека состояние (переживание), которое он тем не менее может только вспомнить. Это аксиома эзотерики. К ирреальному (духовному) не приходят, в него возвращаются…
* * *
Научаясь видеть мир единым, человек неминуемо приходит к пониманию того, что он и есть этот мир. За окном для него не оказывается такого, на что, бросив взгляд или о чем подумав, он не смог бы сказать: “И это тоже есть я”. Как способ мистического растворения себя в том, где есть бытие, но нет времени, такой метод уже широко используется практически всеми религиозными системами. Он не нов и, может быть, именно поэтому парапсихоанализ без всяких опасений берет его на вооружение, перенося в новое психологическое пространство и определяя его как чуть ли не самую ценную и результативную тему для медитаций или интеллектуального опыта.
Такой способ ментальной концентрации в парапсихоанализе приобретает значение ключа, с помощью которого успокоив (или выключив) свой ум и этим, как ни парадоксально прозвучит, разбудив свое сознание, мы можем открыть дверь в неведомое и запредельное (в иррациональное). Войдя туда, мы увидим, как уже изменилось, пока шли, то, ради превращения чего нами и был пройден некий путь, и что при любых других обстоятельствах как предначертанное, а, стало быть, и неизбежное, не могло быть изменено по определению.
В этих словах, если хорошенько в них вдуматься, можно разглядеть не только “безумную” (познание смысла вещей, осуществляемое без участия в этом процессе ума) философскую концепцию парапсихоанализа, но и его практический метод, заключающийся в том, чтобы не размышлять там, где в этом нет необходимости (осознавая ограниченность любого материалистического способа познания мира), и принимать решения, жить и действовать, повинуясь спонтанному, то есть естественному, Богом заложенному в нас импульсу.
В этом импульсе всегда зашифрованы точная информация, цель, безошибочность и сила. Однако распознать и извлечь все это из нашей спонтанности, ничего не добавляя и не придумывая от себя, неимоверно трудно. Для этого необходимо прежде снять с нее (а правильнее было бы сказать – с себя) шелуху из эмоций, желаний, планов на будущее, общепринятых представлений о долге, морали, совести и нашем “предназначении”. Ведь именно в виде такого коктейля судьба (или предложенный нам Космосом путь, которым мы все равно пройдем, хотим того или нет), уже превратившись в мысли и слова, доходит до нашего рассудка.
Осознать глубокий смысл, заложенный в нашей спонтанности и случайности происходящих с нами и вокруг нас событий, непросто. Но еще сложнее – не препятствовать тому, чему и так суждено исполниться. Вспомните замечательный афоризм Сенеки: “Умного судьба ведет, а глупого тащит”. Но, пожалуй, самое трудное – это добиться качественного изменения уровня и структуры своего сознания, научившись различать скрытые противоречия везде, где они есть, и разводить их по разным углам. Без специально наработанной аналитической способности, без умения наблюдать и взаимодействовать с вещами в высшей степени отвлеченными (с абстракциями), задача пробуждения сознания и возведения его на иную ступень эволюции останется лишь добрым себе пожеланием. Нужно всегда помнить, что собранные в одном месте и связанные друг с другом энергии различных уровней и знаков, как лебедь, рак и щука из басни Крылова, не только сковывают свою потенциальную мощь, но и создают патовую ситуацию для нас, растрачивая свою силу и нашу жизнь на поедание друг друга.
* * *
Сказать о вечности, что она была всегда и даже прежде, чем начало быть время, значит неверно объяснять себе суть обоих понятий. Если вдуматься, то в самом словосочетании “прежде времени” можно увидеть явное противоречие. Прежде времени никак не могло что-либо быть. О вечности не стоит говорить – “всегда”, потому что это непонятно и неточно. Лучше уж сказать – “сейчас”.
* * *
Являющееся зерном парапсихоанализа искусство разделять на составные части вещи, на первый взгляд созданные и существующие как нечто единое, чем-то схоже с высвобождением ядерной энергии и синтезом нового вещества, когда человек производит разделение монолитной структуры атомного ядра. Слово “атом” в переводе означает “неделимый”, а разделить, если подумать, оказывается можно почти все. И чем труднее бывает осуществить этот процесс, тем больше, как показывает опыт, в итоге высвобождается энергии. В этом не просто заключается психологическая пружина парапсихоанализа как метода творения иных событийных ситуаций, это – один из фундаментальных законов мироздания.
Если цель парапсихоанализа – определить, как изменение чего-либо или создание принципиально нового (творчество), то разделение является средством (методом), позволяющим этого достичь. Но главное, – когда мы желаем реальной трансформации вещей мира внешнего, – подвергнуть разделению нам придется нечто, живущее внутри нас. Вот почему парапсихоанализ, как искусство разделения себя в недрах психического с целью образования новых вещей, есть не что иное, как парапсихосинтез.
Итак, если обобщить, парапсихоанализ – это способ, особая медитативная техника и практика сознательного превращения реальности путем непосредственного отождествления себя с нею, то есть с внешним материальным миром и его вневременной сутью и первопричиной – Духовным Началом. В его основе лежит мистическая концепция суперэгоцентризма – стремление и способность пробуждающегося сознания распознавать во всем проявление собственной воли и самого себя.
Случалось ли вам замечать, как сознание само, без всякой внешней помощи расширяется, и с нами начинают происходить разные интересные вещи, когда мы умудряемся хотя бы на короткое время прекратить формулировать одни и те же наши желания и постоянно кричать их себе в уши? А кому же еще, ну не Богу же?! В том ирреальном поле информации, куда человек еще при жизни волен входить, когда захочет, если знает туда дорогу, обо всем давно известно и так. Причем наперед, поскольку, во-первых, никакого времени за пределами материи нет вообще, а во-вторых, все эти желания именно в этом трансцендентном поле для нас и зарождаются. После смерти мы не только обязательно туда приходим, но даже невозможно сказать “возвращаемся”, поскольку никогда оттуда и не выходим. Мы есть это поле. Что из того, что на короткое время одной ногой (гранью сознания) мы шагнули в жизнь…
* * *
Театр
Входя в город слепых, будь невидим, молчи и ни в коем случае не зажигай огня.
Сегодня вечером в старом театре дают Пьесу. Да, конечно, ту самую. И который сезон подряд! Теперь, впрочем, можно уже посмотреть ее продолжение. Когда-то постановка Пьесы явилась значительным событием в жизни города. Об этом много писали. И вот что интересно: местная летопись почему-то ведется с момента возникновения драматического театра, в то время как некоторые историки утверждают, что город появился на карте значительно позднее, чем здесь был заложен Театр, а прежде на этом месте будто бы рос непроходимый лес. Какая-то путаница…
Как бы то ни было, правда заключается в том, что завершение грандиозного строительства Театра чудесным образом совпало с рождением Пьесы, премьера которой тогда же здесь и состоялась. Не стоит удивляться тому, что за все время, пока в городе существует Театр, в нем ни разу не обновлялся репертуар. Ведь несмотря на то, что спектакли идут здесь каждый вечер и один не повторяет другой, Пьеса до сих пор не закончилась. Сегодня вечером, к примеру, в стенах Театра ставят лишь седьмую картину второго акта грандиозной эпопеи. Третий, говорят, еще не дописан, но Автор над ним будто бы напряженно работает. Так что до конца еще далеко…
Про автора Пьесы, сюжет и причины написания этого бесконечно длинного сериала, а также историю самого Театра и труппы, постоянно в нем работающей и регулярно обновляющейся, да и вообще про те давние времена, когда здесь всё только начиналось, газетчики многое придумывают. На деле же им известно лишь то, что Театр несколько раз горел, хотя до сих пор еще не нуждается в капитальном ремонте; что огни рампы здесь зажигаются регулярно каждый вечер и спектакли идут железно в дни даже очень сильных пожаров, выборов мэра или эпидемий гриппа; а кроме того, что любой актер, случайно или просто проездом по своим делам завернувший в наш городок, непременно оказывается на этой прославленной сцене и принимает участие в постановке ставшей сегодня уже классической Пьесы. Это, поистине, не просто драматургический шедевр, а редкостный и совершенно необъяснимый феномен. Уникален и Театр, других таких нет.
* * *
Чтобы лучше представить себе великолепие декораций, истинные размеры здания Театра, а также чтобы прикинуть, во что Городской Управе обходится его постоянное содержание, достаточно сказать, что каждое утро, если только на улице не идет дождь, двенадцать самых сильных рабочих на блоках поднимают и привязывают к потолку над сценой настоящее солнце. По вечерам они же его задувают, аккуратно, стараясь не обжечься, снимают с цепей и запирают в подвал остывать. А как-то раз ночью, под столярными мастерскими лопнула труба и к утру, когда артисты проснулись и пришли на работу, воды на сцену натекло уже столько, что там образовалось глубокое и бурное море. Со временем в нем завелись водоросли и рыба, а потом, когда в Театре появились люди, по морю стали плавать большие корабли. Оно сейчас почему-то пахнет соляркой, но так, говорят, было не всегда.
Первых актеров в свой Театр Режиссер пригласил очень давно. Поначалу ими были обыкновенные камни, электричество, время и воздух. Через какое-то время из зоопарка прислали двух живых львов и огромного бурого медведя, а также небольшую, но очень ядовитую змею. И много разных птиц. Откуда взялись на сцене горы, собаки и деревья – точно неизвестно, ну а кошки, молнии и пчелы тут жили всегда. Последними в Театр пришли болезни, деньги и люди. Все они играют здесь самих себя.
Сцена в Театре устроена необычно и об этом, конечно, стоит рассказать особо. Странности начинаются уже с момента, когда перед молодым артистом распахиваются двери Театра и он впервые входит сюда с улицы. Актер сразу же оказывается на сцене! Не в раздевалке, как он того ждет, или, скажем, в фойе, в зрительном зале или где-нибудь еще, а прямо на эстраде. Но даже не это удивляет больше всего. А то, что буквально с первой минуты своего пребывания на сцене новоиспеченный комедиант, можно сказать, вчерашний школьник, вдруг громко и уверенно начинает декламировать, да еще наизусть (!) слова из своей роли, ни в одной из реплик не спотыкаясь. И откуда что берется? Всё это при том, что еще сегодня утром он понятия не имел о том, что вечером окажется в Театре и, более того, что он будет приглашен сюда на постоянную работу! Ведь артист, на замену которого из театрального училища по телефону был срочно вызван какой-нибудь “по возможности толковый студент”, только что, полчаса назад был еще жив и здоров. Счастлив и весел. Ничто не предвещало беды… Подобные подмены почти всегда являются для актеров Театра, а уж тем более для приглашаемых выпускников театральных вузов, полной неожиданностью. Сюрпризом. Да, как-то странно все это…
Так вот, складывается ощущение, будто новичок умудрился вчера ночью раздобыть где-то сценарий Пьесы, которая только сегодня вечером здесь пойдет, тайком прочитал свою роль и заучил ее на память. Но ведь это как раз и невозможно! Дело в том, что в нашем Театре никто своих ролей не знает, а стало быть, заранее их и не учит, потому как их, ролей, в этой Пьесе нет как таковых. Вообще не существует! Удивительно, но на качестве спектаклей столь вопиющая ненормальность почему-то никак не сказывается. Как такое возможно? И вот еще что непонятно: – каким образом артисты по вечерам добираются домой в полной темноте, ведь в городе, как известно, лампы не зажигают, а в Театре освещена только сцена?
Да, здесь много загадочного. Кстати, зрительного зала, вешалки или буфета, а самое главное, выхода на улицу не просто нигде не видно. Их элементарно нет. В природе не существует. Везде вокруг – одна только сцена. Вот почему домой по вечерам никто и не ходит. Первое время почти все молодые актеры, конечно же, переживают свою бездомность, некоторые даже весьма болезненно. Пристают к старожилам со всякими расспросами, а что тут можно сказать… Вот и мечутся они по лестницам Театра, потом начинают выпивать и… успокаиваются. С годами большинство артистов вообще прекращает искать выход [в город]. Устают, должно быть, или привыкают к своим новым маскам и к немного странному положению вещей в Театре. Тюрьмой его, однако, никто не называет! Ведь он прекрасен! Разве тюрьмы такие? Там везде решетки и плохо кормят, а здесь можно жить беззаботно. И даже быть счастливым!…
Продолжение следует.
* * *
Для упорно нежелающих уверовать в легенды давно пора придумать игру, в которой на стол бросаешь мысли, а выигрыш получаешь уже вещами. Или нет, лучше – изменением ситуаций…
– Нужно ли понимать так, что парапсихоанализ являет собой новое религиозное учение для интеллектуалов, рассчитанное на исключительно высокий уровень ментальной культуры?
– Парапсихоанализ действительно адресован тем, кто не доверяет решение тонких вопросов формирования своего мировоззрения и настройку психических механизмов восприятия мира и взаимодействия с ним давно сложившимся институтам (общественным или церковным), а решает проделывать такую работу сам, используя для этого лишь свой рассудок и его основной инструмент – логику. Если этим человеком может быть только интеллектуал, то, наверное, так и есть, хотя, признаюсь, мне почему-то больше нравится слово “прагматик”.
Впрочем, в эпоху развития западной цивилизации, то есть в рамках информационно-психологического пространства и социума, в котором мы все живем, интеллектуалом, пусть даже поневоле, можно назвать почти каждого из нас. Но тогда тем более, о каком учении, да еще религиозном, мы говорим? Интеллектуалу можно предложить на рассмотрение какую-либо концепцию или теорию. Наконец, просто идею логичности или целесообразности общения прагматичного с иррациональным, с чем он волен согласиться и взять себе на заметку или решить, что эта идея – полный бред и тотчас о ней забыть. Но придумать для него учение?! Увы, такие вещи каждому из нас приходится создавать для себя самостоятельно.
Теперь о религиозности того или иного направления глубинной психологии. Слова “Духовное” и “Бог”, как специфически заряженные и несущие, несмотря на их слишком частое употребление, вполне знакомый и, в общем, одинаковый для большинства из нас смысл, в этой книге будут встречаться постоянно. Однако в парапсихоанализе, – методе психического самоконтроля или даже научной системе познания, формирующей собственную теоретическую базу для безошибочного по определению движения в направлениях неведомых и бесцельных (в обычном понимании), – эти понятия выполняют, скорее, роль рабочих категорий.
Парапсихоанализ не может быть религиозным учением, как не может быть таковым русская школа скрипичной игры или ношение солнцезащитных очков. Это технологический прием, набор навыков или правила игры, если хотите, но игры, цель которой каждый определяет себе сам. Можно, к примеру, воспользоваться им как методом, расширяющим религиозное мировоззрение или просто способствующим преодолению стресса. Подвигнуть себя на принятие сложного решения и поискать оптимальные ходы его реализации. С его помощью можно стать мистиком. Войти в Духовное. Но и тогда он останется лишь инструментом. Даже скрипка Страдивари сама не играет. Я вообще не уверен, что сегодня возможно появление какого-либо нового религиозного учения, если только правильно понимаю смысл этого словосочетания. Другое время – другие люди…
* * *
– Можно ли, взяв за основу парапсихоанализ как философскую доктрину, воспользоваться им и практически? Например, излечить с его помощью от какого-нибудь недуга больного человека.
– Почему же нет? Парапсихоанализ эфемерен, ведь это – идея, а точнее мировоззренческий конструкт личности, предрасположенной к рефлексированию. Однако его можно рассматривать и как принцип поиска исходного положения, лишь из которого и возможно начинать движение в желаемых направлениях. А также в качестве собственно движения. Другое дело, что практика парапсихоанализа невидима и неощутима. Она заключается в достижении качественно новой степени осознания происходящего, а не в непосредственном действии. Например, если целью, для достижения которой мы обратились за помощью к парапсихоанализу, является спонтанное, то есть естественное исцеление больного, то единственное, что мы должны сделать, это пожелать самим себе войти в состояние покоя такого параметра глубины, который обычным волевым усилием трудно достижим и в повседневной жизни переживается нами исключительно редко. Никакого собственно исцеляющего “магического” действия совершать не приходится. Сам сверхпокой и есть то действие, переживание трансцендентного резонанса (единения себя с больным), когда первое же спонтанное пожелание в его адрес начинает изменять уже нашу совместную карму и, как следствие, физическое состояние больного.
Парапсихоанализ как практический метод в данном случае сводится к осознанию необходимости проделать этот путь в несколько шагов вместо одного. Первое: мы должны понять, что нам нужен сверхпокой, потому что, только находясь в нулевой точке, мы можем увидеть в себе погашенным душевное (мысли и эмоции) и включить свое духовное начало. Второе: необходимо согласиться с логикой того, что сами в себе мы вызвать сверхпокой не в состоянии, почему даже и не должны пытаться это сделать. Сверхпокой может прийти к нам из трансцендентного только тогда, когда будет ясно, что мы к этому готовы. Не нам ясно – Ему. Прийти по Его собственной инициативе. Как бы вскрывая нас извне. Так открываются врата в ирреальное. Дальше останется только ждать. Делать же что-либо, в привычном для нас понимании смысла этих слов, ничего не нужно. Не нужно даже напоминать себе, зачем мы решили вызвать измененное состояние своей психики. Когда сверхпокой в нас войдет, можно не сомневаться – больной уже исцелен.
[К слову сказать, ждать – совсем не означает закапывать в землю полдюжины золотых монет, брызгать на них водой и ходить кругами, сгорая от нетерпения, постоянно подглядывая – не выросло ли еще деревце. Ждать – значит совершенно отстраниться (расщепиться) в себе, забыв о необходимости в чем-либо участвовать. Полностью выключить свою инициативу, чтобы дать возможность измениться теперь уже погоде или миру вокруг. Ничего страшного, если в июле вдруг выпадет снег или больной неожиданно получит телеграмму, содержание которой само поставит его на ноги, мы ведь говорим сейчас о спонтанном исцелении или о превращении реальности. Природа сама подбирает средства и случайности.]
– А если все же ничего не произойдет, и больной не выздоровеет?
– Это значит, что мы так и не достигли ноль-точки. А то, что должно было через нас пройти и случиться, встретило сопротивление в виде незамеченных нами наших же мыслей. Оказывается, даже их микроскопические осколки, то, что мы уже и мыслями-то не называем, в состоянии не только помешать, но и вообще не допустить превращения реальности. Достигнуть ноль-точки означает пережить принципиально новое состояние сознания, когда мысли уходят совсем, и мы начинаем видеть мир уже не глазами и даже не умом.
Появление на этой фазе психической трансформации прежних форм сознания (мыслей, воспоминаний и проч.) является опасным смешением качественно неоднородных вещей или одномоментным видением нескольких взаимоисключающих форм одной и той же вещи. Наблюдающий напластование реальностей рискует потерять рассудок, потому что он привык сейчас видеть что-то одно, а другое – когда-нибудь потом. Так что это даже хорошо, что процесс перехода энергий был прерван и не осуществился до конца. Не говоря уж о том, что карма пациента тут же перешла бы на врачующего. Мы ведь, кажется, собрались кого-то лечить без участия в этом собственно больного или даже вовсе без его ведома, а отнюдь не помогать Человеку исцелиться. Согласитесь, это далеко не одно и то же.
Лишь мимоходом упомянув о ноль-точке, хотелось бы сказать, что нули бывают разные (почти ноль, полный ноль, абсолютный, математический и т. д.). В этой главе под нулем мы разумеем состояние, особую метафизическую позицию отстраненности или степень концентрации сознания, напряженную уже тем, что находиться в ней можно лишь пребывая вне пространств вообще, а говоря точнее, между ними. Проблема на самом деле заключается даже не в определении географии или статуса этой точки, а в искусстве ее практического достижения. Обозначая эту точку в качестве гипотетического центра Космоса и соглашаясь с тем, что в ней не существует движения времени и мыслей, но стремясь все-таки в нее попасть, очень важно по инерции не промахнуть мимо собственно нулевой отметки и не уехать в минус. Тут ведь не затормозишь.
Психика любого нормального человека торопится отождествить или даже подменить вхождение в центр круга глубоким сном (трансом, смертью и т. п.). Однако только неспящий, тот, кто умудрился с открытыми глазами прийти в точку сборки конструкции мироздания, в средоточие потенциальностей (человеку это вполне по силам) и при этом сохранить свое сознание в бодрствующем состоянии, одним движением мысли может оттуда выбирать (задавать) практически любое направление развития реальности. Ему даже не приходится что-либо запускать или устраивать, поскольку он находится в таком месте, где еще не требуются какие бы то ни было усилия. Достаточно лишь бодрствования. В ноль-точке все начинает быть от мысли.
* * *
– Было сказано, что процесс прервался. Значит, он шел? А может быть случилось так, что мы просто не были услышаны, не достучались?
– Не были услышаны? Боюсь, реальная картина обмена информацией выглядит совсем не так, как мы это себе представляем, и дело тут, конечно, не в глухоте Неба. Механизм общения материального с вечным работает по другому принципу. Существует строго определенная иерархия уровней и четкая субординация между ними. Сведения о том, что где-то на Земле живет больной человек и кому-то еще захочется в определенный, а точнее, в заданный момент временного континуума эту ситуацию изменить, изначально содержатся в общем поле информации, равно как и любое другое сообщение касательно абсолютно всего, что случается или случится когда-либо. Так что стучаться в эти инстанции особенно и незачем. В поле ирреального информация от нас вообще не поступает. В таком усложнении нет надобности, поскольку мы и так ему видны. Причем всегда. Это к нам информация попадает оттуда в виде спонтанно приходящих мыслей или желаний, которые, как нам кажется, зарождаются в наших головах.
Более того, всегда приготовлено несколько различных вариантов исхода любого опыта задолго до нашего появления на этом свете. В случае с больным все было готово и нам нужно было лишь грамотно выбрать. Но (в чем и трудность) выбрать спонтанно, не умом и не чувствами. Хотите дышать? – Вот вы и дышите, причем даже во сне, когда уже забываете чего-либо хотеть. Спонтанность – это то, что мы есть на самом деле, наше естество. Можно сильно хотеть помочь кому-нибудь, самому себе, например, и громко об этом кричать. Но нашей истинной сути или психическому существу ничего подобного не хочется, оно нейтрально, спокойно и объективно. Даже по отношению к самому себе. Это как движение поезда: ночью, когда все спят, никто не замечает, как он, проходя по стрелкам, меняет направление своего движения. Кто его выбирает? – Машинист, стрелочник, а может кто-нибудь еще? Думаю, в этой ситуации мы уже не просто спящие пассажиры. Это мы его выбираем! Наше внутреннее и глубоко спонтанное. Хотите изменить направление? Пожалуйста, только умудритесь проделать это во сне.
– Как понимать “всегда приготовлено несколько вариантов”?
– Предопределенность – вещь сложная. К этой теме нужно приближаться с осторожностью и не пытаться охватить рассудком больше, чем тот способен в себя вместить. Предопределяется реальность, но самих реальностей – бесчисленное множество! Когда мы уже готовы исцелить больного, именно этим переживанием мы избираем ту реальность, в которой он не только сейчас здоров, но и был таковым всегда.
– Возможно ли такое понять рассудком?
– Разумеется! Однако не следует пытаться осознавать ирреальное одним лишь умом. Необходимо призвать на помощь психику и некоторые вещи научиться переживать. Тогда многое получится. В этом, собственно, и заключаются не только практический прием, но и философия парапсихоанализа, его, как это ни парадоксально прозвучит, интеллектуальный способ вхождения в иррациональное.
* * *
– Что заставляет человека искать мир иной?
– В большинстве случаев истинным мотивом, побуждающим человека стремиться к потустороннему, является его естественное и как бы немотивированное (далеко не всегда осознанное, а потому зачастую и ошибочно рассматриваемое как бескорыстное) желание обладать сверхвозможностями. Имеется в виду не только способность человека управлять сознанием и волей других людей, исцелять их, уметь весьма эффектно, одной мыслью разгонять облака, получать скрытую и точную информацию и тому подобное, но и вполне понятное стремление долго жить, не болея и не испытывая страха смерти. Это в наше-то время! Да для этого просто необходимы сверхспособности! Так что здесь все понятно, это вполне нормально.
Но вот что, к сожалению, часто происходит, когда человек отправляется в поход за всем вышеперечисленным, не будучи к этому должным образом подготовленным. Он говорит себе, что идет в Духовное, искренне в это верит и разумеет под этим нечто, выходящее за грань Материи, Пространства и Времени, что как бы и верно. По дороге же, входя в тонкие планы психического, он встречает множество разных отвлекающих его внимание вещей вроде тонкоматериальных или параллельных миров. Там же он сталкивается с загробными или вовсе внеземными (что, тем не менее, автоматически еще не означает духовными) сущностями.
Из-за разницы и новизны ощущений он внезапно теряет чувство реальности и контроль рассудка над собой. В большинстве случаев он даже забывает, куда, собственно, шел, перестает воспринимать и анализировать происходящее способом, только что бывшим для него единственно возможным, простым и проверенным (и, надо признать, объективно верным). Он напрочь отбрасывает логику и, утратив всякую осторожность, с непостижимой готовностью бросается, словно в омут, в общение (контакт) с доселе неведомым – посланцами “иных цивилизаций”, “ангелами” и “силами добра”, получает оттуда разнообразную информацию (директивного характера), безоговорочно всему верит, что, впрочем, совершенно естественно, потому как такие вещи отнюдь не являются уже просто галлюцинациями, и, в конце концов, встречается с самим “Богом”.
На этом поиски Духовного, ясное дело, подходят к своему логическому завершению, поскольку открывается новая и интереснейшая глава в биографии – “жизнь в Боге”. При этом, заметьте, никуда из Материи он пока еще не вышел. Подсознание – вот в чьи глубокие подвалы он угодил и где заблудился (завяз окончательно), что, однако, не мешает ему начать выстраивать “религиозные” концепции и догмы, основанные на “ниспосланном свыше”, и щедро, во всеуслышание делиться всем этим с другими, такими же, как и он, “познавшими и уверовавшими”. Иногда это принимает формы отнюдь не смешные.
Когда я говорил о достижении ноль-точки, то имел в виду, что все эти отвлекающие препятствия нужно уметь проходить легко, а главное быстро, не застревая и не любопытствуя, потому что фактор времени, которое мы затрачиваем на прохождение пути, и то, как мы идем (наши естественные реакции на то, с чем встречаемся по дороге), имеют огромное значение. Если мы продвигаемся недостаточно быстро (понимайте это как легко), то мы не просто рискуем на полчаса опоздать: мы не придем вовсе! Нужна гигантская инерция в замахе, чтобы вообще хоть на шаг реально отойти от материи.
Апостол Павел различал три уровня или исходных состояния познавания человеком Божественного: материальное, душевное и Духовное. И только последнее он определял как приближающее к Небу. Первые же два он объединял в одно и стремление оттуда или в нем искать истину полагал опасным заблуждением, земным бесплодным умствованием.
Прежде, чем отправляться искать Бога, хорошо бы узнать, где Его наверняка встретить не удастся. Тогда легче будет Его найти. Не правда ли, странная идея, ведь Бог везде, Он есть всё. Да, действительно, Он вездесущ, но тем не менее существует все-таки одна чрезвычайно тонкая материя, приближаясь к которой, Он не может в нее войти и стать ею. Это наши мысли о Нем. Больше мы Его ниоткуда прогнать не можем, так что, оказывается, найти Духовное совсем не трудно, было бы желание искать именно Его. Ведь по логике вещей абсолютно всё остальное в этом мире есть Бог.
;
Письмена безумного человека.
(Мозаика из осколков Евангелия…)
…безмолвный слышит голос…
…ветры умолкают…
…переставшему быть…
…радуется небо…
…безумный и неподвижный…
…быстрее всех…
…цель сама идет навстречу…
…все время преследую Его…
…с закрытыми глазами…
…ночью и днем…
…кто Он?
…в темноте и неведении…
…каждую минуту…
…боль делается непереносимой…
…во сне жить становится легче…
…смерть по-прежнему желанна…
…всё близко…
…недвижим и непреклонен…
…готов исполнить закон…
…не я к Нему…
…Он первый…
…навстречу…
…пусть как музыка…
…или кровь…
…через горло…
…во рту…
…разжимается пространство…
…искривленное и огромное…
…льется на голову…
…струится вдоль позвоночника…
…горячая паутина…
…замещает меня…
…стекает с зубов…
…смотрит из моих глаз…
…переходит в энергию…
…новая информация…
…живая и массивная…
…на ощупь как вещество…
…время останавливается…
…другое состояние…
…кто это…
…я внутри шара…
…сдираю с себя шелуху…
…воспоминаний…
…нервы и кожу…
…маски…
…мысли…
…стою на дороге…
…перестал понимать…
…зачем нужен следующий шаг…
…не помню…
…как дышать…
…остановил сердце…
…странно…
…ничто не меняется…
…со мной разговаривают…
…какие-то люди…
…набираю в легкие воздух…
…отвечаю…
…как же я мертв…
…никто не замечает…
;
Люди и муравьи
Парапсихоанализ чем-то сродни искусству скульптора. Задача творца сводится к тому, чтобы от глыбы мрамора отсечь все лишнее. Тогда родится шедевр. А что лишнее в нас?..
Если однажды утром в каком-нибудь муравейнике заведутся необыкновенно умные муравьи, во всем сомневающиеся, ищущие в жизни правду и требующие справедливости, можно не сомневаться: уже к вечеру того дня в лесу начнется пожар. Однако еще более страшных перемен следует ждать, и они непременно произойдут, если хотя бы один из бесчисленных атомов, составляющих вещество нашей Вселенной и которых только на лезвии ножа умещается больше, чем людей на стадионе в момент закрытия на нем Олимпийских игр, вдруг задумается – с какой это стати вокруг его ядра с сумасшедшей скоростью несутся электроны? В этот миг Вселенная прекратит свое существование. Она просто взорвется…
Ничего похожего, конечно, в нашем мире случиться не может. Не должно. Глупые фантазии! По крайней мере хочется в это верить… Атомы и муравьи, слава Богу, думать не умеют, а уж тем более они не умеют принимать самостоятельные решения, во всяком случае в той форме и так эмоционально, как это делаем мы, люди. Именно поэтому нам и нет нужды опасаться, что в этом мире кроме нас найдется какая-нибудь сила, способная привести Вселенную к катастрофе. Для этого, по счастью, никто не обладает достаточной степенью свободы. Или ума, что, если разобраться, практически одно и то же.
Господь наделил атомы и муравьев таким количеством разумения, чтобы его хватало на исполнение Его Божественной воли, но уж никак не на принятие собственных (сознательных) решений. Что же касается способности ошибаться, то это, безусловно, привилегия исключительно человека и больше ни одно существо во всем мироздании не одарено этим свойством (качеством). Совершенно очевидно, что для этого необходим ум и причем ум именно человеческий.
Однако, чем же все-таки муравей отличается от человека по существу, кроме того, что он не умеет совершать ошибки? Как было отмечено, он почти начисто лишен свойства, которое мы называем свободой, и всякий выбор за него осуществляет его инстинкт, что, как должно бы нам показаться, делает его жизнь до крайности скучной и неинтересной. Да просто примитивной, чего уж тут слова подбирать!
И в самом деле, муравей не знает, зачем он живет, хотя, правда, нисколько от этого не страдает. А вот здесь – внимание: – не кажется ли вам, что все сказанное выше в отношении муравья являет как раз полную аналогию человеку, не составляя ему принципиальной оппозиции? Миллиарды людей живут точно так же, как и безмозглый муравей, совершенно не представляя, зачем они это делают.
Страшно подумать, а ведь именно полное отсутствие свободы и неспособность это обстоятельство толком осознать как раз и позволяет муравьям успешно справляться со всеми теми задачами, ради решения которых ими в свое время Землю и заселили. Сами муравьи при этом, конечно же, не догадываются, что заняты чем-либо еще, кроме того, что просто живут, ищут себе пропитание и спасаются от холода и дождя. Они не анализируют, что и зачем делают и как им все это удается, однако достаточно попробовать соорудить в лесу муравейник или хотя бы просто грамотно выбрать для него место, чтобы любой из нас смог убедиться в том, что это вовсе не такая уж примитивная работа, какой она на первый взгляд кажется. Даже обидно! Что ж мы в самом деле?…
Да, как-то нехорошо получается со сравнением муравья с человеком. Можно сказать – с царем природы. Или как там мы себя называем? Да как можно сравнивать?! – Ведь так можно много, до чего договориться…
Не будем расстраиваться. Вот уж чем мы точно отличаемся от муравьев, так это тем, что постоянно о чем-то думаем. Должно быть, наш мозг устроен так, что не предаваться размышлениям он просто не может. Мы думаем с утра до вечера и о чем угодно: о деньгах, о своих родственниках, случается, о Боге или просто ни о чем, но тоже думаем. Человек вообще любит подумать, хотя многих эта привычка уже завела в сумасшедший дом.
А зачем мы думаем? Кому и какая от этого выгода? Может быть это наказание или коварная болезнь, придуманная специально для человека? К примеру, деревья или киты этим опасным заразным заболеванием не страдают, хотя, как известно, мозг у китов значительно больше нашего. Ну скажите, пожалуйста, кому еще, кроме нас, может прийти в голову идея задуматься о смысле жизни, своей судьбе или о Боге? (Можно подумать – кто-то получил ответы на подобные вопросы, просто об этом задумавшись…) Спрашивается, куда подевалась наша логика и прагматизм? Похоже, мы сознательно отвлекаем себя всякими глупостями.
* * *
Когда входишь в состояние парапсихоанализа (а для этого даже не обязательно знать что это такое), нужно быть осторожным со своими мыслями. Бывает, мы лениво мечтаем о том, достижение чего сопряжено с преодолением сверхпрепятствий. Таких, например, как смерти. Парапсихоанализ может опасно приблизить любую ситуацию…
Через размышление некоторые люди, случается, уходят от своих мыслей, и в момент, когда им это удается, их вполне можно назвать безумными, потому что им посчастливилось хоть на время, но отказаться от ума. Вот они как раз, в отличие от многих, и получают ответы! Причем на любые вопросы, не только не задумываясь, но, собственно, даже ни о чем и не спрашивая. Погружаясь в медитацию или в мистический транс, они переживают состояние, которое можно описать как видение смысла жизни или сути вещей. Таким путем (способом) человек приобретает духовный опыт, или знание.
Есть разница между вульгарным шевелением мозгами, глубоким размышлением и медитированием. Известно, что процесс обдумывания чего-либо во время медитации прекращается, и человек, строго говоря, вообще перестает или забывает думать. Он уподобляется дереву или дельфину и просто живет, наблюдая или уже зная все то, что в этот момент открывается его сознанию. А открыться может многое. Это зависит от степени концентрации и направленности его остановившегося взгляда и того, на что он собирался посмотреть, прежде чем вошел в медитацию. Человек, к примеру, запросто может сделать себя ветром или шариковой ручкой. Демонстрацией мод в ГУМе или Новым годом. Стать надписью на конверте или температурой воздуха за окном. Или даже Богом... Причем “стать” духовной сущностью здесь отнюдь уже не есть лишь аллегорическое “представить себе” или “почувствовать нечто эдакое…”. Это означает буквально и на самом деле “влезть в шкуру” Бога изнутри, то есть воплотиться в Него.
Обычно мы развлекаем себя тем, что даем работать своему мозгу. Нам нравится не стоять на месте, бороться, преодолевать всевозможные препятствия и таким образом, как говорят, “расти над собой”. Вот только мы почему-то упорно не желаем замечать, что, каждый раз задействуя свой ум в качестве вспомогательного инструмента прорывов вперед, мы гарантированно движемся в обратную сторону от того, к чему, якобы, искренне стремимся. Кто еще из знакомых нам существ обладает такой колоссальной степенью свободы ходить в заведомо ложных направлениях, абстрактно мыслить и говорить красивые слова про высокое, но при этом ошибаться на каждом шагу, то есть практически стоять на месте? Может быть Бог? Да ничего подобного!
Бог никогда не ошибается, хотя бы уже потому, что ничего (в нашем, конечно, понимании) не делает. А кроме того, Он вообще ни о чем не думает. В этом отношении Бог чем-то даже напоминает муравья, только знает несколько больше последнего. Хотя, впрочем, не факт. Бесспорно одно: думать Ему незачем, потому как Он и так все знает. Для Него не существует того, что мы определяем словом “новое”, поэтому Он в принципе и не может когда-нибудь вдруг захотеть что-либо узнать. А ведь как раз для того, чтобы узнавать какие-то вещи мы однажды и начинаем думать, как будто другого способа узнать в природе не существует…
* * *
Похоже все-таки, что человек – единственное думающее существо в обозримом пространстве. Заметьте, при всем желании совершенно невозможно сказать “знающее” или “умное”, поскольку размышление автоматически не приводит нас к тому, чтобы на самом деле начать что-либо узнавать или хотя бы просто становиться умными. Иногда случаются даже и обратные вещи. Вот атом, к примеру, вообще ни о чем не думает, но знает и умеет делать такое, что нам и не снилось. А Бог? Что уж тут говорить…
Нам свойственно без меры гордиться своим рассудком, полагая, что именно он сделал нас венцом природы, чем-то исключительным. Но разве он в состоянии подсказать нам: кто и когда, а, главное, зачем придумал нас, а еще прежде – атомы. Кто рассчитал траекторию движения электронов и при каких обстоятельствах все они были запущены на свои орбиты? Да что мы вообще знаем об этом мире и о той роли, которую в нем играем? – Почти ничего…
Нам, конечно, приятно себя обманывать, полагая, что, в отличие от муравьев, мы обладаем какой-то просто-таки феноменальной степенью свободы, позволяющей нам самим решать, что мы будем делать, а что нет. Но при этом совершенно не исключается, что кто-нибудь сейчас смотрит на нас в микроскоп откуда-то очень издалека и сверху, примерно как мы рассматриваем муравьев, и думает про нас то же самое, что и мы думаем про муравьев: “Как хорошо, что Бог не дал этим жалким человечкам ни капли ума и свободы. Вот они ползают по своей маленькой планете и тащат за собой на гору высохшие хвойные иголки, а при этом не видят и даже не догадываются, какие красивые муравейники инстинкт заставляет их строить. Какие они глупые, но, согласитесь, милые. Интересно, а они вообще что-нибудь понимают, эти люди? Ну и хорошо, что нет, а то непременно разучились бы возводить свои замечательные муравейники и радовать наши глаза. А потом в лесу, поумней они сверх положенного, враз не стало бы никакого порядка…”
Если говорить серьезно о разнице между муравьями и людьми, то ее скорее всего можно усмотреть в том, что муравьи, рождаясь, знают уже почти все, что вообще способны узнать за свою жизнь, а человек – нет. И, оказывается, самое ценное, до чего человек в состоянии додуматься, для чего, быть может, ему и дается разум, это то, что между ним и муравьями нет существенной разницы ни в уровне развития, ни в той роли во вселенской игре, которую мы вместе с ними играем. Когда мы поднимаемся до ясного видения смысла этой простой истины и спокойно с ней соглашаемся, наше сознание не просто расширяется, а качественно преобразуется, превращая нас и нашу природу. Мы начинаем из настоящего руководить своим будущим и даже… прошлым.
Значение осуществления произвольных и, главное, сознательных шагов в эволюции нашего психического заключается в том, что, когда прогресс действительно наступает, мы однажды перестаем настаивать на том, что существо, с которым каждый день встречаемся, проходя мимо зеркала, стопроцентно является нами. Мы, оказывается, вовсе не обязаны быть им и вообще быть тем, чем до сих пор являлись, а вполне можем себя выбирать. Назначать, к примеру, нового себя, незаметно перепрограммируя для этого свою судьбу и становясь тем, чем мы сегодня предпочитаем быть.
Но самое главное, способный наблюдать себя буквально со стороны, то есть пребывающий вне себя, становится безошибочным в своих мыслях и делах. Более того, в рамках старого закона он делается совершенно неподсуден, поскольку ставший Ничем, фактически прекращает быть прежним человеком и ходить туда, где только и могут обитать ветхие человеки. Кому дано судить [путь] сверхчеловека?…
* * *
Странное дело – когда затребованное некогда измененное состояние сознания вдруг нас посещает, мы не можем вспомнить, когда и зачем его призывали. И вместо того, чтобы начать радостно с ним работать, говорим себе, что мы заболели, пьем успокоительное и пытаемся расслабиться, как будто очень сильно напряжены…
На протяжении последних тысячелетий человек сознательно придумывал для себя всевозможные религии и увлеченно работал над формированием различных учреждений имени того или иного божества. Странно, а ведь даже и сегодня ни один политический институт не может построить сколько-нибудь стабильное сообщество, обойдясь без поддержки института религиозного. Более того, наблюдается даже заметное увеличение активности, направленной на наращивание взаимодействия и контактов этих структур. Не то, чтобы люди сейчас как-то особенно вдруг уверовали, скорее наоборот, прагматизм уверенно набирает силу, однако ж факт – слов и денег на Бога не жалеют. Почему такое происходит? Неужели нельзя обойтись без Него? – Да запросто! Обходимся же без культуры, заменив ее красивыми фразами и дорогими вещами…
Нужно принять во внимание то печальное обстоятельство, что в профессиональные проповедники люди сейчас в массе своей идут по убеждению или “призванию”, но отнюдь не по дарованию. Стало уже “доброй традицией” горячо рассуждать с кафедры о духовном и обучать внемлющий народ, ни разу в жизни Бога не узрев и понятия не имея о том, как Он выглядит и чего от нас хочет. По преданию или воспоминаниям очевидцев, так сказать, создавая эдакие ментальные конструкции…
В нашей жизни существуют вещи невидимые и, увы, умом не постигаемые. Говорить о них, конечно, необходимо, собственно этим мы сейчас и занимаемся, но только делать это нужно с известной осторожностью, поскольку тонкое легко рвется. И однажды испачканное неточностями, потом трудно отстирывается. Увещевания же о том, что без духовности человек скоро забывает свои корни, неизбежно деградирует, черствеет душой и идет к верной погибели, хоть и верны в принципе, но размыты и неубедительны, поскольку по сути все эти вроде бы правильные слова есть риторика, которая уже не срабатывает. Без храмов и воскурения ладана уже в ближайшем будущем, похоже, придется как-то обходиться, поскольку увлечение понятиями и вещами рукотворными, равно как и мода на экзотику скоротечны. Опустеют здания архаичных верований, но вот не хотелось бы, из любопытства заглядывая в прекрасные музеи духовной культуры прошлого, остаться без своего духовного настоящего и будущего. А что это такое? Вот он – вопрос. Не религия точно.
* * *
Цивилизация, тотально и принудительно интеллектуализировавшая человека, превратила его в машину, поневоле думающую всегда. Однако в перспективе нас ожидает нечто еще более угрожающее: неизбежно и полностью будут психологизированы не только общество, что как бы естественно и понятно, но и сама личность, а также культура и, стало быть, дисциплина общения с неведомым, если только, конечно, этот процесс уже благополучно не завершился. Вот почему предложения незамедлительно искать новые определения, формы и ситуации контакта с духовным сегодня не кажутся идеями чересчур экстравагантными и преждевременными.
Человек нового времени, воспитанием и образом жизни отводимый сейчас от рукотворных храмов уже в силу того, что время эпосов закончилось, рискует забыть не только легенды наивных театрализованных религий, но и то, что вообще есть Храм в душе и зачем такие вещи полезно уметь строить. Мы здорово рискуем разучиться слышать Собеседника, превратив наш диалог в “испорченный телефон”. Как бы не уподобиться “умному” атому… Представим себе, что какой-нибудь атом вдруг решит, что у него внутри никакого движения (электронов) нет, потому как он его не замечает. Как хорошо, что ему об этом нечем подумать, ибо, если он до такого, не дай Бог, когда-нибудь дойдет, да еще и начнет на своем настаивать, останавливая тем самым не им санкционированное движение, случится страшное…
* * *
Театр… (продолжение)
Организационные вопросы, связанные с планами на будущее, жильем, переходом на летнее время, распределением ролей и со всем прочим, в нашем Театре решаются в рабочем порядке, спокойно и цивилизованно. Не то, что в других. Точнее говоря, никакие вопросы здесь не решаются, поскольку никто себя ими и не озадачивает. Все проблемы, от своевременного урегулирования которых зависит поддержание на должной высоте стабильного качества вечерних спектаклей, администрация Театра чутко предугадывает и заботливо перекладывает на собственные плечи, не отвлекая всякими мелочами коллектив от работы.
Разумеется, это не значит, что артисты оторваны от жизни, пребывают в каких-то искусственных стерильных условиях и понятия не имеют о том, что творится у них под носом. Конечно же они всё знают, поскольку читают обо всем в газетах и регулярно знакомятся с распоряжениями администрации, время от времени поглядывая на доску объявлений в коридоре. В самом деле, нужно же быть в курсе событий и знать, как следует себя вести в той или иной ситуации или во что, к примеру, вечером одеться, чтобы не выглядеть смешно.
Когда в календаре, который висит за кулисами, заканчиваются листочки, на которых кто-то до сих пор рисовал слово “лето”, рабочие сцены быстро соображают, что им делать. Они весело поднимаются по лестнице под самый купол Театра и из закрепленных там на стропилах деревянных ящиков лопатами бросают на сцену снег. Всем от этого делается холодно, птицы быстро собираются и улетают на юг. И даже тот, кто никаких объявлений или газет отродясь не читал, в такие моменты отлично понимает, что в Театре наступила зима и пора надевать шубу. Точно так же здесь периодически устраиваются наводнения, пожары, различные эпидемии и войны.
Хотя, впрочем, нет. Один раз театральный профсоюз все же пошел на поводу у общественности и проявил инициативу. Вернее, скажем так, он был вынужден занять “активную позицию” и принять, наконец, первое в истории самостоятельное решение. Вдруг выяснилось, что у выборных театральных органов никакой связи с администрацией не было и нет. Ни телефонной, ни тем более прямой. Никакой! Вот почему профсоюз и не смог передоверить театральному руководству свою проблему, решение которой в тот момент не терпело отлагательств. В Театре назревала революция. Дело шло чуть ли не к перевыборам профсоюза. Ситуация выходила из-под контроля, и земля под ногами худсовета зашаталась. Необходимо было незамедлительно предпринять какие-то решительные шаги и окончательно определиться в одном щекотливом идеологическом вопросе. Пора было раз и навсегда покончить с тем идиотски двусмысленным положением, в которое благодаря подстрекательству отдельных смутьянов оказался ввергнут дружный коллектив нашего Театра.
Художников и бутафоров в спешном порядке и за огромные премиальные заставили ночью найти и отвести на сцене подходящую площадку под “зрительный зал”. Как полагается его выкрасить, лучше темной краской (так якобы обнаруживается больше сходства с оригиналом), а главное, отгородить его от остального пространства сцены до такой степени неприступным забором, чтобы даже кошки перестали там гулять. Настоящего зрительного зала из-за постоянно бьющего в глаза света юпитеров, в жизни никто не видел. Кроме того, оттуда который год подряд раздается одна лишь тишина. Однажды кого-то разобрало-таки любопытство: а есть ли там зрители вообще?! Вот почему в тот проклятый день и прозвучал наглый вопрос: “Для кого играем?”
В наспех нарисованный “зрительный зал” рабочие принесли из реквизиторского цеха несколько стульев. В них усадили особо заслуженных артистов, объяснили им – как, по всей вероятности, выглядят зрители и как их, стало быть, нужно изображать, чтобы было похоже. За кулисами, вверх по лестнице, а также в конце коридора повесили таблички “Выход”. Никакого выхода в тех местах, где его обозначили, разумеется, нет, как, впрочем, нет и зрительного зала там, где его нарисовали, но искать настоящие было некогда. Приходилось срочно спасать Театр от катастрофы и что-то придумывать – актеры изнервничались и стали просто неуправляемыми. Смутьяны зашевелились и подняли головы. Только войны еще в Театре не хватало!
Поначалу артисты затравленно жались по стенам, робко между собой шептались, но потом вдруг внезапно разволновались, да так, что начали громко кричать, топать ногами и грозиться вечером не выйти на работу. Ближе к вечеру, правда, все опять чего-то сильно испугались, шуметь перестали и тихонько, уже плача, умоляли только разъяснить трудовому коллективу: почему в Театре до сих пор на втором этаже нет буфета, где вешалка, когда выплатят обещанную премию и почему публика не хлопает в ладоши? Искать выход из Театра уже, слава Богу, забыли, но и тут отдельные негодяи все же принялись было мутить воду: пора де, наконец, Автору Пьесы, Режиссеру или кому там еще из администрации выйти из своей ложи на свет и поговорить с творческим составом. О планах на текущий и предстоящий сезоны, о том, о сем. Толпа опять зашумела, и все снова почувствовали себя обманутыми, чуть ли не выставленными дураками. Ужас! И уже только после того, как на сцене в разных углах зажглись надписи “Выход” и “Зрительный зал”, люди понемногу успокоились, потому как всё стало на свои места. Проблемы разрешились, вернее – отпали сами собой. Волнение улеглось, страсти утихли, и жизнь понемногу вошла в привычную колею…
* * *
Когда последнее слово Пьесы было дописано, Автор устало откинулся в кресле и мыслью соткал перед собой бездну. Ее созерцание вернуло тишину и покой. Всё опять изменилось, время остановилось, а сам Автор незаметно исчез. Вместо него, его лампы, кресла, письменного стола и листов бумаги со словами сценария вечного действа, раскачиваясь и переливаясь множеством граней, в пустоте парил и горел алмаз. Всё в нем растворилось, более того, теперь стало понятно, что всегда им и было. Кристалл светился изнутри и имел свое имя: Закон. Драгоценный камень был прозрачнее воздуха и не содержал в себе никакого вещества, но только идею. Вне алмаза лежала бездна, и, кроме него, ничего видно не было.
Неведомо кто завел часы, бесшумно нарисовал карандашом воздух, потом жизнь, а из пыли слепил звезды и прочие декорации. Из лоскутов материи ножницами были вырезаны красный цвет, память, всевозможные маски, эмоции и актеры, которые всё это на себя и надели. С помощью ножа из обыкновенной бумаги, клея и блестящей мишуры невидимые руки соорудили в эфемерном пространстве кристалла фантастический Театр. Кто-то подышал на камень и вытер его тряпкой, от чего тот засверкал еще ярче и вдруг… все пришло в движение. Пока идут часы, заведенные прежде времени, Пьеса не окончится. Она началась давно и будет идти еще очень долго, почти всегда…
Лампы в зрительном зале медленно погасли и освещенной осталась только сцена. Некогда людей было невозможно привлечь к участию в этой Пьесе – Автор их тогда еще не придумал. Ее играли огонь, пыль и ветер. Говорят, что когда-нибудь придут и такие времена, когда люди в ней играть перестанут: соберутся и все вместе из Театра уйдут. Случится это, правда, нескоро, но задолго до того, как в часах сломается единственная стрелка, всё остановится и последнюю реплику произнесет кто-то другой, не человек…
Продолжение следует.
* * *
Моей знакомой сейчас приходится несладко. В последнее время она переживает настоящую трагедию. Огромные неприятности в семье, и разговоры, когда мы встречаемся, всегда возвращаются к больной теме. Недавно умер муж. Тремя годами раньше дочь вышла замуж и уехала в Англию. Уезжала со скандалом, разругавшись со всеми, и уже несколько лет от нее ни слуху, ни духу. Адрес известен, но не более того. Общения никакого. На похороны отца не прилетела.
Кроме дочери, у моей приятельницы есть еще сын. Пока он был маленьким, болел постоянно. Вырос – легче не стало. Учился кое-как. В институт еле поступил, потом его бросил и угодил в армию. Полгода назад вернулся, а через неделю вдруг сорвался куда-то на Дальний Восток и там пропал. За всё время ни одного письма. Ни разу не позвонил. От каких-то случайных знакомых известно, что жив. И только.
Мне хорошо известен характер детей этой моей несчастной подруги. Им всю жизнь было трудно ладить с людьми. Вокруг них всегда возникали какие-то странные, даже нелепые проблемы, но как можно отказываться видеть мать?! Оказывается, можно. У них теперь свои семьи. Имеют право жить отдельно.
Дети разъехались, с работы ушла, мужа не стало, и совсем еще не старая женщина вдруг оказалась никому не нужной. Она осталась в пустой квартире одна. Есть люди, которые не переносят одиночества. Просто не могут быть одни. Свою жизнь они растворили в близких и в работе, а когда всякое общение вдруг прекращается, начинается кошмар. Такие люди перестают есть и спать, начинают болеть и сходят с ума. Мы не замечаем их переживания, поскольку, как правило, нам дела нет до их чувств. А ведь они страдают. Это чистая правда. Такое можно встретить сплошь и рядом.
Причина жестокости детей моей знакомой на самом деле кроется не в их скверном характере, в душевной черствости или в отсутствии денег. Жизнь сейчас нелегкая, это так, но, в общем, не настолько же! Зная их мать, мне нетрудно догадаться в чем дело – она их слишком сильно любит. Странно и даже как-то нелепо звучит. Не правда ли? Однако ее проблема заключается именно в этом. Любовь и привязанность к детям столь велики, что эта женщина почти физически нуждается в том, чтобы они были рядом. По-русски это называется необузданностью чувств, когда уже всё через край и со стороны выглядит как навязывание себя или даже деспотизм. Однако ей и вправду необходимо видеть своих детей постоянно, каждый день, знать, где они и что с ними. Возможно, это распущенность – возможно, я же ничего не говорю. Или болезнь…
Со временем дети подросли и, естественно, захотели жить собственной жизнью. Просто начать жить. Для себя и без матери. Разве это ненормально? Во всем мире дети уходят из родительского дома и ничего в этом страшного нет. У нас теперь почти Запад, так почему бы не перенять их образ жизни и традиции. Вот дети и разъехались. Подальше. Кто куда. В Лондоне растет внук. Сын на Камчатке. А мать – в Пушкино. Совершенно одна. В глубоко депрессии.
Ужасно то, что потеря самого близкого всем им человека, отца, нисколько их не сблизила, а наоборот, разъединила. Так уж получилось, что смерть нашла его в момент, когда рядом не оказалось никого, кроме чужих людей, и почему-то именно это обстоятельство родные теперь не могут друг другу простить. Обиды, глупые обвинения и необоснованные претензии – всего множество. Одним словом, на глазах семья разрушилась. Картина, прямо скажем, невеселая. Сидеть в четырех стенах моей знакомой невмоготу, вот, наверное, почему мы и стали чаще встречаться у нас дома. Пьем чай, когда есть время, болтаем о разном и каждый раз пытаемся распутать клубок, казалось бы, неразрешимых противоречий. А может быть просто жаль человека, хочется немного ее успокоить? Почему не дать ей возможность выговориться?
Обычно, когда вечерами сидя у меня на кухне, мы подступались с йодом и бинтами к ее открытым ранам, намереваясь посмотреть на проблему с какой-нибудь новой стороны, полагая, что, может быть, ее хоть в этом случае удастся как-нибудь разрешить, с моей подругой непременно случалась истерика. На меня выливался поток слов, жалоб, слез и боли. Неделю-другую я пытался, никак не реагируя, просто терпеливо все это наблюдать и, словно губка, впитывал в себя шквал отрицательных эмоций – информацию, надо сказать, мне абсолютно ненужную, пока однажды не понял, что эти разговоры стали мне ну совсем уж неинтересны и начали действовать на меня не просто раздражающе…
Каждый раз я слышал одни и те же слова и, откровенно говоря, устал от их тупикового однообразия. Кроме всего прочего, чужие проблемы (здесь нужно честно признаться) не бывают уж особенно близки, а когда их вам долго навязывают, то и тем более – вызывают отторжение и желание поскорее остаться одному. (Однако мне уходить из собственного дома некуда, вот и пришлось выслушивать.) Наконец, выяснение того, кто был виноват первым, кто кому и что сказал, а потом сделал, и что вслед за всем этим последовало – разговор, обреченный ходить по кругу, словно слепая цирковая лошадь. Безнадежно неконструктивен и никаких проблем не решает.
Можно ли сомневаться в том, что проблема, обсуждаемая таким образом, будет повторяться вновь и вновь, без конца, ведь она в принципе неразрешима? Мы ищем не выход из ситуации, а причину, ее породившую, совершенно не умея этого делать. Вроде бы все логично, – так, во всяком случае, поступают многие из нас. Мы ищем и, конечно же, “находим” причину случившегося. В произнесенном слове, неверном ходе, сделанном кем-то, пусть даже нами, – это дела не меняет, в стечении обстоятельств, вероломстве и подлости человека, смертельно обидевшего нас, одним словом, во всем, что лежит вне нас.
У всякой, составленной из событий, ситуации есть некий пласт или уровень, который, как выясняется, можно рассматривать отдельно от самой ситуации. Его, конечно, правильнее было бы уже назвать состоянием. Проникнув в него, мы можем приступить к решению любой наболевшей проблемы, хотя, строго говоря, то, во что мы входим, даже отдаленно не напоминает процесс рассмотрения чего-либо. Более того, собственно о ситуации, ради обсуждения которой и затевается столь хитрое действо, в эти минуты мы даже не вспоминаем. Так что же это такое? И что необходимо сделать для того, чтобы надеть на себя это новое, явно измененное, состояние сознания? – А разве у человека есть альтернатива, и волен ли он вообще выбирать из нескольких равно разумных и вместе с тем противоположных вещей?
Единственное, что с точки зрения эзотерической логики мы можем сделать в этой жизни разумного по отношению к любой ситуации, независимо от ее конкретных и специфических подробностей, – это любой ценой вернуть себя в состояние отстраненного покоя и невозмутимости. (Все остальные действия трактуются эзотерикой как безумные или неумные.) Одним словом, когда мы возвращаем себя в состояние спокойной сосредоточенности и прекращаем всякое движение вовне, мы не просто подтверждаем свою лояльность чему-то более высокому, что, кстати, нет необходимости конкретизировать, но и передоверяем этим (высшим) планам (уровням, инстанциям) решение своих, – впрочем, с этого момента уже переставших быть нашими, – проблем. Внутренним молчанием мы санкционируем и производим запуск механизмов событийного превращения. Именно это еще называется духовной практикой.
* * *
Когда спокойно смотришь в зеркало, где-то стихает ветер и прекращаются смерти.
Если мы изменяем спонтанно переживаемое умонастроение и вызываем этим другое – превращенное состояние своей психики или сознания, в ту же самую минуту мы становимся свидетелями решения любой волнующей нас проблемы. Причем задним числом, в прошлом. Мы производим изменения в событиях, зародившихся прежде, чем нам пришло в голову сделать необходимое для их изменения превращение себя. Получается, что, просто изменяя свое настроение, причем далеко не всегда делая это сознательно, мы превращаем то, что лежит вне нас не только в пространстве, но и во времени. Именно это однажды я и посоветовал осознать и проделать моей Пушкинской собеседнице. Попробуй. Немедленно! Чего тянуть?! Что ты теряешь? Можно подумать, тебе станет хуже, чем сейчас. Куда хуже-то?! И так уже дошла до ручки. Но как? Откуда вдруг взялась такая растерянность? Ну же, смелее!
– А куда мне девать обиды, ведь не могут же они быть забыты вот так сразу?
– Кто это сказал? Собственно, а почему не могут? В моменты резкого переключения уровней (изменения состояния) своего сознания именно это как раз и происходит. Когда мы произвольно или нечаянно подменяем свое мировоззрение, то в одно мгновение становимся другими людьми. Случается, человек даже бросает курить, потому что его новое я не имеет (еще не имело) этой привычки.
В отличие от психоанализа, парапсихоанализ не исследует факты или предысторию событий, изменение которых сейчас стало желательным. Он не ищет именно решения проблемы по той причине, что видит свою задачу в другом и, соответственно, инструменты (методы) ее решения также подбирает себе необычные. То, о чем мы сейчас говорим (назовем это целью) будучи достигнутым, дальше уже само, без нашего участия, разрешает наши проблемы, предлагая нам увидеть не процесс их превращения, а уже готовый (конечный) результат.
Так вот, цель известна наперед. Она всегда одна и та же и никоим образом не выражается в отыскании чего-либо. Задача формулируется как возвращение себя в состояние безмыслия. И глубокого внутреннего покоя. То есть приведение себя в нормальное, исходное состояние. Вот и все. Других задач у человека, оказывается, – так во всяком случае полагают мистики, – нет и быть не может, потому как всё остальное (выправление конкретных ситуаций) – в случае возвращения себя в состояние безучасного наблюдателя – свершается уже само собой.
Внутренняя гармония – вещь самотворящая порядок далеко вне нас как в пространстве, так и во времени. Если цель (отстранение) не желает формулироваться рассудком, находящимся под пятой инстинкта самосохранения, а, стало быть, и кажется нам недостижимой, стремиться имеет смысл хотя бы к такому состоянию, которое мы испытываем в моменты, когда с наших плеч сваливается тяжелая ноша. Как если бы ситуация, изменения которой мы настойчиво добиваемся, уже и без нашего участия превратилась. Психологическая трудность этого маленького обмана заключается в том, что пойти на него нужно прежде, чем ситуация действительно начнет меняться!
– Как же можно избавиться от мыслей, которые не то что покоя, а и жить не дают?
– В том-то и дело, что от них вовсе не нужно избавляться. Во-первых потому, что на это как-то жалко тратить время. А во-вторых, наши мысли выполняют одну весьма полезную функцию. Они являются знаком. Так, во всяком случае, к ним стоит относиться. Хорошо бы всегда помнить, что мысли (а чем они ярче и острее, тем даже и лучше) главную свою информативную нагрузку несут уже тем, что являются сигналом или дорожным указателем, повелевающим нам срочно остановиться и вернуться назад.
Раз ты думаешь, значит прежде уже в чем-то ошибся, и нормальное состояние человека – безмыслие – тебя покинуло. Оно было в тебе, но разрушилось, может быть в детстве или каких-нибудь полчаса назад, и сейчас ты его уже не помнишь. (Разумеется, когда мы говорим о безмыслии, то никоим образом не имеем в виду состояние тупой неспособности к мышлению или расслабленности, больше похожее на засыпание. На самом деле для того, чтобы достичь этого, как мы говорим, исходного состояния, необходимо как следует, то есть весьма напряженно, потрудиться, и в первую очередь, конечно же, головой. Потому как уже только понять, что есть полное безмыслие, совсем непросто, и сделать это можно исключительно рассудком. Больше нечем.)
Мысли, кроме того, в каждой конкретной ситуации дают нам знать, как именно эту остановку и возвращение назад лучше проделать, чтобы добиться максимальной эффективности при минимальных затратах. В них всегда зашифрована некая конкретность. Нужно научиться читать свои собственные мысли. Но не их прямое сообщение, а то, какой скрытый смысл они в себе таят и зачем именно сейчас к нам пришли. Они никогда не являются симптомом, а уж тем более причиной и содержанием самого раздражения или проблемы, как это нам всегда кажется, а именно и только сигналом, свидетельствующим о том, что отклонение от нормы, то есть от точки равновесия или покоя, с нами некогда уже произошло.
Что это за отклонение, чем оно вызвано и зачем случилось – нам неведомо. Да и нужно ли стремиться это узнать! Как только мы начинаем что-либо припоминать или анализировать с помощью всё тех же мыслей, которые нас только запутывают, мы неминуемо удаляемся от разрешения своих проблем, и вероятность совершить единственно правильный шаг, известный, к слову сказать, заранее, катастрофически уменьшается.
Когда горит костер, желательно, чтобы кто-нибудь подкладывал в него поленья. Совершая духовную работу, то есть преодолевая свои мысли и настроения, мы тем самым кладем сухой хворост в огонь. Кто и когда зажег пламя, кому оно светит и кого согревает вряд ли должно нас интересовать, – поиск точных ответов отвлекает. К примеру, мы вдруг можем узнать, что греться у костра, который и горит-то только потому, как нам кажется, что мы бросаем в него дрова, званы совершенно незнакомые нам люди. А вовсе даже не мы! Ну и что в этот момент произойдет с нашим энтузиазмом и бескорыстной христианской любовью к людям? – Они рискуют странным образом улетучиться, и то, чем мы только что, не задумываясь, по велению своего благородного сердца занимались (исполняли духовную работу), остановится.
Недавно мне, наконец, удалось немного успокоить и убедить свою подругу перестать психовать, взять себя в руки и прекратить борьбу мыслей в ее воспалённой голове. А после того как это произошло, посмотреть, чего в ней осталось больше на момент, когда она перестала швырять в своих детей горящими головнями собственного страдания – любви к детям и внуку, которая не может принести им, как выясняется, ничего кроме раздражения и неприятностей или идущего из глубины ее сердца желания, чтобы те жили спокойно и счастливо? Пусть без нее... И согласиться с любым ответом. Во всяком случае, сказал я ей, она хотя бы посмотрит в зеркало и увидит в нем то, что есть на самом деле. Другими словами, посоветовал ей войти в состояние парапсихоанализа и произвести в себе разделение…
Результат той вечерней беседы не заставил себя долго ждать. Позавчера я узнал, что в тот же самый день (что-то около полуночи) моей приятельнице позвонила из Лондона дочь. Звала ее и своего брата (с ним она еще раньше обо всем договорилась по телефону) в гости. Что-то прекратилось и успокоилось. Зачем жить одной, когда в Англии у них большой дом и внук постоянно спрашивает про бабушку? Обиды прошли, и как-то сразу у всех. Больше не стало сопротивления обстоятельств. Интересно, почему? Ситуация в корне изменилась. Случайность? Или может быть совпадение? – Всё может быть.
В жизни случаются вещи и куда более интересные. Все зависит от того, что именно мы хотим изменить, от глубины нашего покоя, степени отстраненности, а главное, от нашей искренности. В данном случае вполне хватило и этого уровня. Проблема, конечно, была, но не Бог знает какая серьезная. И тем не менее это было восхождение. Если пойти дальше и взойти на другую ступень все той же лестницы, можно уже научиться отодвигать смерть или останавливать время…
* * *
Письмена… Мозаика из осколков…
…Дьявола нет…
…голова приблизилась к небу…
…ноги ушли в землю...
…тяжелый…
…сделался выше ростом…
…загнал Бога…
…теперь вижу Его…
…устал прятаться от меня…
…в полноте…
…внезапно раскрылся…
…вселенная уменьшилась…
…потеряла привычные измерения…
…вспышка и ветер…
…шум многих крыльев…
…любовь – начало жизни…
…жадно пью Слово…
…невыразимый восторг…
…прощение…
…голос и огонь…
…горят кусты и земля…
…воздух…
…океан света…
…слишком ярко для глаз совы…
…вдруг испугался…
…кто-то кричит…
…кровь на полу…
…бегают люди…
…странный звон в ушах…
…дыхания нет…
…опять тоннель…
…растерянность смерти…
…всё знакомо…
…зрачки выворачиваются…
…смотрят в мозг…
…отчаяние и тоска…
…темнота и запах хвои
…пусто и холодно…
…боль прекратилась…
…какая громкая тишина…
…потерянность обманутого…
…безразличие…
…утрата себя…
…переход через небытие…
…как всё просто…
…уже давно нет времени…
* * *
…наконец…
…закрылись глаза…
…как хорошо и спокойно…
…опять пробуждение…
…мир изменился…
…все куда-то идут…
…смотрят под ноги…
…неожиданная встреча…
…случайно…
…совершенно не готов…
…неужели Он…
…сидит на камне в стороне…
…тени проходят мимо…
…вижу Его глаза…
…совсем не похож…
…это Он…
…как Ему удалось?…
…пытаюсь заговорить…
…оправдаться…
…удивительно…
…ожидаешь чего угодно…
…другого…
…совсем не задает вопросов…
…больше…
…оказывается, ничего не нужно…
…вообще не произносит слов…
…только Он…
…излучает любовь и вечное успокоение…
…отпускает беспокойство…
…все закончилось…
…слезы как вода…
…позвали…
…пора идти…
…на работе аврал…
…каждый день репетиции…
…скоро гастроли…
…всё как обычно…
…за окном…
…третий день идет дождь…
…время давно остановилось…
…всегда только сейчас…
…завтра почему-то не наступает…
…по утрам возвращается сегодня…
…слышу, как растет трава…
…на улице узнал Его…
…вышел ко мне…
…из глаз ребенка…
…этот запах из детства…
…привык жить без случайностей…
…в доме нет зеркала…
…чтобы видеть себя…
…смотрю в небо…
…я теперь – погода…
…движение облаков…
…стечение обстоятельств…
…чужие мысли…
…все тонко и взаимосвязано…
…это уже не мой костюм…
…я больше не свое тело…
…во всем и везде…
…в происходящем…
…осознаю себя ситуацией…
…переживание вечности приятно…
…святость нормальна…
…в чем подвиг?…
…как это – “любить Бога”?…
…зачем придумывать…
…дистанция и фальшь в намерении…
…необходимо приблизиться…
…к себе…
…понять и пережить…
…внутри зрачков…
…прежде мысли…
…сзади и вокруг…
…вместо себя…
…везде…
…Он есть Я…
;
Теория и технология веры
Пытаться изменить реальность – это примерно то же самое, что пробовать силой мускулов передвинуть дом или целый город. Можно, конечно, поднатужиться, упереться в землю ногами и…
– Бывает, мы говорим – верить, а иной раз – веровать. Есть ли какая-нибудь разница между этими двумя словами, и что такое вообще – вера?
– Когда мы доверяем тому или иному человеку, это все равно, как если бы мы сказали, что верим ему. С другой стороны, мы также верим и в то, что завтра взойдет солнце или что, умножив семь на семь, в результате получим сорок девять. Заметьте, одним и тем же словом передается смысл вещей разных. Причем в то, что солнце взойдет и завтра, и послезавтра, мы верим не задумываясь. В самом деле, раз это случалось вчера или сегодня утром, так же как, впрочем, бывало и в течение последних ста лет, почему бы не предположить, что автоматически это и впредь будет происходить каждое утро. На протяжении миллионов лет. Всегда. Мы в это верим.
Так же точно мы верим в то, что, кто бы ни занялся перемножением семерок, в ответе он всегда будет получать сорок девять. Каждый раз, всегда и везде, считая столбиком, в уме или на компьютере, сегодня и через двести лет. Занимается ли вычислениями человек с тремя высшими образованиями, гуляющий в скафандре по Луне, или мальчишка-двоечник, во время уроков убежавший ловить рыбу в Которосли, что течет в Ярославле. Независимо от погоды и времени года – ни от чего. Железно! В данном случае “верить” означает знать точно или не сомневаться, хотя, впрочем, это и не вполне одно и то же. И вот что странно: если внимательно оглядеться по сторонам, мы увидим, что совершенно необязательно быть на все сто действительно правым в том, во что мы верим. Случается же (и очень часто!) так, что, пусть по неведению, но мы искренне верим или, скажем иначе, бываем абсолютно убеждены в вещах отнюдь не бесспорных. Например, в том, что 7 х 7 = 49…
В отличие от “верить” слово “веровать” имеет уже несколько другую окраску (значение). Оно сильно энергетизировано и употребляется, как правило, в строго определенном смысле. Это специфически заряженное слово не только раскрывает содержание чувства человека (его веру в сверхъестественное), но и указывает на повышенно эмоциональный характер самого переживания, его особую экзальтацию или истовость. Слово “веровать”, кстати сказать, появилось на Руси издревле и не просто так. Оно чисто русское по духу или менталитету и весьма характерно именно для православия. В других языках аналоги ему редки.
Мы не часто обращаем внимание на то, что, думая о Духовном, непроизвольно избегаем употреблять слова “знаю” и “не сомневаюсь”. Это потому, что по традиции у нас как-то не принято о Боге знать. В Него настоятельно рекомендовано именно верить, а точнее – веровать всем сердцем (душой), что означает приходить к Нему через чувство. А вот на Востоке с успехом развиваются такие вероучения, которые предлагают и другие способы приближения к Абсолютному: не с помощью одной лишь веры, но и посредством знания также, то есть путем выстраивания логических умозаключений, формирующих особое – религиозное мировоззрение. Более того, некоторые из этих школ утверждают, что именно и только через знание возможно достижение мистического переживания столь высокого уровня, когда превращенное сознание начинает ясно видеть Бога.
Это в Индии. У нас же мудрость Тибета, древние буддийские и индуистские учения, корни которых уходят в глубь тысячелетий, почему-то не приживаются. Правда, временами к ним вспыхивает некоторый интерес, они встречают отклик и даже начинают будоражить умы ищущей интеллигенции, но, очевидно все-таки из-за сильной разницы в самобытности культур и ментальности, мода на них обычно подолгу не держится. Мы как-то уж привыкли во всем обходиться своим умом. И это немного удивляет, потому что, искусственно разделяя верования на восточные и западные, мы забываем, что все они по своему происхождению – с Востока. В том числе и наше христианство. Единственным в чисто западную религию, понравится нам услышать такое или нет, по факту вылился лишь психоанализ, и сотни миллионов человек, не отдавая себе в этом отчета, всем своим существом заочно исповедуют его материалистическую идеологию. Атеистичная, правда, и поэтому какая-то странная, однако по всем прочим характеристикам – самая настоящая религия новейшей фазы развития западной цивилизации. Своеобразное вероучение прагматизма.
* * *
Отчаяние и пессимизм. Если первое в парапсихоанализе вполне может использоваться и даже стать эффективным инструментом достижения отстраненности, при условии, что с ним грамотно работают и тщательно дозируют, то второе состояние, как бессмысленное и деструктивное, абсолютно недопустимо.
Можно ли верить не сомневаясь в то, чего, во-первых, не знаешь, а во-вторых, никогда не видел? Вот так взять и поверить, совершенно отбросив при этом всякие сомнения? Оказывается, нет. С точки зрения элементарной логики это не столько неразумно (что для верующего в сверхъестественное ругательным словом не является), сколько просто невозможно. Даже если очень сильно захочется или просто зачем-то нужно, к сожалению, сегодня и в самом деле это уже стало невозможным. Прагматизм глубоко засел в нашей крови. Разве что мы начнем играть с собой в игры.
В этой главе мы ограничимся лишь поверхностным прикосновением к теме разумности общения рацио с трансцендентным. Напомним, что в Евангелии с предельной четкостью сформулирована мысль, что “всякая мудрость человеческая в глазах Господа безумие есть” (1 Коринф., 3. 19.). Представляется, однако, любопытным допущение, что отсюда верным также может быть и обратное, а именно: контакт с Духовным для смертного человека есть самое настоящее безумие и возможен только через превращение ума, придание его функциям иной роли и качества. Стоит отметить, что на свете и вправду существует немало вещей, познанию и общению с которыми препятствует именно ум.
Мы имеем дело со странным парадоксом: два мира, позитивную ценность которых решительно невозможно чем-либо измерить, находятся в отношениях чуть ли не антивещества. Уже просто увидеть мир внематериальный, не говоря о возможности при жизни безнаказанно входить и покидать его, человеку удается только в состоянии, которое большинство его психически уравновешенных сородичей однозначно характеризует как “нездоровое” или “очевидно ненормальное”! Отклоняющееся от нормы – безусловно, что же до нездоровья, думается, разумнее всего следует вести речь о сверх- или паранормальном видении мира.
А может быть мы имеем дело вовсе и не с парадоксом, а с искусственно кем-то сжатой и внедренной в тонкие планы нашего сознания пружиной, с обогащенным и готовым вступить в цепную реакцию ураном, с тем самым лезвием бритвы, балансируя на котором босиком, человек быстрее пробуждается и начинает острее видеть вещи, которые в любом другом, более комфортном и разнеженном состоянии различать не способен? Ведь достичь чего-либо мы можем, только преодолевая какие-то препятствия (или себя?). Это – аксиома. Но прежде, чем их разглядеть и сообразить, как и зачем с этими препятствиями нужно бороться, бывает, приходится немало потрудиться, чтобы их еще создать…
* * *
Обычно мы описываем характер наших взаимоотношений с Творцом как “доверительный”. Что говорить – этически выдержанная, теплая да и вообще во всех смыслах грамотная модель мироощущения. Однако, когда мы начинаем аргументированно и как бы убежденно настаивать на том, что Бог желает нам добра, помнит и всегда о нас заботится, металла в голосе почему-то уже не чувствуется. Похоже, мы в этом не вполне уверены. Вот почему несколько даже нарочито, если не сказать испуганно, мы и пытаемся продемонстрировать в пустоту неба свое доверие Провидению в опережающем (одностороннем) порядке. Лишенные обратной связи, мы не имеем возможности точно знать, что об этом думают там – наверху. Беда в том, что временами мы просыпаемся, утратив за ночь сладкое и детское ощущение защищенности и отцовской любви. (Кругом неприятности и враги. Чему радоваться и в чем она проявляется, эта защита?) Ничего удивительного. Любые, даже очень сильные придуманные эмоции когда-нибудь да остывают, потому что все они нестабильны во времени. Правда, вместо одних чувств неизбежно приходят другие, но опять же чувства: апатия, разочарование и самое худшее и разрушительное из них – обида. На смену эмоциям покой мистицизма просто так сойти не может, хотя бы по определению самого мистического. Это слишком разнокачественные, а в древней традиции понятия чуть ли не полярные: мистика и эмоции.
