Глава 3

 
  – Эх, нашему Ивану нигде нет талану! – в сердцах бросил «спутник», а Вован запомнил прежде незнакомое слово, которое означает удачу, счастье.

   Без дальнейших разговоров княжич резко вскочил на верного Сивку, который  спокойно дожидался хозяина у забора, и, быстро проехал по проулку. Буквально через минуту всадник уже начал спускаться по косогору к окружающим город укреплениям. Чем ближе Иван подъезжал к башням оборонительной стены, тем чаще богатые усадьбы сходили на нет.

   Простой деревянный сруб, крытый дранкой, пришел на смену вычурным постройкам. На место ажурного шпиля, который всякий раз венчает крышу терема, явилась самая обыкновенная труба из камня. Труба русской печи, которая топилась по черному.
Через некоторое время «спутники» оказались у городской стены. Здесь Волков, заинтересовавшись фортификационными сооружениями, пристал к Ивану, чтобы тот объяснил, как они устроены. Но после неудачного свидания с любимой жизнь виделась княжичу в черном цвете. Ведь, по сути, он являлся беглецом, на которого в любой момент может быть объявлена охота. Поэтому «спутник» настолько погрузился в невеселые мысли, что проигнорировал просьбу «спеха».

   Наконец княжич миновал воротную башню. Княжеские дружинники, кто стоял на посту, стуком рукояток мечей о металлические пластины на своих кожаных рубахах поздоровались с Иваном, и пожелали ему счастливого пути.
 
   Под эти приветствия княжич пересек деревянный подъемный мост надо рвом и пустил коня галопом, чтобы скорее миновать болонье. Что в старину означало место перед городскими стенами. Обычно его оставляли без застройки, чтобы во время штурма города, защитникам стен было легче целиться в неприятеля.
Здесь, на малолюдном месте, княжич неожиданно приостановил Сивку и обернулся. Иван будто решил попрощаться с родным городом.

   Картина была действительно впечатляющей. Безоблачное синее небо. К нему буквально вознеслись золотистые кресты и маковки только что построенного храма в кремле, и четырех церквей из разных частей города. От яркой мозаики разноцветья крыш теремов и множества шпилей причудливой работы порой даже рябило в глазах. Увиденную красоту и зажиточность обрамлял пояс из толстых крепостных стен с многочисленными башнями.
 
   Вот тут Вован, будучи в нормальной жизни исключительно практиком, и узнал от княжича много нового и познавательного для себя. Например, что стена вокруг города состоит из деревянных срубов, которые при строительстве наполняются землей. Что при постройке эти срубы приставляют один к другому. Что в определенных местах, под башнями, ставятся подклети, где хранятся запасы оружия и провианта на случай осады города всяко разными супостатами.

   В общем, новоявленный экскурсовод в лице княжича дал ясно понять «спеху», по сути иностранному гостю, что границы славного и богатого Кидиша – под надежным замком. А потом вдруг, сам того не понимая, тяжело вздохнул. Наверное почувствовал, что по чьей-то злой воле может не вернуться в этот город. Вздохнул и пустил Сивку рысью. Заторопился княжич, пока летнее солнце не начало припекать.

   Дорога, точно от кого-то убегая, вилась среди полей с богатым урожаем. Потом спускалась в низину и шла по дну неглубокого оврага. Растущие на одном из его склонов тополя протянули к небу горделивые стволы-станы. Между ними, будто бы в помощь, стеной выстроился густой колючий кустарник. Что же касается деревьев, то своими острыми верхушками они походили на шеренгу часовых в шлемах-шишаках. Подобные ассоциации возникли почти одновременно у Ивана и его «спеха». Впрочем, немудрено. Эти необычные «спутники» по-прежнему находились под впечатлением от грозной мощи богатого города.

   Спустя какое-то время показался крутой подъем. По мере приближения к последнему до слуха княжича донеслись слова песни.

А мы чищобу чистили, чистили
Диди-Лада чистили!
А мы пашню пахали, пахали,
Диди-Лада пахали!

    Въехав на возвышенность, Иван увидел картину трудовых будней, обычную для этого времени года. На обочине кучкой стоят скромно одетые женщины зрелого и старшего возраста. Они, кто подперев рукой голову, а кто облокотившись на грабли, вполголоса дружно вторят девушкам.

