Глава « Снова денежные афёры, побеги от стражи и похождения альфонса, или «кухня Казановы»
… Через два дня пришло приглашение от господина Маттео на бал, Джовано целую неделю пил всякие травяные чаи для мужской силы и активности, ел по специальной разработанной им диете для подержание мужского здоровья. А в день бала оделся, как будто настоящий дворянин и успел взять гондолу, забежать в гости к Ромео постучался в окошко и крикнул:
— Всё, Ромео, друг, еду на бал, буду искать себе сегодня даму там! Пожелай удачи!
Ромео же только нервно убрал с грубоватого лица каштановые пряди взлохмаченных непослушных волос и крикнул:
— Давай, Джовано, друг, удачи! И не вздумай там сделать какую-нибудь глупость и разозлить сенатора! Береги себя!
…А уже через час начинался сам бал…
… Джовано прибыл с небольшим опозданием, поэтому его объявили последним:
— Дальний родственник господина Маттео, Джовано Казанова!
… А оркестр играл вальсы, полонезы и мазурку, слуги разносили гостям мороженое и другие изысканные десерт, шикарный, украшенный мрамором и золотой лепниной освещённый множеством свечей зал был полон богато и изысканно одетыми гостями.
Сначала Джовано даже заволновался: «Хм, я… я впервые в такой роскошной обстановке, и я не представляю, как здесь можно познакомиться с дамой, чтобы предложить ей свои любовные услуги, они все кажутся такими роскошными, знатными и неприступными. Ох! Однако чем-то же я всегда покорял женщин, ни одна не была мной разочарована, буду присматриваться…».
Джовано тихо прошёл к гостям стал рассматривать дам в зале…
… Тут он обратил внимание, как две подруги в шикарных пышных платьях, лифы которых были усыпаны драгоценностями, а на шеях сверкали бриллианты, а в сложных причёсках сверкали драгоценности и перья, перешёптывались:
— А, что, Флоретта, твой муж, как и всегда, упорно не хочет никуда выезжать в свет?
— Да, Розалия, у нас с ним уже давно лада нет, я ещё молода, мне скучно с ним, а ему всё равно, его заставить куда-то поехать, появиться в свете, развлечься на балу просто невозможно. Старый крот, настоящий домосед! Вот, я одна и приехала, а что? Я молода, мне хочется ещё радости, не смотреть же на этого старого сморчка же мне!
«Хм, — сразу смекнул Джовано с озорством в больших карих глазах — Значит, скучаем рядом со старым мужем, дорогая Флоретта? Что-то подобное я и искал! Попробуем тебя немножко развеселить, развеять сплин, «прелестная» Флоретта…».
После этого он подошёл к двум подругам, взяв у слуги фруктовый десерт и шампанское, и, старательно скрывая сильное волнение, с приторной улыбкой начал разговор:
— Моё почтение, я бываю на балах, но вас ещё ни разу не встречал, мы с вами не знакомы, как жалость, вы так обаятельны, очаровательны, как Галатея («главное, богаты», промелькнула мысль у Джованни, но он не выдал своей мысли), что мне очень хотелось бы завязать с вами знакомство. Позвольте преставиться, Джовано Казанова. А как обращаться к вам? Не хотите угоститься фруктовым десертом или игристым шампанским? А, может, оставите мне мазурку или котильон?
И, когда молодой человек подал Флоретте изысканный поднос с угощением, то специально продемонстрировал рубиновый перстень, чтобы показать свои истинные намерения.
Дама с высокомерным выражением лица улыбнулась, слегка пригубила шампанского и ответила:
— Что ж, приятно познакомиться, Джовано Казанова, я — сеньора Флоретта Конте. Для меня эта встреча стала милой неожиданность, ведь я наслышана о вас, как об известнейшем лучшем любовнике-куртизане, обладающим самым длинным списком любовниц, который умеет доставить истинное удовольствие, главном в Италии виртуозе интима. Никак не ожидала, что встречу вас лично, но в ваше внимание мне приятно, так что я оставлю вам мазурку и..., скажите сразу, сколько будет стоить одна ночь с вами, Казанова…
Джовано с лёгким смущением кокетливо ответил:
— Ах, право, прелестная сеньора Флоретта, что же сразу о деньгах? Всего пятьсот луидоров! И это за целую ночь настоящего удовольствия на любовном ложе! Поверьте, что я так снижаю цену только для самых утончённых красавиц, которыми сам пленяюсь…
Конечно, Джовано знал, что прекрасно лжёт сейчас Флоретте, но что ж он делал мастерски, так это красиво лгал всем своим женщинам, да потому что все светские избалованные дамочки так ему уже надоели, что он уж никак не пленялся никакой.
— Ну, Джовано, это и, впрямь, не большая сумма для меня, что ж, я хочу вас снять на три вечера, пока мой муж будет у родственников, сегодня он уедет, мы с вами вечером увидимся, я во время мазурки передам вам записку с адресом моего имения…
Джовано галантно ещё немного поблистал остроумными шутками и красивыми комплиментами возле новой знакомой, станцевал грациозно мазурку, получил записку, и после бала не выдержал и сказал сам себе дома:
— Что ж, это было с моей стороны низко, зато, кажется, «элитный куртизан» из меня вышел. Эх, мама-мама, папа-папа, узнали бы вы, до чего я докатился, всыпали бы хорошенько, но с другой стороны мне, между прочим, не предложил альтернативы! Эх, если бы хоть кто-то обратил внимания на мои способности, что я и иностранные языки знаю хорошо, из меня хороший переводчик бы вышел, и сам я сочиняю, из меня мог бы выйти писатель, и в медицине с другими естественными науками я знаю, если бы мне кто помог и в денежном плане, и представил бы меня, чтобы меня приняли в университет, я бы мог стать врачом. Но почему-то все игнорируют мой сметливый ум, с таким хвостом позора я для всех теперь только «элитный куртизан»!..
В далеко не самом радужном настроении нарядный подготовленный молодой человек в назначенный час был в имении Флоретты Конте, куда приходил через вход для прислуги тайно три дня, по ночам. И, по словам Флоретты, «зажигал в постели от заката и до рассвета так, что от бури эмоций и удовольствия невольно поднимался визг, и голова приятно кружилась!..».
… Но ранним утром на третий раз Флоретта быстро растолкала Джовано, дала ему мешок с деньгами со словами:
— Я положила тебе две тысячи луидоров, хотя за три ночи должна была тысячу пятьсот луидоров, потому что мне хотелось вознаградить тебя щедро, ты был самым приятным событием в моей жизни, но скоро приедет мой муж, поэтому ты быстро одеваешься, берёшь свои деньги, прыгаешь в окно и забываешь сюда дорогу!
Что делать Джовано? Только послушно привести себя на скорую руку в порядок, взять деньги на пояс и опять прыгать в окно со второго этажа, ругая жизнь авантюриста…
… Да, деньги он заработал хорошие, и надо сказать, был человеком нерасточительным, прожил на них, относительно, долго, а потом задумался искать себе новую пассию так же на балу. И так Джовано Казанова прожил жизнью «элитного» куртизана полгода, бывал на разных балах, обзавёлся знакомствами с очень богатыми женщинами, и чуть-чуть подкопил денег в запас. И, как раз кузина сенатора Маттео, леди Тереза давала пышный бал…
…Джовано Казанова уже с большей уверенностью, чем в начале, нарядился на бал, выпил свои травяные чаи для мужского здоровья, в дорогом атласном кафтане-жюстокоре цвета кофе с молоком, красивой сиреневой треуголке с фиолетовой вуалью на лицо он, как и научился привлекать к себе внимание, появился с небольшим опозданием…
… Он зашёл в богатый, украшенный золотой лепниной и парчой роскошный бальный зал, где оркестр играл то вальс, то полонез, то котильон, то мазурку, то польку, сначала приподнял вуаль с лица медленным красивым жестом, а потом снял уже треуголку и с лёгким волнением стал осматривать дам в зале в поисках той, что могла бы заплатить ему за любовные услуги. Например, незадачливых обделённых вниманием дамочек, как Флоретта или как следующая в списке Джовано молодая вдова герцогиня Мелисса…
… Вдруг к Джовано подошёл один из куртизанов того борделя, где до знакомства с Маттео зарабатывал и сам Казанова и воскликнул:
— Ой, Джовано, я сразу тебя и не узнал! Ты так сильно изменился за каких-то полгода! Ты такой красивый стал!