Хорошо ли мы понимаем разницу между словами “знать” и “доверять”? К примеру, человек, которому я доверяю, легко может меня обмануть, это я знаю! Тем не менее, я не гоню его прочь, потому что надеюсь на лучшее. Странно, но, когда очередной обман со стороны близкого человека вдруг вскрывается, я расстраиваюсь, хотя почему-то не бываю уж особенно сильно сражен или разочарован его вероломством. Должно быть потому, что на самом деле предательство по-настоящему никогда не бывает неожиданностью. Доверяя и надеясь, независимо от того, кому доверяя и на что надеясь, мы всегда бессознательно сомневаемся. Вот почему глубоко в подсознании мы оказываемся психологически уже подготовленными к тому, что в любой момент можем обмануться в том, во что верим или чему (кому) доверяем безоговорочно. Человек в конце концов – не солнце. Это в солнце можно быть совершенно уверенным, и мы знаем точно (как нам кажется), что завтра оно взойдет при любой погоде и ничье дурное настроение не сможет этому помешать. Итак, внутри “доверяю”, “надеюсь” и даже “уверен”, если пристально всмотреться, всегда можно разглядеть “сомневаюсь”. Вот они – ножницы! А может быть все-таки не ножницы, а та самая пружина?
* * *
Не проси у Бога прощения – ты ведь еще не знаешь, в чем виноват.
Итак, без сомнений, как оказывается, совершенно невозможно верить! А веровать? – Тем более! Когда мы веруем в Божественное, то переживаем сильнейшие эмоции и именно этим приводим в движение неведомые нам механизмы психики, которые в свою очередь творят чудеса и вообще все то, во что мы желаем верить. Но для этого требуется особый надлом, бездна перед глазами, пресловутое хождение по лезвию бритвы или сжатая пружина. Чтобы огонь горел, в него бросают сухие дрова. Одних спичек и бумаги маловато. Сомнение же как раз и является топливом (дровами). Они здорово горят.
И обычный-то человек далеко не всегда согласен с тем, что ему приходится наблюдать, проснувшись. Впрочем, нравится или нет – куда деваться. Верующий же непроизвольно стремится переделать все, что видит перед собой, силой своей веры рождая особый виртуальный мир. По сути такой человек является творцом всего, во что он верует, в том числе и мира, в котором, кроме него, пребываем еще и мы с вами. Именно своими эмоциями мы перманентно творим некую виртуальную реальность, заселенную живыми образами и событиями, развивающимися непредсказуемо и тяжело, поскольку такая реальность есть не вполне здоровый сон.
Печально, но большинство из нас от рождения и до самой смерти умудряется и даже предпочитает плавать в состоянии нетрезвой и подвешенной над землей виртуальности, так ни разу не проснувшись и не погрузившись в саму жизнь. Настоящую же или собственно реальность, как, впрочем, и Бога, выдумать нельзя по определению. Любая сочиненная умом или эмоциями реальность есть вполне зримая и ощутимая конструкция, в которой с успехом можно не только жить или веселиться, но даже и умирать. Однако, она вовсе не есть реальность в абсолютном значении этого слова, и уж, конечно, искать там Бога – дело неблагодарное, хотя бы потому, что в ней можно найти только то, что способно существовать исключительно во времени и в тесноте черно-белой четырехмерности, поскольку ничего другого вместить в ограниченное пространство своего воображения наш рассудок просто не в состоянии.
Фантазии (мысли и эмоции) верующего, как и галлюцинации наркомана, рождают стойкие иллюзии, настолько “живые” и привязчивые, что от них бывает неимоверно трудно потом избавиться. Естественная эволюция мировоззрения индивидуума полностью останавливается. Движение личности вперед прекращается. Есть такое понятие – автозомбирование. Увлекаясь всевозможными интеллектуальными забавами, нужно быть начеку и все-таки жалеть свою психику, думая наперед, как из омута иллюзии, когда протрезвеем, мы будем выбираться на воздух реального. Достаточен ли для столь сложного маневра наш интеллектуальный, психический и жизненный ресурс?
* * *
– Похоже, что парапсихоанализ, возвещая о рождении некоего нового “бесстрастного и бездумного” способа или даже особенного пути достижения мистического переживания, напрочь отрицает положительную роль мысли и эмоций в этом процессе. Не так ли?
– И да, и нет. Давайте попробуем поглубже заглянуть в суть вопроса. Во-первых, любому “новому способу” сегодня, думается, исполнилась уже не одна тысяча лет, и парапсихоанализ (равно как и любая другая философская система) вряд ли добьется больших успехов, всерьез занявшись выдумыванием чего-либо нового в области эзотерики. На самом деле, гораздо разумнее было бы просто припомнить и обобщить кое-что из основательно позабытого старого. Здесь лучше воздерживаться от революционных сверхидей в стиле модерн. Как ни странно, но для понимания главного в эзотерике необходимы простота, логика и даже некоторый консерватизм.
Во-вторых, то, что принято называть мыслью и эмоциями, конечно, может подвести человека к религиозному трансу, но никогда не приблизит его к собственно мистическому переживанию (опыту). Это совершенно разные вещи и не стоит их смешивать. Измененное состояние сознания такого уровня, когда в человеке спонтанно происходит отслоение от материальной оболочки его психической сущности, что позволяет ей раскрываться и эволюционировать, не есть, строго говоря, религиозное переживание, а именно мистическое.
Далее. Разница между религией и мистицизмом для многих трудноразличима. Да и малозначима. Разглядеть ее, однако, можно, когда мы, проанализировав собственный опыт, поймем, что религиозное базируется на произвольно (искусственно) или непроизвольно (спонтанно) подогреваемом в себе эмоциональном чувстве особого рода, рождающем виртуальную трансценденцию сверхъестественного. Речь на самом деле идет о переживании заранее заказанной и в общих чертах знакомой, вполне узнаваемой иллюзии, чего-то придуманного нами, в то время как мистицизм есть ситуация и состояние спонтанного и непосредственного контакта с принципиально неведомым, ирреальным или сверхреальностью, существующей вне мыслимых около- или тонко-материальных реальностей.
Мистик сознательно исключает из технологической цепочки вступления в контакт с трансцендентным свои мысли, эмоции и всевозможные пожелания как раз для того, чтобы гарантированно оградить это чистое переживание от несанкционированного проникновения в него примесей своего “я” или различных фантазий на тему: “Как должно выглядеть Божественное и как бы Ему лучше Себя вести по отношении к нам”. Другими словами, мистик оберегает себя от удобных иллюзий и не ставит условий Тому, с Чем он хочет встретиться.
И в-третьих, парапсихоанализ, страницу назад грубо обругав мысль и эмоцию за то, что они де мешают человеку ходить за пределы материи, не только не настаивает на том, что их нужно всячески от себя гнать, но как раз и утверждает, что искомое специфическое состояние сознания, характеризующееся полным безмыслием и бесстрастностью, есть не что иное, как именно мысль и эмоция, но только уже другого, куда как более высокого уровня.
* * *
Однако, мы немного отвлеклись от нашего разговора о вере. Интересно, а что может думать на сей счет давно спившийся бомж, последние два года ночующий на Павелецком вокзале, с полутора классами образования за плечами и за всю свою жизнь ни разу не вошедший в церковь? Можно ли назвать его верующим и, если да, то во что и как он верует?
С первого взгляда ясно одно: этот горький пьяница ни в Бога и ни во что другое не верует. Ему вообще нечем веровать, потому что он – не личность. Ему давно уже всё стало безразлично, но, кстати, именно поэтому он вполне может оказаться не “суеверным” или “испуганным” атеистом. [Парапсихоанализ различает три разновидности материализма: вульгарный, суеверный и чистый. В нашем примере мы отобрали модель чистого или простого атеизма.] Да, он не верует. Но кто ж сказал, что он еще и не верит? Однако, во что такой человек верит, если сомнение вызывает даже то, что он вообще спьяну припомнит свое имя? – В то, что 77 х 37 = 2849.
– Помилуйте, да может ли такое быть, когда он, скорее всего, и понятия не имеет о том, что такое есть перемножение чисел?!
– А кто говорит, что он знает как нужно обращаться с цифрами? Ему вовсе не обязательно знать то, во что он верит. Не верует умом или чувствами, а именно и просто верит. К тому же он не имеет возможности сомневаться в том, чего он, собственно, не знает. Поясним. Если этого забулдыгу хорошенько вымыть и не давать пить с утра до вечера, а при этом начать рассказывать ему про цифры и правила умножения, то самое большее через месяц он не только согласится с тем, что 7 х 7 = 49, но и, самостоятельно перемножив девятки, в результате вполне может получить 81. Это есть свойство той целостной системы, в рамках которой наш герой даже теперь, а, может быть, никогда так и не начнет себя осознавать, но в которой 2 + 2 тем не менее всегда равно 4.
О чем мы? О том, что этот субъект действительно ни во что не верует своим сознанием, поскольку такового у него просто нет. Вдобавок он ничем не интересуется. Он ничего не знает и ни о чем в своей жизни никогда всерьез не задумывался. Или даже больше того, он возможно в принципе не способен ко всем вышеперечисленным действиям. Но, тем не менее, на клеточном, то есть бессознательном уровне, его душа или психическая сущность знает и совершенно согласна с тем, что она пребывает внутри мира или глобальной системы координат, где 2 х 2 = 4, а 7 х 7 = 49, вне зависимости от того, понимает это наш алкоголик свои умом, задумывается он о таких вещах или нет.
Главное, что он абсолютно в этом не сомневается, поскольку даже не знаком с предметом нашего разговора, то есть с вещами, в которых хотя бы теоретически он мог бы усомниться. Тем внутри себя, чем ему не дано сомневаться, он как раз и верит не только в эту самую систему, но (и вот это, пожалуй, самое интересное) также и в Бога Предвечного. Не просто верит, а видит Его непосредственно, без каких бы то ни было искажений или фантазий. Правда… бессознательно! Причем верить он начал отнюдь не со вчерашнего дня, когда ему настрого запретили пить вино и впервые рассказали про таблицу умножения, сделав из него таким образом культурного человека, а еще задолго до своего рождения. Он верит во все это (в Бога и в 2 х 2) просто и намертво или, скажем так, он исповедует подобное знание сердцем, хотя в реальной жизни ни слова об этих сложных материях не слышал и даже сейчас еще понятия не имеет, что о них, оказывается, можно, а порою даже и нужно задумываться.
* * *
– Что такое ирреальное?
– Это то, от чего вчера ты был в двух шагах, зачем-то заявив себе, что достиг своего предела.
– Если я приду туда сегодня и сделаю эти самые два шага, мне удастся войти в ирреальное?
– Нет. Транцендент всегда будет в шаге от того места, до которого ты по воле обстоятельств будешь когда-либо добираться.
– Каким же образом в него входят?
– В ирреальное вообще не входят. В него возвращаются. Более того, к запредельному можно приблизиться, только оставаясь полностью неподвижным и отстранившись в себе от того, что может заявить: “Здесь – мой предел”.
* * *
Впрочем, несмотря на то, что о самой системе в принципе как бы и допустимо отвлеченно размышлять (этим мы сейчас и заняты), усомниться в ее достоинствах или попытаться внести в нее какие-либо конструктивные дополнения, а тем более кардинальные усовершенствования невероятно трудно. Почти невозможно. Дело в том, что система, о которой идет речь, – конструкция особого рода. Она слишком глобальна и многопланова для того, чтобы наш рассудок был в состоянии охватить ее и разглядеть целиком как нечто единое, да еще проделать такое во времени. Кроме всего прочего, это ведь она, а не кто-то другой инициирует, регламентирует и оберегает в пространстве своего поля жизнь пьяницы, нисколько при этом с ним не советуясь. Наше существование и бытие самой Вселенной, к слову сказать, тоже.
Нетрудно догадаться, что подобная система, хотя бы из соображений собственной безопасности, не может быть заинтересована в том, чтобы чья-то слепая, инстинктивная, а потому безусловная и безупречная в нее вера когда-либо переродилась в веру осознанную, а значит творческую. Человеческую, а потому несовершенную. Ей не нужны сюрпризы в виде творческих инициатив, рационализации, заботы и помощи от нас, людей. Система неплохо живет внутри собственных законов и так. Ее незачем и не от чего спасать. Вот почему наши любовь и внимание ей также безразличны. Это нелегко понять, а тем более принять, но, если уж удается, человеку открывается новый смысл его жизни.
О том, что существуют различные миры или системы вроде той, которую мы только что описали, наш алкоголик, конечно же, знать не может и, разумеется, он не догадывается о том, что живет по законам одной из них, беспрекословно им во всем подчиняясь, даже в мелочах и случайностях. Внутренняя логика этого придуманного нами персонажа, о существовании которой он также не подозревает, никогда не вступает в диспут, а тем более в какое-либо противоречие с Системой. Но – внимание! – глубинно-ментальная конституция этого опустившегося субъекта, его психическая сущность, сотворенная и перманентно поддерживаемая Системой, в свою очередь поддерживает ее саму, дозволяя ей быть. Наш герой живет, не вникая в тонкости этих взаимоотношений, и потому Система существует.
То обстоятельство, что пьющий герой нашего рассказа вообще никогда не задумывался о каких бы то ни было пространственно-временных континуумах и глубинах неведомого ему Космоса внутри его сознания, вовсе не означает, что на уровне – нет, конечно, не его ума (даже не молекул и атомов, из которых соткано его физическое тело и вещество мозга, а где-то гораздо глубже, уже вне материи) – он постоянно творит и своей неосознанной и невидимой верой непрерывно поддерживает существование этого мира, с его пространством, временем, а также со всеми прочими атрибутами реальности. То есть собственно Систему. Даже тогда, когда крепко спит.
* * *
Рано или поздно приходит срок, когда любой человек перестает быть. Однажды, закончив играть роли, содержание которых нам сейчас неведомо, мы снимем с себя материю, перейдем в другой мир и вернемся в прежнее состояние, в систему, где времени нет. Наступит пробуждение. И преображение. Когда-нибудь, разумеется, это ожидает и героя нашего повествования. Что же тогда станется со всем тем, во что этот горький пьяница, как выясняется, каждое мгновение своей жизни, от первого до последнего вздоха, так просто и вместе с тем так свято и мощно верит? Разрушится ли она с его уходом, а если нет, то каким образом она может позволить себе исчезновение со сцены своего единственного и самого верного ангела-хранителя, да еще навсегда, – ведь для него-то эта система точно обессмыслится и даже прекратится?! Кто тогда будет поддерживать мировой порядок? Ведь по идее, превращение системы, а точнее говоря, ее замещение другой системой, которую он отныне станет всеми силами поддерживать, и является его переходом.
Он уйдет туда, где даже память обо всех предыдущих системах стирается за ненадобностью. Это мы какое-то время еще будем помнить о пьянице, а никак не наоборот. Мы никогда больше с ним не встретимся, поскольку встретиться можно только с тем, с чем расстаешься. А этого как раз и не происходит.
Так что же случится с брошенной системой? – Но почему, собственно, она оказывается брошенной? Разве кроме нашего героя ничто или никто во Вселенной не согласен с тем, что 2 + 2 = 4? А трава, воздух, камни, солнце и сами люди, наконец! Долгое время, пока мы живы во всяком случае, нам еще предстоит наблюдать эту картину. И не просто наблюдать. Случайно или нет, мы оказались вовлеченными в компании с пьяницей в одну и ту же Систему из предложенного их бесчисленного множества. Должно быть это совпадение, но он здесь тоже когда-то родился, вот почему мы только и можем его сейчас видеть или говорить о нем.
Оказывается, это мы вместе с ним (помогая ему) в настоящий момент творим одну и ту же реальность. Вот почему она существует. Лишь когда из этого мира уйдем и мы, он разрушится совсем и перестанет быть, как в свое время исчезнет для пьяницы, только теперь он перестанет быть уже и для нас. Именно этот. Хотя многими наш уход будет совершенно не замечен. Для них Вселенная останется вечной, прекрасной и неразрушимой. Миры не живут незаселенными. Мы же вернемся в изначальную систему координат, в которую уже и сегодня верим своей неизменной сущностью. Этого, материального, мира для нас, конечно, уже больше не будет. Никогда.
Воскресение невозможно. Эта милая и сентиментальная утопия придумана слабым и напуганным рассудком для собственного и, скажем откровенно, весьма слабого утешения. Однако, разве возможна смерть того, что никогда не рождалось? Кстати, а почему алкоголик был назван ангелом-хранителем, да еще единственным? – Единственным потому, что преображение, ожидающее любого смертного, – это в основном трансформация его теперешних представлений о том, что такое “мы” и что есть “Я”. И то, и другое когда-нибудь упразднится. Останется лишь Единое бытие. Оно всегда и уже сейчас, конечно, Единое, но пока еще не каждым из нас осознаваемое (явственно переживаемое). Хранителем же наш алкоголик назван потому, что уклонись он сейчас хоть на секунду от крепкого удержания Вселенной в своих руках, – и она взорвется!
* * *
В самом деле, разве электроны атомов, из которых слеплено тело беспробудного пропойцы, своим непрерывным вращением вокруг протонных ядер, организованностью и феноменальным постоянством скорости движения по внешней орбите не дают нам понять, до какой степени, насколько глубоко все они верят в систему, которая, собственно, задает и поддерживает их движение? Что значит вера атомов? – То, что их существование в качестве, в котором они пребывают сейчас, практически и возможно только в реальности, в которой они в настоящий момент уже находятся. Не их осознавание происходящего, своей инициативной роли в тех или иных процессах и всего прочего (им просто не дана такая возможность), а та творящая сила, воля к жизни, присущая им от природы и побуждающая к движению, которую, оказывается, и можно только назвать верой. Вера не нуждается в осознавании чего-либо. Это живое свойство или суть камней, космического ветра, жука или человека. Осознавание механизмов верования безусловно может иметь место (или, скажем так: оно желательно – коль скоро возможно), однако, повторимся, не является обязательным, а уж тем более оно не является условием возникновения веры, поскольку моя вера (суть) всегда и во всем проявляет себя вовсе не замечая моих стараний. В кипении расплавленного металла, например…
Измени произвольно какой-нибудь электрон хотя бы одно из своих свойств (скорость вращения, например) и этим он сотворит совершенно новую систему координат (реальность), в которой будет другая структура пространства, времени и материи. Однако, в ней подобная мутация сразу же явится не просто чем-то нормальным и обыденным, но даже и всеобщим законом. Более того, вдруг непременно выяснится, что и все остальные бесчисленные электроны вещества новой Вселенной движутся точно с такой же угловой скоростью и проделывают это не какие-нибудь последние полчаса, а всегда. Вечно! Он сам (электрон), только что произвольно изменивший характеристику своего движения, угодил сюда вовсе не минуту назад, как думает сам, а был здесь всегда. Это невероятно, но его все почему-то отлично помнят, рассказывают милые истории из его детства, вспоминают общих друзей и т. п.
Если бы электрон обладал человеческой способностью думать или вспоминать, то, по идее, он должен был бы нам рассказать, что только что, буквально несколько минут назад сотворил совершенно новую реальность, а старая еще очевидно продолжает где-то быть, хоть он и разрушил (или трансформировал) в ней себя. Его и правда в прежней реальности может уже не быть. Но отнюдь не эта мысль собьет электрон с ног. Вот какой сюрприз ожидает его рассудок, проникший мыслью в новую систему отсчета: вполне возможно, что его никогда и не было в прежней реальности, потому что там его уже никто не помнит. Или наоборот, что он благополучно продолжает жить в той – первой, но одновременно общается сейчас с кем-то и здесь, во второй. А есть еще третья, четвертая и так далее до бесконечности, где его также хорошо знают. Здороваются и расспрашивают про здоровье детей. И везде он есть. Всё зависит от угла зрения, который он изберет, чтобы наблюдать за собой и своими свойствами, которые каждое мгновение будут меняться с поразительной амплитудой многообразия и вероятностей.
В каждое мгновение самонаблюдения электрон превращает самого себя и свои свойства, любому из которых соответствует некая новая реальность или система координат в качестве среды, единственно в которой они, эти свойства, и могут только проявиться. Кому-то может показаться, что парапсихоанализ под верой разумеет не творческое и в высшей степени сладкое, даже волшебное чувство, которое можно описать как вдохновенный полет души или созидание, а некую скучную рефлексию ума, то есть обращенное назад самонаблюдение (вспомните скальпель, который мы узнаем по следам его работы…). И он нисколько не ошибется, ибо так оно и есть. Созидание – правда, созидание… Но не мной, не моим рассудком, а моей верой, которая живет во мне сама по себе и творит реальность. Верой, механизмы которой я все еще полностью не осознаю.
* * *
– Что такое молитва? Это наши просьбы, которые мы сейчас обращаем к Господу?
– Ничего подобного. Это то, что мы можем видеть вокруг себя как нечто уже реализованное в ответ на наши позавчерашние мысли, причем преимущественно те из них, которые мы в себе даже не подозреваем.
Вот еще вопрос: а зачем вообще понадобилось притягивать за уши какого-то безмозглого спившегося мужика и бездушные атомы к разговору о святом таинстве творчества или превращении реальности? Каким образом электрон или пьяница могут что-либо творить, когда все помыслы одного сосредоточены исключительно на бутылке, а другой по природе своей мыслей или желаний не имеет вообще?! Им обоим и творить-то, если разобраться, нечем, да и незачем. Если только верой или творчеством не назвать пьяный бред, эти безумные фантазии и прозрения алкоголика, которого однажды вдруг понесет и он станет утверждать, будто бы у него сегодня душа возвеселилась не потому, что вчера откуда-то с неба ему на голову упали деньги и его дела, наконец, пошли на лад, а что сами вчерашние перемены только потому с ним и произошли, что сегодня ему от этого сделалось хорошо. Ум заходит за разум, не абсурд ли всё это? Разве должен серьезный и трезвый человек вникать в этот форменный маразм, или может быть эта книга написана в жанре патопсихологической фантастики?
– Ни атом, ни другой герой нашей придуманной истории по разным и вполне понятным причинам не смогут, конечно, ничего подобного почувствовать, а тем более пересказать. У них обоих для этого слишком скудное мировоззрение и воображение. А жаль. Ведь именно сознательно изменяемое мироощущение, способное наблюдать всё что угодно под различными углами зрения (а не только одним) и поэтому рождающее в каждый миг свежее видение предметов (переживание новых систем бытия), парапсихоанализ как раз и называет творчеством, условием подмены реальности, механизмом совершенствования веры и, наконец, собственно верой. Более того, ничто другое этим словом он никогда не назовет. В том, как пьяница или атом бессознательно верят в Бога, о существовании которого даже не подозревают и не собираются об этом размышлять, и своей верой (пусть неосознанной) творят реальность мироздания, парапсихоанализ усматривает эталон верования и рекомендует рассматривать его в качестве образца для исследования и подражания. Заметьте, эти простые сущности ничего не осознают, потому как делать им это просто нечем, но при этом они верят, хоть и не умом. И у них получается!…
Что нам грозит, если эти двое (электрон и пьяница) захотят по-быстрому обмозговать, как это у них выходит – верить не задумываясь, чтобы научиться этим процессом себе на пользу управлять? Это ведь не просто интересно, но еще и весьма выгодно. – Тогда произойдет катастрофа. Впрочем, можно особенно не беспокоиться. Даже если они вдруг оба начнут интенсивно соображать, их мозги очень скоро от этой работы перегорят, и они остановятся. Вспомните историю с сороконожкой. На самом деле прежде еще нужно научиться думать. И не просто думать, а мыслить, причем не головой, не жадностью и вообще не мыслями. Какие мысли могут быть у атомов или деревьев? А ведь учиться верить приходится именно у них. Для изучения механизмов и эзотерических законов верования, когда мы становимся способными вносить поправки в то, что произошло вчера или случится завтра путем изменения обычного хода своих мыслей или настроения сейчас, собственно и сформулирован парапсихоанализ. Мы говорим о методе отождествления себя с вечным, о погружении сознания в мистическое и пробуждении…
* * *
Письмена… Осколки…
…стыдно вспоминать…
…бездарно растратил время…
…упустил темп…
…познание замедлилось…
…слишком много ошибок…
…теперь не догнать…
…пришел в Храм…
…и там…
…позволил себя зомбировать…
…зачем…
…в толпе…
…как легко…
…мечтать и говорить обеты…
…сладко спать…
…бесплатно…
…мы все так похожи…
…одни и те же слова…
…снова и снова…
…наркотик, продлевающий сон Духа…
…электорат…
…рабы…
…даже не политика…
…просто бизнес…
…придуманное умом…
…“полезный” костыль для ведомых…
…в стаде…
…безногих дураков…
…к счастью и знанию…
…развлечение слабоумных…
…познание чего…
…без прозрения…
…короткий поводок…
…перестать искать и слушать учителей…
…остановился…
…наконец…
…шаг в сторону…
…из себя…
…долго гнал бесов…
…мысли и сны…
…чистый экран…
…во мне теперь только чужое…
…стало проще…
…безграничное поле информации…
…будущее и прошлое…
…все в настоящем…
…настройка мировоззрения…
…инструменты всегда где-то рядом…
…нужно поискать…
…уже под руками…
…нет двух человек…
…не бывает многих…
…люди – просто слово…
…человечество – лишь идея…
…на зеркале…
…нарисованное…
…много разных лиц…
…человек один…
…я одинок…
…совсем разучился читать и помнить…
…разве нужно знать…
…больше чем Всё…
…зачем…
…головой уткнулся в небо…
…как можно ходить дальше возможного…
…сложно изобрести мотив…
…сосредоточиться…
…мешает ум…
…инстинкт самосохранения…
…это жизнь…
…идти дальше…
…выше неба…
…заканчивается многое…
…представления о любви…
…камни преткновения…
…фантазии ума…
…о себе и о Боге…
…все придумано…
…сладкие утопии спящих слепцов…
…на небо взявшись за руки…
…эволюция Духа и любви…
…невозможна вдвоем…
…в толпе не бывает человеков…
…запредельное стерильно…
…ключи к познанию…
…через технологии одиночества…
…общение с Духом…
…возможно в тишине…
…возвращение к себе…
…мера искренности…
* * *
…благодарение лени…
…уклонение от истовости и распутства…
…мешает осуетиться…
…всегда…
…сопровождает гениальность…
…распущенность…
…часто смешиваем…
…неразборчивость…
…неопытность порождает тревогу…
…бойся страха…
…размышление свидетельствует…
…выключение сознания…
…активность рассудка…
…снова сон…
…раздражение и воспоминания…
…обиды еще разрушительнее чем глупость…
…как запретить ветру…
…успокоить грозу…
…вспомнить…
…во мне…
…еще ближе…
…все вокруг – я…
…понять…
…как легко…
…почувствовать и пережить…
…остановившись…
…без движений…
…лениво…
…прогнать мысль…
…подменить другой…
…эту потом тоже…
…мысли и болезни…
…своих ни у кого нет…
…вчера лечил от смерти дерево…
…загораживает окно…
…собирались срубить…
…забыли…
…нашлись другие дела…
…слава Богу…
;
Болевые пороги. Инстинкт
Одна из конкретных задач парапсихоанализа заключается в том, чтобы помочь распознать природную способность и даже скрытую цель (миссию) психики естественно приводить наш рассудок в состояние непосредственного общения с внематериальным или трансцендентным (в словаре это понятие расшифровывается как непостижимое и запредельное), с тем, что больше известно как мир Духовного, а главное, научиться таковой ее способностью осознанно управлять.
Это большое предложение встречалось, вспомним, в одной из первых глав книги. Зачем понадобилось опять к нему возвращаться? Может быть мы тогда впопыхах проскочили мимо чего-то важного, на что стоило бы обратить пристальное внимание? – Да, конечно, – на те два слова, что отмечены курсивом, ибо новое содержание (энергию), которое они в себе с этого момента понесут (заметьте, даже если таковое мы сейчас просто назначим, а может быть и именно потому), определит в дальнейшем характер и степень нашего проникновения в суть или пространства, пожалуй, уже не только этой фразы… Наши ментальные предпочтения исподволь настраиваются и обучают потом рассудок различать и запоминать обратную дорогу из стеклянных лабиринтов ирреального… только в том случае, когда мы сами их специальным образом настраиваем заранее… Желательно всегда иметь под рукой (уметь быстро приготовить) несколько вариантов прочтения любого текста (ситуации), чтобы изменять общий смысл (происходящее), перевернув для этого значение лишь одного какого-нибудь слова (символа)… Путаница, всевозможные патовые ситуации или даже опасные болезни на пути обычно подстерегают не новичка, – внимательного к приметам, но неразборчивого в желаниях хамелеона, – а потерявший эластичность слишком взрослый ум, которому, оказывается, всегда есть, что терять…
– Что значит “природная способность и задача психики”? Следует ли понимать, что психика является неким мостом, связывающим человека смертного с его вневременной трансцендентной сущностью? Обязана ли психика делать доступным для живого человека общение с его истинным Я? В форме диалога, например, и задолго до его непременного возвращения в прежнее качество – вечное бытие? Насколько вообще естественно для людей общение или даже просто стремление к общению с ирреальным, то есть Духовным? (Напоминаем, в парапсихоанализе эти понятия – почти синонимы и потому нередко соседствуют, а то и подменяют друг друга.) Итак, нормально ли для интеллектуала-прагматика устремление к Божественному? Не противоестественно и не опасно ли оно?
– Вопрос сложный и прежде, чем на него отвечать, необходимо отметить, что задается он отнюдь не из праздного любопытства. В поисках ответов непростых зачастую обнаруживается, что доверчиво внимать советам сердца и готовым рассудочным рецептам (целый ворох которых нам бесплатно вручается воспитанием, традициями и менталитетом общества, в котором нам случилось родиться) неразумно. Их очевидность, равно как и безотказность, далеко не бесспорна. Что же касается вопросов связи земного человека с его трансцендентными корнями, здесь и вовсе нужно быть предельно осторожными, поскольку это уже не просто сложные, но и очень опасные материи, многим для входа закрытые. Ответы в столь тонкой области добываются способами нестандартными, куда более изощренными и затратными, чем это может показаться на первый взгляд, причем добываются они исключительно собственными усилиями или умом, хотя, впрочем, нет, не умом – опытом.
* * *
Только еще подступаясь к теме “материя и духовное”, мы неизбежно сталкиваемся со странным парадоксом. Оказывается, звать на помощь ум для плавания в глубоких и холодных водах эзотерики либо незачем уже, либо рано еще. Сомнений нет в одном: присутствие того ума, с которым мы постоянно имеем дело в обычной жизни, в зоне ирреального неуместно и даже совершенно недопустимо. Мы вообще не можем выйти за ворота материального, если он засел в нас или о чем-нибудь тайком размышляет где-то поблизости. Сам факт, что, родившись внутри материи, ум в принципе не различает ничего, кроме нее (материи), еще не так страшен. Но ведь он же нам об этом зачем-то еще и постоянно напоминает! Ум решительно не умеет что-либо забывать, а вот это уже подлинная трагедия.
Вхождение в ирреальное, да, собственно, и само ирреальное есть лишь ситуация ознакомления с правилами игры, написанными почему-то мелким шрифтом. Припоминание основных законов игры, в которую мы и так уже играем от рождения. И только. Лишь некоторая перестановка акцентов внимания и приоритетов. Не более того. Кстати, почти все эти правила известны наперед (могут стать известны) любому из нас, ведь они не прячутся. Они же на виду. Вроде как… Даже удивительно, что, когда мы решаем включить их в систему собственной игры, такая инициатива каждый раз производит в нас огромные психические трансформации. Странно, не правда ли? Должно быть, мы все-таки не очень хорошо соображаем, с чем имеем дело…
Проблема здесь вот в чем. Для того, чтобы мы могли с теми странными правилами спокойно ознакомиться и, не горячась, сделать свой свободный выбор, их всё-таки нужно как-то изучить или, по крайней мере, выслушать. Желательно молча. Необученный же вниманию ум редко, когда молчит, и уж подавно никого не слушает. Как правило, он громко сам с собой разговаривает (даже во сне), словно радио на кухне, которое забыли выключить, уехав в отпуск на юг. И здесь нас ждет парадокс. Обойтись уж совсем без рассудка, то есть окончательно прогнать его от себя (технологии чего подробно разработаны и настоятельно рекомендованы к массовому пользованию многими эзотерическими школами), погружаясь в безумие Духовного, вроде бы желательно, но, во-первых, делать это как-то страшновато, а во-вторых, неразумно. Кто-то ведь должен оставаться в сознании, чтобы мониторить логику наших шагов (инициативных перемещений) в зоне иррационального, потому как при несоблюдении элементарных мер предосторожности, даже если и не прольется кровь, в воздухе может запахнуть откровенным сумасшествием. Казалось бы, как мы его только еще ни обозвали – этот наш несчастный рассудок. Почти что с грязью уже его смешали. Да, всё правда. Но кто, кроме него, в состоянии приглядеть за нашими перемещениями, записывая у себя в блокноте – куда мы поворачиваем, когда, завязав себе глаза, отправляемся “неведомо-куда-незнамо-за-чем”? Вот почему предлагается сделать вид, что мы больше на него не ругаемся. Ну, как бы с ним помириться. И без раздражения определить для себя, что же такое наш ум, каковы его природа и роль в мистических переходах, а также, во что он должен трансформироваться на пути в иррациональное, чтобы войти действительно в Духовное, аккуратно там нашпионить, побольше из увиденного запомнить, а затем еще и показать нам дорогу обратно. Вернуться ведь в “реальное” хотелось бы живыми и здоровыми. Мы же нормальные люди. Вроде как… Зачем нам неприятности?
Для комфортного погружения в состояние ментально-психической концентрации, позволяющей переживать трансцендентное непосредственно чувствами, нам по необходимости придется приобрести навыки надевания на себя через голову и ношения (временного исповедования) идеологии целесообразности общения (диалога) с Духовным (или даже познания иррационального) нашим прагматичным умом. И всё это для того, чтобы выявить спонтанную предрасположенность нашей психической сущности преодолевать границы материального и эволюционировать.
Если мы на эту хитрость не пойдем и ростки новых мировоззрений не начнут прорастать на дрожжах нами же придумываемых экстремальных идеологий, все пожелания себе прикоснуться к Духовному рискуют вылиться в красивые, но бессмысленные слова, выцветшие фантазии и культурный досуг уставших от жизни импотентов. Никакого перехода в качественно измененное состояния сознания не случится, если ему не приготовить соответствующие (надлежащие) предпосылки.
* * *
Уже стало очевидным, что предмет нашего разговора составляет искусство произвольного или, скажем так, осознанного творения глубинных идеологий, которые единственно и служат причинами или заряжающими мотивами, побуждающими нас к принятию и претворению в жизнь каких-либо активных решений. Идеология, нужно ясно это понимать, отнюдь не есть изложенная словами на листках бумаги сухая теория, характеристика или описание чьего-нибудь мировоззрения. Любая остро переживаемая, пусть даже и отвлеченная (абстрактная) идея однажды становится вполне конкретным чувством, сегментом (составляющей) психики и ее новым состоянием, чем-то живым. Мы можем даже сказать – квинтэссенцией духовной работы индивидуума. Или собственно духовной практикой. Именно идеология определяет тенденции изменения уровней сознания (его расширение или сужение), а также намечает высшую точку ментального развития личности, обозначая предел ее эволюции или психический статус, на самом деле ограниченный исключительно лишь рамками ее мировоззрения.
Четкого формулирования сути какой-либо принципиально новой программы, просто лаконично высказанной каким-то человеком новаторской концепции (например, антиидеи кредо) или добавления какого-нибудь компонента, усложняющего конфигурацию общеизвестного символа веры, зачастую бывает достаточным для быстрого сформирования неведомой или невидимой идеологии и более того, распространения ее мощного воздействия на сознание целых групп людей. Этому обычно есть две причины. Во-первых, зарождающаяся идеология может обладать не только набором уже знакомых (традиционных и очевидных) характеристик, но и внушительным списком подводных, малоизученных или специфичных метафизических свойств. (Порою, кстати, весьма опасных, она ведь может не рассматривать жизнь человечества в качестве ценности номер один.)
А во-вторых, идеология, словно живое существо, не просто в состоянии подстраивать себя к переживаемой нами здесь и сейчас реальности (что она умеет это делать, нам как бы уже известно из материализма), а наоборот (в случае, если мы действительно хотим приблизиться к постижению законов духовного, нам неизбежно придется научиться смотреть на вещи с подобной точки зрения), именно она подстраивает происходящие события и все обстоятельства наблюдаемой нами сейчас реальности под свои, еще неведомые нам, интересы. Мистицизм проникает в нас и по сути начинается с осознания того, что не для нас, живых людей, но для самореализации некоей внешней идеологии созревают и сменяются эпохи, создаются и трансформируются реальности, населяемые постоянно эволюционирующими существами.
Как правило, любая идеология спонтанно создает для себя особую среду обитания, Систему или собственный мир (творение виртуальной реальности), провоцируя (санкционируя) тем самым зарождение событийных ситуаций, способствующих ее проявлению. По крайней мере все ныне известные духовные доктрины об этом красноречиво свидетельствуют. Идеология способна жить во времени вполне самостоятельной жизнью, вообще и запросто обходясь без своего номинального (или формального) автора, если разуметь под последним человека, которому удалось что-то расслышать и записать. Идеологиям в принципе не требуются адепты (защитники и проводники), инициативность физических субъектов и уж подавно их мозги, поскольку любая из них всегда зарождается и разворачивает свою мистерию отнюдь не в пространстве человеческого ума. Да и не во времени тоже. Такова позиция, искусственно или специально допускаемая парапсихоанализом. Особый вирус, разлагающий прагматизм. Или технология расщепления…
Идеология или религия, а в контексте рассматриваемого вопроса их можно воспринимать как одно и то же, по сути есть некая информация, интеллектуальная микрофлора или ноовирус, особый и невидимый культурный слой, напыляемый на заселенные людьми геополитические пространства. Аудитория той или иной идеологии исчисляется поэтому не количеством сагитированных и вовлеченных в нее людей, внимательно штудирующих книги ее “авторов” и решающих, надевать ее на себя, рекомендовать то же самое проделать кому-нибудь еще или нет, а зонами ее принудительного потребления, территориями и ареалами.
Факт зарождения и распространения идеологии определяется не умонастроением индивидуумов, а временем, соответствием ей уровня общественного сознания, характера менталитета, социальных, экономических и прочих условий ее выживания (действия), но никак не внутренними достоинствами самой идеологии, поскольку ни одна из них таковыми не обладает по определению. Идеология не может быть хорошей или плохой. Что предосудительного мы найдем в том, что металл, разогревшись до большой температуры, вдруг расплавится? Вот если бы я научился кипятить в тигле серебро, смешивать его с ртутью или сурьмой, разливать в форму и получать… впрочем и тогда я лишь продолжил бы исповедание идеологии плавления металлов. Сознательно или бессознательно. Данную мне от рождения. Только и всего. Идеология – это рефлексия и фиксация достигнутого необязательно нами очередного уровня рассматривания свойств вещей. Так можем думать мы, люди. А можем и не думать. Ей, идеологии, это все равно. Она уже и так работает. С нами.
Сформулировать идею религии без труда может и один человек, хотя, как правило, такими вещами занимаются целые кланы единомышленников (единоверцев-реформаторов). Однако истинными родителями идеологий оказываются не люди вовсе и не их субъективные интересы и соображения, а непосредственно сами качественно переходные этапы развития цивилизаций. При этом сотни миллионов адептов новых вероучений послушно бредут за своими собственными идеологиями и всеми силами души их поддерживают, не подозревая о существовании в себе таковых.
Очень часто бывает так, что человек горячо убеждает себя в том, будто корни его религиозного чувства лежат в христианстве. Он настойчиво уверяет в этом себя и окружающих, аккуратно посещает церковь, внимательно изучая соответствующую литературу, и в строго определенные моменты отправляет предписанные культовые обряды. Ему очень хочется верить в красивые слова библейского сюжета и занять себя какой-нибудь добропорядочной игрой. Однако ж он, прагматик, на деле просто не способен, не знает, как убедить свой ум поверить в предание, а посему бесконечно далек не только от христианства, но и от всех прочих религий, требующих беспрекословной веры, и по-настоящему исповедует один лишь психоанализ, хоть и не прочел за свою жизнь ни одной книги Фрейда, Адлера или Юнга. А то и вовсе не слышал о таком учении. Никто в этой жизни не может обойтись без религии, пусть на худой конец даже атеистической идеологии материализма. Неразборчивость страшна.
* * *
Никакой необходимости знакомиться с учением для того, чтобы его исповедовать, нет. Прагматик вместе с именем от рождения получает и свою религию. Психоанализ – это исходная база мировоззрения прагматизма ХХ–ХХI веков. В наши дни все мы, в том числе, как это ни странно, и мистики, в своей ментальности – естественные прагматики, поскольку других моделей самоосознавания цивилизация сегодня еще не предложила. Общество незаметно навязывает нам или, скажем помягче, исподволь прививает своим гражданам элементарное изначальное мировоззрение прагматизма, отказаться или преодолеть которое может только тот, кому есть, зачем это делать, другими словами, тот, кто задался целями, автоматически требующими от него формирования психической и ментальной конституции другого порядка. Например, идеологии индивидуума, которая синтезирует для себя более совершенное мировоззрение и новое пространство для самореализации. Именно индивидуум сегодня способен научиться надевать на себя любую, в том числе и примитивную идеологию, точно пальто, а потом быстро и легко сбрасывать ее с плеч, когда на ходу приходится перестраивать психический аппарат для выполнения других, более сложных поручений.
Настраиваемое логикой ума мировоззрение бумерангом оказывает энергичное воздействие на само сознание. Новые мироощущения предопределяют, создают необходимые условия и даже провоцируют его качественное превращение. Изменяются не только критерии в оценках происходящего, но и углы зрения на многие вещи, к примеру, на себя. Если уровень сознания повышается, то в первую очередь это выражается в том, что мы получаем возможность сорвать с себя, наконец, шоры неумеренно распространившегося представления (нелепого предрассудка, катастрофически ограничивающего нашу свободу и власть творить новые реальности), будто незнакомец, всякий раз смотрящий на нас из зеркала, когда мы проходим мимо и который все время что-то бормочет себе под нос, смекает, планирует и суетится, единственно и есть повод, форма и смысл нашего бытия…
Становящееся чужим, существо из зеркала на время отпускает нас, переставая ассоциировать (смешивать) себя с нашей внутренней психической сущностью, нашим подлинным Я. В такие минуты мы становимся безразличными по отношению к своему помятому костюму, высвобождая себе этим огромное пространство для наблюдения Игры и маневра. Понятно, что в такие моменты роль ума, до того беспрестанно складывавшего из копошащихся в нем мыслей всевозможные карточные домики, существенно меняется и приобретает иной характер. Рассудок становится инструментом, светофором и дорожным указателем разумного передвижения в агрессивных средах ирреального.
* * *
Ни в коем случае не следует избавляться от страха волевым усилием. Страх необходимо беречь и даже культивировать в себе, храня его как драгоценность во внутреннем кармане. С ним нужно работать. Если мы не осуществили полное разделение своего психического на материальное и духовное, но при этом уже перестали испытывать страх, значит дела наши плохи и нужно возвращаться. Потому что это – болезнь.
Складывается ощущение, что в описываемых на страницах этой книги моделях превращения сознания значение и роль ума злонамеренно девальвируются. Причем оправдывается это безобразие тем, что в измененных состояниях мы якобы начинаем мыслить уже не мозгом, а какой-то эфемерной субстанцией, которая вечно пребывает вне нас и даже вне материи вообще. Что на это можно сказать? – Что мозг и пробегающие по его электрическим цепям мысли, так же, как умствование и рассудок, – вещи разные уже на уровне слов. Поднимающееся на новую ступень сознание действительно обращается уже не к мозгу и к его инструментарию, потому как, спрыгнув с крыши в бездонное Ничто (отслоившись от материального) оно начинает “мыслить” отнюдь не мозгами и вообще не образами или логическими конструкциями, а вневременными переживаниями, особенными состояниями духа, и суть процессов осознавания чего-либо отныне выражается (отражается) не в мыслях, словах или картинках, а непосредственно в вещах (явлениях), то есть в конкретных результатах, в изменении реальности (ее событийного ряда), в самом факте достижения крайней степени покоя и сосредоточенности, наблюдении свечения и прорастании живущей в нас идеи.
Внезапные включения ума, его неуместная активность в какой-либо из прежних форм, вспыхивающая в голове близкого к разделению индивидуума, однозначно являет собой знак или симптом, указывающий на резкое (болезненное) понижение уровня сознания, связанное с непроработкой непредсказанных деталей восхождения, поскольку главная и чуть ли не единственная функция ума в такие моменты – это отслеживание поступающей извне информации и контроль за соблюдением разумной последовательности наших шагов, а вовсе не мышление как таковое. (Хотя именно добровольный и осознанный отказ ума от размышления уже и может явиться следствием мышления, но мышления новой, более высокой ступени.) Трудно сравнивать, а тем более называть одним именем – мышлением – вещи (явления) столь разные! Когда, к примеру, включаешь на кухне телевизор и видишь в нем какого-нибудь изворачивающегося вора или политика, произносящего одни лишь слова и даже думающего словами, и с другой стороны, когда однажды удается наблюдать во времени процесс медитации человека, способного произвольно и легко изменять уровни своего сознания, а заодно и саму реальность. Или пчелу, садящуюся на цветок. Вот он – образец.
Нам еще только предстоит научить свой ум внимательно и спокойно отслеживать из потока наблюдаемых им событий и информации содержащиеся во всем невидимые ответы на незаданные вопросы и тут же доводить их до нашего ведома, ничего не придумывая от себя. Ум, настроенный на общение с ирреальным, должен быть готов и достаточно мужественен, чтобы верно прочитать любое сообщение, будь то внезапная боль в спине, успех в делах, потеря перчаток в метро или остановка лифта между этажами как специально подаваемый в понятной ему (доступной) форме знак. Такие знаки есть не что иное, как адресуемые персонально нам послания, четкие инструкции поведения в ситуации, в которой мы уже находимся или которая нас ожидает в скором будущем. Случайностей и совпадений не бывает. Никогда. Ценность советов из случайного – в их непостижимой оптимальности.
Исходя из сказанного выше, мы можем заключить, что почти весь круг обязанностей ума сводится к выявлению ответов уже некогда для нас приготовленных, причем не им, не умом, на вопросы, которые опять же не он задал. Но главное, а может быть и самое трудное, это то, что именно рассудок, для того, чтобы мы когда-нибудь вошли в зону иррационального, прежде сам должен привести себя в состояние особой сосредоточенности. А для этого он обязан узнать, как это делается (что совсем непросто, ведь сосредоточенность есть внимание к тому, чего ему до сих пор не приходилось видеть), а также крепко усвоить, что есть разумное в неразумном и запомнить последовательность шагов.
Заставить рассудок выполнять такие вещи на самом деле не так уж и трудно, он все же – ум и в состоянии проанализировать не только механизмы ходьбы, но и свою прямую выгоду от вхождения в новое психическое пространство. Здесь, однако, потребуется некоторое время и тренировка, чтобы воспитать в нем соответствующие привычки, поскольку, во-первых, функции ума внезапно и сильно изменятся, – усложнятся, а во-вторых, все эти вещи он должен будет научиться различать исключительно в нашей спонтанности, то есть в непроизвольности естественных реакций на приключающееся с нами или вокруг нас случайное. И в самих случайностях. Его задача – не думать, а только наблюдать и регистрировать увиденное, поскольку все, что он должен знать – правила игры – он уже и так знает, ведь их, равно как и сам ум выдумал Некто Единый.
* * *
Театр… (продолжение)
Режиссер спектакля – отличный психолог. Он знает, как работать даже с ленивыми актерами, добиваясь от них желаемого результата. И понимает, что талант исполнителя легче обнаруживается в том, в чем его никто не ожидает увидеть, и полнее раскрывается, если актера не муштровать, заставляя его, словно школьника, зубрить незнакомые слова, а позволить ему жить на сцене, как у себя дома, давая ему возможность оставаться как бы в собственной шкуре. Другими словами, актеру нужно помогать играть самого себя, причем делать это нужно всё время, чтобы ему и в голову не пришло, что он на сцене и кого-то здесь играет. Ну вот: Режиссер Пьесы никого из приглашенных Им на работу в свой Театр и не стал натаскивать. Он даже нечаянно забыл рассказать – кому, как и куда нужно по сцене ходить и кого при этом изображать.
Он вообще скрыл от артистов, что для постановки этой Пьесы некогда был написан сценарий, по которому театральное действие уже давно идет в заданном Им направлении и дальше будет развиваться, ни на шаг не отступая от текста. Вместо этого Он позволил всем, кто оказался на сцене, импровизировать на любые темы, свободно зарождающиеся в головах и все диалоги составлять “самим”. Так же интереснее! Персонально каждому участнику спектакля было чуть ли не вменено в обязанность вести себя на сцене как можно раскованнее, ничего и никого не стесняясь. Одним словом, когда-то нам было разрешено делать всё, что душе угодно, будто бы нет здесь никакого Театра, света юпитеров и декораций, а также наших ролей и суфлера, масок и грима.
Сработало? – Еще как! Иллюзия не просто подлинности, а даже и спонтанности всего, что происходит на сцене, кажущаяся натуральность декораций, изготовленных на самом деле из синтетических материалов и поддельный воздух (он вырабатывается в подвале из дыхания иллюзий наших снов и подается сюда, на сцену, по трубам), ну а с другой стороны завораживающая тишина зрительного зала, которого к тому же еще и не видно, и, наконец, ничем не стесняемая свобода – все это сыграло злую шутку со всеми, кто оказался на сцене.
Обман заставил нас уже с первой репетиции так вжиться в свои роли, что мы скоро позабыли обо всем на свете. О том, что недавно и на время были званы на работу, что все мы – просто актеры и сейчас играем на сцене. Что молчаливая и невидимая публика купила билеты и внимательно наблюдает за представлением даже тогда, когда мы крепко спим, и не хлопает в ладоши как раз потому, что не хочет разрушить магию этой чудесной мистерии.
Игрушечная свобода волшебного Театра, которой, оказывается, легко можно провести любого из нас, очаровывает и пьянит так сильно, что в ее колдовском вихре не просто кажется, а уже не в шутку разыгрывается взаправдашняя жизнь: поднимаются сильные ветры, на море вздымаются огромные волны, вулканы извергают горы пепла и огня, а звери с рычанием бегают по лесу. Мы, люди, всерьез принимаемся строить дома и летаем в далекие страны. Стреляем из ружей по своим врагам, пьем красное испанское вино и ходим в оперу. Всем сердцем любим своих близких, воспитываем детей и однажды умираем на самом деле.
Зрительного зала, надо полагать, ни пули, ни самолеты, а может быть даже и наши реплики, так же как пустые бутылки из-под шампанского или наши страсти, не достигают, поскольку все это – бутафория. Зрители в любом случае пришли сюда смотреть на другое. Но для нас на этой сцене всё выглядит в высшей степени правдоподобно и представляется чем-то чрезвычайно важным. Именно поэтому мы с головой уходим в игру и однажды начинаем-таки получать от всего этого удовольствие. Увы, нам отсюда трудно увидеть, что купившие билеты и потому сидящие сейчас в партере неулыбчивые зрители тоже во что-то играют, только их развлечение куда занятнее нашего, хотя бы уже потому, что играют они нами…
* * *
Актеры в нашем Театре – настоящие профессионалы. Мало того, что они великолепно двигаются по сцене, но и, что встретишь крайне редко, почти никогда не путаются в тексте. Как написано, так они свои слова и говорят, ничего не пропуская и от себя ничего не добавляя. Ни единого слова. Вот почему действие Пьесы идет гладко, без каких бы то ни было заминок и повторов. Обнаружилось, что никакой надобности в репетициях вообще нет – все и так отлично получается. Артисты вовремя появляются в тех самых местах, где им и положено появиться, а свои реплики они произносят исключительно с тем настроением, какое требуется по сценарию. Если, в частности, написано, что в ближайшую среду вечером на сцене появится актер из недавно приглашенных и прочтет монолог о том, что где-то на свете, как ему вдруг открылось, существует Театр, в котором труппа изображает жизнь и все его артисты так увлеклись, что, похоже, уже сошли с ума (они все воплотились в свои маски и поселились прямо на сцене, живут и играют там неизвестно как долго, забыв про дом и себя настоящих), то такой артист в назначенное ему время действительно из-за кулис выходит и весь этот свой текст не запнувшись произносит. Наизусть и без единой ошибки!
Потом он также смело идет к месту, которое театральный художник еще в среду утром специально для него пометил белым мелом как “край сцены” (это где-то неподалеку от “зрительного зала”) и, показывая куда-то перед собой, как будто он что-то там вдруг увидел, раскачиваясь и приятно волнуясь, продолжает говорить, что, мол, сам он и всё, что его окружает, – разные птицы, деревья и другие люди (красиво проводит рукой вокруг себя) – лишь актеры в волшебном Театре марионеток. А из темной ложи – продолжает он свой интригующий монолог – за представлением наблюдает невидимый Автор и, поскольку Он одновременно является Режиссером и Хозяином этого Театра, уверенно руководит оттуда всем происходящим на сцене. Дергает за веревочки, вот куклы и приходят в движение. Некоторые из них даже начинают говорить. Жаль только, что почти никому, кроме, разумеется, Режиссера неизвестно, про что и зачем была написана Пьеса и что случится со всеми этими куклами чуть позже…
На этой фразе актеры, изображающие зрителей, прерывают дебютанта искренними и громкими аплодисментами. Артист долго раскланивается и уходит весьма собой довольный. На смену ему выходит другой, потом третий и так без конца. Все они произносят разные слова, из роли, конечно, и без запинок. На одном дыхании.
Удивительно, но никто и никогда в этом странном Театре не ошибается в тексте. И не произносит речей, которых нет в сценарии. Даже спьяну или случайно. Никто здесь почему-то не рождает своих мыслей. Попавший в Театр обречен стать актером… Кроме разве что осветителей сцены… Но ведь что поразительно – Автора, равно как и сценарий его гениального шедевра никто из артистов не видел! Только осветители. Господи, да кто они такие?! Оказывается, их тоже никто не видел, Свет на сцене есть, а кто его зажигает – непонятно…
Продолжение следует.
* * *
Невозможно рассеять страх, не постигнув природу Вселенной.
Эпикур
Думается, незачем говорить о том, что контакт с Духовным “технически” может произойти лишь в поле психического, хоть и с помощью инструментов ментально-рассудочной деятельности, изначально материальных по своей природе и назначению (то есть соответствующих задачам, которые с их помощью решаются). Это и так ясно. Однако научиться различать, где заканчивается ум и начинается психическое, не так легко, как может показаться. В отличие от ума, психика уже готова к осуществлению контактов с ирреальным хотя бы потому, что ее природа – трансцендентна. Но главное, психика открывает человеку новые горизонты информативного узнавания, позволяя ему этот процесс не только отстраненно наблюдать, погружаясь в глубокие абстракции, но и непосредственно переживать, являться им, своими спонтанными предпочтениями и произвольными переменами в настроениях ощутимо на него влиять.
Соблюдение принципа соответствия природы цели методам ее достижения становится особенно важным в момент непосредственного перехода человеком границ материального. Этот же принцип обязывает нас терпеливо ждать, пока ирреальное само не пригласит нас по мере нашей готовности войти в него и, кроме того, всю ту работу, которую мы намеревались исполнить в пространстве новых психических возможностей, зачем, собственно, и стремились войти в ирреальное, за нас же само и переделает. Войти в ирреальное означает отстраненно наблюдать свое психическое превращение. В этом заключается не только процедура перехода, но также и залог нашей безопасности, плюс гарантия того, что мы движемся именно туда, куда собирались, то есть за пределы усилий. Психическое не есть сущность, как, скажем, время, мысль, пустота или воспоминание, а скорее свойство нашего сознания, фон, на котором мы способны наблюдать игру взаимодействия тонких планов бытия, рождающих новые реальности.
Роль ума в подготовке, запуске и успешном протекании процессов трансформации сознания и собственно контактов человека с трансцендентным трудно переоценить, ведь именно он подсказывает (напоминает), зачем нам нужны подобные переживания. Главное же, только ум и может выстроить простую последовательность шагов (мыслей), автоматически приводящую нас к психическому переживанию трансцендентного. И все же сам, если так можно выразиться, “физический” переход в “Духовное пространство” осуществляется, конечно, не рассудком, а психикой, точнее, нашим спонтанным устремлением, экстрактом или предчувствием зарождения намерения пройти с фонариком в руках, которым является ум, по коридору психического. Этот коридор в известном смысле уже и есть контакт или мост. Чтобы подчеркнуть особую значимость и роль психики в мистическом опыте, давайте будем помнить, что в этой книге мы рассматриваем формы и состояния сознания, в изменении которых роль психического в сравнении с ментальным всегда более значима, и конечно же, первична по определению.
Помнить об этой нашей договоренности необходимо потому, что говорить нам в основном приходится о тонкостях настройки ума, как инструмента достижения желаемого, а вовсе не психики, как того ожидаешь. Психику, оказывается, вообще невозможно настраивать. Во всяком случае, лучше для нас будет этого не делать, поскольку это все равно, что пытаться сжать воду. В то же самое время с помощью ума можно, не меняя структуру молекулы воды, сплавлять по ней огромные корабли. Ум в известном смысле эластичнее психики, хоть и вещественен, и когда мы утверждаем, что можем управлять психикой, это на самом деле означает, что мы, кажется, уже немного научились сотрудничать со своим умом.
* * *
Говоря о природности или естественности того или иного свойства человеческой натуры, мы как бы подразумеваем, что оно, это свойство, должно быть заложено в нас инстинктом, а еще лучше и являться самим инстинктом. Согласитесь, трудно подыскать более простое и точное определение слову “природность” в значении качества или свойства человеческой психики. Во всяком случае, если в своем движении во внематериальное мы будем опираться на инстинкт – вещь в высшей степени конкретную, хоть и невидимую, наши шансы добраться до цели будут значительно выше, чем когда поддержку в этом предприятии мы вдруг начнем искать в фантазиях, благих намерениях или уповании на слова, выдуманные нами же или кем-то еще.
Будем внимательны, ведь именно здесь мы приближаемся к тому противоречию, которое положила на пути человека к Духовному сама Природа, и о которое когда-нибудь да спотыкается каждый из нас. Речь идет об инстинкте самосохранения – основном и, скорее всего, вообще единственном инстинкте человека, поскольку все остальные, как можно догадаться, являются его производными. Никогда по доброй воле он не санкционирует и не допустит осуществления прямого контакта с ирреальным человека, к этому не вполне готового, причем степень готовности инстинкт определяет сам.
Если мы сейчас решимся исследовать и описать принцип действия инстинкта самосохранения, то есть вскроем подвластные ему уровни и сферы нашего бытия (проще говоря, обозначим пределы его компетентности), и попробуем осознать мощь, с какой он способен себя проявить, то будем просто шокированы его безграничным влиянием на нас. Кроме того, мы будем вынуждены признать, что наши представления об инстинктах не просто поверхностны, но и до крайности материалистичны. Зачастую мы их и вовсе путаем с рефлексами. – А напрасно. Ведь именно они, инстинкты, заставляют нас “самостоятельно” принимать практически все концептуальные и стратегически важные решения в нашей жизни. Это они провоцируют спонтанность наших устремлений на пути к самосовершенствованию и прогрессу. В том числе и стремление к духовному, являясь, как и психика, естественным мостом между единой трансцендентной первопричиной (сутью нашего бытия) и проявленной в пространственно-временном континууме ее проекцией – конкретной человеческой личностью, снабженной строго индивидуальным набором предопределяемых ей событий. В этом качестве инстинкт и психика обнаруживают между собой много общего. Едина уже не только их природа, но и задача – защищать рождающегося “слепым” и уводить учащегося ходить впотьмах человека от опасно ошибочных (с точки зрения трансцендентного Наблюдателя) шагов.
* * *
Разница между психикой и инстинктом заключается в степени их зримого проявления. Это и определяет различие характера и способов их воздействия на наше сознание и волю. Инстинкт по своей структуре значительно более эфемерен, нежели психика. Его вещественное присутствие в нас столь малозаметно, что мы об этом вообще можем догадываться, только наблюдая и анализируя следы его работы. Тем не менее его реальное (фактическое или буквальное) влияние на нашу судьбу поразительно. Психика достаточно внятно демонстрирует верность или ошибочность того или иного нашего ментального намерения. Мы интуитивно, “кожей”, то есть нервами и настроением, чувствуем опасность задуманного. Она подсказывает и помогает нам на уровне ощущений ближе узнать скрытые от нас и видимые только ею свойства того, что мы предпочли умом. Но она не в состоянии взять кого-либо из нас за шиворот и предотвратить сам неверный шаг, если уж мы приняли решение его осуществить и занесли ногу. Совсем иное дело – инстинкт. Он может заставить нас вернуть ногу в исходное положение, когда по неведению мы подошли к пропасти и зачем-то решили в нее шагнуть.
При том, что инстинкт полностью дублирует функцию самозащиты, которую мы как бы обеспечиваем себе еще и своим оперативным умом, он в принципе не рассчитывает на наше осознание происходящего и поэтому не воспринимает рассудок в качестве своего партнера. А потому и не общается с нами так, как это делает психика, то есть в форме, чем-то напоминающей диалог. Он не участвует в качестве советчика в нашем выборе, а, не особо с нами миндальничая, осуществляет его за нас, да так тонко, что мы порой об этом даже и не догадываемся. В частности, он заставляет нас выбирать только то, что уже прежде отобрал для нас сам и сейчас лишь предлагает взять, поиграв с нами в иллюзию свободного выбора. Странный у нас получается выбор, не правда ли?
– Почему вдруг инстинкт решил стать цензором человека в устремлениях того искать общения с миром трансцендентным? И потом, каким образом подобная функция вообще может быть кем-либо или чем-то осуществлена? Разве можно запретить человеку размышлять над какими ему угодно вещами и стремиться к ним?
– Оказывается, не только можно, но даже и совсем не трудно, в особенности, когда человек громко заявляет о своем намерении отправиться за пределы материального. Как ни странно, но в этом случае его даже не приходится зомбировать, внедряя в сознание всевозможные вирусы, строить козни, подбрасывая ему под ноги ложные идеи или подсказывая заведомо тупиковые направления. Любой из нас, похваставшись перед окружающими своей дерзкой затеей шагнуть за пределы материи, на самом деле с благодарностью воспользуется любым предлогом никогда туда, при жизни, во всяком случае, не добраться.
В чем разгадка этого психологического парадокса? Почему человек чуть ли не сознательно готов обманываться в таких вопросах и, проговаривая вслух одно, в душе инстинктивно желает для себя обратного? – Кроме того, что это вообще несколько странная форма демонстрации своих намерений, необходимо добавить, что она еще с его стороны и неосторожна. Такое поведение не только запутывает, но и усложняет его жизнь. Ведь большинство религиозных институтов, создаваемых, как правило, первоклассными психологами, с пользой для себя тут же начинают эксплуатировать эту странную особенность его натуры! Наконец, зачем инстинкту понадобилось прятать от нас в подвал лестницу в небо? Ему-то что за дело? Что плохого или опасного он нашел в том, что человек, живя в материи, прогуляется в мир Духа и немножко понаблюдает, что там да как?
Все дело в том, что нормальный человек не может захотеть увидеть Бога и разговаривать с Ним. Человек рожден и хочет жить по законам этого мира – красиво, тепло, по возможности эстетично, душевно, но без всяких опасных “трансцендентных переходов”, головоломных абстракций, мистерий в стиле “безумие царствия Божия для мира сего…” и прочего. И в этом нет ничего дурного. Более того, если внимательно присмотреться, мы можем увидеть, что стремление к ирреальному не только не является естественной или природной потребностью, но и вовсе противоестественно для человека!
Для того чтобы реально выйти за пределы материального, необходимо преодолеть инстинкт самосохранения, то есть в корне изменить свою природу, потому что войти в Духовное, испытывая естественный страх смерти, практически невозможно. Превозмочь же этот страх как раз и означает преодолеть или разрушить в себе инстинкт, что, в свою очередь, есть акт в высшей степени противоестественный для любого нормального человека, поскольку этим он превращает собственную человеческую природу.
Осуществивший подобное и в самом деле приобретает массу новых свойств. К нему приходит новое знание. Он обретает так называемые оккультные (или психические) способности. Его сознание расширяется. Над ним начинают властвовать законы другого уровня, и он больше не подчиняется прежним. Более того, он уже многими вещами начинает управлять сам. Но при этом необходимо отдать себе отчет в том, что человек, преодолевший свой инстинкт, есть практически новое, другое существо, и назвать его человеком можно только в одном случае: – если того, прежнего, кем он больше уже не является, мы этим словом называть перестанем.
* * *
Согласный умереть живет красивее и дольше вечно боящегося смерти. Интересно – почему?
Если инстинкт преодолен, он, безусловно, уже никак не может препятствовать общению человека с ирреальным. Но до того момента он будет всячески и весьма упорно противиться как контактам с трансцендентным живого человека, так и самой мысли последнего выйти из-под его власти. Кроме обычных и всем нам хорошо известных, у инстинкта есть два метафизических способа не допустить превращения своей человеческой природы желающими познать Бога. Но каких!
Первый – обман. Поскольку мы рождаемся в этот мир, чтобы прожить в нем жизнь, а совсем не для того, чтобы бороться со своими инстинктами, к слову сказать, саму нашу жизнь и охраняющими, инстинкту самосохранения нетрудно бывает подсказать человеку такое направление мысли, которое и эстетические его запросы удовлетворит, и жизни угрожать не будет. То, что это получится уже не совсем Духовное, а, скорее, высокодушевное – не беда. Зато целее будет. Давайте говорить откровенно. Человек требует игрушку для души и ума? – Он ее и получает. Как при этом ее назвать – его личное дело. Пусть сам придумывает. Главное, чтобы он не уходил в своих фантазиях о мистическом дальше подсознания. А что? Там, между прочим, тоже можно ярко и интересно проводить время. Многие даже теряют рассудок, общаются себе в удовольствие с параллельными мирами и всякими неземными сущностями и даже доходят до полного душевного исступления, но при этом, заметьте, живут.
Свою задачу инстинкт формулирует как недопущение зарождения в сознании человека, пока длится его биологическая жизнь, самой мысли о его прямом контакте с действительно внематериальным. Как такое можно осуществить? Да очень просто – управляя его чувствами и умом, задавая им ложные направления поиска. Мы ведь на чем воспитаны: слушай свое сердце, душа плохого не подскажет. А душа – это тот же инстинкт. Вы не знали?
Когда мы говорим, что душа от Бога, то зачем-то забываем, что в известном смысле в этом мире – всё от Бога. Но стоит ли рассматривать нашу душу в качестве ипостаси или наместницы трансцендентного Духа в материи и так уж внимательно к ней прислушиваться, если она – тонкоматериальная сущность? Она ведь и подскажет соответственно. Можно не сомневаться. Оказывается, это еще надо изловчиться, чтобы мысль шагнуть за пределы материи нас когда-нибудь посетила и задержалась в голове более, чем на мгновение, потому как человеку там и впрямь нечего делать. Буквально! Этот мир – для человека, тот – для кого-то другого. Может быть, для сверхчеловека…
Первый способ предупреждения контактов с вещами мира трансцендентного, громко изобличенный нами только что как обман, в действительности никого не обманывает. Это – метафора и, разумеется, преувеличение. Инстинкт лишь создает, а, правильнее будет сказать, обозначает некие логические препятствия или отсутствие естественных показаний к тому, чтобы таковое трансцендентное общение когда-либо при нашей жизни реально состоялось. Ну разве что он еще спровоцирует нас на то, чтобы мы незаметно для себя начали профанировать и извращать саму тему “Духовного поиска”. Важно понять и накрепко запомнить, что это как раз наша душа никогда не станет поощрять действительно духовные искания, потому как ее собственная природа не на все сто процентов ирреальна. Ее помощь или даже пассивный нейтралитет нарушил бы принцип “соответствия природы цели методам ее достижения”. Поэтому внимательно прислушиваться к тому, о чем с нами говорит душа, весьма полезно, когда мы беседуем с ней об эстетике и культуре, о морали или нравственности, но никак не о мистическом.
Второй способ удержания человека в рамках тварного мира будет, пожалуй, куда как серьезнее и эффективнее первого. Индивидуум, самостоятельно сформировавший в себе мировоззрение, которое готово позволить ему войти в Духовное, встречает сильнейшее сопротивление теперь уже на событийном плане. Что это значит? – То, что с ним начинают происходить странные, невероятные, непредсказуемые, а временами и крайне неприятные вещи, которые так или иначе отводят его от реализации своего возвышенного намерения. Они пугают человека или даже напрямую запрещают ему двигаться в эту сторону, поскольку подключаются весьма действенные механизмы убеждения: страх и боль. Отступая, мы говорим себе: “Знать, не судьба”. Так оно и есть. Но если быть точными, это инстинкт, а вовсе не судьба не допускает нас до совершения последнего шага, к которому мы пока еще не готовы.
После всего сказанного инстинкт можно воспринять как врага, мешающего нам достичь желаемого. Но гораздо конструктивнее было бы разглядеть в нем друга, поскольку он есть объективный катализатор, отображающий истинные критерии нашей готовности предстоять перед Абсолютным. И более того, как искомое препятствие, только уже преодолев которое, мы оказываемся в состоянии реально превращать себя.
* * *
Письмена… Осколки…
…хитрость и мастерство…
…разделение существа…
…сеанс психотерапии…
…удалось наконец выйти из обморока…
…изощренное самоубийство…
…нечаянно…
…подстегнул ситуацию…
…удачно подыграл…
…желания обыкновенны…
…вероломно искренен…
…цельность…
…незаметно и постепенно…
…уходит…
…расщепление правды…
…единая личность…
…оказывается, люблю жить…
…хочу…
…надежд и планов…
…почему стемнело…
…не сразу заметил…
…давно стоит в углу…
…молчит и наблюдает…
…уничтожить скорее все мысли…
…может уйдет…
…такое уже было…
…не уходит…
…ждет когда созреют…
…как воздушные шары…
…достаточно перерезать веревочку…
…сами улетают…
…что есть мысли…
…мои или чужие…
…инсульт и сломанная нога…
…обман…
…безденежье и воровство…
…любая болезнь…
…не знаешь в себе…
…не видишь…
…их нет…
…это как раз и есть мысли…
…выдернуть занозу из мозга…
…нога не была сломана…
…какой инсульт…
…последние о себе и о Боге…
…берут меня в плен и уводят…
…все стоит и ждет…
…наблюдает из моей тени…
…его нигде нет…
…он из Ничто…
…вместе со мной…
…мысли растворяются…
…без борьбы…
…ничего не осталось…
…это уже непохоже на мысли…
…ищи…
…они все равно остаются…
…нужно понять…
…зеркало…
…но это – я…
…не я, но мысль…
…теперь и ее…
…прочь…
…билет в один конец…
…весь мир…
…его боги…
…мечты…
…майские жуки…
…всех в поезд…
…под откос…
…мост разобран…
…в пропасть…
…безразличие…
…врагам нельзя оставлять жизнь…
…с глаз все, что мешает взлететь…
…Он есть я…
…отрезвление и покой…
…сосредоточенность…
…тишина и воля…
…иллюзии отпустили…
…сон закончился…
…боль и страх едут в поезде…
…счастливого пути…
…свободен…
;
Случай в поезде
– Как отличить падшего ангела от его светлого антипода?
– Никак. Это мы, люди, решили, что один из них, тот, который с белыми крыльями, невероятно добр по отношению к нам и рекламирует только полезные для нашего здоровья питье и развлечения, почему именно его и любим. В то время как другой всю дорогу пугает нас своим видом и подает дурной пример непослушным. На самом деле мы просто до смерти боимся демонстрации любой силы. Ангел не может быть хорошим или плохим – он вообще один. И, к слову сказать, весьма грозен.
Лет двадцать тому назад жарким августовским вечером я возвращался поездом с каникул на учебу в Москву. В консерваторию. В купе со мной ехали двое симпатичнейших компанейских попутчиков, и между нами скоро завязался непринужденный дорожный разговор. Познакомились мы запросто, хотя, правда, я так и не запомнил, как этих ребят звали и чем именно они занимались. Ну да мне было это и неважно. Беседовали мы об искусстве, религии и науке. Помнится, среди прочих затронули занятную тему хранения и извлечения информации из потайных закоулков сознания, а также из некоторых других внешних источников. Например, из полей, распространяющихся не только вне человека или его рассудка, но и вне пространства материального мира вовсе (в то время сознание и информационное поле были для меня вещами разными и не связанными друг с другом).
Потом мы зачем-то перескочили на проблемы технического оснащения лаборатории, в которой они работали несколько лет, и уже через каких-нибудь полчаса всерьез заговорили о возможности создания рукотворного механизма (пси-генератора), воспринимающего и передающего мысли одного человека другому, а то даже и целым группам людей (это как направить и какую задать мощность) независимо от природных качеств и специфических способностей психики (или сознания, что, если разобраться, есть одно и то же) того, у кого в руках аппарат окажется.
Это сейчас я смотрю на увлечение конструированием подобных гиперболоидов как отдельными гражданами, так и некоторыми организациями совсем без восторга, в первую очередь из-за неэтичности самой идеи насильственного заражения сознания не подозревающего об этом человека мыслями и установками, как правило, ему совершенно не нужными, а порой и приносящими вред. Если разобраться, подобные фокусы являются чистой воды зомбированием. Вот почему к повальному увлечению магией, всевозможным формам экстрасенсорного целительства и прочим оккультным чудодействам у меня сегодня сложилось неоднозначное отношение. Однако в ту пору всевозможные таинственные феномены из области парапсихологии, такие как ясновидение, телекинез или способность превращать свойства различных веществ, не прикасаясь и даже не видя их, не скрою, мне были чрезвычайно любопытны. Может быть потому, что исследования в этих направлениях велись под строжайшим контролем грозных ведомств и были практически заморожены вне их стен.
В какой-то момент разговора я вдруг непонятным образом ощутил, просто почувствовал, что устройство, о намерении создать которое в нашем разговоре напрямую не было сказано ни слова, реально уже существует. Его собрали мои попутчики. Более того, мне откуда-то стало известно, что подобные генераторы давно строятся людьми, друг с другом в тесном контакте не находящимися, а потому эти приборы несколько различаются как принципом работы, так и по своему назначению, причем конструкцию каждого из них в отдельности я легко мог описать и даже раскрыть ее в деталях.
Один из аппаратов, как я уже сказал, был построен несколько месяцев назад моими собеседниками, что тщательно ими скрывалось. Функционировал он пока еще неважно и в основном потому, что использовал для передачи пси-команд не инфракрасное излучение, а волны ультразвукового диапазона. Я находил в этом принципиальную ошибку. Кроме того, мне стали видны и другие технические огрехи их проекта. Все это тут же, входя в детали и ни мало ни о чем не задумываясь, я им и выдал. Само обстоятельство, что мною как-то мимоходом был раскрыт секрет, никого в купе не напугало. Напротив. Почему-то именно после этого моего случайного приоткрытия завесы таинственности наша беседа сделалась еще более откровенной и живой, несмотря на то, что знакомы мы были каких-то два часа.
* * *
Чтобы лучше осознать сомнительность, если не опасность нашего разговора о генерировании и транспортировке пси-энергий, нужно припомнить, в какое время и в какой стране он происходил. Мне же тогда море было по колено. Я на удивление был открыт со своими случайными попутчиками и с легким сердцем, забыв про всякую осторожность, радостно делился с ними всей той информацией, которая неведомо откуда, прямо-таки из воздуха чудесным образом появлялась в моем мозгу в ответ на практически любой их вопрос. Было странно и необыкновенно приятно парить мыслью на таких высотах, забраться куда еще вчера мне просто не могло бы прийти в голову без страха сломать себе шею. Но в тот памятный вечер непонятно откуда, а главное, неведомо за какие заслуги на меня вдруг сошло редкое вдохновение, и невозможное до тех пор стало возможным. Это был настоящий полет сознания. Озарение! Правда, только на время, как я потом понял…
Наш разговор постепенно и как-то естественно выстроился по схеме: вопрос – ответ. Меня спрашивали – я с готовностью отвечал. Какое-то время это не вызывало у меня возражений или опасений (подозрений) и даже вполне меня устраивало, поскольку откровенность обеих сторон была действительно неподдельной. На самом же деле у моих попутчиков (это до меня дошло чуть позже) была особая и довольно необычная причина, полностью развязывавшая им руки. Этот секретный козырь позволял им сохранять подкупающую любого собеседника искренность или естественность, а скажем проще, быть безнаказанно откровенными с кем и сколько угодно. Вся штука в том, что один из этих парней являлся инициатором завораживающих путешествий моего сознания по неизведанным до той поры далям информационных пространств. А кроме того, когда детальное обсуждение какого-нибудь рискованного эпизода заканчивалось, с подачи всё того же оператора я должен был немедленно забывать содержание сомнительного фрагмента. При этом тяжко запутывался и смысл всего нашего разговора.
