2
Вова Шестаков отнюдь не был столь беспечен, как о нём думала следователь прокуратуры Горькова. В его деле беспечность действительно была подобна если не смерти, то потере свободы, и он это прекрасно осознавал. Однако вопрос стиля всегда стоял для него ребром. Большинство карманников, с которыми он имел дело, старались быть как можно менее заметными. Они одевались очень скромно, неброско, старались двигаться бесшумно и занимать как можно меньше места. Конечно, это было эффективно и правильно, но скучно. Вове подобный метод действий напоминал ту жвачку, которую с меланхоличным видом жуют на полях коровы. Он с самого начала, с самой первой своей кражи решил, что действовать нужно ровным счётом наоборот. Ты должен что-то из себя представлять, и тогда с тобой станут считаться. Если ты выделяешься из толпы, тебя, разумеется, запомнят. Но, с другой стороны, и подозрений будет куда меньше, потому что вор не действует так, как действует он. К тому же Вова обладал вполне респектабельной, располагающей внешностью. С большинством своих жертв он предпочитал вступать в личный контакт – особенно если это были женщины. А никакими рыцарскими принципами он в их отношении не руководствовался. "Если все равны перед законом, то и перед преступностью будьте любезны", – любил приговаривать он. Правда, у женщин реже можно было поживиться действительно ценными вещами. Не считать же за таковые косметички, кошельки с парой банкнотов или пару запасных серёжек! (Удивительно, кстати, как много женщин их носили с собой). Вот с мужчинами – там, конечно, бывали и крупные куши. Но со временем работать становилось всё сложнее. Сидеть долго на одном месте – не лучший вариант. Его лицо примелькалось, так что пришлось начать менять места дислокации. В конце концов он оказался в этом полустепном городе, открытом многим ветрам, и впервые серьёзно попался.
Однако толкнуть портсигар сразу, буквально в ста метрах от места добычи, его побудило вовсе не безрассудство. Вова привык доверять своим инстинктам. А инстинкт подсказал ему, что потенциальный покупатель рядом, и он готов заплатить хорошие деньги. Но на беду, этот упитанный господин, у которого он вытащил портсигар, слишком рано поднял тревогу. И слишком некстати полицаи оказались рядом. В общем, то был совсем не его день. И если бы эта следователь не пришла ему на помощь, кто знает, где бы он сейчас находился...
Вова Шестаков был человеком практичным до мозга костей. Он никогда серьёзно не влюблялся, потому что деловому человеку подобные глупости только вредят. Поддаться влечению, немного пофорсить, поиграть в любовь – в этом он ничего плохого не видел. Однако сильные увлечения мешали не только делу как таковому – они нарушали душевное равновесие, а этого Вова очень не любил. Поэтому если он чувствовал, что очередная пассия начинает занимать слишком большое место в его жизни, он резко и безжалостно порывал с ней. "Лучше сразу отрезать больной орган, чем потом долго мучиться", – говорил он в таких случаях. И всегда без колебаний отрезал. Но в данном случае получилось так, что Вова уже не был хозяином положения. Он прокололся, и теперь почти полностью зависел от женщины-следователя, которая неожиданно решила выступить в его защиту.
Разумеется, он сразу её разгадал, это было несложно. Одинокая, уже не первой молодости, не имеющая большого опыта в отношениях с мужчинами. В общем, совершенно не в его вкусе. Однако в той ситуации, как говорится, выбирать не приходилось. От него требовалось подыграть Галине Горьковой – и он с блеском это сделал. Ничего слишком нарочитого или неестественного, пара быстрых взглядов из–под полуопущенных век, чуть больше откровенности, чем это полагается в разговоре со следователем, вежливые, но ласковые улыбки. Много ли такой дамочке нужно? Как оказалось, немного. Она по уши втрескалась в него и задалась целью спасти из лап полиции. А потом... а вот потом было уже не так легко. Потом начался своеобразный поединок, в котором они пытались друг друга переиграть. У Горьковой была своя цель, ей требовался информатор. И то обстоятельство, что он ей нравился – и даже очень – лишь усиливало её решимость уговорить его пойти на это. И потом, она, разумеется, не могла просто взять и отпустить его. Упитанный господин оказался какой-то важной шишкой, перед которой даже мусора лебезили. И он не был намерен "оставить это дело просто так". О, такие господа никогда ничего не оставляют просто так! Видимо, Горьковой пришлось применить всё своё влияние (а уж оно у неё, как у прокурорского работника, было), чтобы он успокоился и удовлетворился возвращённым портсигаром. Однако даже её влияния было недостаточно, чтобы спустить всё на тормозах, в чём она откровенно призналась Вове. Вот тогда-то идея внедрить его в среду "медвежатников" и завладела Галиной.
Вова отнюдь не был против подобного перевоплощения. Квартирных налётчиков он всегда не слишком жаловал и даже немного презирал. Большинство из них действовали грубо, без всякого вкуса. Были падки на пошлые, крикливые вещи, а порою просто хватали всё подряд. Не брезговали подержанной мебелью и ношеной одеждой. В общем, никакого самоуважения. Если несколько подобных товарищей загремят – жалко ему не будет. Другое дело, что лучше бы тут обошлось без его участия. Выслеживать, вынюхивать, добывать информацию – разве это занятие для настоящего вора–карманника? Пусть "медвежатники" этим занимаются, а он, слава богу, всегда мог импровизировать. Вот только в той ситуации, в которую он попал, особого выбора ему не предоставлялось. "Через два дня у меня совещание с главой городской прокуратуры", – сказала ему Галина во время одной из их долгих бесед. – "Я должна буду отчитаться о вашем задержании. Если вы не согласитесь сотрудничать, у меня не останется иных возможностей. Придётся дать делу ход. Думаю, это совсем не в ваших интересах". Да, тут трудно было не согласиться. Вопрос оказался поставлен ребром, и он сделал верный выбор. Исключительно верный, в этом Вова ни тогда, ни сейчас не сомневался. В конце концов, нет ничего дороже свободы. Пусть она и куплена подобного рода договором, а всё-таки это свобода.
