В тени раскидистой липы на лавочке одиноко сидел незаметного вида пожилой человек. Время было под вечер, бульвар был полупустым, не заполненным компаниями парней и девушек с гитарами и без, ватагами мам с колясками,в которых, как рыбки в воде, плещутся малыши и малышки.
Лавочка была длинная, и на неё присели два молодых человека с уже откупоренными бутылками пива. Тогда ещё, как (говорили) в Европе, пиво можно было пить везде, кроме токарных цехов, конструкторских бюро и за баранками автомашин.
Потягивая пиво, молодые люди обсуждали качество разных марок пива, при чем аргументы «за» и «против» той или иной марки обосновывали личными вкусами и общественным мнением.
В конце концов, один из них обратился к пожилому соседу. Вежливо, но на «ты»:
- Прошу прошения, папаша, ты разбираешься в пиве? Какое лучше, «Черниговское», «Балтика», или «Оболонь»?
«Папаша» снисходительно усмехнулся и выдал:
- Самое лучшее – ленинградское «Двойное золотое».
Молодые люди почти опешили. Во-первых, они не слышали о такой марке пива, а во-вторых, давно уже Ленинград стал Санкт-Петербургом.
- А где ты, папаша, его пробовал? – недоверчиво спросил второй молодец.
- В Москве, в Кремлёвском Дворце Съездов, - спокойно ответил «папаша».
- Ну, ты дед, даешь! – с восхищением, как от удачной шутки собеседника, воскликнул первый.
- А в Кремль тебя не приглашали?
- Нет, в Кремль не сподобился, чином не вышел, а во Дворце побывал.
- Расскажи, отец, как ты пиво пил во Дворце Съездов, – оба молодца уже заинтересовались. Даже пива предложили, из бутылки. «Отец», конечно, отказался, сообщив, что свою жизненную дозу уже употребил, а рассказать был не прочь.
И рассказал, как он в составе группы отличников Советской Армии (он тогда служил, и к тому времени был уже в чине старшего сержанта) был на всесоюзном слете в Москве, и их повели во Дворец Съездов на спектакль – слушать оперу, то ли «Запорожец за Дунаем», то ли «Наталка Полтавка». Дед этого уже не помнил, не интересовался тогда оперной музыкой.
По словам рассказчика, привели их во Дворец строем, а там уже – иди, куда хочешь. Все «отличники» сначала группой пошли в туалет, а потом разбрелись кто куда, в одиночку и по парам. Первое впечатление у сержанта оставил туалет.
- Знаете, ребята, если бы мы не знали, что это туалет, мы бы спокойно все взводом приняли эти апартаменты для ночёвки. Такая там красота, – доверительно сообщил сержант запаса.
Второе незабываемое впечатление – на лестничных площадках маленькие столики, кресла, на столиках – пепельницы, а в них - окурки сигарет и папирос. За некоторыми сидят дамы с кавалерами и спокойно курят. Демократия, отметил дед.
-Понимаете, братцы, сидят себе, дымят, как у себя на кухне, и никто их не гоняет. Кури, где хочешь, только окурки на ковер (там полов нет, везде ковры толстые и мохнатые) не бросай.
Рассказывая, дед заметно разволновался и продолжал дальше рассказ о том, как он тоже расселся в кресле, достал из пачки «беломорину» и задымил на виду у всех, не обращая внимания на проходящих офицеров и мужчин в штатском.
- Честь старшим по званию там отдавать не положено, так нам объяснили перед экскурсией,- пояснил дед.
Выкурив папиросу, старший сержант успокоился, и ощутил себя, как бы хозяином, побродил по лестницам и закоулкам, и набрел на широкие распахнутые двери, над которыми было красивыми буквами сообщение – банкетный зал. У двери стоял вежливый молодой человек, который рукой пригласил старшего сержанта – проходите, если желаете. Тот прошел и увидел: огромный зал с банкетным столом по периметру, вернее столом в виде буквы О, только прямоугольной формы и не сплошным, а прерывистым – с проходами внутрь буквы, чтобы к столу можно было подойти с двух сторон.