Сказать, что Джовано испугался, это значит, ничего не сказать. Молодой человек сразу побелел от ужаса, светло-табачные глаза расширились от переполнявшего Джовано тихого ужаса и ощущения неминуемой катастрофы и еле слышно шепнул, приставив палец к губам:
— Умоляю, не выдавай меня! О моём прошлом в борделе тут не знают, мне нельзя попасться! Объясню всё потом, только не здесь!
А старый знакомый франт из борделя, словно нарочно сказал во весь голос:
— Ой, Джовано, как же ты сейчас роскошно живёшь, какой стал известный куртизан! Кто бы мог подумать три года назад в борделе, когда ты появился там мальчишечкой шестнадцати лет пришёл заработать в подворотню, как куртизан, что из тебя такой мужчина вырастет!
Все гости посмотрели на молодого Казанову с таким разочарованием и ненавистью, а дамы — явной брезгливостью, что юноша в ужасе только за напудренный модный парик схватился и подумал с перекошенным от испуга лицом: «Всё!!! Полное фиаско!!! Надо быстро рвать отсюда когти, пока не случилось скандала!!! Ох, и свернёт же мне мою непутёвую головку за такой позорный инцидент на балу у самой кузины сенатора, леди Терезы, господин Маттео!».
После этого Джовано скорее подошёл к одному слуге, что разносил мороженое и с жалким униженным видом попросил:
— Парень, прошу тебя, выручи! У меня сейчас такой неприятный промах вышел, мне нужно сбежать с бала быстро и незаметно для всех гостей! Пожалуйста, подскажи, где тут чёрный вход для прислуги на улицу, чтобы я быстрей ретировался и не опозорился ещё сильней…
Молодой человек, что разносил шампанское гостям, посмотрел на милое, юное, напуганное лицо Джовано, на этот умоляющий о помощи растерянный взгляд, и что-то шевельнулось в душе у слуги, он ответил:
— Эм…, хорошо, молодой господин, я подскажу: запасной чёрный вход для прислуги на улицу скрыт за той синей парчовой шторкой, не волнуйтесь, я никому ничего не скажу…
Джовано радостно шепнул:
— Спасибо!
После этого молодой авантюрист — куртизан поспешил сбежать через вход для прислуги и скорее оказаться в своей квартире в бельэтаже…
…Джовано лежал на тахте в белой рубашке, сиреневых кюлотах и белоснежных чулках, не переодеваясь в ночное, потому что сразу понял, что Маттео такого скандала просто так не оставит. И, скорее всего сейчас приедет со скандалом выяснять причины случившегося конфуза. Джовано уставший, как выжатая тряпочка, но расстроенный и без тени сна лежал и судорожно продумывал, как будет оправдываться перед сенатором Маттео. Сил терпеть всё это уже не было, Джованни хотелось отдыха от постоянных нервов, побегов…
И, правда, в двенадцатом часу на пороге появился нарядный и разгневанный сенатор с криком:
— Так, «любезный друг», быстро поднялся с дивана, я сейчас поговорю с тобой, да так, чтобы ты на всю жизнь запомнил, как меня, своего благодетеля, подводить!!!
Джовано с трудом встал с грустной мыслью: «Да я уже и так запомнил на всю жизнь, что никому на этом свете доверять нельзя, кроме Ромео! У вас, знатных и богатых я всегда буду виноват, как у Гоцци, как у Бруни. Правильно Ромео песочит меня, что я доверчивый, давно пора остерегаться неравной по сословию дружбы! Воистину нет ничего хуже и ненадёжней благосклонности знатных господ, потому что быстро она сменяется у них презрением…».
— Эм, господин Маттео, тысячу раз прошу прощения за неловкую ситуацию на балу у леди Терезы, но поверьте мне, что это всего лишь досадная случайность, что на балу оказался человек, куртизан, который узнал меня, я вовсе не хотел вас так подводить… — трудом выдавил из себя уставший юноша.
Маттео, красный от гнева, как варёный рак, резким голосом ответил:
— «Просит он прощения», «досадная случайность»! А как ей, этой досадной случайности не произойти рано или поздно, если пол-Венеции знает тебя, как главного куртизана и волокиту, и что ты уже с юных лет так ловко по рукам ходишь в этих подворотнях и борделях, как самый настоящий бродяга?!! Просто я надеялся на то, что я твой внешний вид облагородил, но после того, как о тебе узнали правду, да ещё на балу у моей кузины, я ж точно терпеть не буду! Из тебя благородного человека не сделаешь: нищий он и есть нищий, хоть одевай его, как лорда! Так, Джовано Казанова, я завтра после обеда приеду сюда, и чтобы все твои вещи уже были разложены по дорожным сундукам, бери отсюда всё, что хочешь, и всё, уедешь с квартиры. И чтобы больше в моём обществе не появлялся, общайся, с кем хочешь, живи, как хочешь!!!
Джовано, как кипятком ошпарили слова сенатора: «Из тебя благородного человека не сделаешь: нищий он и есть нищий, хоть одевай его, как лорда!», предательский комок подступил к горлу молодого человека, он закрыл свои большие карие глаза, чтобы не показать слёз и боли Маттео, хотя сам с большим разочарованием подумал: «Ха, ничего другого я сейчас не ждал! Ну, и Бог вам судья, горе-сенатор вечно пьяный, я соберу вещи! Всё равно вам никогда не понять, что у безродного бродяги и простолюдина может быть благородной душа! Когда-то много лет назад это понял простой артист в театре господина Бруни, Бенволио Фатум, потому что он сам был при отсутствии благородного титула благородный душой, он простил меня за мой низкий поступок, выслушал причину, не осудил, а подержал всячески. И тем меня и восхищает великое милосердие Бенволио, что он тогда проявил своё милосердие искренно и бескорыстно, не ожидая от меня чего-то в ответ, в отличие от всех остальных! Ничего, не пропаду уже точно без вас, Маттео, надутый индюк!».
— Как прикажете, господин Маттео! — сквозь зубы дерзко прошипел юноша, и Маттео, удивлённый такой реакцией, поспешил уехать.
… Ему было удивительно и непонятно такое поведение Джовано, будто бы его оскорбили, и он так мужественно дерзко по-мужски ответил оппоненту. Сенатор не понял, какими унизительными и страшными были для Джовано эти слова: «Из тебя благородного человека не сделаешь: нищий он и есть нищий, хоть одевай его, как лорда!», такая явная насмешка была для Джовано хуже любой физической боли…
… Каким бы уставшим Джовано сейчас не был, но с трудом всё же достал сундуки и стал медленно и тихо собирать свои вещи, которых за эти полгода жизни «элитного» куртизана стало теперь намного больше. В два больших сундука были красиво уложены модные наряды Джовано, что были приобретены для появления в высшем свете, треуголка, парик, помимо одежды ещё личные вещи, в том числе и те накопленные деньги, на которые теперь питал такие надежды молодой человек. Два же других сундука заняли сочинения Джовано, как и переводы иностранных авторов, так и сочинённые им самим научные работы художенсвенные произведения, многочисленные книги разных авторов, Джовано ужасно любил читать…
После этого Джованни просто упал на кровать, чтобы полежать отдохнуть хотя бы полчасика после бессонной ночи и продремал почти до самого обеда, а, когда очнулся, понял, что скоро приедет Маттео и скорее оделся в простую одежду с дорожным суконным зелёным плащом.
… Попрощавшись сухо с сенатором, Джовано вместе с сундуками в гондоле направился ни к кому иному, как к незабвенному другу Ромео.
