Глава 6

   
   Баба Яшка закончила перевязку ран Ивана, и второй раз окинула критическим взглядом результаты своего труда. Осталась довольной и, удовлетворенно хмыкнув, произнесла:
– До свадьбы заживет! – Затем приняла серьезный вид, положила на лавку наконечник стрелы, который вытащила из раны, и деловито прибавила. – Скрыться вам надобно, покуда стража Афронова обыск верный здесь не учинила!
 
  По всему выходило, что пора уходить от колдуньи, и как можно скорее.
– Разговор есть! – обронил Вован, стоило только княжичу приподняться с лавки, которая послужила старухе операционным столом.
 
   Мазь колдуньи совершила с Иваном чудеса. Правда, на время, но… Отступили боли в икре от укуса собаки. Перестала беспокоить кожа на руках, содранная, местами до мяса. Как и рана под лопаткой, которую княжич получил буквально за три метра до густых спасительных зарослей. Здесь уже на излете его случайно настигла стрела лучника, пущенная с башни усадьбы. Пришлось Ивану обломать у этой стрелы древко с оперением, чтобы не мешало при бегстве по лесу.

   Когда Баба Яшка отправилась на конюшню, дать Сивке овса перед дорогой, Вован прошипел:
– Поделись! – Однако, почувствовав нежелание Ивана последовать его совету, скороговоркой зачастил. – Ты что ж, дурилка, не понял, что это она прикрывала тебя, вызвав грозу, а затем тьму непроглядную! Да, был у нее под это дело свой интерес. Какой не знаю, и это не главное. Главное, что она тебе помогла, чем могла! Не веришь?
 
  Когда ты начал ерепениться в саду, мол, не поделишься яблоками, она сняла свое заклятие для острастки. Что в результате получил? Собака тебя порвала, лучники заметили. Да, если бы старая их меткости не лишила, был бы ты давно ежом, стрелами истыканный. А ты все жуешь, мол, злая, злая!
– Да я не што, – забормотал Иван. – Она ж мне истинно помогла, из раны жало стрельное достала. – Тем не менее княжич поначалу колебался в правоте слов Волкова. Затем будто махнул рукой. – А!.. Будь, спех, по-твоему!

   Иван вышел на свежий воздух. С трудом извлек левой рукой, перемотанной самодельным бинтом, из котомки три яблока и положил фрукты на высокий пень от мощного дуба. Семь яблок оставил в котомке. Дождался, когда Баба Яшка привела коня. Затем неуклюже – сказались последствия ранений – забрался в седло.
 
   Колдунья, увидев волшебные дары, утвердительно качнула головой. Словно повела с кем-то спор, и в результате оказалась правой. Затем, спрятав под длиннющим носом проблеск улыбки, напоследок решила высказать таким редким, по сути, гостям, что у нее наболело:   
– Много здесь молодцов-храбрецов ездило, да немного вежливо говаривало и, более, уговор держало! А у меня, ежели кто ряд нарушит, путь-дорожка прямая. Давеча вот охальника усадила на ухват, да прямиком его в печь! – и старая ведьма пояснила невольным слушателям причину своего поступка. – Ночи уж больно холодные стоят.

   Правда через минуту-другую, и как ни в чем не бывало, она перевела разговор на более актуальную тему:
– Водица, как говорила, мне без надобности. А вот за яблочки молодильные укажу вам тропинку прежде нехоженую. Афрон-то своими людишками все дорожки в округе заступил, мышь и та не проскочит. Зато вы сможете!

   После этих слов колдунья указала жестом нужное направление.
На последнее княжич ничего не сказал, а только сумрачно взглянул на Бабу Яшку. Волков, напротив, отправил ей мысленный посыл с благодарностью.
 
  Старуха отпустила стремя коня. Насмешливо посмотрев на Ивана, обратилась к Вовану, хотя говорила о княжиче:
– Молод еще, горяч. Яблоки молодильные не для него, а вот в водице, глядишь, надобность появится. – И тут Баба Яшка произнесла нараспев хриплым каркающим голосом:

А встретишь Миколу, в сей день помогу его не отринь,
Перекидышем дух твой застромится позднее!

  Вован слабо уловил, что хотела сказать старуха, и переспросил, кто такой этот Микола?
– Микола Дуплянский. – Одним тоном ответа колдунья дала понять, что больше разъяснений не последует. Немного помолчала, будто раздумывала, нужно ли говорить, потом все-таки решилась: – А дорога твоя пройдет под тенью Ния!
– Э-э, бабуся, вот это уже перебор! – буркнул Вован, кое-что читавший о безжалостном божестве.