Вокруг столов толпился народ. Люди брали со стола, кому что нравилось, и кому что можно, отойдя чуть в сторонку, закусывали и запивали. Стол был уставлен всевозможными закусками – бутерброды с черной и красной икрой, сыры, колбасы, ветчина, ещё какие-то яства, которых раньше он не видел, напитки всех цветов и ароматов, ананасы-фрукты, мороженое-пирожное, и так далее. Демократия, опять подчеркнул рассказчик.
Служивый увидел своего брата-солдата у стола с бутылочкой с красивой этикеткой, и осмелел. Подойдя к столу, увидел витые бутылочки зеленого стекла, как будто их одной рукой взяли за горлышки, а второй – ближе к донцу, и провернули, как, допустим, шею кому-то сворачивают. И в результате на бутылке образовались спиральные складки. Красиво.
Это дед объяснял слушателям, которые уже слушали, открыв от любопытства рты.
А он продолжал. Взяв одну бутылочку, он посмотрел на этикетку и прочитал: пиво «Двойное Золотое», Ленинградское, 330 мл. Рядом на столе лежали красивые блестящие открывалки. Старший сержант взял открывалку и легко открыл бутылочку. Пригубил, и понял, что раньше такого не пробовал.
Отошел в сторонку, чтобы никому не мешать, и стал наслаждаться. Опорожнив одну бутылочку, немного постоял и взял вторую. Жажда уже почти прошла, но забыть этот вкус не хотелось, и старший сержант двинулся за третьей, но ощутил на своем плече легкую невесомую руку. Оглянувшись, он увидел человека средних лет в штатском, который ему негромко и вежливо посоветовал:
- Не увлекайтесь, молодой человек.
Старший сержант сообразил, что торчит не в пивной, а во Дворце Съездов, и, кивнув согласно, оставил свое намерение.
Между тем народ поплыл, как по неведомому и неслышному сигналу, в зрительный зал, медленно, не толпясь и не толкаясь . И сержант вместе с другими людьми поплыл по течению.
Зал был тот, в котором проходили партийные съезды, пленумы ЦК и сессии Верховного Совета. Он сразу его узнал – видел не раз по телевизору. Народ чинно проходил к своим местам и рассаживался. Свое место в 8 ряду старший сержант тоже знал, им эти места объявили заранее. Там уже сидели его коллеги-отличники, и он, не торопясь, присоединился к ним. В ожидании спектакля они разглядывали зал и всё что в нем было. Интересного было много, поэтому они не скучали.
Старшего сержанта всегда интересовала техника, поэтому он увлекся изучением миниатюрных белых пластиковых коробочек со щелями, укрепленных сзади на спинках сидений. Ему объяснили, что это устройства для синхронного перевода устной речи с языка выступающего на язык слушателя - иностранца.
Мимоходом дед сообщил слушателям:
- Я потом, уже на гражданке, узнал, что такими красивыми эти аппараты сделали двое молодых московских слесарей. Они у себя на кухне разработали простейшую технологию обработки поверхностей этих пластиковых коробочек, и предложили. Тогда инициатива в СССР была ещё не наказуемой.
Но эта тема для слушателей была явно скучной, и бывший сержант продолжил про пиво.
Время прошло быстро, а перед началом спектакля вдруг стал медленно гаснуть свет. Осветительные приборы постепенно меркли до полной темноты, а потом внезапно вспыхнул яркий свет. Все присутствующие встали, повернулись назад, в сторону, противоположную сцене, и стали аплодировать. Отличники не знали, в чем дело, но тоже встали и обернулись. И увидели, тоже стали хлопать в ладоши. Потому что в правительственной ложе стояла пара – Никита Сергеевич Хрущев и его супруга – Нина Петровна. Оба белые, как два голубка. Никита Сергеевич ласково помахал публике ручкой, они оба сели в свои кресла, публика тоже расселась, и опера началась.
