Внуково.
Захар должен быть там в три часа дня.
Он приехал заранее и, припарковавшись, вошёл в здание аэропорта. Рейс не опаздывал. Захар стоял под табло, ждал, пока не покажется надпись рядом с номером рейса «Приземлился».
Он ехал в аэропорт вокруг просыпающейся от праздников Москвы. Она казалась ему какой-то иной, мёртвой и холодной. И это не из-за того, что машин на МКАДе было мало. Сама серость неба и подтаявшие, давно не видевшие свежего снега, закопчёные сугробы, создавали это впечатление. Казалось, в городе практически прекратилась жизнь. Его улицы не убраны, а жители одеты в самое старое, что могли найти у себя в шкафах. Свет в окнах домов, тянувшихся вдоль кольцевой, зажигаясь, большей частью на кухнях, не грел своим холодным блеском.
Может из-за того, что все, кто могли позволить себе что-то яркое, красочное, уехали из города, кто куда, а может и потому, что те, кто оставался в нём все эти дни, испачкался в серости, оставшейся от прошлого тысячелетия? Захар не знал, но пытался хоть как-то объяснить себе это по дороге за Мариной.
Его машина, такого красивого, выразительного, цвета, выглядела коричневой на Московской грязно-тёмно-бурой серости. И мыть её не было никакого смысла, уже через пару километров, грязная жижа городских дорог, налипала на вымытый кузов с неистовой силой, словно бы ненавидя то, что хотело казаться чистым на фоне всей этой грязи.
В пятнадцать двадцать, с небольшим опозданием, надпись о том, что борт приземлился, появилась на табло. Захар очень волновался. Ему казалось, что изменил Марине, оставшись в Москве без неё. Почему в его голове появилась такая неправильная, ненужная мысль, не знал и хотел избавиться от неё. Ему требовалось, во что бы то ни стало увидеть Марину, как можно скорее. Но, всего лишь на двадцать минут задержанный рейс, уже выводил из себя, усиливая неоправданно зародившуюся вину.
Он ходил в зад вперёд, заложив руки за спину, пытаясь спрятать их в карманы джинсов, куртки, складывая их на груди, доставая то и дело свой телефон из кармана, в надежде увидеть в нём сообщение от Марины. Но, его не было, и Захар метался, как загнанный в ловушку, дикий зверь, понимая, что сейчас с него спустят шкуру.
Он винил себя в том, в чём сам же и не мог признаться, не находя в этом сил.
Первая появилась Светка. Она, нахально и уверенно шла с маленькой сумочкой в руках. За ней тащил сразу две огромные сумищи с лыжами Константин.
Может быть этот с лыжами, подумал Захар.
Нет, тут же зародился ответ в его голове. Он выглядит слишком мягким и вежливым – не в её вкусе. Но, почему же я так переживаю? Будто ищу измены во всём. Нет, скорее всего виной этому сам – думаю о людях, сравнивая с собой в минуты слабости. Слабости? ... Да, слабости. Все мы разные, когда легко и жизнь улыбается нам. Когда же наступают решающие моменты, человек примитивен и схож с остальными.
Показалась Люда, её сумку пёр Вадик, всё время оглядываясь зачем-то на завершающую шествие, Марину, идущую в самом конце, коллектива горнолыжников.
Почему он так смотрит на неё? Нет, определённо он мне не нравится! Захар не знал этих мужчин. Он был осведомлён только об их наличии, которое теперь почему-то так раздражало его. Особенно, как оглядывался на неё один из них, так и жаждя поймать ответный взгляд. Но, встретиться с ней глазами ему не удалось. Марина, ещё за мгновение, как он мог поймать её взгляд, отвела свой в сторону.
Этот вполне мог бы завладеть любым сердцем! … Неужели!? ... Нет, надо держать себя в руках… в руках… в руках… стучало у Захара в груди. Он не понимал, отчего так с ним.
