Государь Иван Васильевич Грозный всю жизнь избегал вдовства. По какой-то одному ему ведомой причине он верил, что только в браке может обрести покой и спастись от греха. Как говорится, блажен, кто верует…
Но с супружеством ему фатально не везло, точнее фатально не везло с ним супругам. После смерти обожаемой первой жены, красавицы и умницы Анастасии Захаровой, характер царя резко испортился, что тут же почувствовало на себе ближайшее окружение. Уповали на то, что исправно привозимые во дворец красавицы сделают Ивана Васильевича мягче, но…
Но после очередной ночной попойки «с девами» царь, казалось, свирепел еще пуще. За малейшую провинность мог и в темницу бросить, и в ссылку отправить и даже жизни лишить. Казалось, что вид пустой царицыной опочивальни наводит на государя смертную тоску. Тогда-то и пришла кому-то в голову светлая мысль найти царю новую жену. Хотя бы для того, чтобы опочивальня не пустовала.
Впрочем, и сам царь задумывался о новом супружестве, хотя скорбь его по Анастасии еще не прошла – и не пройдет до конца жизни. Так что речи о браке по любви и быть не могло, зато заговорили о браке по государственным интересам.
В 1560 году, году смерти Анастасии Захарьиной, Иван Грозный снарядил послов искать ему новую невесту… у черкесских князей. Это должно было обеспечить ему надежных союзников на южных рубежах государства. В итоге невестой была выбрана шестнадцатилетняя красавица княжна Кученей, дочь кабардинского князя Темрюка . При крещении она получила имя Марии Темрюковны. На следующий день после перехода княжны в православие царь обвенчался с экзотической красавицей.
Поначалу она не знала ни слова по-русски, но через какое-то время выучила язык. Забеременела очень быстро, но ребенок, сын, родился слабым и прожил всего несколько дней. По-видимому, Мария рассчитывала видеть на престоле после мужа именно своего сына (детей от Анастасии она в расчет не принимала), но мечты ее оказались напрасными, и она озлобилась на судьбу.
Жена вызывала у Ивана Грозного неоднозначные чувства: с одной стороны, они были похожи, но с другой - она была неграмотной, мстительной и хитрой. Также она любила наблюдать за казнями, это доставляло ей странное удовольствие. Так что их семейная жизнь была непростой. Однако Мария каким-то образом добилась сильного влияния на супруга и могла настраивать Ивана Грозного против неугодных ей людей.
Бояре невзлюбили новую царицу. Чтобы прочнее привязать к себе царя, она потакала его наклонностям к разврату. Она окружила себя самыми красивыми девушками и сама указывала на них Иоанну. Оргии стали происходить в теремах царицы, чего прежде никогда не было.
Таким образом, после второго брака Иоанн стал вести еще более разнузданный образ жизни. Мария, поощрявшая разврат, и сама не стеснялась. Почти на глазах у Иоанна она чуть ли не каждый день меняла любовников. Но вскоре Иоанну намекнули, что царица хочет свергнуть его с трона и Царь решил посадить Марию под жесткий надзор. Это распоряжение царя произвело на Марию сильное впечатление. Пылкая южанка, лишенная возможности удовлетворять свои страсти, начала чахнуть. 1 сентября 1569 года она скончалась.
Царь и его приближенные были уверены, что ее отравили – врагов у черкешенки было предостаточно, самому царю она уже давно прискучила, а разводы церковь не приветствовала.
Тогда Иван Васильевич еще был примерным христианином и священников слушался беспрекословно. Нельзя развестись? Что ж, есть другие способы избавиться от надоевшей супруги. В монастырь Марию Темрюковну отослать побоялись: слишком много царских тайн ей было ведомо.
В 1571 году, пробыв вдовцом всего месяц, Иван Грозный устроил смотрины невест: в Александровскую слободу привезли две тысячи самых красивых девушек. Сначала царь отобрал 24 красавицы, потом - 12. «Конкурс» был серьезным: сначала девушек осматривали бабки, потом - доктора.
Самой здоровой, желанной и красивой оказалась Марфа Собакина. 26 июня 1571 года царь объявил о помолвке. В это время Иван Грозный во многом полагался на Малюту Скуратова. Невесту Грозному посоветовал именно Малюта, который благодаря этому браку породнился с царской семьей. На свадьбе с Марфой свахами были его жена и дочь, а дружками – сам Малюта и его зять Борис Годунов.