   По некоторым описаниям, дошедшим до настоящего времени, престолом этому истукану служил черный гранитный камень, а сам истукан был выкован из железа. В знак собственного величия на его голове покоился свинцовый зубчатый венец. И, как гласило предание, Ний «пламенный держал в руках на грешных бич».
 
   Поэтому «странник» решительно отмел, как ему казалось, зловещее напутствие колдуньи:
– Ни к чему мне заступничество служителя преисподней!

   В ответ Баба Яшка промолчала. Лишь в сердцах так хлестнула по лошадиному крупу, что конь пронзительно заржал и пустился вскачь из недоброго места.

   Правда, стоило Сивке отъехать на сотню-другую метров от избушки, как Ивану пришлось резко замедлить его бег, а затем и вовсе остановить. Указанной тропинкой давно не пользовались, и она густо заросла молодыми лесными побегами. Ветви же крупных деревьев вообще норовили зацепиться за всадника и сбросить его с коня.

   Ивану ничего не осталось делать, как спешиться. Сильно хромая, он повел Сивку за повод, но тут под ногами зачавкало. Когда же княжич прошел еще немного, то деревья расступились, и ему открылось болото.

   Зеленели осока и стрелолист, попадался болотный ирис с желтыми цветками, и высился частокол из камыша. Чувствовалось неторопливое движение воздуха. На его волнах непринужденно порхали бабочки яркой расцветки. На камышник то тут, то там садились и взлетали с характерным звуком стрекозы разной величины.
На подернутой ряской воде застыли скромные кувшинки и красавицы водяные лилии. Белоснежные они раскрыли лепестки бутонов, словно обрадовались путнику, который появился из леса.
 
  Однако умиротворяющий вид пейзажа не смягчил пылкое сердце княжича.
  – Соблыжничала ведьма, истинный крест, обманула! – с недоброй горячностью обратился Иван к Волкову. – Веры ей нет, говорил тебе! Надобно было прежнего пути держаться, а не робеть пред Афроновым воинством!

  «Хм…, права баба Яшка, вспыльчивый у меня «спутник». Готов броситься за сиюминутной выгодой и упустить главное», – пустился в размышления Вован, не обратив никакого внимания на высказывания Ивана.

  А тот, приняв молчание Волкова за признание его правоты, совсем разошелся:
  – А может и ты, спех, каку-таку выгоду ищешь? Иль сговор с Бабой Яшкой удумал? Вот ответь мне, куда тебе яблоки и вода?

  «Ну, наконец-то и до него дошло, что я тоже в этом деле интерес имею!», – подумал Вован.

  – Вода живая, мертвая лечению всяк послужат, а яблочки…, яблоки здоровью надобны для хворых! – внезапно в разговор «спутников» вмешался третий голос.

  «О-па, нашему полку прибыло!» – Волков почему-то обрадовался появлению неизвестного, а княжич ошеломленно закрутил головой по сторонам. Пытался понять, откуда исходят непонятные гортанные звуки. Однако куда бы Иван ни посмотрел, он не видел говорившего.
 
  Неожиданно ближайшие заросли орешника зашевелились. Оттуда, разводя волосатыми руками густую листву в стороны, на пятачок сухой земли будто выкатился то ли мужичок, то ли…? Появление непонятного существа здесь, в нескольких шагах от Ивана настолько удивило «спеха», что обычно скорый на язык, в данный момент он не нашелся, что и сказать.

   Княжич вообще ошеломленно открыл рот и как стоял, так и плюхнулся мешком на траву. Да и как тут не обомлеть Ивану? В не зависимости от того, был ли густой или нет куст орешника, но появившийся из-за него человечек не мог спрятаться там. Просто физически не смог бы за ним уместиться.

 – Чародейство, свят, свят, свят! – растерянно залопотал Иван.
 
  Больше его изумил не сам факт волшебства, а то, что оно произошло среди белого дня. Не в глухое ночное время и не в мрачном недоступном солнечному свету подземелье, где и когда действуют черные силы. А случилось здесь и сейчас, когда пригревает теплое солнышко, весело чирикают пташки и беззаботно жужжат и стрекочут насекомые. Правда, это вышло в таком гиблом месте, каким испокон веков считается болото, но уж больно не хотелось княжичу, чтобы колдовство приключилось именно с ним.