Не могу сказать, что вовсе не обратил внимания на явную ненормальность происходившего в купе. Конечно, я заметил, правда, не сразу, что временами внезапно терял нить разговора, будто на мгновение выключался, теряя сознание. Но довольно продолжительное время я полагал это следствием изнуряющей жары и объяснял себе усталостью от самой дороги. Однако в момент, когда я размешал сахар в стакане чая и протянул руку к столу, чтобы положить на него ложку, случилось нечто уж совсем странное…
Я почему-то отчетливо запомнил, как началось движение моей руки, державшей ложку, в направлении стола… В это время мы вновь о чем-то заговорили, скоро увлеклись темой и наша беседа сколько-то продолжалась… Затем я странным образом опять утратил нить разговора, а когда очнулся, как будто от обморока, то увидел, что только теперь моя рука всё с той же самой ложкой наконец-то (только сейчас) достигла стола. Ее движение было плавным и не прерывалось. Стало быть длилось оно какую-нибудь секунду, максимум две. Но как раз потому, что я случайно обратил внимание именно на это движение руки (боясь расплескать чай, я просто особо проследил за тем, чтобы руке на пути к столу ничто не помешало), в течение некоторого времени в моем сознании потом еще удерживалось смутное воспоминание. О чем-то… – О том, что в нашем купе только что состоялась не просто содержательная и увлекшая всех троих, но, главное, довольно долгая беседа, о чем, кладя ложку на стол, я и начал стремительно забывать. В тот момент я пронзительно осознавал, что это она, наша беседа принудительно превращается волей сидящего напротив человека в сон и напрочь вытирается из моей памяти. Через несколько секунд стало уже невыносимо трудно хранить в памяти детали разговора и даже закралось сомнение в том, что он в действительности происходил, а не почудился мне, потому как бороться с невидимым смерчем в мозгу и удерживать в памяти этот сон становилось уже выше моих сил. Пришлось просыпаться и забывать все, что я только что видел во сне.
* * *
Мне приходилось слышать о том, что человек может спать на ходу или даже на мгновение терять сознание во время разговора, не замечая этого. А также, что само время во сне течет как-то иначе. Но не настолько же быстро, чтобы столь длинный разговор смог уложиться в один миг!
А мои собеседники? Да, ведь мне приснились мои соседи по купе, которые и теперь еще сидят в тех же позах… Это с ними я только что разговаривал во сне. Как они сейчас? Взглянув на них и прислушавшись, о чем они говорят, я понял, что они как ни в чем не бывало продолжают тот самый разговор, который начался когда-то в моем сне, полагая, что я о нем уже успел забыть, а потому никак и не смогу понять, о чем они говорят меж собой в настоящий момент. Связка, или своего рода коды постижения истинного смысла произносимых ими слов, находилась в моем сне. Меня они совершенно не стеснялись и нисколько не опасались, поскольку были абсолютно уверены, что я уже ничего не помню.
Никто не смог бы понять скрытый смысл их беседы, если только, конечно, не побывал там же, где только что мы были все втроем, то есть в моем сне. И в их тоже. Ведь они тоже спали. По тому, как естественно и непринужденно они вели себя в этой ситуации, я понял, что им и раньше приходилось устраивать подобные психические каверзы с чужим сознанием. Это были опытные в своем деле люди, причем то, что они со мной проделывали, строго говоря, не являлось гипнозом. Но, что было еще более интересным, оба этих человека не были штатными сотрудниками ни одной из известных мне организаций. Я это почувствовал тем же самым способом, каким только что получал ответы на так волновавшие их вопросы. По существу, это были любители, свободные художники. Но отнюдь не дилетанты. Именно любители!
Мне стало как-то не по себе. Жаркий вечер, поезд, в купе едут трое, пьют чай и ведут между собой загадочный разговор. В моменты, когда он принимает особо конфиденциальный характер, время почему-то вдруг останавливается и для всех наступает сон, в котором все эти люди начинают друг другу сниться и продолжают свою беседу уже в искривленном пространстве сна. В другом времени. Из посторонних стать свидетелем разговора, а тем более его участником удалось бы только тому, кто не просто каким-то образом умудрился бы в нужный момент останавливать время и входить именно в тот наш сон, но и сумел бы, пробуждаясь, его в ту же секунду не забыть.
Я тогда еще подумал: “Интересно, а что, если на ближайшей станции в купе войдет четвертый, какой-нибудь случайный пассажир (ведь еще одно место остается свободным), – сможет он хоть что-то ухватить из нашей беседы или ему, как и мне будет позволено расслышать и запомнить только сшитый из лоскутов вздор, в котором, как ни пытайся, содержания не разглядишь? Что из того, что наш разговор временами смахивает на серьезный научный диспут, если каждую минуту он с мягким хрустом в висках обваливается, крошится и с шелестом рассыпается в полную бессмыслицу, когда с бешеным галопом начинают скакать в глазницах пустого черепа всполохи мыслей… с пятого на десятое… Да, разумеется, он примет нас за сумасшедших, ему ничего другого просто не останется, если только с ним, с этим нечаянным свидетелем, не начнут приключаться такие же обмороки-сны… впрочем, лучше бы они были не как мои… а такие, в которые впадает вот этот тип… что сидит напротив, рядом с оператором… называющим себя “райдером”… почему же он всё помнит?… странно… никак не разберу, какая у него-то роль в этом спектакле?… ну конечно же!… как я раньше не догадался, ведь это так очевидно… он только сопровождает и охраняет в дороге… я давно уже почувствовал, что напарник моего проводника – здесь просто зритель… он не в состоянии самостоятельно перемещаться… в своих (или моих) снах… хоть и видит, и помнит всё… в этом ему явно помогают… а “райдер”, оказывается, большой мастер… как кружится голова…
Итак, три человека в течение нескольких очень длинных часов увлеченно, но бессвязно разговаривают друг с другом. Со стороны это должно было выглядеть подозрительно, потому что никакой нити в разговоре не было. Впрочем, проследить за ней не мог никто – нас было трое в купе. Или четверо? В моменты, когда наступал коллективный сон, второй я, который жил (или просыпался) только в моем сне, ничего не вспоминал, потому что прежде ничего не забывал. Он как ни в чем не бывало продолжал давно начатый разговор. Этот разговор был ему приятен и понятен от первого до последнего слова. Он помнил из него абсолютно всё. Я его видел, а он меня – нет.
При этом он, тот второй, так же, разумеется, как и я сам (первый), ощущал себя едущим в поезде. Он пил чай с милыми и интересными собеседниками и был бы крайне удивлен, если бы ему сказали, что он всем снится, не только самому себе, но и остальным также. И когда они проснутся, то будут иметь дело уже не с ним, а с невидимым ему мной. Никоим образом он не воспринимал происходящее как сон, да это для него сном и не было. Просто в разном времени, в одном месте встретились два не похожих друг на друга я, не подозревающих о существовании своих живых отражений (двойников), сильно различающихся уровнем сознания, хотя и носящих одно имя и едущих сейчас в одну сторону. Второго из них на самом деле в этой реальности нет. Кого именно? – Первого. Нет. второго. – А почему не первого? И что значит “в этой реальности”? (Я начал путаться.) Сейчас, к примеру, которая?
* * *
В те далекие годы я не только не умел еще сжимать или останавливать время, но и понятия не имел, что такое в принципе возможно, не говоря уж о том, чтобы произвольно кому-нибудь сниться… Так вот, именно это со мной или, правильнее будет сказать, за меня искусно проделывал мой vis-a-vis. Мой проводник. Когда необходимые вопросы им задавались, и ответы на них бывали получены, я просыпался (возвращался) в того себя, который отличался от виртуального тем, что временами на пустом месте терял сознание. Тогда всё только что пережитое обоими я (!), превращалось для меня в сон, который за секунду на глазах сжимался, архивировался, словно компьютерный файл, разбивался на мелкие осколки и проваливался Бог знает на какую глубину, откуда что-либо достать, кажется, уже просто немыслимо. Мгновение – и все намертво забывалось.
Почему мои попутчики предоставляли мне лишь альтернативную возможность видения какого-то одного себя и как потом им удавалось так эффективно вышибать из меня память о своем ирреальном двойнике? Ответ на эти вопросы я нашел гораздо позже, через несколько лет, когда понял, что единственная вещь, которую им понадобилось для этого проделать, это найти дорогу к моему инстинкту самосохранения и способ управления им. Все остальное – превращение увиденного в сон, его последующее забывание и прочее – инстинкт доделывал самостоятельно. Почему? Да потому, что сохранить в моей памяти два я, означало бы для инстинкта позволить мне расщепить свою личность, иначе говоря, войти в безумие, что никак не является его задачей. Он не для того ко мне приставлен. Посему расчет моих собеседников на то, что я сам же, спасая свою психику от разрушения, с радостью и готовностью позабуду обо всем увиденном, был строго логичен и в принципе верен. Но, как выяснилось в тот же вечер, не являлся на сто процентов безотказным. В таком деле, оказывается, немаловажным является не просто подходящий по каким-то характеристикам, а строго индивидуальный подбор психического донора, сознание которого достаточно эластично и пригодно к мощным трансформациям, но вместе с тем инстинкт самосохранения которого всегда и гарантированно проявит себя благоразумно.
Не могу сказать, что выбор меня в качестве испытуемого, а вернее – пассивного участника проведенного в тот вечер эксперимента, был во всех смыслах правильным и сколько-нибудь удачным. Моя способность выстраивать довольно сложные абстрактные конструкции, удерживать их в сознании и работать с ними, которая, как бы мимоходом и вместе с тем весьма профессионально была ими выявлена сразу же, как только мы вообще заговорили, вероятно, их подкупила. И притупила их бдительность. Но ведь умение логично формулировать мысли и рассуждать на сверхотвлеченные темы вовсе не исключает способность произвольно управлять еще и своими инстинктами, а, скорее, наоборот, хотя это кому-то, согласен, и покажется невероятным, если не откровенным безумием. Многим вообще трудно поверить, что такое может случиться. Вот и мои попутчики. Они несколько обманулись на мой счет, просто не обратив внимания на то обстоятельство, что я – музыкант. А в искусстве неспособность к произвольным превращениям состояния своей психики есть показатель профессиональной непригодности.
* * *
Сбой в работе моих операторов, когда, незаметно для них, я перехватил инициативу и уже сам начал контролировать ситуацию, произошел тогда, когда на один из вопросов мне второму, тому, который не впадал в обмороки и по идее должен был знать абсолютно все, я - первый вдруг неожиданно отказался дать прямой ответ, отмахнувшись тем, что человек такого знать не может. В тот же самый момент я встретил взгляд своего попутчика. Он смотрел на меня не просто необычно или пронизывающе, страшно, глубоко или как-то еще. Он даже не был враждебен, нет. Его просто не было за своими глазами. В них зияла пустота, которая, словно пылесос, всасывала в себя всё, что попадало в фокус ее зрачков. Это была не пустота глупого человека. Разверзлась бездна, свидетельствовавшая о неприсутствии этого молодого ученого в его собственном теле.
На самом деле он, конечно, не пытался меня куда-то в себя втянуть, потому что его самого, как я уже сказал, за его глазами не было. Он каким-то образом отстранился от самого себя (самоустранился) и спокойно, как бы навесу, держал передо мной свои открытые глаза, за которыми раскрывалось для меня новое пространство, иная реальность, бездна или абсолютное Ничто. Я увидел в этих глазах смертельную опасность и вместе с тем понял, что сейчас опять войду в них в любом случае, как бы я ни пытался этого избежать, поскольку не войти в них решительно невозможно. Это было бы все равно, что пытаться противостоять какому-нибудь всеобщему естественному закону, например, закону всемирного тяготения. Я вспомнил, что сегодня уже несколько раз входил и выходил через эти черные глаза и единственная разница между теми переходами и предстоящим заключается в том, что в тот момент я отчетливо видел, как и куда иду. Кстати, он этого не заметил. Он вообще не наблюдал изменений в моем состоянии и ожидал, что в этот раз все произойдет как и прежде, как всегда.
То, что я говорил в предыдущей главе относительно работы инстинкта, мною сейчас зримо наблюдалось, поскольку мои глаза были в тот момент открыты на многое. Я физически ощущал сильнейший дискомфорт, вызванный у инстинкта именно моим снятым с предохранителя наблюдением ситуации. И это была для него естественная реакция на явную ненормальность происходившего. Причем под ненормальностью нужно понимать вовсе не сам переход, а собственное моё наблюдение этого процесса. И он всеми силами начал подсказывать мне единственно разумный способ поведения – испугаться. Самое интересное, что такая в целом жуткая картина происходящего совершенно не вызывала у меня чувства ужаса. Она не отталкивала. Более того, это таинство протекало во времени, которое уже начало останавливаться и когда я спокойно мог думать. И выбирать! Между чем и чем? Между страхом и безумием? Я чувствовал упоение.
Чем больше я всматривался в пустые глаза, тем дальше от меня отходил страх, несмотря на то, что в переходе в запредельное для меня таилась реальная опасность смерти. Но именно это-то и позволило мне совершенно избавиться от страха. Я, конечно же, не хотел умирать, но видение бездны что-то во мне переменило. Эта бездна была в моих глазах больше и ценнее, чем собственно жизнь. Я даже не мог сравнивать покой, величие и глубину пропасти вечного Ничто с мелким беспокойством, суетой и постоянным страхом смерти, который человек, как я вдруг ясно увидел, испытывает всю свою жизнь, а узнает об этом только в такие моменты очевидного сравнения, когда смерть подходит совсем близко.
В моей жизни того периода ничего особенно скверного не происходило. Заканчивались чудесные летние каникулы и назавтра меня ожидала встреча с дорогими мне людьми, к которым я стремился всей душой, так что мысли о самоубийстве просто неоткуда было взяться. И тем не менее, я холодно сделал свой выбор и предпочел большее меньшему. Вернее, я даже не выбирал, а просто не возражал, чтобы выбор сам собой был сделан за меня сообразно открывшейся мне новой логике. В следующий же миг я испытал одно из сильнейших психических переживаний своей жизни, но, что примечательно, получается, подарил мне его человек, менее всего желавший сделать мне именно такой подарок, и уж точно не самый близкий и симпатичный из людей, с которыми довелось в жизни иметь дело.
Состояние, которое на меня сошло, коротко можно охарактеризовать как внезапное озарение сознания или отрезвление. Я вдруг с предельной ясностью начал различать суть многих, можно даже сказать – всех вещей, как будто в волшебном зеркале наблюдал одного лишь себя. Механизмы предчувствия или интуиции были видны словно в разрезе и работали на полную мощность. Всё двигалось и вместе с тем оставалось в покое. Продолжалось это переживание недолго, но запомнилось, полагаю, навсегда. В тот момент я не просто видел, что называется, вещи насквозь. Или легко читал мысли любого человека, о котором только желал думать, где бы тот ни находился, причем и такие, о существовании которых в себе он и сам не догадывался. Но не только это. Я понимал, зачем со мной или с кем другим, пусть даже с незнакомыми мне существами, происходит то, что мы зачем-то называем “случайностями”.
Кроме того, я оценивал уже даже и намерения огромного числа, целых групп людей (лишь слегка, будто лучом фанарика задевая их своим вниманием), руководствуясь до сей поры неведомыми мне и явно зашкаливающими критериями. [Кстати, мимоходом я отметил, что чувству новизны или беспокойства просто неоткуда было родиться. Всё во мне и вокруг меня (что воспринималось мною как неразделяемое целое, как единая сущность) было привычно, будто бы не только за сегодняшний вечер, но и прежде подобное уже много раз происходило. Я лишь снова возвращался туда, где определенно бывал и раньше. Наверное, и бывал, но все-таки не я, поскольку об этом не осталось воспоминаний, а мой двойник. Я отстраненно наблюдал движение многих людей и ситуаций, и тем, что всего лишь на них смотрел, сильнейшим образом вмешивался в происходящее, мощно воздействуя именно на результат. Я как бы его подсказывал. И при этом оставался в покое, в полной неподвижности, осознавая и соглашаясь с неизменностью предопределенного…]
Оценивание многочисленных предположений и фантазий людей совсем не походило на анализ чего-либо, в обычных условиях требующий времени и размышлений, и выливалось не в поощрение или осуждение (обсуждение) ими планируемого. Оно представляло собой видение непосредственно конечных результатов или явление всего того, что только сейчас еще лениво придумывалось разными людьми, которые, к слову сказать, вовсе не были уверены, а порой просто не могли быть заинтересованы в том, чтобы их сырые фантазии когда-нибудь овеществились, сделавшись реальностью. В столь сильно измененном состоянии сознания, которое я переживал тогда, всякая выдумка (предположение) каждого человека, попадавшего в поле моего внимания, чуть ли не против воли рассматривалась (визуально наблюдалась) как уже свершившийся факт. Я разглядывал картины (многочисленные варианты) будущего, хотя само понятие “будущее” как-то вдруг обессмыслилось. Ничто не удивляло. Странным показалось лишь то, что совершенно незнакомые между собой люди в массе своей, так же, как и я, думали в сущности об одном и том же…
Количество вещей, которые я видел одновременно, было просто ошеломляющим. Представьте себе, что вы стоите около Высотного дома на площади Восстания в Москве и в лупу разглядываете камень, которым облицован его цокольный этаж. Вы отлично видите каждый миллиметр, тончайший рисунок кристаллической структуры гранита, но в то же время смотрите не на маленький фрагмент одного камня, а на все здание целиком и наблюдаете миллионы его неимоверно увеличенных фрагментов одномоментно!
Когда сознание и на этот раз вернулось в прежнее состояние, я увидел себя едущим в поезде. Очевидно, это мой стакан дрожал и звенел в подстаканнике. На столе лежала ложка. Один из моих я, тот, которого раньше можно было усыпить, исчез, а оставшийся отлично помнил все, что за сегодняшний вечер здесь было сказано. Всё, что здесь произошло. Мои соседи по купе собирались о чем-то меня расспросить. Думаю, они хотели познакомиться и затеять обычный дорожный разговор. Но мне ни с кем не хотелось общаться. И я подумал: – “Уже стемнело, а в Москве будем чуть свет, так не пора ли им обоим лечь спать?” В ту же самую секунду они оба поднялись и начали стелиться. Утром, выходя из вагона, мы вежливо простились. Это были чуть ли не единственные слова, которыми мы обменялись за всю долгую дорогу, так и не познакомившись друг с другом. Думаю, они ничего не помнят из нашей вчерашней беседы. Им будет невероятно сложно вспомнить свой сон. Такие интересные, интеллигентные люди…
;
Божественная охота
Первопричина вещей (или происходящего с нами) ни от кого намеренно не прячется. Более того, она лежит на поверхности. Даже чересчур близко к глазу, чтобы ее можно было ясно разглядеть. Мы просто вынуждены специально отстраняться от всего, что хотим получше рассмотреть. Наше зрение, так же, впрочем, как и ум, устроено таким образом, что и без всяких очков способно увидеть многое, но только не собственный глаз. Не самое себя. Здесь глаз уже слишком близко расположен к тому, на что он должен посмотреть. С умом – то же самое. И в этой его парадоксальной дальнозоркости заключается, пожалуй, единственное препятствие, мешающее нам познавать ирреальное. Рассудок любит смотреть на сложное в микроскоп – и это хорошо, но пользоваться обыкновенным зеркалом он совершенно не научился, а вот это уже плохо.
Разум постоянно декларирует свое гордое намерение изведать и бесстрастно познать абсолютно все, в том числе и безнадежно непостижимое, клянется пойти в этом до конца (а для чего же он тогда и есть, как не для подвига?). И, конечно, он обещает быть последовательным, абсолютно честным и проч., однако отстраненность при этом – инструмент незаменимый для любого исследования – рассудительный человек трактует слишком произвольно, совсем не так, как это, скажем, делает мистик. Ведь последний именно через отстраненность производит в недрах своего существа расщепление (разделение материи и Духа), что только и может дать ему необходимую энергию, а главное, смелость проникнуть мыслью в собственные глубины, в то время как рацио обзывает этим словом несколько сонное безразличие к предмету своего внимания и, постоянно толкуя о божественном, на деле отдает предпочтение безопасным играм в виртуальное, а никак не рискованным, но реальным походам в неведомое.
Если вдуматься, для того, чтобы заглянуть в невидимое, требуются не аксессуары и договоренности, которые мы прячем как секретную информацию или заветы, а качественные изменения в состоянии нашего сознания. Не мертвые формулы или ментальные модели, которые в горячую минуту нас всегда и с легкостью предадут, а живые технологии превращения своего психического существа. И, разумеется, решимость платить полную цену, сколь бы высокой она ни была. Требуется известное мужество, чтобы приучить себя шагать в бездну небытия. Заучивание названий планет и гуляние без скафандра в открытом космосе – вещи разные, хотя и то, и другое из области астрономии. Вот почему фотоаппарат не способен разглядеть самоочевидное: он недостаточно храбр для этого.
* * *
Если попробовать рассуждать последовательно и при этом придерживаться рациональной логики, вряд ли у кого-нибудь вызовет сомнение утверждение, что ни одна вещь не может существовать в материальном мире, если она в какой-то или на какой-то момент утрачивает живую связь с первопричиной своего бытия. Вещь, потерявшая собственную первопричину, просто перестает быть. Исчезает без всяких предисловий. Она стирается из нашей памяти. (Под вещами мы вольны разуметь все, что угодно, в том числе и такое, что хорошо помним, но что сейчас в силу разных причин либо уже не существует, либо что нам когда-то лишь померещилось или мы даже просто взяли и выдумали, в то время как ничего подобного на самом деле реально не происходило.)
Давайте поговорим вот о чем: теоретически можно допустить вероятность такой ситуации, когда вещь какое-то время жила среди нас, ее можно было видеть и трогать руками, но только до вчерашнего дня. А сегодня утром вдруг непонятно каким образом ее связь с собственной первопричиной нарушилась. На время или навсегда – это уже не имеет значения. И что же тогда с ней сталось? – Ничего. Вернее, она превратилась в ничто. Это, заметим, требуется понимать буквально: как если бы ее на этом свете не только сегодня, но и никогда прежде не было. Вовсе. Исчезла без следа. Привиделась… То есть нам привиделось то, чего в природе никогда не существовало или не происходило фактически. И мы не в состоянии отыскать здесь, в нашем мире, даже следов былого присутствия (пребывания) этой вещи (явления). Оказывается, никто о ней ничего и никогда не слышал. Свидетелей ее существования нет. Теперь нет. Вчера были и позавчера тоже, а сегодня их уже нет. Вернее, сами свидетели остались, они живы и здоровы, но при этом делают круглые глаза и искренне не понимают, о чем мы ведем с ними речь.
Помнить о том, что вырванная из памяти многих людей вещь на самом деле еще вчера была среди нас и все мы с ней запросто общались, называя по имени, нуждались в ее любви, хвалили за уникальные свойства и т. п., отныне будет только один человек – виновник ее исчезновения. Легко представить себе, что о нем сегодня подумают его друзья, когда он вдруг пристанет к ним со своими ностальгическими воспоминаниями об этой самой вещи, столь дорогой всем вчера, а сейчас вдруг канувшей в лету и напрочь позабытой.
Если таким же приемом, каким сегодня эта вещь была отправлена в небытие (оказалась выведенной из памяти всех ее вчерашних очевидцев и партнеров) или, скажем по-другому, отправлена в иную реальность, я назавтра избавлю одного из своих друзей от какой-нибудь неприятности (опасной болезни, например), просто переиграв в обратном направлении свое вчерашнее воспоминание об этой ситуации до уровня позавчера, когда несчастный случай (в результате которого болезнь и развилась) еще с ним не произошел и спрошу его, как он себя чувствует сейчас, такой человек скорее всего обратит на меня недоумевающий взгляд. Ничего удивительного, ведь он ничего не помнит, поскольку помнить-то ему еще и нечего. С “позавчера” он приблизился к “сегодня” по другой дорожке, на которой никаких несчастных случаев с его участием не планировалось и, стало быть, именно этой болезни с ним пока еще не приключилось…
На самом деле все то же самое происходит и тогда, когда человек о своей болезни не только знает, но, встревоженный, уже и попросил меня ее убрать. Вчера со слезами на глазах он умолял о помощи, как о милости или чуде. Мы договорились попробовать. Я обещал. И он отныне прекрасно будет помнить как о своей просьбе, так и о том, как сильно у него болела сломанная спина, шея или просто жизнь, даже и завтра, потому что болело действительно здорово. Он ведь почти умирал. Включаем обозначенный выше механизм временных возвратов и… к обоюдной радости констатируем вчерашнюю ошибку неопытного диагноста. Болезнь не просто исчезла в промежутке между вчера и сегодня, к тому же исчезла сама, что хоть и редко, но все же случается, а ее не было вовсе. Что же тогда болело? – Да мало ли что, какая теперь разница! Кто об этом станет задумываться? Оказывается, достаточно бывает просто зайти во времени чуть подальше, в “позавчера” и, увидев оттуда какой-нибудь другой магистральный путь, квалифицированно перевести стрелки.
Фантастическая картина, не правда ли? А что в ней, собственно, такого уж фантастичного? Она что – абсолютно нереальна? Или, может быть, мы ни с чем подобным ни разу в жизни не сталкивались? – Да просто не замечали этого! Кстати, а почему не обращали на это внимания? – Элементарно: потому, что чудес на этом свете не бывает. Во всяком случае мы не можем их наблюдать в обычном масштабе времени. На то они и чудеса. Так что ничего удивительного нет и в том, что в этой жизни мы видим, восторгаемся или способны оценить только имитацию чудес, а именно – фокусы. Странно другое. Как только мы входим в соприкосновение с иррациональным, то есть оказываемся в кругу вещей и понятий типа: вечное, судьба, множественность реальности и т. п., то зачем-то с легкостью позволяем себе расстаться с твердостью и научностью своей позиции или характера наших умопостроений. И вообще ведем себя или реагируем на эти вещи как-то странно. Мы вдруг малодушно начинаем страдать забывчивостью. Неумеренно тревожиться за целостность своей психики, несем всякую околесицу про параллельные миры и прошлые жизни, как будто все это нам действительно интересно, и мы в этом что-то понимаем. Или нам больше не о чем поговорить. В экстазе закатываем глаза, ищем встреч с контактерами, ясновидящими, психоаналитиками и т. п. А, собственно, почему? Разве тот факт, что почти все вышеперечисленные феномены внематериального толком еще не исследованы естественнонаучными (то есть материалистическими) механизмами познания автоматически указывает на то, что познание Духовного или общение с ним уже теоретически невозможно и только потому, что оно, Духовное, видите ли трансцендентно? Так вот, оказывается, почему сейчас все можно валить в кучу и безобразно профанировать тему?!
– Увы, эта странная ситуация свидетельствует лишь о том, что исходной концептуальной схемы или приемлемого и хорошо проверенного метода строго научного исследования ирреального, а также сформировавшегося и широко распространившегося мировоззрения или, скажем иначе, единой эзотерической парадигмы, определяющей направление научного познания внематериального, до сих пор не выработано. Только и всего. Ну так давайте ее создадим, самое время…
* * *
Если мы хотим когда-нибудь включить и заставить работать на себя скрытые духовные (правильнее было бы, впрочем, сказать – психические) ресурсы, то прежде, выстраивая цепочки абстрактных и логических порядков, формирующих отвечающую подобному устремлению концепцию или мировоззрение, мы неизбежно придем к необходимости создать для своего рабочего пользования свод новых уложений (эзотерических правил), предписывающих самой процедуре, качественно трансформирующей наше мышление, надлежащую логику и характер.
Соблюдение таких правил призвано обеспечивать возможность восприятия нашим рассудком особой и весьма тонкой специфики духовных планов, а также реальное и беспрепятственное проникновение рассудка в зону иррационального. Эти правила представляют собой не только исходную теоретическую базу – общие инструкции и законы эзотерики, но также являют собой и техническое оснащение человека, решившего превратить свою природу и научиться управлять такими вещами, как судьба и реальность. У него в руках должны быть ключи от неба. Иначе как туда войти?
Четкое формулирование, спокойное и глубокое постижение, а в дальнейшем естественное (на бессознательном уровне) исповедание законов экстремальной психологии, выводимых каждым из нас самостоятельно и закрепляемых в этих правилах-ключах, – так вот: все эти действия призваны и реально способны вызвать изменение целого ряда личностных характеристик. Но главное, новое мировоззрение пробуждает в человеке особые психические способности. Оно развивает нормальное до уровня сверх- или паранормального и делает новые свойства чем-то обыкновенным, само собой разумеющимся.
Принятие законов высшего порядка неизбежно изменяет не только уровень нашего сознания, но и нашу природу (во многих смыслах этого слова). Как это ни странно прозвучит, одного лишь проникновения рассудка человека в суть главного этического закона мироздания уже оказывается достаточным для того, чтобы весьма существенные превращения начали происходить в его сознании, судьбе и даже в биологии и физиологии.
В ограниченных рамках жизни отдельного индивидуума можно наблюдать стремительную эволюцию человека от homo sapiens к homo divinans (лат. – предчувствующий, магический человек). Конечно, не просто факт умственного различения скрытого содержания закона, а та работа, которая предшествует и подготавливает узнавание и согласие с ним, преобразует мировоззрение человека. Именно работа души, которая является непременным условием общения рацио с ирреальным (или духовным), только и способна предложить человеку уникальный шанс его психоментальной мутации.
Узнавая закон или соглашаясь с ним (что на деле одно и то же), мы превращаем русла, механизмы и даже причинные корни нашей спонтанности. Мы не просто как-то меняемся внешне и внутренне, а совершенно перестаем быть прежними – и это отнюдь не метафора. Нас вообще ожидает масса открытий и сюрпризов. Так, постигая суть эзотерического, мы неизбежно натолкиваемся на логическую ошибку повсеместно рекомендуемой к широкому пользованию ментальной стартовой позиции (исходной нравственной установки), направляющей активность человека, устремляющегося к Духовному, на его самосовершенствование. С точки зрения рациональной логики здесь, казалось бы, все в порядке. Этот идеологический вектор (проще говоря, взгляд на вещи) возможно и есть прямая и даже чуть ли не единственная дорога, ведущая непосредственно к прогрессу сознания (напоминаем, мы рассуждаем из пространства рациональной логики). Однако практика показывает, что этой дорогой почему-то приходится ходить слишком долго, прежде чем достигаешь сколько-нибудь заметного изменения в состоянии сознания, поскольку горизонтальные блуждания, как правило, ничего общего не имеют с вертикальным перемещением, приводящим к качественной трансформации себя и выявлению собственной сути. Чтобы преобразовать свое психическое в трансцендентную иррациональную сущность, требуются куда более напряженные установки, кардинально повышающие температуру прагматической ментальности. Не улучшение – когда мы говорим о сознательном превращении себя и реальности, – но подмена обоих! Только полная замена себя может быть задачей человека, который предполагает распечатать в себе Дух. Новое Я – это сверхчеловек, и он ничем не походит на своего номинального родителя, поскольку, как это ни странно звучит, отнюдь не является его ребенком и незачем питать на сей счет какие-либо иллюзии! А тем более строить планы, которые новому существу не только будут безразличны, но и вообще способны помешать ему родиться. Назначение работы по формированию свода правил (или ключей) – способствовать приведению нашего ума в состояние особого рода отстраненности или сосредоточенности. Истинная же цель состоит в том, чтобы через сверхконцентрацию сознания произвести непосредственный контакт смертного в человеке с его трансцендентным. Дабы пережить и познать свое духовное…
* * *
Безумие – это не просто рабочее состояние сильного и умного человека, когда можно успеть многое понять и сделать, но также чрезвычайно сильный и опасный наркотик. Замечательно, когда он вдруг попадает в кровь нашего сознания, ведь только так Бог и может продемонстрировать нам свое особое внимание и милость. Но нужно знать свою дозу. Нельзя увлекаться и привыкать к допингу. Приучаясь страдать и даже получать от этого удовольствие, мы перестаем трудиться душой.
* * *
Что-то обязательно должно провоцировать выплеск протуберанцев невидимой и холодной пси-энергии. Смотри внимательно – все под руками. Уже…
Умение превращать реальность – это искусство делать долги и платить по счетам, не разоряясь вконец. Невозможно совершенно даром, отказавшись покупать билет, вдруг взять и родиться в какой-то новой реальности. Неспособному платить цену собственного превращения суждено всегда оставаться в одном качестве. Однако даже и в том случае, когда необходимые пси-ресурсы нами в себе обнаружены и мы полны решимости их задействовать, хорошо бы помнить, что вместо нас в другое психическое пространство войдет (и только по праву) лишь наше новое, сейчас еще нерожденное (и поэтому пока виртуальное) существо. Оно, а не мы, возвратится к себе, в свой собственный дом, где и родилось когда-то. До начала времен! То есть вновь окажется в том, от чего никуда и никогда не отдалялось. Он возвращается к обычному порядку вещей. Но прежде это существо, конечно же, должно стать достойно своего дома или уже ему соответствовать, иначе ничего подобного с ним никогда не сможет случится. Дом не будет ему принадлежать, да и оно просто и не родится. Мы ведь говорим о процессах (привет уму) логически взаимосвязанных.
Если какой-то из трансформационных процессов когда-то прежде не был санкционирован свыше или, скажем так, по разным причинам билет нами сейчас не оплачивается, пусть даже и задним числом, наше следующее Я и новая ситуация вокруг него никак не смогут проявиться во времени. Более того, все эти проекты бесследно растворятся в бездне фантазий, и о них не останется даже воспоминаний, а только мечты, что не одно и то же, ведь в переживаемой нами сейчас реальности всего этого действительно еще не было и запросто может никогда не быть. Чтобы произошло невообразимое, необходимо специально предпринимать шаги, нарушающие сложившееся положение вещей. То есть покупать билет! Парапсихоанализ и есть экстремально сжатая во времени процедура принудительного изменения (увеличения) своей стоимости. Полное кармическое преобразование через произвольное перерождение или замещение себя (своей природы), настигающее нас всегда почему-то из прошлого. Чтобы такое с нами могло случиться, кое от чего приходится отказываться, да что уж тут темнить – от самого дорогого. От того, к чему более всего привык. Да, именно: от себя…
Любой нормальный человек скажет, что дитя не сможет родиться через месяц, даже в том случае, если девять забеременевших вчера женщин соберутся в одном месте и будут этого страстно желать. Чистая правда. Только в нашем случае рождать приходится не совсем человека. Во всяком случае, на нас прежних он не похож. Вынашивается к тому же он не девять месяцев, а вечность и не нами, не людьми. Так что роды могут начаться в любой момент, нужно только уметь грамотно ждать, не прикасаясь к стерильному даже мыслью. Это – условие. Пусть в этом мире все происходит само, когда захочет и если захочет. Или если уже произошло… Это как на вещи смотреть. Чем смотреть? – Мыслью, конечно.
* * *
;
Гербарий ароматов
– Что такое парапсихоанализ? – Безумие. – Что еще? – Самоубийство. – Вот именно…
Размышляя над тем или иным положением формируемого нами эзотерического кодекса поведения, мы не просто расширяем горизонты и возможности ума, предлагая рассудку новые темы и подсказывая ему оптимальные логические ходы, но и коренным образом перестраиваем (а может быть даже и видоизменяем) аппарат и собственно принцип познания мира. Мы трансформируем свой ум из механизма примитивной рефлексии, описывающего всегда то, что уже где-то и когда-то произошло (а в остальных случаях лишь бесплодно фантазирующего), в творящую живую субстанцию, то есть в сущность, способную не только повелевать чему угодно сейчас же произойти, но и постановляющую, что задуманное нами минуту назад уже должно было произойти когда-то в прошлом. Более того, создающую для этого необходимые условия, то есть синтезирующую или избирающую местом своего пребывания новую реальность. Мы сообщаем уму новую функцию: направлять волю. Не нашу…
Зачем собирать знание о себе, как не для того, чтобы с его помощью освоиться в мире проявленном и начать ориентироваться еще и в невидимом пространстве Духовного. Различать и запоминать дороги, учиться целенаправленно искать то, с чем мы в принципе не можем быть знакомы изначально. Оказывается, совершенно невозможно и даже как-то не умно желать знать наперед, что нас встретит за гранью материи и к чему мы должны готовиться или чего желать, чтобы войти в ирреальное. Дело в том, что спонтанность и слышание в себе не только голоса рассудка (это стандартное условие духовной трансформации) в этом случае неизбежно оказываются под некорректным прессингом наших собственных мыслей, желаний и представлений о том, о чем у нас не может быть никаких представлений по определению.
Если поглубже заглянуть в себя, можно увидеть, что целый набор эзотерических правил-ключей, размыкающих наше рациональное, многими из нас уже давно составлен, причем совершенно бессознательно. Понятно, их нельзя нафантазировать и они не могут просто так вдруг взяться откуда-то с неба, в готовом виде и бесплатно. Они и становятся-то эффективными вспомогательными инструментами духовной практики лишь в случае, когда являются результатом переживания нашего собственного духовного опыта и его последующего глубокого анализа. В противном случае ни одно из них просто никогда не заработает, превратившись в обыкновенные слова и тусклые воспоминания. Вот почему самое ценное, что можно извлечь из чтения этой книги – попробовать с помощью приведенных в ней алгоритмов и схем приближения к иррациональному систематизировать то, что уже и так нам известно. Не следует пытаться вытащить из-под ее обложки “новое знание”, универсальные правила вхождения в ирреальное или что-то в этом роде. При кажущейся революционности идей, излагаемых в разных книгах на эту тему, нужно помнить, что ни одна из них не сообщает своему читателю действительно нового конкретного знания, но лишь предлагает ему некоторую направленную информацию к размышлению. Чего уже не знаешь, того не прочтешь.
Именно по этой причине главной задачей написания книги, раскрывающей состояние парапсихоанализа как “нового” способа мыслить не самими мыслями, а лишь воспоминаниями о них, является не стремление поведать нечто ошеломляющее, такое, от чего захватывает дух и до чего никто, кроме ее автора, пока еще не додумался, а неожиданно обратное: давайте попытаемся вспомнить, сформулировать и рассказать вслух то, с чем в глубине себя мы уже знакомы и согласны. Или можем быть согласны, если взглянем на вещи под каким-то другим углом. Для чего это делается? В чем интрига?…
Напоминание себе прописных истин, известных и детям, в особенности если они бестолково разрозненны, неконструктивно. Проку от такого занятия – чуть. Однако составление сложных комбинаций из нескольких элементарных мыслей-аксиом (синтезирование макроидеи) иногда дает поразительный результат. Такая психоментальная конструкция зачастую уже и является ключом от двери в тайное. Вся трудность приближения к мистическому заключается в искусстве разделения достаточно простых вещей на вовсе элементарные осколки и последующее составление из этих фрагментов мировоззрения новых сложных комбинаций. Вот в чем нам надлежит упорно совершенствоваться.
Разумеется, мы говорим сейчас не о сочинительстве мантр или волшебных заклинаний, забивающихся в подсознание и вылезающих потом оттуда в самые неподходящие моменты, исподволь нас зомбируя. Подразумеваются именно правила, логические выкладки, хоть и произносимые словами, но превратившиеся в компактные формулы или сархивированные воспоминания о переживаниях и состояниях, в которых мы уже побывали. Они, закапсулированные эмоции, хранящиеся в холодильнике (плазма, удерживаемая в магнитном поле), принимают вид сухого экстракта, быстродоступных закладок в нашем дневнике или концептуальных установок, понятных уму и с которыми он сможет работать. Особое значение приобретает последовательность задействования им ключей, которая определяется конкретной целью проникновение (пробуждение) в закрытые пространства. (Хочется надеяться, что ею станет нечто большее, чем праздное скучающее любопытство, фокусы или колдовство. Так недалеко ходить можно и без всякого парапсихоанализа.) Какой здесь бонус для ума? – Огромный. И очень вкусный. Мало того, что он знакомится с логикой хождения в иррациональное, находя ее не такой уж экстремальной, так еще и превращается в этом благом предприятии в нашего верного союзника и помощника. Ему приятно, и нам хорошо. А то мы его и в самом деле уже чуть ли не с грязью смешали. Не по-человечески это…
* * *
Ключами, открывающими двери в неисповедимое, чаще всего являются отстоявшиеся сгустки веры (квинтэссенция опыта), заключенные в форму воспоминания пережитых состояний. В них уже нет слов. В некоторых случаях нет и образов. Только удары нашатырного спирта в сознание. И реконструкция грамотной последовательности шагов.
Как выглядят ключи, приятны ли они на слух, не архаично ли сложены, не длинны или не коротки ли они и все прочие беспокойства на сей счет не должны нас отвлекать, потому как ценность представляет исключительно содержание правил, а никак не форма, в которую мы их облекаем. Главное, чтобы они работали, а для этого желательно формулировать пси-схемы внятно, просто и, по возможности, компактно. И вот еще что: не нужно забывать ими пользоваться, особенно в ситуациях для этого, казалось бы, даже совершенно неподходящих. Например, в транспорте, на работе, во время разговора по телефону или… во сне.
Наши встречи с ирреальным происходят не тогда, когда мы, погруженные в разнеженный интеллектуальный комфорт, возлежим на диване и, томясь, прочувствованно обращаемся в воздух (непонятно к кому) со словами: “Приди!”. Гораздо чаще то, чего мы ждем, без всякой помощи, призывов и подсказок само определяет меру нашей готовности к свиданию с ним, и нисколько не советуясь с нами, подбирает подходящую форму и даже ситуацию встречи, руководствуясь только ему, небу, известными критериями. Чуть ли не вопреки нам и ломая в такие моменты наши представления о том, как и зачем все это должно с нами происходить.
Нет нужды говорить о том, что характеристики критериев, которыми оперирует ирреальное, зашкаливают. Они трансцендентны по определению, то есть буквально запредельны. И даже такое понятие, как “объективное”, к ним применимо разве что с оговорками, ибо оно, объективное, в рамках трансцендентного – объективно уже весьма условно. Охватить умом параметры критериев ирреального, формирующего событийный ряд нашей реальной жизни, можно только возвращаясь мыслями от того, что уже свершилось, в глубокое прошлое, то есть собирая и исследуя факты, узнавая, оглядываясь и вспоминая, как и почему всё произошло. Восстановить же картину целиком (теоретически любую), оказывается, можно лишь при условии, что мы когда-нибудь будем располагать всей информацией, чего, как нетрудно догадаться, случиться не может в принципе. Дело в том, что словосочетание “вся информация” или “совокупная информация” означает “сведения абсолютно обо всем”, что существует в материальном мире и что должно произойти со всем этим гигантским количеством вещей и явлений в ближайшем будущем. Речь, понятно, идет уже не столько “обо мне” (“моих переживаниях, “моих проблемах” и проч.), сколько – “заодно и обо мне”. Ирреальное есть я, выброшенное за грань мыслимого, в том числе и так называемого объективного, зеркало, в котором можно увидеть то, что есть, а не то, что снится…
Не нужно специально готовиться к встрече! Иначе она никогда не произойдет. Нужно лишь сделать то, что способно не помешать ей случиться. Расчистить ей путь. Незачем ее страстно желать и чересчур добиваться контакта. Не стоит также пытаться выполнить за Духовное и всю остальную Его работу. Ведь это, как ни странно, Его привилегия. Для общения с ирреальным почему-то более всего подходят такие ситуации, когда нам либо некогда, либо когда мы уже забываем о том, что хотели с чем-то встретиться. Интересно, почему?
Может показаться, что парапсихоанализ всю дорогу последними словами ругает смельчаков, пытающихся пробраться в Духовное с помощью размышления, хотя при этом и расставляет несколько туманные знаки неравенства между безмыслием и бездумьем. Тут же он, хитро прищурившись, намекает, что проникнуть в остановившееся можно только через мысль. Правда, какую-то исключительную и лишь одну. Которая своим мощным светом якобы сожжет все прочие. Не много ли путаницы? После всего парапсихоанализ опять же толкует про то, как было бы хорошо раскрыть перед собой ирреальное, войти в него и зажить счастливо, но почему-то каждая вторая фраза в этой книге начинается со слов “нельзя”, “не трогай” и “туда не ходи”. Мало того, что этого пресловутого ирреального почти что нет, так оказывается, о нем по-человечески и задуматься невозможно! Как же, собственно, туда ходит? Мы ведь как-то должны анализировать… – Что такое?! Чем, позвольте спросить, вы собрались анализировать? А, главное, – что?…
* * *
Экономь время! Незачем вслух проговаривать то, чего ты хочешь сейчас. Это и так давно известно Тому, кто в состоянии реализовать твои мысли. Прекратив себя переспрашивать, за семь дней проходишь путь, на который другие тратят месяц. Держи темп!
Имеет смысл почаще напоминать себе содержание формулируемых нами же постулатов за тем, чтобы в случае надобности суметь самостоятельно и развернуто, а главное быстро восстанавливать в памяти их суть. Задача заключается в том, чтобы со временем их идеи исподволь и без отторжения со стороны нашего прагматичного рассудка перетекли в кровь и жили бы в нас в качестве естественного компонента особого резервного мировоззрения, которое в любой момент мы могли бы легко в себе отыскать и… подключиться к сети. Чтобы уже в следующее мгновение в нас пробуждалась и пылала другая, неживотная идеология, которую минуту назад мы еще не исповедовали и которую через полчаса вновь заменим чем-то иным…
Обращение к пси-ключам желательно превратить в повседневную привычку, и вот почему: само по себе мистическое мировоззрение, что бы на эту тему мы себе ни рассказывали, отнюдь не является чем-то категоричным и незыблемым, раз и навсегда на себя надетым, чего и снять-то нельзя. Это совсем не так. Необратимых инициаций не бывает. Более того, время от времени о некоторых вещах просто необходимо себе напоминать. Приходится специально подпитывать свое мировоззрение слегка подзабытыми идеями. Особым образом его подогревать.
Привычка сама по себе – вещь вредная, поскольку то, к чему мы привыкли, она слишком скоро делает обыденным. Однако в нашем случае именно это ее (в других ситуациях безусловно отрицательное) свойство служит доброму, поскольку превращает общение со сверхнормальным в будничное и даже прозаическое мероприятие, что как раз и является нашей целью. И все же только в том случае, когда удается наработать привычку “не иметь привычек вовсе”, пользование ключами, сделавшись единственным исключением, становится психологически комфортным, а по форме и наиболее грамотным способом время от времени припоминать свои же свойства и мистический опыт. Припоминая, его восстанавливать, невзирая на то, что в одну реку дважды не входят. Опыт всегда будет повторяться только на качественно более высоком уровне. Повторить его буквально – невозможно, это – бессмысленное желание уставшего ума (соблазн).
* * *
– Существуют ли какие-нибудь естественные препятствия или противопоказания для достижения Духовного освобождения?
– Благополучие и патронажная поддержка с детства. В этом случае человеку просто нечего и нечем преодолевать. Без Духовного он запросто обойдется. Системы, подобные парапсихоанализу, создаются для самостоятельных и сильных, чтобы помочь им сделаться предельно самодостаточными и могущими.
К упражнениям с ключами нужно прибегать легко, не слишком часто и каждый раз словно бы спохватываясь. Не придавая им особенного значения и ни в коем случае не насилуя себя. Никакого принуждения или “исполнения священного долга”. Не надо морали и строгих самооценок. Как бы между прочим и, глядя по обстоятельствам. Временами даже несколько лениво. (Это уже практический совет.) Почти небрежно. Согласитесь, ведь невозможно помнить всегда, что тебе не дано иметь своих болезней, мыслей и даже смерти. Об этом и о многих других вещах постоянно приходится себе напоминать. Например, когда вдруг подступает страх или пронзает боль, останавливается сердце или начинает казаться, что человек, целящийся в тебя из пистолета, сейчас и в самом деле начнет стрелять. Так ведь можно случайно и умереть от забывчивости или элементарной распущенности ума. Вот почему нужно сделать заурядной привычкой его способность быстро возвращаться в ментально-психическое пространство, в котором знание о собственном бессмертии или неуязвимости является нормой, чем-то само собой разумеющимся. И меньше патетики: – когда начинаешь разговаривать с Богом, театр заканчивается. Во всяком случае, не ты оказываешься на сцене.
* * *
– Как запускаются программы?
– Протестируй себя. Узнай свое упование.
– Что еще? Неужели этого довольно?
– Пожалуй, даже много. Остановиться желательно где-то на подступах к формулированию желаний.
Смысл внезапного проворачивания в скважинах памяти того или иного концепт-ключа (припоминание правила – это примеривание на себя эгрегора нового закона), причем любого (первого, который пришел на ум, выбирать не нужно, ничего случайного здесь не происходит), заключается в сопоставлении своего нынешнего состояния (статуса или уровня сознания) с зерном какой-либо вечной идеи – пусть абстрактной, но живой формулы. В такой момент мы сравниваем то, что есть, с тем, чем нам хотелось бы себя видеть. Мы как бы смотрим на себя в зеркало. Со стороны.
Проделав все это, нужно быстро отойти в сторону, независимо от того, остались мы довольны полученными результатами произведенной блиц-экспертизы (сравнения) или нет. Ни в коем случае не следует пытаться вызвать сколько-нибудь существенные перемены в своей психике, стремясь тут же на месте кардинально исправить общую картину! Нашу задачу необходимо свести лишь к получению сводки (текущей информации), показывающей, чем мы, как оказывается, занимались до сих пор, а потому чем мы сейчас на самом деле являемся. Остерегайтесь включать мощные рубильники. Пси-энергии генерируются на более тонких уровнях. Не нужно рядиться в демиургов. Пока лучше оставаться человеком и беречь психику. Именно так во всяком случае формулируются и запускаются наиболее совершенные и мощные из известных программ, способные превращать предначертание событийного ряда.
Само по себе магическое действо (таинство) не может наблюдаться нами во времени, а, стало быть, и все то, что мы способны увидеть, заведомо является миражом, к которому нет смысла приближаться. Когда мы отказываемся от наивной (доморощенной) активности, демонстративно бросаем ценные для нас вещи (переживания) на дорогу и пренебрежительно отворачиваемся от них, отвлекая себя другими, “более важными” делами, как-то вдруг само начинает устраиваться все то, чего мы в этой жизни действительно хотим. Мы даем лишь этому произойти. Реальность, уклонившаяся от нашего наблюдения за ней, спонтанно превращается. Ей просто ничего другого не остается. В Китае говорили: лови промежуток между мыслями…
Если мы оказываемся в состоянии в любую, даже самую неподходящую минуту, вкратце изложить себе содержание того или иного эзотерического закона, легко вспомнить и без внутреннего сопротивления, без натуги, сердцем принять его суть, в особенности если это требует от нас мироощущения, обратного тому, которое мы в настоящий момент исповедуем, можно с уверенностью сказать, что мы уже научились произвольно перестраивать свое мировоззрение. Переоценить зарождение в себе подобного свойства (навыка) ума, а скорее все-таки уже психики – трудно, поскольку приобретающий такое качество отныне может произвольно (сознательно) превращать не только себя, но и реальность, в которой пребывает сам, а вместе с ней и всё живое!
Пока мы лишь произносим умные слова на тему трансформации реальности, ничего толком в этом направлении не делая, трудность процесса, который именовался выше примериванием или надеванием на себя свежих идеологий, незаметна. Однако стоит нам на практике попробовать осуществить что-нибудь подобное, и мы сразу же сталкиваемся со странным феноменом: ситуация, да, именно, та самая реальность, в которой мы живем, остервенело сопротивляется сознательному возвышению нашего ментального статуса. Казалось бы, ей что за дело до смены уровня нашего мировоззрения? Оказывается, самое прямое. Ведь изменяя себя, мы автоматически превращаем и ее…
* * *
Быть нормальным – идеал для неудачника, для всех тех, кому еще не удалось подняться до уровня общих требований. Но для тех, чьи способности намного выше среднего, кому нетрудно было достичь успеха, выполнив свою долю мирской работы, – для таких людей рамки нормы означают прокрустово ложе, невыносимую скуку, адскую беспросветность и безысходность. В результате многие становятся невротиками из-за того, что они просто нормальны, в то время как другие страдают неврозами оттого, что не могут стать нормальными.
Карл Юнг
Представьте себе огромное стеклянное колесо, которое, покачиваясь, висит в воздухе перед вашими глазами. Оно сложено из множества прозрачных дисков разного диаметра, обладающих различной массой. Издали все это напоминает кольца Сатурна. Стоит тронуть взглядом хотя бы одно из них, как не только оно качнется и сдвинется со своего места, но тотчас и все остальные кольца придут в движение. Их зыбкое равновесие между собой будет разрушено вашим прикосновением и тогда все они будут вынуждены начать вращение, чтобы отыскать для себя новое состояние сбалансированного согласия. Через какое-то время они опять договорятся о мире, придут к гармонии и успокоятся, но их новые положения и соотношения друг с другом теперь, конечно, окажутся сильно измененными из-за того импульса, который вы по неосторожности сообщили всему колесу, вскользь обратив внимание на какой-то из его многочисленных фрагментов.
Что произойдет, если во время полета в космическом корабле, плавая внутри в состоянии полной невесомости, “разбежаться” и удариться о борт? Ракета поначалу отклонится от своей траектории (она ведь не очень тяжелая), но при этом сами вы будете отброшены к противоположной стене и соприкосновением с ней полностью скомпенсируется первоначальный импульс. В итоге космическая станция благополучно продолжит движение по строго заданной ей орбите, однако в жилом отсеке корабля воцарится полный разгром и беспорядок, а сам он, если наблюдать со стороны, будет как-то странно дергаться, ведь неизвестно, сколько еще раз вам придется встретиться с противоположными стенами, сметая на своем пути все незакрепленные предметы…
Так вот, одни диски начали вращение в ту же сторону, что и первый, выведенный из равновесия вашей мыслью (с меньшими или большими скоростями), другие – в обратную. Рано или поздно общими усилиями они поглотят, растворив своими перемещениями, первоначально сообщенный всей конструкции импульс. Колесо так и останется колесом и издали в нем трудно будет заметить какие-либо изменения. Но внутри картина существенно преобразится: какое-то из колец слетит с оси, завалится на бок и так застынет, мешая движению соседних; другое, начав, и вовсе не сможет прекратить своего вращения, потому как уж слишком велика оказалась его масса, а стало быть и инерция – оно остановится лишь через неделю, хотя, заметьте, ваше внимание еле коснулось этой волшебной машины.
Колесо – это наша психика. Количество ее столь разных и на первый взгляд не связанных между собой составных частей (колец), легко приходящих в движение от малейшего изменения настроения наблюдающего за ними, определяется индивидуальными качествами человека и набора степеней свободы, которым он располагает. Чем более личность развита психически, тем больше и красивее само это невидимое колесо, а, стало быть, и дисков в нем больше. Но отсюда, к сожалению, автоматически вытекает, что их нестабильное равновесие гораздо проще бывает разрушить. У примитивного человека колец поменьше, а у идиота их нет вовсе: его колесо – это просто круг, выпиленный из цельного куска фанеры. Так что дуракам в какой-то мере жить проще, хотя может быть и не так интересно. Но это уж дело вкуса.
Поверхность кольца сплошь расписана какими-то символами. Их здесь огромное множество. Когда один из дисков поворачивается, в специальном окошечке становится видно, что слово, которое мы только что в нем читали, исчезло, а вместо него выплыло другое. По смыслу оно вроде бы не имеет отношения к предыдущему. Поскольку колец много, из слов, написанных на них (на каждом диске можно прочесть только одно слово), составляются целые предложения. Но из-за того, что внутри большого колеса движение маленьких дисков носит хаотичный характер, эти фразы, как правило, лишены всякого содержания. (Когда кольца долго остаются в покое, на табло можно прочесть несколько стандартных текстов, но это не очень интересно.) Предложения, создаваемые движущимися кольцами, в которых угадывался бы хоть какой-то смысл, выпадают крайне редко. Приходится либо долго ждать момента, когда диски случайно займут такую позицию, либо самому начать их расставлять в некотором (то есть заданном) порядке. Иначе только и останется всю жизнь читать что-то уж совсем заурядное, а то и вовсе полную бессмыслицу.
Трудность искусства расстановки колец в положения, когда на большом колесе удается написать фразу, наделенную желаемым содержанием, заключается в том, что руками к дискам прикасаться нельзя. Однако рядом можно заметить специальную панель с множеством отверстий. Это – скважины для ключей, и, если таковые у нас имеются, с их помощью уже можно попробовать как-то управлять движением колец. Иногда бывает достаточно трех-четырех или даже одного ключа, чтобы заставить крутиться их все и, более того, выстраиваться именно в нужном нам порядке. Но это уже зависит от качества ключей (грамотности их составления) и мастерства оператора.
Нетрудно догадаться, что просто лишь запустить колесо – дело нехитрое. С помощью даже сломанного ключа это может сделать кто угодно. Гораздо сложнее в нужное время всё это расползающееся живое облако контролировать (уметь останавливать), тем более, что тормозить в такой игре нельзя, да и просто нечем, – ключи, во всяком случае, для этого не годятся. А как бывает обидно, когда в кои веки вдруг выпадает комбинация, случайно рожденная неуправляемым движением дюжины колец – и в окошке вспыхивает вожделенная надпись, дарующая читающему ее Бог знает какие блага и способности. Обидно потому, что уже через несколько секунд это предложение неумолимо начинает разрушается, а вместо него складывается какая-то пошлая абракадабра.
* * *
Вслед за позитивом (блаженством) неизбежно следует маятниковое качение в отрицание. Как-то обидно, знаете ли… А что, если попробовать начать с осторожного синтезирования негатива? – В этом случае, зная, где находятся наши болевые пороги. мы ведь сможем страдание дозировать Какой нас ожидает результат? – Главное даже не то, что он гарантированно позитивен, а то, что он есть, хоть какой-то, потому что в том – первом случае – его не было вовсе. Не считать же результатом отрицание и боль. Хотя некоторым нравится и такое… Если ты не работаешь на стабильный позитивный результат, то чем ты вообще занимаешься?
* * *
Ключей – сотни. Вот примеры некоторых из них:
“…знаю, что мне нужно сегодня сделать. Оставлю-ка лучше на завтра. Не в настроении. Но ведь этим я нарушаю Закон! Немедленно проснись и всё делай сейчас, немедленно, потому что никакого завтра нет! Или уж тогда молчи…”;
“…странно, а ведь я встречаю сопротивление. – Действительно странно. Скорей все бросай! Значит сейчас ты еще не готов…”;
“…у меня больше нет завтра – каждое утро возвращается одно и то же сегодня…”;
“…я видим, Он смотрит на меня всегда, какие уж тут секреты…”;
“…я – нищий, я – пыль, я – ничто. Какая радость в небытии! Свобода…”;
“…мне очень тяжело, я схожу с ума. Искать здесь! Вот он – материал и благоприятная ситуация…”;
“…вчера меня похоронили. Как интересно наблюдать мир. Сегодня по-другому поют птицы. Куда-то спешат люди. Разговаривают. Ездят машины. На самом деле ничто не изменилось. Никто не обращает внимание на то, что меня больше нет. Покой…”;
“…я в каменном мешке. Не знаю, что сейчас – день или ночь. Не помню – сколько времени я уже здесь сижу. Я сам себя замуровал и никогда отсюда не выберусь. Никто меня не видит и не знает, где я. Здесь, оказывается, нельзя спать, равно как нельзя и бодрствовать. Что-то среднее. Если уснуть, то в момент пробуждения испугаешься и сойдешь с ума…”;
“…я – не человек…и не живое тело…больше не вещь…меня нет…я – лишь ситуация…”;
“…не могу сейчас вызвать изменение реальности. Должно быть потому, что слишком сильно этого желаю. Нужно отвлечься. Вернусь сюда в другой раз. Не буду сейчас настаивать…”;
“…приготовился к борьбе и полон сил, чтобы сражаться. Знаю, как победить. Но ведь я помню, что вступающий в борьбу – уже проиграл. Отвернуться. Здесь нельзя тормозить. Осторожно, как бы продолжая игру, незаметно выйти из нее. Раз я был в нее вовлечен, значит это было мною же и устроено. Нет смысла сердиться. Такова моя карма. И, стало быть, в этом – моя воля. Хорошо, я согласен. Мне все это не нравится, но я согласен с самим собой. Правда, я и не обязан получать удовольствие от мною же навязанной мне игры. Вот он – выход! Возможность разделения себя…”;
“…все еще хочу изменить реальность… но раз она уже не изменилась к моменту, когда мысль превратить ее только вошла в меня, она никогда не изменится. Что же это значит? – То, что я нечаянно заболел. Нельзя так распускаться и забывать о простой логике. Назад…”;
“…уже полчаса думаю о… Стоп. Значит уже целых полчаса, как я вышел из себя и даже не заметил этого… Но ведь сейчас нельзя перестать думать – я говорю с людьми. Ну так и что из этого? Пусть та моя оболочка, которую они видят, продолжает думать и говорить с ними, раз уж они хотят и могут общаться только с масками, говорящими слова. Настоящий я им не нужен, так что я вполне свободен и могу, наконец, заняться собой…”;
“…это напоминает инсульт. Да, точно он! Через час я уже не смогу соображать. Отнимется вся левая сторона… Почему? Я не могу просто так заболеть. Должна быть причина. Какая была последняя мысль? На кого я сейчас обижен? Когда почувствовал тревогу и раздражение? Скорее выйти отсюда. Что значит – трудно избавиться?! Никто не стоит моей смерти, даже я сам! Всё это – тени. Убирайтесь вон вместе со мной. Убивай их всех до последней, или они убьют Тебя…”;
“…до чего бы я сейчас ни додумался – уже не имеет значения и в первую очередь для меня, потому что это – просто мысли, ветер…”;
“…единственная польза от размышления сейчас заключается в том, что само по себе оно являет собой симптом невидимой мне болезни. Оно показывает, от чего мне нужно избавиться в первую очередь, чтобы прогнать болезнь, которую я не в состоянии в себе распознать. Вот именно: от самой мысли…”;
“…мне может стать плохо в любой момент, ведь я только что заявил новую тему. Решил обнародовать тайное…”;
“…почему так болит голова – если во мне совсем нет беспокойных мыслей? Раз боль нарастает, значит где-то они все же есть. Только я их не вижу. Вот белое пустое пятно. Оно прозрачно, как воздух, но это – не пустота. Когда невидимые мысли приходят, они приходят сюда. Больше им прятаться негде. Они и сейчас наверняка здесь. Там всегда что-то есть. Трудно избавляться от того, чего не видишь. А, собственно, почему? Какая разница? Отстраняйся даже от прозрачного и наблюдай пустоту… Вот и боль прошла. Это значит, что мысли, которых я не видел, наконец от меня отстали. Им стало не за что ухватиться. Последние годы почему-то приходится иметь дело только с тем, чего не видишь. Но это же естественно, если взрослеешь: меняется уровень…”
“…программа, поставленная вчера, сейчас уже действует. Зачем же я так испуганно цепляюсь за прошлую, умирающую реальность, ведь этим я не даю самому себе измениться? Новое не сможет родиться. Пусть все идет, как само того желает, разрушая меня прежнего…” и т. п.
Набор правил каждый, разумеется, создает себе сам, поскольку никто лучше нас самих не знает, что нужно или что сейчас нам подходит больше всего. Кроме того, что бы мы себе ни говорили, но к целям, которые подчас и называем одинаковыми именами, мы отправляемся с разными мыслями и, в общем-то, за разным. Мы едем как бы в одном лифте и даже вроде на один этаж, но только в разные комнаты. Двери там одинаковые. Это – правда. Они везде одни и те же, только вот ключи от комнат требуется выпиливать различной конфигурации. Мы – сильно не похожи друг на друга. У нас всех – разные мотивы для посещения Единого (ирреального).
Давайте подытожим. Зачем мы вообще заговорили о ключах? – Затем, во-первых, что нам пригодится быстродействующая система подстройки мировоззрения, гарантированно дисциплинирующая наш ум. Во-вторых, свод таких правил есть своего рода ликбез и этический коридор. И в-третьих, что-то должно запускать лифт вертикальных трансформаций. Чрезмерно прагматичному рассудку постоянно требуются дрожжи и соответствующие установки. Адреналин. Кстати, бывает, что ключи не проговариваются словами, или даже вовсе их не содержат. Это неважно. Главное, что они несут в себе осколки воспоминаний (формулы, квинтэссенцию) пережитых нами состояний общения с ирреальным (формы вхождения и да – особого рода эмоции). Что там слова – ключи ведь могут быть даже безмысленны. Вот и зафиксируем: ключ – это не слова и не заклинания, но сконцентрированная память о пережитых ощущениях, способных вводить задремавшую психику в необходимый резонанс с биением глубоких струн и этим вызывать в ней нужным образом измененные состояния. Ключ открывает дверь в переживание отодвинувшегося от нас (забывшего про нас) времени. Если этого не происходит, значит мы ошибаемся. Это – не ключ.
* * *
Много лет назад мне в голову пришла шальная мысль выяснить: – что же для меня в этой жизни является неважным. Что мешает мне свободно дышать и развиваться. Через трое суток мучительных размышлений я, чрезвычайно собой довольный, отчитался: – “Вот эти десять вещей отныне для меня – ничто! Странно, всю жизнь полагал, что это важно. Что без этого нельзя жить. И что никто не может без этого жить! Что без этого я уже вроде как и не человек вовсе, а ненормальный какой-то. Как же так?…”.
Действительно, эти десять вещей (мало сказать – привычных, да без них ни один нормальный человек не мыслит своего существования!) вдруг перестали для меня что-либо значить. Как отрезало. Отпустило. Навсегда! А ведь я с ними почти и не боролся. Не ненавидел их. И тем не менее они не то, чтобы уж совсем без боя, но сдались. И я (к удивлению своих близких, тех, кто был в курсе моих завихрений) нисколько потом не страдал от их отсутствия. Так вот: эти бесполезные вещи перестали для меня существовать. Без всякого надрыва. Без истерик с обеих сторон. Я сделался для них неуязвим. Освободился. И при этом вроде как уродом не стал. Мне так во всяком случае показалось. Ну тогда уж я взялся и за остальных…
Через неделю мне удалось победить еще с сотню паразитов. Опять же без ненависти к ним. Не срезая их с себя ножом. Без крови обошлось. Достаточно было лишь приблизиться к отчетливому видению того, что их необходимость в моей (да и не только в моей) жизни – иллюзия, порожденная глупостью, распущенностью и слепотой. И нечего здесь прикрываться культурой и традициями!
Со временем вычислять и убивать привязанности стало проще. Потому что был наработан необходимый навык. То есть у меня появился опыт. Какой-никакой. Спать я, естественно, перестал. Кто же спит на войне? На кого я был в то время похож – понятия не имею. В зеркало не смотрелся. А на работе от меня не шарахались. Вежливый народ – учителя. Мой КПД день ото дня возрастал прямо-таки с пугающей силой…
Через месяц, оставив позади себя мертвое поле, я понял, что победить своих врагов, вот прямо всех до единого, мне не удастся. Слишком их много. Воистину, имя им – Легион! И вдруг…
Удивительно, как эта нехитрая мысль не пришла мне в голову с самого начала?! Я сообразил, что всё время сражаюсь с проблемами, как две капли воды похожими одна на другую. Они ведь только с виду разные. Но растут же они из одного корня!
Вот тогда я и увидел стол, на котором все они – живые и уже поверженные – лежали передо мной. До тех, которые не шевелились, я мог дотянуться рукой. Но трогать там было особо нечего – разрубленные на элементарные составные части какие-то недоразумения. А остальные, живые и голодные, которые для меня по-прежнему еще что-то значили, ровным слоем покрывали этот странный стол. Странный потому, что он был бесконечен. Его краев невозможно было разглядеть. Они уходили за горизонт. Получается, что я расправился едва ли с тысячной долей своих врагов, а прочие благополучно продолжали пить мою кровь. Они были собственно мной. И конца им не было видно. Вот ужас!
Простая мысль взломала мой мозг: коль скоро их, ничего для меня не значащих вещей, бесконечное число, и победить их, убивая по одной, невозможно теоретически, но при этом они все про одно и то же, а, стало быть…
Долго думать я не стал. Записав всех этих тварей в один класс, я ссыпал их в пакет. Со всего этого бесконечного стола. Странно, но в маленький бумажный пакетик они все легко вместились. Вместо со столом. Даже удивительно…
И тогда я увидел еще один стол. – Над собой. Раньше, когда я жил с теми своими любимыми вещами, мне его видно не было. А как ты увидишь что-то вверху, когда смотришь всегда вниз? Вернее, никуда ты не смотришь! Вот теперь увидел…
Со вторым и третьим столами я поступил точно также, как и с первым. Действуя по той же самой схеме. Уже ни с кем поодиночке не сражался. Поумнел. А кроме того, берег силы и темп. Моей единственной задачей было высветить и хорошенько разглядеть какую-нибудь одну типичную проблему и, копнув в себя поглубже лопатой, понять, за что эта дрянь во мне держится. Потом брал в руки бумажный пакет и…
Да, славная была охота!
Уже через месяц небо надо мной расчистилось. Столов больше не было. Последние два полетели в пакет весело, за компанию с предыдущими – без ставшего уже привычным ритуала пристального разглядывания их обитателей. Отчасти потому, что смотреть там было уже и нечего. Я во всяком случае ничего на тех двух последних прозекторских столах не увидел. Просто сломал их и отправил в пакет. Ко всем остальным. До кучи. Понимал: если я чего-то на них не вижу, это не значит, что на них ничего нет. Есть, конечно, – я это чувствовал, – на них-то как раз самое опасное и лежало. То, чему уже и названия нет. О чем не расскажешь. Да и отправить их на свалку было не так просто, как я сейчас сказал. Это, конечно, – поза. Там мне рассказывалось про Бога и человека. И что, если я сейчас от чего-то откажусь, то за это мне… Ну и всё в этом роде.
Я не послушал. В конце концов жизнь – моя. Что хочу, то с ней и сделаю. Да, эксперимент. И что? Должен же кто-то попробовать. Облажаюсь, так это будет уже моя проблема. Мои выбитые зубы. А кто, собственно, что узнает? Кто я такой? Нет, а кто сказал, что человек – это вот это всё? Мне, может, мало этого вашего Всего! Ну ладно, пусть моего… В общем, в пакет полетел и тот стол, который грозился. И тот, который отлучал меня от всего, от чего только можно отлучить. Но я выжил. Хоть, если честно, немного и опасался.
И что? – С тех пор я ни разу не разбивал себе нос? Еще как разбивал! И не только нос. – Весь вдребезги разбивался. Однако с тех пор у меня всегда под рукой была припрятана счастливая возможность в самый отчаянный момент сказать себе: – “Всё, на что смотрят сейчас твои глаза, – чушь собачья! Ты же знаешь. И всё это больше не имеет над тобой власти. Закрыл уже тему! Ты знаешь про эти ядовитые миражи всё. И что, снова захотел пить из лужи? Ну давай, вперед. Падай, сколько тебе влезет! А я пошел. Будь здоров. Пока…”
Просыпаясь по утрам, я почти каждый раз проговариваю себе эти три странные слова: – “Не смотри глазами.” И нет нужды расшифровывать самому себе: – чем же тогда и на что мне следует смотреть. И куда. За секунду я возвращаюсь к тому чистому небу. Которое не закрывают нарисованные столы, заваленные мертвечиной. А что? – Мне достаточно и трех слов. Это – мой утренний ключ. Как правило, хватает его одного. На весь день.
Та что же такое – ключ? – Моё встречное желание. Да, чего уж скрывать, я испытываю удовольствие, получая приглашения. Чисто физиологически его испытываю. По-человечески. А вы как думали? Что я – не живой человек? Или что я бескорыстен? – Ну уж дудки! Кстати, а какой еще у нас может быть мотив? Вот и я про то…
* * *
Театр… (продолжение)
Кому-то из участников спектакля по роли полагается задумываться о будущем и о жизни вообще. Кто-то решает строить планы, давать разные обещания и выдумывать гарантии их исполнения. А кто-то должен рассказывать молодым актерам про то, что их ждет впереди. И про что написана Пьеса, в которой все мы от рождения заняты. Как устроены механизмы, поднимающие декорации на той сцене, где мы живем и работаем. Откуда берется в Театре воздух, которым дышим, и мысли, которые громко и с выражением произносим вслух. Как включается на сцене свет, и как можно еще до пенсии выслужить право занять удобное кресло в “зрительном зале” и изображать оттуда зрителя, что, разумеется, весьма почетно и денежно. Кто-то обязан рассказывать в подробностях как выглядит Режиссер, куда Театр поедет на гастроли летом и что персонально каждый из нас будет играть в этом и будущем сезонах. И многое, многое другое…
В действительности же, рассказывая молодежи про ее творческие планы и всё остальное, мудрый ветеран, конечно, немного привирает, потому как почти никто в Театре точно не знает что скажет или сделает в этом акте, а уж тем более в каком направлении через каких-нибудь полчаса развернется действие спектакля. Сюжет действительно известен только Автору, и в сценарии, который Он держит сейчас в руках, когда-то Им уже было про всё написано. Он, например, знает точно, что случится с тем или иным актером завтра, а с Театром – в ближайшие тысячелетия. Кто и как проживет здесь свою жизнь, от чего умрет и какие мысли придут ему в голову перед смертью.
Артисты – народ суеверный и нервный до крайности – это общеизвестно. Зачем в таком случае пытаться узнать, что ожидает меня завтра? Может быть я стану от этого лучше играть, сделаюсь добрее или брошу курить? – Вряд ли. Видеть будущее для многих не только волнительно, но и небезопасно. Посудите сами, вот я узнаю, что господин N., выскочка и подхалим (хорошо его знаю, играет кое-как и причем одних только дураков и мерзавцев), в следующем акте непонятно за какие заслуги получит великолепную роль губернатора второго этажа. Прославится, будет сниматься в кино, попадет в учебники по актерскому мастерству, проживет долго и счастливо. Умрет глубоким стариком, окруженный вниманием и заботой завистливых друзей, которые всю жизнь будут его ненавидеть, оставив после себя внукам кучу денег и заметный след в истории Театра.
А что ждет меня? Молодого, сильного и талантливого актера, надежду стареющих учителей?! Читаю и узнаю, что в самом начале следующей картины мне уготована бездарная и малоэстетичная гибель под колесами пожарной машины! Причем, не то, чтобы героически спасал кого-нибудь, а так, случайность… Что это, скажите пожалуйста, за роль такая?! Мне что, может быть ей обрадоваться? Узнать про себя такое и не иметь возможности что-либо изменить?! Увольте! Да зачем тогда жить?!
* * *
Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих; только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд.
Екклесиаст, 11. 9.
За кулисами уже долгое время ползает слух, что на работу осветителями сцены в Театр набирают людей в высшей степени странных. Будто бы они не только уже все поголовно прочли сценарий Пьесы, но при случае и разворачивают ее сюжет в нужную им сторону. Куда захотят. И вроде бы даже известны случаи, когда эти самые осветители останавливали то, что артисты между собой шепотом и с суеверным ужасом называют Божественной охотой. Страшная штука, надо сказать. Это когда с актером администрация внезапно разрывает контракт. За недостойное поведение, драку и пьянство на работе или еще по какой причине, самому увольняемому, кстати, далеко не всегда понятной.
Актеру предписывается в одночасье собрать свои вещи и оставить Театр. Проще говоря, выгоняют человека на улицу! И причем любой в Театре скажет, что в такой ситуации идти в профсоюз жаловаться на несправедливое к себе отношение со стороны дирекции бесполезно. Равно как бесполезно пытаться предлагать взятку “администрации”, “представители” которой сидят в креслах на сцене и играют зрителей, а потому, будто бы, уже близки и к самому Режиссеру, – при случае могли бы даже с ним запросто поговорить, замолвить слово и прочее.
Бессмысленно также обещать исправиться. Кому и в чем именно обещать исправиться? Кто видел настоящую администрацию, Автора, Режиссера или кого-нибудь оттуда?!
Действительно, давать какие-либо обеты или приносить свои извинения поздно, потому как понимание, что на тебя началась охота, приходит как раз в момент, когда она, собственно, уже близится к завершению. Узнаешь с чем имел дело, что называется, по результату. Начало охоты – это фактически конец карьеры артиста. Схватить туберкулез и потом несколько актов пробегать по врачам, изображая больного, при этом громко кашлять, чтобы все видели, как ты страдаешь, и есть противные, горькие лекарства – это одно. Здесь все же есть шанс к следующему действию получить роль здорового человека. Во всяком случае, дается время подумать, а это немало.
Божественная охота – вещь иного рода. Это когда уже без всяких шуток, а, случается, даже и в крайне резкой форме, что называется с треском артиста вышвыривают из Театра, причем с такими характеристиками и рецензиями, что тот по профессии уже никуда больше устроиться не сможет. Решение начать охоту принимает непосредственно главный Режиссер, когда в дальнейшем пребывании на сцене того или иного актера Он усматривает опасность для своего Театра. Когда, например, возникает вероятность срыва спектакля (может быть Автору Пьесы показалось, что артист забывает или не с тем выражением читает написанный Им текст) или появляется реальная возможность распространения эпидемии, когда вся труппа может подхватить от этого актера какую-нибудь заразную болезнь, мысль или даже еще что-нибудь похуже. Вот почему все подобные постановления дирекции, как правило, окончательны и, если уж подлежат обжалованию, то лишь на самом высоком уровне.