Смешной, грубоватый, но обаятельный двадцативосьмилетний Ромео со смешной разлохмаченной неопрятной гривой из непослушных каштановых волос встретил Джовано с радушным удивлением:
— Ой, Джовано, рад тебя видеть! Спасибо, что не зазнаёшься и всё это время не забываешь друга, проведываешь каждые две недели, но что это с твоим видом? После знакомства с господином Маттео ты стал одеваться намного богаче, а сейчас опять в своём привычном и с дорожными сундуками. Что, что-то незаладилось с жизнью «элитного» куртизана и светского льва?
Джовано со смущённым пристыженным видом поправил свой красивый длинный волнистый хвост из русых волос и тихо протянул:
— Да, всё, я опять без жилья на улице, и никакой не светский лев и ни «элитный куртизан», очень короткой оказалась память у господина Маттео, я опять стал обычным «бродягой любви», так что прости за наглый вопрос, друг, но можно я первое время, всего два-три дня, у тебя поживу?
— Да не проблема, постелю на диване, проходи, Джовано, друг. Только что же такое случилось, что сенатор выгнал тебя? — искренно удивился Ромео.
— Да, тут такое дело…, сенатор же, чтобы меня приглашали в высший свет, солгал, что я ему какой-то дальний родственник, и, конечно, опозориться мне было нельзя. А вчера на балу у его кузины был один молодой человек из нашего борделя, Тот самый франт Рико, с которым ты постоянно ругаешься, он узнал меня, зараза, подошёл и, когда приветствовал, при всех проболтался, что мы познакомились в борделе. Ну, вот этого позора для их семьи сенатор мне и не простил… — поделился молодой человек своей бедой с другом, опустив смущённо взгляд своих больших светло-карих глаз в пол.
— А-а-а, — протянул с сочувствием Ромео, — Понял, сочувствую, друг. А я, между прочим, говорил тебе, что всем этим знатным господам нельзя доверять, и что бы ты держал ухо в остро. Ладно, уже не суть, бывают досадные случайности. А, вообще-то время обеда, хочешь, оставишь пока свои сундуки тут у меня, и мы сходим в таверну, что-нибудь поедим, да поговорим…
… Спустя полчаса два друга сидели в маленькой таверне, кушали картошку с сардельками и Джовано делился своими идеями:
— … Знаешь, что, Ромео, я решил? Я хочу уехать в другую страну или хотя бы город, начать всё с чистого листа! Просто я уже здорово устал от такой беспокойной беспорядочной жизни здесь, у меня тут получается замкнутый круг! Чтобы выжить, не погибнуть на улице я в шестнадцать лет стал куртизаном, потом я стал пользоваться таким успехом у женщин, что я стал известен на этом поприще, естественно и платить мне стали хорошо, и чем я становился старше, тем слава и деньги росли. Казалось бы, можно было бы и уже получить образование и нормальную работу и завязать с позорным хождением по рукам, но теперь с такой постыдной славой меня везде узнают сразу и не хотят даже слушать меня, везде торопятся выпроводить, чтобы не иметь дело с «падшим». И в издательствах, когда пытаюсь издать свои книги, и в учебных заведениях, везде меня гонят, даже не дав слова сказать, «жигало» и всё тут я для окружающих. И я подумал, что, если я перееду подальше, там никто о моём неприличном прошлом не знает, и я смогу начать новую жизнь, достичь чего-то. И денег я немножко подкопил, пока так шикарно жил за счёт господина Маттео, то есть на переезд и первое время у меня есть средства, а там бы уже на месте придумывал, как могу заработать. Быть может, нанялся секретарём к кому-то или библиотекарем, а, может, выучился бы на врача, или стал переводчиком, а может, удалось бы найти издательство и зарабатывать писательским трудом, или, в крайнем случае, если ни один из этих хороших вариантов не получился бы, придумал какую-нибудь афёру денежную, хитростью заработал. А уехать можно… хоть в Париж! Большой город, я там затеряюсь точно, возможностей тоже больше, чем в Венеции, французский язык я знаю блестяще! Ну, что скажешь, друг, Ромео?
— Что скажу? Идея, достойная глупца или такого неопытного юнца, как ты! Конечно, я не говорю, что твой план совсем невыполнимый, быть может, у тебя даже что-то выйдет из твоих мечт в итоге, но неужели ты наивно веришь что это так легко? Что стоит тебе уехать в Париж, и ты уже сразу будешь, как сыр в масле кататься? Нет, не будет ничего легко! Пока найдёшь постоянную работу, место жительства, или будешь учиться, ты и голодный будешь, и под мостом не раз ночь скоротаешь, а потом, через пару лет, уж будет твоя эта благородная честная жизнь, за которой ты сейчас бежишь. А если ж ты пойдёшь не честным путём, а в какую-нибудь денежную афёру попадешься, то всё, будешь там, в тюрьме очень долго мечтать! Несколько свободных от дел для мечт лет в тюрьме тогда ты себе точно обеспечишь! Я не понимаю, чем тебя не устраивает просто работать в борделе, тем более ты, как любовник-куртизан, известный, высокооплачиваемый… — ворчал Ромео, нервно приглаживая непослушную растрёпанную каштановую шевелюру.
— Да как ты не понимаешь, Ромео, что я хочу добиться в этой жизни чего-то большего, чем просто тёплое местечко в борделе? Быть может, такая жизнь устраивает тебя, но не меня! Я умный, грамотный, способный человек! Я знаю хорошо точные науки, и художественную литературу люблю, я способный переводчик, и сам сочиняю, у меня хорошая память, манеры, трудолюбие! Мне не хватает сейчас только одного: шанса показать свои возможности! И я еду в Париж за этим шансом! — уже не сдержался и крикнул Джованни.
Ромео покачал головой, но не стал спорить с другом, лишь предложил рассчитаться с трактирщиком и пойти готовиться к отъезду…
… Дорога в Париж в почтовой карете Джовано очень нравилась, у молодого человека вызывало настоящий восторг ощущение новизны, чего-то нового, неизведанного, и, как мечталось молодому авантюристу, чистого и благородного. Он с большим наслаждением любовался новыми пейзажами, милыми французскими деревушками, виноградниками, вдыхал ароматы, и всё писал и писал скрипучим пером по бумаге красивые стихи и романтичную пьесу на французском языке, переводил на новый язык свои медицинские научные работы…
И, вот, прибыв в Париж, молодой человек аккуратно поправил дорожный синий плащ и приготовился начать новую жизнь. Для начала он снял себе комнату в доме некой мадам Мишель.
… Потом молодой Джовано Казанова попробовал найти хорошую работу, он пытался устроиться и библиотекарем, и в издательства предлагал свои книги, везде его встречали недружелюбно:
— Эм,… Джовано Казанова, если вы ищите работу, то почему не у себя в Италии? Как вы сами же признаётесь, что вы — итальянец, да и по акценту, и по звучанию имени сразу заметна ваша национальность, кем же вы были у себя на родине?
Джовано сразу терялся от такого бестактного и проблемного для него вопроса. Что отвечать-то? Не признаваться же в своём прошлом альфонса! Лгать? Джовано не мог придумать, что именно он может солгать, чтобы оправдывало его переезд во Францию так, чтобы не проговориться о позорном прошлом…
Джовано начал побаиваться, что денежный запас кончится, и тогда пророчества Ромео о ночёвке под мостом на голодный желудок сбудутся…
Теперь уже эта идея не казалась Джовано такой идеальной, страх снова скатиться в нищету вызывал у молодого человека тревожность, проблемы со снижением аппетита и желудком…
Часто, когда Джовано не спалось, он невольно вспоминал своих равнодушных родителей, коварную Гертруду с предателем Гоцци, скрягу Бруни, и высокомерного Маттео...