Князь Михаил Темгрюк - брат покойной царицы Марии стал часто бывать у Собакиных. Марфа к нему привыкла. Однажды вечером Темгрюк предложил боярышне несколько засахаренных фруктов. Марфа приняла подарок. С этого дня она, никогда не отличавшаяся полнотой, заметно начала худеть. Кроме того, с ней начали делаться припадки. Об этом доложили царю, но он заявил, что обвенчается с Собакиной, несмотря ни на что.
Свадьба состоялась. Через две недели Марфа скончалась, так и оставшись девственницей. Начались дознания и расправы. Михаила посадили на кол. Кроме него казнили еще некоторых бояр, заподозренных в соучастии. Причины смерти так и остались неизвестны, хотя версий было много: отравление, таинственное зелье, колдовство… Но вот о естественной смерти почти не говорится. Смерть Марфы Собакиной искренне опечалила Иоанна. Целых две недели он провел в уединении, не допуская к себе никого.
Овдовев в третий раз, причем даже не став фактическим мужем, Иван Васильевич окончательно превратился в жестокого и безжалостного тирана. Если о Марии он не горевал – ни детей, ни семейного счастья, на которых он так надеялся, она ему не дала, то жизнь с Марфой, по всеобщему свидетельству «ангелом во плоти», представлялась ему концом греховного беспутства и безмятежной жизни с женой, в которую он влюбился с первого взгляда. И эту мечту у него так безжалостно отняли!
Скуратов приложил немало сил, чтобы дознаться, кто повинен в смерти царицы Марфы, но даже его «заплечных дел мастера» не смогли ничего выяснить. Тайна так и осталась тайной, а Малюта с еще большим рвением стал помогать царю выявлять и наказывать всевозможных злодеев. Именно в это время появилась опричнина – гроза и бич всея Руси. Тем более, что после смерти Марфы Иван Грозный стал еще более подозрительным и считал, что его хотят свергнуть.
Поэтому следующая жена у него появилась не сразу. Ей стала девушка восемнадцати лет, Анна Колтовская. Церковь с трудом разрешила Ивану Грозному третий брак, но на четвертый она не могла согласиться.
Царь поступил просто: приказал священнику обвенчать их и добился своего. Анна была не против любимых занятий царя (в основном оргий и шумных гуляний): в ее дворцовой половине всегда было много женщин, которые были готовы всячески угождать Ивану IV. Сама же она не испытывала к мужу никаких чувств.
По одной из версий, она боролась с опричниной: борьба была успешной, многие опричники были казнены. Анну любил народ, но не любили бояре, известные своей способностью «нашептывать» царю. Именно они надоумили царя заключить Анну в монастырь. Так она стала схимонахиней Дарьей, что означало одиночество до конца жизни. Царица была заточена в подземную келью.
После смерти Ивана Анну хотели выпустить, но она осталась в монастыре и умерла в августе 1626 года.
Однажды Иван Грозный заехал к князю Петру Васильчикову, где ему приглянулась семнадцатилетняя дочь князя Анна. И он, недолго думая, предложил князю послать девушку во дворец. Отец был против, но Иван IV просто прислал сватов на следующий день.
Так Анна Васильчикова стала его женой. Этот брак не был признан церковью, и как царицу ее тоже не воспринимали. Семейная жизнь продлилась три месяца. Потом - внезапная смерть совершенно здоровой прежде женщины. Было объявлено, что это «грудная болезнь». Но тело все же вывезли из дворца тайком, ночью и отправили в Суздальский девичий монастырь для погребения.
Скорее всего, Анна просто надоела царю, а поскольку этот брак не был признан церковью, то и церемониться с молодой «царицей» не стали; вместо монастырской кельи Анна получила вечный покой, не дожив и до восемнадцати лет.
Однажды царь, желая оказать своему приближенному Никите Мелентьеву особое внимание, приехал к нему в гости. Там он увидел красавицу Василису Мелентьеву, которая приглянулась стареющему Ивану IV. После этого по странному совпадению ее муж заболел и умер, а через несколько дней Василиса появилась во дворце.