* * *
С главным режиссером в нашем Театре лично знакомы буквально несколько человек, хотя своей близостью к нему хвастаются многие. А стало быть, и актера, пьющего с Главным чай в перерывах у Того в кабинете и в приватной обстановке способного болтать с Ним о разных вещах, а заодно и улучить момент, чтобы заступиться за собрата по цеху, найти в Театре совсем непросто. Артисты, сидящие в мягких креслах, что стоят прямо на сцене, и важно изображающие из себя зрителей, да и тот старичок, которого за неведомые (какие-то якобы “особые”) заслуги худсовет отличил ролью “доверенного друга и официального посредника между Автором Пьесы и труппой Театра”, увы, не в счет. (С сомнительной инициативой учреждения подобной должности в свое время выступил наш профсоюз. Реакция Автора на нее до сих пор неизвестна. Похоже, Ему это или все равно, или Он вообще и давно уже не вникает в то, чем мы тут занимаемся.) Так вот, все эти люди в глазах администрации – обыкновенные актеры, такие же точно, как и приговоренный. Посему ходатайства “зрителей” и даже “наместника автора в коллективе” с просьбой о помиловании провинившегося на Режиссера Театра впечатления не производят. А может быть и просто ему не слышны. Неизвестно.
Зато ясно другое. Всякому, кто в этой Пьесе зачем-то предпочитает играть роль “угодившего в беду”, по сценарию предписывается и самостоятельно искать выход из этого непростого положения. Помогать ему все равно некому, так что играть последнюю картину артисту приходится в одиночестве. Это обстоятельство существенно усложняет, если не сказать омрачает доигрывание той серии, в которой актер пока еще занят, ибо состояние одиночества здесь, на сцене, почти никому неизвестно в принципе. Оно непривычно, а посему и кажется чем-то в высшей степени некомфортным и опасным. Даже оставаясь наедине с собой, вернее, как бы наедине (когда других актеров поблизости не видно), мы на самом деле свои маски не снимаем. Стало быть, каждого из нас – по меньшей мере двое.
Да, нас всегда двое! Причем кто-то из этих двоих нас еще и постоянно болтает. Он рта не закрывает, в то время как другой всегда молчит. Вот ужас! Но, что хуже всего, со временем мы перестаем обращать на это внимание и даже начинаем путать маску с самим собой, а грим на лице называем человеческим именем. Когда кто-нибудь меня зовет, вместе со мной встает и идет моя маска. Она подходит к тому, кто произнес мое, нет, погодите… ее имя, и начинает с ним разговаривать. С другой стороны, когда мне хочется побеседовать с любимым человеком, и я с сердечным приветом обращаюсь к нему, ко мне приближается его маска. Возможно, он и сам тоже ко мне подошел, но наверняка я этого не знаю, поскольку его самого видеть не могу. Только его маску. Так что на самом деле мне остается до конца непонятным, а приходил ли он ко мне вместе со своей маской или его маска пожаловала одна. Все это – нормально, мы ведь даже спим в костюмах, не раздеваясь. А спим мы всегда…
Продолжение следует.
;
Что может быть больше Ничто?
Когда мы засучиваем рукава и бесстрашно подступаемся к эзотерике, то зачастую придумываем для себя в качестве вспомогательных инструментов познания этой невидимой науки и понятия весьма условные. Мягко говоря, неточные, странные или даже вовсе непонятные. Такие, например, как ментальное или психическое тело, Духовная сущность, астральная плоскость и тому подобное. Понятно, зачем это делается: как же без них построить те логические конструкции, уверенно перешагивая через которые, мы впоследствии будем достигать нужного нам градуса абстрагирования? А взбираться порой приходится на самую крышу, туда, где от вещей остаются одни лишь схемы и формулы. Дышать там, разумеется, уже нечем, воздуха нет, зато в таких пространствах легко допускается существование чего угодно.
Пусть бы все эти ухищрения просто позволили нам “увидеть” или даже “исследовать” то, чего никак иначе увидеть, сохраняя при этом здравый рассудок, невозможно, так вот ведь беда: вырезание из дерева этих костылей, призванных как бы помочь нам ходить, на деле только засушивает ум и уводит его в сторону чрезмерного теоретизирования. Мы становимся чрезвычайно умны, но, к сожалению, малочувствительны ко многому и при этом как-то незаметно атрофируется наша природная способность интуитивно ощущать эфемерности более прозрачные, нежели мысли, предметы и существа, которые населяют мир, зачем-то называемый “тонким”. К примеру, мы перестаем видеть и запоминать вещи, которые в этой реальности с нами не происходили. А ведь именно их-то и нужно бы уметь чувствовать (переживать) самым непосредственным образом, чуть ли не кожей.
И немного о словах. Таких как “иррациональное”, “трансцендентное”, “Духовное”, “вечное” и т. п. Они встречаются в этой книге на каждом шагу и обозначают нечто “запредельное”. Кроме того, что они совершенно запутывают любого нормального человека, обладающего здоровой психикой, поскольку говорят с ним о чем-то уму непостижимом в принципе, так они еще и взращивают в нашем подсознании всякие комплексы, намекая на нашу неспособность достичь мира иного, при жизни во всяком случае. Когда приходится залезать в чересчур отвлеченные абстракции, признаюсь, это не только сильно утомляет мозг, но и страшно раздражает меня. И должно быть, не только меня. Какой же смысл затевать беседы о том, что является заведомо недоступным – эдак ведь можно и без читателя остаться? Как нетрудно догадаться, это вовсе не праздный вопрос. Если отыскать на него простой, но позитивный ответ, тогда можно будет подобрать ключ и к собственно парапсихоанализу – практическому методу осуществления невозможных с точки зрения нормальной психологии вещей, не разрушая при этом свой рассудок и психику.
И такой ответ есть. Когда в Советской энциклопедии о трансцендентном написано, что это есть нечто недосягаемое, ни в коем случае не нужно с ней спорить. Единственное, что можно попробовать сделать, это без лишних нервов спросить у себя: – чему во мне, какой части моего существа Духовное недоступно? Другими словами, нужно выяснить, для кого энциклопедия составила свое безапелляционное определение трансцендентного, то есть чему конкретно во мне оно адресовано? На этом успокоиться и впредь не пытаться навязать именно этой своей сущности решение вопросов, суть которых она действительно и по определению познать не в состоянии. В поисках скрытых противоречий, разрешая которые мы порой высвобождаем гигантские энергии, не нужно ходить против нормальной логики. Парапсихоанализ позволяет делать сумасшедшие вещи, но даже в крайних своих амбициях он отнюдь не безумен.
* * *
Если спьяну летишь с десятого этажа – разобьешься почти наверняка. Когда трезвый шагаешь в бездну, соображая, что делаешь, уже появляется шанс не только выжить, но и преобразиться.
Парапсихоанализ, как это ни странно, не предназначен для поиска чего-либо, а тем более в материальном или пусть даже в тонкоматериальном. Он задуман как инструмент общения с трансцендентным и это, кстати, заложено в самом его названии. В своей логической несовместимости термины “парапсихология” и “анализ”, соединенные вместе, создают весьма напряженную смысловую конструкцию: – принимаю решения, наблюдаю и анализирую происходящее не рассудком. Предназначенный для приближения ответов на разные вопросы или стяжания мистического знания и опыта, он является средой (катализатором) или неким психическим пространством, в котором можно произвольно перемещаться из разумного в иррациональное, преодолевая границы материи на пути в ирреальное. А как можно искать в том, где времени, пространства и вещества не существует как таковых? Что, собственно говоря, можно найти в Духовном, когда там ничего нет? И никакого “там” тоже…
Ирреальное, или трансцендентное, есть Ничто. Мы всю жизнь непроизвольно пытаемся нарисовать себе картину потустороннего мира. Так почему бы, в таком случае, не попробовать создать в своем воображении и образ Ничто или хотя бы сравнить Его с чем-нибудь? Например, с пустотой, вакуумом или нулем. А вот здесь случается странное: Ничто нельзя увидеть или придумать, хотя его можно почувствовать и пережить. Его нет, но в Него можно войти и даже стать Им, когда нами преодолевается Всё. Ничто не прекратится никогда, потому что оно вечно по определению (времени там просто нет), и это, оказывается, тоже можно почувствовать (пережить). Но главное, в Ничто допустимо верить, потому что Это – реальность.
Что больше – Всё или Ничто? На первый взгляд вопрос кажется абсурдным. А в самом деле – что? Всё – очевидно, его даже не приходится особенно искать, поскольку оно – большое (представьте себе размеры и массу нашей Вселенной, можно ошибиться в миллиард раз, все равно впечатляет), о нем можно думать, мы с ним постоянно общаемся, а Ничто – это когда я говорю, будто между моими сжатыми ладонями что-то есть, хотя на самом деле там нет ничего. А вернее, как раз и есть – Ничто. Так что же все-таки больше?! Оказывается – Ничто, потому что Всё рождается из Него, а никак не наоборот. И теоретически их может быть бесчисленное множество, этих разных Всё, в то время как Ничто – только одно и при этом всегда то же самое. Когда говорят, что Бог Един, я, пожалуй, могу представить себе это, только сравнивая Его с Ничто или даже называя так…
Зачем вдруг понадобилось отвлекать внимание и утомлять себя головоломками про Ничто? А затем, что, если мы решим когда-нибудь заняться творчеством в точном смысле этого слова, то есть начнем создавать вещи или идеи, которых в природе не только еще не существует, но которые вполне могут никогда и не проявиться (в этой реальности, во всяком случае), делать это нам придется именно из Ничто, войдя и пребывая в Нем и, если уместно будет воспользоваться столь диковинным словосочетанием, из вещества Ничто.
Кроме того, погружаясь в процесс создания новых реальностей, мы сталкиваемся с серьезной психологической проблемой. Когда одной, уже знакомой, реальности на смену приходит какая-то другая или даже сразу несколько новых, неизбежно возникает ощущение, что ничего того, что можно было бы обозначить словом “реальность”, с этого момента для нас больше не существует. Сами понятия “незыблемость” и “стабильность”, с детства невольно ассоциирующиеся в нашем сознании или даже в подсознании со словом “реальность”, в такие минуты дискредитируются и на глазах разрушаются нашими же действиями, направленными на ее превращение. Вот почему так важно вовремя успеть поразмыслить над тем, а не является ли именно Ничто той самой неизменной сверхреальностью в отличие от легко превращаемой реальности Всего, прежде чем входить в безумие парапсихоанализа. Ведь думать тогда будет уже нечем.
* * *
Один мой приятель, хорошо продаваемый в московских художественных салонах живописец, полагает, и не без веских к тому оснований, что Абсолют не может быть познан и достигнут обыкновенным человеком. Во всяком случае при его жизни. Такое утверждение, если сказанное прочесть буквально, невозможно да и незачем оспаривать, поскольку в этих словах записано на редкость точное определение трансцендентного. Отсюда вывод – хочешь разговаривать с Духом, становись либо человеком необыкновенным, либо неживым. Вот мы оба – я и мой знакомый – в разное время и отказались от поиска ирреального как раз потому, что оба являемся людьми обыкновенными, что бы о себе ни думали, а кроме того – живыми. Художник, правда, несмотря на свою обыкновенность, не сомневается в существовании Предвечного Творца. И при этом, ясное дело, отнюдь не стремится к Нему в объятия, главным образом потому, что психологически не способен подолгу ходить к заведомо недосягаемому. Бессмысленные шаги (безрассудство) разрушают его нервную систему, заставляя выпивать слишком много красного вина, хотя само по себе бескорыстное устремление ему природно свойственно и даже необходимо. Ведь именно из него он извлекает творческий импульс – дорогой в своей себестоимости, однако же необходимый компонент его ремесла.
Я тоже и давно уже не пытаюсь найти Абсолютное и, сказать откровенно, не собираюсь когда-либо возобновлять эти наивные поиски, поскольку не испытываю непреодолимого желания видеть Дух. Как нормальному и живому человеку Он мне в этой жизни совершенно ни к чему. Но от поисков, правда, я отказался еще и по другой причине. Дело в том, что, оказывается, совершенно невозможно представить себе ситуацию, когда разумным явилось бы затеять поиск того, что еще не успел, и более того, вообще невозможно потерять. Согласитесь, искать можно много чего: угнанный автомобиль, редкие ноты, мужа, паспорт, но только не хрусталик собственного глаза. Вспомним сказанное выше: такое даже в голову не может прийти, поскольку хрусталик глаза для этого слишком близок. Нам нетрудно видеть свои руки и даже разглядывать нос. Гораздо труднее – ресницы, хотя и это возможно. Но не сам глаз. (Разумеется, и на него можно посмотреть, но исключительно в зеркале. А если заранее и точно известно, где находится искомое, какой же это поиск?) В чем разница между двумя жизненными позициями – рисовальщика и моей? Которая из них верна? А можно ли вообще так ставить вопрос?
Отказ от поиска того, что хочешь найти, в некоторых ситуациях является единственно возможной или предложенной формой обладания тем, что сознательно перестал искать, поскольку дает возможность отныне видеть вещь под новым углом зрения. Просто как-то иначе смотреть на что бы то ни было. А это как раз и можно классифицировать как обладание вещью уже хотя бы потому, что многие ее свойства в такие моменты нами существенно превращаются. Когда мы начинаем видеть обратную сторону Луны, то уже немного перестаем быть и прежними собой. Угасают хватательные рефлексы, и мы не так отчаянно держимся за свою маску. Вступить в резонанс и воплотиться человек может во что угодно, в особенности если уже пришел к пониманию того, что является всем, и весь мир растворен в нем. Об этом можно, звеня бокалами, небрежно и без затратных последствий болтать с милыми людьми в какой-нибудь приятно обставленной художественной мастерской, а можно в глубоком разорванном одиночестве реально переживать, невообразимо расширяя уровни и планы своего сознания, дальше уже поступая сообразно обстоятельствам.
* * *
В отсутствии желания искать Бога далеко не всегда нужно усматривать нежелание Его вообще когда-либо увидеть. Более того, непосредственное общение с Ним в принципе и становится возможным только в моменты, когда поиск Его человеком, живущим в нас, полностью прекращается. Именно тогда мы отпускаем себя и разрешаем своему сознанию приступить к настройке особых инструментов наблюдения тонких планов бытия и непосредственного взаимодействия с ними.
Верными или, наоборот, совершенно бессмысленными (это как смотреть – не надо усматривать в сказанном парадокса или противоречия) одновременно являются обе позиции, потому как при ближайшем рассмотрении выясняется, что мы вообще вряд ли можем повести речь о сколько-нибудь осознанном или самостоятельном выборе угла зрения на какую-либо проблему, оставаясь при этом людьми. Произвольность такого выбора приуготавливается и как бы случайно закладывается в мозг и нашу судьбу непосредственно Трансцендентным Творцом, персонально исследующим пригодность каждого из нас на роль исполнителя, проводника обстоятельств или орудия решения той или иной Его конкретной задачи.
Если мы действительно когда-нибудь захотим всерьез заговорить о правильности (качестве) своих позиций (интенций), то прежде нам придется рассказать себе, насколько истинны или даже скажем проще: – что есть наши цели. И только потом, обсудив эффективность тех или иных способов их достижения, то есть вопросы технические, уже в самую последнюю очередь мы, наконец, и сможем прояснить для себя собственные жизненные позиции. Верность же наших целей есть словосочетание в высшей степени абсурдное, поскольку никаких таких наших целей в природе не существует. А по этой причине и позиции в этой жизни мы себе также не выбираем. Внутри одной реальности, во всяком случае. Или пока мы лишь называемся людьми. Сказанное может кому-то показаться вынесением чрезмерно сурового приговора способностям среднего человека принимать какие-либо самостоятельные решения. Какой-никакой, а все ж таки – царь природы. Очень жаль, если только покажется, потому что это как раз самый настоящий приговор и есть, причем окончательный.
Войти в ирреальное можно только в том случае, когда мы уже давно и предельно точно узнали, кто или что на пути познания и овладения вещами духовного порядка нам помогать откажется. Мы нисколько не рискуем впасть в заблуждение насчет своих союзников, когда знаем, что их нет вовсе.
Если вдруг обнаружится, что в живом человеке в принципе нет того, что могло бы воспринимать и осознавать трансцендентное, то тем и лучше. С этого момента мы хотя бы сможем поискать где-нибудь в другом месте. Не нужно бояться, что готового внимать трансцендентному рядом с нами нет вообще, если его не оказывается в нашем человеческом. Для подобных изысканий, правда, уже приходится совершенно остановиться, то есть полностью прекратить всякое движение вовне. Кроме того, искать, как показывает практика, почему-то всегда приходится именно и только там, куда и в голову не придет посмотреть, если мы уже куда-то маршируем толпой, держа за руки своих любимых, гордо и весело размахивая флажками, на которых какой-то умный человек нарисовал слово “истина”. Гораздо полезнее, но, конечно, и значительно труднее, бывает просто стоять на месте, в особенности, когда не знаешь, куда и как ходить, чем вышагивать, куда попало, получая громадное удовольствие от процесса самой ходьбы. В трудные времена люди начинают болеть и умирать не потому, что голодают, а из-за того, что ищут себе еду на помойке.
* * *
Можно нарочно подгадать такие обстоятельства, когда Дух в своем чистом виде прольется на нас и станет видим. Ему просто некуда будет деваться, если только из чаши, которая по определению не может быть пуста, тебе удастся полностью выплеснуть себя. Самая большая проблема – найти для этого мотив. Его нельзя придумать, но можно подхватить, ибо любая ситуация уже движется к нам.
Парапсихоанализ, как искусство превращения предопределенного, ни в коем случае не следует воспринимать в качестве учения, призывающего к тому, чтобы, оставаясь в этом мире, начать что-либо активно и буквально в нем переустраивать. Такие действия не просто опасны для жизни или нашей психики, но, если вдуматься, и невозможны, а стало быть, бессмысленно тратить на них время. Допустимо, однако, другое. Понемногу отдаляясь (отстраняясь) в ирреальном пространстве от рассматриваемых нами объектов, то есть изменяя угол зрения на них, мы модифицируем не только собственную позицию по отношении к ним, но и определяем (способны увидеть) другую точку сборки всей конструкции, не прикасаясь к чему-либо руками. Качественные превращения вещей начинаются не вследствие того, что мы производим какие-то мышечные усилия (напрягаем волю, ум и ногами нажимаем на разные педали и рычаги), а только уже потому, что добровольно и осознанно меняем свое местоположение в особом полуабстрактном-полуреальном пространстве наблюдения за какими бы то ни было вещами.
Каждую минуту, блуждая в пространстве работающей психики, мы видим какую-либо вещь или осознаем ее уже как-то иначе. Она всегда оказывается другой, изменившейся. Все в этом ирреальном пространстве наблюдения текуче. В следующую секунду, к примеру, мы ясно видим, что воспринимавшееся нами только что как безусловно предопределенное тому человеку, кем мы являлись всего минуту назад, сейчас (вместе с нами) уже изменилось. Оно приобрело другой смысл и теперь заключает в себе совсем иное предначертание, которое, к слову сказать, нас больше устраивает или с этого мгновения вообще перестает волновать. (Такое тоже бывает.) Наблюдать перетекание смыслов и форм вещей, а тем более в произвольно заданный момент фиксировать какое-либо из понравившихся состояний (избирать реальность, в которой мы желаем жить) можно исключительно из точки, находящейся не только вне нас, но и вне чего-либо. Из Ничто.
Можно ли такое действие или явление, как произвольное изменение угла зрения на что-либо, назвать актом сознательного превращения уготованного судьбой? Того, что уходит корнями в умом непостижимое и для живущего недоступно. И тогда уж сразу второй вопрос. Разумно ли позволять себе тратить время на задавание подобных вопросов? Девять человек из десяти с огромным удовольствием влезают по пояс в подобную головоломку и с увлечением решают ее полжизни, стоя на одном месте всё отпущенное им на развитие время. Называется это, как правило, духовными исканиям, не иначе. Что за разница, какими словами называть эти вещи и удалось ли кому-нибудь дилемму первенства или приоритетов одномоментно свершающегося разрешить вообще? Ведь верных ответов, сразу скажем, по крайней мере два. Их и всегда будет не меньше двух.
Выбор каждому из нас надлежит делать сейчас! Но осуществлять выбор, оказывается, можно и так: или разговоры, или дело. Это кое-что упрощает. Либо мы продолжаем праздно размышлять о ерунде, бессмысленно расходуя время своей жизни, либо начинаем действовать, что на практике означает – принимать предложенное, изначально отказавшись от него (или от себя).
Если ум сразу не выказывает своего явного предпочтения по обозначенным вопросам, он обычно начинает выяснять для себя следующее: – “не Бог ли, часом, надоумил меня вчера после обеда изменить угол зрения на эту проблему, да еще таким вот именно образом?”. Человек задумывается и с удовольствием погружается в свое любимое болото на всю оставшуюся жизнь. Ну, конечно, Бог! Кто же еще?! Почему нужно так долго стоять и тупо соображать, никуда при этом не перемещаясь? Не вырастая! Какая, собственно говоря, нам разница? – Оказывается, есть, и немалая: если Бог здесь главный, – думает ум, – значит это не я сам принимаю решения, а тогда как же моя свобода? Обидно получается…
Каким ответом на все эти вопросы целесообразно ограничиться? – Да никаким! Их, такие вопросы, в принципе не нужно себе задавать, чтобы потом не мучить себя их разрешением. Преступно терять темп. Жизнь коротка. Парапсихоанализ – это состояние рассудка, намеренно отказывающегося от размышления о вещах, забивать которыми себе голову совершенно необязательно, поскольку в большинстве своем любые ответы и так слишком очевидны. Да, это именно Бог во мне принимает все решения. Не я.
Для того, чтобы не отвлекаться на узнавание лишнего, порой требуется проявить немалое мастерство, а то даже и совершить настоящий душевный подвиг. Подвиг веры в том и заключается, что только уже хорошо зная, что есть Бог, можно однажды себе сказать: “Да, это мой Дух. Или собственно Я. Разницы нет. А в чем, собственно, вопрос? Меня прежнего (смертного) здесь нет. Он ушел! И теперь ничто не мешает свободному движению Промысла. Как хорошо, что никто больше не задает бессмысленных вопросов. Всё, что делает живой человек, всегда – бессмыслица, и единственное разумное его действие – это полная дискредитация себя, приводящая на пике очевидности этой бессмысленности к разделению”. В нашем случае изменение угла зрения (фактическое превращение первопричины происходящего) намного ценнее того, какими словами мы потом называем причину случившегося (или это делают за нас) и объясняем себе или кому-то еще, откуда была спущена эта якобы наша инициатива. Нам должно быть хронически некогда отвлекаться на мелочи. Все это – действительно не главное. Стерегущий время уже при жизни достигает результатов. А кроме того – он живет.
* * *
Еще каких-нибудь пятнадцать лет назад столь пристальное рассмотрение темы синтезирования (высвобождения и распространения) пси-энергий в нашей стране могло происходить разве что в присутствии квалифицированного психиатра или офицера особого рода войск. Однако, и сегодня еще разговор о превращении реальности (судьбы) в сознании суеверного атеиста скорее всего будет являться чем-то опасно отклоняющимся от нормы. В особенности если мы вдруг начнем рассуждать о способах непосредственного контакта или общения живого человека с Абсолютом, лишь пять минут назад договорившись до того, что такое по определению невозможно. Дело в том, что когда мы с помощью черно-белых слов или плоских четырехмерных понятий собираемся описать столь сложное явление, каковым является мистический опыт, то поневоле (и причем постоянно) бываем вынуждены говорить о вещах, полностью взаимоисключающих друг друга внутри логических схем материального мира. В то же самое время в зоне действия законов ирреального противоположностями они отнюдь не являются. Опять же, если мы придем к заключению, что человек не может разговаривать с Богом, это ведь вовсе не означает, что никто из нас с Ним напрямую не общался.
Настоящая проблема познания мистического кроется вот в чем. Так уж получается, что мы сами почти всегда профанируем разговор о Духовном, переводя его в ненормальный или даже именно что в больной политический диспут. В особенности, когда влезаем в эзотерику не с того конца и начинаем размахивать над головами странными и явно чужими мыслями или эмоциями. Зачем-то притягиваем в тайное широкие народные массы… “Проливаем свет на темные головы” и знание, предназначенное для избранных, принудительно распыляем на толпу. В зубоврачебное кресло мы, правда, не пытаемся вместе с собой усадить и всех своих знакомых – дело, как мы понимаем, требует сосредоточенности и индивидуального подхода со стороны врача. Тут нам ничего объяснять не надо – зубы-то наши.
Чтобы закончить разговор о художнике и нежелании отдельных личностей прорываться в Абсолютное… Так почему все-таки Бога не следует искать? – Да потому, что это невозможно! Не получится. То “я”, которое почему-то Его уже не видит, вряд ли и в будущем сумеет Его разглядеть. Пока живет – точно. И ничего страшного или обидного в этом нет. Такова наша земная природа. Ну и Бог с ней, потому как, кроме бренного человечка, внутри нас уже и всегда пребывает Нечто, чему искать Себя не только не требуется, но и было бы странно, если бы Оно вдруг решило этим заняться. Надо быть предельно логичным, даже исследуя иррациональное. Вочеловечивание Божества, как это ни парадоксально звучит, происходит без предварительных Его поисков.
* * *
Мне отлично известно, что нужно делать, как и зачем. Именно поэтому я сейчас и всегда стремлюсь к обратному. Нужно поторопиться споткнуться обо все соблазны и совершить все мыслимые ошибки, чтобы в течение одной жизни успеть пройти весь круг саморазоблачения.
Отправляясь в путь духовного познания и произнося слово “Бог”, полезно почаще напоминать себе правило, которое гласит: “Ведомый кем-то и куда-то никогда в действительности не бывает приведен к чему-то стоящему”. Тот, кого ведут, уже в силу своего подчиненного положения, не может иметь точного представления о том, с чьей на самом деле помощью и куда он идет. Равно как не имеет он и тех объективных критериев (расписания), с помощью которых мог бы реально оценивать происходящее, а в итоге грамотно избирать верное направление своего движения.
Не представится ведомому и такая ситуация, когда бы он мог спокойно осознать, а тем более поправить что-либо на своем пути. Потому как добровольно согласившись с тем, что его сейчас куда-то поведут, он, по сути, уже лишился собственной стези. Слабость, на поверку оказывающаяся ничем иным, как жизненной позицией, всегда предшествует банкротству. Когда меня берут за руку и ведут, это можно называть как угодно, но только не прохождением пути или моим восхождением к Духовному. Подняться по лестнице познания ирреального или самого себя, что практически есть одно и то же, можно только в одиночку. Это постулат эзотерики. Именно в состоянии абсолютного душевного одиночества мы приходим к новому равновесию, и нас, наконец, перестают отвлекать посторонние (как правило, мелкие и глупые) домыслы о великих коллективных задачах человечества, как то: спасение мира, тотальное счастье на всей территории планеты, противостояние проискам Сатаны и тому подобное.
По мере сошествия тишины и покоя одиночества персональная ответственность человека за любое движение его рассудка возрастает в геометрической прогрессии, но вместе с тем существенно упрощается и сама процедура общения его ума с ирреальным. Такие же понятия, как страх, время, боль, смерть и прочее, обессмысливаются и перестают отвлекать созерцающего вечность. По сути дела, внутреннее одиночество есть самоцель, когда больше не произносятся слова, при том что человек, достигший одиночества в полноте, по долгу службы может позволить себе хотя бы и ораторствовать на площадях (если, к примеру, таковой является его профессия).
Одиночество вообще есть то искомое состояние концентрации, о необходимости достижения которого, как непременном условии мистического общения человека с Божеством, постоянно твердит любая серьезная школа духовных практик. Смертный, освободившийся от необходимости искать в компании себе подобных ответы, которые он обязан добывать самостоятельно, преображается и, в конце концов, изгнав из своего сознания собственно себя, становится способным слышать голос своего единственного и законного Водителя уже хотя бы потому, что никого другого рядом не оказывается. Рядом, впрочем, уже вообще никого не остается. Новое Я рождается (просыпается) из пустоты Ничто.
* * *
Никто из живущих, а тем более формальные объединения групп перепуганных граждан в коллективные институты веры, не вправе подсказывать от имени Бога путь индивидууму, поскольку человек фрустрированный по определению не может даже захотеть узнать что-то подобное. А уж тем более в этом водительствовать. Нельзя безнаказанно нарушать основной эзотерический закон, гласящий: “Ко Мне будет впущен всякий, кто отыщет и отворит двери сам”, – находящийся, как нетрудно заметить, в серьезном противоречии с весьма распространенной и искусственно культивируемой (к сожалению, из одних лишь политических соображений) идеей соборности и водительства масс, возлагаемой в качестве краеугольного камня в основание любого религиозного учреждения. Наказание за идеологические инсинуации и преступления перед эзотерической логикой всегда неотвратимо. Оно заключается в зомбировании как того, кто запретил ходить, то есть доброго пастыря, так и того, кто мог бы войти, но зачем-то заблудился, добровольно сделавшись овцой, и не вошел.
* * *
Парапсихоанализ в качестве философской системы или космогонической модели мироздания, позволяющей свободно перестраивать свое мировоззрение и постигать рассудком ирреальное, призвал на помощь и беззастенчиво воспользовался идеологией старой умозрительной концепции бытия мира, как некоей разворачивающейся во времени Божественной мистерии. Сам Космос, всевозможные вещи и события, в нем происходящие, есть Божественная игра или Театр. А Пьесой, идущей в нем от момента сотворения времени, автором сценария, декорациями, сценой и зданием театра, режиссером и главное, единственным участником и зрителем спектакля, является непосредственно Бог.
Кроме Него, в мире нет ничего, и этот Театр, делающий Его видимым, проявляя в материальности, Он устроил для самого Себя с целью приобретения опыта, истинное назначение которого человек смертный осознать рассудком и облечь в слова не в состоянии хотя бы уже потому, что трансцендентное – непознаваемо по определению. Оно самодостаточно, но отсюда, стало быть, трансцендентному не может понадобиться и что-либо сверх того, что у Него уже имеется. Таким образом, по логике тварного мира, Творцу не может быть нужен этот Театр. Однако концепция или модель Божественного Театра дает нам, живущим во времени, уникальную возможность, оставив в стороне разнообразные логические обоснования, пережить состояние вхождения в Театр реальностей и увидеть Сотворившего Его изнутри себя (в самом себе).
Парапсихоанализ приглашает человеческий ум приблизиться к тонкому пределу и не только попробовать взглянуть на вещи, происходящие в нашем мире, под преломленным углом зрения, но и всерьез окунуться в Игру на правах играющего. Кроме того, что многое тогда упрощается и делается доступным (ведь играющий – уже не статист), на современной фазе психоментальной эволюции вида (homo sapiens) человеку, давайте говорить откровенно, может просто не представиться другой возможности предложить своему рассудку столь же безопасную психическую конструкцию, обладающую таким количеством степеней свободы.
Что же такое парапсихоанализ? – Ситуация составления свода правил игры и собственно состояние игры. Вернее – состояние ума, расщепляющего себя в поисках истинного Я, новой сущности, и потому играющего в Театр. Относиться к парапсихоанализу как-то иначе – безрассудно и даже опасно. Согласитесь, что только в игре можно, не принимая смерть, уйти от нее, а не желая быть во времени, реально вступить в вечное и начать его переживать. Да много чего можно сделать, в том числе невообразимо сложного или даже опасного, причем совершенно безнаказанно, если только во все это играть. Жизнь часто заставляет нас взбираться на крышу и прогуливаться по самому краю. Лунатик, блуждающий по карнизу небоскреба, успешен, пока он играет в спящего. Излишняя патетика и трезвая серьезность в некоторых ситуациях не просто разрушительно действуют на психику, но и смертельно опасны.
Суеверный материализм, взятый за отправную точку, разумеется, не позволяет человеку переживать или наблюдать мир как неконтролируемое рассудком театральное действо, будучи для этого уж слишком серьезной идеологией. Однако в этом и заключается его уязвимая, если не сказать определеннее – чреватая многими опасностями жизненная позиция, поскольку занимающий ее отказывает себе в самой возможности когда-нибудь получить не только знание, но, случись что, и помощь, посылаемые извне и в обход закрытой системы сознания, в которую испугавшийся добровольно себя запирает.
Мы рискуем задохнуться, если ряссядемся на кухне вокруг тесного стола слишком большой компанией, закурим кубинские сигары и, затянув долгий разговор о Боге, закроем форточку, а дверь, через которую Он мог бы к нам прийти в ответ на приглашение, забьем гвоздями. Психика напуганного материалиста оказывается в принципе неспособной обеспечить ему понимание тонких вещей, а тем более разрешить ему участвовать в спектакле ирреального Театра, одаривающего своих сознательно самоопределившихся актеров безграничными правами и, главное, – свободой. Прийти в Театр, понимая, куда ты попал, любому из нас действительно нелегко. И особенно трудно это бывает сделать человеку серьезному. В Театре есть место только одному актеру и одному зрителю. И нужно умудриться одновременно увидеть себя и тем, и Другим.
– Кто это может сделать?
– Играющее в нас Божество…
Письмена… Осколки…
…должно быть я уже Бог…
…взошел на гору…
…остался один…
…меня нет…
…только Дух…
…беспредельность…
…покой…
…неправда что одинок…
…вижу Его…
…нельзя убивать себя…
…западня…
…стреляю в зеркало…
…пусть Он умрет…
…отказываюсь от Тебя…
…желаю не быть…
…изыди…
…бездна…
…мрак…
…вот теперь остался один…
…полное разделение…
* * *
…пространство схлопнулось…
…осколки мыслей…
…люди…
…нарисованные на стекле…
…вещи и запахи…
…всё превратилось в символы…
…время упразднилось…
…что такое быть…
…воспоминания стираются…
…пугает…
…черная воронка…
…всасывается вещество и время…
…из памяти…
…начинается переход за грань мыслимого…
…страх смерти больше не мешает…
…впереди небытие…
…это уже давно не я…
…безмолвие и надежность бездны…
…разновидность покоя…
…прообраз Вечного…
…забвение всего…
…вокруг странная тишина…
…никакого “вокруг” нет…
…только Ничто…
…Дух возвратился к себе…
…можно близко увидеть…
…в вечности кристалл неподвижен…
…мерцает…
…идея проявленности…
…яйцо жизни…
…все представимые формы бытия…
…алмаз светится изнутри…
…если смотреть снаружи…
…первопричина и суть всех вещей…
…миллионы граней…
…возможности и имена…
…больше всех подходит – Закон…
…только Ничто видит этот камень…
…не дыши на воду, в которую смотришься…
…преломление взгляда…
…порождает игру форм…
…наблюдать превращение мысли…
…луч света…
…сотворение Всего из Ничто…
…игра…
…живые картины…
…на поверхности стекла…
…смещается угол зрения…
…еле заметно…
…сверкает другая грань…
…где прежняя реальность…
…произошла подмена…
…точка сборки…
…бесконечное число комбинаций…
…каждый раз новое время…
…переписывается сюжет…
…те же лица…
…иные болезни…
…другие ситуации…
…можно только себя…
…увидеть в зеркале…
;
Открытая система сознания
(Преодоление язычества)
Идеология парапсихоанализа базируется на суперэгоцентрической платформе автотеизма, однако развивается она гораздо дальше – в супратеистический мистицизм. Да, я верую и ясно вижу Бога, но исповедую (прозреваю) также и нечто большее – могущество Ничто.
Принципиальное отличие парапсихоанализа не только от большинства уже сложившихся и ставших сегодня вполне традиционными религиозных систем, но и многих современных течений глубинной психологии и теософии, легко прочитывается в его Символе Веры. Это – принципиальный и весьма резкий отход индивидуальности от комфортной стадной психологии и концепции соборности Духовной жизни. Концепции коллективной, а уже потому неизбежно замыкающей на себе (собирающей под свой эгрегор) исключительно неиндивидуумные религиозные практики, приводящие человека отнюдь не к Духовному, но к его душевному. Более того, привязывающей своих адептов непосредственно к официальному институту веры, провозгласившему таковой путь истиной в последней инстанции. Отсюда исходную позицию парапсихоанализа следует трактовать как осознанный отказ личности, вознамерившейся искать любые мыслимые способы произвольного вхождения в ирреальное пространство Духа, от защиты, льгот и бремени эгрегора, намоленного человеками.
Такая позиция является следствием естественной эволюции сознания представителя вида homo sapiens, поставившего перед собой задачу раскрыть мистическую тайну своего происхождения и первопричину сущего. Зарождение новой идеологии обусловлено и спровоцировано желанием отыскать в самом своем существе, осознать рассудком и суметь надеть на себя мировоззрение иного качества, содержания и порядка, позволяющее человеку уже в недрах собственной психики наблюдать Божество и дышать чистым воздухом прозрения или Духом.
Осознанный отказ от ветхого мировоззрения может быть осуществлен личностью безусловно и только в пользу Духовной идеи более высокого уровня по отношению к доктрине предыдущей ступени. Это – нормально, как раз странно было бы настаивать на обратном. И таковую идеологию в качестве естественной логической кульминации самой возможности восприятия человеческой мыслью трансценденции Духовного несет в себе совокупный мистический опыт Великих Избранных. Или Посвященных. Некогда они открыли для себя, а теперь стало возможным (пришло время) уже и многим из нас постичь и встать (избрав для себя или избрав самих себя) на нелегкий, но высокий путь автотеизма или суперэгоцентризма.
[Конечно, оба понятия, равно, впрочем, как и множество других слов, разбросанных в тетрадях исследователей тайн мира идеального, которыми вынужденно пользуется и автор настоящего труда, отвлекают наш ум своим грубым звучанием, да к немалому сожалению еще и неточно передают содержание самой идеи возвышенного. Однако, хочется верить, читатель найдет в себе достаточно воли и проницательности, чтобы не преткнуться о беспомощную невыразительность плоских слов, с помощью которых нам предстоит вместе раскрывать и описывать словами невыразимое по определению. Дабы ничто не помешало нам читать скрытый смысл эзотерического знания между строками любого текста. Не глазами, но даже и не умом.]
Итак, суть Символа Веры парапсихоанализа можно выразить как осознанное стремление индивидуума вырваться из тисков устаревших и препятствующих восхождению в ирреальное стереотипов и догм, чтобы поднять свое мировоззрение (аппарат познания и взаимодействия с Космосом) до состояния открытой системы.
– Что следует под этим понимать? Разве человек уже от рождения не является открытой системой, причем на самом что ни есть природном – биологическом уровне?
– В том-то и дело, что на физическом уровне человек, равно как и любой другой (живой или неживой) субъект мироздания, может проявиться во Вселенной только в качестве открытой системы. Он является таковой уже по определению, поскольку перманентно обменивается информацией, энергией и веществом с окружающей средой, космосом, бессознательно и безоговорочно подчиняется всем его законам, живет с ним в полной гармонии, да по сути сам в себе и есть Космос. Но от рождения открытой системой вовсе не является наше сознание. Оно, зачем-то описавшее себя как нечто материальное и посему действительно растворившее себя в нем, перешло в состояние скрытого или спящего потенциала. И если нам когда-нибудь захочется его заново открыть (разбудить), прежде к тому придется приложить немалые усилия. Но ведь, согласитесь, когда мы произносим слово “человек”, то уже изначально подразумеваем нечто большее, нежели лишь высокоорганизованную биологию вещества. Совершенно очевидно, что мы апеллируем к интеллекту и той высочайшей степени духовной свободы, обретая которую, существо мыслящее становится способным проникать за грани и возможности, регламентированные для нас материей, – каковая свобода, быть может, единственно чем-то и отличает нас от муравьев.
* * *
Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм вы. Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом.
1 Коринф., 3.16.
Когда некто, взявшийся исцелить мою болезнь (известный в своем деле профессионал), усмотрел ее причину в том, что несколько столетий назад какой-то мой дальний предок содеял тяжкий кармический грех, а прошлой весной в результате уже моего собственного неосмотрительного (этически безграмотного) поступка болезнь проявилась во мне (кстати, оба раза экстрасенс точно назвал конкретные факты, действительно имевшие место в прошлом), то прав он оказался почти во всем. Причинно-следственный механизм есть непреложный принцип и условие зарождения любого события (так же, как наличие материи, пространства и времени определило саму возможность существования Вселенной), а кроме того, он является общим законом, лишний раз напоминающим, что у всякой вещи, какую мы в состоянии наблюдать глазами или мыслью, обязательно должна быть своя причина.
Сам закон, разумеется, никто не станет оспаривать, поскольку это – классическая аксиома. Вопрос лишь в том, насколько глубоко врачующему желательно зайти в поисках истинной причины моей болезни, чтобы суметь ее эффективно излечить. Ведь в моем, равно как и в любом другом случае, фактическую или даже очевидную причину болезни (какого-нибудь невроза, аппендицита или просто цепи неудач) можно поискать и найти гораздо ближе. Во-первых, в материальном, а во-вторых, не столь удаляясь во времени. Так поступил бы, к примеру, психоанализ или любой другой подобный ему метод. Но при чем здесь, скажите пожалуйста, средневековые родственники, когда все мыслимые причины и так на виду? К чему забивать себе и другим людям головы вещами, которые, к слову сказать, еще и трудно бывает перепроверить? Приходится доверять на слово, ведь далеко не каждый пациент обладает специфическими способностями своего целителя и в состоянии самостоятельно заглядывать в свое прошлое. И вообще, разве можно кому-либо верить на слово?
Без всякой иронии можно утверждать, что психоанализ причину болезни действительно и довольно проворно отыщет в материальном, а положительный результат его психотерапевтической активности будет предъявлен с такой очевидностью, что его уже совершенно невозможно будет оспорить. Зачем в таком случае было мудрить с ирреальным, кармой и прочими тонкостями якобы духовного плана? Тем более, что сам по себе факт интереса человека к поиску кармической предыстории того или иного события (а его самонадеянные попытки исследовать и “почистить” карму – и подавно) не означает, что он на все сто процентов прав уже в том, что вообще приблизился к этой теме. Что уж говорить о тех в высшей степени наивных и странных (если не употребить более жесткие выражения) методах диагностики и выправления кармы или грехов, как мы их понимаем, которыми любой знахарь бесстрашно орудует!
* * *
Что дальше делает со мной целитель, мне далеко не всегда понятно, ну, кроме того, что настоятельно рекомендует совершить ставший сегодня уже традиционным набор околорелигиозных действий искупительно-покаянного характера, как то: пост, молитва, посещение культовых учреждений и прочее, объясняя, что за всё это мне может быть простится грех моего легкомысленного предка, да и мой собственный, после чего болезнь уйдет сама.
Проходит какое-то время, и однажды я вдруг просыпаюсь совершенно другим человеком… о чудо!… болезнь действительно исчезла. Что это? Результат психотерапии? или самовнушения? – Не только. Для того, чтобы болезнь куда-то ушла, непосредственного общения целителя с больным, когда, собственно, сеанс психотерапии и мог бы состояться, оказывается не требуется. Сегодня, думаю, этим уже никого не удивишь. И не напугаешь. Все магические действия, немного изменив обычную ритуальную схему, можно проделать и за пациента, то есть заочно, не наблюдая его. Вместо него или даже вовсе без его ведома. Так что одними лишь психотерапией и самовнушением феномен чудесных исцелений не объяснишь.
Приходя к магу (это уже к неприятному разговору об ответственности или плате за принятие подобных решений и оккультные процедуры), желательно отдавать себе отчет в том, что с момента, когда мы только помыслили обратиться к кому-то за помощью, болезнь сама уже не может пройти, как бы нам того потом ни захотелось. Мы сами же и не позволяем этому содеяться, поскольку с самого начала (не подозревая об этом) автоматически включили механизмы зависимости нашего превращения от инициатив мага. И, когда процесс излечения будет впоследствии протекать настолько легко и естественно, что начнет казаться, будто он не только был спровоцирован, но и вообще смог произойти исключительно в силу стечения ряда случайных обстоятельств, подгадать которые смертному человеку не под силу, нужно понимать – это целитель изгнал болезнь. А точнее, что это он наколдовал с событийным рядом жизни своего пациента, внеся существенные и, бывает, весьма негативные изменения в его судьбу, что становится заметным, к сожалению, лишь по прошествии какого-то времени. А дальше уже сама судьба и привлекает всевозможные случайности в качестве лекарства от болезни (инструментов исцеления). Ей это удается.
* * *
– Так что же сделал врачеватель и как?
– Вариантов или способов лечения, собственно, не так уж и много. Если отделить от методов магического целительства психотерапию в ее чистом виде, фокусы, а также откровенное шарлатанство, то их, эти методы, условно можно разделить на две основные группы: альтруизм и комбинирование.
В первом случае целитель забирает болезнь себе (или на себя), входя в своего пациента, то есть воплощаясь (растворяясь) в нем, и разделяя таким образом с ним его хворь. Технически это не самый сложный, но тем не менее в высшей степени непопулярный среди современных магов метод, хотя по отношению к больным он со всей очевидностью является безусловно альтруистическим, если не сказать просто – честным. Однако, для самого целителя, как нетрудно догадаться, он есть наиболее тяжелый и опасный способ врачевания, поскольку в этом случае на него тут же перетекает часть негативной кармы пациента или его судьба!
Именно таким “простым” способом, по преданию, исцелял людей Иисус Христос, что, однако, не служит примером для большинства ныне широко практикующих профессиональных магов, по вполне понятным причинам использующих другие, с виду хоть и не менее эффектные, но, конечно, куда как более безопасные по отношению к себе технологии и принципы воздействия на болезнь. Собственно, метод Христа, который лечил не болезни, а именно и только человеков, являет собой буквальное применение к самой жизни и ко всему, с чем в ней приходится сталкиваться, принципа сообщающихся сосудов.
Трудно себе даже представить, сколь колоссальными кармическими ресурсами и душевной глубиной должен обладать целитель, чтобы суметь растворить в себе адресованную другому человеку и непрочитанную тем пока еще информацию, не причиняя ни его, ни своей собственной душе непоправимого ущерба. Не испугаться быть громоотводом может тот, кто либо больше и сильнее молнии, либо сам и есть гроза. В любом случае сделать такое по силам только человеку, уже превратившему свое сознание в открытую систему.
* * *
Нетрудно заметить, что при всем альтруизме целителя, берущего болезнь другого человека себе, подобным действием зомбируется не только больной, но и сам врачующий. Ведь произвольно снимая (пусть даже из самого искреннего человеколюбия) чужую болезнь, врач лишает своего пациента возможности когда-либо прочесть информацию, которая была зашифрована в страдании и адресована персонально ему с какой-то определенной целью.
С другой стороны, взяв предназначенное другому на себя, альтруист этим действием производит недопустимое смешение собственных бумаг, до того момента лежавших у него на столе аккуратной стопкой. В стройное мировоззрение и судьбу врача беспорядочно вставляются, иногда вверх ногами, разрозненные листки из других книг, перегружающие сознание эскулапа ненужной ему информацией о чужих проблемах и затрудняющие спокойное и правильное чтение книги его собственной жизни.
Но и это еще не все. Целитель до конца так и не может уговорить себя, будто бы непроизвольно (как бы случайно) выполнял волю Творца, когда брался пользовать больного, поскольку прекрасно помнит, что сам инициировал процесс лечения. У него ведь имеется диплом, побуждающий искать соответствующую практику, а на двери его кабинета приколота бумажка, на которой расписаны часы приема. Какие уж тут случайности?…
Исключение составляет только та ситуация, когда само по себе целительство является призванием или даром. [Причем прирожденным или приобретенным – неважно, поскольку, отвоевывая для себя дар, впоследствии всегда почему-то выясняется, что он-то и был нам предначертан.] В этом случае всякое сверхъестественное свойство нашей психики и даже сама произвольность наших инициатив может рассматриваться в качестве орудия Бога, а любое проявление паранормальных способностей – как следствие прямого указания (вмешательства) свыше.
Посему собственно нашего участия или действительной инициативы в таких активных подключениях (речь, напомним, идет о превращении судеб других людей) на самом деле нет, даже если нам и кажется, что некоторые решения мы принимаем самостоятельно или, если сказать по-другому, произвольно. Мы – лишь исполнители. А отсюда и ответственность за любые действия и их последствия, проявившиеся в материальном мире через нас, мы не несем.
Моральные аспекты такого весьма смелого утверждения (а здесь, как нетрудно предположить, открывается широкий простор для зарождения всевозможных спекулятивных теорий, неверного и даже злонамеренного истолкования сути сказанного) парапсихоанализ изучать не может, этим обычно занимаются другие дисциплины и институты. Однако в контексте вышесказанного необходимо сказать со всей определенностью, что утверждение “исполнитель освобождается от ответственности” – по форме и содержанию является логически безукоризненным.
Что в данном случае следует понимать под призванием целителя? Для ясности давайте напишем это слово с большой буквы. Итак, когда мы можем говорить об истинном Призвании? – Когда само исцеление (включающее в себя диагностику и собственно лечение) непроизвольно осуществляется человеком прежде, чем он узнаёт о том, что сегодня ему предстоит кого-то лечить. Когда не он выбирает себе пациента. Если приятелю, внезапно позвонившему с просьбой подлечить его захворавшего кота, вы начинаете описывать картину собственного странного недомогания последних двух часов, и она в точности совпадает с симптомами болезни простуженного зверя – значит вы уже какое-то время находитесь с ним в несанкционированной вами (что очень важно) резонансной связи. Ничего специально для этого не делая, вы воплотились в него и стали с ним единой сущностью.
Но самое главное, вам даже не приходится лечить простуду своего пушистого пациента, потому что, пока вы разговариваете по телефону с его хозяином, вдруг выясняется, что он, собственно, уже здоров. Произошло перетекание неясной вам информации, энергии, времени. И вот… все готово. Вы еще никого не начали лечить, а ваш больной уже взбирается по шторам к форточке.
Такая ситуация свидетельствует о том, что вы есть целитель по призванию, поскольку само исцеление со всей очевидностью за вас проделывает Некто другой, призвавший или использовавший вас в данном конкретном случае в качестве даже не своего орудия, а лишь проводника энергий, созидающих те или иные событийные ситуации в материальном мире, смысл (или цель) которых почти всегда от нас скрыт. Означает это также и то, что своих болезней у человека, чье сознание превращено им в открытую Космосу систему, не существует.
* * *
– Может ли человек управлять движением солнца?
– С легкостью, – взявшись за луч его света.
– Могу ли я сделать так, чтобы брызги водопада застыли в воздухе?
– Стань радугой, это совсем нетрудно…
Мало кто рождается, будучи призванным к чему-то. Как правило, человек все-таки сначала сам постигает вещи, впоследствии сообщающие ему свойства или особые психические способности, наблюдая которые в нем, люди говорят, что он родился с призванием, и абсолютно в этом правы. Правы они будут также и в обратном случае, когда не разглядят никакого предначертанного небесами призвания в человеке, если прежде он сам не озаботился тем, чтобы назначить себе таковое. Сознательное (волевое) определение своего призвания, означающее на деле произвольное предпочтение (выбор) собственного прошлого, в парапсихоанализе рассматривается как тонкое искусство творения новой реальности.
Однако не будем отвлекаться. Мы говорили о способах, которыми врач может обезопасить от зомбирования себя. А как быть с заболевшим? Есть только одно средство: прочесть вместе со своим пациентом адресованное ему послание. Теоретически это единственная форма целительства, которую можно рассматривать как незомбирующую обратившегося за помощью. Но, чтобы подобное могло случиться, необходимо сделать так, чтобы момент исцеления не просто совпал с правильным прочтением больным скрытой в его болезни информации, а, собственно, и являлся бы этим прочтением.
Другими словами, факт исцеления должен явиться исполнением предначертанного Провидением события. Можно, конечно, попробовать и здесь обмануть простаков, расписав для них собственный сценарий и разыгрывая всевозможные костюмированные спектакли, что, кстати сказать, совсем нетрудно бывает сделать, поскольку публика именно этого от волшебника и требует, но тому все же не грех помнить, что реально подгадать или рассчитать истинную мистерию Божества самому, то есть за Бога, – теоретически невозможно. Чтобы полное исцеление в самом деле произошло, требуется наличие душевной свободы и психических способностей целителя принципиально иного содержания. Кроме того, необходимо получить свыше или завоевать право произвольно принимать инициативные решения следующего порядка, выражающиеся в умении превращать свое мировоззрение. Целитель должен научиться входить в качественно измененные состояния сознания и вводить своего пациента в раскрывающуюся бездну новой реальности. Вот в чем заключается вторая половина, суть и секрет метода целительства Иисуса Христа или даже, в более широком смысле, технология чудотворения вообще.
Грамотное прочтение послания, которое приходит к нам из вневременья, да еще отправляется на неведомом языке событийности, вовсе не подразумевает скрупулезного изучения нами грамматики диалекта, на котором разговаривает отправитель, что, во-первых, вряд ли возможно, а во-вторых, необходимостью не является. Ведь не препятствует же успешной работе со сложными персональными компьютерами миллионам рядовых пользователей их полное незнакомство с языком компьютерного программирования. Под прочтением в нашем случае следует понимать не разгадывание в принципе непостижимой для человеческого рассудка задачи (буквальное расшифровывание информации), а достижение некоего заведомо непланируемого нами результата или цели, поставленной мало того, что не нами, так еще и прежде, чем мы начали быть.
Необходимость совершения каких-либо действий (исцеляющих больного, например) мы можем прочесть (усмотреть) в самом факте своей болезни. А вот определение конкретных шагов нам придется доверить последующим случайностям, из которых некогда был составлен событийный ряд нашей жизни. Составлен заранее… Тем, Чьей проекцией в любой материальной плоскости мы уже какое-то время являемся. Доверить или делегировать происходящему право подсказывать нам, что сейчас нужно сделать, какие мысли отбросить и куда пойти… Да, вот именно: – довериться случайностям! И своим спонтанным импульсам. Даже не самим импульсам, а собственно спонтанности.
Кстати, если внимательно присмотреться, можно обнаружить, что проекты, над реализацией которых мы бьемся большую часть жизни, в своих результатах, как правило, подразумевают какого-то иного адресата и лично к нам прямого отношения не имеют. Другими словами, всегда и везде, хотим того или нет, мы выступаем в роли исполнителей – проводников Воли неведомого нам Творца, к тому же нимало не ведающих о цели Его предприятия. Ясно ли кому-нибудь из нас, что есть Бог? И как нам в таком случае понимать утверждение древних, будто бы, проживая свою жизнь на Земле, мы исполняем предвечную, неведомую нам, но все же свою собственную трансцендентную волю? Кто мы и что про себя знаем?…
* * *
Каждая личность, рожденная в этом мире, представляет собой нечто особенное, никогда не существовавшее прежде, новое, оригинальное, уникальное. Каждый обязан все время помнить, что никогда прежде на свете не жил никто, подобный ему, и каждый поэтому призван осуществить свою особенную миссию в этом мире.
Мартин Бубер
Полезно научиться воспринимать свою жизнь как исполнение высшего, пусть и не поддающегося дословной расшифровке предназначения, а отсюда и относиться к ней и самим себе соответственно. Если взглянуть на себя и свою жизнь со стороны и на время, но достаточно серьезно (глубоко) погрузиться в психомодель: “…позавчера меня похоронили… того, что недавно было мной, здесь больше нет… как спокойно стало вокруг… мир, оказывается, совсем другой…”, – мы производим таким поворотом ключа в своей психике столь сильное превращение, когда бывает уже совсем нетрудно убедить себя в том, что так оно и есть: жизнь дается нам с определенной целью. Это становится очевидным.
В состоянии разделения (себя), достигая внутренней тишины и отстраненности весьма высокого параметра, многие из нас становятся способны различать вещи, о которых мы сейчас говорим. Они реально их наблюдают или, скажем иначе, входя в измененное состояние сознания, начинают переживать понимание высшего смысла жизни. Причем такое видение сути вещей совершенно конкретно и во многом запоминается. Оно – как прочтение повести, содержание которой можно потом пересказать словами. Само по себе это переживание является результатом внезапного отрезвления или пробуждения сознания.
С подобным знанием мы возвращаемся в обычную жизнь уже совсем с другим настроением. Нам значительно легче становится жить, когда груз ответственности перестает давить на плечи. “Человек буквально и в самом широком смысле никому ничего не должен…”. С этой фразой нужно обращаться с известной осторожностью, ибо с ее помощью можно незаметно себя растлить. Однако стоит отметить, что именно в этой мысли запечатаны шифры не только безошибочности, но и, что немаловажно, безопасности наших шагов, совершаемых, как известно, наобум во время прохождения нами предложенного пути.
Почему ходить приходится наобум? – Да потому, что все мы рождаемся в темноте и беспамятстве. Это – чуть ли не условие воплощения или инициации Духа в материи, в том числе и в нас. Но главное: в освобождении себя по праву (по новому закону) от лишней ответственности заключена быть может сама вероятность свершения нами каких-либо сильных шагов. [Кстати, об условиях и пользовании ключами. Вспомните призыв Христа “оставить отца и мать, дом, жену и детей во имя… и следовать…”. Это ведь тоже своего рода условие вхождения в ирреальное, и при том, согласитесь, условие достаточно трудноисполнимое. Когда же эта фраза дополняется ключом: “…у меня нет и не может быть близкого существа или вещи, безнадежно привязывающей меня к себе, или какой другой причины, способных помешать мне умереть когда захочу, хотя бы и прямо сейчас, потому что все мы одиноки и у каждого свой путь…”, у нас появляется серьезный шанс.]
Идти к невидимой и как бы ненужной нам цели, причем передвигаться быстро, уверенно и безопасно можно лишь в том случае, когда мы окончательно избавляемся пусть на короткое время (парадоксы и уловки парапсихоанализа) от собственных и, как правило, ложных представлений о том, как именно наша цель должна выглядеть, а главное, от фантазирования и всевозможных пожеланий самим себе на этот счет. В таком случае трансцендентная цель начинает рассматривать нас уже как рассудительных исполнителей самой себя. Или как совершенные инструменты самореализации. Или даже в качестве непосредственно самой себя, растворенной в материи! В любом случае теперь она уже сама вынуждена заботиться о том, чтобы как можно скорее и безопаснее приводить нас к себе, используя для этого все доступные ей средства из богатого арсенала мира ирреального. Например, превращая время и реальность. Или переписывая сценарий.
* * *
– Кто лучше других способен сыграть роль совершенного инструмента или проводника божественной воли?
– Человек, чье сознание освободилось от химер. А можно сказать и так: сущность, чье осознание себя поднялось до переживания ею трансцендентного состояния суперэгоцентризма или самообожествления. К этим словам следует отнестись с предельной аккуратностью, как к динамиту и, однако же, со вниманием. Ибо, достигая столь высокого уровня ментальной культуры, а другими словами – восходя на следующую ступень духовной эволюции, человек способен уже не только участвовать в Божественной Мистерии в качестве равноправного партнера Построившему Театр и постоянно Поддерживающему в нем Действие, но и увидеть Творца в зеркале. Наблюдать движение всех событий, предрешенных сценарием Его Пьесы, как исполнение своей единоличной воли! Прозревший оказывается в состоянии распознающего в самом себе центр и первопричину бытия, к которой стянуты нити (судьбы) всех вещей, явлений и самой сути этого мира, поскольку его подлинное Я и все эти вещи отныне (и присно, и во веки веков) – суть одно!
– Зачем же все-таки суперэгоцентризм? Почему так сложно?
– Затем, что это – как раз относительно простая и наиболее безопасная концепция осознания смертным Духовного из всех тех, что еще воспринимаются его рассудком. Она – в известном смысле пограничная, но отнюдь не последняя, а, наоборот, лишь первая, которая предлагает способ и даже саму возможность наблюдать в себе Космос и растворяться в нем. Есть, конечно, и другие модели, но они существуют уже не совсем для людей. Во всяком случае, не для их прагматичного рассудка. Там не работают слова. И уже нет Бога…
Это уникальное, трудноописуемое словами и ни на что не похожее измененное состояние сознания, когда к нам приходит видение (чувствование) себя вещами и событиями, происходящими вокруг нас, является сверхзначимым духовным переживанием, мистическим опытом высшего порядка. Кроме всего прочего, оно ценно еще и тем, что дает человеку первое представление о том, что есть его воля. Мистический опыт ломает вульгарное предположение, до которого смог додуматься наш материалистичный рассудок, придумавший, что воля является произвольностью напряжения мышц ума и челюстей. На самом деле воля есть ни действие, ни даже готовность к действию, но лишь свойство, причем природное, наблюдать действие. Унаследованная власть и естественное право. Способность электрона бежать по орбите есть его природное свойство. Муравью свойственно бездумно тащить в муравейник сосновую иголку, а человеку – стремиться добыть побольше денег. Свойство расширяющегося сознания – становиться Богом…
– Какой смысл смертному стремиться к обретению мистического опыта? Ведь сейчас мы реально живем в таких условиях, когда, по логике вещей, гораздо полезнее для любого из нас было бы хорошенько усвоить правила игры этого мира, а не испытывать на разрыв свою психику, вникая в тонкости законов мира идеального?
– Мистическое переживание чрезвычайно полезно испытать прагматику уже хотя бы за тем, чтобы отрезвиться и именно в этой жизни избавиться от страха призраков и всевозможных комплексов. Чтобы выбросить, наконец, из головы весь тот бред (фантазии и предположения ума), которые он насочинял про загробное существование, небеса, происхождение и предназначение человека. К тому же неплохо бы разобраться с тем, каким образом наша воля проявляется в мире феноменальном (то есть в мире явлений и вещей), в котором мы живем, что называется, “здесь и сейчас”.
Полностью раскрыв свое сознание и пережив хотя бы краткий мистический опыт, всякий человек, вернувшийся в прежнее состояние, перестает втискивать в рамки материального то, что, как он теперь понимает (увидел), может жить только в вечности и, наоборот, экспортировать отсюда что-либо туда. Он прекращает терять время на поиски в этом мире вещей и смыслов, которые не могут ему встретиться здесь по определению, или подступаться к Божественному с аналогиями материального. Проблематично, к примеру, становится говорить о небесной любви, трансцендентности сострадания, духовности общения с ближними, совести и проч., пройдя через переживание ирреального, поскольку, скажем для простоты сравнения, в том пространстве не то что многих, а даже и двух людей нет и быть не может, но только единое. Кого любить, кому сострадать, какое может быть общение, когда никого рядом нет?! Но самое главное, в вечности нет причин что-либо от чего-либо спасать, поскольку нет более опасности!
* * *
Переживание мистического опыта дарит нам дополнительные степени свободы и массу лишнего времени, чтобы мы могли начать жить. А кроме того, мы сохраняем для себя силы и саму возможность что-либо в этой жизни творить, ведь мы больше не пытаемся демонстрировать ни самим себе, ни кому-либо еще свою волю, поскольку отныне понимаем, что ни одно живое существо не обладает ею, если оно не приблизилось к осознаванию себя проекцией Божества в материальном и отождествлению себя с Ним.
Тот, Кто только что был в общении с Самими Собой, а стало быть, наблюдал и Свою Волю, вернувшись в пространство, где течет время, перестает обладать ею [в полноте]. Однако вместе с тем, он не может забыть, что она есть такое и во что он должен вернуться, чтобы вновь начать волить. Кроме того, целый ряд его собственных природных свойств меняет характеристики. В частности, ему теперь почему-то не удается обмануть себя утверждением, что ему так уж и неизвестно, как чувствует себя некий г-н N. из Новгорода, которого он никогда в жизни не видел и вообще не знает, кто это такой, но о здоровье которого сейчас беспокоится их общий знакомый. Или яблоня все у того же N. на даче – не нужно ли ее срочно от чего-нибудь полечить?
Что значит – “такое невозможно узнать”? Ведь переживший мистический опыт недавно еще был всем. И этим самым господином из Новгорода, и фруктовым деревом в его саду. Продолжает оставаться ими и сейчас! И еще много чем другим. Да всем! Единственное, чем он точно перестал быть, так это [прежним] собой. Вот почему, как только задается какой-нибудь вопрос (кем угодно, хотя бы и героем фантастического романа, который он сейчас держит в руках или им самим), ему теперь достаточно лишь взглянуть на первую попавшуюся, лежащую на поверхности собственную мысль, чтобы узнать ответ. О чем, к примеру, размышляет сейчас г-н N., или понять, как чувствует себя яблоня в его саду, и быстро сообразить, о чем ему самому в эту минуту стоит подумать еще, чтобы пораненный ствол у дерева зажил еще вчера (!), или скорее подул ветер и стряхнул снег, а не то сегодня ночью ветви яблони сломаются под его тяжестью, ведь будет сильный снегопад.
Пережив мистический опыт, человек вообще получает первое точное представление о чем-либо в своей жизни. В частности, о том, к каким вещам ему имеет смысл стремиться и приближаться, а к каким – нет. Что нужно знать и помнить, а чем без всякого ущерба для себя можно и пренебречь. Причем даже в том случае, когда окружающие нас люди все поголовно вовлечены в какую-то модную игру и призывают вас также присоединиться к решению этого бессмысленного ребуса. Мы получаем в руки критерии и власть быть свободными… от самих себя.
* * *
Театр (продолжение)
Да, нас всегда двое! Причем кто-то из нас еще и постоянно болтает. Вот ведь ужас! Но, что хуже всего, со временем мы окончательно перестаем обращать на это внимание и даже начинаем путать маску с самим собой. А грим на лице называть человеческим именем. Когда кто-нибудь зовет меня, вместе со мной встает и идет моя маска. Она приходит к тому, кто произнес мое, нет погодите… ее имя, и начинает беседовать с позвавшим ее нарисованным лицом. С другой стороны, когда мне хочется поговорить с любимым человеком и я с сердечным приветом обращаюсь к нему, ко мне вдруг приближается его маска. Возможно, он и сам ко мне подходит, но точно я этого не знаю, поскольку его самого видеть не могу, но только его маску. Так что на самом деле мне так до конца и непонятно, а пришел ли ко мне еще и он, вместе со своей маской, или она пожаловала одна. Все это – нормально, мы ведь даже спим в костюмах, не раздеваясь. А спим мы всегда…
* * *
На этой сцене жизнь актера проходит мало того, что на людях, так еще почему-то и во сне. В обмороке и одновременно в самой гуще событий, в коллективе. В суете толпы. Артист Театра не успевает за свою недолгую карьеру проснуться и о чем-нибудь подумать, во всяком случае пока он занят игрой с партнерами. А что вы хотите, мы все приглашены в труппу, а в команде думать не полагается, да просто и не получится – здесь всё и за всех решает Тренер. Командный дух – это замечательно, особенно если тебе предлагается сыграть на сцене в футбол, но он совершенно не позволяет принять независимое решение или проявить силу воли, когда в этом появляется необходимость. Так что актеры в массе своей никаких решений и не принимают, а что такое одиночество, они просто не знают. Вот почему они боятся его даже больше, чем увольнения. А ведь закон Театра прост и категоричен: если до конца охоты артист успел разыскать сам, полагаясь исключительно на свой ум, Режиссера (администрацию, Автора Пьесы или Директора – неважно, все эти должности в Театре совмещает одно лицо) и убедил его в том, что актер вполне в состоянии исполнять и другие роли, кроме той, которую только что завалил, можно считать, ему крупно повезло. Нет? – очень жаль. Стремящихся попасть в Театр – много, а воздуха и места на сцене – мало…
Как правило, актеры получают первое уведомление о предстоящем увольнении за несколько дней. И, как кажется, это дает возможность каким-то образом к нему подготовиться, если, конечно, уметь правильно читать приметы и вообще не быть слишком рассеянными. Но что пользы от предупреждений, если противостоять самой охоте, особенно когда она уже вовсю идет, практически невозможно?! Вот если бы узнавать за месяц и поточнее – в какой форме и когда та свершится… Хотя какая разница… Все эти узнавания подробностей и суета также не помогают…
Единственное, что уже впоследствии рассказывают потрясенные очевидцы, оказавшиеся в момент охоты где-то поблизости и весь тот ужас наблюдавшие, это то, что произошла трагическая и нелепая случайность, роковое стечение обстоятельств, предвидеть, а тем более избежать которые не дано даже заслуженному артисту. Очевидно поэтому охоту когда-то и прозвали Божественной, ибо только Божественное невозможно оспорить. И уж если где-то там наверху созрела мысль бросаться в несчастного актера молниями, результат такой затеи заранее предрешен. Он известен всем, даже маленьким детям артистов, и наводит суеверный ужас на всех обитателей Театра именно своей неотвратимостью. Воистину, тут и задумаешься: что лучше? – иметь дар предчувствования и видеть приближение брошенного в тебя копья, но при этом быть совершенно неспособным отойти в сторону (как во сне, когда ты вдруг не можешь сдвинуться с места, чтобы уйти от погони), или без всяких предисловий осознать себя уже выброшенным за ворота Театра? Внезапно, без особой эстетики, зато и без лишних нервов.
* * *
Так кто же эти люди, способные предвидеть и перекраивать по своему разумению сюжет Пьесы, написанной неведомо кем и когда? В каком театральном вузе их обучили этому ремеслу и что им смогли там рассказать такого, что сегодня они имеют страшную власть отводить от себя или от своих друзей царскую охоту? А что, кстати, значит отвести Божественную охоту? Как это вообще можно изменить предначертанное? Тогда ведь, по идее, речь уж лучше повести не о том, как помогать мишени уворачиваться от стрелы, пущенной Лучником, меткость Которого обессмысливает всякую попытку защищаться, а о чем-то совсем другом.
Заговорить скорее всего придется об умении прекращать охоту вовсе. Не предотвращать, поскольку для этого требуется способность ее предвидеть (что умеют немногие), а именно обрывать охоту, зная, что она уже идет! Прекратить же ее можно лишь задним числом, потому как, если в сценарии сказано: “…актера N. после его реплики: “…все законы соблюдал и ничего плохого в своей жизни никому не сделал…” поражает молния…”, можно не сомневаться – шаровая молния на сцену неведомо откуда прилетит и этого праведного артиста убьет. Причем сожжет его одного. Никого другого не заденет. И сожжет даже в том случае, если несчастного кто-то за полчаса предупредит и тот, желая себя обезопасить, соорудит вокруг себя забор из громоотводов. В этом Театре молнии почему-то не промахиваются. Прекратить же что-либо задним числом из намеченного в сценарии на практике означает вымарать из него пару страниц, а точнее – переписать их так, чтобы про молнию и ошибку в игре актера в сценарии изначально не было сказано ни слова. Вот так, ни больше, ни меньше.
Колдуны, всевозможные ясновидящие и экзорсисты, целители, экстрасенсы и гадатели в любом театре водятся в огромном количестве, – должно быть, сцена к этому располагает, – и со временем мы как-то даже ко всем этим чародеям и волшебству привыкли. Процедура изгнания дьявола или исцеления от врожденной слепоты сегодня стала уже чем-то заурядным, вроде полета в космос. Кого этим удивишь? Теперь таким вещам за три месяца обучают кого угодно, выдавая соответствующий диплом, гарантирующий доходную практику. Однако же вот появились над сценой еще и какие-то осветители, обладающие властью сбивать Божественную охоту со следа, о которых раньше почему-то не было слышно. Кто они такие? Кто их видел? А может быть эти осветители здесь были всегда, только прежде о них не говорили?
* * *
В чем трудность восприятия Божественной охоты и феномена вроде того, что в жизни можно что-либо прекратить задним числом? – Одна из многих проблем понимания этих и в самом деле непростых вещей заключается в том, что Автор не имеет привычки докладывать кому бы то ни было, в котором часу и с каким оружием Он намеревается пройтись сегодня вечером по этажам центрального корпуса театрального общежития и навести там порядок. Почему, собственно, каждый Его визит являет собой сюрприз даже для тех, кто к этому себя специально подготавливает. Фактор внезапности – сильная штука. Но на самом деле точной информацией про то, когда конкретно и в какой форме разразится охота, можно ведь спокойно и пренебречь. Это, оказывается, не главное. Гораздо важнее узнать, почему или зачем Режиссер санкционировал охоту! На что Он так взъелся? Чего хочет от человека? Без обретения ясности в этом вопросе совершенно невозможно противостоять судьбе. Зато, когда мотивы необъяснимой суровости Автора Пьесы проясняются, остается сущая малость – слегка поработать над технологиями. Может быть это и непросто, но, во всяком случае, уже не тупик.
Само собой разумеется, что в отличие от любого актера Театра (не имевшего возможность прочитать сценарий) Режиссер Спектакля знает наверное, зачем охота должна случиться. Он прекрасно сознает, какую смысловую нагрузку она несет в общей сюжетной линии Спектакля. На чем это отразится. Кто еще будет вовлечен в эту сцену. И многое, многое другое. Понятно, что само по себе убийство уже и так насмерть перепуганного актера настолько тривиально, что никак не может служить конечной целью, а тем более развлечением для Автора Действа. Он, слава Богу, не садист, не амбициозен, не обидчив и отнюдь не азартен – боевые трофеи ему не нужны. Весь Театр – Его игрушка, чего уж большего Он может желать!
Дело в другом. Выпускающему Спектакль (еще одна производственная функция Режиссера) всегда доподлинно известны скрытые глубоко во времени корни каждого неточного жеста или слова, произнесенного тем или иным актером в стенах Его Театра. Тот, кто видит истинные причины происходящего, наблюдает и суть явлений, а, стало быть, знает, чем дело закончится. Каков будет финал. Вот почему Режиссер моментально, без всякого калькулятора определяет в уме сроки, форму и масштаб разрушений, неминуемо последующих за плохой игрой невнимательного актера. Он просчитывает сумму ущерба, соображая, по карману ли она Ему или может быть дешевле будет переделать всю мизансцену, просто переиграв испорченный эпизод и произведя лишь незначительные замены в творческом составе. Нетрудно заметить, что задача Выпускающего по существу сводится к тому, чтобы гарантировать невидимому Зрителю, купившему билет и давно уже сидящему в зале, что действие на сцене нашего (?), да нет, скорее все-таки Его Театра будет продолжаться, как обещано в программке, до позднего вечера, то есть вечно и без каких бы то ни было сюрпризов.
Режиссер, конечно же, ни при каком раскладе не допустит творческого и финансового банкротства своего Театра, серьезного пожара на сцене или сколько-нибудь опасной эпидемии, способной пожрать его актеров и декорации, после чего Театр уже точно придется закрывать. Он в принципе не может этого сделать, даже если бы и захотел. Таково свойство самого Режиссера (в чем-то, оказывается, и Он ограничен).
Странная вдруг пришла мысль: а ведь прекратить охоту уж наверное может только Тот, кто ее и затеял, если Ему становится очевидной ее неактуальность...
Продолжение следует.
* * *
В действительности нет двух “я”, двух независимых и обособленных существ. Есть только Я, которое проявляется на разных уровнях сознательности и самопостижения. Отражение кажется самосущим, но в действительности не имеет собственной субстанциальности. Иными словами, это не новый, другой свет, а проекция источника света.
Роберто Ассаджоли
Коль скоро мы живем, то и постоянно творим реальность тем, что уже наблюдаем ее. Одни из нас видят ее без всякого труда, в то время как другие, увлеченные чтением газет, не в состоянии отвлечься и обратить на нее немного внимания, хотя именно о ней-то они все время и пытаются прочесть в своих газетах. Одним словом, эти другие ничего не творят, потому что ничего и не наблюдают – они заняты чтением. Поэтому они и не живут, хотя говорят и двигаются. Их невозможно трудно да и незачем лечить. Мертвых – хоронят.
– Интересно, а что легче: читать газету или творить реальность?
– Легче быть человеком, чем не жить. Парадокс…
Наблюдать что-либо можно только откуда-то со стороны, то есть предварительно отстранившись от того, за чем мы решили наблюдать. Однако в парапсихоанализе и это нехитрое действо неимоверно усложняется тем обстоятельством, что “наблюдать” в нем вовсе не значит буквально “смотреть глазами”. Во всяком случае наблюдение затевается не с целью что-либо разглядеть. А кроме того, совершенно непонятно, как можно начать что-либо видеть, войдя в состояние не просто глубокого, а экстремального или абсолютного покоя, то есть полной остановки и отстраненности, в том числе и, главным образом, от самого себя. Да любой нормальный человек, достигший этого порога, тут же засыпает и, если что-нибудь и видит, так только сны! Интрига парапсихоанализа кроется в том, что он как раз – не снотворное, а будильник, и его задача – разделить себя на наблюдающего и то, за чем проснувшееся сознание становится способным наблюдать.