У Джовано внутри всё холодело и лихорадило от ужаса, как когда-то в четырнадцать лет, когда он оказался жертвой Гертруды…
«Эх, мама-мама, папа-папа, почему вы тогда так легко отреклись от меня, так легко забыли? Да, сейчас я взрослый самостоятельный человек, но, если бы я знал, где вы, переписывался с вами, знал, что несмотря на то, что меня отправили из отчего дома на обучение, вы помните обо мне и ждёте, готовы помочь, всех этих бед, падений не случилось бы со мной, моя взрослая жизнь сложилась бы заметно лучше…».
… И вдруг Джовано узнал приятную новость одним утром: его хочет нанять своим секретарём французский кардинал Антонио!
Джовано сразу воскрылял в надежде, что сейчас начнётся светлая полоса в его жизни!
Сначала всё действительно пошло резко на улучшение. Казанова теперь большое жалование от кардинала Антонио, наряжался красиво, хорошо питался, ответственно выполнял свои служебные обязанности, в свободное время много читал, сочинял стихи и комедии и писал дружеские письма Ромео в Италию.
Кардинал Антонио был доволен столь умным и ответственным секретарём и часто хвалил:
— Джованни, какой ты всё-таки трудолюбивый и способный! Хоть один человек тут действительно помогает мне разгребать все эти бесконечные нудные бумажные дела! Хорошо, что я нанял тебя!
Джовано искренно радовался этим похвалам:
— Благодарю, ваше преосвященство, рад послужить вам и вашим благородным делам во имя духовности во Франции…
Правда, спустя три месяца кардинал Антонио внезапно промолвил:
— Джованни, я хотел кое-что уточнить о твоём прошлом в Италии…
Кардинал Антонио сейчас хотел проверить честность и надёжность Джовано, и, услышав кое-какие недобрые слухи о репутации Казановы и причине переезда, решил устроить ему проверку на честность…
Джовано испуганно округлил большие ясные светло-карие глаза и с волнением облокотился на стол, но тихо уточнил:
— Эм,… ваше преосвященство, а что именно вы хотели спросить о моей прошлой жизни в Италии и … зачем?
Чутьё авантюриста подсказывало Джовано, что явно не к хорошему этот разговор, но решил с представителем церкви говорить только честно.
— Просто Джовано, я тут недавно услышал не очень хорошие вещи о тебе, мне бы хотелось понять, насколько правду мне рассказали, и всё, у меня нет точной цели, я просто хотел бы узнать правду от тебя, а не от людей. Мне бы хотелось спросить, правда ли, что ты приехал в Париж, потому что там, в Венеции, ты работал в публичном доме, и после такого позора тебя там не принимали, и поэтому, для того, чтобы найти приличную работу, тебе пришлось уехать сюда? — Произнёс с важным видом Антонио.
Смущённый Джовано поправил напудренный парик и тихо ответил:
— Да, ваше преосвященство, были у меня на родине такие проблемы, но, поверьте мне, что мне пришлось заняться столь неприглядным ремеслом ради выживания, когда я в шестнадцать лет остался без поддержки кого-либо из взрослых людей, был отроком вынужден сам искать себе способ не погибнуть от голода. И, как только сейчас у меня появилась такая возможность, чтобы начать честную жизнь, я и приехал в Париж, моё падение было лишь вынужденной и временной мерой для выживания …
— Что ж, достойный порыв с вашей стороны честно признаться в своей греховности и иметь силу духа раскаяться и начать новую жизнь. Я рад, что у вас получилось это. А, знаете, я бы мог щедро доплатить вам, если бы вы мне оказали небольшую услугу. — Решил сейчас воспользоваться доверчивостью юноши кардинал Антонио и использовать признание Джованни себе на пользу — Вы же наверняка тогда имели навыки красиво объясняться в любви своим женщинам, а у меня есть дама сердца, мадам Беатрис. Мне бы хотелось завоевать её внимание, но я не умею красиво говорить о любви. Вы бы могли подработать у меня сочинителем любовных писем…
Джовано сначала удивился, сидел долго в замешательстве за своим столом секретаря, и не знал, как и отреагировать. Соглашаться — как-то опасно, недобрая авантюра, ведь кардинал не имел, как и монах ,права на любовные отношения, а если кто-то узнает об этом, да выясниться, что Джовано письма любовные сочинял, хороший сводник оказался, можно нажить грандиозных проблем. Отказаться Джовано тоже не очень хотел, во-первых, денежное предложение, во-вторых, Джовано испугался отказом рассердить кардинала и совсем потерять работу, а у него только всё так наладилось, за эти три месяца его жизнь так изменилась к лучшему, а, если Антонио его уволит, то всё придётся опять начинать с нуля.
— Хм, — прокашлялся Джовано — Я не уверен, что смогу, как сочинитель, угодить вам, ваше преосвященство, да и жалования секретаря мне достаточно, может, вы найдёте другого сочинителя?
Антонио засмеялся и резко ответил:
— Ха, Джовано, тогда уж я сразу его и на твоё место секретаря возьму! Уже ищешь себе новую работу?
Джовано сразу стало немножко кисло, но посмотрев на совсем молодого и обаятельного на лицо улыбчивого Антонио, приятного мужчины лет тридцати пяти, молодой авантюрист решил, что на него можно положиться и изрёк:
— Хм, ваше преосвященство, я, конечно, постараюсь помочь своим писательским талантом вам получить благосклонность мадам Беатрис, я не привык работать абы как, но, я надеюсь, вы понимаете, какую мы ответственность берём. И какой может быть печальный конец, если эта история дойдет до папы Римского, и что в интересах нас обоих, чтобы этот инцидент был строжайшей тайной вас, вашей прекрасной Беатрис и меня…
Антонио лишь растянулся в улыбке и ответил:
— Уж, поверьте, Джовано, что безопасность в этой ситуации — моя задача, а, если вы будете, как и привыкли, добросовестно относиться к своим обязанностям, то ваше жалование солидно повысится…
Ну, Джовано вежливо поблагодарил кардинала Антонио, решив, что в этой афёре с сочинительством писем нет ничего опасного или особенного. А что, многие знатные вельможи, чиновники, сенаторы и министры, которые не умели красиво писать, нанимали сочинителей любовных писем и никто не осуждал это. Конечно, это считалось зазорным поступком для духовных лиц, но какое дело Джованни до нравственных исканий Антонио? Молодой человек просто радовался хорошей должности секретаря, и, так настрадавшись в Венеции в борделе, всеми силами был готов держаться за свою хорошую работу и Антонио лишь бы не возвращаться к прошлому.
… Три месяца всё благополучие Казановы продолжалось, он писал любовные письма и красивые оды о любви от имени Антонио в адрес Беатрис блестяще, кардинал не уставал восхищаться литературными способностями Джованни и щедро оплачивал помощь юноши, а Беатрис и, правда, снизошла до кардинала, и у них только начался роман…
Джовано встретил тут свой день Рождение, ему исполнилось двадцать лет…
К сожалению, муж мадам Беатрис тоже заметил всё это, и не стал терпеть, его жалоба быстро оказалась на столе у Папы Римского…
… В тот день в резиденции Антонио Джовано занимался за массивным дубовым, украшенным позолотой, своими секретарскими обязанностями, а молодой кардинал важно отдавал распоряжения, когда появились четыре стражника, и, по расцветке их кафтанов-жюстокоров, это была не королевская стража, а служащие у Папы Римского. Антонио растерянно и нервно стал поправлять кардинальскую шапочку, а Джовано от испуга тихо начал сползать под стол с мыслью: «Всё! Не знаю, кто мог нас предать, но это полное фиаско! Господи, смилуйся надо мной, глупцом, не хочу проблем с Папой Римским, мне и без этого бедствий и последствий хватает! Эх, глупец я всё-таки, правильно Ромео песочит меня, ведь знал, что рискую, нет, так уж легко повёлся на уговоры Антонио, так тёплое денежное место секретаря нравилось! Точно, наивный глупец!».
Один из стражников с деловым видом гаркнул:
— Его преосвященство требует к себе как можно скорее кардинала Антонио и его секретаря Джовано Казанову! Так что просим вас собраться в дорогу и отправиться в Рим в арестантской карете!