Но вот забавно – он не стал убегать, прятаться, уезжать из города или из страны. А ведь это вполне можно было бы сделать, благо налаженные связи имелись. Однако что-то его удерживало, что-то не позволяло всё бросить и сложить с себя полномочия прокурорского информатора. Нежелание подвести Галину? Право, ну что за ерунда! Разве он, Владимир Шестаков, когда-нибудь считался с интересами каких-то там прокурорских ищеек? Нет, никогда. Но в этот раз тут было что-то большее, чем просто "интересы следствия". Ведь Горькова, как ни крути, выручила его в трудной ситуации. Она даже спасла ему если не жизнь, то несколько лет этой жизни. И какую–никакую благодарность Вова испытывал. Конечно, быть обязанным прокурорскому работнику – неприятное чувство. Но раз уж обстоятельства сложились подобным образом, то свой флаг следует держать высоко. Он способен на благодарность, пусть не думают. Конечно, в известных пределах, но ведь задание не такое уж и обременительное. Вова любил быть в гуще событий и знать всё про всех. Порою эти сведения вызывали у него гримасу отвращения, но такова жизнь, ничего тут не поделаешь. Поэтому, если его задание не затянется надолго, он не прочь оказать Горьковой ответную услугу. Однако на что-либо большее ей рассчитывать не следует. Девичьи фантазии одинокой зрелой женщины – это исключительно её проблемы. Он-то, скажите на милость, тут при чём?
Впрочем, была ещё одна причина, по которой он не стал удирать из города. О ней-то, собственно, Вова и намеревался переговорить со следователем.
Ровно через два часа после звонка он сидел на скамейке в центральном холле торгового комплекса "Голливуд". Сооружение это было возведено всего около года назад, и с тех пор пользовалось неизменной популярностью. Прежде всего – из–за своих потрясавших провинциальное воображение размеров. Коридор шириной около пятнадцати метров был закрыт сверху прозрачным продолговатым куполом, проникнув сквозь который, даже редкие солнечные лучи превращались в целые снопы света. Проходя вдоль казавшихся бесконечными рядов магазинов, поневоле хотелось поднять голову и полюбоваться этим воздушно–стеклянным творением конструкторской мысли. Несколько причудливых колонн, выполненных в виде переплетающихся змеиных тел, поддерживали купол снизу. Через равные промежутки были поставлены фонтаны, весело журчавшие и иногда капризно брызгавшие водой во все стороны. И повсюду было огромное количество лампочек, ламп и настоящих фонарей. Торговый комплекс подготовился к Новому году заранее, с большим запасом. Искусственные белые ёлки, сплошь увешанные разноцветными пухлыми шарами, торжественно вздымались возле входа почти в каждый магазин. Гирлянды и транспаранты с незатейливыми поздравлениями густой сетью протянулись над головами посетителей. Даже в один из фонтанов положили целую горсть сверкающих блёсток, которые не замедлили утонуть и теперь покрывали дно переливчатой чешуёй.
Вова сидел, откинувшись на скамейке, и с любопытством наблюдал за праздной толпой. Была суббота, и народ валом валил в комплекс. Огромные вращающиеся двери на входе впускали внутрь всё новые и новые толпы, одновременно разрезая холодный уличный воздух на равные ломти. Суета была такая, будто Новый год и правда уже на пороге. Условия для встречи самые подходящие. А следователь что-то припозднилась, уже должна бы быть здесь. Пусть имеет в виду, что долго ждать он не намерен. Если через десять минут не появится, может пенять на себя.
Но она появилась гораздо раньше, чем заказанные им десять минут истекли. Вова узнал её издалека, как только она вошла. Странно, вроде бы ничем не примечательное лицо, и одета скромно, по–будничному, а вот выделяется из толпы. Или это у него просто нервы напряжены? В такие моменты все чувства обостряются, и зрение в первую очередь. Вот только сейчас это совсем некстати. Вова отвернулся от подходившей к скамейке Горьковой и с самым независимым видом уставился в витрину ближайшего бутика.
– Здесь свободно? – услышал он через мгновение её голос у себя над головой.
– Да, конечно, прошу вас, – Вова запахнул полу плаща и подвинулся к краю скамейки.
– Благодарю, – следователь села рядом и тоже сделала вид, что внимательно изучает витрины. – Извините, я немного задержалась.
– Ничего страшного, с кем не бывает.
– Вы хотели сообщить мне сведения?
– Что-то вроде того.
– Вы довольно долго не выходили на связь, – тут голос её слегка дрогнул.
– Были обстоятельства, – коротко пожал он плечами.
– Да, я понимаю... Итак, что вы хотите мне сообщить?
Вова на секунду замешкался. А действительно, стоит ли сообщать ей то, что он узнал? Не будет ли это в некотором роде... предательством? Ведь тот человек был так внимателен, так предупредителен... И вот он теперь возьмёт и сдаст его прокуратуре? Однако, куда ни кинь, везде клин. Или он подставит этого человека, или подведёт Галину, а вместе с ней и себя самого. Выбор, над которым не приходилось думать слишком долго.
Шестаков тихонько вздохнул и начал свой рассказ.