Первый раз мне настоятельно предложили посмотреть на себя со стороны, когда я еще и в школу не ходил. Мне было тогда, если не ошибаюсь, три года от роду. Должно быть, что-то натворил. Не помню. Зачем же сейчас понадобилось с таким серьезным выражением на лице городить огород и напускать дыма, если разговор идет об элементарных вещах, понятных и детям? А действительно ли это такое простое занятие – смотреть на себя со стороны? Все дело в том, что понимать под этим “со стороны”. Можно увидеть собственное отражение в зеркале или, перестав прислушиваться к болтовне сослуживцев и слегка задумавшись, сладко пофантазировать, любуясь собой, а потом взять и выдать все это за “посмотреть на себя со стороны”. Но ведь это – совсем не то, что нам нужно. Необходимо реально разделить себя на два разных по своей природе существа, и предоставить одному из них возможность какое-то время наблюдать за другим буквально со стороны, извне, чтобы все было по-честному (то есть объективно). Интересно, что тогда случится?
А здесь и начинают происходить всякие странности. Только нам удалось разделиться в самих себе, как тут же выясняется, что одному из этих двоих, – тому, кто стал наблюдающим, – решительно никакого дела нет до того второго субъекта, за кем, собственно, его поставили наблюдать. Здесь, казалось бы, можно порадоваться, ибо вот он – долгожданный образец холодной беспристрастности. Вожделенная объективность. Наконец-то нашелся кто-то идеально непредвзятый! Вот подождите, он сейчас внимательно посмотрит на свое отражение – и мы о себе такое узнаем!… Однако, увы, наши восторги преждевременны: коль скоро объект наблюдения стал этому новорожденному супернаблюдателю безразличен, – он и вряд ли кого-либо пожелает наблюдать. Вполне логично. Как его заставишь, если не хочет? Он вас не послушает. Воздействовать на него силой воли или убеждением? – Поздно, это уже стало невозможно, потому что теперь он сделался для вас недосягаемым: первого, равно как и второго существа, реально не существует… если рядом кто-то есть, решающий, что этим двоим. Стоит и подглядывает… – Вы. Ведь сказано же было: двое, а не трое. Вы там лишний.
* * *
– Что же получается? Не разделившись, нам наблюдать за собой нельзя – это еще понятно. Разделение произошло, но легче нам все равно не становится, потому что наблюдение по-прежнему остается невозможным. В чем разгадка этих головоломок?
– Давайте по порядку. Задача, решаемая с помощью парапсихоанализа, формулируется как расслоение в себе несвободного психического существа для обретения им некоего исходного состояния, откуда оно могло бы отправиться в ирреальное путешествие к целям… которые не успело обозначить или… забыло это сделать. Поехали дальше. Технологию отстраненного наблюдения проще описать как сконцентрированное намерение наблюдать себя, способное в высшем градусе самоограничения этого самого намерения естественным образом преодолевать пограничные заграждения разумного и живого, когда вокруг уже начинает светиться и густеть стеклянная плазма времени; когда пространство желаний, искривляясь, сжимается и закольцовывается; а прозрачная ткань тонкого ментального тела рвется… при условии, разумеется, что подглядывание [третьим существом] прекратилось.
Такое странное самонаблюдение без всякого зеркала, да еще с закрытыми глазами, как это ни парадоксально, единственно и способно осуществлять разделение душевного существа на два самостоятельно и полностью автономно “живущих”, быстро удаляющихся друг от друга разнокачественных сегмента некогда единой сущности. Однако, вот что примечательно: сама процедура разделения, равно как и другие техники, подобные ей, хоть и рассматриваются парапсихоанализом в качестве непременного технологического компонента синтетического процесса превращения реальности, тем не менее используются в нем лишь в качестве повода – чтобы отстраниться. Через разделение в себе материи и духа – отстраниться от самого себя и всего того, что мешает спокойному ожиданию… предложенного, а дождавшись, легко (играя) выбрать нужного себя и войти по праву в новую ситуацию (позицию)! Мы метим красным шаром в желтый с намерением отыскать в лузе черный. Даже если на нашем бильярдном столе черных шаров до нас отродясь никто и никогда не видел. Если до сих пор никакого черного цвета просто еще не существовало! Даже и слова такого не было… Ничего страшного – давайте подождем: здесь (в пространстве анонимного и бездеятельного творчества) всякое может случиться…
– Коль скоро парапсихоанализ призывает уже и вовсе ни на что не смотреть, чтобы лучше видеть, остается непонятным, что вообще он, в таком случае, собрался анализировать, а главное – как?!
– Сильный вопрос. Начнем издали. Во-первых, анализировать можно не только видимое, но и то, что пока не имеет причины своего появления и посему не проявилось еще в нашей реальности. Отсюда вытекает, что наблюдать подобные вещи нужно не для того, чтобы их исследовать, а с тем, чтобы их еще только породить. Делать это, как правило, приходится способом, который даже отдаленно не напоминает разглядывание предметов или размышление о них.
И во-вторых, парапсихоанализ отнюдь не отказывается от наблюдения себя. [Кого же еще можно наблюдать и чем вообще остается заниматься, как не смотреть в зеркало, входя в парапсихоанализ? Не забывайте, последний исповедует одну единственную религию – суперэгоцентризм!] Искусство отстраненного наблюдения себя как раз и составляет содержание этого метода сверхконцентрации сознания (опять-таки на самом себе – на наблюдателе).
Давайте все же точнее определимся, что именно мы разумеем под “наблюдением”. Только что была описана модель, почти полностью отвечающая требованиям теоретически чистого “наблюдения себя со стороны”. К ней можно приплюсовать ставший сегодня очевидным факт, что достижение произвольно измененных состояний сознания или психики, спонтанно провоцирующих разделение мыслящего существа, редкостью или чем-то невообразимо сложным отнюдь не является. Однако, что это дает? Наша история с подглядыванием за собой со стороны чем закончилась – помните?
Пора, наконец, сказать главное. Как ни странно, при том, что наши попытки разглядеть себя крупным планом со стороны завершились чуть ли не полным фиаско (напомним, персонаж, приобретший способной наблюдать себя со стороны, наотрез отказался смотреть на что-либо), у нас на руках все же имеется результат и какой (!): тот, за кем мы безуспешно (?!) пытались наблюдать, пусть даже мы его и не увидели, в итоге оказался превращенным! Свойства, которые мы хотели ему сообщить, зачем собственно и пошли на этот рискованный эксперимент, неведомо откуда, когда и каким образом в него перетекли. А поскольку разделенные существа подолгу в этом качестве пребывать не могут (они непременно опять сливаются вместе, “возвращая мне меня”), стало быть то, что мы называем “свойствами кого-то одного из них”, автоматически означает “мои свойства”.
Самое интересное заключается в том, что в момент, когда волшебное таинство превращения пресуществлялось, – давайте будем честны и вспомним, – мы еще не знали, чего в точности хотели. То есть мы еще не могли тогда знать, какие именно свойства нам стоило бы себе заказать. Мы ничего не загадывали и не выбирали. Кто-то решил этот вопрос за нас. Нашей понятно формулируемой целью было просто издали за собой понаблюдать. И всё! А сейчас наш рассудок лишь задним числом мудрствует, как и зачем человек может захотеть наблюдать себя со стороны. И фантазирует – при соблюдении каких условий нам это удается? Впрочем, на вопрос “зачем?” циничный ум ответ находит быстро: – новые свойства…
А свойства, как вы понимаете, могут быть самыми разными. Умение предотвратить прошлогоднюю (!) железнодорожную катастрофу в Пакистане или перенести на другое время в менее населенный уголок земного шара страшное извержения сицилийского вулкана – это не просто исключительная способность или фиксируемый во времени поступок уникальной личности, а проявление пусть весьма специфического и может быть даже преходящего, но тем не менее ее личного и безусловно благоприобретенного природного свойства, переживаемого ею в результате качественного изменения уровня (состояния) ее сознания.
Продолжим список: умение считать точную информацию, спрятанную под замок; провести мимо какого-нибудь города эпидемию гриппа или, наоборот, доставить ее именно туда и никуда больше; сделать так, чтобы огромная аудитория, слушающая сейчас по радио транслируемую на всю страну передачу, поняла ее содержание совсем не так, как было задумано ее авторами, а как того хочет некто, “наблюдающий ситуацию (себя как ситуацию) со стороны”: – это всё про то же. Да, перечисленные свойства, плохие они или хорошие, есть то, что можно на себя надеть или “разглядеть” в самом себе в момент отстраненного наблюдения… и изменения… кого? – А что можно рассматривать и превращать в этом мире? Разве есть варианты?
Немалая психологическая трудность созерцания “не глазами” состоит еще и в том, что мы не можем подглядеть непосредственно сам процесс превращения событийности или себя в реальном масштабе времени. Вот почему описываемые в этой книге несколько странные действия назвать наблюдением мы, конечно, можем – парапсихоанализ, во всяком случае, именно так и поступает, – но исключительно оглядываясь на результат, а не на этимологию (традиционное толкование значений) этого слова. Так же, как и последней части в словосочетании “парапсихоанализ” все тот же результат опять-таки задним числом сообщает особый и неожиданный смысл – “наблюдать родившееся в результате его осознавания”.
Здесь мы уже вплотную подходим к тому, что, собственно, является практическим методом парапсихоанализа – к трансмедитации (от лат. trans – “за, через, сквозь” и meditatio – “размышление”). Когда приходится шагать за грань возможного и мыслимого, это бывает проще сделать, если нам удается из самой обычной ситуации изъять какой-нибудь столь же обычный, но непременный ее компонент. Например – время. Уберите только его из любого действия, которое мы привычно и помногу раз в день производим (думаем, смеемся, принимаем решения, гладим белье, сочиняем музыку, лечим по телефону рак, худеем… да все, что угодно), и мы сможем прикоснуться к ирреальному.
* * *
Человек, творящий новую реальность, не может этого замыслить заранее и сделать все необходимое произвольно в точном значении этого слова, то есть своими силами и по собственному капризу, хотя у него и создается ощущение, что это именно он принимал все свои решения и самостоятельно направлял процесс. Увы, это – внешний маскарад на мало что значащей вершине айсберга, спрятавшегося глубоко под водой. Кто волен творить, тот и принимает решения. Человек лишь может подойти к границе, за которой начинается творчество, но сам он творить не в состоянии. Однако он может наблюдать этот процесс, несколько превратив, правда, для этого свою природу.
Ничего удивительного нет в том, что выдающихся суперэгоцентриков многие из нас воспринимают как существ, от рождения наделенных исключительной, непостижимой и даже божественной властью. Мы автоматически дистанцируем себя от таких людей, расставляем их портреты в красных углах, не отдавая при этом себе отчет, что почти все атрибуты так называемой сверхъестественной воли или власти заключены и передаются этим существам через ощущение ими себя центром мироздания и точкой отсчета другого (нового) времени. Чем они нас потрясают, так это тем, что имеют очевидное (для нас) право на все свои чудесные свойства. А, если копнуть поглубже, они потрясают нас своим умением наблюдать “волшебные” свойства в самих себе и, как они рассказывают, во всех остальных без исключения людях тоже.
Описанные состояния, уровень понимания сути вещей или, проще говоря, особое мировоззрение никому и никогда не дается даром некоей, где-то в недосягаемых небесах обитающей, высшей силой. Оно является продуктом исключительно внутреннего и глубоко осознанного предпочтения самой личности. При этом лишь некоторое значение имеет предыдущий опыт или карма индивидуума. Именно “некоторое”, поскольку наблюдающий, во-первых, обладает реальной возможностью изменить и даже полностью сжечь свое прошлое, а во-вторых, все ступени, которые вставший на путь восхождения к ирреальному обязан пройти самостоятельно, ему придется пройти в течение одной – этой своей жизни. Вот почему решающее значение имеет темп прохождения дистанции, а не наследство прошлых жизней. И да – это не шутка: суперэгоцентрик сам решает (произвольно выбирает), какое прошлое у него было.
Далеко не первым, но, безусловно, одним из ярчайших суперэгоцентриков в истории новой цивилизации был Иисус Христос. (Не будем здесь касаться вопроса создания мифологизированных образов. В нашем случае это не имеет значения.) Вспомним, как Он ответил своим ученикам, исцеляя слепого, на вопрос “почему тот слеп, за грех ли родителей или за собственный?” (Евангелие от Иоанна, гл. 9) Иисус сказал, что причиной слепоты того человека являются не грехи вообще, его или его родителей, а уготованность того, чему сейчас должно свершиться.
Слепому была назначена болезнь, чтобы было зачем ему стремиться (желать) встретиться с Христом: чтобы в точке их пересечения исполнилось предначертанное… Важен был, и в итоге сыграл решающую (исцеляющую) роль, сам факт их встречи, а вовсе не врачебное искусство Христа, список технологий, инструментарий лечения или детальный психоанализ кармических причин слепоты. Иисус просто читал (то есть созерцал разворачивающийся во времени) сценарий событийного целыми страницами, а мелкие и суетные подробности, такие как медицинский диагноз, предосудительные штрихи в поведении родителей, карма самого больного и проч., Его не интересовали в принципе.
Именно так можно описать хрестоматийную позицию (точку саморефлексии) суперэгоцентрика. Ее отличает полное освобождение человеком своего сознания от заземленности на чем бы то ни было и раскрытие им собственного психического существа навстречу миру идеальному (суперреальности Ничто). Прорвать же границу материи сознание оказывается способным лишь в сильно измененном состоянии, будучи особым образом сорганизованным, то есть сконцентрированным с одной стороны на самом себе и одновременно устремленным из микрокосма души вовне, навстречу ирреальному Ничто. Сознание суперэгоцентрика должно потерять прежнюю индивидуальность и быть превращено в открытую систему общения человека с его же собственным трансцендентным Духом. Наблюдать, верить и творить… Все эти понятия в парапсихоанализе – суть одно.
* * *
…а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской…
Евангелие от Матфея, 18. 6.
Вторая и, к сожалению, наиболее многочисленная группа целителей или методов целительства, заполнившая нишу, определяемую парапсихоанализом термином “комбинирование”, отличается от только что описанной (условно называемой “альтруистической”) главным образом тем, что на деле она более заинтересована в исчезновении симптомов, нежели собственно болезни. Отсюда должно стать ясно, что целитель из этой когорты вообще не заинтересован в выздоровлении человека, потому что он элементарно не в курсе, что бы это могло значить.
Даже если бы вдруг комбинатор и захотел бескорыстно помочь своему ближнему, увы, он не сможет этого сделать, потому что понятия не имеет о том, что такое болезнь, зачем она приходит к человеку и как с ней нужно бороться, если, конечно, мы соглашаемся с тем, что бороться необходимо именно с ней. Природа всех этих прискорбных недоразумений заключается в том, что манипулятор, работающий исключительно на примитивном уровне явлений, причин и следствий, образующихся заведомо и только в материальных средах и во времени, даже против своей воли обречен грубейшим образом смешивать болезнь с ее симптомами.
Увы, ситуация, когда врачующий видит свою задачу лишь в том, чтобы залечить недуг и за деньги или из жалости избавить от страданий несчастного, свалившегося с лестницы, чем-то напоминает смазывание йодом синяка на ноге в месте, где она сломана, вместо того, чтобы предпринимать какие-либо усилия по сращению кости. И все дело, видите ли, в том, что слово “перелом” в этой компании эскулапов произносить почему-то не принято.
Проблема заключается не в том, что больного в итоге вообще никто не желает лечить, а как раз в обратном: его с готовностью принимает и начинает пользовать множество профессионалов. И что же с ним происходит в этом случае? Плохого не так уж и много, кроме того, что канал связи “человек – ирреальное” у него неизбежно закрывается. Вот они – ножницы. С одной стороны, глупо не пойти к дантисту, когда разболелся зуб, – это уже просто какая-то дикость, – а с другой стороны автоматически срабатывает программа, зомбирующая сознание обращающегося за помощью (бумерангом, впрочем, зомбируется и сам врачующий, но это уже другая тема).
Жизнь постоянно вынуждает нас идти на компромиссы. При этом мы всегда что-то теряем. Исключение составляют разве что ситуации, когда мы хорошо осознаем суть происходящего и просчитываем все варианты. Каждую свою инициативу. Когда мы готовы ко всему, но не выбираем, а отказываемся от всего в пользу случайного. Мы спокойно согласны с тем, что можем и проиграть. Впрочем, нам же нечего проигрывать. У нас ведь ничего нет. Нас самих нет. [Вот они – игольныя уши из св. Писания…]
* * *
Как правило, семена автозомбирования начинают активно прорастать именно тогда, когда причина болезни к обоюдному согласию сторон начинает произвольно трактоваться в удобном для целителя и пациента ключе и проговаривается в легко усваиваемой форме. Истинное содержание, заложенное в болезнь, при этом не просто грубо искажается, а и вовсе подменяется, что, к сожалению, опять-таки устраивает обоих, поскольку общая картина рисуется врачом только в доступных ему самому и в знакомых, эстетически выдержанных образах, точно соответствующих психологии, стилистике, интеллектуальным и психическим возможностям восприятия пациента.
Информация, заложенная в страдании, в итоге остается вообще никем не востребованной и, соответственно, не воспринятой. Отданная на расшифровку прагматичному уму, который по определению не может понимать ирреального смысла вещей, она прочитывается им быстро, но весьма однобоко. Как правило, актуальный ум исходит лишь из соображений материальной необходимости. Другими словами, он стремится как можно скорее найти выход, то есть хоть какое-нибудь суррогатное средство, позволяющее перестать испытывать физическую боль. Начинается внимательное изучение видимых симптомов болезни, измеряются температура тела и давление, скрупулезно исследуются кровь и содержание снов, огромное значение приобретают слова, жесты и интонация исцеляющего. Рекомендуются всевозможные обеты, кровопускания и посты, а также разнообразные жертвоприношения. Затеваются промывание желудка и строительство храмов. В ход идет массированная психотерапия…
…А можно ли всё-таки как-то исхитриться и расшифровать смысл болезни, то есть перевести ее содержание на понятный человеку язык?
Теоретически – да. Но зачем нужно буквально расшифровывать знаковую систему, язык которой впрямую не читается как раз потому, что и не должен читаться? Точная информация, заложенная в болезнь, переведенная на вербальный язык, не имеет для заболевшего абсолютно никакого значения. Во-первых, всё это довольно сложно и длинно, здесь может обнаружиться огромное количество причинно-следственных цепочек, а во-вторых, настоящий адресат заложенного в болезнь сообщения – вовсе не тот человек, кто ею в настоящий момент болеет, или, скажем так, не только он!
Неумно человеку задаваться вопросами о вещах, до которых ему, если вдуматься, нет дела. Какой прок смертному знать промысел Божий? Так ли уж ему интересно знать, что имелось в виду, когда задумывалось то или зачем свершалось это? В большинстве случаев мы не можем испытывать даже любопытства касательно этих вещей, поскольку не догадываемся, о чем идет речь.
Никто и ничто, впрочем, не препятствует обыкновенному человеку превратить себя и сделаться сверхчеловеком (вернуться в состояние предвечного Духа). Вот тогда – другое дело. В этом случае чтение собственного промысла безусловно приобретает для проснувшегося определенный смысл, хотя бы в качестве некоей рефлексии. По крайней мере оно будет для него естественным и логичным, да и просто возможным, потому что отныне это – Его промысел. Поразительно, целые тысячелетия на Земле существуют серьезные институты, которые зачем-то специализируются на толковании того, что буквальной расшифровке не подлежит в принципе. Воистину, возникает спрос – неизбежно появляется и предложение.
* * *
Блажен сожалеющий о том, чего и не должно было с ним случиться…
Когда мы оказываемся не в состоянии распознать в болезни достаточно простой знак остановиться и изменить направление наших мыслей, а вместо этого пускаемся на поиски “квалифицированных” переводчиков, которые якобы способны довести до нашего ума подлинное содержание наших болезней, это еще не говорит о том, что мы нарочно отказываемся понимать истинный смысл этих посланий. Просто мы не знаем, как это делается. Так во всяком случае мы себе говорим. На самом же деле не требуется быть семи пядей во лбу, чтобы здесь и сейчас разобраться с этим вопросом окончательно.
Любое сообщение свыше приходит к нам на языке, единственно на этот момент нам понятном, поскольку посылается оно нами же. Никто другой и ничто другое его послать нам не может, потому что никого на этом свете, кроме нас, больше нет. Во всяком случае никому другому мы не нужны. Не потому, что мир такой уж черствый и неотзывчивый. Просто вне нас не существует ничего, даже Бога. Вот почему содержание случайных посланий с непривычки читать что-либо подобное кому-то и кажется сложным, ведь для его понимания приходится просыпаться и подниматься над собой. Однако, можно не сомневаться: оно всегда доступно для восприятия нашим рассудком при наличии, разумеется, соответствующих интереса и умения читать приметы. Всякое письмо, идущее по этой почте, рассчитано на интеллектуальные и душевные ресурсы конкретного адресата, ибо приходит оно из зеркала. Оно равно нам. Была бы добрая воля вникать и прислушиваться.
Наше отражение, что отправляет нам из внематериального свое послание, не хочет, да и не может пожелать себя же – существо, временно сосланное в материю, – запутать. На Него это непохоже и было бы для Него как-то уж слишком странно, ведь эзотерическая логика, по законам которой Оно живет, – вещь значительно более жесткая, чем та, которой мы обходимся в повседневной жизни, растягивая ее как захотим. Однако здесь мы и сталкиваемся с занятной проблемой. Не сказать, чтобы с парадоксом… Ведь то неспокойное состояние сознания, когда, вконец осуетившись и крепко уснув (!), мы становимся неспособными что-либо ясно видеть (читать, например, трансцендентный смысл происходящего), и побуждает Творца (с целью нас разбудить) прибегать к примитивному, но единственно понятному в таких обстоятельствах языку общения – через боль, страх, всевозможные эмоции и прочее…
Нет, это всё-таки парадокс. Точнее – ножницы: ведь эти самые эмоции, страх, боль и проч., как раз и мешают нам сосредоточиться и спокойно разобраться со всем, что за ними кроется. Преодолеть эту обидную ненормальность мы почему-то не торопимся, предпочитая ходить по кругу. Очевидно, так легче. И тогда нас подстерегает следующее: болезнь, сразу и с готовностью не воспринятая умом как знак или конкретное указание совершить действие в общем-то элементарное – остановиться и поправить свои мысли, тут же автоматически переходит в другое качество, в то, что рассудком уже больше не читается. Например, в тупое хроническое недомогание, в несчастный случай или даже в смерть. Человеку, не желающему быть внимательным (собственно быть Человеком) вообще больше не предлагаются ситуации, требующие от него какого-либо понимания. Его класс (способность соображать) и общая стоимость в глазах Бога понижены. Причем сам человек, естественно, никакой разницы в отношении к себе со стороны Творца не замечает, интуитивно понимая и спекулируя на том, что Вседержитель не может быть чрезмерно строг с Самим Собой. А Он и не злится. Просто забракованное Им одно из бесчисленных Его изображений начинает болеть. И глупеть дальше. Только и всего.
Вот где мы попадаем в ловушку: ирреальное действительно никого не наказывает и ни на что не обижается – это правда, оно милосердно и доброжелательно к нам, но именно поэтому оно и предлагает всему в этом мире объективную ситуацию полного стоимостного соответствия. Разумеется, по его, Божества, счету. Логике и разумению. Или закону! Человека не бьют по голове (несмертельные болезни и неудачи приходят для другого), но с этого момента он неизбежно начинает опускаться и выполнять какие-то до обидного скучные поручения другого – более низкого уровня и характера. Именно это и нужно понимать под издержками автозомбирования.
Трагедия превращения своего сознания в закрытую систему (то есть трагедия автозомбирования) заключается не в том, что человек делается как-то особенно ужасен лицом или необыкновенно, пугающе глуп. С ним вообще ничего плохого не происходит. Но это-то и страшно. Один из основных принципов воздаяния, поддерживающих закон и порядок в этом мире, гласит: тебе не будет больно ни за то, ни за это, ибо в глазах Бога и то, и другое – совершеннейшая ерунда, но то, что могло бы когда-нибудь в твоей жизни произойти, после того как сегодня ты позволил себе заснуть и, впустив в себя удобную ложь, добровольно сполз на ступень ниже, став еще более закрытым, отныне стало невозможным. Ты потерял то, чего, собственно, не имел, так что страдать тебе не от чего. Казалось бы…
* * *
Возвращаясь к теме магического целительства, необходимо отметить еще один курьезный момент, обыкновенно всплывающий при манипуляциях или произвольном комбинировании чужими сознанием, волей и кармой. Изгоняющий болезнь однозначно воспринимает ее как зло. Это аксиома, с которой невозможно спорить, поскольку она для него самоочевидна. В противном случае ни один врач не смог бы бороться с нездоровьем. Чтобы мысль уничтожить болезнь еще только попросилась войти к нему в голову на том (глубоко бессознательном) уровне, где включаются механизмы творения новых реальностей, целитель уже изначально должен быть убежден в том, что она есть зло. И если на минуту предположить, что болезни таковыми по замыслу Насылающего их отнюдь не являются и что у них вообще могут быть какие-то другие задачи, кроме как навредить нашему здоровью, то уже тем, что целитель начинает с ними активно бороться, а уточним – прежде того – он превращает их в зло.
Куда потом деваются болезни, во что они переходят, сделавшись в результате столь “творческого” к ним подхода злом? Это очень непростой вопрос. Оставим в стороне тему творения зла. Парапсихоанализ не исследует проблемы морали и нравственности. Это не его сфера применения и компетенции. Но здесь нарушена этика, а вот это уже имеет к нему отношение, поскольку этика является специальным разделом парапсихоанализа. Все в этом мире устроено до скучного просто. Виноват – будешь наказан. Украл – сделай грустную рожу, извинись и верни то, что спёр. Сказал “А” – рано или поздно, в той или иной форме тебя заставят произнести и все остальные буквы алфавита. Логика тут проста и очевидна. Если ты решил стать комбинатором и у кого-то по тем или иным соображениям отобрал болезнь, кому-то другому или во что-то другое ты ее непременно передашь. Сообщающиеся сосуды. Причем для этого не обязательно заражать природу и людей ложью или инфекциями. Можно продолжать говорить красивую “правду” и сражаться за экологию. Есть масса способов посеять вокруг себя разрушение.
Отработанные технологии “комбинирования” позволяют подобрать весьма удобные и эстетически выдержанные формы переадресации болезни кому или во что угодно. Время и расстояние здесь препятствием не являются, поскольку магическое действо рождает свою собственную виртуальную реальность, где все уже устроено немного по-другому. Передать болезнь, к примеру, можно совсем незнакомому человеку, живущему неведомо где или даже еще не родившемуся. А можно и не человеку вовсе, а ситуации. Болезнь – это ведь информация или энергия. Последней в общем-то все равно, во что переходить. С ней можно распорядиться как угодно. Единственное, чего не позволяет осуществить практика (исповедание) “комбинирования”, так это совершенно аннигилировать болезнь, то есть уничтожить ее вовсе (ну раз обозвал ее злом, так и борись с ней до конца!) без каких бы то ни было хвостов и последствий, потому что с точки зрения эзотерической логики это невозможно по определению.
Возвращаясь к “целительству” Иисуса Христа, можно утверждать, что Его метод врачует вовсе не бренное тело, а человеков, превращая их души и рождая новые реальности или ситуации. С полной уверенностью можно сказать, что Он переворачивает мировоззрение своих пациентов. Исцеленный Им начинает исповедовать то, в чем уже нет места прежней болезни, ибо это – уже другой человек.
– Как объяснить, в таком случае, эпизод с воскрешением Лазаря, ведь ясно же, что Иисус никак не мог с ним разговаривать и в чем-либо его убеждать?
– А что есть мировоззрение, индивидуально ли оно? Заключено ли оно в словах и способно ли с их помощью экспортироваться? Может ли оно зародиться в одной голове и принадлежать только одной отдельной личности, его автору, или же сообщается многим людям (скажем, через книги, очевидцев или учеников)? Можно ли вообще придумать или просто так, по желанию взять и “надеть” на себя индивидуумное мировоззрение, если прежде уже не взрастил (открыл) его в себе? Ответивший на эти вопросы поймет, почему первопричина множества вещей едина, а реальность, которую творит один человек, вбирает в себя всех нас.
Мертвому Лазарю вовсе не обязательно было что-либо слышать, чтобы открыть глаза (родиться) в новой реальности, уже исповедуя новое мировоззрение, где оно естественно вписывается в рамки сменившегося закона. Умирал ли он вообще в том, новом мире? Вернее, в этом, потому что тот, в котором Лазарь когда-то умер, ушел для него и всех нас в небытие. Мы не можем помнить или даже говорить о нем, хотя где-то там мы есть еще и сейчас. А, может быть, уже умерли.
Письмена… Осколки…
…замерзшая слеза…
…мои душа и тело…
…лед…
…Вселенная и сущность Бога…
…молекула углерода…
…вещи и время…
…в одном кристалле…
…драгоценный камень…
…холодный и бездушный…
…прозрачнее воздуха…
…все растворено…
…заложены безграничные возможности…
…алмаз внутри пустой…
…единый прообраз Всего…
…через хрустальную однородность…
…научиться со временем различать вещи…
…живые образы…
…вечность и люди…
…проекция идеи…
…Ничто…
…проявляется…
…на неокрашенной поверхности…
…мысль, наблюдающая себя…
…через алмаз…
…преломление о грани кристалла…
…мир прежде сотворения…
…застывший взрыв…
…хранится в стекле…
…готов распространиться…
…рождать пространство…
…еще нет времени…
…всё начиналось не сразу…
…движение…
…разгоняется постепенно…
…в начале время стоит…
…невозможно сосчитать…
…возраст Вселенной…
…первая секунда длится вечность…
…увидев алмаз…
…освещаешь его…
…бриллиант красив…
…играет дорогим светом…
…все начинает быть…
…идеи надевают свойства…
…подбирают себе формы…
…проявляются…
…становятся…
…видимы в ситуациях…
…Дух воплощается во что захочет…
…Он еще прежде времени…
…есть Всё…
…Ничто смотрит в кристалл…
…Всё оживает…
…миры умещаются…
…в моей руке…
…алмаз небольшой…
…пуст и прозрачен…
…вне кристалла…
…пространство и время немыслимы…
…снаружи находиться нельзя…
…наблюдать из Ничто…
…уметь не быть…
…взгляд на камень…
…начинает танец…
…созерцание игры…
…тьма возможностей…
…наблюдающий…
…волен выбрать любую реальность…
…волшебство не в алмазе…
…всего лишь природные свойства…
…сверхтвердость и преломление света…
…обыкновенный углерод…
…бриллиант знать не может…
…что значит хотеть или волить…
…как может камень видеть…
…вещь не обладает властью творить…
…прерогатива Духа…
…в способности осознавать…
…помнить…
…я – нечто большее…
…не вещь…
…конструирование психомодели…
…к одиночеству суперэгоцентрика…
…запредельный уровень…
…абстрагирование самого себя…
…концентрация определяется искренностью…
…непрерывно…
…наращивание параметра отстраненности…
…вижу отражение своего взгляда…
…на поверхности кристалла…
…нужно быть самим алмазом…
…материя – мысль и мерцание грани…
…думать можно по-разному…
…возможна внематериальная реальность…
…Луна без Земли…
…невещественная сущность…
…надвременной континуум…
…степень успокоения существа…
…сознания…
…проекция неродившейся мысли…
…игра воображения…
…со стороны и отстранившись…
…пребывая в куске льда…
…ничто не существует вне кристалла…
…даже Бог прекращает быть…
…трудно захотеть увидеть то, чего нет…
…внутри кристалла – сон материи…
…снаружи зеркало…
…Он и я…
…кроме нас двоих ничего нет…
…мы оба есть алмаз…
…все сделано из нас…
…единое разделить невозможно…
…слишком прозрачная субстанция…
* * *
;
Превращение судьбы
Идея и метод наблюдения любых событий, происходящих в материальном мире, под качественно измененным, то есть уже ирреальным углом зрения или, иначе говоря, из точки трансцендента, находящейся вне представимых пространств и времен, дают возможность человеку, отстраненно созерцающему их проекции, многое увидеть в другом свете. Но не только. Наблюдающий получает исключительное право произвольно трактовать увиденное им, как угодно изменяя смысл и направление движений случайного. Сказанное означает, что приведенная здесь позиция ирреального отстояния (разделения наблюдающего существа) допускает и даже предлагает немыслимую умом, отслеживающим те же явления из стандартного психического пространства, но реально разворачивающуюся в материально-временном континууме ситуацию подмены причинно-следственной обусловленности событий. Другими словами, человеку, переставшему смотреть на вещи из времени, дается неограниченная власть изменять их кармическую предысторию, а отсюда и превращать конкретное содержание наблюдаемых им явлений.
Логика и безопасность трансцендентного в данном случае нисколько не страдают, поскольку ирреальные планы со всей надежностью охраняют сами себя. В них невозможно злоумышленно просочиться со двора, не будучи туда званным, а, стало быть, и обрести власть по-своему читать книгу жизни, если прежде не случилось возвратиться в трансцендентное состояние Написавшего ее. Посему любому желающему допустимо входить в Духовное и, находясь в Нем, производить любые изменения в проявленном мире, коль скоро именно в это тонкое пространство ему действительно удалось войти.
Исповедуя состояние ирреального, человек на самом деле, конечно, ничего не превращает и даже вообще ни о чем подобном не задумывается, он лишь позволяет исполниться тому, чему некогда сам же и предопределил случиться. Однако в физической плоскости, где настойчиво властвуют инерция и время, его рассудок классифицирует подобные феномены (перемены) как произвольные (сознательные) и очевидные, хотя уму и непостижимые (глобальные) изменения реальности.
То, что обычно говорит ум, почти всегда приходится корректировать, потому что на вещи он смотрит со своей колокольни и видит их соответственно. В нашем случае его также необходимо поправить: речь идет не об изменениях, а о подменах реальностей. При этом надо лишний раз отметить, что собственно подмена отслеживаться или наблюдаться, в буквальном значении этого слова (“смотрю и вижу”), никем не может даже в том случае, если о предстоящем превращении желающих подсмотреть это действо заранее проинформировать. Приглашенные “знают”, что их ожидает, готовы и с нетерпением ждут запланированного волевого изменения реальности. Предвкушают чудо. Но не тут-то было.
Публика, разумеется, приготовилась увидеть своими глазами, как жизнь сейчас вдруг зримо и круто развернется в направлении, существенно отличающемся от ранее всеми прогнозировавшегося. В какой-то момент эти люди, как им показалось, даже начали видеть (чувствовать) стыки реальностей и восприняли свой переход из одной в другую как потрясающее переживание или чудо. На самом деле так может выглядеть только цирковой фокус или оккультное шоу.
В тех случаях, когда ничто не отвлекает или специально не обращает наше внимание на происходящие изменения в переживаемой нами здесь и сейчас реальности, мы почему-то оказываемся не в состоянии заметить эти волнующие переходы. Как такое может случиться у нас под носом? Ведь это же тот самый наш мир, в котором мы живем! С ним кто-то сейчас производит серьезные и может быть даже опасные манипуляции, а мы ничего не чувствуем?! – Все объясняется просто. Зафиксировать момент трансформации или подмены реальности можно лишь в том случае, когда нам действительно удается разглядеть стыки, ну или хотя бы догадаться, если это невозможно увидеть, когда именно мы их проходим. А как иначе заметить изменения в непрерывно и до обидного плавно перетекающей из вчера в сегодня ленты самых обычных событий?
Ну и чего обижаться? Как можно наблюдать стыки реальностей, когда на самом деле их нет? В момент сотворения новой реальности не происходит каких-либо разрушений и даже незначительного изменения старой, которое можно было бы подметить и радостно прокричать: – “Вот же! Ура!! Я видел!!!”. Мы просто перестаем в ней быть (видеть ее), пытаясь эту прежнюю реальность немедленно забыть. При этом, выпрыгивая из отвергнутой нами реальности в наиболее предпочтительную, мы совершаем головоломный кульбит, затрачивая на переход огромное усилие, условно сопоставимое по мощности с ядерным взрывом. Все происходит вне времени, вот почему никто из нас, как правило, не замечает выбросов пси-энергий и сверхъестественной неподвижной активности Духа.
Мы совершаем колоссальную и при этом совершенно не отслеживаемую во времени работу, стараясь как можно скорее выгнать из памяти старую реальность для того, чтобы тут же начать жить в другой, потому что наблюдать (без риска сломать рассудок) можно только какую-то одну из них. Ум нам еще пригодится (говорим мы себе), причем “при любой власти”, вот почему мы в первую очередь по привычке берем с собой в новую реальность именно его, хоть он и запрещает нам видеть какую-то другую жизнь. Что поделаешь, если рассудок может смотреть только на что-то одно. Приходится с этим мириться. Деваться некуда… Нам почему-то не приходит в голову, что временами можно обходиться без ума. Мы как-то не задумываемся об этом. А жаль.
* * *
Если ты забыл, как Бог создавал этот мир, остановись, замолчи и оглянись вокруг: эту реальность придумал ты. Больше некому. Вспомни, кто Ты есть…
Неведомо как и когда переброшенные в новую реальность, в которой подмененными оказываются не только настоящее и, соответственно, горизонт перспектив, но даже и прошлое, заранее проинформированные граждане, намеревавшиеся посмотреть назначенное тобой на воскресенье цирковое представление [с превращением реальности], ясное дело, будут разочарованы. Они ведь ожидали фейерверка, экшнсцен из модного блокбастера или чего-то в этом роде. Они ждали видимых изменений. И никому из них не приходит в голову, что реальность, в которой они когда-то родились и прожили долгую счастливую жизнь, которую, конечно же, отлично помнят, хранят о ней кучу детских фотографий и в которой они честно покупали билет на твое представление, обещавшее им волшебное перемещение в новое и неизвестное…
Так вот: реальность, с которой зрители собрались проститься, расселись в кресла и предвкушают… уже имеет номер “два”. Первую, в которой о предстоящем в воскресенье действе возможно с ними кто-то и заговаривал, вспомнят очень немногие, да и то, если этих немногих погрузят в чрезвычайно глубокий гипнотический транс, а остальные (здоровые граждане) будут видеть (помнить) только одну – вот эту – реальность № 2. – Новую? – Да единственную! Для нормального человека нет и не может быть первой, второй, третьей или еще какой реальности. Назвать, к примеру, вот эту, “настоящую”, “второй” у психически стабильного гражданина просто язык не повернется. Ведь, если реальностей оказывается несколько (множество), это значит, что их больше нет ни одной. Что под ногами у тебя не камни, а песок! Причем зыбучий…
Реальность для здравомыслящего человека, вообще-то говоря, может быть только одна, вот эта, в противном случае ей лучше уже подобрать какое-то другое имя. Подмена, о которой идет речь, никому, кроме ее осуществившего, в принципе не может быть видна, потому что ни швов, ни очевидной и сколько-нибудь значительной коррекции чего-либо не наблюдается. На самом деле и осуществивший превращение наблюдать процесс изменения реальности также не может. Глазами не может. Он в состоянии лишь догадываться, что подмена состоялась.
Проблема, ради урегулирования которой пришлось пойти на столь радикальный шаг, в следующей реальности не будет решаться как-то иначе или быстрее, чем это могло бы случиться в предыдущей, а ее не существует вовсе! Вот зачем отдельные безумцы так стремятся попасть в ирреальное. Причем, предпосылки для зарождения проблемы, побуждающие этих безумцев так далеко и опасно путешествовать, отсутствуют уже в прошлом новой реальности. Сценарий оказывается переписанным. Плохие страницы из него выдраны. Проехали. Точка! Забыли…
Опасная болезнь незаметно перетекает в ошибку в диагнозе. И тогда все с облегчением говорят: – болезнь прошла сама. Или, что ошиблись врачи. Взрыва на атомной электростанции не происходит потому, что такой станции нет в природе. Ее вообще никогда под Киевом не было! Получается, что о самом взрыве, после которого только и могла родиться идея превратить неудачную реальность, кроме ее подменившего, никто не слышал, потому что помнить предыдущую реальность, как уже было сказано, невозможно… И так далее…
Техника творения человеком новых миров сводится, по сути, к осознанному предпочтению и фиксации некоей желательной реальности из существующего их бесконечного множества. Каждое мгновение, не обращая на это внимания, мы непроизвольно осуществляем выбор, которым, собственно говоря, и творим или превращаем мир, в котором живем, а также всех тех людей, с которыми в нем встречаемся. Наш выбор производится спонтанным видением, и способность управлять процессом творения реальности на деле означает умение управлять своей спонтанностью. Уставшая психика показывает нам прибежище, где она могла бы успокоиться и, растворившись в ирреальном покое, на время сойти со сцены суетного театра наших страстей.
Ладно, допустим, что с прошлым и будущим нам более-менее понятно. Но зачем было говорить, что изменяется еще и настоящее? Ведь вроде как у назначенного на воскресенье спектакля были зрители, пусть и такие беспамятные… В том-то и дело, что это уже не совсем те же зрители. У твоей приятельницы, чей сын родился со страшным сердечным пороком, растут две здоровые девочки. А сына у нее никогда не было. И она каждый раз делает большие глаза, когда ты с ней заговариваешь о каком-то сыне. Друга детства в новой реальности странным образом не оказывается. И более того, о нем никто не помнит. Шизофрения?… Зато появляются новые персонажи, которые говорят тебе – “ты” и при встрече кидаются тебе на шею. Вспоминают, как в детстве, прогуливая школу, вы вместе бегали на реку. А ты видишь их впервые! И как их зовут – не знаешь…
* * *
Стремление человека переделать себя и выпрямиться в полный рост – неоценимо. Однако, взрывая свое сознание, в высшей степени бессмысленно и даже вредно надеяться, что это именно мы перейдем в новое качество [сверх] Я. Увы, ими будем уже не мы, а какие-то другие наши Я, которых мы пока еще в себе не знаем, хотя это именно мы позволяем им из нас родиться.
– И всё-таки… Вроде как уже не удобно топтаться в проговоренной теме… Ну пожалуйста… Интересно ведь… Сможет ли наблюдать процедуру превращения реальности человек, осуществивший ее не сам, а попросивший об этом какого-нибудь признанного в этой области специалиста (не секрет, что обращение к таким умельцам для решения различных проблем во все времена было и, надо полагать, всегда будет делом обычным)?
– Здесь парапсихоанализ странным образом разделяется сам в себе, предлагая сразу два разных ответа. Интрига заключается в том, что эти ответы, хоть на первый взгляд и взаимоисключают друг друга из-за своей полярности, тем не менее оба одновременно и верны. Это как если мы начнем перемещаться по вертикали в пространстве наблюдения за одной и той же вещью, изменяя свой взгляд или точку зрения на нее. Необходимо научиться различать авторов вопросов и тщательно разбираться, кому и зачем наши ответы достанутся. Решающее значение имеют жизненная и ментальная позиции вопрошающего, то есть его мировоззрение.
Первый ответ, странным образом вступающий в противоречие со многими высказываниями, уже приведенными в этой книге, но тем не менее не являющийся ложным, мы адресуем подглядывающему за исполнением своего заказа, но не особенно углубляющемуся в суть таинства парапсихоанализа, или, говоря иначе, человеку постороннему, лишь принимающему работу парапсихоаналитика, то есть “заказчику”. Звучит он предельно просто: да, действительно, любой желающий может наблюдать процедуру превращения! Как же ты его отговоришь? Мы ведь сейчас завели разговор о таком положении вещей, когда прежнее исходное состояние и новый (заказанный) результат очевидны в своем различии. А поскольку все мы к тому же стиснуты узкими рамками пространства-времени, нам, казалось бы, нетрудно будет отследить в этом самом времени и момент превращения чего-либо. Или по крайней мере мы всегда сможем себе сказать, что вот, минуту назад все было как вчера или позавчера, но сейчас-то я вижу, как больной (четвертая стадия рака печени, когда уже и вид яблока вызывал у него тошноту) улыбаясь встает с постели, требует жареного мяса, запивает его вином и улетает на Корсику – плавать на яхте.
Второй ответ на тот же вопрос предназначается не случайному читателю. Но тому, кто знакомится с этой книгой предметно, не ради заполнения интеллектуальной пустоты или развлечения. Тому, кто всерьез собрался работать над собой или уже вовлечен в творение вещей и явлений, предначертанных прежде нашего рождения. [Ответ адресован личности, способной программировать будущее, входя в надреальностные и безвременные континуумы, подобные тому психическому пространству, которое синтезирует открытое и потому перманентно расширяющееся сознание суперэгоцентрика, погружающего себя в поле чистой абстракции ирреального (парапсихоанализ) или в состояние переживания Единой гиперреальности.] Содержанием ответа становится не только или даже совсем не тривиальная констатация возможности или невозможности наблюдать процессы превращения чего-либо в масштабе обычного четырехмерного пространства. Ответ на вопрос значительно углубляется, уходит в тонкое и принимает особый, несколько даже необычный характер “изложения фрагмента пси-технологии”. Он представляет собой специальную, надеваемую на себя произвольно и потому легко сменяемую “мировоззренческую психомодель”.
Человек, заказывающий кому-то изменение своего настоящего, никоим образом не может наблюдать собственно процесс трансформации переживаемого момента, поскольку превращения в точном смысле этого слова не происходит! Реальность № 1 целиком заменяется на новую реальность (№ 2), отвечающую изначальной просьбе, в то время как ее заказчик, так настойчиво просивший вызвать перемены в реальности № 1, остается в ней навсегда в раздраженном ожидании все никак не свершающегося чуда.
* * *
Был на редкость жаркий день. Точнее вечер. Мы брели по Тверскому бульвару, и она мне что-то рассказывала. Кажется, в чем-то меня переубеждала. Точно, – я же ляпнул какую-то глупость. Не подумав. Не знал, что она с ним близко знакома. Мог бы и предположить. В конце концов – один из самых ярких российских журналистов. Ну не нравится мне его манера губами вот так делать… Глупо вышло. Уже сто раз пожалел, что так бесцеремонно на него наехал… И тут я увидел тех двух девчонок. Они шли нам навстречу и, поравнявшись с моей знакомой, поздоровались с ней. Я не особо удивился: ее ведь знает пол Москвы. Удивился лишь тому, как она представила одну из них – как свою дочь. Я даже запомнил ее имя. Довольно редкая форма уменьшительного имени. А чему, собственно, я удивился? – Как бы это поделикатнее выразиться… Штука в том, что моя знакомая – весьма яркая женщина. И очень красивая. А еще она миниатюрная. Мужа ее я тоже много раз видел. В газетах. И в телевизоре. Он ненамного ее выше. И тоже сухощав. Их же дочь была не сказать, чтобы громадного роста. И комплекция… Не хорошо, конечно, так говорить, ну так я ничего на этот счет и не скажу. Не буду обзывать ее дылдой. А вот то, что девица красавицей отнюдь не была, сказать всё-таки придется. И размеры… Типичная “девушка с веслом”. Разумеется, я виду не подал. Поздоровался…
Собственно, зачем я всё это рассказываю? Ну некрасивая, ну здоровенная. Бывает. Что же теперь – волосы, что ли, ее родителям на себе рвать? А может она очень умная. И главное, этой беде вырывание волос всё равно уже не поможет.
Прошло два или три года.
В то утро мы возвращались с гастролей. Затянувшийся банкет, бессонная ночь, не понятно с чего еще разболелась нога, да так сильно!, скандал на паспортном контроле, страшно хочется пить и в душ… В общем, всё как обычно. Так ведь еще же и в метро пришлось ехать стоя: час пик. С ума сойти! На последнем издыхании. Повис на поручне, ухватившись за него рукой, которую готова была оторвать тяжеленная сумка. Альт, слава Богу, на ремне за плечом. Что в другой руке – сейчас уже не помню. Что-то было и в ней. А как чесалась спина!… Вагон переполнен. Толкаются. Так вот, стою и читаю газету из-за спины какого-то, воняющего прямо мне в нос отвратительным одеколоном, гада. Весь из себя такой причесанный, носом шмыгает, страницы листает. Точно – гад! Хуже всего то, что не успеваю я дочитать до конца страницу, а он ее уже переворачивает. Еще и видно плохо. Вот он снова, не дождавшись меня, перевернул страницу И что же я читаю? – Дочь моей знакомой минувшей ночью попала в автомобильную катастрофу. Та самая “девушка с веслом”! Жених насмерть. Оказывается, у нее был жених. Покалечилась. К счастью жива. Страшные переломы. Из машины доставали с помощью автогена.
Войдя в квартиру, естественно, я первым делом бросаюсь к телефону. Да, действительно, жуткие переломы. Врачи в мыле. Как девчонка будет ходить – непонятно…
– Поможешь?
– Ну а куда ж я денусь… Только у меня условие…
– Говори.
– Боль убирать не будем.
– А ее и не нужно убирать: ей уже морфий колют…
– От морфия придется отказаться.
– Ну ты скотина!
– Зато нога будет как новая. Обещаю.
– Согласна.
– А дочь поймет?
– Большая уже девочка.
– Я видел. Но только это не ответ.
– Согласится. Думаю, поймет. Она про тебя знает.
– А что муж?
– Мы ему не скажем.
– Это почему?
– Потому что вы, мужики, – трусы и боли боитесь. Запаникует.
Вот так мы поговорили. Вечером снова созвонились. Она рассказала мне про спицы. Ужас еще же и в том, что перелом был открытый. Кость торчала из ноги. Прооперировали. Вставили спицы. Зрелище то еще… В общем, слезы. Подписала бумагу, что дочь от морфия отказывается. Разве что, если возникнет угроза болевого шока…
На следующий день я завел разговор про спицы. Кажется, спросил, через сколько времени их обычно вынимают.
– Какие спицы? Ты о чем?
– Ну, перелом же…
– Какой перелом? – Ты хотел сказать: вывих. Нет, с ногами вроде всё в порядке. Сказали, через пару дней встанет. Ты, главное, за селезенкой следи.
– А что с морфием?
– Ну, как мы с тобой договорились… Да там, собственно, и боли-то особой нет…
Больше я про перелом не заикался.
Через год мы встретились. Она позвала к себе взглянуть на картины какого-то художника. Оборванный. Похож на бомжа. И откуда она их только находит?…
Мы были в ее галерее не одни. В углу сидел художник. И что-то ел. Меня почему-то испугался. Дикий какой-то. Какие-то люди развешивали его картины. Он боялся им указывать. В общем, в галерее было полно народу. С кем-то я поздоровался. В том числе с одной симпатичной девчонкой. Вместе со всеми здесь возилась. Помощи от нее, правда, было чуть… Ну ладно: изъявил человек желание помочь – уже и на том спасибо. И действительно ведь старалась быть полезной. Давала советы. Беда в том, что роста она была… Вот как бы сейчас чего неприличного не сморозить? – Маленькая она была. Как будто ей от роду было лет десять. Или одиннадцать. Зато миленькая. Даже, наверное, красивая. Только вот очень худая. Ну да я не на нее пришел любоваться. К тому же она скоро ушла. А перед тем, как уйти, подошла к моей знакомой. Я, конечно, человек простой и в общении в высшей степени демократичный. Но, говорить с женщиной, которая сильно тебя старше, на “ты” – это на мой взгляд уже некоторый перебор. Меня такая простота резанула. Когда наглая коротышка ушла, я не выдержал и поинтересовался: –
– Кто такая? Работает у тебя, что ли?
– Ты чего, совсем уже? – Это ж моя дочь.
– Да? А сколько их у тебя?
– Кого?
– Дочерей.
– Одна.
Кто и кого год назад просил меня вылечить? И, собственно, от чего лечить? Перелома ведь не было. Или был? Ладно, Бог с ним, с переломом… А “девушка с веслом”? – Она-то куда подевалась? И эта Дюймовочка… Откуда она взялась? Ну не год же назад родилась эта маленькая симпатяга с наглыми красивыми глазами! Мамиными кстати… Год назад эта девчонка уже была. А как же тогда та, другая, которая с веслом? О которой моя знакомая больше не помнит. У которой был тот страшный перелом…
И вот что: изменилась ли, хоть как-нибудь, сама заказчица превращения реальности? – Вроде бы нет. Я во всяком случае особых изменений в ней не заметил. Но тут ведь что важно, – что я бессознательно настаивал на том, чтобы в результате обещанного фокуса моя знакомая оставалась собой. Про себя не говорю. Это не важно. Успел уже привыкнуть к превращениям себя. Заметным или незаметным для окружающих. Со временем научился даже переводить эти превращения, или даже так скажем – компенсировать эти необходимые превращения себя непредсказуемыми кульбитами моих планов. То есть научился расплачиваться за свои вольности другой, но столь же конвертируемой валютой. Но моя приятельница должна оставаться собой! Она и осталась. Та, которая просила меня о помощи, действительно очень похожа на следующую себя. С той лишь разницей, что у той, прошлогодней была одна дочь (со своими проблемами), а сегодняшняя (будущая по отношении к себе вчерашней) имеет совсем другую дочь (надеюсь, что уже без проблем). Авария была в биографии обеих девочек. А вот был ли у второй погибший жених? Побоялся спросить. Не люблю я слушать эти мозголомные истории про какое-то другое прошлое. Это как ходить по болоту. Опять же будут на тебя смотреть как на беспамятного шизофреника…
Сказки о будущем мы с радостью готовы слушать. Оно ж нам неизвестно. Почти никому. А прошлое… Мы ведь его знаем. Как бы… Говорим себе, что мы в нем уверены, поскольку помним в нем себя. Выходит, зря уверены. И насчет памяти…
* * *
Случается, что человек, вчера просивший помощи (изменения ситуации, не подмены реальности, конечно, – рассудок ни про какие подмены слышать не хочет), сегодня вдруг начинает ссылаться на обнаружившееся в нем и внезапно поднявшееся из глубин его души давнее упование, остававшееся долгое время неясным ему самому. Именно оно, а не участие в его судьбе постороннего лица, он в этом убежден, принесло избавление от болезни. И это – чистая правда. Мы не просто усматриваем, а и на самом деле встречаемся с проявлением воли Божества, повелевающим, как известно, откуда Ему заблагорассудится, хотя бы и из будущего, поскольку времени для Него нет, отрицая таким образом участие в любых превращениях не только каких-либо вторых или третьих лиц, но даже и первых. Все сделал и задумал Он Сам и больше никто!
Столь смелый и сильный шаг (расширение сознания до уровня прозрения и наблюдения будто бы ничем специально не спровоцированной демонстрации могущества и любви к нам Божества), правда, как раз и предполагает (подразумевает) специальную квалифицированную работу, проявляющуюся как следствие сверхальтруистической психо-ментальной позиции врачевателя, раскрутившего очередной и куда более сложный виток чистого абстрагирования, взобравшись на вершину которого только и становится возможным воспринимать рассудком трансценденцию ирреального.
В таких случаях мы уже не просто допускаем возможность чего бы то ни было, как бы фантазируя о волшебном или маловероятном (лишь предполагая), но практически и творим новую реальность. Входим в нее сами, а вместе с собой вводим в раскрывающееся психическое пространство и весь окружающий нас (на самом деле заключающийся внутри нас) мир. Другими словами, через подобные предположения мы вольны овеществить свои мысли, причем приближение к ирреальному поразительным образом трансформирует саму нашу мысль. Мы почему-то уже думаем только о таких вещах, которые трансцендентное не просто могло бы через нас реализовать, но уже и занялось этим. Или скажем по-другому: мы никогда не попадем в Духовное, прежде не начав (не научившись) думать единственно о том, что трансцендентное уже и так за нас решило и более того – готово самостоятельно реализовать, терпеливо дожидаясь лишь прекращения нашего бестолкового Ему противодействия. Последние две мысли – полные синонимы, несмотря на то, что они несут в себе как бы разное содержание. Мы можем выбирать себе наиболее удобную или приемлемую модель.
Почему-то принято считать, что пси-технологии – это нечто уму непостижимое и при этом что-то очень страшное. В этой книге исподволь и в тщательно зашифрованной форме приведен целый ряд конкретных пси-техник, позволяющих нам воздействовать на собственное сознание, получая при этом всю необходимую информацию извне и превращая свойства не только времени или живой материи, но и вещей сверхтонких планов. Однако наша главная цель – указать на принцип построения напряженных мировоззренческих конструкций, а не составление подробного списка или банальное описание оккультных приемов. Понимание общих законов и способов вхождения в ирреальное при необходимости обеспечит любому желающему скорое создание личного и в высшей степени действенного инструментария. Делать такое ему, правда, придется самому. За дверь рационального уходят в одиночку. К Духовному нельзя привести за руку никого, даже любимого человека. Это – пространство индивидуумов.
* * *
Необходимо подчеркнуть, что целенаправленное делание “заказчика” автором его собственного превращения является одной из главных задач, этическим принципом парапсихоанализа, а может быть даже и стратегическим направлением его активности. При этом, соглашаясь на выполнение какого-либо заказа, основные усилия нам лучше бы направлять на подключение к этому процессу самого “заказчика”, а отнюдь не на изменение собственно ситуации. Заказчика нужно привлекать к со-творчеству, делая его своим со-наблюдателем! Тогда только парапсихоанализ осуществляется для всех безопасно и в полноте. В противном случае мы, развлекаясь, продолжаем преступно зомбировать людей, доверивших нам свою неопытность, что бы при этом им ни говорили, а про самих себя ни сочиняли. Парапсихоанализ – не колдовство и не религия, но инструмент совести, алгоритм оптимизации вертикальных восхождений и особый механизм приготовления (очищения) пути.
Личное со-участие заказчика в процессе изменения (всё-таки правильнее сказать – подмены) реальности по логике вещей должно и от него потребовать не меньшей степени проникновения в глубины эзотерики или магического мастерства, чем от случайно выбранного (назначенного) им формального исполнителя своего заказа (профессионала). Им обоим придется подняться на одну и ту же высоту. На первый взгляд, подобное обстоятельство несколько обессмысливает ситуацию обращения с просьбой заказчика к посторонним людям. Согласитесь, разве не проще было бы ему самому уже и управиться со своим делом? В том-то и беда, что нет. Самостоятельное восхождение весьма желательно, но, к сожалению, на первых порах маловероятно. Проделать его не так просто, как это порою кажется, хоть в этой книге мы постоянно говорим о вещах, в которых каждый второй из нас видит себя крупным специалистом. На самом деле это особая наука и тонкое искусство.
В отличие от мастера, способного ходить по тонким краям реальностей, легко и уверенно перемещаясь из одной в другую, что, собственно, и делает его мастером, неопытный новичок, обладающий пусть даже и незаурядным интеллектом и сверхтонкой психикой, а также страстно желающий увидеть небо, но еще не достигший должного градуса озарения, многого побаивается и крайне затруднительным для себя находит отпущение в небытие (в невидимое) прежней реальности. Причин возникновения этого комплекса множество, но в этой книге мы не будем подробно на них останавливаться. Достаточно лишь намекнуть, что корни этого досадного недоразумения лежат в нашей слабо контролируемой эмоциональности и отсутствии практики.
Не однажды пришлось наблюдать и даже волевым решением выправлять ситуации, когда человек, крайне заинтересованный в исцелении кого-то из своих родных, сам же бессознательно и препятствовал прощению болезни. Он постоянно хватался за рентгеновские снимки и заключения консилиумов врачей и вполне искренне недоумевал, о каком таком излечении может идти речь, когда на фотографиях невооруженным глазом видны страшные пятна. Увы, если прогнать от больного такого сочувствующего ему просителя чуда не представляется возможным (предположим, что это близкий родственник), случается, возникают серьезные проблемы. Практически уже выздоровевший человек вновь заболевает. Очень трудно быть свидетелем свершений ирреального. Требуется немалое мужество или мастерство веры.
Все эти вещи с трудом укладываются в умной голове и на них спокойно можно было бы не останавливаться вовсе, однако, если мы когда-нибудь всерьез зададимся целью научиться произвольно подменять реальности, нам просто придется в этом досконально разобраться, поскольку единственное или, скажем так, самое трудное, что потребуется сделать человеку, желающему трансформировать переживаемую им (а заодно и всеми нами) ситуацию, это трезво понять или решить, где он сейчас желает оставаться.
* * *
– Я хочу, чтобы в моей жизни кое-что изменилось, но не соображу, с чего начать и что для этого вообще нужно делать.
– Продолжать игру. И только. С момента, когда в тебе поселилось желание что-то “изменить” и даже намного раньше, Некто уже начал с тобой [эту] игру. Если соблюдать ее простые правила и особенно Ему не мешать, Он сам за тебя все решит и устроит. Только не забывай, – даже если события вокруг тебя вдруг сильно переменятся и начнут тебя отвлекать, а они непременно начнут это делать, – что недавно ты чего-то захотел. Ни на минуту не забывай, что игра уже идет, не отрекайся от себя! Продолжай игру во что бы то ни стало, ведь Он уже начал переделывать тебя согласно твоему же распоряжению. И помни: Он может рассматривать и исполнять только одно твое желание. Будь внимателен и не позволяй себе противоречия в мыслях.
* * *
Для того, чтобы суметь оказать воздействие на событийный ряд своей жизни, превращая реальность, в которой мы сейчас пребываем, нужно не просто и не столько начинать копаться в скрытых в нас же причинах происходящего (успеха задуманного, необъяснимого везения или, наоборот, провалов, болезней, всевозможных случайностей или даже природных катаклизмов, с нами, казалось бы, уж никак не связанных и т. п.) и внимательно все это изучать, сколько перестать что-либо искать вообще и осуществить непосредственный контакт с ирреальным. Или, скажем по-другому, встретиться со своим Духовным Двойником. Не нужно спотыкаться об это странное словосочетание. В тезаурусе парапсихоанализа так означается отнюдь не близнец, но безличностная Духовная сущность или Матрица, отражением Которой в материи являюсь не только я или кто-то еще, но и дерево за окном, гудок парохода или воспоминание. Все, что угодно. Любой человек, почувствовав Его вошедшим в себя, может сказать: “Это мой Двойник”, дать Ему свое имя и даже найти в Нем внешнее с собой сходство. И будет прав, хотя у Него и нет имени, лица и плоти.
Цель контакта – взаимодействие с первопричиной всех вышеперечисленных явлений и подобных им вещей. При этом философия парапсихоанализа категорически отрицает факт и даже саму возможность зарождения первопричины внутри физического мира – живого организма или системы, координатами и непременными условиями существования которой являются Пространство, Материя и Время, и где всевозможные вещи, из которых составляется биография Вселенной, проявляются, становясь на какое-то время видимыми.
Другими словами, парапсихоанализ ставит под сомнение, казалось бы, очевидное и неоспоримое – спонтанность происходящего с нами, то есть естественную самопроизвольность многообразных “случайностей” этого мира. Его философская концепция базируется на утверждении, что все вещи (явления) и даже сам факт существования Вселенной имеют гораздо более глубокую причину (импульс) и смысл своего появления на сцене театра Материального для участия в мистерии Божества, лежащие, однако, за пределами видимого нашим рассудком – в иррациональном или Духовном (что по сути есть одно и то же). Причем, когда мы говорим о первопричине самых разных явлений, то почему-то не получается употребить по отношению к ней множественное число. У всех (многих) вещей – единая (одна) причина их бытия как, например, у дерева со многими ветвями иногда бывает по нескольку стволов, но при этом у него все же один корень.
Идея парапсихоанализа заключается в том, что человек, способный сознательно производить изменение, на первый взгляд пусть и незначительное, свойств “вещества” первопричины, своего рода ДНК Космоса (идеи, семени или корня дерева), вступает в непосредственный контакт – трансцендентное общение с формулой бытия, Началом, определяющим сами принципы зарождения жизни во Вселенной, сердцем и мозгом Мироздания. Происходит немыслимое для рассудка и совершенно неописуемое взаимодействие обыкновенного живого человека с самопрограммирующимися (причинно-следственными, материально-пространственными и прочими) механизмами поддержания во времени той событийной формы существования Вселенной, в которой мы ее реально наблюдаем.
Оказавшись в непосредственной близости от пульта управления Всего, руки такого человека как бы “случайно” или даже “сами собой” оказываются лежащими на клавиатуре, а пальцы “непроизвольно” начинают нажимать на разные клавиши. В результате чего человек, быть может и не очень-то отдавая себе отчет в том, что и зачем он делает, вторгается, а точнее вовлекается в со-творение (или поддержание процесса истечения из трансцендентного Небытия) эфемерного вещества времени и самого тела реальности.
* * *
Даже будучи чистым и прозрачным как алмаз, достигая состояния полного отстранения, внутренней тишины и безмыслия, – а именно тогда, как правило, с нами и происходят подобные случайные превращения, – ни один человек на самом деле полностью своей индивидуальности не теряет, какого бы ума, святости (а именно эти два качества в своем высшем градусе как раз и приводят человека к естественному безмыслию или к ирреальному), а также прочих достоинств он ни был.
Вследствие этого он неизбежно привносит в процесс со-творения реальности (со-участия в творении) не только собственное видение вещей и естественную, самобытную, присущую именно и только ему реакцию на происходящее, но также и осколки различных своих прошлых желаний, нарушая этим чистоту проистекания процесса. Этим провоцируется направленное и как бы нечаянное превращение того, что мы называем предопределенностью событийного ряда, что, хотя бы уже в силу своего определения, должно по идее незыблемо продолжаться, оставаясь в рамках этой реальности абсолютно неизменным. Несмотря ни на что!
То, что было некогда предначертано, и сейчас еще продолжается, только теперь уже в другой – ставшей вдруг “прежней” – реальности, из которой этот человек только что вышел. Но, покинув ее, он не просто модифицировал, войдя в новую реальность, свойства корня и кроны дерева, из ствола которого словно листья вырастают бесчисленные реальности, а заодно уж и птичьих гнезд, свитых в его ветвях. Он даже ветер заставил дуть в другую сторону и превратил прошлое этих птиц, ветра и свое собственное. Войдя сюда, в новую реальность, он обнаружит здесь многое и в первую очередь, разумеется, самого себя, сильно изменившимся.
А изменившимся ли? Разве не правильнее будет сказать, что это – уже совсем другие дерево, птицы, ветер и, наконец, сам человек? Совершенно очевидно, что они населили эту реальность когда-то в далеком прошлом, а вовсе не появились здесь вдруг, минуту назад, по волшебству некоего мага. Все они родились и давно живут именно в этой реальности, которая пребывает вечно и неизменно, в ней они и умрут, и иных знать или помнить они не могут.
Для человека, живущего в одной реальности, других и вправду не существует. Он лишь умозрительно, да и то в основном начитавшись научной фантастики, может допустить вероятность их бытия, причем исходя не из собственных ощущений, а скорее играя с абстрактными конструкциями. Способность наблюдать одновременно хотя бы две или три реальности рассматривается им как психическая аномалия, а иногда уже и опасная патология. И не надо его за это ругать. Ничего парадоксального здесь нет: ведь даже для мастера, умеющего из сейчас переживаемой им реальности произвольно перейти в другую и вернуться обратно с такой же легкостью, с какой он из большой комнаты ходит на кухню за чайником, увидеть обе реальности вместе – почти невозможно. Наша психика не хочет с этим справляться.
Вообще бытует мнение, что осуществление переходов из разумного в ирреальное в основном под силу людям странным, то есть психически нестабильным. Одним словом, ненормальным. Самое интересное, что это – отчасти правда. Не может существо с железно устоявшейся психикой ходить за свои пределы, тем более, если его потолок лежит у него на голове. Наличие “железной” психики в большинстве случаев означает скромное количество степеней свободы недалекого человека. И переизбыток страха. Причем паника такого здоровяка столь велика (тотальна), что его глаза всегда смотрят замутненно, как-то одеревенело и только в одну точку: из себя – в никуда. Действительно, в таком положении зрачков его страх – ему невидим. Но говорит ли это о его психическом здоровье?
Здесь, конечно, необходимо кое-что уточнить. Переходы в немыслимое способны осуществлять вовсе не слабые, но как раз исключительно сильные и самодостаточные индивидуумы, обладающие тонкой ментальной и душевной организацией, снаряженные к тому же эластичной и совершенной, а отнюдь не больной психикой. Превращение реальности – дело хитрое и во многом небезопасное, к тому же эта технология не рассчитана на массовое освоение. Да толпе там просто и нечего делать. Во-первых, она элементарно ни с чем не справится, а во-вторых, заскучает, для проформы поиграв умом. Инструментом же и пространством исполнения такой ювелирной работы (наряду с логикой и этикой) является именно психика, а вовсе не интеллект. На определенном уровне вхождения в ирреальное понятия “психика” и “сознание” даже начинают друг друга подменять. Эти слова постепенно делаются не просто синонимами, но сливаются в одно и поодиночке больше не встречаются. Вот почему тема тончайшей настройки психического аппарата (его надежной управляемости и стабильности) занимает в парапсихоанализе чуть ли не основное место.
Бывают минуты, когда и пустяк доводит до исступления. Хочется взять в руки молоток, чтобы послушать, с каким звуком разбиваются дорогие каминные часы. Раздражение, злоба, бешенство, отчаяние. Мозги вскипают. Кажется, так сходят с ума… Через полчаса, занявшись привычной работой, приходишь к тому, в чем время уже прекратилось. По дороге встречаешь свою смерть. Все как обычно. Она снимает с тебя обувь и кожу. Первые несколько раз. Потом она тебе надоедает, и эта комедия с запугиваниями больше не повторяется. Как-то стыдно все время отвлекаться и убегать от себя, прячась за глупость и страх. Зачем тогда сюда пришел?
Количество вещей вокруг уменьшается. Однажды начинаешь понимать, что сломать мост через реку еще можно, поскольку он – рукотворный. Но тропинку через поле… – разве что взорвав само поле. У нас, впрочем, нет власти разрушать поля. Нечем. Психика – это дорога. Пока идешь по бревнышку над пропастью, действительно качает. И тебя, и деревянный мостик. Так сойди, наконец, с него на землю. Ненадежный мостик уже закончился. Теперь путь пролегает по твердому. Что с ней сделается, с психикой?
В соседней комнате на полу в раскрытом футляре лежит альт. В отличие от меня, он не может заболеть гриппом, забыть английский язык, устать или потребовать к себе внимания. Он живой, на многое реагирует, но все же он – вещь. Рядом на пюпитре раскрыты ноты. Моцарт. Вечером – репетиция квартета, а партию я еще не смотрел. Стыдно признаться, но сейчас вот совсем не хочется играть! А какая, собственно, разница – хочется или нет? Это можно и нужно сделать именно сейчас! Мои руки, альт и настроение – инструменты. Их назначение – служить (работать). Они не могут отказаться музицировать, если я этого хочу и в состоянии должным образом их настроить. Психика и рассудок – те же инструменты. Кстати, в обращении совсем несложные. Как и любая вещь.
* * *
Театр (продолжение)
Как уже было сказано, сильнейшее раздражение главного режиссера, побуждающее его прибегать к крайнему средству – охоте, вызывается самим присутствием в Театре нерасторопного артиста. Именно оно каким-то образом способно (так во всяком случае полагает Автор, а с Ним трудно спорить) негативно повлиять на стабильность дальнейшего течения действия Спектакля. Поэтому, если кто-то собрался отвести Божественную охоту от попавшего в переплет коллеги, то голову ему придется поломать не над изобретением акробатического трюка, с помощью которого якобы можно увернуться от молнии или какой другой случайности. Придется согласиться с тем, что это невозможно по определению. Лучше уж не терять на это время.
Нет, спасатель должен как раз отбросить всякие фокусы и сделать что-то очень сильное с самим собой, чтобы проснуться и сойти в зрительный зал. Не в тот, что нарисован цветными мелками на полу сцены, а в самый что ни есть настоящий. Там ему останется лишь разыскать Автора Пьесы и в ходе личной с Ним беседы уговорить Его продлить контракт с артистом, проморгавшим свою реплику, хотя бы еще на сезон. И, разумеется, побожиться, что уж сегодня вечером на сцене все пройдет наилучшим образом, во-первых, потому, что актер, в благодарность за оказанное ему доверие, после обеда хорошенько над своим поведением подумает и соберется как никогда, а во-вторых, столь милостивый жест Режиссера, если и не укрепит дисциплину, то по крайней мере поднимет настроение всего творческого состава.
Однако прежде, чем за кого-либо ручаться, обещая Выпускающему, что в зале посреди действия на головы зрителям не рухнет потолок, а в третьем акте на сцене не начнется катастрофическое извержение потухшего было на прошлой неделе вулкана, необходимо как минимум догадываться, в чем же все-таки проштрафился наш актер. Хотя бы приблизительно предполагать, если невозможно такое знать точно. Каким образом этот милый, скромный и, в общем-то, совершенно безобидный комедиант, всю жизнь играющий в Театре лишь второстепенные роли, умудрился так напугать администрацию? Подумать только, он вдруг сделался сильной и опасной фигурой! Ферзем! – Раз с ним сражается сам Автор! Приснится же такое. Да разве можно стать Ему опасным, это в чем же?
В силах ли смертный человек помешать течению потока, обладающего чудовищной массой и инерцией вселенского первовзрыва, вырывающегося из ядра Космоса, чтобы непрерывно вращать жернова истории, озвучивая живые страницы вечного сценария?! Почти любой из нас, хлебнув для храбрости вина, может отправиться на возвышенное место и, угрожая завтра динамитом подорвать само здание Театра, обложить непечатной бранью главного Режиссера и его Пьесу, не вызывая, однако, своей хулиганской выходкой никакой ответной реакции сверху. Каких глупостей нужно умудриться натворить, чтобы Режиссер спектакля начал усматривать в них реальную угрозу для существования своего Театра? Это же еще надо постараться придумать! Зачем рождается артист, получающий роль проклинаемого злодея?…
* * *
Представьте себе, что должен переживать актер, который непонятно каким образом учуял, что вокруг творится неладное. Сегодня ему вдруг приснилась кровь, голос охотничьего рога, грохот копыт, звон натягиваемой тетивы и лай собак… Вот оно что – Божественная охота! Лицедей задрожал, покрылся холодным потом и заметался по сцене, судорожно цепляясь за обрывки воспоминаний. Изо всех сил он пытается сообразить, где же он так страшно ошибся. Зачем охота? За что? Не надо! Он ни в чем не виноват!…
Чтобы избежать увольнения, нужно быстрее попросить прощения и получить возможность любой ценой искупить вину… Да, конечно, он согласен на все. Но как узнать, что же все-таки стряслось? Самый ужасный, а может быть и единственный грех, который он за собой припоминает, это то, что в марте прошлого года случайно разбил гипсовый бюстик Автора Пьесы в холле первого этажа. Споткнулся на ровном месте, схватился, чтобы удержаться на ногах, за фанерный пьедестал (думал – он из камня) и вот, пожалуйста – статуэтка вдребезги. Сотни осколков. Склеить невозможно. С кем не бывает, что тут особенного, ей и цена-то? Ну и что, что портрет Автора, а кто Его в лицо видел? Можно еще поспорить о портретном сходстве. Тоже мне, произведение искусства…
Свидетелей преступления вроде бы не было, а сам он, когда уже через час весь Театр искал вандала, нетрудно догадаться, о своей причастности к этому безобразию промолчал. Легко поддается описанию дальнейший ход его мыслей. Бедняга наверняка решит, что об этом непреднамеренном, но все же отнюдь не красящем его проступке кто-то Режиссеру донес. Тот, понятное дело, рассвирепел и сейчас с треском вышибает его из своего Театра исключительно для того, чтобы всем остальным преподать урок и внушить к Себе должное уважение.
Велико было бы изумление приговоренного, имей он возможность хоть краем глаза заглянуть в сценарий и узнать истинную причину столь сурового к себе отношения властей. Нам, кстати, никто не мешает немного пофантазировать и представить, будто такой сценарий случайно оказался в руках актера…
Итак, бедняга читает и узнает, что действительно, он немедленно должен быть из Театра уволен, но вовсе не за разбитую статуэтку (о чем Режиссеру Театра, конечно же, известно, но на что тем не менее Ему решительно наплевать). И даже не за более серьезные проступки вроде того, когда тридцать лет назад, в далеком детстве, уснув на большом кожаном диване в гостиной и пребывая в глубоком сне, он от всего сердца пожелал смерти соседскому мальчишке, который с ним постоянно дрался, отнимал велосипед и обидно обзывался. Наутро этот мальчишка взял и утонул. Наш герой, конечно, ничего такого за собой не помнит, и неудивительно, ведь он крепко спал, это был всего лишь сон, но даже если бы и помнил…
Впрочем, актер уже давно расплатился за неконтролируемую распущенность своих детских сновидений тем, что сейчас играет вовсе не те роли, которые возможно играл бы на этой сцене, если бы не тот скверный инцидент с драчливым мальчишкой, угонявшим его велосипед, спонтанными пожеланиями ему смерти и холодной рекой. Напомним, все эти вещи ему только приснились, почему он тут же о них и забыл.
[А неплохо бы, согласитесь, иной раз иметь возможность почитать сценарий, пусть даже и не в самом интересном месте, где рассказывается о ролях, которые нам еще только предстоит сыграть завтра. На самом деле гораздо полезнее время от времени листать страницы, повествующие о персонажах, которыми мы некогда уже были! Как правило выясняется, что мы ровным счетом ничего об этих людях не знаем. Что, однако, не мешает нам постоянно пытаться предвидеть или даже планировать грядущие события. Хотя элементарная логика подсказывает, что именно из прошлого через сегодня тянутся нити в завтра и решают, каким оно, это завтра, у нас будет. Всякую новую роль мы получаем после и с учетом того, как нами была отработана предыдущая.]