Антонио с испугом на лице потёр лоб, а Джованни просто в отчаянии уткнулся лицом в ладони. Собрав под надзором стражи каждый свои вещички, они направились в арестантскую карету…
… Джовано ехал в Рим сейчас без единого звука, тщетно пытаясь отвлечься от страха на сочинительство, чтение или наблюдение в окно кареты за пейзажами…
… Когда же их доставили в резиденцию Папы Римского, тот сначала приказал привести к нему Антонио.
… Часа полтора в кабинете Папы Римского стоял крик, Антонио пытался оправдываться тихим голосом, но снова раздавался крик рассерженного Папы Римского. А молодой двадцатилетний Джовано стоял и слегка подрагивал от испуга, ожидая в свой адрес ещё большего скандала, и это ожидание было тяжёлым…
Он пытался скрыть волнение, но совсем тщетно, ужас на юном светлом лице и испуг в огромных светло-карих глазах всё говорили без слов и бурных эмоций.
… Тут расписная шикарная позолоченная дверь распахнулась, и из кабинета Папы Римского выскочил раскрасневшийся Антонио под строгий возглас Папы Римского:
— …И вы, Антонио, сейчас так легко обошлись лишь выговором, потому что у вас эта была первая провинность, если узнаю за вами ещё хоть какой-то неприглядный поступок, вы лишитесь своих званий и отправитесь в тюрьму, а пока идите замаливайте грехи, позор католической церкви!
Тут Джовано передёрнуло от испуга, потому что один из стражников спросил у Папы Римского:
— Ваше преосвященство, а что прикажете делать с помощником кардинала Антонио, его секретарём Джовано Казановой, молодым венецианцем двадцати лет?
У Джовано дыхание перехватило, но Папа Римский на удивление мягким голосом произнёс:
— Всего двадцать лет? Проводите тогда юношу ко мне, я хочу побеседовать сам…
Солдат ловко толкнул Джовано в кабинет, да с такой силой, что молодой незадачливый авантюрист растянулся на полу…
— … Мальчик мой, — доброжелательно изрёк пожилой Папа Римский — Не бойся, вставай, я просто хотел с тобой поговорить о сложившейся ситуации, без осуждения, но, конечно, ты понимаешь, что с главой католической церкви нужно говорить только честно, обманывать, чтобы выгородить себя будет непростительным поведением…
Джовано тяжело вздохнул, встал, оттряхнул испачканный за дорогу в арестантской карете наряд, поправил взлохмаченный волнистый хвост из длинных русых волос и с повинным видом тихо ответил:
— Ваше преосвященство, я уже столько ошибок напорол, что уж обманывать вас я не смогу, не хочу ещё больше пополнять список своих осечек…
— А как же ты, Джовано, согласился на такую афёру с кардиналом Антонио? Разве ж ты не понимал, что участвовать в таких нехороших вещах всегда чревато?
— Да, ваше преосвященство, я, конечно всё понимал, но, пожалуйста, проявите христианское милосердие, войдите в моё положение. Я с одиннадцати лет без родителей, три года, до четырнадцати лет жил у одного мецената, но он меня выгнал на улицу по ложному обвинению, мне нужно было выжить, поэтому с шестнадцати лет пришлось зарабатывать в публичном доме, иначе я бы погиб. Но греховный образ жизни куртизана мне никогда не нравился, и, как только у меня появилась возможность, я стал искать приличную работу, что было невозможно в родном городе из-за моей порочной репутации. Последней надеждой на возращение к праведной, нормальной жизни для меня стал переезд и поиск работы, так я и оказался в Париже секретарём кардинала Антонио. Человек я усидчивый, работа секретаря мне удавалась, и я хоть как-то ожил, а когда кардинал Антонио предложил быть участником этого сговора, я согласился, потому что испугался потерять такое хорошее тёплое место и снова оказаться на улице. Я только зажил по-человечески, и мне было не до высоких моралей, а что касается его преосвященство Антонио, я подумал, что его поведение, недостойное духовного сана кардинала — это его проблемы… — рассказал честно свою историю Джованни, и стал с волнением ждать вердикта.
—Милый мальчик, — с сочувствием мягко протянул Папа Римский — Я, конечно, прощаю тебя, остаться одиноким настолько рано тяжело, я сочувствую тебе искренно, так что можешь не бояться, ты оправдан. Только предупреждаю: прежде чем сделать что-то рискованное, тысячу раз подумай, потому что не все будут такими милосердными, как я, не все дадут тебе после ошибки говорить что-то в своё оправдание, не все сделают тебе снисхождения на юность и тяжёлую сиротскую жизнь. Ты можешь быть свободен, Джовано, Господь тебе в помощь!
Джовано уже расслабился, спокойно вздохнул и низким поклоном ответил:
— Благодарю вас, ваше преосвященство, от сего сердца, я просто восхищен вашей добротой, я, правда, за свою тяжёлую жизнь встретил очень мало сочувствующих людей, поэтому я восхищён вами! Бесконечная вам благодарность, ваше преосвященство! И я постараюсь взять во внимание и попытаюсь исполнить ваш наказ об обдуманности поступков, разрешите ещё раз поблагодарить и удалиться…
Когда после этого Джовано вышел из кабинета, они с Антонио оправились обратно в Париж. Джовано с радостной мыслью: «Хвала Христу Богу, смиловался, пронесло от неприятностей, ух, только напугался так сильно зазря, всё-таки есть Милость Божья, кто бы что ни говорил…» опять радовался красивым пейзажам за окном, сочинял стихи, писал путевые заметки, читал любимую книгу по медицине.
Антонио молчал, уткнувшись тоже в свою книгу. Когда они снова оказались в Париже, кардинал Антонио в первую очередь позвал Джованни к себе, вручил ему документ об увольнении и промолвил:
— Всё, Джовано Казанова, ты уволен! Конечно, я тебе благодарен за помощь, ты — славный парень, очень рад, что для нас обоих эта конфузная история закончилась счастливо, но мне наивный мальчишка не нужен, давай, парень из провинции, нечего тебе в Париже, провинциалу из Венеции делать…
Джовано ничего не сказал, лишь, молча, откланялся и подумал: «Ну, и Господь тебе судья, Антонио, не впервой, не пропаду! Тоже нашёл мальчишку из провинции! И никуда я из Парижа не поеду, не вернусь я в Венецию в бордель ни за что на свете! Я ещё всем покажу, что я — достойный человек!».
Джовано спокойно вернулся на свою съёмную комнату у мадам Мишель, где всего его вещи оставались в таком состоянии, каком он оставил в день ареста, и какое-то время жил на скопленные от работы секретарём деньги и пытался найти новую работу.
Теперь это стало невыполнимой задачей для молодого Казановы, потому что уже все слышали, что он был замешан в скандале с кардиналом и мадам Беатрис, Джовано везде, и в издательствах, и библиотеках, и учебных заведениях, недвусмысленно намекали:
— Эм…, прошу прощения за прямоту, Джовано Казанова, но, к сожалению, мы не можем дать вам возможность, так как репутация нашего заведения очень высокая, и мне никак нельзя испортить её, приняв к нам такого овеянного скандалами и неприличными поступками человека, как вы…
Джовано это раздражало до белого каления, а деньги, накопленные за время работы секретарём, тихо таяли и совсем испарились за четыре месяца…
Даже мадам Мишель как-то подошла к Джованни и спросила привычным для неё приветливым вежливым тоном:
— Месье Казанова, я хотела уточнить, планируете ли вы дальше снимать эту комнату у меня и насколько…
— Да, мадам Мишель — ответил слегка смущённый Джовано — я собираюсь снимать эту комнату ещё продолжительное время, а почему у вас возник такой вопрос?