Ни о какой свадьбе первоначально речи не было, но вот что удивительно: Иван Грозный был готов исполнять все прихоти своей новой пассии. Из дворца были удалены все женщины, которые могли стать соперницами Василисы. Оргии, гулянья, казни практически прекратились – царь присмирел. Василиса хотела стать царицей и достигла своей цели: царь обвенчался с ней. Они прожили вместе два года.
Но однажды царь до срока вернулся с охоты во дворец и застал жену с молодым любовником, Иваном Колычевым. Грозный хоть и любил жену, но приказал вырыть яму на окраине Александровской слободы. В ней похоронили двух людей, причем священник даже не знал, кого хоронит. В одном гробу был Иван Колычев, а в другом – Василиса Мелентьева, по легенде, живая, связанная, с заткнутым ртом.
Для удовлетворения своих страстей царю приходилось разъезжать, потому что, несмотря на все его строгости, бояре всеми мерами старались не допускать своих жен и дочерей в «холостой» дворец. А царь пришел к убеждению, что ему надо снова жениться. В ноябре 1573 года состоялся брак Иоанна Васильевича с княжной Марией Долгоруковой. Этот брак, пятый по счету, оказался печальнее всех предыдущих.
На следующее утро после свадьбы Иоанн вышел в приемную палату с нахмуренным лицом. Все насторожились, хотя никто не знал причины мрачного настроения новобрачного. Скоро по дворцу разнеслась весть, что царь с царицей уезжают. Скрипя полозьями по свежему снегу, царский поезд покинул Кремль и направился в Александровскую слободу. Там в то время был обширный пруд, переполненный рыбой. По прибытии царь выразил желание ловить в озере рыбу. Причуды царя давно перестали удивлять его подданных, но царская рыбная ловля зимой, при сильном морозе, все-таки показалась чересчур странной и к пруду начали стекаться толпы любопытных.
К полудню добрая треть пруда была очищена от льда. У края полыньи поставили высокое кресло. Пешие и конные ратные окружили пруд, не допуская на лед никого постороннего. Уже близились сумерки, когда распахнулись ворота дворца и оттуда показалось странное шествие. Впереди на коне ехал царь. За ним следовали сани, на которых лежала царица Мария. Она была без памяти, но тем не менее, ее тело было крепко прикручено к пошевням веревкою.
Царь въехал на лед, сошел с коня и уселся в кресло. Сани остановились на берегу. Царь объявил всем, что царица досталась ему не девственницой и после его приказа Малюта подошел к пошевням, достал нож и уколол запряженную в них лошадь в круп. Лошадь сделала скачок. К ней подбежали опричники и стали осыпать ее ударами. Испуганное животное бросилось вперед, не разбирая дороги. Через несколько секунд раздался всплеск, полетели брызги, и лошадь, вместе с пошевнями и привязанной к ним царицей, погрузилась в ледяную воду.
Тенью промелькнула в дворцовой жизни никому не известная Анна Васильчикова. Что она не была венчана, можно заключить из того, что при царском дворе, между ближними царскими людьми, не видно было ее родственников, и что в обиходе Волоколамского монастыря, где записано по «Анне Васильчиковой дачи государские сто рублей», она не названа царицей.
Прожив с царем года два, Васильчикова неволею пострижена была в инокини в суздальском Покровском монастыре.
Иван Васильевич опять оказался вдовцом, причем уже с невыносимым характером. Старший сын и наследник Иван, дважды вступавший в брак по воле отца, дважды был вынужден отправлять своих супруг в монастырь: настроение у его отца менялось, как весенняя погода.
Теперь Иван был женат на Елене Шереметевой, старался держать ее подальше от непредсказуемого свекра, да и сам, несмотря на унаследованный от отца жесткий характер, старался держаться кротко и смиренно. Основной причиной этого было даже не то, что царевичу не хотелось расставаться и с третьей женой, а то, что здоровье Ивана Васильевича стремительно ухудшалось.
Разумеется, бесконечные попойки и оргии, перемежающиеся многодневными молитвами и постами, никому не могли пойти во благо. Доктора же боялись дать государю чашку воды – очередное обострение болей в спине или желудке могло быть приписано именно этой самой чашке. С соответствующими для врачей последствиями.