Однако, вернемся к актеру, раскрывшему сценарий, из которого он с ужасом узнает, что в пятницу (это уже через три дня!) на общем собрании коллектива, в Театре впервые будет обсуждаться производственный план будущего сезона. Ну наконец-то! Атмосфера на сцене в этот роковой день раскалится до предела и между работниками Театра вспыхнет горячий спор о том, кому что хочется здесь играть и кто каких ролей достоин. От сильного волнения у нашего актера прямо на собрании случится удар. Или разорвется сердце. Вариантов два. По обстоятельствам. Исход один: – печальный…
* * *
Погружаясь все глубже и глубже в сценарий Пьесы, наш герой начинает узнавать вещи, постижение которых нисколько не облегчает его трагического положения и нервы не успокаивает. Скорее наоборот. Так, ему открывается, что причина его неожиданной смерти, намеченной на пятницу, заключается вовсе не в нем. Он, оказывается, в этой истории вообще ни при чем. Наш актер ни в чем не виноват! Во всяком случае на него персонально никто не обижен. Замечательно, очень хорошо! Однако, выходит, что и прощения ему просить не за что, а стало быть, он никак не может быть прощен. Вот они – ножницы! У актера нет шанса проснуться на этой неделе в субботу или когда-нибудь сказать: “Сегодня воскресенье”, потому что для него все субботы и воскресенья закончились. Пятница будет его последним днем. Остались вторник, среда и четверг. Что-то нужно решать. Быстро, очень быстро. Но как?!
Несчастный угодил в классическую патовую ситуацию, причем оказался в ней даже не по своей воле, а так, за компанию, можно сказать случайно. Дело в том, что один его дальний родственник, какой-то пианист из Театра муз. комедии (это здесь же, их сцена на третьем этаже), с которым наш актер, сколько живет в Театре, не встречался и более того, о существовании этого самого музыканта актер узнает только сейчас, читая сценарий. Так вот, этот пианист две недели назад зашел в гости к друзьям и невзначай, пока стоял и курил на кухне, сквозь шум в коридоре услышал как в комнате… кто-то рассказывает… плохо слышно… громко играет музыка… пытается собрать из осколков… слова всё какие-то странные… непонятно… что-то вдруг начало происходить с головой… обязательно нужно запомнить слова!… слова…
* * *
Нечто странное исходило вовсе не от слов, которые услышал пианист, и уж конечно не от содержания чужого разговора, которое от него просто ускользнуло. Это были самые обычные слова. В жизни мы такими пользуемся на каждом шагу. Но что-то явно ненормальное заключалось в том, как эти слова были друг с другом увязаны. Тайна и волшебство рождались в их уникальном переплетении. Похоже было, что в этой феерической комбинации не достает логически связующего компонента. Должно быть, музыкант прослушал какие-то ключевые слова, ведь было шумно, от чего содержание фразы не просто исказилось, но разрушилось совершенно.
А может быть наоборот, ему почудилось, будто бы прозвучало слово, которого на самом деле никто не произносил, и тогда уже всё предложение из обычного превратилось в неразрешимую головоломку. В нее неведомо откуда проникло что-то инородное, лишнее. Нечто потустороннее. Пианист тщетно пытался уловить смысл загипнотизировавшей его фразы, повторял ее снова и снова, но непостижимо чужое, то, что в нее странным образом внедрилось, вдруг, словно оно оказалось живом существом, переползло из этих дурацких слов в его ум и чувства, вызвав страшную путаницу в его сознании, словно там поработал компьютерный вирус. Нервы перегорели. Как лампочка. Слишком большое напряжение…
Странная фраза была лишена элементарного смысла, но вместе с тем она излучала совершенно ирреальное, неописуемое свечение. Наэлектризованный фон или звук рождался и струился, однако же, не из нее самой. Его генерировало и испускало вступившее в резонанс невесть с чем сознание музыканта, который несколько раз успел проговорить про себя недозволенную комбинацию. Головоломка уже не просто засела в его голове. Она его совершенно заворожила и выгнала вон из собственного рассудка. Музыкант испытывал сладостное чувство, соприкасаясь с тем, чего никто, кроме него, видеть не мог, и сожалел лишь о том, что и сам он, возвращаясь в сознание, стремительно забывает что-то очень важное. Как будто кто-то выжигает из его памяти только что им пережитое. Это состояние он почему-то запомнить не мог. Ну никак! Разве что… Да, конечно, он пытался его удерживать… Возвращать его с помощью столь странным образом подаренной ему мантры. Он чувствовал, что психическое переживание, которое он испытывает, несовместимо с его прежней нормальной жизнью и умом. Как вкус цианистого калия – изведать можно, да трудно потом рассказать. Вокруг почему-то не оказывается слушателей…
* * *
Совершенно не понимая, что именно и зачем с ним происходит, пианист много раз принимался мысленно проговаривать плохо расслышанную им фразу, пытаясь расшифровать ее таинственный смысл, постоянно от него ускользавший. Безобидный и случайный набор… нет, даже не звуков… скорее символов… включавший неведомые механизмы… странные ассоциации… пробуждал в нем воспоминания о том, чего с ним никогда не происходило… Он чувствовал, как во рту между зубами начинало образовываться и расширяться неведомое пространство, а через мозг перетекало, замедляя движение и сворачиваясь в ленту, чужое время. Это было волшебно и почти не страшно. Подумать только: коротенькая цепочка из заурядных слов, несколько раз повторенная в строго определенной последовательности, стабильно вызывала сильнейшие изменения в его сознании. Сверху и откуда-то из-за спины на него изливалась истома, и он всякий раз погружался в глубокий транс, чего, впрочем, никто из сослуживцев, с которыми он продолжал все это время разговаривать, не замечал. Музыкант расслаивался, выходил за неведомые пределы и начинал грезить наяву. Он ощущал время, как вещество, и чувствовал, что сквозь его ум протекает река какой-то другой реальности. Он видел глазами то, что через десять минут не мог вспомнить и пересказать себе словами, потому что в нашем мире этим вещам невозможно подобрать аналогии. Их не с чем сравнивать! Он вдруг впервые услышал музыку и удивился этому. Да, он блаженствовал! Боялся только одного: забыть слова заклинания. И потому все время их повторял. (Через неделю, впрочем, мантра ни с того, ни с сего вдруг перестала работать.)
Какой-то пустяк, проговаривание коротенькой мантры, в сущности безделица, – дарило истинное чудо. Музыкант начинал понимать, что реально обладает волей и может в этом мире сделать многое: практически все, что захочет, но только войдя и пребывая в этом волшебном состоянии. Ему вдруг стало пронзительно ясно, что никто, кроме него, не обладает волей. Более того, даже не знает, что это такое. Да и сам он ее утрачивает, как только возвращается в прежнего себя. Эта последняя мысль наводила на него ужас и тоску. Магическая комбинация простых слов легко и, главное, мгновенно превращала его из серой посредственности в гения и даже в Бога. А может быть в наркомана – это как посмотреть.
Пианист, неожиданно исковеркавший судьбу героя нашего рассказа, разумеется, понятия не имел о том, с чем случайно соприкоснулся. Он с легким сердцем ухватился за новую игрушку, обрадовался словно ребенок этому “золотому ключику” и стал бездумно развлекаться, нимало не задумываясь о последствиях. О том, что с помощью диковинного словосочетания, заурядной мантры, совершилось некорректное вскрытие и чисто механическое проникновение в потаенные пласты сознания, он просто не задумывался. Надо полагать, что музыкант вообще не догадывался, – так же, впрочем, как и многие из нас, живущих на этой сцене, – о существовании глубинных тайников психики и сверхвозможностях, запертых в ее бронированных сейфах, хотя весь этот магический арсенал является атрибутом и рабочей формой любого актера, служащего в Театре, и выдается каждому из нас автоматически и бесплатно в момент зачисления на работу.
* * *
Почти никто из актеров не подозревает, что в секретную лабораторию, которая спрятана в подвалах под сценой Театра, можно входить таким забавным способом, каким в нее случайно проник пианист. Происходит это по той причине, что в Театре вообще мало кто догадывается о существовании такой лаборатории. Обычно про нее узнают (как и в случае с охотой) только уже оказавшись ввергнутым туда. Случайно среди разбросанного на полу хлама музыкант приметил у себя под ногами булыжник, на котором были нацарапаны какие-то знаки. Как становится понятно, это был шифр замка, стерегущего драгоценность, которую далеко не каждый из нас в себе прозревает. Пианист, разумеется, камень поднял, но не разобрал, что на нем написано и зачем он тут валяется. Однако он его не выбросил, и за это его трудно осуждать, хотя в его возрасте пора бы уже переставать быть просто любопытным и начинать понимать, что может лежать у нас под ногами. И что могут означать символы, которые случайно оказываются перед нашими глазами. Или мерещатся нам в темноте…
Такие шифры отнюдь не случайно сообщаются (подбрасываются) профессионалам, понимающим, когда и зачем разным случайностям надлежит происходить. Для них подобные находки закономерны. И являются условием продолжения работы (исполнения их роли), а отнюдь не приключением. Появление же магического ключа в несведущих руках может рассматриваться как насмешка, проклятие или, увы, наказание целого рода. Впрочем, здесь еще нужно посмотреть, кто именно тот ключ поднимает. Может статься, что иной актер как раз и окажется в состоянии что-то на ходу придумать. Тогда находка может восприниматься уже как подарок Автора Пьесы. Или судьбы. Профессионалами не рождаются, ими однажды становятся вчерашние любители…
Так или иначе, с подобными гостинцами на всякий случай лучше быть поосторожнее, потому как дело нередко заканчивается бедой, как, например, в ситуации с пианистом. Сверхсознание – это заминированное пространство. Из него может случайно и как бы непонятно зачем приоткрыться дверь, и человеку любознательному никто вроде бы не мешает войти, но далеко не каждый любопытствующий самостоятельно потом находит эту же дверь, а, главное, силы и желание ее открыть, чтобы вернуться в жизнь. Не схватившись по дурости за мощные рубильники. Не намусорив, не написав на стене неприличных слов и не испортив реквизит, хранящийся в этом бункере. Ибо тогда уже произойдут самые неожиданные изменения в том, во что этот экскурсант предполагает вернуться, да и с ним самим тоже. Что и явится для него главным сюрпризом, если, конечно, он вообще оттуда когда-нибудь выберется. Уж больно велик соблазн отведать бесплатно предлагаемых деликатесов. Оторваться невозможно.
* * *
На протяжении многих столетий целая актерская династия неосознанно трудилась над созданием программы выживания своего рода. Такими вещами, к слову сказать, в Театре занимаются абсолютно все: муравьи и деревья, люди, планеты и даже, как это ни странно, математические формулы. К подобному творчеству нас принуждает инстинкт, хотя мы за собой этой активности не замечаем. И надо же было такому случиться: в чистую программу сохранения и эволюции биологической жизни довольно симпатичного рода, которая веками словно мозаика складывалась из кусочков психического опыта поколений, в силу нелепых и совершенно случайных, как может показаться, обстоятельств через окно с улицы влез какой-то пьяный дурак в грязных ботинках. За полчаса программа была взломана и совершенно испорчена некомпетентностью и грубостью одного человека! В глобальном компьютере, стерегущем двери в открытый космос и оберегающем дом большой семьи от жесткого рентгеновского излучения произошел сбой.
– Что же, собственно, натворил этот злодей? И куда он вообще попал?
– Понятно уже – куда: музыкант оказался в хранилище системных файлов своего рода. В них находилась вся информация о людях, с которыми он был кровно связан. О тех, кто уже давно умер, кто жив сейчас или родится когда-либо. Кроме того, именно в этих файлах и содержались тексты ролей сыгранных, а также тех, которые еще только предстояло исполнить представителям его клана. Прочесть их не представляется возможным, хоть они и лежат здесь на столе совершенно открыто. Дело в том, что они особым образом отформатированы, и записи в них производятся не словами, а непонятными обыкновенному актеру значками и символами. Похоже, там намечаются какие-то функции и графики. Короче говоря, эти файлы не предназначены для чтения, при том, что поправки в тексты ролей актеров Театра вносятся именно с их помощью.
Оказаться в этой комнате по праву, то есть соображая, где ты находишься и зачем сюда пришел, ничего при этом в ней не изломав и не перечеркнув жизни других актеров, можно при условии, что ты заранее согласен со всем, что встретишь в этом тайнике (ведь всё здесь – твое и даже больше того, всё это ты и есть), и что будешь прозрачным, то есть войдешь в сейф один и голый, оставив все свои мысли где-нибудь в другом месте, скажем, на сцене. С другой стороны, артист, однажды начавший, а потом вдруг полностью прекративший размышлять или, скажем так, – исполнитель остановившийся, – автоматически как раз сюда и попадает, начиная теперь уже играть роль нейтрального наблюдателя, которому незачем искать дорогу в сверхсознание.
* * *
– Для чего нужно уметь молчать, входя в это помещение?
– Комната представляет собой запертый сейф, и открыть его снаружи непросто, он себя тщательно оберегает. У него до такой степени мощные стены, что ему не страшны огонь или динамит. К тому же существует секрет, делающий его почти неуязвимым: у него есть замок, но нет собственно двери. При всей своей грозной неприступности тайник охраняет себя исключительно лишь от несанкционированных проникновений извне. Если же ты в него уже каким-то образом просочился, неважно как, то внутри ты сопротивления не встретишь. Напротив, всё, что здесь хранится, с радостью становится твоим и немедленно вступает с тобой в активное взаимодействие. Все, чего ты захочешь, тут же начинает исполняться. Не бесплатно, разумеется.
Если, к примеру, ты желаешь, чтобы сейчас на сцене пролился дождь, те же самые рабочие, что зимой бросают на головы актерам снег, немедленно побегут наверх по лестнице и начнут поливать сцену из шлангов. При этом в одних файлах что-то сотрется (тебе необязательно знать, в каких и что), а в других, наоборот, появятся новые записи. Какая-то из них засвидетельствует, что ты только что, как и было написано в твоей роли, с очень правильной интонацией и, главное, вовремя произнес свою реплику: “Хорошо бы сейчас пошел дождь”. Что написано в других файлах – пока неизвестно. То есть, полюбопытствовать и прочесть, конечно, можно, но только не сразу, а потом – когда ты вернешься на сцену. Ты всё увидишь глазами. И очень трудно будет уже что-то исправить.
Да, в этой комнате опасно хотеть. Вернее, как раз в ней-то быть может и имеет смысл чего-либо хотеть, поскольку только здесь и возможно, причем в ту же самую секунду, а не когда-то в неопределенном “завтра”, получать желаемое. Но при этом неминуемо включается стоящая посреди комнаты огромная вычислительная машина и начинает со страшной скоростью одновременно во многих, чуть ли не во всех файлах что-то менять. Стирает и записывает. Создает новые, а какие-то закрывает. Совсем их уничтожает. Навсегда! Что она делает? Как? – А Бог ее знает…
Хотеть – это сейчас было чересчур сильно сказано. В этой лаборатории достаточно лишь чуть задуматься или что-то плохо забыть, для того, чтобы даже кусок твоей мысли был этой машиной услышан и тут же с готовностью воспринят ею, как приказ действовать. То, о чем ты и думать позабыл, что спряталось в темных тайниках твоей памяти и лежит там, свернувшись в клубок, машина с легкостью вытащит из твоего подсознания и сразу же распечатает (реализует). Ну и, разумеется, в досье опять что-то начнет стираться и вписываться. Без этого не обходится…
Если в этом бункере невзначай захотеть, например, чтобы твой приятель – артист N., который уже сел в лифт и в эту минуту едет наверх, задумался, отвлекся и случайно сошел на третьем этаже, а не на шестом, куда направляется и где, как тебе вдруг стало известно, сейчас начнется пожар и заживо сгорят все, кто там окажется, машина сможет реализовать и такое твое желание. Ей совсем нетрудно произвести перестановку в мизансцене. Она ведь железная, ей все равно. Но это совсем не значит, что и в файлах изменения произойдут столь же незначительные, сколь пустячным актеру кажется его пожелание. Подумаешь, подменил шестой этаж третьим. Только и всего. А велика ли разница? Мы, оказывается, вообще не представляем себе реальную стоимость вещей, которых хотим. Случалось, что за сущую ерунду, вроде только что описанной ситуации незначительного превращения реальности, компьютер вносил в системные файлы древних родов, к которым и пальцем прикасаться нельзя, изменения, в результате которых вымирали целые актерские династии. И даже память о них стиралась! В этой комнате не то, что хотеть, – дышать следует с осторожностью. А что сделал пианист? – Вломился сюда за развлечениями, весь в мыслях, как в грязи…
Продолжение следует.
* * *
– Кто такие избранные?
– А разве непонятно? Это те люди, которые себя для чего-то избрали.
Не будет ли чрезмерным преувеличением сказать, что человек, входящий в ирреальное, уже не просто пишет новую историю, коль скоро создает очередной ее вариант, но и превращает свою Судьбу? Ведь одно дело – подмена реальности и совершенно другое – изменение предначертанного. Давайте точнее определимся в терминах. Слова “предначертанное” и “судьба” далеко не всегда синонимы, хотя вроде бы и говорят об одном и том же. Для человека, который твердо решил в течение своей жизни ни разу не зайти за грань одной реальности, той самой, в которой родился (как будто во всех других он так же не рождался) и при этом точно знает, как ему это удастся, понятия “предначертанное” и “судьба” – синонимы. Но только в этом случае.
Пошли дальше. Пускаясь в отвлеченные рассуждения о тонких мирах, мы допускаем вероятность одномоментного сосуществования нескольких параллельных реальностей и соглашаемся с предположением, что в каждой из них для какого-нибудь одного конкретного человека запрограммирован жизненный путь, отличающийся от событийного ряда, уготованного ему же соседней реальностью.
Если разобраться, то получается, что мы говорим сейчас уже о разных судьбах одного и того же человека, предначертанных ему различными пространственно-временными системами координат или виртуальными, то есть творимыми нашей психикой, или даже, скажем совсем просто (и, конечно же, неточно), воображаемыми реальностями. Здесь, однако, дальнейшее продвижение нашей мысли что-то останавливает. Нам почему-то не удается зримо (в картинках) представить себе (заставить себя разглядывать рассудком) множество судеб одного и того же человека, как если бы мы все их, словно игральные карты, разложили пасьянсом на столе, поскольку судьба нами осознается, так же, впрочем, как и первопричина, в виде чего-то единого и неизменного. И то, о превращении чего мы уже не в первый раз заговариваем в этой книге, нам было бы проще называть не судьбой, а каким-то другим словом. Например, реальностью. Но ведь это – не одно и то же. Или все же – одно?…
Обратите внимание на следующую мысль: мы можем сколь угодно долго теоретизировать и на словах допускать наличие неодинаковых судеб у одного и того же человека, живущего одномоментно в разных реальностях, поскольку это как бы не противоречит логике, но мы не в состоянии пожелать такое увидеть или представить себе буквально, а ведь это означает, что мы не верим во множественность судьбы. Мы не воспринимаем даже своей интуицией вероятность расщепления единой судьбы. Или, проще говоря, не хотим знать и искушать свою судьбу. Здесь ум подходит к своему естественному пределу познания множественности реальности и начинает блокироваться.
* * *
Царствие Божие для мира сего безумие есть.
Увернуться от предначертанного или переиграть назад запрограммированное Провидением, живя все время в одной и той же реальности, никуда из нее не выходя и тем самым не превращая ее, теоретически невозможно – это понятно. Трансформировать реальность изнутри также нельзя: она просто не позволит такого над собой учинить. Настаивающий на превращении ее свойств, обычно встречает сопротивление обстоятельств (всевозможных случайностей), а если это не срабатывает, бывает ею трансформирован сам. И отступает, либо подвергаясь мутации (чаще всего с помощью несчастного случая), либо погибая от болезней. Отсюда под ее “безопасным” изменением мы можем разуметь только наш собственный переход из нее в какую-то другую реальность. Не разрушение, гибельное для нас самих, а замена одной реальности другой. Подмена…
Представить себе или допустить, что в разных реальностях (где-то в параллельных мирах) ходят по земле сразу несколько внешне похожих друг на друга людей, каждый со своим прошлым и будущим, и все они – Я, трудно, но все-таки можно, хоть это уже и смахивает на фантастику. А вот чего в принципе сделать не получится, так это собрать все эти разные Я в одном месте одновременно, посмотреть на них и при этом не сойти с ума. Рассудок не может сохранить в одном плане столь многослойную картину, она тут же начинает рассыпаться. А почему? – Потому что у одного Я в этом случае оказываются разные биографии и судьбы, а наш рассудок в состоянии наблюдать и удерживать в поле своего внимания и контроля только одно свое прошлое и одно будущее. Все равно какое, но непременно одно.
Можно путешествовать из этой реальности в другую, от одного себя к другому, но при этом мы все равно будем читать свою судьбу как книгу, а вернее, как дневник, то есть по одной странице за раз. Вот и получается, что вчера у меня было одно Я, сегодня, – в другой реальности, – второе, а завтра я стану уже кем-то третьим и буду не просто непохож на первых двух, а и вовсе позабуду о своем с ними знакомстве. Мое внимание в каждый отдельный момент времени всегда будет оставаться только с одним из них. Мы никогда не сможем читать по нескольку страниц одновременно. В противном случае наш рассудок испытает столь сильные перегрузки, что мы рискуем перестать быть людьми, или во всяком случае теми, кого привыкли так называть.
Заметьте, рассудка мы не лишимся. Такое уж если и случается, то происходит, как правило, гораздо раньше: пока мы бродим в лабиринтах неведения и страха. Мы просто перестанем думать так, как проделываем это сейчас. Или мы вдруг устремимся к вещам, которые на сегодняшний момент для нас пока не существуют. Что же касается безумия, то, исследуя пределы возможного и вступая в состояние парапсихоанализа, мы в немалой степени и совершенно сознательно стремимся именно к нему. То есть к познанию мира, осуществляемому без ума. Только это и позволяет нам естественно и по праву войти в царствие Божие, которое для мира сего безумие есть. То есть познать, приблизившись к ирреальному, самое себя.
В какой-то мере парапсихоанализ можно и даже нужно рассматривать как искусство ходьбы по лезвию бритвы, не впадая в суеверия или в психическую болезнь сумасшествия. Ведь невозможно просидеть всю жизнь внутри “надежного” бункера, сложенного из опасений. От этого знаний не прибавится, а ум и душа точно атрофируются. Временами нам просто необходимо выбираться в открытый Космос. Только при этом все-таки желательно надевать на себя скафандр, сотканный узнаванием и принятием эзотерических законов.
Так что же такое парапсихоанализ? – Это возвращение в максимально отстраненную позицию наблюдения уже происходящих событий, то есть проистекающей сейчас реальности. И согласие с нею, как с данностью. Что тут, казалось бы, сложного – смотреть на то, как разные вещи случаются сами собой? Зачем об этом книги писать? – Все дело в том, что понятия “смотреть” и “наблюдать” в парапсихоанализе различаются весьма сильно. Второе, в частности, говорит уже не только о том, что я вижу (разглядываю), как “разные вещи сами собой случаются”, но что уже и особым образом проникаю в переживание происходящего как в разновидность и новое измерение собственного бытия, погружаясь в него своим сознанием настолько глубоко, что реально становлюсь им и, произвольно меняя ход своих мыслей, превращаю этим изменением событийный ряд происходящего.
Письмена… Осколки…
…зачем смотришься в камень…
…дилемма…
…замучили вопросы авторства идей…
…два качества…
…жаждет изменений…
…борется и страдает за наклейку…
…честолюбивый…
…человек слаб…
…стремится прослыть Вседержителем…
…слепой неудачник…
…ведь уже…
…не выйдет за пределы алмаза…
…закрыл себе возможность…
…понять и ощутить Его…
…прожить…
…преодолеть границы реального…
…другой уже видит изменения…
…сверхчеловек…
…Ему незачем хотеть…
…всем обладает в полноте…
…Творец…
…Бог…
* * *
…человеческий ресурс…
…унизительные ограничения…
…тело…
…карма…
…первый…
…всегда платит…
…рождающий новую концепцию…
…непременно рискует…
…цена велика…
…молчание – альтернатива смерти…
…забвение или сокрытие увиденного разумно…
…слишком дорогой подарок…
…неблагодарным…
…разум – несовершенный подсказчик…
…инструмент вора…
…или раба…
…выбор гения – игра…
…проигравших нет…
…безумие…
…на кону жизнь…
…мышление – высшая точка…
…эволюции животного…
…атавизм сверхчеловека…
…спасение души…
…освобождение пути…
…незнакомым людям…
…прощение всем…
…грешить стало легко…
…согрешить трудно…
…все оплачено…
…крест…
…асфальтовая дорожка…
…теперь можно ходить…
…бесплатно всем…
…остается…
…вовсе уклониться…
…от пути…
…куда идти…
…зачем…
…ведь свобода…
…стоило ли…
…как можно идти…
…пасти и водить – одно и то же…
…пастись и ходить – вещи разные…
…толпе нужен вожак…
…идущему пастырь мешает…
…логическое противоречие…
…зачем стаду свобода…
…Бог не нуждается в рабах…
* * *
…смерти уже нет…
…еще нет жизни…
…страх прекращается…
…где останавливается движение…
…вне камня нет того, что может испугать…
…объективно существует только вечность…
…Ничто…
…внутри кристалл покоен…
…игра на поверхности…
…у алмаза есть тело…
…пустота…
…человек пришел из Ничто…
…содержание Ничто…
…Дух…
…лицо Ничто – бездна…
…отражение Духа на стекле…
…Бог…
…проявление Ничто – Всё…
…природа Духа – Ничто…
…видеть алмаз из Ничто человек не может…
…уже только сверхчеловек…
…обладать волей человек также не может…
…не обладает покоем Ничто…
…но только сверхчеловек…
…или Дух…
…один шаг…
…назад…
…вернуться…
…в себя…
…и вспомнить…
…сверхчеловек назначает…
…степень родства…
…мы – Боги…
…Аминь…
;
Драка
Первый опыт реального изменения сознания я пережил в весьма юном возрасте. Странно, но произошло это памятное событие во время заурядной детской драки. Чем мальчишка со скрипичным футляром в руках так уж сильно раздражал местную шпану, не знаю, но в музыкальную школу частенько случалось приходить с разбитым носом. Психологи утверждают, что до двенадцати лет ребенок по-настоящему не может захотеть кого-нибудь убить, но также он не может и всерьез испугаться того, что у него отнимут жизнь, поскольку в этом возрасте он еще не знает, что это такое. Тем не менее в тот день, о котором я хочу рассказать, а мне было лет десять, не больше, я испытал не просто ужас, когда понял, что придется жестоко драться, а самый настоящий страх смерти, то есть боязнь потерять жизнь.
Значимость этого почти мистического опыта, а такое переживание вполне можно воспринимать и расценивать именно так, заключена даже не в том, что в итоге нашелся способ, притом не самый тривиальный, выбраться живым и здоровым из критической ситуации. Но, что гораздо важнее, испытав сильнейшее нервное потрясение, я, будучи еще совсем ребенком, за какую-то минуту получил ясное представление о тех особых ситуациях, когда жизнь человека не может быть у него отнята ни под каким видом. Примечательно, что почти религиозное видение сути столь сложного вопроса, которое я приобрел тогда, мало чем отличается от того, что на сей счет я думаю или, скажем точнее, во что верю и сегодня, хотя с тех пор прошло уже около тридцати лет и многое могло бы измениться. Тем более, что в десятилетнем возрасте особенной экзальтацией или какой-то особенной верой в сверхъестественное я не отличался. Удивляет еще и то, почему в результате столь мощной и внезапной, а главное, казалось бы, ничем не подготовленной мгновенной трансформации сознания, рассудок ребенка не разрушился.
То, что со мной тогда случилось, началось с обыкновенного, но, правда, сильного испуга. К голове сразу прилила кровь, и я стал слышать громкий свистящий шум. Потом в мозгу или даже где-то над головой как будто беззвучно лопнуло оконное стекло, и в воздухе высоко надо мной образовалась воронка. Она напоминала смерч, который покачивался и вращался, а затем начал опускаться, пока не коснулся своим хоботом моей головы. Через него от темени вниз – вдоль позвоночника – стал с хрустом “прорубаться” колодец. Все происходило быстро. Я чувствовал, как в голове и спине рвутся и раздвигаются живые ткани, как будто кто-то грубо и наскоро высверливает в моем теле огромный канал. Было жутко и противно, но почему-то совсем не больно. Я следил за всем происходящим откуда-то со стороны.
Потом я даже не то, чтобы представил себе, а реально увидел завтрашний день, в котором я уже не жил. Те, окружившие меня подростки и здоровенный детина, – очевидно, их главарь, чей удар, как я понимал, и стал для меня последним, – все они есть, а меня уже нет. Уже – потому, что все происходящее с того момента я отчетливо воспринимал как наступивший завтрашний день, тогда как вчера был убит в драке. То есть “сегодня” осталось, но при этом оно превратилось в “завтра”. Непонятным образом картина, которую мы обычно видим своими глазами и называем реальностью, в корне изменилась. Она съехала вперед на один день и расползлась в разные стороны, расколовшись во времени. Что-то в нее добавилось, чего я прежде не знал, а как раз всё привычное из нее было изъято.
Я слышал звуки проезжавших где-то машин, карканье ворон, все было как всегда, буднично, обыкновенно. Отчетливо, только как бы немного сверху, я видел мальчишек, стоящих вокруг меня. Слышал, как хрустит у них под ногами снег – они топтались и переговаривались. И при этом я отлично слышал каждого из них в отдельности. Ощущал запахи. Но там не было меня. Все это нисколько не было галлюцинациями или игрой воображения (уж какие в такой момент фантазии!), а воспринималось мною как самая настоящая реальность, странная, но реальность. Я видел где-то далеко внизу самого себя, понимая, что на самом деле меня уже какое-то время здесь нет. И вот что любопытно – вся эта странная картина не вызывала у меня ни малейшего испуга или беспокойства. Я плавал в прохладном оцепенении и как бы во сне. Это был даже не покой…
* * *
Потом уже, пытаясь хоть как-то проанализировать случившееся в тот день, я предположил, что мой мозг (или инстинкт?) из-за внезапного и чрезвычайно мощного эмоционального всплеска возможно просто не справился со своей обычной задачей фиксировать увиденное и адекватно реагировать на происходящее. Он, словно компьютер, допустивший в момент загрузки сбой, неведомо откуда, из какой-то иной реальности вдруг по ошибке вытащил еще одну – старую или, наоборот, завтрашнюю, что звучит, согласен, совершенно невероятно, версию файла, с которым мне еще только придется когда-нибудь работать. Расположил ее поверх предыдущей, то есть переживаемой мною в тот момент ситуации и предложил рассматривать составленный из столь разных фрагментов кадр, эту слоеную мультипликацию, как нечто единое.
Точка сборки всей конструкции, то есть угол мировоззрения, понятно, сместился. Но сместился он таким образом, что всё на той картинке, оставаясь живым, продолжало двигаться, в то время как сам я сделался ее лишним и нереальным компонентом, нарисованным условно, пунктиром. Через меня прошла линия временного разлома, я разделился надвое и стал, как мне тогда показалось, невидимым. Первый я стоял, окруженный шпаной, внизу на земле, а второй и главный, носитель сути первого, безучастно наблюдал сверху за тем, как в теле ребенка шаровая молния деловито и непонятно зачем роет страшный колодец.
Сегодня я уже точно знаю, что мой мозг в тот день ни в чем не ошибся. В экстремальные моменты, когда возникает реальная опасность потерять жизнь, он имеет возможность задействовать особую резервную систему, к чему в обычных условиях прибегает исключительно редко, поскольку ее включение почти всегда дает побочные эффекты. Она принудительно расширяет горизонты сознания, способствуя импортированию в человека принципиально нового знания, независимо от того, готов он к его восприятию или нет. Подобное переживание является сильнейшим испытанием для психики и для многих заканчивается катастрофой. Интересно, однако, другое: такой опыт не только с неизбежностью меняет характер и строй мышления человека, но, как это ни фантастично прозвучит, запускает программу, начинающую преобразовывать его физиологию.
Эта программа инициирует и производит мутацию в том случае, если человек от рождения не имеет тех физических особенностей строения мозга и некоторых других органов, естественным образом способных настраивать тонкие структуры (отделы) нервной системы и интеллекта таким образом, чтобы они сами спонтанно провоцировали человека на поиск и извлечение из глубин психики ее скрытых ресурсов и сверхспособностей.
Эта программа проявляет себя и на событийном уровне. С человеком начинают происходить странные вещи: рядом с ним случайно бьет в дерево молния, вызывая сильнейший шок, или он сам ломает себе переносицу о дверной косяк, опять-таки случайно, производя этим невероятно тонкую операцию, за которую не взялся бы ни один нейрохирург, даже если бы и знал, зачем и как ее следует произвести; такому человеку в руки в определенной последовательности попадают книги особого содержания, подталкивающие его к шагам, которые ему самому вряд ли пришло бы в голову совершить и так далее. Другими словами, однажды включив такую систему (запустив программу), инстинкт против собственного желания приоткрывает дверь эволюции, в том числе и биологической, в чем он, инстинкт, никак не может быть заинтересован. В каком-то смысле он вместе с системой санкционируют превращение человеческой сути своего подопечного – этого выскочки.
* * *
Наблюдая за происходящим извне, я увидел, как наверху, там, где в воздухе висел и вращался смерч, что-то открылось и горячий светящийся поток начал литься мне на голову. Это было очень странное переживание, потому что даже воспоминания о страхе пропали начисто, и, если я о чем в тот момент и беспокоился, так исключительно о том, что река огня, падающая на меня сверху, всё никак не останавливается. Я был уже полон ее горячим веществом, но оно продолжало и продолжало в меня вливаться. Я подумал, что скоро случится взрыв. Тем не менее, даже угадав это, я не пытался сопротивляться происходящему, хотя знал, что, если не буду стоять как вкопанный, а немного согну позвоночник, раскаленная, но странным образом не обжигающая струя перестанет в меня проникать. Она была ровная, как луч света, и могла в меня вливаться только потому, что я стоял прямо, вытянувшись. Более того, движениями шеи, головы и спины я помогал ей заполнять себя. И понял почему: в тот момент я уже точно знал, что умер и поэтому спасти себя не пытался.
Вряд ли стоит говорить о проявлении абсолютно несвойственных для столь юного возраста религиозных чувств, желании говорить с Богом и даже простого любопытства к непостижимому. Скорее всего, выбор между жизнью и смертью, который инстинкт самосохранения, даже если уже нет никакого шанса выжить, все равно делает в пользу жизни, в состоянии психического шока был им по ошибке сделан в пользу смерти. Почему это произошло? Потому что я на самом деле нисколько не сомневался в том, что умер. Спокойно, без трагедий. Действительно умер. Это было для меня в высшей степени очевидно. Думаю, что в течение нескольких мгновений я и был в шаге от черты, а может быть даже и заступил за неё. В подобной ситуации инстинкт самосохранения упраздняется и позволяет отстраненно наблюдать происходящее, уже не пытаясь что-либо исправить. Странно, я находился за гранью, в бездне, но никакого надрыва или плаксивых эмоций по этому поводу не испытывал.
Потом все-таки взрыв случился. Везде стало тихо и освещение изменилось. Грома я не услышал, но увидел его, как видишь звон и брызги огня, когда ночью в подворотне тебя неожиданно бьют сзади по голове. Или когда по телевидению показывают атомный гриб, пожирающий наше пространство и создающий свою собственную, гибельную для живого реальность.
Всякое движение остановилось. Я стоял и спокойно смотрел на человека, который был намного старше и сильнее меня. Он намеревался отнять мою жизнь, да, собственно, уже и отнял ее, но во всей этой ситуации чувствовалась какая-то несуразность. Он никак не мог и не должен был делать сейчас то, что на словах энергично обещал. Его слова, которые несколько минут назад произвели на меня до того сильное впечатление, что я от них-то практически и умер, здесь ровным счетом ничего не означали. За ними не было подтверждающей подобное намерение силы или санкции. Оказывается, это были просто слова. И хотя он был абсолютно серьезен и действительно собирался выполнить свою угрозу, во всяком случае он в это верил, за самой угрозой не стояло чего-то настоящего, того, что делало бы ее реальной. Ему этого не поручал Тот, кто подобные приказы властен отдавать. Это было совершенно очевидно!
В тот момент я прекрасно осознавал, что забрать чью-либо, в том числе и мою жизнь – совсем не сложное дело. С этой работой запросто может справиться не просто любой человек, но и вообще всё, что угодно, любая случайность. Пустяк. Ребенок! В конце концов, от страха может остановиться сердце, или завтра я усну и больше не проснусь. И даже стоявший передо мной подросток мог бы ее взять. Но не сейчас! Божественная охота (сам термин родился и вошел в парапсихоанализ значительно позже) на меня не была открыта. Я понимал (видел) это предельно ясно . А это значит, что сейчас моя жизнь не может прекратиться никем и ни при каких обстоятельствах. То, что именно в эту минуту я оказался вне жизни, – досадная случайность и недоразумение, которое безусловно и незамедлительно будет исправлено. И хотя сегодня я думаю, что описываемый эпизод раскрасил мою жизнь новым цветом отнюдь не случайно, поскольку вообще больше не верю в случайности, тогда я видел и понимал происходящее именно таким образом – как случайную и досадную ошибку. Единственное, о чем я неторопливо и даже с некоторым любопытством размышлял, было то, как именно ситуация начнет сейчас выправляться. А то, что она будет исправлена, причем немедленно и способом, который явится для меня настоящим сюрпризом, не было ни малейших сомнений.
Происшедшее затем, собственно, и составляет предмет рассказа. Загадочный феномен кардинального изменения привычного поразил мое сознание, подарив памяти прецедент торможения и расщепления времени. Переживание было столь ярким и острым, что мне до сих пор трудно забыть ту историю из далекого детства. Впрочем, такие вещи лучше запоминать, оставляя их анализ на потом, когда таковой становится возможным, а не отбрасывать труднообъяснимое в мусорную яму под надписью: “Такое не могло со мной случится. Мало ли что привидится с испугу…”
* * *
Когда я спохватился (словно бы очнулся от обморока, лежа с открытыми глазами на хирургическом столе), то как-то не сразу заметил, что кулак бугая, так сильно меня напугавшего, оказывается, уже какое-то время перемещается в направлении моего носа. Причем, движется он непрерывно, но так медленно, что казалось, будто кулак застыл на месте. Довольно быстро я сообразил, что в пространстве истечения нового времени ему до меня добираться еще минуту-две. Увернуться от такого странно неторопливого удара было совсем несложно. Ну, а поскольку ждать, пока кулак до меня доползет, было как-то незачем, я решил потрогать эту теперь уже не страшную руку и убедиться в том, что все происходит именно так, как я это себе вижу. Легко и быстро, одним движением я дотянулся до неспешно плывущей к моему лицу руки, аккуратно взял ее двумя пальцами (указательным и большим) за локоть и вдруг почувствовал, что она не имеет ни твердого вещества, ни веса. [Мне это тогда, надо полагать, показалось. Должно быть, я ошибался. Масса есть мера инерции, как известно, а инерция у руки боксера, в чем я убедился немного позже, была весьма внушительная.] Держать ее приходилось с большими предосторожностями, потому что оба моих пальца беспрепятственно проникали (не разрушая почему-то ткань пальто) в то, из чего она была сделана. Рука моего врага обладала телом медузы. Даже подумалось, что, если бы у нее внутри были кости (на ощупь я их не чувствовал), они бы сейчас сломались. Мягко, стараясь не разорвать его руку, я чуть подтолкнул ее в направлении, в котором она уже и так двигалась, а сам отошел в сторону посмотреть, что получится. Изменение траектории ее движения я не заметил, но увидел, что рука стала длиннее. Через несколько секунд ноги моего противника оторвались от земли, он весь поднялся в воздух и медленно полетел вслед за своей рукой.
И внезапно все изменилось. Картина полностью восстановилась в том прежнем виде, какой она была пять минут назад. Сегодня вновь стало – сегодня, чем-то похожее на вчера. Смерч над головой пропал. Мой позвоночник был абсолютно цел, во всяком случае он не болел. Голова тоже. Люди, машины и вороны шумели и двигались обыкновенно – как всегда. Мы все опять оказались в одном времени. Мальчишки, окружавшие меня, перестали разговаривать. Они медленно пятились, как бы расчищая нам место для драки. И ко мне вновь вернулся испуг. Я стал боязливо озираться. Искал глазами своего неприятеля. И увидел его, неподвижно лежащим лицом в снегу, в нескольких метрах от себя. У меня застыла кровь в жилах и задрожали ноги, когда я подумал, что он сейчас со мной сделает. Когда встанет. Но он почему-то не вставал. А мальчишки все пятились. Я не стал ждать расправы, воспользовался общим замешательством, подхватил скрипичный футляр и сумку с нотами, брошенные на снег, и со всех ног бросился бежать.
Впрочем, мог бы и не торопиться. Потому что мой “убийца” встал на ноги только через полтора месяца. Еще дольше заживала его рука – в момент броска она вышла из всех суставов, а в месте, за которое я осторожно держал ее пальцами, кость была деформирована (раздавлена). Несмотря на то, что свидетелями этой сцены являлись человек шесть приятелей моего противника, милиция, должно быть, не поверила их показаниям, потому что в городе некоторое время разыскивали крупного мужчину, обладавшего огромной физической силой и знанием приемов какой-то особенно жестокой борьбы. Сожалею…
Я никогда всерьез не интересовался восточными единоборствами, но недавно на выставке японской видеотехники случайно увидел документальный фильм, в котором показывался бой какого-то древнего босого доходяги с молодым и статным противником, замедленный во много раз. Мне бросилось в глаза, что тщедушный старец перемещался по рингу слегка прихрамывая, но самым обыкновенным образом, в то время как его массивный и грозный партнер невесомым и беспомощным облаком медленно плавал над татами. Это мне кое-что напомнило…
;
Эволюция Духа
Все сущности, населившие когда-то нашу Вселенную, – не только люди или планеты, а самые обыкновенные камни и даже то, материальность чего нами уже почти неразличима, как то: грехи, страхи, сны, запахи из прошлого, обиды, память об умерших, голос диктора, читающего по утрам прогноз погоды, – все эти вещи на уровне своей тонкой сути являются безусловно открытыми системами. Это означает, что все они не только части Универсума, это и так понятно, но и что между собой они находятся в живом и самом непосредственном контакте. Предметы постоянно разговаривают друг с другом. Они, разумеется, не пользуются для этого словами, но обмен информацией, а иначе говоря – интенсивное общение, между ними происходит непрерывно. Более того, всё в этой Вселенной активно взаимодействует друг с другом.
Если бы булыжник, лежащий уже много лет на дне Оленьего пруда в Сокольниках, вдруг каким-то чудом задумался и захотел сегодня предотвратить катастрофу самолета, летевшего прошлым летом из Нью-Йорка в Париж, он без труда сумел бы это сделать. Правда, при этом существенно изменился бы сам, может быть вовсе исчез из этой реальности или просто стал чем-то другим, например, теплым средиземноморским ветром, извержением вулкана где-нибудь в Коста-Рике, рождением тройни в необустроенной монгольской больнице или взрывом новой звезды. Мы так и не узнали бы о крушении самолета в воздухе, потому как нельзя знать того, чего никогда не было. Трагедия в небе была запланирована, а правильнее было бы здесь сказать – предначертана. Изменение этой ситуации должно как-то компенсироваться – вот оно и покупается камнем ценой собственного превращения.
О том, что какой-то невзрачный серый валун из заросшего осокой Сокольнического пруда минуту назад перестал быть камнем, а сделался прошлогодней февральской оттепелью в Братиславе, мы, конечно, никогда не узнаем, поскольку для того, чтобы обратить внимание на столь незначительное событие, необходимо проявлять специальный интерес к судьбе именно этого камня и причем в течение долгого времени, что уже просто нереально. Также нам никогда не придет в голову особенно обрадоваться тому обстоятельству, что полет самолета с таким-то рейсовым номером прошлым летом безаварийно завершился в Париже. Да там сотни самолетов ежедневно и благополучно приземляются. Что из того? Это нормально. Не нормально обратное. Вот если бы он упал, тогда мы бы, конечно, об этом поговорили…
И уж точно никто из нас не задаст себе вопрос – почему дождь над Суматрой не прекратился через три дня, а льет уже вторую неделю? А кто сказал, что он должен был продолжаться всего три дня? И причем здесь вообще какой-то камень? О чем это мы? Какой еще самолет? Он когда приземлился? – А дождь идет сегодня…
Как хорошо, что прагматики не страдают беспредметной любознательностью! Парапсихоанализ поздравляет всех, кто не поражен столь опасным и заразным недугом, приветствуя здоровое безразличие к тому, что не имеет к нам непосредственного отношения. Впрочем, нет – и безучастность к самим себе он тоже одобряет. Не презрение или ущербное пренебрежение к своему отражению в зеркале, к судьбам других людей и вообще ко всему на свете, а именно отсутствие интереса, точнее – внимания к вещам. Под вещами мы разумеем все предметы или явления, когда-либо проявившиеся во Вселенной. А также наше будущее.
Что до аварии и кажущегося нам временного рассогласования между “захотел сегодня предотвратить” и “катастрофу, случившуюся прошлым летом”, то камень не усматривает здесь никакого несоответствия, потому как времени вокруг его мыслей или в нем самом не то, чтобы не наблюдается совсем, но течет оно по-другому и означает не то же самое, что для нас, существ разумных. В других вещах (в людях, авариях, приключающихся с ними и проч.) камень его также не наблюдает (раз в себе самом времени нет, стало быть, и в чем-то другом он его также различить не может), вот почему сейчас он вполне может проделать со всеми нами что-то такое, что существенно отразится на нашей судьбе лишь когда-нибудь в будущем или, наоборот, уже случилось в далеком прошлом. Человек, к слову сказать, тоже способен на подобные переживания и более того, время от времени непроизвольно устраивает такие превращения, хоть и не всегда об этом догадывается.
Камень и крушение самолета в небе над Атлантикой – совсем не отдельные (словно бы не связанные друг с другом) фрагменты мироздания. Своим существованием порознь они рождают и поддерживают нечто Единое, так что камень, если пристально всмотреться в него под особым углом зрения (вхождение в ирреальное), вполне может быть узнан именно как та самая авария с самолетом. Во всяком случае у них единая природа и оба они – синхронное отражение одного лица разными зеркалами (грани алмаза). В трансцендентной мистерии Божества камень и трагическое происшествие в воздухе – партнеры в одной Пьесе и играют они в дуэте. Отсутствие на сцене по болезни или еще по какой причине кого-нибудь из них допустимо, но, если камень (причем самовольно) решает предоставить катастрофе внеочередной выходной, позволяя ей сегодня вечером не выходить на работу, то сам же обязан найти ей равноценную замену. [Хотя бы и разрезав себя на части. Уж как сумеет.] Нужно помнить, что камень не солирует, а всегда играет в паре, в ансамбле, делаясь от этого камнем. То же относится и к человеку, поскольку он в этом Театре также работает и кого-то здесь играет. Интересно, кого?
* * *
Различие вещей становится мне очевидным только в те грустные минуты, когда я заболеваю и глаза мои закрываются. Тогда-то у меня и прорезывается ум, который тут же запускает когти в мой мозг и погружает меня в долгий липкий сон. Я оказываюсь в мрачном облаке, из которого ничего уже больше не вижу, впадая в тягостную жизнь материи, сплошь состоящую из бессмысленных событий, смерти, пьяного веселья и разочарований, но, что страшнее всего – совершенно непредсказуемую. В этом тягостном бульоне мое сознание, свариваясь, разрушается, и я зачем-то начинаю сопереживать чужим кошмарам, при этом забывая, как только что был тем камнем или трагедией разбившегося самолета, а также теряю память обо всем, что случилось со мной прежде, произойдет завтра и зачем я вообще здесь сейчас нахожусь.
Нечаянно одной ногой вступив в эту свинцовую тучу, я немедленно перестаю видеть единство и взаимосвязь событий. И лишь когда говорю себе – да, действительно, какое-то время я уже плаваю в этом проклятом киселе, должно быть угодив в него по ошибке, ведь не могу же я, в самом деле, и являться им, этим обмороком; что я оказался здесь случайно, по недоразумению, и даже забыл, а точнее, не заметил, как; что мне тут абсолютно нечего делать и ужасно хочется вспомнить, кто же я такой и поскорее вернуться домой, – мне удается успокоиться. Тогда только со мной и происходят поразительные превращения, позволяющие проснуться и выбраться наружу, к себе домой – на свет.
* * *
Возможно, только что прочитанные строки кого-то насторожат, а то и заставят обеспокоиться состоянием психического здоровья человека, картина мировосприятия которого описана столь странным образом? Ну и напрасно, ибо с его психикой как раз все в порядке. Это он мог бы проявить к нам внимание, а может быть и в чем-то помочь, например, отрезвив нас, если бы только наши слабости вызывали в нем, – ладно, пусть не умиление, – но хоть немного сочувствия.
В тех семи предложениях сформулирован один из сильнейших рабочих ключей или этический принцип суперэгоцентризма. Вкладывая этот магический ключ в механизм подстройки собственного мировоззрения и проворачивая его в нужную сторону (фиксируя под заданным углом), суперэгоцентрик способен произвольно вызывать в недрах своего сознания существенно измененные состояния. Причем столь опасные манипуляции с тонкими, но эластичными материями (рассудком) он может безнаказанно производить в любой, наугад выбранный, момент (непринужденно и не особенно задумываясь: глядя в телевизор, погружаясь в глубокий сон или спускаясь в метро, просто разговаривая по телефону, наконец, умирая…).
Приведенная оккультная формула обладает стройной и безукоризненной логикой. Она позитивна и достаточно проста, к тому же не архаична, несмотря на то, что заимствована из древней мистической традиции. В ней отражена особая позиция и технология наблюдения себя со стороны, а кроме того, специальная знаковая система, позволяющая человеку мыслящему разговаривать с иррациональным на языке, понятном уже и его собственному прагматичному рассудку. Подобная ментальная конструкция вполне может пригодиться нашему уму и причем именно сегодня, в эпоху расцвета техногенной цивилизации, в первую очередь как модель или инструмент особо тонкой настройки индивидуумного мировоззрения. Плюс к тому, она позволяет острее чувствовать и, более того, внятно осознавать трансцендентное уже не как холодную отвлеченную абстракцию, а как специфическое, но воспринимаемое или даже знакомое нашим обычным человеческим чувствам переживание, с которым уже потихоньку можно начинать работать.
* * *
Единственным препятствием к распознаванию смысла, зашифрованного в эпизоде с катастрофой самолета, скорее всего явится столь же распространенное, сколь и ошибочное утверждение, что камень в принципе не способен чего-либо захотеть. Никакие мысли, говорим мы себе, не могут (не должны) его посещать. Принято считать, что он не обладает необходимым для этого качеством или уровнем раскрытости сознания, соответствующим набором степеней свободы и т. п. Так, во всяком случае, мы полагаем. Правда (и это уже немного настораживает), нас почему-то не посещает элементарная мысль, что камень, зная не только обо всех прошлых, но и предстоящих крушениях самолетов и обладая при этом достаточной властью предупреждать любые, в том числе и подобные неприятности, просто согласен, причем не со зла, с тем, что всё в этом мире задумано правильно. Так что и пусть в нем всё это случается.
Бог с ним. Камень – он холодный и бесчувственный. Что с него взять? Зато человек – другое дело! У него и желаний переизбыток, и с состраданием вроде как порядок. К тому же сегодня человек, похоже, не просто в состоянии захотеть чего угодно, в том числе и совершенно немыслимого, но давно уже только и жаждет вещей исключительно невозможных. В действительности такое нам может лишь казаться, потому что и вправду захотеть, к примеру, дезактивировать железнодорожный состав радиоактивных отходов или на самом деле всем своим существом пожелать избавить малознакомого человека от рака печени, пусть не из сумасшедшей к нему любви, так хотя бы за деньги, нам, людям, оказывается ничуть не проще, чем самому обыкновенному камню, утонувшему некогда в пруду.
Заметьте, пока еще не было сказано ни единого слова о делании чего-либо, то есть о реальной вовлеченности трансформатора собственно в процессы пресуществления мира (например, в процессы дезактивации или целительства), которые только случайному в этих делах человеку по неведению кажутся чрезмерно трудоемкими или долгими. Мы все это время лишь намекаем на то, что главная трудность человека, желающего научиться творить чудеса, заключается в том, чтобы умудриться захотеть, а иначе говоря, искусственно вызвать в себе спонтанное, самопроизвольно и уже идущее изнутри нашего существа желание видеть физическое состояние какого-либо объекта или явления во Вселенной, избираемого нами также произвольно, измененным.
Серьезная проблема, оказывается, состоит не в том, как бы нам исхитриться и прознать, на что сейчас предстоит пойти и какую кашу мы, в результате, будем расхлебывать завтра, получив неправедно желаемое, а в том, чтобы прямо сейчас, в эту самую минуту изловчиться и задним числом пожелать… всего лишь захотеть того, что уже и так когда-то давно, еще прежде, чем мы успели об этом подумать… откуда-то из далекого прошлого… одним словом, чтобы все те вещи, которых мы хотим сейчас, уже каким-то образом явились перед нами прежде нашего о них размышления. Без подделок и фокусов: все наши чувства и желания во время творения должны не просто выглядеть, а и быть в высшей степени естественными, то есть предельно искренними.
Предположим, что в настоящую минуту мне почему-то захотелось увидеть радугу. Согласитесь, появиться в небе она может только при условии, что на улице, во-первых, прямо сейчас идет или только что закончился дождь, а во-вторых, теперь светит солнце. Посему можно страстно мечтать о радуге хоть всю ночь напролет – проку от этого будет чуть. Зато, если в результате допущения в себя неких трудновыразимых словами мыслей или на фоне их полного отсутствия, за окном вдруг неожиданно светает и распускается утро, а тут еще внезапно проливается дождь и так кстати выглянувшее солнце освещает в небе радугу, мы можем говорить о начале понимания сути процесса и тонкостей технологии превращения реальности. О достижении необходимого параметра силы или искренности наших желаний, поскольку именно искренность, если, конечно, нам известно значение этого слова, устраивает те самые “чудесные” совпадения во времени желаемых и происходящих событий.
Вот, оказывается, что невообразимо сложно бывает над собой учинить, для чего нам и приходится постоянно уходить от реального в немыслимые абстракции и формировать столь сложные ментальные системы перестановки логических акцентов (одной из которых является парапсихоанализ) в вещах на первый взгляд предельно понятных, очевидных и простых. Слово “хочу” здесь приобретает огромное количество смыслов, оттенков и градаций: от “не возражаю” до “не смогу, не буду дальше жить, если не исполнится!” В этой книге мы почти всегда говорим или подразумеваем такое значение и градус желания, которое испытывает сердце, заставляя себя биться до самой смерти без отдыха.
* * *
В поисках способов выживания, превозмогающих естественный отбор, а также удобств и сомнительных компромиссов мой рассудок изоврался до такой степени, что теперь, когда мне вдруг захотелось сказать правду, остается промолчать, а если возникает необходимость приблизиться к чему-нибудь, приходится отворачиваться и даже бежать в обратном направлении. Логические связи извратились с точностью до наоборот. Цивилизация вынуждает нас пошить себе еще одну маску (в придачу к уже имеющимся солнцезащитным очкам ума) – идеологию духовности. Роскошь сознательного превращения себя в сосуд Духа (чистый проводник) сегодня может позволить себе далеко не каждый, для прагматика это – безумие и верная погибель, но временами надевать на черно-белое мировоззрение страха цветные одежды мистицизма (модель открытого согласия) – уже что-то, потому как абсолютно на всех уровнях нашего Пути действует инерция заявленных предпочтений. Перепрограммирование уготованного судьбой с чего-то начинается. С чего именно? – С грамотного подбора ключей.
* * *
Сравнивая глубинные механизмы зарождения и проявления искренних или истинных желаний камня и человека, однажды приходишь к поразительному выводу, что их природа идентична. Они оба размышляют и принимают решения в принципе одинаково, одним способом, если, конечно, они действительно о чем-то размышляют. Кстати, узнавание этой истины на уровне ее ясного видения (прозрения) является тем магическим ключом, которым человек пытливый легко и безбоязненно вскрывает замки в подвалах своей психики и вплотную приближает свой рассудок к пониманию сути многих эзотерических законов и большинства оккультных технологий.
Действительное, спокойное и глубокое понимание или искреннее согласие с этой отнюдь не простой мыслью уже само по себе пробуждает свернутые в нас психические способности более высокого и тонкого плана (такие как ясновидение, телекинез, перевоплощение в материальные среды или в идеи, умение трансформировать пространства и перемещаться в них или за их пределы, замедлять, а то и полностью останавливать время и многое, многое другое), но главное, спонтанное принятие умом и сердцем этого постулата неизбежно поднимает уровень нашего сознания.
Искусство стяжания духовного знания – занятие весьма специфичное и чем-то напоминает статическую атлетику. Это когда мы, не совершая видимых движений и не пользуясь специальными снарядами, в течение некоторого времени с усилием сжимаем кусок обыкновенной железной трубы. Вроде бы ничего особенного с нами, а тем более вокруг нас не происходит – наращивания видимой массы мышц не наблюдается, поскольку стремимся мы вовсе не к этому, зато реальная сила наших рук возрастает. Мы себя исподволь, незаметно, но существенно превращаем.
* * *
– На что разумнее всего обращать силу просыпающихся оккультных способностей: на исцеление больных, улучшение экологии или добывание информации?
– На самого себя, и только. Других ценностей нет. Даже бескорыстное предотвращение “случайных” катастроф и спасение чужих жизней – сомнительная добродетель атеиста.
Нам отпускается строго дозированное количество пси-энергии, только чтобы мы смогли прорасти в себе. Зачем же бестолково расходовать ее не по назначению? Это – не душевная энергия, которую, чем больше тратишь, тем больше получаешь обратно. Не нужно путать. Кроме того, поддержанием объективного порядка и, собственно, материи занимаются другие ведомства ирреального. Суперэгоцентризм – это не про жадность и безразличие к окружающим. Это – про основные приоритеты и то, что у нас мало времени. Про темп.
* * *
Начинается путешествие прагматичного ума в пространство ирреального обычно с его сознательного и в то же время спонтанного отказа от попытки получать удовольствие, а также куда-то или зачем-то ходить вообще, то есть от предвкушения романтического и веселого коллективного приключения, столь свойственного любому из затеваемых им предприятий.
Немалой трудностью в овладении искусством изменения свойств вещей является наработка в себе готовности и способности подавлять соблазн дезактивировать всевозможные зараженные предметы, предотвращать неминуемые катастрофы и избавлять страждущих от их телесных недугов, причем всех подряд (больных и их болезни), не разобравшись толком, а нужно ли вообще ко всему этому приближаться. Другими словами, необходимо избавиться от бессмысленной доброты.
Если уж рекламного магического спектакля никак не избежать, необходимо по крайней мере выяснить: действительно ли подмена реальности сейчас желательна и неизбежна или, скажем, все же могут найтись варианты попроще, способные и амбиции наши удовлетворить, и толпе доставить удовольствие. Превращение реальности на публике – развлечение чрезвычайно опасное и дорогостоящее, не говоря уже о том, что с точки зрения здравого смысла столь сомнительная затея – апогей безграмотности и легкомыслия. Входя в тонкопсихическое, нужно внимательно исследовать качество (особенности) вырисовывающейся реальности и просчитать собственный ресурс с величайшей тщательностью и осторожностью. Опять же, мы почти всегда оказываемся в цейтноте: реальности мелькают перед глазами, только успевай правильно из них выбирать. Близорукость и испуганная медлительность часто являются причинами катастроф.
В абсолютном большинстве так называемых трагических случаев смерть приглашает человека на танец гораздо раньше срока, отведенного ему в других реальностях, именно вследствие некорректного превращения или неверного предпочтения предначертанного. Речь идет даже и о тех из нас, кто вовсе не подозревает себя в попытках оккультной (осознанной) трансформации реальностей. Надо понимать, что поневоле (спонтанно) этим занимаются все, вынужденно ответствуя пред Судией (накапливая отрицательную карму) даже не по намерению, но по результату.
Собственно технологии изменения угла зрения на различные вещи, то есть методы рассматривания себя или своих мыслей со стороны (поиск так называемой точки трансцендента) и последующего возвращения себя в прежние или в заданные психические состояния, как это ни странно, осваиваются без особых проблем, что называется, в рабочем порядке. Другое дело – дисциплинирование себя и процесса мышления (техника безопасности). Беда в том, что избавиться от ложных моральных штампов и забродивших нравственных комплексов, мешающих нашему свободному развитию и духовному раскрепощению (условие прозрения) и побуждающих нас бессознательно, руководствуясь подчас весьма сомнительными эмоциями, навязывать помощь, которой у нас никто не просит, а также самоотверженно бросаться спасать мир (как будто он уже рушится и другого защитника у него нет), бывает неимоверно сложно. Обычная картина – когда человек, прокламирующий свое намерение изучать механизмы управления реальностью, не может ответить себе на элементарный вопрос: зачем, собственно, все эти сверхъестественные свойства, приобретаемые отнюдь не бесплатно, ему вдруг понадобились.
Желательно отдавать себе отчет в том, что гуманизм принудительно прививается всем поголовно (в том числе и серийным убийцам) еще в младенчестве словно оспа или полиомиелит. Христами после этого стать уже проблематично, поскольку вакцинация делает человека в чем-то импотентным и ему остается лишь стараться “быть хорошим”. Естественно, никто его не предупреждает о том, что бациллу рекомендуемой “добродетели” ему удастся из себя вытравить, лишь затратив на это колоссальные усилия. И порядочно себя изломав. То есть совершив поступок. Просто так она не сдается. В этом заключается побочный эффект, а может быть и скрытое назначение прививки. Вирус проникает в кровь настолько глубоко, что выгнать его оттуда можно только с помощью другого вируса – идеи. И, разумеется, осознанного желания.
Культура гуманизма внедряется в нас общественным сознанием, и все подступы к холодильнику, в котором хранятся штаммы этой заразы (то есть к глубинам нашего подсознания) заблокировала сама цивилизация усилиями многочисленных идеологических институтов промывания мозгов. Понятно кого оберегает цивилизация – себя, ясно и от кого – от нас, от кого же еще? Хотя, впрочем, трудно ее за это осуждать. Как бы то ни было, если у кого-то из нас возникает потребность сбросить с себя невидимые, но неимоверно крепкие цепи, удерживающие полеты сознания в пределах разумного, приходится в корне менять свое мировоззрение. Или свое качество. Иначе не бывает. Такова цена.
* * *
Занятное наблюдение. Внутри какой-нибудь одной небольшой семьи ее члены почти всегда стремятся договориться меж собой о соблюдении придуманных ими условных этических нормативов. Мы подробно, не жалея сил и времени, знакомим свою родню со всем тем, что считаем в этой жизни плохим, некрасивым или болезненным и с чем категорически не хотели бы у себя дома сталкиваться. Другими словами, не желаем мириться с чьей бы то ни было грубостью или невоспитанностью. Мы заставляем своих близких получать традиционное образование, то есть заучивать наизусть и неукоснительно соблюдать удобные нам правила общежития. Ослушания, как правило, не терпим.
Однако в исключительных случаях, когда в нас все же обнаруживается некоторая религиозность, за изгородями своих маленьких мирков (семей) мы воздерживаемся бросать в воздух пустые слова и не призываем малознакомых граждан соблюдать наши явно надуманные (составленные исключительно для домашнего пользования) правила комфортного выживания. Напоминаем, сейчас рассматривается довольно редко встречающаяся в миру модель – “если мы религиозны”. Эта модель представляет собой заключение завета Всевышнего с homo sapiens о том, что любой человек волен, когда пожелает, узнавать содержание конкретных обращений к нему Творца, лишь оглядевшись и проанализировав происходящее вокруг. Воспринимая событийное и спонтанность посторонних людей на свой счет буквально и, разумеется, адресно.
Именно посторонние люди и случайность обстоятельств нашей жизни, если вдуматься, единственно и предоставляют нам шанс прочесть информацию, заложенную в их нечаянном соприкосновении с нами, как раз в силу того, что они нам безразличны. Отстраненность от них, дистанцируя нас, отодвигает в сторону то, что наши дальнозоркие глаза уже начинают как-то, пусть и с помощью сильных очков и по слогам, но читать. Непосторонние и небезразличные раздражители, разумеется, также несут нам определенную и подчас даже более важную информацию, чем те, первые, но, когда мы к чему-то неравнодушны (то есть любим кого-то или просто думаем о чем-нибудь), эмоции застилают глаза (ум), делая нас неспособными что-либо трезво воспринимать. Когда мы живем – нам уже не до чтения.
Выходя на улицу, мы какое-то время еще в состоянии разбирать язык, на котором мир разговаривает с собой, поскольку внутренне собираемся, и отправляясь, как мы полагаем, в агрессивное, становимся более внимательны к приметам. В своем же доме мы предпочитаем мирно сосуществовать только с тем, что нам дорого, да еще в атмосфере расслабленности, перманентно пребывая в сладком и, как нам почему-то кажется, безопасном пространстве инфантильной псевдорелигиозности. Мы начисто подавляем своими воспитанием и моралью всякое проявление нестерильной спонтанности или непредсказуемости в своих близких. Последние, в свою очередь, вследствие нашей навязчивой к ним любви, скоро делаются способными причинять нам боль, чем приятно нас развлекают, незаметно отводя наше внимание от некомфортной холодности и одинокости Духовного. В итоге, подавленной (пострадавшей) оказывается как раз наша латентная восприимчивость к ирреальному. Что очень жаль.
Не столько цивилизация как таковая, сколько, если уж конкретизировать, ее религиозные институты, с выраженной манией отыскивания боговдохновенности своего происхождения и ненасытной жаждой власти, зачем-то полагают себя обязанными воспитывать и постоянно спасать от неминуемой погибели свою нерадивую паству (таковая аудитория в мечтах святых функционеров охватывает ни много, ни мало все человечество). Чувствуя на своих плечах тяжкую ответственность за наши заблудшие души и умы (!), разросшиеся фабрики идеологических продуктов, не утруждая себя вхождением в подробности, то есть не особенно интересуясь нашими именами, тайной рождения и индивидуальными предрасположенностями, исследуют универсальные методы воздействия на наше сознание, предлагая незатейливые рецепты, позволяющие лечить все болезни разом. Одно только слово – добро – и готово дело: вирус уже засел в крови. Что это за зверь такой – добро – и с чем его едят, мы не знаем, никто же нам правду не говорит, но против очень многого мы отныне эффективно привиты…
Самые разные серьезные учреждения не миндальничая и вообще без каких бы то ни было предисловий надевают нам на голову (словно смирительную рубашку) странные доктрины круговой поруки, радикальность действия которых основывается на эффекте сильнейшего психотропного средства – огнемета, рекомендованного к пользованию уже не столько терапевтам или хирургам, сколько патологоанатомам, выжигающим на пораженных территориях следы нашествия опасного микроба людоедства, развалившего пока лишь отдельные (локальные) семьи, но угрожающего, разумеется, всему человечеству. Любопытно, что гуманное снадобье на поверку оказывается самым обыкновенным атеизмом. Характерной и страшной особенностью, однако, является то, что купить этот препарат можно только в храме. Занимаются здесь лоботомией фельдшеры, махнувшие рукой на своих безнадежных пациентов, убогих и бездарных. Странно, откуда такой пессимизм и безбожие?…
* * *
Если я хочу порвать с животным мироощущением ведомого (не ударяясь при этом в сладость язычества), у меня нет другой альтернативы, кроме святости. Самое интересное, что перейти от одного состояния к другому (к другой крайности) не так трудно, как кажется, поскольку все они – новые или измененные состояния сознания – пространства весьма широкие. Просачиваясь, в них можно удобно расположиться и даже маневрировать, обложившись индульгенциями подвигов безумных предшественников. Совершенно другое дело – хождение по невидимому уступу между известным – туда, где заканчивается старая вера в нарисованных богов, что, собственно, и являет собой парапсихоанализ.
Зачем бродить в невидимом? Ведь внутри любого из традиционных переживаний (мифов) человек вполне может быть счастлив! – Счастье не есть цель парапсихоанализа, а скорее награда, да и то не особенно вожделенная. Вне святости и вне жизни вообще существует комната безразличия к второстепенному, которая предназначена отнюдь не для жизни. Однако только в ней и можно управлять собой, прекратив умирать, ибо там нет времени…
* * *
Описываемая в этой книге модель индивидуумного мировоззрения, оформившаяся в самостоятельно живущую доктрину (идеологию) задолго до того, как были придуманы искусственные и фальшивые слова вроде “тоталитаризм” или “парапсихоанализ”, к счастью, не рискнула (и не просто побрезговала, а именно не смогла) даже близко подобраться к условному пределу, легкомысленно переступив через который, многие мистические школы впали в дремучую ересь глобального нигилизма, вседозволенности и высокомерного цинизма. Они, претендовавшие некогда на роль сильных водителей, вдруг стали делать до странного скоропалительные и бездоказательные обобщения, призывая своих перепуганных (а потому, конечно же, и наиболее верных) адептов к нравственной распущенности или небрежению правами и свободами не примкнувших к этим “истинным” школам беспартийных соплеменников во имя неких “благих” (“святых”) целей.
Парапсихоанализ, опирающийся на идею индивидуумности (способ и условие прохождения Духовного пути), будем надеяться, окажется в состоянии не позволить кому-либо раздавить или развить себя (что – одно и то же) в коллективистский флажок, даже если кому-то и придет в голову мысль выставить его исходную платформу (начать эксплуатировать идеологию суперэгоцентризма) в экстремистски организующем ключе. Думается, уже стало ясно, что специфический характер философии парапсихоанализа (концентрированное питье для немногих избранных) не позволяет расширить синтезируемое им интеллектуальное пространство своего развертывания (макрокосм в недрах микрокосма) до уровня массовой культуры. Он всегда останется эзотерической дисциплиной. Более того, он в принципе не рассчитан на то, чтобы стать идеологией (в обычном для нашего времени понимании смысла этого слова) индивидуумов, в силу того, что суперэгоцентрик по определению не должен сохранять в своем арсенале обязательные к постоянному ношению доктрины (верность идеологиям). Ему рекомендуется лишь накапливать эффективные инструменты их формулирования и произвольного надевания на себя (или же сбрасывания с себя, как змеи сбрасывают кожу).
Почему-то считается, что зарождение и широкое распространение тоталитарных учений, вроде фашизма новой волны, сегодня невозможно. Что это, якобы, просто уже исключено. Увы, подобное благодушие рождает опасные иллюзии. Вроде той, будто бы человечество, наконец, поумнело и возмужало. В конце концов, мы ведь стоим на пороге третьего тысячелетия, сколько же можно. Так вот, толпа не поумнела и не возмужала. И в будущем ей это не угрожает.
Мы не хотим смириться с той очевидностью, что ментальная эволюция человечества как сообщества неоднородных существ (вида) – явление чрезвычайно консервативное и представляет собой долгий и трудоемкий процесс. Другое дело – эволюция отдельно взятого индивидуума, а точнее говоря, его индивидуального сознания. Вот почему внезапные рецидивы помрачения (деградации) массового сознания в истории цивилизаций – дело не только обычное, но и закономерное. Возникновения самых неожиданных идеологий следует ожидать когда угодно, например, сегодня – в качестве очередной национальной идеи какой-нибудь голодающей этнической группы. Или даже глобальной доктрины выживания человечества в непростых условиях.
Самое интересное, что новый фашизм или даже нацизм (что не одно и то же, притом, что оба они являются разновидностями социализма) запросто может прорасти не только как прямое и естественное следствие усложнения времени, но и в качестве стремления вполне сытых людей и даже целых народов развлечься и обновить кровь. Глупо надеяться на то, что знание истории не позволит нам забыть недавний печальный опыт заражения многих умов столь разрушительными идеями, когда относительно миролюбивые народы без особенных к тому причин начинали беспорядочно палить в соседей из пушек и строить друг для друга концентрационные лагеря. Во-первых, истории мы не знаем и не хотим (боимся) ее знать. А во-вторых, необходимо помнить, что человек не может долго оставаться без рекомендованной ему “авторитетными” инстанциями идеологии и начинает ее для себя придумывать самостоятельно. Сообразно своим умственным и душевным качествам. На огромном геопсихическом пространстве сейчас якобы рассыпается в прах неудачный опыт и сама идея построения коммунизма, наглядно проиллюстрировавшая миру истинную стоимость расслабленного потребления прелестей ходьбы колоннами к “благим” целям. В то же время (что опять-таки не случайное совпадение) христианская мораль и, что важнее, собственно, так и не проповеданная христианская идея в большинстве развитых стран уже вежливо умерщвлена, а после пышного празднования юбилейных торжеств (переход в новое тысячелетие) по всей видимости начнет оформляться в памятник архаичной культуры и у нас. Это к разговору о “возмужалости” общества и состоянию его мозгов. Посмотрим, что с этой толпой будет происходить, когда так называемый христианский мир будет атакован исламом. Да, парапсихоанализ – не про социализм. И не про концлагеря.
Мы платим невообразимую цену за привходящие к нам “даровые” удобства цивилизации. Чем? – Деградацией. И все же, как может выглядеть доктрина (идеология) общества будущего, при условии, конечно, что она явится прогрессивным шагом по отношению к уходящей? Станет ли она новой по форме религией? Ясно одно: зерно грядущей идеологии уже сейчас определяется тем, во что не только целесообразно, но единственно и возможно будет преобразиться человеку, чтобы продолжилась или, наконец, только началась его видовая эволюция. Бесспорно, что новая культура когда-нибудь родится, став антикультурой по отношению к современному мировоззрению, а идеология физического и психического выживания через какое-то время выйдет из плоскости вещей и понятий, которыми мы сегодня оперируем, прорисовав для себя принципиально новые значения слов “идеология” и “религия”. Хорошо бы задавить в себе пессимизм, но прогноз в этом направлении, вообще-то говоря, не очень благоприятный. Что касается эволюции, то приходится признать, что человечество сегодня действительно не умнеет. Зато оно отчетливо поляризуется. Увы, это правда: дураков меньше не становится. И даже университетский диплом не гарантирует больше человеку трезвое видение ситуации и адекватную самооценку. Толпа, кстати, может наполовину состоять из профессоров. И куда они ее приведут? – К бездне. Только не к той, в которой аона найдет просветление. Вот, что пугает.
– Так что же такое парапсихоанализ?
– К сожалению или по счастью – не религия, хотя, впрочем, и не антирелигия. Это лишь фломастер белого цвета из большого набора красок, рассовываемых по карманам, когда художник решает отправиться с мольбертом на этюды. Вон из душного города! На природу. Не столько солнцезащитные очки его ума, сколько собственно удовлетворение его творческой потребности и технологическая возможность почаще менять цветофильтры в объективе его мировосприятия. Один из инструментов опосредованного самоосознания, но никак не флаг в руке вожатого. Оружие одиночки, направленное исключительно против него же самого. Против его глупости и слепоты. И отсюда превращающее прежде всего его собственное сознание. Кроме того, парапсихоанализ есть модель заочного общения с психической сущностью, которую одни из нас называют Богом, другие – Духом, а кто-то – своим Двойником.
Взбирающемуся по невидимой лестнице на небо настоятельно рекомендуется обозначить или даже отвоевать для себя пространство абсолютной свободы и одиночества, создав своего рода коридор стремительных вертикальных перемещений или полной, экстремальной неподвижности, что по сути есть одно и то же. С тем, чтобы, во-первых, никого (и в первую очередь самого себя) не обжечь и не искусить, а во-вторых, чтобы сгенерировать ситуацию, когда бы наш ум гарантированно не опутывался и не сковывался темными мыслями толпы. Возможно ли такое? Конечно, когда четко сформулирована интенция (стремление) и задача поставлена. И еще: не нужно говорить себе, во имя чего мы отправляемся в путь. Такое следует, конечно, знать, вот только зачем? Не актуальнее ли было бы задумываться о том, чем мы собираемся оплачивать радость полетов в безвоздушном пространстве Духовного.
* * *
Чуть ли не единственным препятствием к успешному превращению (подмене) реальности является наше неконтролируемое и неизбирательное стремление к этому самому превращению, вот почему очень важно освоить технику произвольного желания чего-либо вообще. И постигнуть, каким образом – чем именно в себе мы провоцируем зарождение и естественное проявление чувств, становящихся на самом деле спонтанными (!) только уже когда-то потом или по результату. Без достижения полной ясности в этих хитрых вопросах невозможно приблизиться к восприятию тонкостей технологии всевозможных превращений, потому что понятия “хотеть” и “волить” в эзотерике означают примерно одно и то же. Словосочетания же “изъявление воли” и “видение желаемого уже исполненным” являются в ней полными синонимами.