— Вопрос вполне закономерный, месье Казанова, потому что раньше у вас не было проблем с расчётом со мной, вы исправно платили, но после скандала и потери работы у вас начались задержки, неполные и нерегулярные выплаты, я прощала такое положение вещей, пока вы искали работу. Но вижу, что пока у вас ничего не получается, и финансовое положение не изменилось, хочу вас предупредить: я не разрешу вам жить в долг в своём доме, ни одного дня, как только вы не заплатите сумму за месяц, я позову стражу! Поэтому, если вы чувствуете, что финансово не тяните оплату комнаты, прошу вас съехать прямо сейчас, или по истечению месяца заплатить за прожитый месяц и кое-какие долги! — вдруг сменила свой вежливый тон на резкий мадам Мишель.
Джовано в этот момент испугался не на шутку, его опять залихорадило от мысли, что скоро пророчества Ромео о ночёвке под мостом и голоде могут сбыться, нужна была работа, и срочно!!!
С обаятельным стыдливым румянцем на аристократично красивом лице, и с ужасом в больших, как у мальчишки, светло-карих глазах, молодой человек промямлил:
— Что вы, право, мадам Мишель, я…, я…, я всё выплачу, трудности были временными из-за потери работы, вот увидите, что к назначенному вас сроку я исправлюсь, и выплачу всё, как положено…
— Что ж, поверю вам! — закончила разговор Мишель и удалилась, а Джованни в панике уткнулся лицом в ладони: он не представлял, что делать с надвигающейся грозой…
… Тогда Джовано решился на одну рискованную денежную афёру: так называема «беспроигрышная лотерея», развлечение популярное в Европе тогда. Мошенничество же состояло в том, что Джовано, как организатор, хоть и обещал определённые крупные выигрыши удачливым, но это была ложь, просто у всех лотерейных билетов цена была высокая, а Джовано смухлевал так, чтобы покупатели не могли выиграть сумму больше стоимости билета. Тем более, они никак не могли выиграть те крупные суммы в пять и десять тысяч золотых луидоров, которые Джовано обещал «главным победителям». Из «беспроигрышной» лотерея быстро становилась «безвыигрышной», и давала юному авантюристу Джовано хороший заработок.
… Когда Джовано закончил разработку своей афёры, он достал один из тех дорогих парчовых нарядов и модный напудренный парик, что был у него ещё со времён дружбы с Маттео. Потом солгал, представился троюродным братом господина Маттео, молодым сеньором Джокамбо, и попросился на приём к министру финансов, чтобы получить разрешение продавать лотерею, скрыв от министра, что в лотерее есть подвох…
Ох, как волновался Джовано, чтобы министр не раскусил обман сейчас, во время общения, с большим трудом юноша сдерживал себя, чтобы руки не начали подрагивать, кое-как натягивал слабую улыбку…
Однако изысканные манеры молодого человека, столь дорогой наряд им титул сеньора с редким именем Джокамбо сбили министра с толку, и он разрешил эту «беспроигрышную» лотерею…
Джовано с большой радостью начал продавать лотерейные билеты, выкрикивая пафосные лозунги о выигрышах самых везучих, а у самого уже снова завелись хорошие суммы денег и хорошая жизнь, мадам Мишель была довольна, что Джовано вновь платит ей исправно, как и раньше, до скандала с кардиналом…
Но, нет, не долго так протянул Джовано, в тот день, когда юноша продавал, как и обычно свои лотереи, к нему подошли два сильных высоких королевских стражника со шпагами и арбалетами, и один из них грубо гаркнул:
— Моё почтение, «сеньор Джокамбо», или сейчас выясним, как вас, авантюрист, зовут на самом деле! Вы обвиняетесь в обмане министра, а так же денежном мошенничестве, так что его сиятельством министром нам приказано арестовать вас за эту афёру, если не хотите усугубить проблемы с законом, извольте идти с нами в Бастилию…
Тут Джовано застыл в холодящем оцепенении с настоящим ужасом на аристократичном юном лице с мыслью: «О, нет!!! Только не это!!! Только не тюрьма!!! А-а-а! Срочно спасаться отсюда, рвать когти!!!».
После недолгого размышления Джованни рванул от стражников с такой скоростью, с какой только лёгкое грациозное животное убегает от охотников или хищника! Будто не куртизаном Джовано всю жизнь был, а заядлым бегуном! Стражники такой прыти не ожидали (Джованни сам от себя такого не ожидал, но страх перед тюрьмой дал юноше хорошее ускорение)…
Только спустя несколько минут стражники очнулись от удивления и побежали за беглецом, пуская периодически стрелы из арбалета…
Джовано полностью игнорировал опасность стрел, и всё бежал без оглядки, залазил от них на разные крыши, спрыгивал на кареты, карабкаясь по карнизам и скульптурам ввиде химер…
… Конечно, пока Джованни удалось спрятаться и оторваться от погони, он все силы отдал. И сейчас, бледный, осунувшийся, вспотевший, с усталым взглядом огромных карих глаз с синяками под глазами и с взъерошенным смешным хвостом из волнистых длинных русых волос, кое-как поплёлся до дома мадам Мишель, где снимал комнату…
Джовано с тяжёлой от усталости головой и горящими от боли мышцами быстро покидал свои вещи и многочисленные книги так же в четыре сундука, как и приезжал в Париж, сел в большое мягкое кресло с массивными ножками…
И тут только понял, что он не может сейчас уехать обратно в Венецию по той простой причине, что сейчас в Париже его кругом караулит стража, а, чтобы уехать, нужно пойти, найти и оплатить почтовую карету. Получается, если он попытается сейчас пойти найти карету для побега в родной город, его быстро арестуют, и поедет юноша не в Венецию, а намного ближе — в тюремную камеру Бастилии.
Джовано не выдержал, уткнулся лицом в ладонь и вскрикнул:
— Что я наделал!!! А! Как мне теперь отсюда уехать?! Только не в тюрьму! Это я тогда по малолетству так легко обошёлся, сейчас всё серьёзно будет! Ой, не зря меня Ромео дурачком называет, ведь чужая страна, я здесь никому не знаком, никому не нужен, на что я рассчитывал?! Как мне сейчас спасаться?
Тут Джовано Казанове пришла идея попросить помощи у мадам Мишель, ведь ей пойти и нанять почтовую карету не стоит труда, а он сейчас всё равно пойдёт сейчас рассчитываться с ней за проживание, деньги после столь прибыльной афёры у него имелись, он может предложить за помощь с почтовой каретой вознаграждение…
… С такими мыслями Джованни кое-как привёл себя в должный вид: оделся опрятно, расчесал свой волнистый красивый хвост с атласной голубой лентой и с деньгами направился в комнату Мишель…
Молодой человек постучался в расписную дверь и просил:
— Моё почтение, мадам Мишель, можно к вам?
— Проходите, месье Джовано Казанова… — послышался женский тонкий голос Мишель.
Джованни прошёл и продолжил разговор:
— Мадам Мишель, я хотел сообщить вам, что пришёл рассчитаться и сдать комнату, потому что так сложились обстоятельства, что мне придётся покинуть Париж и вернуться в Италию в Венецию. И я хотел попросить у вас, мадам, помощи с поиском почтовой кареты, просто мне нужно уехать тайно, не попавшись на глаза страже, у меня сложились кое-какие проблемы с законом, поэтому мне сейчас никак нельзя самому иди в люди искать карету, а вы бы мне могли помочь с наймом кареты, я бы за такую помощь вам неплохо доплатил…
Мишель, женственная француженка с высокой причёской из каштановых волос с игривой завитой прядью сидела за позолоченным трельяжем в пышном платье лавандового цвета с яркими зелёными бантами, и не поворачиваясь, ответила:
— Что ж, месье Казанова, расчёт я приму, вы должны только за этот месяц, комнату проверять не буду, я вам доверяю, с каретой тоже помогу, понимаю ваши проблему, что в тюрьму никому не хочется, но за помощь с каретой я хочу от вас получить немного иное вознаграждение…
— Хм… — недовольно с раздосадованным выражением на нежном аристократичном лице уточнил Джовано, хотя сразу догадался, о чём пойдёт речь — Иное вознаграждение? А какое именно?
