"Из Флоренции в Рим,
от Медичи к Папе,
росчерком пера
и движением резца
твой сын возродит
любовь к красоте,
откроет путь к совершенству..."
Низкий голос, сродни баритону, звучавший из-за ширмы, сменился тихим шелестом женского шёпота:
- Извини, Людовико, но это всё, что я вижу. Могу ещё добавить, что ваш сын родится через три дня, перед рассветом; пусть Франческа будет готова к этому времени.
Уже стоя во внутреннем дворике, Людовико Буонарроти оглянулся и посмотрел поверх черепичной крыши домика провидицы, за которой в лучах заходящего весеннего солнца виднелась местная базилика, а затем, подняв взгляд выше, к ещё светлому небу, он глубоко и протяжно вздохнул, будто выплёскивая Ему всю боль от краха своих надежд.
" Скульптор, поэт, а может ещё и художник, - горестно думал Людовико, понуро бредя домой, - это ли занятия для настоящего дворянина, который должен был идти по моим стопам, возрождая и преумножая то, чего наш род добивался долгие годы?"
До начала росписи потолка в Сикстинской капелле оставалось ровно тридцать три года...