Сравнение себя с камнем чрезвычайно полезно для осознания механизмов и практического овладения техникой трансформации реальности как раз еще и потому, что уже само принятие решения об изменении свойств какой-либо вещи, а тем более ее последующее превращение человеку дано осуществить только и точно таким же способом, как это проделал бы камень. А поскольку последний не имеет обыкновения думать (как мы), стало быть, можно утверждать, что в определенном смысле ему это удастся даже быстрее и проще, нежели человеку мыслящему. Почему? – Да потому, что оба действия – захотеть и сделать – приходится выполнять в один прием! Это – условие.
Своего рода нашатырем, приводящим в чувство рассудок, или даже критерием истинности избираемого нами направления движения может послужить мысль-напоминание, что, во-первых, шансов переделать реальность, вылечить кого-то от рака, дезактивировать поезд радиоактивных отходов и т. п. человеку и камню выдается примерно равное количество. [Что вовсе не означает, будто бы человек в принципе не способен проделывать что-то подобное.] И во-вторых, что любой человек, сейчас вот, к примеру, читающий эту книгу, не торопится задним числом предотвращать описанную в начале главы катастрофу самолета не столько потому, что не знает, как такие вещи делаются, сколько по причине, по которой того же не делает и камень, лежащий на дне пруда: у них обоих нет истинного мотива для вмешательства в ход истории!
В глубине сознания, там, где никогда не прекращается живое взаимодействие человека с единой трансцендентной первопричиной зарождения и смерти всех явлений или вещей Космоса, мы вполне согласны с тем, чтобы эта трагедия произошла. Вот в чем проблема.
Если подняться еще на один уровень осознания своей природы, когда мы начинаем ясно видеть, что мы и есть та самая первопричина, о поиске которой постоянно говорится в этой книге, нам не остается ничего другого, кроме как бесстрастно констатировать тот факт, что именно мы, а не какой-то другой плохо пахнущий персонаж с рогами, инициировали эту катастрофу. Причем мы не просто находим ее (равно как и любой другой катаклизм, когда-либо разразившийся во Вселенной) целесообразной, полезной и безусловно необходимой для поддержания глобального порядка, но именно инициировали ее в том смысле, что это мы ее устроили.
Сама целесообразность всевозможных событий, как созидательной так и разрушительной направленности, из которых в итоге складывается совокупная мозаика Мироздания, является верным гарантом его стабильности. И тем не менее, превращение любой конкретной ситуации, когда мы своим осознанным предпочтением вольны сотворить, а вернее переместиться в другую реальность, в которой отныне хотим жить, не причиняя этим ущерба Универсуму, – возможно. Конечно, если в процессе или в результате такого превращения (подмены) мы не разрушим основные законы и статус (модус выживания) Мироздания. То есть не прикоснемся к чему-либо руками. Но только взглядом.
Впрочем, парапсихоанализ расщепляет даже и эту эфемерность: не мыслью и не взглядом, но, – для дополнительного обеспечения того самого модуса выживания Универсума, – исключительно лишь их отражениями в черном зеркале безвременья, отвернувшегося от нас и как бы запретившего нам наблюдать себя в реальности, до которой нам якобы нет дела. Нужно уметь, самоустраняясь, оставлять (предоставлять) Творцу ситуацию, простор и время для маневра.
Вся необходимая информация для выстраивания технологической цепочки этого тонкого действа может быть извлечена и дешифрована подготовленным рассудком из нескольких последних глав. Имеющий уши… Переживание своего единства с Космосом – весьма высокая ступень духовного стояния и качественно иная стадия человеческой эволюции. Но видение себя собственно первопричиной бытия поднимает сознание на столь большую высоту, что для предотвращения катастрофы самолета, имевшей место когда-либо в прошлом, достаточно просто перестать ее желать сейчас.
* * *
Над нами властвует все то, с чем мы себя отождествляем. Мы можем властвовать над тем и контролировать все то, с чем мы себя разотождествили.
Роберто Ассаджоли
– Что есть “вхождение в облако” и зачем в него нужно входить, коль скоро задача парапсихоанализа однозначно формулируется как выход из него?
– Невозможно выйти из моря, если вошел в него лишь по щиколотку. Прежде нужно узнать, что есть море. Что можно проделать, только погрузившись в него с головой. Когда делают инъекцию в вену, обычно ждут, чтобы через иглу в шприц влилось немного крови. Только в этот момент и становится понятно, что игла в вену попала. Состояние “вхождения в облако” или модель осознавания (узнавания) практически любого произвольно выхватываемого нами момента жизни как “ситуации пребывания в облаке” есть технологический прием парапсихоанализа, позволяющий прибывать в срок и точно по обозначенному адресу при условии, что мы изначально не знаем, куда идем и куда человек вообще может ходить. А также средство максимального отстранения от бесполезного, того, что крепко привязывает нас к себе от рождения, мешая распознавать свою истинную (ирреальную) природу. Наконец, техника возвращения в исходное положение (нулевую позицию наблюдения себя или точку трансцендента). Повернув этот ключ, мы становимся способны разделить смешанную в себе личность на ее духовную и материальную сущности (составляющие). Причем, оторвав одну от другой и разведя их в стороны, создать их противостоянием колоссальное (ядерное) напряжение всей конструкции, обретая власть над обоими. Но не только над ними. Проникая через разделение себя в ирреальное, мы, индивидуумы, прощаемся со своей индивидуальностью, становясь всем. А стало быть и управляем теперь уже всем.
– Каким образом можно осуществить такое разделение?
– Входя в облако (надевая на себя эту абстракцию и вызывая поворотом такого ключа измененное состояние сознания), нужно с легким сердцем отдать ему все, что оно от нас захочет и что ему по праву принадлежит, потому как оно и так все это заберет, да более того, уже давно всем и владеет, ничьего разрешения не спрашивая, – наши мысли, поступки, радости и преступления. Ведь оно – у себя дома и находится на собственной территории, на которой нам, к слову сказать, делать нечего. Мы здесь чужие. Вам когда-нибудь приходилось видеть, как на ладонях образуются мозоли? Когда из руки выскальзывает тяжелая вещь, которую мы крепко держим, на ладони не просто за секунду появляется пузырь, а можно увидеть и даже услышать, как под кожей что-то расслаивается, вскипает прозрачная жидкость и… готово дело: на руке – мозоль.
Если вы отдаете себя облаку, а тем более всего себя, то, несмотря на это, вы не можете остаться ни с чем, сойти с ума или умереть. Такого просто не случается, вот почему можно и даже нужно стремиться именно к абсолютной передаче себя во власть облака. Парадокс – не правда ли? Но главное впереди: когда мы полностью отдаем облаку ненужного нам больше себя, становится видно, как “вскипает жидкость под кожей”. То новое, что рождается, выходит из Ничто и замещает нас, раскрывая (взрывая) себя в новое пространство (Космос) между крепко сжатыми ладонями. Оно есть Дух.
– Что в этом мире определенно лишнее, от чего нужно абстрагироваться или даже решительно избавляться в первую очередь?
– Как это ни странно звучит, для того, чтобы научиться останавливать время или произвольно программировать случайное завтрашнего дня, закрывать глаза или убегать вообще ни от чего нельзя. Все, что к нам обращено, придется спокойно принять, ибо это мы и есть. От себя можно уйти только тогда, когда мы хорошо знаем, кто мы такие. Случайные, пусть даже и неприятные вещи – это не что иное, как слова или жесты, с помощью которых трансцендентное пытается рассказать нам про нас. Единственно, неплохо бы выработать привычку быстро разотождествлять и дистанцировать себя от всего. В первую очередь, конечно же, от самого себя. То есть научиться разговаривать с собой, как с вещью. В минуту и полностью очищать свое сознание, превращаясь (отступая, возвращаясь) в Ничто.
* * *
Что делать в первую, а что во вторую очередь? – Об этом вообще не следует слишком долго и серьезно раздумывать. Каждому из нас, кто вознамерился куда-то ходить, под ноги будет постилаться его собственный, сшитый по индивидуальному плану путь, и за конкретными инструкциями дело также не станет. Нужно лишь быть внимательным к вещам, которые с нами или вокруг нас происходят, и умудриться рассмотреть изнутри собственные глаза, чтобы понять – то, что мы еще только соберемся когда-то искать, готовое уже давно лежит перед нами. А чтобы мы не ошиблись, оно подкладывается непосредственно перед нашим носом, то есть гораздо ближе, чем мы того ожидаем. Сказанное, разумеется, имеет отношение к тем, кто вообще о чем-то в этой жизни задумывается и что-либо по-настоящему стремится отыскать. Бездельники и тупицы могут идти своей дорогой. Их всё это не касается.
Нашему сосредоточенному вниманию к себе, естественно, будет раздражающе мешать, причем с нарастающей активностью, сам мир, в котором мы живем, и то состояние материальности, в котором только, если поразмыслить, и можно жить. В действительности же это мы сами (наши инстинкты выживания и самосохранения в материальности) препятствуем проникновению своего витального земного сознания сквозь узкие врата в мир ирреальный (иной).
– Но ведь жить, полностью отстранившись от самой жизни, невозможно!
– Ну почему же… Еще как можно. Впрочем, смотря что разуметь под жизнью… В любом случае принимать сидение перед телевизором за жизнь, а болтливость страдающего бессонницей рассудка за стиль или образ жизни вряд ли целесообразно уже потому, что любая униформа испуганного сплетнями ума нестабильна, Когда же посреди перекрученной горизонтали черно-белого времени ты находишь точку остановки и, подтянув к себе стяг вечности, оказываешься в лифте вертикальных восхождений, то прежняя жизнь на сравнении и вовсе обессмысливается. Мы вообще о какой жизни сейчас говорим? Кстати, я ничего не имею против обычной жизни. Телевизор вот только не смотрю. А так – очень даже ту жизнь люблю. Где царствует время. Правда. И другую, в которой время уже не властвует надо мной, – тоже. Где нечего бояться…
Вот он – парадокс: существуют вопросы, на которые одновременно можно дать два противоположных (но не взаимоисключающих) ответа и, что интересно, оба они будут честными, искренними и… правильными.
Ошибка, с которой мы порой сталкиваемся, заключается в том, что проживание жизни излишне ретивые спасатели человечества зачем-то смешивают с поиском инструментов ее оптимизации (вроде парапсихоанализа или методов, подобных ему). Но ведь это же – разные вещи! Разве не очевидно? Описываемый в этой книге способ абстрагирования есть инструмент препарирования логического, работающий в пространстве жизни, с целью создания в схемах казалось бы элементарной логики напряжения такого качества и порядка, когда неминуемо (автоматически) происходит расщепление сути и содержания идеи человечности, высвобождающее энергии макроуровней. При этом, однако, разрушения самой конструкции жизни или реальности не происходит. Незачем входить в раж и забывать, что парапсихоанализ есть безусловно вторичное и менее значимое, именно рабочее, на какое-то время изменяемое состояние ума, сорганизованная прагматика и своего рода рефлексия жизни. Вовсе необязательно относиться к погружению в него как к отправлению полного аскезы и отрицающего жизнь сурового религиозного культа, в кровь расшибая лоб и предписывая себе практически невыполнимые правила поведения и мышления.
Истовость и фанатизм, вообще-то говоря, противны естеству и разрушают эстетику гармонии божественного ансамбля. Игра становится не в радость. Дуэт к тому же подменяется монологом глухого певца, который получает неизъяснимое удовольствие, когда перед раскрытым окном своей кухни он дурным голосом горланит арию варяжского гостя, в то время как мог бы не валять дурака, а тихонько подниматься по ступенькам не такого уж узкого и агрессивного по отношении к нему коридора. Увлеченный “высоким искусством”, он как-то забывает, что в этом мире можно действительно куда-то ходить, а не только лишь глотку драть. Желательно научиться время от времени совестливо конфузиться, спохватываться и припоминать – кто мы есть и зачем в этот мир явились. Ответы, если разобраться, просты до невероятного.
Парапсихоанализ целесообразно сделать своей благоприобретенной полезной привычкой, но дальше этого не заходить. В противном случае все наши благие изыскания скоро закончатся.
При том, что описываемый метод экстремальной психологии есть вспомогательный инструмент перехода (мост) из реального в мистическое (точнее виртуальные перила моста, поскольку собственно мост каждому из нас приходится строить самостоятельно), его трудно превратить в религиозно-монашескую систему по двум причинам. Во-первых, на его базе невозможно возвести институт церковного образца (не надо путать подобное общественно-производственное учреждение с лабораторией или научным центром), потому как в нем изначально и совершенно сознательно исключены предпосылки для создания культа. А во-вторых, парапсихоанализ (как бы он ни назывался его будущими соавторами) никогда, будем надеяться, не замкнется в законченное вероучение, поскольку сам в себе является именно открытой системой. Он есть замочная скважина и связка ключей. Логический принцип и алгоритм общения с Божеством (макросистемой) оцивилизованного интеллекта. Направление мысли. Но, разумеется, не сама мысль…
* * *
Философия парапсихоанализа выражает, мягко говоря, сомнение в конструктивности любого насильственного действия, в особенности, если таковое направлено против человеческой природы, несмотря на то, что сам он намерен способствовать преобразованию последней, побуждая ее эволюционировать. Волевое усмирение плоти или ума всегда чревато негативной реакцией и побочными эффектами, обратными желаемым. Если уж захотелось в себе что-то сдержать или подавить, проделать это нужно мягко, то есть грамотно. Пост – это не когда ужасно хочется есть, но из идейных соображений в течение двух недель, проклиная всё на свете, я героически отказываюсь от пищи и таким образом довожу себя до полного истощения. Напротив, это когда, увлеченный чем-то стоящим, я вдруг замечаю, что четырнадцать дней уже ничего не ем, потому как просто не хочу, не нуждаюсь в еде. Мое тело превосходно себя чувствует и так – без отдыха, воды и пищи. Пусть то, чему для самореализации потребовался такой мой пост, само заботится об энерговосполнении этого проводника (моего организма). Вкладывание же какого-то религиозно-нравственного смысла в слово “пост” есть симптом примитивной, но опасной болезни сознания – ханжества.
Несколько лет назад мне довелось посмотреть документальный фильм про одного индийского йога, который уже много лет ничего не ест и не пьет. Интересно, пришла кому-нибудь в голову мысль измерить его пульс, ведь может статься, что все это время он к тому же еще и не дышит, а его сердце давно уже не бьется?
– Этого никак не может быть! Каким же образом он тогда разговаривает и что-то делает? Для того, чтобы говорить, насколько известно, нужно дышать, а, чтобы нормально жить или просто двигаться, требуется энергия.
– Во-первых, нет уверенности (информации), что этот человек вообще чем-нибудь в своей жизни занимается и с кем-либо разговаривает, несмотря на то, что половина монархов, посещающих Индию, устраивают к нему протокольные паломничества. А во-вторых, в чем, собственно, проблема? Если вам нужно поговорить с другим человеком, а вы по каким-то причинам некоторое время не дышите, это же не означает, что в легкие невозможно набрать воздуха. Более того, ваш собеседник узнает, что вы почему-то перестали дышать лишь в том случае, если вы ему об этом скажете. Сам же он никакой физиологической аномалии (дисгармонии) не заметит, уверяю вас, и не факт, что поверит вам, даже когда об этой странности от вас услышит. Разве что ему, так же, как и вам, постоянно приходится прибегать к аналогичным и несколько искусственным приемам принудительной вентиляции легких, когда возникает необходимость нарушать молчание.
Что же касается многолетнего поста и необходимости возмещения энергопотерь, то они и восполняются, но в данном случае не едой и не кислородом. Можно только догадываться, как это происходит на самом деле, но есть или пить во время переживания состояний, которые в парапсихоанализе называются разделением сознания действительно не хочется и никакой усталости также не бывает, что бы и сколь долго вы бы ни делали. Психологически довольно сложно бывает в первый раз остановить дыхание или сердце, но, когда приходит понимание, что в их работе больше нет физиологической необходимости, а их функции, равно как и окислительные процессы организма чем-то продублированы и вообще давно уже идут каким-то другим путем, сердце, как правило, останавливается само.
– Оно не бьется даже во сне?
– Так ведь никакого сна в период разделения сознания или встреч с Духовным двойником нет и быть не может. Можно, конечно, имитировать дыхание или сон, чтобы не пугать своих близких, и даже начать есть или пить, – по той же самой причине, – но, если условия позволяют, без всего этого можно спокойно обойтись.
– Как долго может продлиться такой “пост”?
– Мой личный “рекорд” (опыт) непрерывного общения со своим Двойником или Духовной матрицей составил две недели. Совершенно очевидно, что возможны и более длительные (а главное, качественно отличные по форме и содержанию) контакты с трансцендентным, ведь в фильме, а, судя по всему, речь идет о переживании сходных измененных состояний сознания, было заявлено, что индус не ест и не пьет уже около сорока лет. Мне трудно представить, как и зачем такое нужно продолжать годами, но он – не я. Надо полагать, у него другие цели. Он – Йог, я же обыкновенный и к тому же мирской человек, а это принципиально разные вещи.
Кроме того, в моменты переживания подобных состояний время ощущается иначе, во всяком случае оно не измеряется обычными днями и годами. Многие вещи случаются за доли секунды (и тянутся бесконечно долго), в пиковые мгновения внезапных озарений или просто воспоминаний, а то даже и вовсе вне времени – в стремительных и мимолетных промежутках между непроявившимися мыслями. Все зависит от того, какие задачи мы перед собой ставим, возвращаясь в медитацию, и какого уровня открытости достигло наше сознание. Посмотри тот фильм лет двадцать назад, я посмеялся бы над наивностью режиссера и актеров, пытающихся меня обмануть. Увидеть его сегодня – совсем другое дело. Пришло спокойное понимание, как такое может быть, причем без введения себя в изуверскую аскезу. Всю работу (чудеса) над нами проделывает (наблюдает) превращаемое мировоззрение.
* * *
Главное в парапсихоанализе – это умение спокойно и грамотно ждать, а вовсе не способность проходить сквозь стены.
Предположим, мы хотим осознать себя угодившими когда-то в облако для того, чтобы через искусственно выстроенную нами ощущаемую абстракцию ирреального (модель “обморока”) сделалось возможным оттолкнуться от невидимой помехи и перейти к психическим переживаниям иного качества и порядка. Однако, если достижение измененного состояния сознания сейчас чем-то затруднено и нам не удается выполнить это упражнение легко и быстро (как если бы ситуация нашего превращения сама желала через нас быть немедленно реализованной), ни о каком вхождении в мистическое именно сейчас и именно таким способом говорить не приходится. Это значит, что еще не пришло время и в настоящий момент нам лучше бы отойти в сторону. Более того, спохватывание и спокойное прекращение (запрет) неверной активности не просто желательно, но и является единственной формой вхождения в отстраненность, предложенной (оставленной) нам ирреальным в данных обстоятельствах, чтобы мы все-таки смогли к нему когда-нибудь приблизиться. Может быть уже в следующую секунду…
Конечно, мы можем и в таких неблагоприятных обстоятельствах начать настаивать и даже посредством принятия волевых решений пробовать достигать измененных состояний, к чему многие из нас сознательно стремятся (как к некоей самоцели) и чем, к немалому удивлению и сожалению, многие довольствуются. Как будто они совершают при этом какую-то невероятно важную работу. Еще ведь и называют эту глупость духовным поиском!… В большинстве случаев подобные попытки ломиться в двери, которые открываются только сами и навстречу, принимают уродливые и болезненные формы. Отрицательные результаты обычно не заставляют себя ждать. Вместо управляемого и конструктивного безумия сверхразумного, начинаются нелепые и темные игры с подсознанием в сатанизм, развлечение себя всевозможными суевериями и искушениями, а заканчивается всё это сползанием во мрак банального сумасшествия.
Когда мы, сталкиваясь с сопротивлением обстоятельств, играя, останавливаемся и терпеливо пережидаем в сторонке “непогоду”, а, не дождавшись исполнения желаемого, и вовсе отказываемся от мысли сегодня к ужину допрыгнуть до неба (понимая и соглашаясь с тем, что, значит, рано нам пока, не все в нас готово к такому превращению) и с легким сердцем возвращаемся в обычную жизнь, забывая о своих серьезных намерениях и о том, что нужно бы торопиться… именно в такие “игровые” моменты многое интересное с нами и вокруг нас начинает происходить само. Превращения санкционируются и устраиваются нашей психикой из ее пограничных пространств нашего осознавания себя, когда ей предоставляется возможность разглядеть нас как “уже пребывающими в облаке” и одновременно “желающими из него выбраться”. Однако, если мы откуда-нибудь вознамериваемся выйти, туда, по логике вещей, прежде желательно зайти. Это же элементарно!
Наибольшая трудность реальной практики парапсихоанализа заключается в том, что единственным собеседником, с которым, оказывается, только и можно разговаривать доверительно, является случайное. Просыпаясь в новую жизнь (то есть выбираясь из облака), концептуальные приоритеты целесообразно расставлять в пользу собственно жизни и предпочтения отдавать, конечно же, нашей спонтанности, а никак не инертному рассудку, ее, спонтанность, постоянно обсуждающему. И не только потому, что через естественную самопроизвольность с нами говорит Бог, но, главным образом, из-за того, что движения нашей души и сами мысли по-настоящему никогда не бывают нашими. Так что не следует уж слишком привередничать, играя чужими вещами. Нужно уметь легко расставаться с игрушками. Забавно, но ведь и жизнь, если задуматься, нам также не принадлежит…
* * *
Напоминание: торопливое и незаземленное чтение этой книги опасно для вашего психического здоровья. Страшно входить в темный лабиринт и жить на свете тому, кому есть что терять.
Если когда-нибудь мы перестанем играть в бессмысленные слова или просто, принуждаемые обстоятельствами, мы начнем выбирать из нескольких вещей б;льшую и самую ценную, то, скорее всего, пожертвовав мыслью и рассудком, мы предпочтем жизнь. Это разумно. А во что это может вылиться на деле? В то, что буквально всё привходящее в наше сегодня через спонтанно проявленное в посторонних людях или в нас самих (в том числе и любые мысли, случайно родившиеся в нашей голове), а также события и приметы происходящего вокруг мы должны, да просто обязаны будем воспринимать как оперативную информацию, рассказывающую о том, что с нами происходит, кто мы есть на самом деле и что нам надлежит исполнять в настоящую минуту.
Беда в том, что цивилизация почти полностью упразднила (извратила) естественный отбор, заместив необходимость человеку бороться или дружить с Богом аспирином и строительством фабрик здравоохранения, где нам в случае необходимости безболезненно пришьют ногу или голову вместе со вставленными в нее из соображений гуманизма стерильными и расслабленными мозгами, службами психологической помощи, драками за денежный иммунитет, обманами и всеми прочими социальными благами. Сами же думать мы не научились или ленимся, избегая делать честный выбор и реально оценивать себя. Более того, даже находим разумным стравливать нашу спонтанность с рассудком, позволяя последнему исследовать первую, высказывать свое мнение по ее поводу и внимательно прислушиваемся ко всем его рекомендациям.
* * *
Собрался воевать с Сатаной? Решил загнать в угол и задушить Зло? – Будь осторожен: Господь не жалует самоубийц…
Представим на минуту, что мне в голову вдруг пришла дикая мысль содеять то, что я однозначно презираю в других людях и в самом себе яростно ненавижу. Что делать? Выше задрать голову, наступив себе на горло, и позволить “хорошему” воспитанию наговорить мне всякой “правильной” мертвечины? Ну тогда я, конечно, с легкостью справлюсь с этим наваждением. А так ли? – Ведь любая мысль, в том числе и злая, подсказывается (закладывается в мозг и обстоятельства моей жизни) трансцендентным и единственным ко мне благожелательным Наблюдателем! Она есть следствие и резюме сверхобъективного анализа кармических напластований моих прошлых намерений, неведомых или пока еще нераскрывшихся будущих способностей, предначертанных мне желаний, короче, всего того, о чем я думал вчера и что только соберусь превозмочь завтра! Но главное, она есть рецепт и уникальный шанс прийти к Цели кратчайшим путем. Если отвергнуть с порога неожиданно ворвавшуюся в меня страшную мысль, даже просто начать обсуждать ее с той или иной позиции (с целью уморить в дебрях психоанализа, не позволяя ей немедленно реализоваться в событии), я, конечно, прослыву “хорошим” и глубоко нравственным (цивилизованным) гражданином. Но темп своего духовного восхождения, отказавшись исполнять дурное (парадокс!) я при этом точно потеряю.
Все гадкое, чего я наивно пытаюсь избежать по услужливой подсказке рассудка, все равно непременно со мной случится, причем сделаю противное моей душе именно я, а не кто-то другой, не сегодня, так завтра, только, может быть, злое прольется в гораздо более отвратительной форме и разрушения проявятся в другом масштабе. Я честно спасаюсь от некрасивости ситуаций, не желая принимать свой путь и себя в том качестве, в котором обе эти вещи мне предлагаются, только вот трансцендентный Судия вряд ли оценит по достоинству эстетическую подкладку психологических изысков моей человеческой выходки. Он лишь подметит, что я отверг, не желая исполнять, Его указание, а мотивами того, зачем я уклонился от настоящей жизни, Он, собственно, даже и не поинтересуется. Поставив на мне крест, дальнейшее расследование обстоятельств моего интеллигентского непонимания ситуации (прямого неповиновения Ему) Он перепоручит моему подсознанию. Страшнее наказание для разумного человека и придумать трудно, поскольку в подкорке, как известно, всегда что-то варится, да только никогда еще эта кухня ни чем съедобным не разродилась. Что в итоге я выигрываю? – Бездарность и, увы, очередную жизнь, в которой все придется начинать сначала.
Как же следует поступить? – Спокойно проделать все, от чего пытаться убежать, значит бороться против себя самого и производить этим разрушительное и логически деструктивное расщепление того, что расщеплению не подлежит, – своего оптимального пути. И одновременно, делая вещи, которые оскорбляют наши чувства и интеллект (чего, конечно же, в силу традиционного воспитания мало кто из нас может себе пожелать), удержаться, чтобы не поощрить себя. Постараться не получать удовольствие от своего падения. Другими словами, необходимо разделиться в себе в момент делания зла, поскольку другой возможности быстро ходить (трамплин), пусть сначала и через болото, может уже не представиться. Нужно жестко отстраниться от той части себя, которой по природе (или по должности) приходится принимать условия и участие в дремучих играх материального мира.
Тогда только и, кстати, довольно скоро именно это наваждение нас отпустит, но, правда, в душу заползут искушения иного качества. Кошмар продолжится теперь уже на более высоком уровне, соответствующем нашему Духовному стоянию. [Впрочем, незачем отчаиваться, ирреализация себя – не бесконечно длинный маршрут. Здесь всего-то пять-семь перевалочных пунктов, где нужно грамотно сделать несколько своевременных пересадок.] В моменты принудительного очищения сознания или сразу после спонтанных прозрений скверна непременно поднимается со дна. Эта сера – наше неведомое (обратная или невидимая сторона), если угодно – прошлое, помноженное на праздные мысли о будущем. Проглотить и переварить все это, понятно, придется самостоятельно. Или по крайней мере с ним познакомиться, если, конечно, мы все еще будем намерены продолжать движение вверх. Стоит избегать в такие минуты проявлений раздраженного умствования, особой эстетики и чистоплюйства. Храм строится из пыли голыми руками. Мыть их будем потом. Главное сохранять темп.
Если всю черную работу не переделать незамедлительно, а начать нести возвышенную чушь о прекрасном, нам, конечно, уже не будет предложена следующая порция своей грязи или препятствий (испытаний). Здесь со всей очевидностью проявляется естественное стремление к достижению состояния благостности и успокоения, что можно определить и как путь богоискательства, рекомендуемый большинством мировых религий. Однако, закрыв таким комфортным компромиссом динамичную ситуацию наблюдения правды о себе, мы автоматически утрачиваем возможность шагнуть на следующую ступень той лестницы, что ведет прямо на небо и начинается прямо у нас под ногами. Выбор за нами. Это ведь только кажется, что, делая отвратительные вещи, легко можно устоять, не начав наслаждаться скверной. Мы так уверены в себе и своем воспитании. Боже мой, какая наивность! Да здесь спотыкаются почти все! И останавливаются навсегда. Лишь немногие проходят положенные им круги быстрого очищения с тем, чтобы вернуться к искренности. И прорываются сквозь себя.
Такова стоимость и механика очищения сознания (или души). Многих из впервые посмотревших в зеркало вечных критериев, ожидают жестокие сюрпризы (разочарования), мы ведь себя совсем не знаем. Только поднимаясь вверх, оставаясь при этом в полном сознании и погружаясь вглубь себя, мы понемногу начинаем знакомиться с тем, что таится у нас под маской. Не появилось вдруг на пустом месте – лукавый де попустил – а и было нами всегда. Просто сейчас мы стали выше ростом, а стало быть и тяжелее, так что наши ноги, продавив асфальт, ушли под землю. Вот почему мы начинаем больше, дальше и глубже видеть. Одновременно и небо, и то, что прячется под землей. Лучше и ближе узнавать себя. Настоящих. К издержкам этого процесса нужно готовиться заранее и просчитывать духовные прорывы чуть ли не с калькулятором в руках, сопоставляя их сметную стоимость со своей реальной платежеспособностью, то есть с ресурсами своей психики, чтобы не пришлось потом жаловаться на головные боли или, что, конечно, гораздо хуже, внезапную смерть. Дьявол здесь ни при чем.
Нельзя увидеть в ком-либо Бога, раньше не познакомившись с Ним и притом очень близко. Иначе как ты Его узнаешь? То же относится и к Сатане. Если сегодня в очереди за дешевыми моющимися обоями мы кого-то обозвали негодяем, откуда-то прежде нам необходимо было узнать, кто такие – эти плохие негодяи, на что они способны и чем отличаются от добропорядочных обывателей, таких, как мы? Интересно, а откуда вообще можно что-либо узнавать, как не из зеркала? Других способов обретения реального знания люди до сих пор еще не придумали. Может быть из книг? – Да ничего подобного! Если, показывая пальцем на прохожего, мы говорим – вот он, Дьявол, давайте его побьем камнями – то откуда, собственно, нам стало известно, что это именно Он – Нечистый? Эдак ведь по ошибке можно и безвинного оклеветать.
Обозвать кого-то Дьяволом может тот, кто либо не знает, о чем толкует (в противном случае он уж наверное остерегся бы даже имя Его произнести вслух и в страхе бежал без оглядки куда подальше), а, стало быть, можно утверждать, что такой человек бессознательно лжет, либо лжет он вполне сознательно, ибо ему-то, как никому другому, хорошо известно, в ком сейчас действительно ожил Сатана. Вот почему Он и может спокойно врать, никого и ничего не боясь… Увидеть глаза Дьявола может только сам Лукавый. Рассмотреть могущество Господа также может только Бог. Желающему подробнее (предметно) исследовать эту тему и узнать про себя что-то новое, рекомендуется почаще останавливаться перед зеркалом, ибо, войдя в него, он найдет в своем отражении Обоих. И никогда еще прежде не бывало такого, чтобы человек, распознав в себе Одного, рано или поздно не встретился там же и с Другим. Очередность не имеет значения.
* * *
Парапсихоанализ нельзя произвольно, посмотрев на часы, начать. Но его начало вполне сознательно можно и проморгать, а в итоге как бы не суметь остановить…
Как следовало бы относиться к парапсихоанализу после прочтения предыдущих абзацев? С испугом? – Да зачем же! – С уравновешенной осторожностью. И это – единственно верная (разумная) позиция, поскольку философия парапсихоанализа не имеет ограничивающих ее нравственных или моральных рамок, а, точнее говоря, создает собственное ирреальное пространство, систему и шкалу ценностей по принципу “прочь все, что мешает Мне смотреть сквозь Себя на огонь” или “прийти к безмолвию и остановиться – не значит затаить дыхание или прекратить всякое движение, но только – убрать с дороги все лишнее”. Еще раз напоминаем: парапсихоанализ не есть религия, путь в Счастье или к добру, но лишь направление и способ ходить в запредельное, при этом почему-то выживая. Существуют учения, объясняющие что “юго-запад – это прекрасно”. Другие рассказывают о том, сколько до него (до юго-запада) осталось километров и времени, чтобы человечество успело “одуматься, приблизиться и войти в его царствие”. Третьи провозглашают, что если встать на север лицом, то с правой руки будет юг, а с левой – Бог… Четвертые убеждены (им открылось) – что Бог всегда справа, а слева – обыкновенный восток и спорят до хрипоты и крови с утверждающими что-либо другое. Парапсихоанализ пытается быть просто компасом…
Когда человек становится выше ростом, вес его тела, как правило, увеличивается. Посему ноги под возросшей тяжестью уходят глубже в песок. Это – естественно. Они проламывают под собой пол, и тогда вскрываются тайные подвалы. То, во что ноги погружаются, почему-то принято называть адом, и это странно. Ведь если ад где-нибудь и есть, то уж во всяком случае не там – внизу, а скорее у нас в голове. Что же касается ног, – да, это и вправду не печень и не сердце, они не производят кровь и располагаются ниже легких, да и всех остальных органов. Ими человек ходит по земле. Они не ниже и не хуже всего прочего, просто ближе к земле, но главное, это – наши ноги. Они – часть того единого тела, на котором, к слову сказать, выросла и голова. На них надеты ботинки, а не шляпа, вот и всё. Причем здесь ад?
Иногда мы сравниваем (обычную) отмашку из сверхпозитива в сверхнегатив (пресловутые рай и ад) с движением маятника. Качнули вправо – обязательно, рано или поздно, он вернется влево, причем его перемещение от центра влево произойдет на ту же величину, на сколько мы его изначально отклонили вправо. Такая аллегория ближе к истине, чем бессмысленное противопоставление ада с раем, Бога с Дьяволом и пр., но она тоже не совсем верна, поскольку маятник вряд ли ограничится тем, что один лишь раз, будучи отклонен от точки равновесия, уйдет в обратную сторону, а потом, вернувшись в исходное положение, застынет в состоянии покоя. Он будет долго еще продолжать колебательные движения вокруг центра (нуля).
В ирреальном, однако, переходы качеств и энергий происходят по другой схеме, где плюс не обязательно является прямой антитезой минуса, а отклонение в одном направлении далеко не всегда предполагает возврат в его точную противоположность, поскольку этого самого антипода может еще и в природе не существовать. Реальное отнюдь не является противоположностью (другим полюсом) ирреального. Такого полюса в проявленном мире .запросто может не оказаться вообще. Однако, его можно назначить, порождая или принимая новую систему координат времени. В каком-то смысле парапсихоанализ является именно состоянием поиска или выбора обратной, невидимой стороны вещей.
Может быть и поэтому в эзотерике отнюдь не является железным законом неоправданно широко распространенное рациональное представление, будто бы факт очередного мистического переживания, если какой-то набор предыдущих трансцендентных опытов уже собран, автоматически предрешен. Предпосылки и его вероятность – да, может быть… но гарантий тому никаких. Речь идет о непредсказуемости и даже случайности продвижения по ступеням наверх, когда возвратиться в одно и то же (прежнее) качество в принципе невозможно. Прийти на уровень, до которого с трудом дотянулся вчера, в ирреальном вовсе не значит куда-то подняться, а тем более вернуться или даже опуститься… Опять же, упасть в ирреальном тоже нельзя, даже соглашаясь заплатить за это жизнью и прекратив быть… Детские переживания общения с Неведомым вполне могут стать и последним “видением неба” человеком в этой его жизни… Нужно долго учиться протягивать руки в пустоту и открывать то, чего нет или во всяком случае никто из находящихся рядом не видит – дверь туда, где до нас еще не было смерти и времени…
* * *
Если, выходя на улицу, из самых лучших побуждений вдруг начать горячо внушать своему подвижному уму, что я не должен вот так, – бездумно и бездуховно прозябать, словно трава какая, – а поэтому немедленно и во что бы то ни стало представлю-ка себе, будто вся моя жизнь: эти странные люди, что толпятся вокруг, их глупые разговоры и низменные мысли, невпопад поющие птицы, слепящее глаза солнце и слишком ранняя весна… короче говоря, все, что меня сейчас окружает и раздражает, есть вовсе не то, что видят мои глаза, а отвратительное и агрессивное промозглое свинцовое облако; в нем сыро, холодно, противно, да и разглядеть ничего невозможно; к тому же мне здесь неинтересно и вообще я в нем сейчас сплю; представить же себе такое я непременно должен, чтобы потом отсюда начать куда-нибудь выбираться – к “духовному”, то после такой глупой попытки самоусовершенствоваться, меня, весьма вероятно, скоро найдут под троллейбусом. Да точно этим закончится! И не жалко – жизнь не любит глупых и слепых. “Заставь дурака богу молиться…”
Осознавание себя когда-то обманом завлеченным жить в облаке – это не изуверское глумление над своим интеллектом, а еле заметный поворот ключа, корректирующий параметры собственной психики, практический и не слишком дискомфортный метод изъятия себя (собственной сути) из малоценного переживания текущей реальности, возможность, нажав лишь мизинцем на тумблер где-то в глубине мозга, выключить себя из ситуации неуспеха или обиды, состояния раздражения и даже болезни. Заместить себя. Поначалу “ничем”. Прекратить движение в ложных направлениях или закончить никому не нужные разговоры, которые не понятно зачем уже какое-то время идут и порядком всем надоели. Скоро они закончатся, будьте покойны, – либо иссякнут темы, либо навязчивых собеседников куда-нибудь отзовут. Но что-нибудь точно случится.
Как правило, переходы в облако и обратно, во время которых мы достигаем измененных состояний сознания, происходят для наблюдающих нас столь незаметно, что почти никто и не видит каких-либо перемен, даже если сильнейшие превращения осуществляются с нами буквально у людей на глазах, когда мы с ними спокойно разговариваем. Специально (осознанно) войдя в облако, наше ментальное существо, до той поры казавшееся единым, начинает расщепляться. Основная его часть почти сразу же из облака выпадает, поскольку, разъединившись, она не может более в нем находиться – это существо просыпается и ему требуется другой воздух, чтобы дышать. А кроме того, его здесь больше ничто не удерживает. Уходя, оно оставляет в облаке свою меньшую (в отличие от себя – видимую) составляющую, которая как ни в чем ни бывало продолжает общаться с себе подобными оболочками. С теми масками, которые так же, как и она, постоянно пребывают в облаке, даже не догадываясь об этом. Они живут там и другого не знают.
Отделившись, духовная сущность входит в естественное и привычное для нее, но новое для нас (реально живущих и наблюдающих ее превращения) состояние отстраненного покоя. Новое потому, что бессознательное погружение в облако в первую очередь отнимает у человека именно покой, даря ему взамен чувство времени. Тот, кто ни разу за свою жизнь не выбирался наружу из липкого и пьяного морока этой тучи, а таких среди нас, к сожалению, немало, как раз в силу этого печального обстоятельства не может получить представления о том, что есть истинный покой господина или коридор бесстрашия. В книге постоянно говорится о покое, однако, вовсе не потому, что кто-то безмерно от этой жизни устал и ему надо поскорее присесть в уголке на мягкое, чтобы перевести дух. Про бесстрашие мы также завели разговор не потому, что желаем оправиться от испуга…
Речь идет отнюдь не об отдыхе и уж тем более не о расслаблении. Покой – это, собственно, даже не переживаемое состояние, а пункт на карте, отправная точка маршрута. Исходное положение готового стартовать болида. Если в баке нет бензина, его двигателю можно предложить солярку или спирт. Случается, некоторые машины какое-то время работают и на таком топливе, прежде чем останавливаются уже навсегда. Но даже их по определению нельзя заправить дровами или словами. На воде они почему-то также не работают.
Тот, кто все еще не понял, о каком качестве покоя здесь говорится, увы, вряд ли осознает про что, собственно, а главное, зачем написана эта книга. Вполне нормально, прежде, чем отправиться в дорогу, поинтересоваться тем, куда придется ходить, чтобы как-то приготовиться к странствию: подобрать подходящую обувь, захватить спички, не забыть в суматохе положить в рюкзак шерстяные носки и т. п. Однако в эзотерике направления движения заранее никому не сообщаются. Они неизвестны даже тому, кто уже многократно ходил за грань возможного и мыслимого. Параметр покоя изготовившегося к перемещениям определяют не только его стоимостные характеристики, но и конкретное содержание будущей инструкции – путевой лист…
И, наконец, главное. Отстраняясь от самих себя, мы, надевая на себя мировоззрение принципиально новой конструкции, не только добываем защиту или сопровождение, но и каждый раз реально изменяем ход ситуации, из которой только что самоустранились или даже всего лишь вознамерились это сделать. Проявляя спонтанное желание увидеть себя проснувшимся и естественное устремление выбраться из облака, которого как бы и нет, мы разворачиваем гигантское пространство Ничто между своими крепко сжатыми ладонями. Джинн выбирается из бутылки. Идет цепная реакция и всякое мгновение поворотом остановившейся мысли или взглядом откуда-то из-за себя на происходящее мы неизбежно и вынужденно творим новую реальность, превращая судьбы и болезни людей, с которыми практически незнакомы, изменяем предначертанный исход событий вокруг нас. Для этого, кстати, совсем не обязательно смотреть на что-либо. Разве что в зеркало. На самого себя.
* * *
Не стоит относиться к пользованию эзотерическими ключами как к серьезной, обременительной и ужасно ответственной работе, а уж тем более как к способу испортить себе настроение. Непринужденная игра в жизнь – критерий и залог успеха, когда и некоторый дискомфорт от подскакивания на колдобинах в пути с радостью воспринимается как знак несвоевременно проявленной активности или даже ошибочности избранного направления. Почему с радостью? – Да потому, что в момент Игры мы перестаем испытывать боль и страх, но только собираем (отслеживаем) информацию и, наконец-то, живем! Даже о смерти можно и обязательно нужно научиться думать так, чтобы сами эти мысли начинали не просто нас трезвить, но и успокаивать. Нужно научиться легко понимать умом, какой частью ментального существа, впрочем, нет, – именно рассудка, можно ввести себя в переживание “человека, осознавшего себя пребывающим в облаке”. Вообще же, если можно немногими словами описать состояние прозрения или реакцию на видение невообразимого, это обычно выглядит как: …“я сейчас все понимаю… это же так просто…”.
Выходя из облака, некая часть меня, словно тень обозначилась рядом на асфальте. Эта тень и есть Я проснувшийся. Возвращаясь в когда-то прекратившуюся жизнь или снова пробуждаясь в нее, я вспоминаю сразу все. Времени больше нет. Та прежняя моя маска, способная жить лишь в облаке и произносить пустые слова, конечно, сейчас свою тень не наблюдает и даже не понимает, что сама она есть сон и обморок. Ни в какое облако она войти, разумеется, не в состоянии, потому что как раз и является тем облаком. Входить и выходить оттуда не может, как ни странно, даже всесильная тень. Во-первых, ей это совершенно незачем, нет мотива, а во-вторых, ей в этом будет препятствовать ее состояние чистоты. После разделения себя, мы ее очистили, а проникнуть в облако может только грязный человек, искренне желающий превратить себя и вернуться к чистому. Вот это – настоящий мотив. Впрочем, не надо забывать, что новая сущность, в отличие от нас, говорящих о ней, уже обладает волей, а потому сама решает, когда и что ей делать. Подсказать ей что-либо, просто заговорить с ней, не став ею, абсолютно невозможно. Духовный двойник или трансцендентная матрица, проявляющая через нас свою проекцию – временную жизнь, собственно к нам, человекам, имеет отстраненное отношение, почему и общение с Двойником редко происходит по нашему прямому желанию. Однако, случается и такое…
Мне захотелось ощутить в руке мяч. Последний раз я держал его много лет назад. В детстве. Вот я выхожу из дома и девочка, играющая во дворе, бросает мне мяч. Я ловлю его. Кто кому в моей Игре сейчас бросил мяч?
* * *
Театр… (окончание)
Случается, какой-нибудь молодой инициативный актер придумывает то, что сам он громко и с гордостью именует “программой выживания артистов Театра” (“спасением” для всех здесь работающих). И после этого сломя голову носится по сцене со своим изобретением, разыскивая тот самый компьютер, который, как ему подсказали, может старую работающую программу стереть, а на ее место установить его новоиспеченный шедевр. Вслед за чем в Театре будто бы воцарится Золотой век – долгожданные мир и покой. И роли у всех здесь будут самые распрекрасные. Солнце будет светить даже по ночам. И каждый день будет объявлен выходным. Найти вот только ту машину ему никак не удается. И слава Богу! Тем не менее упертый рационализатор не унывает, а старательно записывает свою идею буквами и отправляет бумажки по почте (с адресом – “наверх”) в надежде, что умная машина их когда-нибудь получит и обязательно прочтет.
Самое интересное, что все подобные послания до главного компьютера действительно доходят, но относится он к ним, а это действительно умная и добрая машина, примерно так же, как и Автор Пьесы реагирует на инициативы профсоюза учредить в Театре должность Его наместника на сцене или что-нибудь подобное, то есть с юмором. Машина всегда перепроверяет гениальные прожекты, рождающиеся в головах актеров. Ходят слухи, что компьютер их вовсе не читает, а сразу выбрасывает в корзину, а все программы, помогающие артистам в этом Театре выживать, придумывает за них сам. Так надежнее. Ведь актеры часто сами не знают, чего хотят…
Может быть так оно и происходит, но только не в моменты, когда какой-нибудь актер одному ему известным способом уже умудрился забраться в ту самую комнату, в которой машина спрятана. В этом случае сложившаяся система субординации “артист – компьютер – Режиссер” нарушается, в голове машины что-что переставляется местами, и она вынуждена беспрекословно подчиниться комедианту, руки которого оказались на ее клавиатуре. Она обязана подчиниться даже в том случае, когда самозванный демиург заявится, чтобы по глупости взорвать саму машину, себя, эту потаенную комнату, а заодно и весь Театр.
Пианист, который неожиданно пролез сюда через случайно найденную им мантру, разумеется, и в мыслях не держал что-нибудь здесь уничтожать, переделывать программы жизнеобеспечения целой династии своих коллег и прочее в этом роде. На компьютере он до сих пор только в покер играл, да ноты печатал. Тем не менее его мировоззрение, а именно таким красивым словом, к сожалению, придется назвать ту неопрятную кашу, сваренную его рассудком из всевозможных страхов, желаний и просто подвернувшихся под руку разрозненных сомнений, машина сделалась обязанной переработать и довести ее до уровня конечного продукта. То есть в принудительном порядке создать из всего этого хлама настоящую программу…
От омерзения машина два раза хрюкнула и замигала лампочками – явно тянула время. Очевидно ждала и надеялась, что самозванец все-таки сообразит, куда попал. Может быть одумается. Посмотрит на себя со стороны или хотя бы оглянется по сторонам, ведь здесь – зеркальные стены. Очухается и протрезвеет… Наконец, просто испугается и уберет свои грязные руки с ее клавиатуры. Однако пианист себя не видел, он занимался “более важным” делом – распевал мантру и море ему было по колено. Что ж, деваться некуда, волшебное слово было произнесено, так что придется включаться… Пароль, которого актеры как правило не знают, сегодня был случайно угадан и более того, многократно произнесен этим дураком вслух. Разумеется, шифрами от замка чаще всего служат не какие-то там непонятные слова, а особые мысли, которыми осветители сцены пользуются вполне сознательно. Такие мысли в Театре называют ключами. Но в нашем случае сработала досадная случайность.
Компьютер нехотя загрузился и процесс перепрограммирования жизненно важных системных файлов, хранящихся в памяти его жесткого диска, причем сразу всех, стартовал. Через несколько минут на старую и до сих пор прекрасно работавшую концепцию защиты огромной театральной семьи, была надета оболочка из сырых мыслей музыканта, оприходованных и оформленных под новую идею или усовершенствованную версию глобальной программы выживания рода. Естественно, на свет родился вирус – руки нужно мыть.
Сначала инфекция просто вошла в прежнюю программу и заразила ее. Потом вирус внедрился и подменил собой все системные файлы, и тогда программа на глазах стала рассыпаться. Сотни незнакомых между собой актеров в одну секунду потеряли иммунитет. Воздух сцены внезапно и незаметно для них стал ядом. С них со всех как будто заживо содрали кожу. Правда, не больно ее содрали… Кто-то может быть и почуял неладное; другой просто поскользнулся, упал и насмерть расшибся; третий схватился за сердце и начал искать в кармане валидол; четвертый закричал во сне, увидев кошмар… Но многие вовсе не обратили внимания на тихий сигнал. Только в кабинете главного Режиссера сигнализация сработала четко и давно уже громко звонил телефон…
* * *
Герою нашего рассказа, прочитавшему сценарий, теперь стало, наконец, понятно, из-за чего и даже каким образом из Театра будет уволена (выведена) большая группа незнакомых меж собой людей, но не сделалось ясно, кому и зачем потребовалось (да еще как бы случайно) подсовывать пианисту злополучную мантру и устраивать это ужасное представление. Надо сказать, что музыкант, который так неаккуратно вскрыл свои запечатанные глубины и погубил этим себя, а заодно подвел к бездне небытия и еще сотню людей, отнюдь не был злым, но лишь неведающим. Скальпель отлично служит искусному хирургу, а динамит незаменим для того, кто строит мосты и тоннели…
Бедный актер очень хотел знать, что явилось причиной начавшейся на него охоты. (И, как мы придумали, узнал.) Однако его беда заключается еще и в том, что он слишком нервно этого хотел, а потому, как только прочел про созданный пианистом вирус и понял, что в эту субботу он уже не пойдет, как собирался, с приятельницей на озеро в Сокольники, из его глаз потекли слезы и читать дальше он не смог.
А зря. Ведь если бы ему достало немного самообладания, он непременно разглядел бы, что сценарий Пьесы написан вовсе не на тонкой и плоской бумаге. И что рядом с каждой строчкой просматриваются какие-то многослойные водяные знаки, прочитав которые, ему стало бы понятно: все, что он только что узнал, оказывается, вовсе не есть причина, но лишь следствие, у которого в свою очередь имеется своя причина. Актер нашел именно то, что искал, но, как выяснилось, не совсем то, что могло бы его спасти, и этому тоже есть своя причина. Купить средство от Божественной охоты, просто прочитав сценарий, в принципе невозможно. За лекарством действительно нужно идти к осветителям сцены.
– А все же, что там было написано между строк, не на бумаге и другими, прозрачными чернилами?
– Там было сказано, что возможно уже через неделю, а может быть и в следующем году или только через несколько столетий кто-то из отпрысков этого разросшегося рода родится с удивительной мутацией: его не окажется в сценарии Пьесы. Он будет жить здесь вместе со всеми, но играть на этой сцене станет в свою игру, и законы этого Театра на него не распространятся. Он будет играть только с теми и в то, во что сам пожелает. К тому же он узнает, где спрятан выход из Театра и заведет привычку удирать в город, когда ему захочется. Кто его удержит? И ладно бы он сам ходил за периметр, Бог с ним. Так ведь он начнет и другим показывать выход! Кто же тогда в Театре останется работать?
Администрация, как нетрудно догадаться, с такой кислой для себя перспективой или даже просто с вероятностью чего-то подобного мириться не намерена уже сейчас. Вот почему в течение ближайшего же месяца на всякий случай десятки пусть даже и незнакомых, но кровно связанных между собой актеров, составляющих одну большую семью, из которой суждено произойти возмутительному инакомыслию, получат уведомление об увольнении и будут изгнаны со сцены этого Театра. Если, конечно, кто-нибудь из них не придумает выход и не договорится с Режиссером. Сразу или чуть позднее их дети также будут изгнаны. Жаль, конечно, но что делать! Мутант на этой сцене родиться не должен. Не имеет права. Во всяком случае именно в этой Пьесе и по доброй воле ее Автора. Избиение младенцев… Так вот зачем был подставлен музыкант: – чтобы спасти Театр! Как странно иной раз ложится нам под ноги случайное…
* * *
Незадачливый музыкант явно не осознал степень опасности ситуации, в которую угодил сам и в которую затащил многих. В грязных сапогах и мыслях он вторгся в особое психическое пространство, в стерильную лабораторию, в которой с микробами борются самым серьезным образом. И куда людей в пыльных ботинках, понятное дело, не пускают. Там работают в перчатках, причем отнюдь не существа, а квинтэссенции идей и зародыши наших мировоззрений. Даже если бы пианист вдруг за минуту и поумнел до такой степени, что начал понимать, куда он попал и что с ним сейчас происходит, то, скорее всего, он успел бы только испугаться. Требуется немалое время и большой опыт, чтобы научиться работать в этом машинном цеху и производить перестановки декораций и мизансцен, не причиняя Театру или себе вреда. А для начала узнать, что и как там, на сцене устроено. Сколько стоит, к примеру, подышать чистым воздухом или произнести новые слова впервые. Иначе говоря, открыть для себя невидимые законы Театра и научиться по ним жить.
После того как легкомысленный дилетант наследил в зеркальной комнате и, усевшись за клавиатуру невидимого ему пульта управления механизмами и прожекторами сцены, исполнил на ней “собачий вальс”, почти никто уже не сможет остановить начавшийся процесс перепрограммирования системных файлов, доселе надежно охранявших его род. Программа выживания похожа на плоское блюдце, до краев наполненное водой. Здесь всё тонко сбалансировано и поставлено оно на стол так, чтобы вода не проливалась. То, что мы называем программой, есть энергетический залог пребывания в Театре семьи, ее входной билет и плата за проживание на сцене – за воздух, свет и прочие коммунальные услуги.
Бездумная выходка пианиста разрушила зыбкое равновесие между Театром и музыкантом, который ни с того, ни с сего решил вдруг бросаться камнями в стеклянной башне. Вода из чаши пролилась. Однако ответственная администрация Театра по вине какого-то отвязавшегося хулигана мерзнуть от прорвавшихся в помещение космических сквозняков обязанной себя не считает, она просто не может себе этого позволить – полно ведь народу, о котором нужно заботиться. Вот почему озорнику был выставлен счет за разбитые окна. Все по-честному. Но что с пианиста взять? Он не богат, да и жизнь его недорого стоит. Как тут быть? – Тогда за его шалость расплачивается родня. А кто это? – Его жена, ребенок и близкие. Но это когда разбитых окон, к примеру, два. А если стекла высажены на целом этаже? Да еще на лестнице и в фойе… Вот тогда семью, ответственную за совершенное одним хулиганом, могут составлять уже сотни или даже тысячи дальних родственников. И неважно, знакомы они меж собой или нет. Театральный уголовный кодекс содержит в себе и такие статьи, за преступления по которым, содеянные одним отщепенцем, отвечать придется всему живому на этой сцене. Что ж, играть Пьесу тогда снова станут огонь, камни и ветер…
* * *
Как быть герою нашего повествования, тому самому артисту, который (как мы придумали) получил чудесную возможность почитать сценарий и который, как выяснилось, ничего полезного для себя из этого не вынес? – Записываться в осветители сцены, поскольку актер, на которого началась Божественная охота, пока он лишь актер, однозначно обречен. И спасать его бессмысленно. Но, как это ни странно, именно охота предоставляет возможность человеку перестать быть прежним бесправным актером и превратиться в привилегированного осветителя. В этом случае у него уже появляется серьезные шансы отыскать Автора мистерии, ведь осветители работают Бог знает, как высоко над сценой, и с Кем там только ни встречаются. И не просто отыскать, но возможным становится и убедить Автора, что постановка Его Пьесы только выиграет, если время от времени производить творческие и в некоторых случаях не просто смелые, а даже и революционные стилистические изыскания. Свежая кровь, поиск и эксперимент, новая трактовка, так сказать. Классицизм – хорошо, но ведь придумали же люди барокко и модерн. Зачем ограничивать себя рамками какого-то одного (традиционного) направления? А потом, разве не по его, Автора, наущению пианист как бы случайно наткнулся на эту распроклятую мантру и произвел в рядах творческого состава все эти “очищающие” разрушения? Зачем-то же все это было подстроено…
Рассказывают, что узнать осветителя сцены, если случайно его где-нибудь встретишь, можно по тому, что в правой руке он всегда прячет алмаз. Время от времени он останавливается, разжимает ладонь и смотрит на этот свой драгоценный камень. Да так странно и пристально на него смотрит, что тот оживает и начинает изнутри гореть. Чудно. Но и это еще не все. Когда внутри кристалла вспыхивает холодный голубой огонь, свет прожекторов в зале гаснет, а сам алмаз поднимается высоко над ладонью осветителя и начинает, медленно вращаясь, парить в пространстве уже не его взгляда, но мысли.
Говорят, все волшебство этих немного странных театральных работников таится и проявляется в том, что внутри прозрачного алмаза они будто бы всегда видят себя и нашу сцену. Когда камень поворачивается к ним своей следующей гранью и начинает играть какими-то другими огнями, осветители опять же видят в камне только себя и свой Театр, причем обоих сильно изменившимися. В любой момент осветитель волен перестать смотреться в кристалл и заснуть. Тогда последнее, что он видел, пока бодрствовал, сделается его новой жизнью. Во сне осветитель войдет в нее, в ту новую жизнь, найдет и узнает вокруг себя то самое видение, которое только что рассматривал в зеркале…
В этом же кристалле дома по ночам осветитель и Автор читают и вместе обсуждают сценарий Пьесы. Разглядывая камень, в нем можно увидеть многое, а, если захочется, даже и стать участником событий, которые случились прежде того, как Театр был построен. Вот что оказывается: – встретиться с Автором, чтобы с Ним поговорить, можно только погружаясь в мерцание граней светящегося камня и растворяясь в его прозрачности. Некоторая странность таких встреч, однако, заключается в том, что видеть Автора Пьесы или просить Его о чем-либо, если верить написанному в Правилах, может исключительно сам Автор. Так что не сразу даже становится понятно, как это Они там, в камне, встречаются и о чем разговаривают. Никто ведь из актеров Их бесед не слышал. Но по тому, что Божественную охоту осветители все-таки иногда останавливают, можно допустить, что их встречи с Автором действа через этот странный кристалл и в самом деле имеют место. Неизвестно, сколько в Театре работает осветителей. Возможно, столько же, сколько зрителей пришло посмотреть спектакль. Зал ведь не пустой…
Помнится, уже прозвучал вопрос: что самое трудное в понимании феномена превращения предначертанности Божественной охоты и как вообще можно что-либо задним числом в этой жизни прекратить? Вот тут-то и выясняется, что секрет подобного мастерства заключается отнюдь не в искусстве узнавания причин происходящего. Наш актер узнал. И что, ему стало легче? Где он теперь?… У одной причины всегда найдется другая. А у той – третья. И так до бесконечности. Единственное и самое сложное, что необходимо с самим собой совершить для того, чтобы охота на тебя или еще кого прекратилась, это полностью с ней согласиться. Но даже просто захотеть совершить столь странный и рискованный шаг, оказывается, можно только уже разглядев в зеркале прозрачного и пустого кристалла лицо Автора Пьесы и Его Театр. То есть практически уже став к этому моменту Осветителем сцены. После чего с Автором Пьесы можно договариваться о чем угодно…
* * *
Если бы в свое время Он не написал Пьесу и не стал ее единственным Исполнителем, никакой спектакль здесь сейчас не шел бы. Когда, наконец, сценарий в Его голове созрел, Он построил из Самого Себя Театр – должна же была Пьеса где-то идти. Вот когда на сцене появились майские жуки, солнце и собаки. Зрительный зал куда-то незаметно провалился, сцена сделалась широкой, ее теперь и сценой никто не называет, вокруг толпится народ и кипит жизнь. Но вот беда: почему-то никто из участвующих в Постановке не помнит, откуда Он взялся и кем был раньше. Поэтому никто толком и не может сказать, что Он здесь сейчас, собственно, делает. Таких вопросов никто, правда, себе и не задает.
Иногда сюда из пустыни, что начинается сразу за городом, забредают оборванные безумцы и начинают расспрашивать местных, как им найти Режиссера или осветителей сцены, ведь они пришли в Театр. Тут актеры почему-то всегда начинают нервничать и обижаться. Кричат не своими голосами, что никакой это не театр, а иногда даже и бьют убогих камнями. Странно, а что чужаки говорят им такого уж обидного? Ведь вокруг и в самом деле – Театр.
;
Трансмедитация
“Движение к цели – все, сама цель – ничто.” Или вот еще: “Чем хуже – тем лучше”. Где-то мы уже слышали эти сентенции. И все-таки, вдумайтесь…
Когда мы чего-нибудь хотим, то обыкновенно не замечаем, что практически любое желание поселяется в глубинах нашего подсознания значительно раньше, чем его можно там обнаружить. Наш ум прилично запаздывает, отслеживая и анализируя всякую бесполезную чепуху, почему многое и путает. В конце концов он фиксирует даже не сам момент, когда “хочу” зарождается, что еще полбеды, так ведь и не “хочу” вовсе, а что-то совсем другое: то, что он по ошибке принимает за наше желание. Происходит это, во-первых, потому, что “хочу” вообще затевается не в голове, а такая странность рассудку уже не понятна. Более того, ему об этом неприятно думать.
Во-вторых, коль скоро уму отводится обидная роль пассивно рефлексировать вслед некогда произошедших событий, то есть механически отчитываться перед самим собой в том, что очередное “хочу” уже в готовом виде опять откуда-то взялось (откуда – он, конечно же, не знает), короче говоря, если ему остается лишь констатировать факт появления желания в нем самом, вполне естественно предположить, что ум не может этого сделать ни прежде, чем оно, желание, созреет, ни в тот же самый момент, а уже только после, через какое-то время, когда желание себя полностью проявит, да еще при условии, что это свершится в форме, которую наш рассудок способен воспринимать. Отсюда причина неизбежного запаздывания мысли, регистрирующей в столь непростых условиях поступление в наш адрес каких-либо сообщений (в частности “хочу”), легко объяснима и даже извинительна. Все как на почте.
Интересно, а почему своими желаниями мы с такой готовностью стремимся обозвать что угодно, в том числе и наш осознанный или волевой выбор, каприз ума или даже просто сердечную фантазию, но только не спонтанные импульсы, привходящие из Неведомого (читай: из планов трансцендентного), которые, собственно, и беременны нашими будущими мыслями? Тем, что ум разумеет под “нашими” желаниями.
Если бы рассудок наотрез, прямо-таки с ослиным упрямством не отказывался обсуждать тот феномен, что “нашими” уже какое-то время, а может быть и всегда, от сотворения мира являются все мысли, а не только те, которые лишь теперь, в настоящее мгновение пробиваются к нему через случайное откуда-то извне, то ему, возможно, и удалось бы “вычислить” точный адрес учреждения, где зарождаются и созревают “наши” инициативы. Но где там! Ум ни за что не принимает подбрасываемые ему (свыше) идеи за свои, если пятнадцать минут назад они не родились на его глазах, в недрах или под юрисдикцией известных ему законов естественной биологии и причинно-следственной взаимосвязанности. То есть если они не были рождены им самим. В этом, увы, сказывается беспросветная узость и врожденная материалистичность человеческого разумения как такового.
И, наконец, в-третьих, исполнение мысли или желания, то есть воплощение (перетекание) “хочу” в сотворение вещей (их проявленность), в зонах материального и эзотерического прагматик и мистик в масштабе реального времени наблюдают по-разному. В пространстве ирреального между спонтанно возникающим в сознании желанием и его конечной реализацией (в то, что уже можно как-то наблюдать) не предполагается временного зазора (интервала). Более того, в зависимости от глубины мистического прозрения, эзотерик может наблюдать даже некоторое запаздывание его желаний. И причем он не делает из этого трагедии, понимая, Кто и чего здесь на самом деле автор. Ум, понятное дело, становится в позу и говорит, что “все вокруг дураки”, а инициатор всего на свете – он. Ну и пусть себе говорит. Что ж с ним – драться, что ли?…
Подытоживая. По версии мистика: факт реализации желаемого, который очевиден органам нашего восприятия, предвосхищает момент зарождения самого желания. Что по этому поводу думает ум – нам уже известно. Но это – его личное дело. Не будем его критиковать, убогого. Войдем в его положение. Он обречен всегда опаздывать. То есть мы говорим сейчас о вторичности и об объективном. Ну да, ум, конечно, – замечательная штука. Что ж мы, спорить с ним будем, что ли? Куда ж нам без него? – И все-таки…
* * *
Тут вот еще какой есть момент. Дискредитации рассудочной сентенции, будто бы исток любого нашего “хочу” ум может отследить в разумном, то есть в материи, было уделено достаточно времени. Добавить нечего. Но, если зацепиться за слово “ отследить”, то всплывают три вопроса: откуда, собственно, ум решил смотреть; на что именно и; собственно, для чего. Не такие уж праздные вопросы. А кроме них встает и еще один: – это ж каким у него, ума, должно быть сильным зрение, чтобы на подобные вопросы отвечать, ведь рано или поздно, если он и вправду такой всесильный, он додумается до того, что заглядывать ему придется за собственные пределы, то есть в ирреальное?! С одной стороны, и это он возможно однажды всё-таки поймет: чтобы шагнуть из материи в ирреальное, ему необходимо преодолеть абсолютно непроходимую бездну времени. А с другой (чем черт не шутит, может он и до этого допрет), если сразу начать ходить от обратной стороны (то есть из Духовного в материальное) картина может выглядеть так, что и шагать-то никуда не нужно, ведь настоящее – уже здесь. Все близко. И бездна вроде не такая уж непроходимая. Подумаешь – Ничто… И температура там не -273,15 градуса. А где это – там? Да не важно! Где надо. И там не холодно. Как-нибудь можно привыкнуть. Свитер наденем. Зато здесь – Единое. Во всём. Всегда и везде!
* * *
Мистическое разделение (разведение) вещей на полюса производится не где-то в холодном безвоздушном пространстве, в “далеком и бездушном” Космосе, а гораздо ближе, чем мы склонны думать – внутри нас, внутри нашего ума. И больше нигде. Проявляется это, в частности, в том, как сейчас нам угодно смотреть на этот мир и самих себя в нем. Общие же законы, в том числе стройные логические взаимосвязи, всевозможные причинно-следственные цепочки и прочее в этих качественно различных системах координат перевернуты словно изображения в объективе (как раз потому, что это – именно разные и в чем-то пусть не воюющие друг с другом, но определенно противостоящие друг другу миры). В общем, они являются пред наши земные (рассудочные) очи подчас с точностью до наоборот, то есть в виде странных перевертышей: хочешь прийти к Богу – беги от Него со всех ног; если перед тобой открылись врата небесныя и добрые архангелы со сливочным мороженым в руках радуются за тебя – плюнь на свой успех и откажись от такой цели, не ешь ты, ради Бога, их вкусного мороженого, ибо это конец идеального; и т.п.. Впрочем, воспитывать мистическое мировоззрение умозрительными построениями или переубеждать в себе материалиста фактами – дело неблагодарное, а посему единственным аргументом в споре с самим собой должен стать эзотерический опыт. И только он.
Что такое эзотерический (или мистический) опыт и как его можно произвольно в своем сознании инициировать, понять не просто, не говоря уже о том, чтобы в масштабе (пространстве) проистекающего времени умудриться пережить то, что по определению уходит за всякие пределы вообще, и времени в том числе. Но сейчас стоит поговорить даже не об этом. А о том, что, в отличие от любого привычного нам действия (такого, которое в этой жизни мы без проблем затеваем и с легкостью претворяем в самых разных обстоятельствах), видимая, то есть проявленная в усилии или пусть только намечаемая в желании активность здесь никак не может исходить от нас, а именно и только от трансцендентного, которое Само решает, в какой форме и когда подобный опыт нам уже допустимо предложить, чтобы случайно не спалить наш рассудок, да еще чтобы мы в такой момент сумели что-то приметить и запомнить.
Собственно трансцендентное по итогам Его расследований нашей готовности к свиданию с Ним само и устраивает для нас – Своей проекции на плоскости временного – сеанс общения (материального с ирреальным). В любом другом случае мы имеем дело с подделкой доморощенного приготовления (как правило, нашего же воображения), а стало быть увиденное разумно истолковывать и называть как угодно, хоть галлюцинациями, но только не мистическим опытом, поскольку процедура вхождения в контакт с ирреальным должна соответствовать или придерживаться недавно описанных хрестоматийных нормативов и технологических допусков. Обратим внимание, разговор сейчас идет не только о чистоте научного опыта, технологиях мышления и действия, но еще и о необходимости соблюдения правил элементарной безопасности. Летальные исходы и психические расстройства в случаях несанкционированных пси-контактов или волевого дожимания ситуации произвольного изменения состояния сознания – обычная история.
Итак, мы вынуждены отдавать Божеству, хотя бы из страха смерти или умопомешательства, инициативу решать – когда пора и надо ли вообще Ему покрывать человеческие зрачки серебром, чтобы они начинали светиться в темноте и отражать пустой внешний свет, начиная различать внутреннюю очевидность невидимого. Не встречая в нас бессмысленного сопротивления, Оно в спокойной обстановке и опять же самостоятельно прорабатывает технические детали и все ситуативные подробности (подбирая событийный ряд), и в конце концов осуществляет необходимые конкретные шаги, направленные на естественное или сверхъестественное превращение свойств нашего зрения (расширение сознания). Чтобы мы смогли Его увидеть.
Наше участие (активность) в этом процессе пользы не приносит. Скорее даже ему вредит. Однако, никто не запрещает нам время от времени подсказывать себе, что именно мы только что постановили (предпочли) желать. Так, на всякий случай, просто чтобы не забывать… Но только лишь напоминать, поскольку память – это то, что отказывает в первую очередь, причем еще до момента перехода границ разумного, а записи здесь делать не принято… [Заметим, сейчас описывается грамотная, то есть конструктивная модель произвольного трансформирования своего мировоззрения, когда потеря памяти прочитывается не как “беда”, “нездоровье” или “наказание”, но вдруг оказывается неизбежным “благом” и является условием освобождения сознания, предваряющим или вводящим нас в переживание мистического опыта. Коль скоро ты захотел вспомнить Бога – изволь забыть о тех своих “хочу”, которые могут этому помешать.]
* * *
– Почему я думаю сейчас не так, как вчера, и зачем мне сегодня вдруг раскрывается смысл вещей? Такой подарок! Как неожиданно… За какие такие заслуги?
– Выгляни в окно: на улице собирается дождь и резко упало давление. В такие минуты у многих меняется привычный ход мыслей. Это – ответ на прозвучавший вопрос.
– Неужели так банальны причины моих Духовных прозрений, а может быть это как раз я устраиваю сейчас грозу, потому что дозрел до… и хочу, чтобы…?
– Если тебе от этого будет легче – пожалуйста: это действительно ты каждый вечер устраиваешь снегопад, ветер, морские приливы и пятна на Солнце, в особенности когда начинаешь думать или говорить об этом, но знай, что вместе с тобой тем же самым одновременно занимаются миллионы других людей, которые об этом не догадываются. А теперь скажи – узнавание очевидного разрешило твою проблему (извечная дилемма первенства – яйцо или курица)?.. Вот именно, это – тупиковый путь. Зачем отвлекаться на бессмысленное?
* * *
Непроявленный в реальности (зримо, в материальном) трансцендентный Дух всегда прежде Сам и, разумеется, совершенно свободно (как же еще?), изъявляет Свое спонтанное согласие и желание раскрыться, чтобы стать нам видимым. Только потом уже мы оказываемся в состоянии не просто мочь, но для начала, собственно, и тривиально хотеть что-либо увидеть. Обратное в материи – невероятно, да если вдуматься, и немыслимо. Такие вещи уже теоретически не могут произойти с человеком, хотя сплошь и рядом в нашей жизни наблюдаются феномены странных (якобы) совпадений, говорящие в пользу модели “я позвал – а Он какое-то время думал-подумал…, а потом взял, да и ответил мне”, на деле имеющие ту же причину странного рассогласования времен (фиксация происходящего рассудком), что и желания, вечно опаздывающие за своей самореализацией (см. выше).
Казалось бы, сформулированные в таком жестком виде исходные положения или показания к медитативной практике должны если не на корню извести, то уж во всяком случае серьезно подточить оптимизм человека в отношении его предрасположенности (природных показаний) к вступлению в произвольный контакт с трансцендентным. Парапсихоанализ, однако, проводит знак совершенного равенства между самопроизвольностью желания, исходящего непосредственно из Божественного, – идти с нами на экстремальное сближение, – и спонтанностью теперь уже наших собственных мыслей или даже просто пожелания себе того же самого.
Что это значит? – Не так уж и мало. Во всяком случае то, что посреди беспросветного пессимизма по поводу нашей ущербности по части планирования сроков, а, если разобраться, и самих контактов с трансцендентным, – с Тем, Чему из нашего мира вообще невозможно указывать как поступить, уже в силу классического определения трансцендентного, – все же образуется островок надежды, и начинает мелькать луч света. Появляется шанс выпутаться из лабиринта кромешных логических противоречий. Не Бог знает какая Благая весть, но все же – и не тупик, а реальный и, главное, ненадуманный шанс. Так почему бы его не исследовать? Почему за него не схватиться? В любом случае – мы же ничего не теряем.
Логическая червоточина заключается в том, что мы даже и не догадываемся, чего на самом деле хотим, в особенности, когда вдруг самонадеянно заявляем, что намерены выйти не куда-нибудь, а за пределы материального, и сетуем, что вот-де только он, Дух Святый, почему-то не торопится раскрывать перед нами Свои небесныя двери. Нетрудно заметить, что подобными заявлениями мы лишь наглядно демонстрируем отсутствие в нас подлинного “хочу” или готовности видеть Бога, что можно расценивать примерно как одно и то же. А кроме того, наши униженно просительные интонации обнаруживают абсолютное незнакомство с предметом разговора. Вот где стоит поискать точку опоры для того магического рычага, которым завтра возможно (или даже суждено) будет начать “переворачивать земной шар”.
* * *
В моменты, когда тяга к духовному общению под влиянием случайных обстоятельств или наших осознанных инициатив, что, парадокс, опять-таки есть одно и то же, в нас отчетливо проявляется и естественным образом прорастает, то есть без душераздирающих биений и закатанных глаз, оно, это влечение, неожиданно, но каждый раз неизменно совпадает с устремлением к сближению с нами самого Создателя. Такая мысль, как оказывается, уже и Ему пришла в голову, причем в то же самое время, что и нам. Странная картина, не правда ли? Если я воистину (искренне и грамотно) хочу к Духовному придти, то есть уже отворяю двери в идеальное, значит и Предвечное непременно хочет того же самого и с той же радостью ко мне приближается. Мы оба обнаруживаем себя свободно предрасположенными и равно устремленными к встрече, а если Один из нас отчего-то перестал испытывать желание общаться со своей проекцией, от зеркальной беседы автоматически уклоняется и другой. Самое интересное, что причины (мотивация) для этого у меня и у Него могут быть различными, но разве это имеет какое-нибудь значение!
В этой главе постоянно говорится о феномене временных несовпадений или неожиданных напластованиях того, что уже когда-то случилось, до или вне времени (реализованный замысел), и того, чего либо пока еще нет в материальном, либо, может статься, никогда и вовсе не произойдет, но что имеет лишь вероятность проявления своего бытия в какой-нибудь другой (параллельной) реальности. Всё ли у нас здесь в порядке с логикой? С ней – да. Хочется надеяться, что и с рассудком тоже. А вот произвести некоторые уточнения элементарных, но чрезвычайно важных в эзотерике понятий, позволяющих острее чувствовать и вскрывать тайное ее иррациональной логики насущно необходимо. Короче говоря, прежде, чем начинать рассматривать себя из-за спины, было бы неплохо прежде освоить азы этой тонкой науки. Ведь изменения в пространстве ирреального только и возможно совершить – не вставая с кресла, даже не пошевелив для этого пальцем, а то и вовсе погружаясь в глубокий сон.
Рабочим столом, объектом и единственным инструментом превращения реальности (пси-оружием) является собственное мировоззрение оператора (мага). Вот почему совершенствованию в мастерстве управления своими мыслями или желаниями, способными трансформировать очевидное (напомним, в парапсихоанализе оба понятия – “мысль” и “желание” почти всегда рассматриваются как синонимы), приходится уделять столь много времени и сил. Совсем непросто овладеть искусством осознанного выбора или предпочтения, ведь на своей вершине оно приближает нас к особому переживанию согласия с уже проявившейся реальностью. И возвращает нас в нулевую точку. В сердцевину бытия! В глубочайший покой. – Но зачем? Ведь тогда происходит остановка. Мы же, кажется, собирались здесь что-то менять… – Остановка? – Да, пожалуй. Но это не просто остановка, которую можно было бы назвать засыпанием. Это необходимое экстремальное торможение, когда с тебя слетает шелуха лишних мыслей. Без чего ты не встретишься с элементарным (неделимым). С истинным. Ведь теперь тебе есть, что расщеплять…
– Что нужно сделать для того, чтобы научиться управлять своим “хочу”?