— А подумайте, месье, сами, что нужно молодой, красивой и богатой вдове от самого известного в Европе любовника-куртизана, который славиться тем, что умеет доставить такое удовольствие даме, как настоящий альфа-самец?
Джовано на лицо ещё хуже стал выглядеть, сразу на лице появилась уже нездоровая усталость, голова и так была тяжёлая, а сам он не успел отдохнуть после такой пробежки, а тут ещё его опасение оправдалось, что добавило чувство униженности. «Эх, Мишель, стерва, знает, когда предложить! В самый неподходящий момент! Тут уже еле дышишь после такой пробежки по крышам, на нервной почве уже, кажется, всё тело болит, а она с этой бесконечной и одинаковой у всех светских избалованных дамочек, волынкой об «альфе-самце»! И, ведь знает, что я в такой критической ситуации не смогу сказать «нет»! Кажется, дамы высшего света думают только о том, как побогаче и веселее жить, красивей одеваться, вкусней кушать да предаваться разным развлечениям от скуки богатой жизни! Хотя…, мне-то что уже терять? Всё равно, когда я вернусь в Венецию, буду снова куртизаном, хотя тот год, что я прожил в Париже, я не занимался этой работой, но всё равно вернусь, никуда не денусь, просто на год мне удалось перерыв сделать. В тюрьму не хочется, а Мишель… ничего, не страшная, были у меня и хуже, можно согласиться…».
После такого размышления Джовано с вежливой улыбкой галантно поцеловал ручку Мишель и учтивым тоном протянул:
— Что ж, мадам Мишель, я, конечно, не ожидал такого предложения, но, мне кажется, оно нам обоим нравится, так что я навещу вас, когда вы будете готовы, и подарю вам всю страсть и нежность, с которой может любить лишь бродяга любви, как я называю свою работу. И я очень надеюсь, что вы меня не предадите и утром, часов в пять, меня будет ждать почтовая карета до Венеции…
Мишель, кокетничая изящными женственными плечиками и прядью каштановых волос, с ухмылкой протянула:
— Что ж, месье Казанова, можете не беспокоиться, с каретой я вас не подведу, а сегодня через два часа буду ждать вас…
Джовано от неприятного чувства, будто его сейчас в грязь уличную втоптали, смолчал, но, конечно, чувствовал себя ужасно…
… Но через два часа собрался с духом, навёл достойный марафет и посетил на эту бессонную ночь спальню мадам Мишель…
… Старая и пройденная в Венеции уже, наверное, раз пятьдесят, Казановой история: От заката и до рассвета закрытая на ключ дверь спальни, зашторенные шёлковые портьеры, закрытый балдахин, разбросанная на полу одежда и сладострастные вздохи на ложе любви…
… Под утро Джовано чувствовал себя совсем уставшим, а от прохлады раннего утра его лихорадило, но тут Мишель, которая уже при параде, растолкала молодого куртизана в бок и шепнула:
— Джовано, вставай, как и договаривались, сейчас, в пять утра уже у дверей твоя почтовая карета до Венеции. Спасибо, это была незабываемая ночь удовольствия, я от тебя, как от мужчины, в восторге! Прощай!
Джовано с большим трудом встал, оделся, кое-как гребешком пригрёб свои волнистые русые длинные волосы в хвосте, накинул легкий дорожный плащик из терракотового сукна, погрузил сундуки на карету и сел в карету, промямлив Мишель:
— Прощайте, мадам Мишель, благодарю за всё…
… Карета двинулась в путь, пейзажи опять сменяли друг друга…
Но Джованни не обращал внимания на красоту пейзажей, а сидел, от холода и озноба укутавшись в суконных плащ. Голова ему казалось свинцовой, но лечь спать он не мог, нервы были уже в таком напряжённом состоянии, что уснуть у юноши не получалось…
… Год назад юноша ехал в блистательный Париж, наслаждаясь путешествием, ощущением новой жизни, бежал от тех переживаний, что остались в Венеции, грезил о хорошей уважаемой работе, достойной жизни и многом другом, в азарте сочинял стихи о своих мечтах, путевые заметки…
...Теперь же Джованни возвращался обратно в Венецию к тому, о чего пытался сбежать, совсем опозоренный, обессиленный и потерявший всякую надежду на лучшую долю. Вдобавок, с гнетущим чувством вины за такое фиаско и угрызениями совести: «Глупец! На что надеялся? Кому в огромном Париже нужен непонятный безродный иностранец?! Думал, что я ж такой умный, что сразу хорошую работу найду, а получилось, что наивно прособирал все неприятности, да ещё чуть в тюрьму не угодил! Правильно Ромео дурачком меня называет, родители сказали, что из меня никто путный не вырастит, а Маттео тогда посмеялся «нищий он и есть нищий, хоть одень его, как лорда»…».
… Так Карета и прибыла в Венецию, к борделю, где была комната Ромео...
… Молодой мужчина, увидев друга с вещами, радостно соскочил, побежал ему на встречу и обнял грубыми массивными руками со слезами на смешном с большим носом лице и со словами:
— Слава Христу-Искупителю, Джованни, ты вернулся живой! Я ж за этот год весь извёлся, столько нервов потратил! Каждый раз получаю письмо, и каждый раз извожусь тут! Ты же, наивный дурачок! На что ты там надеялся, я не понимаю!!! Ведь чужая страна, никого знакомого, никому ты, безродный провинциал и иностранец, там не нужен! Ты же сначала ввязался в эту историю с кардиналом Антонио, это ж до такого додуматься нужно, так рисковать своей жизнью, это над тобой Господь смиловался, что Папа Римский полностью оправдал тебя! Потом ты умудрился затеять противозаконную махинацию с этими лотереями!!! Он, значит, куролесил, а я тут переживаю, чтоб не загремел в тюрьму или на помост!!! Когда уже ты перестанешь быть наивным ребёнком и будешь рассуждать, как взрослый человек?! Ладно, давай твои сундуки, сейчас постелю тебе на диванчике, видно, что ты нервничал, не спал и плохо ел, видок у тебя, бедняжки…
Джовано посмотрел на свой внешний вид в зеркало и посмеялся:
— Ромео! Только не вздумай смеяться, что я сейчас выгляжу страшнее крокодила!!!
Ромео в ответ тоже засмеялся, глядя, как на измученном Джовано в грязной рубашке растрепались его длинные русые волосы, как метла, а модный напудренный парик, что юноша держал до это просто в руках, он случайно нацепил задом на перёд:
— Да уж, твой внешний вид требует сейчас хорошей работы! Хотя я и не думал смеяться, я безумно рад, друг, что после таких неурядиц ты сейчас здесь цел и невредим, но у тебя, правда, невыспанный вид, так что давай, тащим с тобой воды, умоешься и отсыпайся, потом будем дальше разбираться…
— Спасибо, друг, спасибо за то, что не предашь меня… — прошептал, растроганный смешной попыткой проявить заботливость Ромео до глубин души Джовано…
…Через полчаса чистый и переодетый Джовано уже успокоился и крепко спал на мягком большом диване с красивыми чугунными ножками…
На следующее утро же Джовано в благодарность Ромео накрыл за свой счёт им шикарный стол, а потом на оставшиеся от поездки в Париж деньги, чтобы не жить в борделе, снял себе скромную комнату и стал наряжаться в высшем свете на балах, маскарадах и других светских развлечениях. И обязательно с рубиновым перстнем, и знатные богатые дамы, наслышанные о Казанове, как о самом умелом и известном любовнике-куртизане, настоящем альфа-самце в плане амурных дел сразу таяли, как конфитюр, и были готовы платить большие деньги за страстные ночи с настоящим «жрецом любви» и «элитным куртизаном».
… И началась у Джованни снова вереница этих абсолютно одинаковых бездушных капризных маркиз, баронесс, графинь и герцогинь с красивыми именами, и скоро Джовано уже перестал пытаться запомнить каждую, он уже разделил постель за деньги, как куртизан, со ста женщинами, и все потом просто визжали от восторга…
Он по-прежнему был для них лишь игрушкой, развлечением, а они для него — регулярный и прибыльный доход.