Некоторое облегчение приносила баня. Распарившись, царь приходил в доброе настроение, и начинал мечтать о… новом браке. При бессчетном количестве наложниц ему была необходима жена, и не просто жена, а настоящая царица. Разумеется, молодая и красивая, из хорошего рода, способная родить ему сына. И – умная, в чем Иван Васильевич никогда никому не признавался. После Марии Темрюковны и Василисы Мелентьевны, умные боярышни ему не попадались. Да и не могли попасться – на оргиях-то, туда девок не за ум сгоняли.
Эх, Василиса, Василиса! Всем взяла – и красой и умом, и в постели была горяча… Похоть сгубила: одного царя мало показалось. И ведь знала, поганка, что рискует. Или уповала на привязанность к ней супруга, да на дворцовые рассказы о том, что «буйной царице», Марии Темрюковне, царь позволял иметь любовников. Ну да, позволял, молод был, неразумен, вечно вполпьяна. И ничем хорошим это не кончилось.
Может, послушать своего нового любимца, Афанасия Нагого, сына боярина Федора Нагого. Говорит, что племянница его, Мария, девица невиданной красоты. И род не захудалый: Нагие были куда знатнее Собакиных и Васильчиковых.
Родословные книги гласили, что род Нагих происходил от некоего Ольгерда Преги, который выехал в Россию из Дании аж в 1294 году, поступил на службу к великому князю Тверскому, принял православие под именем Димитрия и женился на родной сестре великого князя – княжне Ярославне.
Его праправнук, Семен Григорьевич, получил прозвище Нога (Нага). В 1495 году он переехал из Твери в Москву и стал служить у великого князя Ивана III. От него-то, как считается, и пошли Нагие.
Отец Афанасия Федоровича Нагого тоже находился при московском дворе, а двоюродная сестра Евдокия вышла замуж за Владимира Андреевича Старицкого, двоюродного брата Ивана Грозного. И хотя через несколько лет брака она умерла, эта связь поспособствовала возвышению рода. К тому же умерла Евдокия до конфликта Ивана Грозного с Владимиром Старицким, а посему ни ее дети, ни многочисленные родственники не пострадали от царских репрессий.
В результате все они имели хорошие места при дворе. Федор Федорович, например, был воеводой в Чернигове, и там, по всей видимости, у него и родилась дочь Мария, которую Афанасий Нагой теперь сватал государю.
Мария Нагая действительно была идеалом русской красавицы: высокая, статная, с большими выразительными глазами и густой косой ниже пояса. Она была живая, веселая и сообразительная, хорошо знала дворцовый этикет, была в курсе всех сплетен и интриг. Короче говоря, она пленяла всех, кому доводилось ее увидеть. К тому же, она была не какая-то там провинциалка, а «красавица хороших кровей».
Решившись положиться на судьбу, царь вызвал к себе Федора Нагого, обласкал, пожаловал ему подмосковную вотчину, а потом, в знак особой милости, объявил, что на днях нанесет визит. Нагой чуть сознание не потерял от страха: он догадывался о причине такой милости, но…
Но дело было в том, что Мария в Москву с семейством не приехала: в тот момент обладательница «красоты неописанной» уже была просватана за сына одного из бояр, живших по соседству с местом, в котором Федор Нагой провел последние десять лет. Боярышня именно поэтому и не приехала в Москву, но сознаться в этом было теперь невозможно, потому что царь приказал Нагому явиться в Москву со всем семейством. Положение складывалось безвыходное.
Через пару дней у дома Нагого на дальней окраине Москвы появился царский кортеж. Сам Иван Грозный приехал верхом. Лихо въехал во двор, осадил коня и без посторонней помощи соскочил на землю. Федор Федорович Нагой встретил царя на крыльце, как полагается, с глубокими поклонами.
В большой, богато убранной горнице высокого гостя ждала боярыня Нагая с подносом, на котором стояли две золотые чарки: для царя и хозяина дома. Иван Васильевич вошел, оглянулся, поморщился и, не обращая внимания на поклон боярыни, вдруг заявил:
– Неладно царя принимаешь, боярин. Я к тебе со всеми милостями, а ты меня обижать вздумал.
Федор Нагой помертвел от страха: вот оно!
– Помилуй, государь, – залепетал он. – Могу ли я даже помыслить чинить тебе обиду? Да и в чем ее усмотреть изволил?
– А в том, – ответил царь, – что не кажешь мне дочь свою. А она, сказывают, красоты неописанной.