– Во-первых, узнать поточнее, чего мы на самом деле уже хотим или по крайней мере могли бы хотеть. Во-вторых, попробовать не проявлять интерес к вещам, которых здесь пока еще нет. И которых вполне может не быть вовсе. Эта несобранная любознательность, – разновидность ментальной распущенности, – ужасно вредная и, если разобраться, противоестественная, хоть и чрезвычайно распространенная привычка ума.
И, наконец, в-третьих, неплохо бы научиться ничего не хотеть вовсе, взяв себе для этого в качестве прообраза или даже исходной концептуальной позиции воспоминание, что наше психическое (единственная сущность, реально обладающая волей что-либо в этом мире творить, с которой, собственно, мы и стремимся наладить контакт, чтобы заставить ее, чего уж слова подбирать, на себя работать) в принципе не обладает свойством чего-либо желать в том смысле, как мы это обычно понимаем.
И вот еще что. Желательно вообще сократить список одновременно желаемого до разумного минимума, ибо, если я хочу четырех вещей враз, понятно, что ни одной из них я обладать не смогу, но в этом случае хотя бы сумею их разглядеть. Когда же вожделенных предметов перед моими глазами сотни, уже и думать не приходится о том, чтобы все их как следует рассмотреть, а не то, чтобы научиться управлять механизмами превращения их природных свойств.
Сколько же объектов должно оставаться перед моими глазами? А из скольких я вообще в состоянии выбирать? Из трех? Или может быть двух? Древние учили: если кроме Бога больше ничего перед твоим внимающим взором не осталось, ты гарантирован от ошибки: смело выбирай Его. Стало быть, лучший выбор – это один из одного? – А вот и ничего подобного! Вещей перед глазами не должно остаться вовсе. Вот это – настоящий выбор! Когда уклоняешься от навязываемого тебе предпочтения, только тогда ты и становишься безошибочным. Формальный и каждый раз новый выбор пусть за тебя делает реальность, в которую ты случайно забрел полчаса назад. Когда отбрасываешь то, что не имеет значения (в частности, размышления вместе с муками выбора), ты не отвлекаешься от главного, а потому уже идешь в верном направлении. Даже если стоишь на месте.
* * *
Войти в парапсихоанализ, то есть погрузиться в ирреальное или в то, чего “на самом деле нет” (что в ином времени уже может происходить, но рассудком, цепляющимся за “эту” реальность, не воспринимается), другими словами, включиться в Божественную игру можно, когда-то прежде затеяв в себе антиигру. Используй последнюю в качестве затравки (приманки, трамплина), поскольку она – вполне реальна, то есть видима уму. Он же ее придумал. Для успеха авантюры достаточно просто инфицировать свою мысль (Духовное устремление) условиями (пожеланиями), делающими воплощение задуманного в жизнь (достижение цели) заведомо невозможным. Осуществить эту диверсию нужно тонко и очень тихо. Затем остается лишь выгнать из себя собственно вирус. Ты же знаешь, какой. Или незаметно извлечь самого себя из ситуации антиигры. Тогда настоящая Игра и начнется. Вернее, Она станет видимой.
– А что будет со мной?
– С которым?…
* * *
Представьте себе, что вы спите и смотрите кошмарный сон. Вы – хирург, и сейчас вам предстоит делать сложную операцию. Не пугайтесь, вы – дипломированный и весьма опытный врач, которым стали не вчера. Вы отлично знаете, как и что делается, в медицине человек авторитетный и больного, конечно, не зарежете. Вы – нет. Только ведь ужас в том, что операцию будете проводить не вы (с вами что-то случилось, что-то странное, почему и пришлось вас связать и запереть в шкафу), а ваши “ассистенты”. Кто они – вы не знаете. Никогда их прежде не видели. Вас обещали познакомить с ними перед операцией. О них известно лишь то, что к медицине ваши “помощники” отношения не имеют, плюс к тому понятия не имеют о том, где они сейчас находятся, в анатомии человека не разбираются и скальпеля в руках отродясь не держали. Они – коневоды из Монголии. Обмен делегациями. Обычное дело. Что-то перепуталось. Ехали на ВДНХ (ВВЦ), а попали сюда. Но самое страшное впереди. Говорить и инструктировать этих “ассистентов” во время операции вам не удастся: во-первых, рот у вас будет завязан, а во-вторых, они ни слова по-русски не понимают.
Примечательно и то, что ни один из коневодов во время операции в сторону шкафа, в котором вас заперли, даже и не кинет взор. Они разожгут посреди операционной костер, взломают замки и выпьют весь спирт, что найдут в операционной, а потом, весело распевая свои дикие песни, станут резать вашего несчастного больного, который доверил свою жизнь именно вам, никак не им. Если бы он знал, что будут еще какие-то монголы…
Да, и вот еще что: вашим “коллегам” никто не утрудился подсказать, что у них есть научный руководитель. Во-первых, они все равно не знают, что это такое, а кроме того, как уже было сказано, вы же заперты в шкафу. Вот почему даже взглядами обменяться с кем-либо из ваших свирепых помощников с немытыми руками не получится. Как с этими убийцами можно разговаривать, найти общий язык и заставить их делать то, что необходимо – ваши проблемы, но знайте: они – ваши руки. Более того – ваши мысли! Не те, что мы себе лениво придумываем, желая быть или казаться людьми “хорошими”, “добрыми” или еще какими, а истинные, то есть ничем не приукрашенные. Исподние. Рассудком неконтролируемые. Да при том еще вчерашние!!!
Описанный кошмар, как можно догадаться, есть начало (старт) парапсихоанализа. Существует масса простых способов забыть этот идиотский сон. Достаточно, например, сказать себе, что я – вовсе не врач, лечить никого не собираюсь, да и не умею я этого делать. Такими вещами занимаются особые (призванные) люди, которых специально и квалифицированно этому учат. Однако, если уж сон все-таки привиделся, выбираться из сумасшедшего дома нужно легально и корректно, через двери, то есть доведя операцию до логического завершения, стараясь не угробить своего легковерного пациента. А для этого вам скорее всего придется пойти на то, что в тонкой лаборатории ирреального называется трансмедитацией, являющейся практическим и на сегодня единственным методом парапсихоанализа.
[Кстати сказать, не дай Бог ваш пациент каким-то образом умудрится распутать веревки, которыми сам же себя и связал, назвавшись “больным”, и сбежит прямо со стола из операционной, осеняя лоб крестным знамением и громогласно призывая высшие силы на помощь, потому как эта чертова операция началась прежде, чем его обступили бестолковые монголы, вооруженные кривыми ножами: он уже был разрезан своей ирреальной, но живой связью и заветом с вами – своим врачом. Ваши и его нервы и артерии переплелись вместе, а из его сердца судьба, словно кровь (в виде нарождающейся новой реальности), давно уже перетекает в вашу душу.
Если кто-нибудь в такую минуту намеренно разорвет ваш пси-контакт (а для этого бывает достаточным объявить вас, к примеру, Антихристом – действует безотказно), больной обречен на смерть, причем скорую и обидную до невероятного. Но вот что удивительно: погибнет он вовсе не от болезни, которой в вашем сне он действительно болел и от которой вы хотели его излечить, а от того, что сейчас, в момент своего малодушного и уже бессмысленного бегства из операционной он видит один лишь страх, с которым прожил всю жизнь. Он умрет потому, что с ошибочным диагнозом вероломно согласны искренне сочувствующие ему родственники. После его похорон они долго еще будут терзать себя разглядыванием фальшивых рентгеновских снимков и чтением истории болезни, которой на самом деле не было.]
Трансмедитация есть препарированная медитация, из которой искусственно (намеренно) извлекается лишь один, но, правда, чрезвычайно существенный компонент – время. Только один! Всего лишь время. Но этого оказывается достаточно, чтобы после такого простого с виду действия улетучился смысл говорить о том, что есть медитация вообще, поскольку выдернуть из чего-либо время – это совсем не то же самое, что изъять из палитры живописца, скажем, желтую краску. Трудно, конечно, писать картины, игнорируя столь важный цвет, но некоторые художники как-то и вовсе одним карандашом обходились…
Можно сколь угодно долго и с великой изобретательностью усложнять конструкцию чего-либо, изменяя все подряд свойства какой-нибудь вещи или даже ее суть и облик, но невозможно вызвать в ней большего превращения, чем вырвав из нее лишь одно ее непременное качество (условие ее существования) – время, потому что сама эта вещь тогда просто перестает быть. Понятно, что парапсихоанализ подобрал (сформулировал) для себя исключительно “эфемерный” метод (на первый взгляд чистую абстракцию) вовсе не для того, чтобы забавляться игрой ума, а для осуществления вполне практических преобразований различных явлений этого мира, свойств и характеристик вещей.
Забавно, но наша психика не только легко узнаёт, но и гораздо успешнее, чуть ли не с б;льшим комфортом работает именно с инструментами, подобными трансмедитации, делающими многое рассматриваемое рассудком вокруг него или в нём самом ирреальным по форме и сути. Более того, выясняется, что она, психика, уже неплохо знакома со спецификой языка общения с конструкциями столь высоких и разреженных планов, ибо это – ее стихия. Тонкий мир для нее отнюдь не является чем-то экстравагантным. Она в нем – в своей тарелке и кроме того только в его пространстве, соприкасаясь с родным (вещами себе подобными, по природе ей тождественными), она начинает, наконец, действительно и довольно стремительно просыпаться, разворачивая при этом такие свои скрытые возможности, в сравнении с которыми любые ее прежние проявления и потенции в иллюзии материального меркнут и перестают что-либо значить.
* * *
Парапсихоанализ создан не для того, чтобы легче стало красть то, что плохо лежит, а с тем, чтобы взять свое, принадлежащее нам по праву. Вот только узнать (расширить) свои права можно лишь войдя в ирреальное и увидев себя в (его) зеркале.
Если, проснувшись утром, вы забыли про себя решительно все: и что собирались сегодня делать, и свое имя, и кто вы есть вообще… то, машинально включившись в раз и навсегда заведенный распорядок (газета – завтрак – метро – работа – метро – телевизор – сон – газета…) уже к обеду вы что-нибудь из своей биографии припомните. Друзья и коллеги подскажут. В состоянии же парапсихоанализа нужно, когда требуется, не только уметь вспоминать кто мы, не зная этого изначально, но желательно также научиться и напрочь забывать – кто этот субъект, что всякий раз смотрит на нас из зеркала. И главное, оставаться равнодушными к его вчерашним планам относительно нашего завтра.
Когда мы – люди, верующие в Бога и чтящие Его заповеди, тогда у нас в жизни все должно быть просто. Придуманы же специальные и хорошо проверенные временем молитвы и заговоры, которые нетрудно выучить наизусть, в особенности человеку примитивному. Даже в полностью бессознательном состоянии мы легко проговариваем правила поведения (законы) стадного общежития, жестко регламентирующие нашу жизнь, поскольку забыть их невозможно, и свободно (что и страшно – ведь совершенно же добровольно!) мы вливаемся в безостановочный конвейер жизни в мутном отравленном облаке. В храме не полезно знать и волить. Здесь требуется все время спрашивать про азбучное, чтобы занять свой ум и в итоге крепко запомнить (вбить себе в голову), что двуногое – все еще недочеловек, что благо – в подавлении гордыни, а Бог – это картина, нарисованная цветными мелками на стене, и живет Он где-то далеко, на высокой горе, отсюда не добраться… Ты только пой Ему в хоре свое восхищение, а Он тебя за это спасет. Вот почему неспособные к настоящей вере, освобождающей нас от нежелания видеть Дух, то есть слабые по убеждению, во все времена подавались в “институты добра” в поисках “бесплатной” защиты и льгот неведомых эгрегоров. Как следствие – нет сегодня проститутки без алмазного креста на шее и убийцы, не жертвующего на храм.
Центральной идеей большинства мировых религий является эластично растягиваемая во все стороны и адаптируемая практически под любые обстоятельства и уровни сознания психоконструкция “Отец и мы – Его малые дети”. Эта концепция рождает у верующего эмоцию особого свойства, привязывающую его к той самой организации, в стенах которой он впервые услыхал про свое родство с могущественным Родителем. Причем принудительное приведение и незаметное “прилепление” его души к рукотворному общественно-коммерческому институту осуществляется высокопрофессиональными провокаторами не только на уровне подсознания, но и санкционировано гораздо выше: на уровне эгрегоров. Подобное становится возможным благодаря тому, что даже игрушечное узнавание своего родства с Богом дарит смертному потрясающее ощущение теплоты, чувство успокоения и безответственности, а также сладость глобальной защищенности (в рамках всё того же эгрегора, разумеется), позволяя ему вовсе не иметь (не заявлять) собственный голос или инициативу при вынесении на рассмотрение и разрешении наиболее ответственных вопросов (этой) его жизни.
Тот, кто почему-то еще не знаком с психотропной наживкой только что описанной мировоззренческой модели (идеологии), то есть не прошел через осознание умом и переживание сердцем своего родства с трансцендентным как с неописуемой, но вместе с тем прекрасно и близко ощущаемой себя частью своего Отца, увы, не сможет осознать смысл (мотив) возникновения парапсихоанализа и отличить принципиальную новизну его интеллектуальной платформы (идеи), поскольку неизбежно столкнется с тем, что ее элементарно будет не с чем сравнить.
Вообще же взобраться на небо по волшебной лестнице усложняющегося мировоззрения можно, двигаясь не абстрактно “куда-то вверх” или “ближе к звездам”, но только выше относительно чего-то такого, что само по себе уже является проверенно (безусловно) высоким. В данном случае вертикальному росту благоприятствует то обстоятельство, что на старте нам предлагается заряженная модель взаимоотношения с трансцендентным или, скажем так, осмысления и переживания Божественного как отношения со своим Отцом.
Бог в значении “Отец” – это уже не кто-то там чужой. Не посторонний человек и не образ, нарисованный на холсте. Это – кровный родственник, глава нашего дома и защитник семьи. А можно ли предположить (измыслить) существование степени родства более близкой, нежели данной нам в привычных схемах: брат – сестра или сын – отец? Вспомните, Христос настойчиво призывал возлюбить врага своего, как брата своего, разумея под этим самоочевидную для окружавших его в тот момент простых рыбарях высшую проявленную степень человеческой близости.
* * *
Наблюдая и анализируя различные степени родства, мы сталкиваемся с двумя настораживающими моментами. Первый. История наглядно учит нас тому, что брат может не только предать, но в определенных обстоятельствах даже и убить своего брата, равно, впрочем, как и отца. Примеров тому предостаточно. Да и собственный опыт многих из нас показывает, что мы годами способны обходиться без общения со своими кровными родственниками, а то и вовсе не желаем их знать. Описанная степень родства не побуждает нас к тесному общению с ними.
Второй. Почему-то трудно поверить в то (это субъективное мнение автора книги, которое вряд ли имеет смысл навязывать тому, кто имеет иной взгляд на рассматриваемый вопрос), что Иисус в действительности мог серьезно искать аналогию своим чувствам к Богу именно в братских или сыновних взаимоотношениях между людьми. Дело в том, что использование такой модели в качестве эмоционального ключа в процессе сближения человека с Богом, автоматически не обеспечивает первому достижение мистического прозрения и видение своими духовными очами Второго. Переживание себя сыном Бога живого прекрасно и даже ошеломительно, но тем не менее оно не приводит к реальному наблюдению трансценденции Духовного, потому что не в состоянии упразднить дистанцию разнокачественности между такими вещами, как смерть и вечное.
Зачем же все-таки слова о братской любви были произнесены великим Пророком?
Прежде, чем отвечать на этот вопрос, во избежание недомолвок и неверных истолкований чего бы то ни было, необходимо кое-что прояснить. Парапсихоанилиз без воплей проклятия и даже “с пониманием” относится к такому явлению, как мифотворчество. Почему, обращаясь к каким-то конкретным именам и событиям, подаваемым как “исторически имевшим место” он не впадает в буквализм. Раз так принято – ну и ладно. Будем пользоваться предложенными моделями. Парапсихоанализ ведь и к собственному имени относится с юмором. Так, в частности, он нисколько не критикует авторов христианства, живших много позднее героев этого прекрасного мифа, поскольку отдает себе отчет в том, кем, зачем и для кого он создавался. Более того он “верит” в реальность главного персонажа этого мифа. Не в Его имя, внешность или слова, которые тот якобы произносил, но в то, что Он в действительности существовал. И даже в то, что Он жив и поныне. А также в то, что при определенных обстоятельствах Его даже можно сегодня увидеть. Так многие с Ним и встречаются! Общение с Ним – вещь не такая уж невозможная. Не что-то запредельное. А главное – полезная. Здорово прочищает мозги. Возвращаешься в эту жизнь совершенно другим. Ну, если, конечно, возвращаешься… В Москве, в Третьяковской галерее висит замечательный портрет, написанный с натуры. (По памяти, конечно, писался. А как будто с натуры. Имени изображенного не знаем, но подтверждаем: сходство потрясающее!…)
Так вот, о братской любви. По замыслу архитекторов христианства, создававших не просто очередной эпос или эгрегор, но массовую религию для миллионов, первое, что они постарались в нее заложить, это концепцию стадности и водительства. Опираясь на традиции эпохи, этносов, психо-ментальный уровень аудитории, и просчитывая перспективу… В общем, здесь всё понятно. По-другому было нельзя. Да и сейчас еще доктрина работает…
И это при том, что сам Христос исповедовал мистическую доктрину самообожествления, принципиально отличную от того псевдоэзотерического учения спасения души, которое было оформлено за Него и названо Его именем!…
Не втравливаясь в бессмысленный теософский диспут, скажем: абсолютно невозможно осуществить (пережить) опыт превращения реальности, если задействовать психическую конструкцию (ключ) обращения к Божеству: я – Он. Но только: я – Я! И действительно, самым близким к нам существом, о котором даже незачем вспоминать, поскольку мы и так находимся в непосредственном и перманентном с Ним контакте, являемся мы сами. Ближе нас к нам самим нет и не может быть никого. Вопросы вызывает лишь степень осознавания или чувствования, но не первозначимость факта сверхродства, поскольку оно является данностью или природным свойством всех вещей (всего сущего).
Модель “я – Он” есть промежуточная стадия духовно-нравственного самовоспитания, бесспорно необходимая в психологическом пространстве цивилизованной ментальности и притом весьма высокая ступень на пути к осознанию модели “я – Я” (Аз есмь), осмысление и принятие (включение) которой является мощным эзотерическим пси-ключом, с помощью которого кроме всего прочего можно уже совершенно другими глазами взглянуть и на саму идею подлинного христианства, которое толком так до сих пор еще не проповедано, и, при желании, открыть в нем чрезвычайно ценный и фантастически глубокий, но пока еще, увы, от многих скрытый пласт. В этом случае оно уже станет в полном смысле эзотерической или мистической системой, способной научить индивидуума самостоятельно перестраивать свое мировоззрение и наблюдать Духовное. Впрочем, мы заговорили сейчас уже не о христианстве и не о Церкви, а об учении Того, общение с Кем способно поменять наше представление об очень многом. Что, как нетрудно понять – далеко не одно и то же.
* * *
– Можно ли из камня выжать воду?
– Мыслью, по следам трансмедитации, через воспоминание – да. В любом другом умонастроении придется чрезмерно напрягать мышцы рук.
Не только самый простой, но, пожалуй, и единственно возможный способ узнать, о чем мы думаем сейчас – просто пойти по следу исполнившихся когда-то в прошлом наших сегодняшних желаний или посмотреть на то, что творится вокруг нас сегодня, а то даже и заглянуть в будущее. Спрашивать же обо всем этом свой рассудок, – а первое, что приходит на ум, это посоветоваться именно с ним, – занятие бессмысленное. Мы только даром потратим время. Четкого ответа все равно не получим. Ум сообщит нам по своему обыкновению лишь то, что думает на сей счет, что приснилось ему сегодня ночью или что ему по этому поводу кажется. Описать же реальное положение вещей он не в состоянии, поскольку в принципе не знаком с предметом разговора.
Степень освобожденности нашего сознания показывает, в чем мы сегодня способны искать проявление наших желаний (следы наших мыслей и волений) – в настоящем, будущем или в прошлом. Мы ведь по-разному можем это делать. И что интересно, в разном их и находить. Если, к примеру, мы начинаем озираться по сторонам, это говорит о том, что мы еще стоим на низшей ступени ментальной эволюции, откуда проследить свою мысль можно, лишь наблюдая явления (или события), разворачивающиеся вокруг нас прямо сейчас. Мы просто вынуждаемы своим статусом узнавать свою мысль или считывать ее содержание из того, как ощущаем себя сегодня, то есть просто рефлексируя текущие события. Слово “низшая” здесь не значит “плохая” или “низменная”, но просто “первая”. Несмотря на то, что она – всего лишь первая, стоять на ней все же лучше, чем просто ползать по земле.
Поднявшись повыше и исследуя из сегодня свои вчерашние мысли, мы подмечаем, что они, эти мысли, не только фиксировали, но даже и несколько опережали (предваряли) то, что условно можно назвать “их настоящим временем”. Дело в том, что в них (вчерашних мыслях) явно прослеживается знакомство с точной информацией о том, что мы переживаем сегодня. Еще шаг вверх – и мы уже становимся способны наблюдать и таким образом воздействовать не только на свое настоящее и будущее, это еще как-то понятно, но уже и на прошлое, что звучит несколько обескураживающе.
Человек, почему-то не решающийся взойти на высшие ступени собственного сознания, определенно не может наблюдать со стороны превращение своего будущего, а тем более прошлого, поскольку путает себя с пошитым только вчера своим костюмом, которому судьба уже завтра выйти из моды и быть выброшенным на помойку. Такой близорукий наблюдатель способен проследить и констатировать лишь то, что наша мысль, равнодушно согласная с тем, что уже когда-то случилось без ее участия, безучастно отображает ход истории. Высшая же иерархическая ступень лестницы уровней есть та, стоя на которой, наше сознание объемлет вечное или, говоря иначе, выходит за прошлое, настоящее и будущее. Достижение этого состояния есть одна из целей парапсихоанализа.
В древнем Китае говорили: “Лови промежуток между мыслями”. Если удается поймать тишину и задержать себя в этом состоянии, перед нами раскрывается и оживает пространство Ничто. И тогда, предусмотрительно отказавшись смотреть на многое, новый ум начинает видеть сразу все. Как-то обходящийся без того, чтобы подглядывать свое завтра, человек не просто освобождает себя от необходимости постоянно его для себя фантазировать и, соответственно, питать рассудок иллюзиями собственного приготовления, но и приходит к той искомой отстраненности, которая позволяет ему разделиться в себе и увидеть Мистерию Божества. Войти и участвовать в Ней. Мы становимся пустыми (не обремененными ответственностью) и легко научаемся обходиться без мыслей вообще. Сознание (мировоззрение) становится пригодным к поразительным превращениям.
* * *
Вчера увидел по телевизору ядерный взрыв. Звука не было – так что совсем и не страшно, только немного странно, потому как все очень просто, даже слишком. Позавчера этот же взрыв, увиденный во сне, произвел большее впечатление. Проснулся с обожженным лицом.
Научившись изменять состояние своего сознания таким образом, когда уже становится возможным видеть себя или мир не просто со стороны, а изнутри той Сущности, которая на страницах этой книги появилась под сомнительным именем “Духовный двойник” (не стоит отвлекаться на слова, – пусть будут хоть такие, другие – еще хуже), мы сталкиваемся с одной странной проблемой. Вступая в общение с Двойником, то есть на время становясь Им и разделяя себя этим движением на два самостоятельно живущих существа – материальное и психическое (ирреальное), мы обнаруживаем свою неспособность испытывать какое-либо желание. Эдакий психический комплекс или феномен. Происходит это вследствие того, что мы занимаем теперь такую позицию наблюдения, из которой начинаем неизбежно и со всей ясностью различать в происходящем реализацию своих прежних желаний или исполнение нашей воли. А разве мыслимо чего-либо пожелать сверх того, что уже есть, в особенности когда перед глазами находится буквально все?! И если мы чего-то перед собой не видим, это не означает, что такой вещи в мире нет и нам ее сейчас, сильно напрягаясь, придется по новой хотеть и каким-то образом создавать, но лишь показывает, что на самом деле мы не желаем сейчас ее видеть. Не даем своей санкции ей быть.
Когда парапсихоанализ мы называем игрой, желательно точнее определиться с тем, во что именно в этой Мистерии можно играть. – В еще большую отстраненность, совершенное разделение себя и наблюдение Всего из Ничто. Под разделением, конечно, не следует понимать ущербное и болезненное расщепление личности, хорошо известное из патологической психиатрии, когда на сцене помраченного рассудка кроме одного, уже известного героя, появляется и начинает проговаривать свои реплики другой, незнакомый с первым, субъект, в корне разрушающий целостную картину мироощущения той, первой личности, которой до сих пор казалось, что она – едина в себе. Причем второй (самозванец) в большинстве случаев забывается и наглеет до такой степени, что со временем даже перестает настаивать, что он и есть тот самый – первый. Его вообще вполне устроило бы самостоятельное (сепаратное) существование в рамках одного материального мира (тела) без своего vis-a-vis, что, как нетрудно догадаться, миром не кончается.
В момент же парапсихоанализа происходит метафизическое разделение единого себя на два разнокачественных существа, использующих одну физическую оболочку для своего проявления в материи и даже одно имя, но обладающих неодинаковой природой и принадлежащих к противоположным мирам. Подобное разделение, выявляющее две автономно живущих сущности (одна пребывает во времени, другая – в вечности), при грамотном взаимодействии друг с другом не разрушает психическую целостность или единство личности, поскольку обе они не имеют к этой личности никакого отношения (!!), а отсюда и права или претензии на территорию соседа не заявляют. Ирреальное разделение способно произойти с нами лишь в минуты сверхглубокого и отрешенного покоя, в состоянии просветления или полного освобождения сознания.
Первое из существ по традиции описывается как Дух или ирреальное тело, другое – Его материальный, то есть видимый или проявленный инструмент Божественной самореализации. Второе существо в парапсихоанализе можно и даже целесообразно рассматривать как проекцию трансцендентной идеи homo ludens (человек играющий), распространяющейся из пространства Духовного на планы и реальность материального.
Надо сказать, что такое разделение возможно лишь когда мы создаем для этого необходимые условия и, более того, происходит само, напоминая расслоение протертой с сахаром облепихи, которая две недели простояла в холодильнике. В стеклянной банке можно увидеть прозрачный сироп внизу и плотный слой раздавленных ягод собственно облепихи сверху. Но стоит все это перемешать ложкой, и оно таким уже, отслоившимся, понятно, не останется, превратившись в непрозрачную темно-желтую массу. Разделение в парапсихоанализе есть образование твердых кристаллов ирреального вверху и тварного внизу в материально-временном растворе, чья перманентная взболтанность создает у нас бессмысленную иллюзию его стабильной однородности.
Для нас, людей, картина перемешанной сладкой массы является нормальной и привычной, поскольку другого мы при жизни почти никогда и не видим. Однако в синтезируемом нами качественно новом (включение себя в парапсихоанализ) особом состоянии сверхпокоя прекращаются всякие противоречия, в том числе и те, которые как раз и вызывают непроизвольные движения, постоянно перемешивающие сироп наблюдаемой нами реальности. В результате, входя в состоянии гиперпокоя, в содержимом банки расслаивается абсолютно все, и даже то, с чем, как нам кажется, этого не может случиться по определению. Изменяется не только форма, но и содержание превращенного субстрата.
Интрига игры в парапсихоанализ заключается в том, что играющий в момент выпадения кристаллов, нечаянно изменяет саму структуру вещества “сиропа”. Последний очищается до такой степени, что практически уже перестает быть тем, чем был только что, и даже когда его вновь перемешивают, а потом дают отстояться, оказывается на поверку превращенным веществом, обладающим другими и, что немаловажно, заданными нами свойствами.
Ни физический человек, ни его Духовный двойник, разумеется, напрямую не занимаются “очищением сиропа”. Этот процесс осуществляется без их участия, как бы сам собой и только в момент разделения, вследствие высвобождения энергии особого рода (пси-энергии). И последняя невысказанная мысль человека перед полным разделением его сознания указывает этой энергии цель (объект) превращения. (Трансмедитация.) Здесь, однако, возникает прелюбопытная ситуация, если не сказать – проблема. Только одного из этих двух существ в момент, а главное, после разделения можно назвать человеком, причем любого из них. Так вот, совершенно неясно, кого именно и какое имя, в таком случае, давать другому…
* * *
Можно болтать с друзьями, думать о чем угодно, делать покупки у метро и вместе с тем сосредоточенно молчать, своей тенью прикоснувшись к ирреальной тишине, погрузившись в транспокой. Кто-то умеет эту невидимую, стеклянно отстраненную часть своего сознания, нейтрально внимающего надбытию, превратить за какое-то мгновение легким и привычным предпочтением в главную, почти единственную свою составляющую. Магия…
* * *
Если смотришь на человека больного из глаз Двойника, ясно видишь не только то, с каких пор и зачем он болен, но и то, что это ты некогда повелел ему и даже сейчас еще настаиваешь на том, чтобы он оставался больным. Больше некому. Именно ты не дозволяешь ему выздороветь, сдерживая естественное, уже давно созревшее изнутри исцеление, поскольку то, ради изменения чего в этой реальности его понадобилось делать и держать какое-то время больным, все никак не превращается! Нужно, чтобы именно в этой реальности случилось, наконец, новое: ты должен переписать ее сценарий. Только тогда она превратится. А затем уж пусть и больной себе выздоравливает. Впрочем, обычно все устраивается одновременно…
Болезнь имеет особые, хорошо видимые Двойнику и совершенно неразличимые больным, смысл и назначение. Поскольку сам человек и его болезнь посланы Создателем в материальное как открытые системы, естественно предположить, что Он вправе их рассматривать и использовать в качестве орудий поддержания собственной стабильности, то есть нормального истечения во времени бытия Вселенной, корректируя и выправляя с помощью как раз таких инструментов вещи, понять предназначение которых рассудком невозможно по определению. Посему несогласованное со всеобщим порядком Универсума произвольное снятие человеком болезни просто так, по доброте душевной, из сострадания, не просто разрушает логику и сам промысел трансцендентного, а и технически невозможно без того, чтобы настаивающий на исцелении не предложил свою собственную, в чем-то новую, но главное, полную версию сценария Божественной мистерии, то есть осуществил глобальное превращение этой реальности. Или же внес плату каким угодно другим, доступным ему способом, например, ценою собственного разрушения. Пожалуйста, здесь он волен выбирать.
Если мы когда-нибудь в действительности захотим что-либо в этой жизни изменить (а стало быть и сумеем это сделать), наблюдать сам процесс превращения явления (сотворение нового), проистекающий всегда вне времени (хотя правильнее было бы сказать – в его промежутках), мы все равно не сможем, потому что отслеживать что-либо допустимо только из времени, или на какой-то срок его на себя надевая. Мы ведь не собираемся, осуществляя попытки наблюдать это таинство, физически переставать быть. – Ну и зря, могли бы попробовать. Тогда многое бы упростилось…
Однако ж нет, мы настойчиво и даже с немалой изворотливостью всю дорогу силимся оставаться непременно живыми людьми, кстати, вот почему в нас так неистребимо желание подсматривать. Это, конечно, неплохо, но оно, подглядывание, в свою очередь, требует соблюдения определенных формальностей (условий): пусть как угодно трансформированных, но все же пространства и времени. Как иначе смотреть? А вот их-то в трансценденции ирреального как раз и нет вовсе, почему погружение в общение со своим Духовным двойником не только теоретически может рассматриваться, но и на практике безусловно является переживанием или вхождением в вечность. Одним словом, видеть глазами, как что-то сейчас в нас превращается, пребывая в обычном или только слегка измененном состоянии сознания, невозможно. Видимым может стать исключительно результат, но это – совсем другое дело. Как бы ни было обидно, собственно процесс превращения от нашего внимания ускользает.
Можно даже и так сказать: пока мы на что-то смотрим – ничто не происходит. Почему? – Да потому, что наблюдение и подглядывание не одно и то же. Это как трансмедитация. Если я думаю, причем неважно о чем, значит это уже точно не трансмедитация. Что угодно, но не она. Зато трансмедитацией с успехом можно уже потом, по факту, назвать причину любого явления, самореализовавшегося без нашего участия или вне ситуации размышления о нем вообще. Не правда ли, странно звучит: парапсихоанализ своим основным методом активного воздействия избирает отнюдь не размышление или желание, волю или логику, а возведенное в ранг абсолюта недеяние, особого рода рефлексию, которая ничего (буквально) не делая, нагло заявляет, что всё сейчас происходящее, а также давно случившееся и даже то, что когда-то еще только в этом мире произойдет, есть результат ее работы, уже осуществленной из “сейчас”. Но в чем заключается эта работа, ведь в действительности трансмедитирующий ничего не делает и со всем соглашается?! – В его внимании, но опять-таки не в том сосредоточенном внимании, которое мы хорошо знаем, а в том, из которого извлечено время. Иными словами, его, внимания на чем-либо, тоже нет. Безумие какое-то…
* * *
Я возвещаю от начала, что будет в конце, и от древних времен то, что еще не сделалось, говорю: Мой совет состоится, и все, что Мне угодно, Я сделаю.
Исаия, 46. 10.
В обоих мирах обыкновенно случается только то, что прежде было запланировано моим Двойником или предначертано Им. Но вот что любопытно. Никто не запрещает мне проникнуть в ирреальное, выйти оттуда, а потом вновь вернуться в Духовное, найдя на сей раз в этой тонкой сверхреальности давно уже изменившимися все те вещи, о которых в момент пси-переходов я вспоминал или даже просто мог бы помнить. Рассудку труднее всего осознавать даже не то, что превращенные явления каждый раз на поверку оказываются измененными исключительно по воле Творца, а то, что все Его повеления, как выясняется, когда начинаешь анализировать факты, были отданы Им еще от начала времен (уточним: прежде времени именно этой реальности). Все противоречия между ветхими и новыми командами Устроителя игры поэтому не просто вытираются из прошлого реальности, переживаемой нами сейчас, а оказываются не заложенными в ней изначально.
В пределах одной реальности нет ветхого, равно как не может быть и нового закона, что бы на эту тему ни фантазировал мечтательный ум. Давайте спокойно согласимся с тем, что мы по определению не можем видеть не только лица прежних людей, но даже и узнать себя, жившего некогда под сенью старого закона. Такое начисто забывается. Или написать портрет Того, Кто в свое время наденет на себя новое мировоззрение (хотя бы это и был наш собственный портрет). Если только мы уже не научились вспоминать то, чего еще не было. Вспомнить или шагнуть в новый закон – означает найти себя уже измененным, а еще это значит сотворить новую реальность. Как такое делается? – Так ведь об этом столько времени и толкуем: для этого существует Игра!…
Древние утверждали, что обстоятельства, в которых мы сейчас пребываем, есть то, чего мы заслуживаем и даже… чего мы сами себе желаем. Права поэтому Церковь, призывающая смиренно принимать все, что нам посылает Господь, ибо в этих словах заключена глубочайшая эзотерическая истина. Парапсихоанализ, не собираясь вступать в противоречие с древней мудростью, а тем более с элементарной логикой, полностью с этой сентенцией согласен. Более того, его собственная философия [главная идея которой состоит в превращении качества реальности посредством достижения столь высокого уровня (измененных состояний) сознания, когда мы начинаем приближаться к точке наблюдения самих себя из вне переживаемой здесь и сейчас реальности, позволяющей видеть себя ирреальным центром уже не только материальной Вселенной (Мироздания или даже целого набора реальностей), но и Духовной сущностью, распространяющей из Предвечного на бренное Всё власть мощного опекунства Ничто] – суперэгоцентризм, базируется на диалектическом и творческом развитии именно этой концепции.
В связи с этим хотелось бы обратить внимание на три существенных момента. Во-первых, многому из того, что происходит в наблюдаемой здесь и сейчас реальности, нетрудно научиться так лихо изменять внешность, что его уже потом никто и узнать не сможет, никуда особенно за пределы этой самой реальности не выходя и за духовное никого не агитируя. (Мы говорим о желании превращать мелочи, которые нас в этой жизни почему-то огорчают.) Для этого достаточно лишь покопаться в запасниках и кладовых музеев магии, принадлежащих всевозможным церковным орденам, различным оккультным учреждениям и центрам парапсихологии. Там давно уже собран внушительный арсенал специальных (к тому же апробированных временем) средств, грамотно манипулируя которыми, даже непрофессионал добивается впечатляющих результатов на поприще “улучшения” жизни и сознания, а также утолении душевного глада нуждающихся в любви страждущих. История вовлеченности в этот бизнес (из “идейных”, разумеется, соображений!) огромного количества граждан и институтов насчитывает тысячелетия. Дорога туда – торная, поскольку колдовство – занятие во все времена модное и прибыльное.
Давайте, однако, попробуем трезво разобраться в том, а так ли уж необходимо внутри этой реальности что-либо менять вообще? Надо ли превращать сами явления или стоит все-таки поискать какой-нибудь другой ход (принцип) выправления того, что нам здесь и сейчас не нравится? Вот ведь какая получается несуразица: удовольствие от достижения пирровых побед над происходящим не покрывает и четверти от стоимости затраченных на войну усилий, нервов, а главное, времени, поскольку изменяющий свое “сейчас”, по сути тщится сломать сделанное по своему же собственному повелению.
Чем надумал заняться человек, как не заведомой глупостью, если он позволяет себе так неосторожно спорить с самим собой? Да сам факт зарождения в мозгу такой мысли уже красноречиво свидетельствует о внутреннем душевном разладе, то есть о помутнении прагматичного рассудка, забывшего о логике, а вовлечение себя в примитивный колдовской процесс – о прогрессирующей ментальной распущенности, которая вряд ли способствует накоплению искателем острых ощущений позитивного интеллектуального и духовного опыта! Мы уж опускаем здесь тему кармической наказуемости… Чтобы не пугать.
Не логичнее и не проще ли было бы устремиться не к мелочному чародейству или фокусам, а повернуться лицом в другую сторону: взять и разом заменить собственно реальность! Всю целиком, если уж она до такой степени перестала нас удовлетворять, что мы и жить в ней не хотим, не вступая в противоестественный конфликт (прекословие) с самим собой (ведь известно, что в портфеле Ничто любых реальностей на выбор предлагается бесконечное множество). Не тратя свои скудные жизненные (и кармические) ресурсы на малоэффективный косметический ремонт и усовершенствование того, чему подобное баловство с волшебным, как правило, приносит лишь вред!
* * *
Второе. Одна из целей парапсихоанализа формулируется как осознанное программирование “завтра”, то есть приготовление ряда будущей событийности. Если бы мы только утверждали, что завтра делается сегодня или уже было заделано вчера, то, понятно, мы не вступали бы в противоречие с нормальной логикой, однако вот в чем проблема: парапсихоанализ в рамках этих выхолощенных умопостроений уже теоретически не сможет состояться. В недрах такого уж слишком правильного и робкого мировоззрения отсутствуют предпосылки (потенция) перехода рацио в пространство ирреального. При таком порядке вещей все и так предельно ясно. Нам нечего ждать и желать. Да и незачем. Разве нужно долго размышлять и быть семи пядей во лбу, чтобы сонно констатировать: ситуация “завтра” заделывается (определяется) из “сегодня”?
Вхождение в состояние парапсихоанализа спонтанно осуществляется в момент сообщения этой нехитрой и, казалось бы, совершенно очевидной “аксиоме” upgrade взрывающего ее изнутри нового смысла – ядерной пружины – сегодняшним превращением (выбором) своего “вчера” мы творим новое “завтра”. Именно из переживаемого нами в настоящую минуту “сейчас”, задавшись целью породить необходимую для нас ситуацию “завтра”, мы автоматически обязываем себя трансформировать свое “вчера”!
Парапсихоанализ – это игра или танец на лезвии бритвы. Балансировать на остром трудно и больно, а бывает даже и смертельно опасно, но что оказывается всего тяжелее, так это найти для себя то самое лезвие. Причем искать нужно отнюдь не тупой нож! Чтобы расщепить элементарное и завладеть вожделенной ядерной энергией, для начала приходится еще подстроить такую ситуацию (спровоцировать ее возникновение), когда тяжелый радиоактивный изотоп и инструмент, которым можно разрушить неделимое, одновременно оказались бы в руках.
Фраза – “сегодняшним превращением вчера делается завтра ” – шокирует своей грамматической, но не логической (с точки зрения иррационального отстояния) абсурдностью. Однако именно отсюда, с нахождения или искусственного синтезирования скрытого противоречия и начинается превращение реальности или судьбы. В парапсихоанализе стратегическая цель есть изменение будущего, средством же является превращение себя, а точнее выбор своего прошлого. Оказывается, не просто пребывая в “сейчас”, но особым образом переживая это состояние (надорвав его), человек способен наблюдать поливариантность своего “вчера” и начать выбирать из этого множества наиболее для себя подходящее.
* * *
Не следует уж так трепетно носиться с обычной мыслью. В конце концов она – не что иное как лист бумаги, который легко можно перегнуть пополам, а то и вовсе порвать на части. Здесь я решаю!
Третье. Человек, настроивший свое сознание в качестве открытой системы, больше не имеет своих проблем (болезней, ошибок и проч.). Он вообще не имеет чего-либо своего: мыслей, боли, страха, судьбы. Но посмотрите, если все, только что сказанное, перевернуть и прочесть наоборот, становится ясно, что мысли, боль и страх всего мира проходят через одного человека. Логического противоречия в этом перевертыше нет. Обе с виду такие разные характеристики на деле есть стороны одной медали и друг другу тождественны.
Когда я решаю вспомнить или возобновить прерванный когда-то парапсихоанализ (ни в коем случае не начать его, что теоретически невозможно, но только продолжить), то пытаюсь понять, кого именно я сейчас должен в себе преодолеть и в чем конкретно заключается (какая мысль уже несет) или вообще может затаиться то самое препятствие, осилив которое, я превозмогаю и качественно превращаю себя, исполняя высшее предназначение и наполняя новым смыслом собственное существование в материи.
Могу ли я знать, что на самом деле сейчас происходит вокруг меня и зачем нужно вмешиваться в то, что лично ко мне отношения не имеет? Уж если жизнь близких мне людей не зависит от моей воли, потому как ею всецело распоряжается мой Двойник (а Он, заметим, все же не совсем я), может ли вообще что-нибудь из происходящего в этой Вселенной иметь ко мне какое-либо отношение? Что может и должно меня по-настоящему волновать?! – Оказывается, я сам. Но пестовать следует не сытое благополучие и счастливую успокоенность возлюбленной персоны, а нестерпимый голод просыпающегося во мне Духа, провоцирующий качественную эволюцию сознания. Жажду жизни и движение вовнутрь, вовне и вверх за любые пределы. Самые сильные команды (во всяком случае те из них, что посылаются из трансцендентного Источника и способны преображать мир и человека) рассчитаны именно на такое мировоззрение своего адресата.
Как легко избавиться от мыслей, когда они больше не нужны! В чем вообще заключается превращение реальности? – В изменении себя. А зачем понадобилось превращать себя? – Чтобы родился сверхчеловек. – Так ведь Он уже родился…
* * *
Кто заявляет, будто знает, зачем живет и вдобавок хочет еще в этом мире что-то изменить – не просто сумасшедший. Он – лжец! Такие вещи нельзя знать. Более того, неимоверно сложно представить, как можно уже только захотеть узнать что-то подобное. Однако, если, не вдаваясь в подробности, все же предположить, что такое возможно (ну разумеется, это возможно), тут вдруг оказывается, что приближение к видению тайного смысла вещей живому человеку, мягко говоря, не полезно. И не только потому, что иррациональное знание обывателю не требуется в его повседневной жизни (а оно, если вдуматься, здесь и впрямь как-то ни к чему). Материальное не торопится видеть ирреальное еще и по другой причине: оно надежно защищено от желаний такого рода. Такое “нестремление” к Духовному в нас заложено трансцендентным и об этом мы уже достаточно подробно говорили в четвертой главе книги. Для начала нам необходимо устремиться к достижению собственной внематериальности, а потом уже только начинать говорить о способах узнавания трансцендентых смыслов. Однако сейчас нас интересует еще один аспект этой темы.
Существует серьезная причина, почему к раскрыванию тайного знания нужно подходить с особой осмотрительностью. Дело в том, что узнавание технологий и задач превращения вещей (или реальностей) при соблюдении определенных условий вполне допустимо. Это в общем-то не является проблемой. Парапсихоанализ как раз и занимается тем, что создает оптимальную среду (новое психическое пространство) выживания рассудка, узнавшего закрытое для нормального (живого) существа знание. Загвоздка же заключается вот в чем: узнавание тайного (смысла и технологий) парадоксальным образом останавливает, делая почти невозможным, дальнейшее превращение этой реальности, поскольку познавший истину сам существенно меняется и либо делается безразличен ко многому, в том числе и к поставленной перед собой ранее задаче, либо и вовсе стремится как можно скорее вернуться из Божественного назад – в свое человеческое, чтобы просто жить, хотя бы и в страхе смерти, но зато ничего в этой жизни не меняя. Ведь он – свободен в своем выборе! В конце концов он пришел сюда, чтобы жить, пусть даже и как трава. Нужно помнить об условии: путь в Духовное не просто исключает какое-либо принуждение или уговаривание себя, но и вовсе проходится вместо нас Самим Божеством по Его Собственной инициативе.
Вот оно – лезвие бритвы. Почти что пат. И тем не менее выход следует искать именно здесь, ибо когда нам связывают руки, делается это намеренно, а стало быть и ситуация расщепления элементарного любезно закладывается в наш путь изначально (если мы хотим, конечно, это понимать). Нужно научиться видеть (выбирать или даже назначать) предмет и пространство битвы (острие прозрачного ножа). Преодоление реальности вполне удается, когда, играя, забываешь о своей привязанности к ней. Или к себе. В такой момент Двойник уже к нам приближается. Он тихонько входит в наши мысли сзади, через затылок, без лишних предисловий выкуривает нас из себя и предлагает нашему вниманию уже принципиально обновленную схему (картину) мировосприятия.
Всем нам зачастую требуются дополнительные внешние импульсы, чтобы сдвинуться с места. И в этих случаях человеку бдительному могут здорово помочь, как это ни парадоксально, навыки работы с противоположностями. Или с перевертышами. Так, например: желание что-либо изменить в переживаемой нами реальности уже должно насторожить наше внимание, ибо свидетельствует о засыпании в нас Божества и впадении ума в беспамятство. Как отсюда выбираться, догадаться несложно – нужно двигаться в обратном направлении (Бога вспоминают, к Нему возвращаются). Самое главное создать антитезу, хотя бы и на пустом месте. Если дальше ходить грамотно, она сама выведет нас на верную дорогу, задав оптимальные ритм и настроение. Способность или готовность к превращению порядка вещей есть механическое свойство приготовленного инструмента. Характеристика безразличного и холодного проводника, а отнюдь не наша доблесть. Единственное, что имеет смысл постараться все же узнать заранее, намереваясь заниматься превращением происходящего, это как останавливаться во время прохождения пути.
– Разве смысл познания в остановке?
– И в остановках тоже. Можно даже сказать так: причина (начало) движения (перемещений) сложных планов и уровней закладывается произвольным прекращением своей прежней жизни. Возвращение к чистому и в спокойное происходит в моменты, когда мы перестаем замечать, что превращаемся в совершенный инструмент. Если мы непроизвольно отказываемся знать наперед, как называются и в чем конкретно заключаются препятствия, которые нам предписано взять, чтобы возмужать, то этим, кроме всего прочего, мы предусмотрительно избавляем себя от ситуации их придумывания.
* * *
Возьми за правило хоть раз в день смотреть в зеркало отстраненности, чтобы отслеживать информацию о происходящем у себя за спиной. Необходимо знать в лицо и почаще рассматривать свою маску, эту скользкую виртуальную личность, которая зачем-то выступает (и принимает решения) от нашего имени. Не следует, однако, с ней активно бороться или пытаться выправлять ее импульсивность, ведь на самом деле она всего лишь сон, уже готовый скользнуть в небытие вместе со вчерашней реальностью.
Спокойное и отрешенное наблюдение суетности своей смертной оболочки расчищает плацдарм для быстрых превращений. Однажды начинаешь чувствовать, как безразличие к собственным мыслям превращает не только тебя, но и ситуацию вокруг в направлениях, которые мы только могли бы захотеть задать.
* * *
– Как получить точные указания, что именно и в какой последовательности надлежит делать?
– Человеку, нашедшему способ не интересоваться подробностями, и все дорожные указатели попадаются на пути в неконкретной, но, правда, хорошо читаемой форме, то есть на рабочем языке, им самим заявленном. Например, в виде вспышек беспричинного раздражения, внезапно проснувшейся давней обиды или чувства необъяснимой тревоги. А также случайно падающего перед его носом с крыши кирпича. Или немотивированной агрессии опять же в его адрес со стороны посторонних людей.
Пожалуй, единственное, на что идущему вообще стоило бы обращать внимание, так это на свои реакции на происходящее. И научиться с ними работать. Причем знающему человеку проделывать такое бывает не слишком трудно, потому что собственных раздражений, обид и проч. (так же как болезней и смерти) у него уже нет. Все эти неприятности в нем всегда чужие, но не просто чьи-то еще (то есть принадлежащие посторонним или даже вовсе незнакомым людям), а, как оказывается, своим происхождением (родом) не из области страхов или боли вообще. Какой же тогда смысл их подробно расшифровывать, коль скоро это – всего лишь знаки, рекомендующие побыстрее остановиться или уклониться от намеченного направления, случайно скорректированного столь дивным способом. Различимое же рассудком содержание случайного вряд ли имеет значение.
Впрочем, нет. Знаки, посылаемые через событийное, конечно же, имеют и свое конкретное содержание, причем доступное нашему пониманию, при условии, что ум обучен правильно наблюдать и прочитывать (толковать) приметы, ведь подобные подсказки свыше призваны направленно изменять ход наших мыслей и действий. Если, к примеру, в одном шаге от меня из распахнутого окна вываливается горшок с цветами и вдребезги разбивается о мостовую, только по счастливой случайности никого не задевая, согласитесь, это совсем не то же самое, как если он падает на мою голову. Или я становлюсь свидетелем гибели близкого мне человека. Определенное значение имеет то, при каких обстоятельствах, кто, как сильно и в ответ на какую мою мысль нечаянно или преднамеренно толкнул меня в метро. Или зачем вдруг так сильно разболелся залеченный на прошлой неделе зуб? Разве мы не можем читать конкретный и “очевидный” смысл происходящего? – Можем. Вот только беда: значение всех примет существенно меняется в зависимости от степени развернутости нашего сознания (Духовного статуса) или уровня заявленной темы.
Не раздумывать о конкретном вовсе не означает задавить в себе мыслительный процесс на корню как таковой. Предлагается лишь не зацикливаться на нем. Знаки подразумевают молниеносное (едва ли не вневременное) прочтение и анализ ситуации не умом, а ответным действием (спонтанной реакцией). Обычно мы пытаемся рационально извлекать из случившегося логические выводы, по сути уже заранее обусловленные накопленным жизненным (или мистическим) опытом. Это вполне естественный для любого человека шаг. Но увы, крайне затруднительно назвать такой шаг умным, а тем более результативным. Съедая пересоленную придуманными подробностями кашу, которую в нечистом котелке сварил по поводу увиденного наш неопрятный рассудок, мы автоматически отказываемся от другой, качественно отличной пищи (предлагаемой нам ирреальным), во-первых, потому, что уже и так сыты (всякими детективными историями), а во-вторых, после котлет из кулинарии пение жаворонка в принципе не рассматривается нами в качестве еды.
Именно разумным поступком является оставление (создание) в своем сознании свободного пространства для по крайней мере еще одной версии очевидно наблюдаемого, сверх десятка уже рассказанных нам умом. Дальше нужно обозвать ее “верной”, отдать ей все приоритеты и почести, но ни в коем случае не пытаться ее прочесть. (Дело даже не в том, что она записана на китайском или каком другом непонятном нам языке символов. Она виртуальна и ее на самом деле пока еще нет!)
Пусть эта пустота между ладонями останется чистым листом бумаги, словно бы мы поймали руками и положили в холодильник радиоволны, в надежде когда-нибудь потом купить еще и радиоприемник, а уж тогда в полноте насладиться музыкой Генделя и хорошими новостями. Назначение сознательного отказа читать “правильные варианты” в том, чтобы заточить консервные ножи, которые сами уже, без всяких просьб, в силу природных свойств острых предметов, вскроют потаенные ниши (структуры) сознания, куда незаметно потом и вольется (а вот на сей раз уже вполне реально) совершенно нечитаемая ни на каком языке информация из трансцендентного источника, эффективно превращающая нас в тот самый радиоприемник. (Принцип синтезирования антитезы.)
* * *
Если ты почувствовал, что сегодня ночью соседа, спокойного и здорового человека, хватит удар и наутро он проснется паралитиком, предложи ему сейчас выпить несколько капель валерианки, но не говори зачем. Во сне к нему придет невидимая мысль, которую он и не заметил бы в состоянии бодрствования, ибо она в принципе не рассчитана на прочтение ее умом или чувствами. Успокоительное сделает его рассудок менее восприимчивым (нейтральным) и усыпит нервные реакции. Тогда ничто в нем не зацепит эту страшную мысль и она пройдет через него как сквозь прозрачный коридор. В этом – его шанс проснуться здоровым.
* * *
Приближение к машинальности включения себя в состояние диалога с ирреальным по первому сигналу с той стороны является не только задачей, но и этическим принципом парапсихоанализа. Стремиться нужно к тому, чтобы готовность перестраиваться в режим особого внимания к внешним знакам, корректирующим в нас спонтанное, и исполнение любых команд случайного со временем стала нашей естественной реакцией, свойством и даже потребностью рассудка, способного в столь неординарной (заочной) форме искать и находить общение с ирреальным.
Нормальный и неглупый человек никогда не станет делать то, смысл чего от него скрыт. Поэтому обдумывание случившегося, разумеется, необходимо. Это – непременное условие вхождения сознания в пространство неведомого, но желательно сделать так, чтобы оно не было бесконечным. Не стало бы сладкой привычкой. Главное, принять решение и не забыть – если я не исполняю собственное решение тут же на месте легко и непринужденно, то лучше бы мне оставаться дома, пить вино и смотреть в телевизор, чем лениво брести в мир Духовный, потому что это – единственный грех, который признает за человеком философия парапсихоанализа.
Этот грех хуже и страшнее убийства, ибо убийство какого-либо человека на самом деле всегда санкционировано Божеством, лишь подбирающим для реализации Своего промысла подходящие инструменты, и имеет на то свои причины. Лишение же самого себя шанса пройти в какой-либо момент жизни пусть один шаг, но абсолютно верным путем (несмотря на то, что это также отчасти предопределяется Творцом), есть в огромной степени дело нашего свободного выбора (спонтанного или сознательного – уже не имеет значения).
Как только я начинаю чего-либо желать или о чем-нибудь думать, либо ни с того ни с сего чувствую тревогу, раздражаюсь на кого-то или вспоминаю, как жестоко меня обидел человек, для которого я сделал столь много доброго, то этим напряжением ситуации я и получаю приглашение, да и саму возможность повторно (на сей раз сознательно) вступить в облако, в котором и так уже, от рождения, нахожусь. Ведь именно в такие моменты мне бывает значительно проще, чем пока комфортно и расслабленно дремлю на диване, сказать себе (при этом еще почти реально увидеть сердцем), что я оказался в облаке раньше и незаметно для себя. Когда в чем-то ошибся или сбился с пути. В обмороке уже поздно, а если вдуматься, нечем и даже незачем прояснять, в чем конкретно заключалась моя ошибка. Да это может быть вовсе и не ошибка!
Невозможно проснуться в самом облаке, но допустимо вытащить себя оттуда за шиворот во сне, если ногами упереться в твердое пространство новой идеи (психо-ментальной конструкции), развернутой между сверхпрочностью Ничто (вечности) и зыбучими песками Всё (облака). Раздражение, тревога или обида и даже правдоподобная угроза смерти – лишь сигнальные симптомы того, что для нас всегда будет оставаться неведомым (своевременной и, как мы должны понимать, доброжелательной подсказкой). Только неумный и трусливый человек борется с болью, а не с причиной болезни.
– Так что же мне делать, когда я чувствую боль и понимаю, что надвигается болезнь или, что еще хуже, сейчас со мной произойдет несчастный случай?
– Особым образом (отстранившись в себе) переждать, пока облако пройдет сквозь ваши мысли (ситуацию) и само испарится. Больше ничего предпринимать нельзя – у нас ведь связаны руки. Если не питать облако повышенным интересом к происходящему (завуалированным стремлением подольше в нем оставаться) или оголтелой жаждой и своей готовностью драться “за святое до последнего” вконец не распалять его, оно довольно быстро растворится. Ждать, как правило, приходится недолго. Понятно, что чем раньше мы спохватываемся и включаем контроль за своими эмоциями и вниманием, тем скорее оно исчезает. [Заодно мы так сможем узнать, что значит “контролировать себя” и что следует понимать под “нашим вниманием к чему-либо”.]
А вот если вместо этого приняться, не дай Бог, вникать в подробности, кропотливо изучать происходящее и не к месту умствовать, изображая из себя эдакого философа или демиурга, когда от нас ожидается в общем-то простое действие (именно реакция, причем как бы спонтанная), облако вмиг становится грозовой тучей и тогда уже поздно бывает что-либо “превращать”. Приходится спешно ретироваться, а ходить назад, как оказывается, тоже особое искусство. Человек не любит, а правильнее было бы сказать, не умеет возвращаться, потому что почти сразу после рождения, осуетившись и пообщавшись со своими близкими, напрочь забывает, куда он, собственно, может вернуться, в чем ему искать успокоение и свое исходное положение. Мы зачем-то ходим по жизни, высокомерно задрав голову к небесам (к театральным плафонам), читая на ходу вывески на иностранных языках и, не в меру “возвышенные”, совсем уже перестаем глядеть под ноги. В нас притупляется чувство опасности. И стыда. Нужно отдавать себе отчет – когда целесообразно (и есть возможность) немножко помудрствовать, а когда необходимо скоро и решительно действовать.
* * *
Смысл трансмедитации, которую можно исследовать (направлять) только рассматривая уже случившееся, заключается в том, что она объективно и предельно наглядно показывает нам, о чем же мы сейчас думаем и кто мы есть на самом деле. Держать комету за хвост – чуть ли не единственный способ воздействовать на происходящее.
– Можно ли дать парапсихоанализу элементарное определение, понятное решительно всем?
– Слишком простое далеко не всегда передает смысл сложных вещей, да и не факт, что парапсихоанализ должен быть понятен всем.
– Согласен, а все-таки?
– Хорошо, парапсихоанализ – это ситуация, когда мы ищем внутри себя, исследуем и прогоняем прочь мысли, которые мешают происходить тому, что мы задумали и что уже готово случиться.
– Как же отличить вредные мысли от полезных, если принять во внимание то странное обстоятельство (на которое настойчиво указывает парапсихоанализ), что по крайней мере половина из них нам невидима?
– Проще простого. Нужно наблюдать то, что варится в мозгу, но со спокойной совестью гнать из себя все мысли подряд, поскольку в голову человеку, что-либо задумавшему, могут прийти только идеи, истинное назначение которых – мешать реализации задуманного. Во-первых, других мыслей в природе просто не бывает, а во-вторых, все они и приходят затем, чтобы создавать те самые трудности, в награду за преодоление которых ситуация разворачивается к нам под нужным углом.
– Так, кажется ясно… Значит мы говорим о призе за грамотное отношение к самой процедуре мышления. А что такое трансмедитация?
– Ответ тоже должен быть простым?
– По возможности.
– Просто, боюсь, не получится, ведь трансмедитация – это кульминация интеллектуального, секрет и know-how парапсихоанализа. Зеркало, которого нет… Причем как раз потому и зеркало, что его нет!… Суперабстракция, если хотите, но одновременно и технический, то есть в известном смысле практический прием – как вдохнуть в грудь побольше воздуху, если пока еще не знаешь, зачем вообще нужно дышать. Мы ведь, как это бывает, оказываемся не знакомы (и не готовы работать) с вещами элементарными просто потому, что до сих пор как-то не приходилось о них задумываться…
Трансмедитация – это когда я спохватываюсь, задавая себе странный вопрос: – о чем это я мог думать, если вокруг происходит такое? Когда, к примеру, меня опять отвлекает от размышлений телефонный звонок и взволнованный голос сообщает, что ребенок, о котором я, собственно, уже и думать забыл, наконец, выздоровел.
Я беру ответственность за все происходящее в этом мире на себя, будто бы все это именно я, а никто другой и затеял, хотя прекрасно помню, что думал и делал сейчас и всегда совершенно другое. Вдруг стряхнув с себя сон и отстранившись не только от мыслей о больном ребенке, но и от всех своих мыслей вообще, я замечаю, что внутри меня и вокруг моих текущих дел (или запланированного) время когда-то уже остановилось. Вот тогда и начинаю видеть, что всего произошедшего без моего участия, я действительно когда-то желал. В самые разные мгновения прежней реальности, которые вдруг из микроскопических вневременных точек (осколков) полувоспоминаний-полуснов, буквально из Ничего, растягиваются в громадные, насыщенные особым временем пространства, Я, оказывается, всегда и весьма энергично творил некую разреженную тишину, незаметно входя в сильно измененные состояния своего сознания.
Наблюдать подобное из неостановившегося времени – немыслимо, почему трансмедитацией и нельзя когда-нибудь заняться специально, вдруг взять и решительно сказать кому-нибудь (например, себе): “давай поспорим, вот сейчас я пойду, сяду в кресло и погружусь с головой в трансмедитацию”. Обычное человеческое намерение здесь мало что определяет. Однако можно подготовить ее прохождение через нас исподволь, опосредованно, не думая о ней, а когда-нибудь, после уже, осознавая, что она таки состоялась. И вот еще один парадокс: в этой жизни мы все и всегда трансмедитируем. Поголовно! Отсюда получается, что все мы можем, – научившись осознавать то, что обычно делаем неосознанно, – управлять движением комет, доставая их за хвосты, оставленные ими в небе. Только догадываются об этом немногие. И напрасно.
Для этой книги довольно уже новых слов. Опасно придумывать и без конца вводить в текст новые термины – голова от них устает и однажды просто откажется вообще что-либо воспринимать. И все-таки напоследок хочется испросить разрешение привести собственное рабочее определение понятию “трансмедитация”, а точнее его инструменту. Это – УПОВАНИЕ, значение и содержание которого в пространстве парапсихоанализа подразумевает несколько отличное толкование, отступающее или выходящее за пределы трактовок традиционного (христианского) смысла, изначально заложенного в это слово.
В анналах нашей психики скрыто ирреальное (немое) воспоминание о невыраженном намерении (Божественная искра, зерно Идеи) или бессознательном предпочтении (Духовное желание), которое, впрочем, также, как и трансмедитацию, в наших земных чувствах и помыслах отследить крайне сложно. Этого воспоминания почти нет и нам остается лишь его произвольно в себе назначать (сотворение или дописывание сценария). Ничего криминального, если разобраться, в такой самодеятельности нет. Заметьте, мы ведь давно уже говорим о вещах, совершенно невидимых глазу и зарождающихся вне времени, но в реальности, в моменты резких поворотов судьбы, сильнейшим образом и со всей очевидностью вдруг проявляющих себя. А кстати, “зарождающихся вне времени” – это, собственно, когда? Может быть вчера, тысячу лет назад или в прошлых жизнях? Ничего подобного! Если уж на языке материального пытаться говорить о вечном, то “вне времени” – означает “сейчас”!
* * *
Обычная ошибка, которую совершает почти всякий “умный” человек, желая прикоснуться к Духовному и тайком примеривающий к своей голове суровый венец суперэгоцентрика, заключается в том, что Божество он, наивный, планирует отыскать в самом себе. Он страстно призывает “своего” Двойника, полагая, что Тот скрывается где-то в недрах его смертного сознания и высокомерно отказывается от милой человечности, не соображая, что единственно разумное для него – это сделать сейчас как раз обратное и удовольствоваться тем, что уже имеет, то есть просто продолжать жить, оставив в покое то, что ему неподвластно. Тогда только Дух, увидев, что мы кажется действительно начали умнеть и освободили, наконец, Ему дорогу в реальное, может вочеловечиться и свободно войти в нас, сметая на Своем пути остатки забора из наших примитивных инструкций, сочиненных для Него и рассказывающих, как Ему следует поступать. Трансмедитация – это упование, которого не было…
* * *
– Зачем придумывать такие высокие и сложные ходули рассудку как парапсихоанализ, трансмедитация, а сейчас вот еще и “упование”?
– Для того, чтобы, входя в магазин, в котором продается жизнь, мы могли в нем что-нибудь купить, кроме куска черного хлеба. Если у нас нет с собой достаточно золота (а его всегда в таких случаях почему-то не хватает), это ведь не означает, что, наделав еще в детстве многочисленных долгов, нам вовсе нечем платить по векселям. Даже имея весьма неумеренный аппетит. Парапсихоанализ, к слову сказать, и предназначается людям жадным до жизни и свершений.
Да, конечно, деньги – наиболее простое, а может быть и лучшее средство расчетов между людьми за услуги, которые мы друг другу оказываем. Но есть нечто, чего за деньги купить невозможно, потому что так много их нет ни у одного человека. Золотые монеты как платежное средство вообще неудобны при заключении сделок на очень большие суммы. И тогда весьма кстати обнаруживается, что некоторые невидимые свойства нашей натуры (психики), которые мы в себе порой недооцениваем, обладают огромной покупательной способностью.
Представьте себе: в магазин входят четверо. Один, устроившись на коврике неподалеку от прилавка, заиграл на скрипке, и смотрите: часа не прошло, а он уже прилично заработал. Другой начал показывать покупателям разные фокусы: одной рукой он подбрасывает в воздух сразу несколько зажженных факелов, глотает острые ножи и достает из рукава голубей – в общем, развлекает и веселит народ. Публике нравятся зрелища, и она способна оценить мастерство циркача, а потому с удовольствием бросает в его шапку мелочь. Третий решил продать здесь свое здоровье, завлекая зевак обещаниями, что купивший его кровь будет счастлив и успешен в этой жизни. Естественно, что ему взамен предлагают множество разных и вкусных вещей. Даже неожиданно много…
Четвертый уселся посреди зала и начал торговать своей душой. Вот только бизнес у него сегодня идет из рук вон плохо. Спрос на мелкие души в последнее время упал. И неудивительно, ведь они все в комплексах и дырах, да к тому же ценность они представляют только в глазах самог; продавца. Бывают, правда, исключения, но не часто (не нужно здесь строить иллюзий), ведь это настоящее искусство – уметь продать то, единственным покупателем чего являешься ты сам…
Заметим, ни один из четверки голодных мужчин, вошедших в Магазин, не пришел в него с деньгами, но все они скоро вышли оттуда улыбающимися, с сумками, полными всякой снедью. Первые двое своей бесспорно квалифицированной работой (ремеслом) расплатились тут же на месте (музыкой и фокусами). Можно даже с уверенностью сказать, что оба они более или менее соображают, какую часть себя только что отдали взамен подаренного им публикой хлеба и вина, а главное, могут посчитать, сколько они отдали и сколько у них еще осталось сил и времени, чтобы жить.
Двое других о столь тонких материях не задумываются. Наивные, они полагают, что ловко обвели вокруг пальца “глупых продавцов”, которым всучили для перепродажи свой невидимый товар и в эту минуту счастливые бегут домой, скорее разделить радость и неожиданную добычу со своими близкими. Смеясь, они будут рассказывать домочадцам, как только что облапошили доверчивых дураков, забрав у них хорошие вещи, в обмен на слова и пустые обещания. В их доме сегодня будет праздник. Эти простаки убеждены, что именно они обманули кассовые аппараты, а не наоборот, потому что просто не знают или не хотят поверить в то, что странный и жуткий обмен, который полчаса назад был им предложен или навязан в волшебном Магазине за кусок мяса, реально уже состоялся. Один скоро лишится здоровья, другой за свою глупость расплатится жизнью, причем может статься, что и будущей тоже…
Случается, мы не задумываясь платим за какую-нибудь сущую ерунду или сомнительное удовольствие тем, что, вообще-то говоря, неплохо было бы сберечь себе на старость. Мы легко бросаемся жизнью, в частности, ее покоем или успехами своих начинаний. С другой стороны, мы часто облизываемся, со вздохом отворачиваемся и понурые уходим от полок, на которых разложено то, что ужасно хочется купить, считая, что мы не в состоянии за всё это расплатиться. Мы не можем предположить, что заявленная цена не так уж, собственно, для нас и велика, если к оплате предъявлять, разумеется, не звонкую монету, а что-то иное: понимание (способность к переживанию) тонких вещей или естественное внимание к тишине, каплю отстраненности или разделение себя. Наконец, мы можем подписать с администрацией контракт на виртуальное (само)убийство спящего в себе мертвеца. За подобные вещи здесь почему-то предлагают огромную цену. Должно быть это – опасная и ужасно трудная работа. Сделать которую способны немногие. Вот ведь счастливчики. Как думают рядовые покупатели…
Да, в этом Магазине не только можно, но и принято торговаться, и умные люди очень скоро переходят на натуральный обмен. Нарядные продавцы супермаркета назойливо предлагают взять у них с прилавка гораздо больше заморских фруктов, горького швейцарского шоколада и дорогого французского камамбера, чем у нас хватает смелости и фантазии попросить, только лишь за включение и автоматическое функционирование хотя бы одного нашего человеческого природного свойства. А мы что делаем? – На всякий случай пугаемся самих себя. После чего, отказываясь уже от всего и, пригнувшись к самой земле, проклиная себя за то, что вообще сюда зашли, не оглядываясь по сторонам, убегаем в свои тесные норы, словно нас поймали на воровстве, рассыпая на пол из убогой авоськи лук и картошку.
Кто знает, может быть мы и правы… А вдруг разделение нашей сути – это лишь красивая мечта или мираж, который нам никогда не догнать? Мы ведь – обыкновенные люди, не какие-нибудь там сверхчеловеки! Вот не получится превращение – и все тут. В расчетах ошибемся, струсим или обстоятельства жизни сложатся как-то не так. С ума сойдем. Ногу сломаем, наконец. Да мало ли что может помешать восхождению? Просто именно у нас не выйдет, как не получается многое из того, чего мы хотим чересчур сильно. Или чего боимся. Будем стараться изо всех сил, рвать на себе волосы, потом вены, а все без толку. Это ведь только Двойник росчерком пера, легко, одним Своим взглядом и даже просто Своим присутствием способен оплатить любой счет. Ему, собственно, кредиты и выдаются. Или под Него?… Стоп! Да это же нас (ну, конечно, по ошибке) принимают за Двойников, очень уж мы похожи. Вот почему с нами так ласковы служащие того Магазина… Какие-то билеты в Театр предлагают… Бесплатно…
* * *
– Что философия парапсихоанализа находит наиболее интересным в жизни и что считает в ней самым трудным?
– Устроить на себя Божественную охоту, победить в этом турнире и забрать свой благородный приз – исполнение любого, но, заметьте, только одного желания.
– А что самое трудное?
– Разве непонятно? – Выжить…
– Во что алхимику обойдется дезактивация отходов атомной станции, то есть работа по изменению свойств вещества, превращающая простое железо в дорогую легированную сталь или ртуть в золото (предположим на минуту, что это возможно)? Сколько ему будет стоить получение точной информации о том, чего еще не случилось? Как дорого избавить больного человека, которого он в глаза не видел, от саркомы легкого? Сделать так, чтобы ураган времени, дымящийся столб которого уже появился на горизонте и сейчас неумолимо несется прямо на него, всасывая в себя и сметая на своем пути всё, прошел мимо дома небезразличных ему людей… В одном шаге, но не через их жизни или судьбы. Так во сколько?
– Безумно дорого!
– Это не ответ. Во сколько конкретно всё это ему выльется?
– Платой за перестановки предрешенного в сценарии или даже просто безграмотное (несанкционированное) заглядывание в него, как правило, является смерть. Быстрая и легкая или, наоборот, медленная и мучительная. Это зависит от многих обстоятельств. Судите сами, дорого это или нет. Случается, правда, что мы оставляем под залог как бы ненамеренно (якобы по неведению) не собственные карьеру или здоровье, а жизнь дорогого нам человека или даже судьбы многих незнакомых нам людей. Из милосердия к ним мы выдумываем разные красивые слова, говорим с экранов телевизоров про культуру и даже “гуманно” пытаемся тянуть время, отвлекая кассиров магазина разговорами о вечном и прекрасном, полагая, что если яд слушающим нас давать выпивать по капле после еды и новостей, то он либо сработает не так эффективно, либо нашего преступления никто не заметит. В первую очередь, хотелось бы верить, его не заметят те, кого мы, безмерно любя, травим насмерть.
Такая форма вампиризма чрезвычайно удобна и распространена повсеместно, поскольку для практикующих его тема воздаяния или неизбежности наказания за содеянное со временем размывается и становится неочевидной, перетекая в абстрактное морализирование. А в этих водах, как известно, можно плавать спокойно и сколь угодно долго. Здесь открывается широкий простор для спекуляций вокруг человечности, нравственности и проч..
Ответ на щекотливый вопрос – как соблюсти этику в отношениях с высшим порядком, самими собой и другими людьми в моменты тонкой активности и свести издержки в ситуациях задействования (использования) пси-энергий до “пределов разумного” (чтобы обезопасить себя) – можно получить и воспользоваться им тогда, когда в нас совершенно погашены и заземлены все приборы (ум, память и проч.), отвлекающие внимание от ирреального, то есть выключены собственно органы нашего внимания.
К любому событию, приближающемуся к нам из глубин времени, как правило прилагается подробная инструкция о том, как его можно превратить. На той же бумажке написано, во что именно, в какое новое качество оно с нашей помощью как раз сейчас уже готово перейти и что для этого мы должны сделать. А точнее говоря, чего мы делать не должны. Оптимальный алгоритм работы наших мыслей в инструкции также прописан. И наконец, главное: русским по белому там написано, что мы в принципе не можем в чем-либо ошибиться до тех пор, пока не начнем выбирать. Никому из нас не предлагается ситуация, требующая от нас участия (нашей активности) в ее превращении, если мы к такой работе действительно уже готовы. Ведь если мы к ней готовы, значит она уже сделана. А если не готовы, то и разговора никакого нет. Это – закон и случайного здесь не бывает! Превращение реальности – процесс естественный и незаметный, как дыхание.
– Почему ответ на вопрос об оплате шагов в запредельное вызвал у меня чувство тяжести? Зачем нужно было говорить так мрачно и пугающе? Неужели итогом поиска Духовного является смерть или поломанные судьбы близких? Кому он нужен – такой путь?
– Кто задал вопрос? – Потребитель. Вот и пришлось дать адекватный и честный ответ. Так что не обессудьте. О каком таком “пути в запредельное”, а уж тем более “поиске Духовного” вы вдруг так горячо заговорили? Понятен ли вам смысл этих высоких слов и насколько вообще вы сейчас были искренни? Да вам бы в голову не пришло спросить – “сколько стоит – ходить?”, если бы вы действительно хотели узнать, где живет Бог! Разве так об этом нужно спрашивать?! Плата за видение в себе Духа есть возвышение или превращение себя. Не более того. Но лишь при условии, разумеется, что вы искренне желаете именно этого.
Если вы решили кардинально модернизировать свою старую электрическую бритву и заставить ее каждые пятнадцать минут говорить приятным женским голосом – который час, варить вам кофе и убирать квартиру, придется внедрить в нее не только какой-нибудь сверхумный чип, но уж наверное и заменить мотор на более мощный агрегат. Когда в глубине сознания я сею предпочтение Духовному и позволяю вызреть в себе желанию встретиться с Самим Собой, я отдаю себе отчет, что те маленькие круглые батарейки, на которых до сих пор без сбоев работали рассудок, совесть и моя судьба, придется выбросить. Ибо То, что из меня ко мне же приблизится, потребляет мощь электростанций, и Оно, будьте уверены, эту мощь с Собой принесет. Если я понимаю (чувствую), что визит Двойника неизбежен, мне ничего другого не остается, как срочно перематывать проволоку трансформатора в своей голове (или душе), чтобы я смог безболезненно пить из чаши ток высочайшего напряжения. Это и есть моя плата.
Вам кто-то позвонил и сообщил, что его сын умирает. Несчастный случай. Играл во дворе… Какой-то пьяный водитель… Сейчас от вашего концентрированного желания и умения вспоминать (назначать) свои вчерашние предпочтения, от понимания, что вы всегда есть только ситуация, уже готовая развернуться туда, куда всегда смотрят ваши глаза, зависит жизнь этого ребенка. Интересно, как вы поступите? Глядя на мир из Ничто, можно увидеть, что именно вас-то в нем и нет. Но вы есть Всё! Вены и нервы этого прозрачного мира сплелись в Единое, кровь и судьбы перетекают, все сосуды сообщаются. Реальность эфемерна и пластична… Времени нет… Больше незачем искать Бога… Ну же!.. Все слишком близко…
* * *