…Помимо заработка куртизана Джовано постоянно искал другие способы разработать и, просто, проявить свои умственные способности, развиваться, обучаться чему-то новому. Он всегда был главным читателем местных библиотек в Венеции, посетитель и покупатель в книжных лавках, ему нравилось читать, познавать что-то новое, и сам активно увлекался сочинительством для души, издательства твёрдо отказывали ему из-за испорченной репутации.
Молодой Казанова ловко освоил навыки свахи и часто подрабатывал тем, что тех своих пассий, которые были незамужними девицами и, получалось, потеряли честь с ним, он, как настоящая сваха, пристраивал замуж за пожилых и богатых по расчёту. Другой мужчина, более молодой, не возьмёт замуж нечестную особу, а пожилые богачи были готовы взять в жёны молодую, пусть и порочную, но красивую женщину, получался брак без любви, за то за выгодный в денежном плане, и те дамы всегда были благодарны Джовано и щедро платили ему.
Так же Джовано сам фехтовал блестяще, и некоторым дворянам за деньги давал уроки фехтования на шпагах. Самому юноше нравилась такая подработка, но, увы, ему редко предоставляли такую возможность, большинство дворян носили шпаги только из-за этикета, моды и красоты, мало кто хотел научиться фехтовать на самом деле…
… Звон шпаг ненадолго отвлекал юношу от грустных мыслей, с сожалению, это не был выход от странного ощущения одиночества и западни, в котором сейчас пребывал Джовано.
… Потом Джованни Казанове пришла в голову более интересная идея. Дело в том, что у многих мужчин-дворян были проблемы на личном фронте из-за солидного возраста, из-за чрезмерной толщины, конечно, они были наслышаны о славе Казановы, как самого умелого любовника-альфонса и завидовали Джовано, мечтая так же легко нравиться женщинам. И так же слышали о том, что известный куртизан поддерживает столь безупречную форму и стимулирует себя для амурных похождений определёнными медицинскими секретами, называемыми «кухней Казановы». Юноша решил ловко сыграть на чувствах оскорблённых мужчин и за хорошие суммы денег продавать желающим книгу рецептов травяных ванн, чаёв и диет для мужского здоровья, которые использовал сам юный куртизан, и собрал в свою книгу «Кухня Казановы».
… Джовано понял с первых же удачных попыток, что это самая прибыльная его затея, и скоро тут покупателей у него было не меньше, чем восторженных пассий.
… Вот и сейчас Джованни, нарядно одетый в бежевый кафтан-жюстокор, синие камзол и кюлоты, модный напудренный парик, пришёл в гости к очередному покупателю «Кухни Казановы». В этот раз это был тучный толстый молодой и богато одетый в парчу и бриллианты, герцог.
— Поверьте, если будете соблюдать диету, травяные чаи и травяные гигиенические ванны, что доступно прописаны в моей книге «кухня Казановы», то у вас и лишний вес исчезнет, и мужская сила для интимной близости с дамой усилиться заметно, все ваши проблемы на личном фронте сразу исчезнут. Поверьте мне, известному любовнику-куртизану, который сам добился успеха у женщин благодаря этой системе, а стоит такая «Кухня Казановы» пятьсот луидоров… — эффектно говорил Джовано, а сам думал: «Ага, давай, дурачок наивный, верь той чуши, что я тебе несу, раскошеливайся, я-то знаю, что при такой толщине тебе всё равно ничего не поможет, разве только если ты правда возьмёшься за ум и похудеешь!».
Молодой тучный герцог, как и все предыдущие покупатели этой книги, подвоха не почувствовал и радостно воскликнул:
— Ой, Джовано Казанова, что, правда, если делать всё, как описано в книге, я, как мужчина, стану боле привлекательным и мои отношения с женой наладятся? И всего за пятьсот луидоров? Конечно, вот деньги, это просто шанс наладить жизнь! Спасибо вам!
Джовано взял мешочек с деньгами от тучного герцога, отдал ему один из рукописных экземпляров своей книги и с вежливым поклоном произнёс:
— Был рад помочь, благодарю за вознаграждение, позвольте откланяться и пожелать вам, сеньор, перемен только в лучшую сторону…
… После этого Джованни вылетел из дома герцога в минорном настроении:
— Что ж, ещё один повёлся на уговоры и купил книгу! Это действительно, прибыльно! Попробую найти ещё таких глупцов! Они наивно верят, что мужская привлекательность сделает их жизнь лучше! Как бы не так: иногда привлекательность может помочь, но чаще она же становится просто красивым дешёвым фантиком, а, иногда дешёвой разменной монетой. Не родись красивым, а родись счастливым, все говорят, и не лгут…
… Ну, а в свободное от авантюр, любовных похождений и научных и писательских трудов время Джованни проводил в обществе своего самого надёжного, и по сути, единственного друга, Ромео.
Ромео, грубоватый на лицо смешной, с неопрятной метелкой из каштановых волос, молодой мужчина встречал друга всегда с радостью:
— О, Джовано, друг, молодец, что не забываешь проведывать меня! Давай, проходи, пообщаемся, я уже успел соскучиться, очень хочу пообщаться!
— Я тоже рад видеть тебя, Ромео! А я тебе гостинец купил… — тихо ответил молодой Казанова и вручил Ромео большую бутылку хорошего шампанского, именно такого, какое очень любил Ромео, но позволял из-за проблем с деньгами очень редко.
— Ой, Джовано, спасибо! Порадовал! Садись за стол. Тебе наливать?
— Нет, — испуганно вскрикнул Джованни — я не пью, ты знаешь! Как вспомню своего отца Джузеппе пьяным, не могу выпить, сразу любой алкоголь отвращение вызывает, принципиально не пью…
Ромео пожал своими мощными плечами и убрал шампанское, а потом сел рядом с Джовано за стол и часа два они весело делились новостями. У кого какие пассии, что нового изучил, прочитал или написал Казанова, какие новые авантюры затевал юноша, и что нового в жизни Ромео. Конечно, обсуждали и общие, как у лучших друзей, воспоминания…
… Тут уже стемнело, а старые резные часы с маятником на камине показывали десять вечера…
— Ну, что Джовано, друг, засиделись уже, а тебе ещё на квартиру в гондоле добираться… — прошептал Ромео.
— Я… я… я… ещё с часик посижу, я сегодня не тороплюсь, успею до дома добраться… — мило смутившись и расширив свои огромные карие глаза пролепетал юноша.
Ромео встал в позу «руки в боки», смешно раздул ноздри своего большого носа и заботливо уточнил:
— Та-а-к, чую, что ты мне, друг не всё говоришь, не всё так благополучно, как ты расписывал. Если хочешь, расскажи, ты же знаешь, что я — надёжный человек, быть может, я смогу чем-то помочь?
Джовано смущённо лишь стал теребить в руках свой красивый длинный волнистый русый хвост и протянул:
— Знаешь, мне просто очень одиноко возвращаться в пустую комнату, я не люблю оставаться один на один с самим собой, сразу накатывают неприятные воспоминание, и какие-то угрызения совести, стараюсь приходить к себе поздно, чтобы сразу уже ложиться спать… — тут Джованни стало как-то неловко за своё признание и он суетливо протараторил, схватившись за нарядную треуголку — Ладно, удачи, Ромео, хорошо посидели, но и, правда, пора домой…
Ромео покачал головой и подумал: «Эх, Джованни, друг, как мне жаль тебя, но я одного не понимаю, почему ты всё время пытаешься бороться со своей судьбой, почему ты не пытаешься приспособиться к тем обстоятельствам, в которых живёшь сейчас? Что это: такое сильное желание самоутверждения из-за низкой самооценки или просто такое скрытое желание найти кого-то, кто подарит тебе любовь, ту настоящую любовь, которую ты никогда не знал ни в отчем доме, ни взрослым?».