    В свою очередь, те молодые, красивые в разноцветных сарафанах посреди убранного поля ведут игру. Двумя шеренгами они попеременно то шли навстречу друг другу, а то отступали назад, и звонкими голосами громко, весело пели:

А мы просу сеяли, сеяли,
Диди-Лада сеяли! 
А мы просу пололи, пололи,
Диди-Лада пололи!

   Глядя на девушек, княжич подбоченился, развернул грудь колесом и попытался пригладить взлохмаченные ветром вихры. Шлем-шишак Иван давно снял, потому что от него сейчас было мало прока. Даже наоборот, нагретый палящими лучами солнца шлем начал бы обжигать виски и лоб.

   Однако молодые красны девицы не обратили абсолютно никакого внимания на проезжающего мимо них знатного, судя по одежде, всадника и продолжали самозабвенно выводить:

А мы просу жинали, жинали,
Диди-Лада жинали!

    Правда несколько женщин, кто стоял на обочине, переглянулись и понимающе усмехнулись. Увидели, что юноша сконфуженно потер лицо, озаботившись таким для него незадачливым приемом.
 
А мы снопы вязали, вязали,
Диди-Лада вязали! – неслось вслед проезжающему всаднику.

– Чего это они? – задал вопрос Вован, никогда прежде не слышавший, чтобы женщины в свой обеденный перерыв исполняли песню о все той же работе.
– Токмо девицам, а не бабам дозволено играть! – сумрачно пояснил княжич. Его задело за живое, как безразлично отнеслись девушки к его появлению. Но скоро молодость взяла свое, и теперь уже Иван вовсю мурлыкал только ему известный мотивчик.

   Тем временем «спутники» достигли края леса, а потом углубились в него. За деревьями голоса работниц становились тише, исподволь песня девушек затихла. На смену пришли птичий щебет и стрекот кузнечиков. Проехав через узкую полосу леса, Иван увидел пустошь, которая тянулась до самого горизонта.

   Путника окружили яркий солнечный свет, синее ясное небо без единого облачка, постепенно набиравшая силу жара и холмистая степь без малейших признаков даже чахлой растительности. Чтобы скоротать путь по однообразной местности, Вован затеял разговор с княжичем на не дающую ему покоя тему, – Кто подставил княжича Ваню:
– У тебя есть враги в роду?
– Не ведомо мне! Сын я младший, и ряд очередной чту. А братья любы мне.

   В который уже раз за столь непродолжительное время их знакомства Волков обрадовался, что «спутник» ему достался сообразительный и понимает «странника» буквально с полуслова. Иван сразу уразумел, что «спех» интересуется сложившимися отношениями между братьями.

   Поэтому ответил, что порядок престолонаследия он не нарушит. Ведь по закону того времени и тех земель после смерти отца сначала будет княжить старший Изяслав, за ним Федор, и только потом придет черед Ивану.

– Хорошо, ты не будешь закон преступать, а родственники твои?
– О том не можно помыслить!
– Но ведь кому-то же понадобилось убить дядьку перед твоей комнатой твоим же кинжалом. И не волнуйся, ножны от него найдутся в нужный для злоумышленников момент. Кто захотел повесить на тебя убийство? Давай-ка покумекаем, кому выгодно?

   Не дождавшись от «спутника» разумных мыслей по поводу возникшего во дворце заговора, «странник» попытался развить эту, на его взгляд, архиважную тему:    
– Значит, расклад такой. Старшие братья пропали, и неизвестно, кто из них вернется. Тебя казнили… Да предположим, я тебе говорю!
 
   Вовану пришлось прервать цепь логических рассуждений, чтобы прикрикнуть на княжича. А тот хоть сейчас был готов взорваться от негодования за крамольные слова «спеха» о возможной судьбе Ивана, и участи его братьев.
   
   Княжич даже думать не хотел о гибели своих близких, а взаимоотношения между ним, Изяславом и Федором рисовались ему только в розовом цвете.
– Не гоже!.. – от былой сообразительности Ивана не осталось и следа. Виной тому послужила вспышка гнева, которая охватила княжича. Он тяжело задышал, кровь прилила к его лицу, пальцы на руках сжались. Иван резко дернул за поводья. От чего конь заржал и попытался встать на дыбы. Княжичу пришлось его успокаивать, а тут он и сам понял, что погорячился зря.
– Спех, а спех? – обратился он к Вовану. – Вина на мне, не ладно нам быть в ссоре!