Несколько секунд боярин раздумывал, как выкрутиться из сложившегося положения, а потом решительно заявил, что боярышня сильно хворает и потому выйти не может. Но Иван Грозный, как известно, не любил изменять своих намерений: он приехал к Нагому, чтобы увидеть его красавицу дочь, и это должно было произойти во что бы то ни стало.
– Ничего, боярин, – весело сказал он. – Хоть и недужна боярышня, а видеть ее я хочу. А раз так, веди меня к ней.
А вот это уже был конец. Боярыня Нагая настолько испугалась, что выронила из рук поднос. Чарки со звоном покатились по полу, а вино разлилось. Надо было что-то срочно предпринимать, не дожидаясь, пока грозный государь совсем осерчает. И тогда Федор Федорович упал царю в ноги и покаялся, что обманул, его Марии нет в Москве. Правда, так и не сознался, что дочь уже просватана.
Против ожидания, царь не разгневался. Добродушно усмехнувшись, он сказал:
То-то, Федор! Видишь, нелегко провести меня. А теперь, шутки в сторону, сейчас же посылай за боярышней. Послезавтра опять приду к тебе, и если и тогда ее здесь не будет, уж не прогневайся…
Сказав эти слова, Иван Грозный повернулся, вышел, сел на коня и умчался, сопровождаемый многолюдным кортежем.
Федор Федорович Нагой сейчас же помчался за дочерью. По дороге в Москву Мария плакала, умоляла хоть убить ее, но не разлучать с женихом, но честолюбивый отец решил во что бы то ни стало исполнить волю царя. Да, собственно, иного выхода у него, пожалуй, и не было.
В назначенное время Иван Васильевич снова приехал к Нагому и Марья, по обычаю, поднесла царственному гостю чарку зелена вина на подносе.
Нагие кланялись в ножки, благодарили за великую милость. А царь глаз не мог оторвать от Марии. Она была еще красивее, чем ему говорили. Тяжелая и густая коса падала ниже пояса, а большие серые глаза смотрели ласково, выявляя ум и добрую душу девушки. Лицо ее было свежее и румяное, губки пухлые, а черные брови изогнуты кокетливой дугой.
Милостивым кивком Иван Васильевич выразил свое удовольствие, и Федор Нагой испустил едва заметный вздох облегчения: дело, кажется, вот-вот сладится!
Вопреки всем обычаям, царь тут же сказал Федору Федоровичу:
– Ну, боярин, сам я себе у тебя сватом буду. Полюбилась мне твоя дочь, а посему быть ей московской царицей.
Мария, хотя и предчувствовала это, но надеялась на чудо – не приглянуться царю. Услышав же слова «московской царицей», тут же рухнула в обморок, что, впрочем, никого не удивило: и не такое на царских смотринах случалось.
Царь усмехнулся и, взглянув на лежавшую без чувств девушку, сказал:
– Видно, не по нраву пришелся я боярышне. Ну, да ничего, стерпится – слюбится.
- Да она от счастья, государь, - пролепетала боярыня-мать.
- Тогда совсем славно, - подвел итог Иван Васильевич.
Девушку привели в чувство и «со всем бережением» доставили в Александровскую слободу. Через неделю после этого, 6 сентября 1580 года, в Спасо-Преображенском соборе молодых венчал тот же протопоп Никита, который ставил под венец и несчастную Марию Долгорукую, утопленную после первой брачной ночи.
Многочисленные гости остались вполне довольны благолепием и протяженностью обряда. Свадебное пиршество было обставлено очень торжественно и вино лилось рекой. Посаженным отцом Ивана Грозного, как и на свадьбах с Собакиной, Колтовской и Васильчиковой, был его сын царевич Федор, дружкой со стороны жениха – князь Василий Иванович Шуйский, дружкой со стороны невесты – Борис Федорович Годунов. Что характерно, все они один за другим стали после смерти Ивана Грозного русскими царями.
На другой день после свадьбы царя, 7 сентября 1580 года, его сын Федор женился на Ирине Годуновой, сестре Бориса Годунова.
В первую брачную ночь царицу так трясло от страха, что запомнила только этот страх и боль. Не то чтобы она чувствовала отвращение к мужу… Скромница, выросшая в беспрекословном послушании воле отца, Марьюшка не заглядывалась на молодых красавцев.