Марина хотела забыть Вадика. Все дни, проведённые в Черногории, прошли для неё серо и однообразно. Она старалась держаться в стороне от него, после той ночи. А он, словно бы не понимая этого желания, проявлял инициативу. Что ещё больше отталкивало его от неё. Марина скорее мучилась, чем получала удовольствие от этой поездки.
В итоге Вадим решил оставить её в покое. Но, на время. А в Москве, через неделю, две, опять продолжить. Его устраивала эта женщина. Он отчётливо понимал, что нуждается в таком человеке, сам не сильно отличаясь от неё.
Вадим заморочил ей голову, но она справилась с собой. И зачем только полетела в Черногорию?
А, сейчас Марине хотелось забыться. Она от всей души желала, чтобы Захар ничего не почувствовал, ведь заметить, что-то он уж точно не мог.
Ещё совсем недавно, перед самым новым годом поняла, что именно Захар способен дать ей многое. Но, это были не столько материальные блага, а, скорее, какие-то стремления к новому. С ним ей было не скучно. Он привлекал к себе непонятным ей, скрытым в нём потенциалом, и то, что этот человек не способен стать известным, или хотя бы много зарабатывать, не так волновало её тогда, 31 декабря. И сейчас ей почему-то казалось, что и без известности в обществе можно быть вместе, а положение, всё равно должно, в конце концов, когда-то появиться. Не сейчас, так потом, через десять, пятнадцать лет. И она готова ждать столько, но не больше. А, может и больше, всю жизнь… Нет, не всю… Всю – это слишком много… Но... всё же, готова. Да, она уверенна в этом. Он ей интересен, важен и незаменим. И, теперь понимала это с ещё большей силой, отчётливее и яснее было знание. Но только совесть ещё больше мучала именно от ставшего сейчас яснее чувства, наполнившего её, как только шасси самолёта коснулись взлётной полосы в Домодедово.
- Привет, - взял Захар сумку с лыжами, поставленную перед Мариной Константином, кивком головы поздоровавшись со Светой и Людой.
Константин с Вадиком стремительно ушли вперёд.
Нет, всё же мне кажется. Я сам себя накручиваю, успокаивал себя Захар.
- Привет, - глядя в пол, ответила она.
- Всё нормально?
- Ага. Пошли.
- Никого не надо подвести?
- Они сами.
Она была немногословна сегодня, так, как понимала, что каждое сказанное слово, может послужить против неё. Но, знала; слова, спрятанные, не убиты. Они живы, и способны заявить о себе, как только созреют. Марина понимала, что они никоим образом не зависят от неё. У каждого звука свой путь, заложенный в него Богом. Она лишь верила, что способна выжить в этом мире, редактируемом ею, и кажущемся от этого таким понятным и предсказуемым, как статья, пропущенная через молодого редактора, делающего первые шаги на своём поприще.
Первое время они ехали молча.
- Как покаталась? – нарушил тишину Захар.
- Хорошо. Снег шёл всё время.
- А здесь нет.
- Весь в Черногории выпал.
- Ну, и как, теперь горы, белые?
- Да, - сдержанно улыбнулась Марина.
Она не хотела бросать Захара. И вообще не понимала, как такое могло произойти. Именно сейчас, сидя рядом с ним, почувствовала до мурашек по телу, как близок этот человек. Как же хорошо, что он ничего не знает, оставаясь в неведении. Марина с новой силой ненавидела Вадима, видя, что он и Захар, это земля и небо.
Но, мог ли догадываться Захар, что произошло с ней в поездке? Этот вопрос тревожил его. Двое мужчин на троих женщин - не слишком ли просто для того, чтобы заморочить ему голову, убедив, что это всего лишь приятели?
- Монте Негро. Чёрные горы. А они оказались белыми… Всё же хорошо, что новый год мы встретили вдвоём.
- Да, Захар.
- Ты теперь согласна со мной про цвет гор… Что-то изменилось в тебе за поездку. Может ты полюбила меня?
Марина отвернулась в окно и затаилась. Она молчала до самого дома. Захар так же не возобновлял с ней разговора.