Большой кабинет офиса. Человек двадцать парятся за столами-кабинками, вяло передвигая мышки. У начальника отдела давно закралось подозрение, что половина сотрудников либо играет, либо ищет туры. Но раз иногда раздается шуршание, все соблюдают негласное соглашение – работа идет.
И тут среди рабочей тишины раздается телефонная трель. Молодая сотрудница, недавно пришедшая в офис, и поэтому неисследованная коллективом на предмет пассивного отбывания, берет трубку.
Начальник отдела только вскидывает глаза и снова пялится в монитор. К этой молодой женщине у него претензий нет. Она всегда четко и во время исполняет порученную ей работу. Но сегодня день такой: жаркий, безветренный. Где-то рядом с офисом жарят шашлык. Пятница.
Но в атмосфере безразличия и расслабленности вдруг начинает нарастать напряжение. Из телефона, приложенного молодой сотрудницей к уху, доносятся звуки. Разобрать, конечно, ничего нельзя, но то, что в этих звуках человеческой речи присутствует чрезмерная экспрессия, понимают все сидящие в кабинете.
Вдруг она поднимается с места, накидывает элегантную сумочку на плечо и бархатным голосом с нотками извинения громко произносит:
– У мужа встал у садика! Разрешите, я ему помогу?
Опустив взгляд долу, задвигает стул и почти бегом пересекает кабинет до двери.
В кабинете мертвенная тишина.
Мужчины в отделе пожилые, поэтому с их стороны не слышно ни звука. Они только платочками промокнули лысины.
Две дамы средних лет презрительно хмыкнули.
Молодая поросль офисных эмансипе зашушукалась, заулыбалась, но пошлостей не наговорила. Постеснялась.
Начальник отпил из кружки глоток остывшего чая, встал, распустил галстук и, подойдя к распахнутому окну, выглянул наружу.
– Н-да! – вырвалось у него вслед удаляющейся по тротуару фигурке.
И только я знаю, что у мужа нашей молодой сотрудницы есть допотопный, но огромный квадроцикл, ломающийся где угодно и когда угодно.