   В общем, результатом этого колдовства, когда Иван пригляделся внимательнее, и оказался мужичок. Чумазый и безбровый, весь заросший длинными неухоженными волосами. Поэтому возраст его на вид не определялся. Был этот мужичок низенького роста, коренаст и кривоват на левый бок. Видимо оттого, что висела на том боку тяжелая котомка, а в ней что-то копошилось и попискивало.

   Неизвестный, с прищуром на левый глаз, – а на веке не было ресниц! – тоже принялся внимательно разглядывать Ивана. Именно так, молча, они несколько минут изучали друг друга. И чем дольше присматривался сидящий на голой сырой земле княжич, тем сильнее охватывал его озноб.

  Ибо незнакомец, несмотря на летнее время, оделся в звериную шкуру, и ее левой стороной запахнулся на правую. Иван, все еще отказываясь верить очевидному, потупил взор. Тотчас бросилось в глаза, что у неизвестного правый лапоть был надет на левую ногу и наоборот левый красовался на правой. Впрочем, почему неизвестного? Перед ними возник самый настоящий леший.

 – М-да…, базара нет, это факт! – только и смог произнести Вован, когда уяснил вывод княжича, который тот сделал после определения «левых» признаков нечистой силы. Правда, после краткого молчания тот же «спех» уже деловито поинтересовался:
– А думки по поводу дальнейших действий у тебя есть, Иван Берендеич?
– Меня прозывают Микола Дуплянский. Еще кличут лесовик, лешак, боровик, попутник, – опять послышался голос мужичка. Так вот значит, о ком говорила Баба Яшка, понял Вован. Между тем представившись, лесовик продолжил:
– Вдобавок рядиться хочу с вами. Буду вам провожатым с болота на землю твердую и сухую. А договор заключу, если помощь мне окажите на заимку лесную проникнуть!
– Это еще зачем? Какую такую заимку? – заразился от княжича недоверием ко всему необычному Вован.
– Звери лесные в моем ведении, а зайцы, что любы мне, в неволе там маются.
Нельзя мне их превеликое множество на погибель бросать! Разумеешь про то?

  Однако понял заговорившее существо только Волков. Напротив, для Ивана лесовик являлся всегда духом в человеческом образе, который поет голосом без слов, нем, аукает, хохочет, плачет и заставляет путников плутать или уводит в чащобу. И чтобы этого не случилось, княжич, продолжая сидеть на влажной кочке, кряхтя, скинул сапоги и быстренько постарался перевернуть в них стельки.
 
– Но если поселение находится в лесу… Ты в чаще не хозяин, что ли? – Вован заподозрил в словах Миколы неладное.
– Все так, однако нельзя мне переступить порог двора, ибо домовой лешему завсегда враг!
– Тогда придется тебе, лешак, подождать. Потолковать я хочу с Иваном. – Волков никак не мог прийти в себя от случившегося, а потому решил потянуть время, успокоиться. Заодно взялся изложить «спутнику» предложение от лешего. Но если появление лесовика произвело неизгладимое впечатление на Вована, – а он за время своих «странствий» повидал многое, – то, что говорить о княжиче.

   Иван, трясясь как от озноба и подвывая от боли в ранах, лихорадочно стащил с себя рубаху и собирался вывернуть ее наизнанку.
– Ты че? – встрепенулся Вован, не понимая действий княжича.
– На… наничку изверну! – выпалил тот. 
– Он теперь и питаться не будет, пока я с вами! – усмехнулся Микола.

 Княжич, узнав от «спеха» слова лесовика, промолвил:
 – Голод мне защитою послужит! Однако боязнь имею, что заплутает нас эта нежить в чащобу да бросит. Иль водяному отдаст на погибель. Ведь как люди говорят: «Домовой тешится, леший заводит, а водяной топит!»
– Хм…, так-то оно, конечно, так, Иван, но делать нечего. Чтобы выбраться из болота, надо соглашаться!

  В ответ Иван лишь задрожал сильнее, и не понятно было, отчего озноб. От испуга ли, воспалившейся раны, а то ли оттого, что сидит на влажной холодной земле? Хотя через некоторое время княжич все-таки поддался уговорам Волкова и согласился с предложением Миколы.
 
– Токмо, чтоб родителя спасти! – произнес, как отрубил, Иван. – И коня сам поведу! – Затем, умерив пыл, все-таки попросил. – Лешак пусть рубаху поможет одеть.

   С этими словами Иван встал с «облюбованной» кочки и подошел к Сивке. Все последнее время, – как появился этот лесовик, – верный конь дрожал, всхрапывал, но хозяина не бросил. Когда недолгие сборы закончились, Вован обратился к Миколе:
– Ну что, веди нас Сусанин, нам не видно не зги!