   Волков принял извинение. Ему тоже незачем было конфликтовать с Иваном, и он поскорее перевел разговор на более спокойную тему:
– А почему твой старший носит имя Изяслав? Вы же со средним братом, судя по именам, вроде как крещеные?
– На то отцова воля. Он и его первый сын верят в старых богов, а нам уготована другая вера!
– Но зачем?
– До сей поры смутня идет по белу свету, куда чья вера повернет нас! Ежели к старым богам, тогда жить людям в ладу и согласии, как прежде. А коли новый Бог воцарится на небе, то нам, молодым, идти с ним по жизни далее. Но превыше всего, чтоб покой и процветание княжеству были! Потому разделил нас отец рода Берендеев.

 «Мудро придумал старик, ничего не скажешь. Чья бы ни взяла, а его род и с верой и во главе государства», – подумал Вован и громко объявил: – Да воздастся хвала и долгие лета князю! Для чего он должен непременно поправить здоровье!
 
   «Спутники» проехали по меркам Волкова часа четыре. Теперь солнце немилосердно палило голову Ивану, пот застилал и слепил глаза, а жара просто одуряла. Казалось, этому не будет конца и края.

   Ближе к вечеру, заметив высокий холм, княжич въехал на него и огляделся. К радости, вдали заметил небольшую рощицу. Следом угадывалась вторая, а за ними начинался густой лес. Даже с такого далекого расстояния – как определил Вован где-то километр с гаком – зоркие глаза Ивана заметили яркую листву на деревьях у дальней рощицы. Последнее недвусмысленно говорило о наличии там источника влаги.
 
   Повеселевший княжич быстро преодолел ближнюю рощу. На всадника так пахнуло манящей прохладой, что впору было остановиться и отдохнуть. Но княжич держался прежней мысли добраться до воды, и только тогда сделать привал.

   На обочине он вдруг заметил невысокий покосившийся столб-плиту, который предупреждал о развилке. Действительно, подъехав вплотную к расстаням, княжич увидел расходящуюся на три пути дорогу, а на «указателе» коряво выбитые письмена.

– Что, предупреждают о скорой гибели коня или тебя любимого, и предлагают вариант с легкой победой? – весело поинтересовался Вован.
– Неведомо мне, надо сызнова прочитать, – серьезно промолвил княжич и зашевелил губами. Как всякий человек, плохо обученный грамоте, он попытался вслух разобрать каракули, которые были выбиты на столбе-плите. Наконец, сложив буквицы в слова и поняв их смысл, Иван произнес:
– Кто держит путь за десницею – себя волен спасать, но коня потеряет. – Потом на минуту задумался. – А куда мне без него?

– «Логично рассуждает, – заметил про себя Волков. – Без коня нам жизнь не в кайф, значит, направо не двинемся».
– Прямо ехать – женатому стать…
– И даже не думай! – прервал княжича Вован, не дослушав того до конца. – Дурное дело не хитрое, а ты молодой – еще успеешь!
– Только осталось коня спасти, да себя извести. – Здесь Иван помолчал дольше, а затем неожиданно предложил: – Может, посмеем?
– Азартный ты, оказывается, Парамоша? – с удивлением и даже какой-то радостью откликнулся Волков. – Конечно, рискнем. Э-э-х, где наша не пропадала!

– Не Парамоном меня величают! – обиженно нахмурил брови княжич. Его грудь под кольчугой заходила словно меха. Иван глубоко и слышно задышал. Да так, что «страннику» показалось невероятное. Будто бы сию же минуту он вылетит из тела осерчавшего «спутника» через одну из его сильно раздувающихся ноздрей.
– Базара нет, Иван Берендеич! Оговорился я, – немедля уступил Вован, а сам подумал: «Ну, не смотрел Иван кинофильма «Бег». Не видел сцену карточной игры, и потому не оценил юмора. Так что с того? Не хватало нам еще по пустякам собачиться».