Вскоре после свадьбы Иван Грозный повез Марию в Троицкую лавру – поклониться мощам преподобного Сергия. И царь, и молодая царица молились об дном: о ниспослании им сына. Для Марии это вообще было вопросом жизни и смерти: после возвращения из Лавры во дворце постоянно крутились какие-то бабки, целительницы, чуть ли не колдуньи, что страшно раздражало царя, который ни на минуту не сомневался в скором появлении на свет еще одного сына.
И все же Мария Нагая покорилась своей участи и старалась не раздражать мужа, а быть покорной и любящей женой. Сам он был ею доволен, одно лишь ему в ней сразу не понравилось: с женами царевичей, его сыновей, она вела себя, как старшая, требуя от них покорности и уважения. А так как годами они были равны, да супруга царевича Ивана ожидала ребенка, царевны не собирались относиться к юной царице, как к «маменьке».
Однажды царь до того рассердился на Марию из-за этих пререканий, что обещал «отдать ее псам». Конечно, Марии пришлось умерить свой гонор, и она постаралась пока как можно реже встречаться с невестками. А потом, может быть, и подружиться. Ведь Елена вполне может стать царицей, если благополучно родит и ничем не прогневит свекра.
Не сложилось… Царь Иван Грозный скоропостижно скончался после бани за игрой в шахматы. Сохранилось предсмертное поручение царя Борису Годунову: «Егда же Великий Государь последняго напутия сподобися, пречистаго тела и крови Господа, тогда во свидетельство представляя духовника своего Архимандрита Феодосия, слёз очи свои наполнив, глаголя Борису Феодоровичу: тебе приказываю душу свою и сына своего Феодора Ивановича и дщерь свою Ирину…». Также перед смертью, согласно летописям[, царь завещал младшему сыну Дмитрию Углич со всеми уездами.
Достоверно выяснить, была ли смерть царя вызвана естественными причинами или была насильственной, затруднительно из-за враждебной сумятицы при дворе.
Мария Федоровна Нагая, вступив в брак в 1581 году, на следующий год родила сына Дмитрия. После смерти мужа (1584 год) вместе с сыном и своими братьями была сослана в Углич, где жила до гибели Дмитрия (1591 год).
Марию Федоровну Нагую и ее родственников обвинили в небрежении возможного наследника престола, в результате чего братьев вдовой царицы заточили в темницу, сама же она была пострижена в монастырь на реке Выксе. Оттуда ее вызвал Борис Федорович Годунов вскоре после восшествия на престол (1598 год), но спустя короткое время услал обратно.
После воцарения Лжедмитрия I в Москве (1605 год) была вынуждена под угрозой смерти признать последнего своим сыном и торжественно въехала в Москву, где жила в Вознесенском монастыре. Всем членам ее семьи были возвращены свобода, чины и конфискованное имущество. После убийства Лжедмитрия (1606 год) Мария Федоровна Нагая отреклась от него.
Костомаров описывает сцену убийства: Один ударил его в щеку и сказал: «Говори, б…. сын, кто ты таков? Кто твой отец? Как тебя зовут? Откуда ты?». Димитрий говорил; «Вы знаете, я царь ваш и великий князь Димитрий, сын царя Ивана Васильевича. Вы меня признали и венчали на царство. Если теперь ещё не верите, спросите у моей матери, — она в монастыре, спросите её, правду ли я говорю; или вынесите меня на Лобное место и дайте говорить».
Тогда князь Иван Голицын крикнул во всеуслышание:
- Сейчас я был у царицы Марфы; она говорит, что это не её сын: она признала его поневоле, страшась смертного убийства, а теперь отрекается от него!
Эти слова были тотчас же переданы из окна стоявшей толпе. Шуйский, между тем, ездил верхом на дворе и тут же подтверждал, что единственный сын царицы Марфы убит в Угличе, а другого сына у неё не было. Тогда Самозванца убили. Затем у Вознесенского монастыря толпа остановилась и вызвала царицу Марфу. «Говори, царица Марфа, твой ли это сын?» — спрашивали её. Марфа отвечала загадочно:
- Было б меня спрашивать, когда он был жив; а теперь, как вы убили его, уже он не мой!
Различные источники дают разные даты смерти Марии Фёдоровны: 1608, 1610, 1612. Однако сохранившееся в Кремле надгробие гласит:
«Лета 7116 (1611) месяца июня в 28 преставися раба божия инока царица Мария Феодоровна всея Русии царя Ивана»