Гауф. Альманах 1827. Интерлюдия

Ганс Сакс
   Так рассказал старый невольник из Франкистана; после того, как он закончил, приказал шейх Али Бану подать ему и другим рабам фруктов чтобы освежиться, а пока они ели, и сам подкрепился вместе со своими друзьями. Молодые же люди, которых привёл старик, на все лады расхваливали шейха, его дом и всю обстановку.

   - Воистину, - сказал молодой писарь, - нет более приятного времяпрепровождение, чем слушать истории. Целый день бы так сидел поджав ноги, одной рукой опираясь на подушку, а другой подпирая чело, и, если на то пошло, большой кальян шейха и слушать истории - то примерно так я и представляю себе жизнь в кущах Магомета.

   - Пока вы молоды и можете работать, - сказал старик, - не может быть серьёзной мечта о лени. Но я даю вам послушать эти истории, чтобы и самому получить удовольствие. Я уже так стар, семьдесят седьмой год мне пошёл и так много я уже услышал в этой жизни, и все равно не откажусь я сесть в круг слушателей бродячего сказителя и послушать историю - другую. Грезятся события, о которых рассказываются истории, и будто жизнь проходит с этими людьми, с этими чудными духами, с колдуньями и такими же людьми, что попадаются нам не каждый день,  а после, когда ты в  одиночестве, у тебя есть материя, что сама себя повторяет и укрепляет, словно путешественник, что основательно запасся, чтобы пересечь пустыню.

   - А я ведь не задавался об этом таким вопросом, - ответил ему один из молодых людей , - в чем прелесть таких историй. Но также как и Вам, нам тоже есть, что сказать. Уже ребёнком меня могли угомонить, рассказав историю, если я был нетерпелив. Вначале мне было всё равно,  о чем это было, придумано ли это или же что-то было на самом деле; как часто я неустанно слушал те басни, что сочинили мудрецы и в которых они учили  малого уму-разуму: про лису и глупого ворона, про лису и волка, с дюжину историй про льва и остальных зверей. Когда я стал старше и больше общался с людьми, тех коротеньких побасенок мне уже было недостаточно: теперь мне стали нужны нужны истории подлиней и повествовать они должны о людях и их причудливых судьбах.

   - Да, я не сильно помню те времена, - прервал его один из друзей, - ты тот, кто привил нам стремление к слову. Один из ващих невольников знал столько историй, сколько может рассказать погонщик верблюдов по пути от Мекки до Медины; стоило ему закончить свою работу, так должен он был присесть подле нас и просили мы его, пока он не начинал рассказывать, и продолжалось это ещё и ещё, пока не наступала ночь.

    - И открылось нам, - ответил ему писарь, - открылось нам нездешнее, новое, неизведанное царство, страна гениев и фей, где возделывались все диковины растительного мира, где строились роскошные дворцы из изумрудов и рубинов, населённые гигантскими невольниками, появляющимися, стоит лишь повернуть кольцо туда и обратно, потереть волшебную лампу или вымолвить слово "Саломос" - и вот, на золотой скатерти перед тобой изысканнейшие яства. Мы исподволь себя чувствовали перенесенными в ту землю, мы вслед за Синдбадом совершали его волшебные путешествия, мы отправлялись вечером на прогулку с Гаруном-аль-Рашидом, покровителем праведных, мы знали о Джафаре, его визире так же хорошо, как и о себе самих, словом, мы жили в этих историях подобно тому, как ночью живут во сне и не было для нас лучшего времени дня, чем вечер, когда невольник нам рассказывал. Но скажи нам, почтеннейший, в чем сокрыто собственно то, благодаря чему нам так нравилось слушать рассказы тогда, что и поныне ещё не ведаем мы более прекрасного развлечения?

   Создавшееся в помещении волнение и призыв к вниманию, что произнёс надсмотрщик за невольниками, помешали старику ответить. Юноши же не знали, радоваться ли им оттого, что смогут они услышать новую историю, или быть недовольными тем, что прервался их привлекательный разговор со стариком; а второй невольник уже поднялся и начал свой рассказ.