Старший сержант не любил оперу, поэтому слегка даже вздремнул, но его не покидала мысль – в антракте пробраться к выходу в фойе и поближе рассмотреть вождя с женой. Но это ему не удалось. Первый акт кончился, актёры вышли на поклон, но совершили его не публике, а в правительственную ложу. И публика тоже встала, повернулась, и стала аплодировать вождю. Вождь снова ласково сделал ручкой и исчез вместе с женой в глубине ложи.
Публика успокоилась, старший сержант рванулся к выходу в фойе, но как ни старался, вождя не увидел.
Дальше всё повторилось, гаснул свет, аплодисменты, поклон и снова аплодисменты. А Никиту Сергеевича они увидели, почти совсем близко, когда они с Ниной Петровной усаживались в машину и отъезжали от кремлевского дворца.
- Вот так мы с Никитой Сергеевичем и послушали оперу «Наталка Полтавка», или «Запорожец за Дунаем», - закончил дед свой рассказ. Демократия. А вы говорите - культ личности. Никто публику не заставлял вставать и хлопать. Сама вставала, и я за ней. Попробуй, не встань.
Все помолчали, а потом один из парней спросил:
- А пиво, «Двойное Золотое», оно что – только во Дворце Съездов?
- Да нет, его было полно везде. Пей, не хочу, - отвечал дед.
И добавил, что это пиво в семидесятые годы занимало первое место в Союзе, после него было Львовское, а на третьем месте – Донецкое, так оно и называлось.
А потом ленинградское «Двойное Золотое» почему-то исчезло, да и Никита Сергеевич ударился в волюнтаризм и ушел на пенсию. Сразу после его ухода в моду вошло при встречах приятелей на вопрос: как жизнь, отвечать: - да по б р е ж н е м у.
И "Донецкое" исчезло. Когда в подъезде собственного дома, расстреляли директора Донецкого пивзавода. Тогда расстреливали не только директоров заводов, но это было уже в новейшие, постсовковые времена. И Донецкое пиво получило новое название – «Сармат». И пьют его любители, когда других марок нет в ларьке. Его варят на немецком оборудовании по немецкой технологии.
А дальше дед вообще ударился в философию:
- По-моему, неправильная поговорка: «что русскому хорошо, то немцу смерть». Когда на винзаводе в Донецке запускали в эксплуатацию немецкий паровой котел, всеми работами руководил немец Отмар, представитель завода-изготовителя. Тогда ещё было в продаже Донецкое пиво, и варили его по отечественной технологии. Как говорится, себе на беду, гостеприимные дончане угостили немца Донецким пивом. И всё. Он за рабочий день выпивал ящик этого напитка, за неделю «опорожнил» все близлежащие магазинчики (супермаркетов тогда ещё не было). И уже без пива работал без энтузиазма, на вопросы отвечал вяло и неохотно. Попробовав пиво других марок, в том числе и «Баварское», кривил физиономию со словом «шайзе».
Пришлось для немца завезти «Донецкого» пива прямо с пивзавода. Он его смаковал, и на вопросительные кивки аборигенов винзавода выставлял вперёд правую руку, сжимал ладонь в кулак с вытянутым вверх большим пальцем, и восклицал: «карашо!». Хотя мог бы и по-немецки буркнуть «гут!». Только выговорить «Донецкое» так ни разу и не смог. Не получалось. Может быть поэтому эту марку изменили на «Сармат», чтоб немцы могли сразу выговорить? Но не нужно было менять отечественную технологию на немецкую. «Сармат» немцы не употребляют, даже с сосисками и капустой.
На этом рассказ был закончен, рассказчик произнёс, «всё, ребята, мне пора», поднялся и медленно побрёл по бульвару. А «ребята» продолжали смаковать пиво и уже не спорили, какое лучше. Цедили, какое есть.