Джин

Д Ж И Н

Чёрненький, шерстка блестит  в солнечных лучах, большие ушки и смелые добрые глаза. Я взяла его на руки  и с этого мгновения мы с ним уже не расставались. Нянчилась с ним как с ребенком, выискивала свежий творог, рыбу, мясо и всякую всячину, чтобы он вырос и правильно сформировался. Его место устроила в своей комнате возле батареи отопления, чтобы ему было тепло, так как шерстка у малыша была коротенькой без подшерстка, как и положено настоящему догу, а пока дожонку. Ночью меня разбудило жалобное поскуливание: Джин поставил передние лапки на край моей кровати и тихонько поскуливал, периодически икая от того, что все-таки замёрз, хотя сентябрь был еще довольно жарким и отопление на ночь мы включили. Я забрала  его к себе под одеяло и до самого утра мы сладко спали.
С тех пор моя кровать частенько бывала в распоряжении моего дога, хотя у него было и своё тёплое, хорошо обустроенное место. Поначалу он занимал одну треть кровати, потом – половину. Ещё подрос – и ему уже едва стало хватать две трети, мне оставалось устраиваться на четвертушке кровати. Зато Джин мог вольготно разлечься, вытянув лапы и хвост. Подушку уважал, его головушка с трудом на ней умещалась.
Однажды у нас были простые щеночки, которых привела нам Бесси – овчарка лишь наполовину, но славная умная собачушка.  Пришло время индийской клушке высиживать цыплят. Всё было тихо и спокойно, пока не настало время их появления на свет. Стоял тёплый летний день и дверь в дом была открыта. Я занималась своими делами во дворе, как вдруг услышала шум на веранде со стороны, где высиживала своих питомцев моя любимица. Я бросилась туда, но поздно. Подросшие щенки, учуяв запах проклёвывающихся цыплят, устремились на веранду к  гнезду. Крупную пышную курицу не тронули, но цыплят… Джин, оторопевший от такого нашествия и не участвовавший в разбойном нападении, сидел на своем месте с подушкой в зубах, выразительно сверкая широко раскрытыми глазами. Он мужественно боролся со своими инстинктами, считая, что лучше порвать подушку, чем тронуть живое существо. Порода есть порода. Он не мог обидеть слабого и беззащитного.
Когда моя драгоценная клушка благополучно высидела цыплят во второй раз, они разгуливали по всей усадьбе не страшась попасть под лапы дога. А он во всей своей красе мог нестись на огромной скорости от конца усадьбы, с бугра, до ворот и никогда и никто не страдал от мощи этого широкогрудого красавца. Он был шевалье. Заколдованный принц. Преданный и мужественный.
Возле гаража горлинка свила гнездо – не надо было и руки приподнимать, чтобы до него дотронуться, достаточно было подойти и просто заглянуть в гнездышко. Джин мог, став на задних лапах, смотреть сверху вниз на горлинку, сидевшую в гнезде, но никогда не трогал ни её, ни вылупившихся птенчиков и, даже из любопытства, не обнюхивал их.  Горлинка это понимала, а возможно и свила гнездо поближе к нам, чтобы быть под надежной защитой.
На холодное время года мы возвращались в мегаполис. На прогулки ходили ежедневно и как можно раньше. И во время одной из таких прогулок  Джин, сам того не желая, изрядно напугал мужчину, шедшего на работу. Накрапывал дождик и пёсик решил стряхнуть капли с ушек, но так громко ими залопотал, что необычный для города звук, да еще в такой ранний час, рассёк тишину и пронёсся эхом по пустой улице. Человек, идущий впереди нас, резко обернулся, и в слабом свете фонаря я увидела бледное лицо с искаженными испугом чертами, но, увидев женщину с собакой внушительных размеров, не сказав ни слова, он продолжил свой путь, а через несколько секунд до меня донесся его нервный, с трудом подавляемый смех.
Джин безошибочно определял, что находится в сумке, спешащей на работу женщины. Аромат, припасенных на обед бутербродов, будоражил утончённый нюх озорного дожонка. В чувстве юмора ему нельзя было отказать. Он мог ткнуть своим чёрным носом в женскую сумочку, как бы желая сказать: а я знаю, что лежит у тебя в этом месте сумки. И когда женщина обращала на него свой удивлённый взор, он поднимал ушки, морщил лобик и смотрел на неё таким невинным взглядом, что ей оставалось только улыбнуться в ответ на его шутку. У мужчин таких интересных сумок, заслуживающих дожьего внимания, не бывает, и он проходил мимо как мимо чего-то серого и скучного.
Обычно мы с Джином оббегали массив вкруговую. Если на пути встречались собачки мелких пород, то они так и ластились к нему, а представители более крупных пород уважительно подбегали знакомиться. Однажды серебристо-серый щенок  стал у Джина под животом и ни за что не хотел уходить. Его хозяин, молодой парнишка, не знал как забрать своего питомца из этого укрытия, а я не могла сдвинуть с места своего – он как бы взял под защиту малыша и был этим горд. Мне с трудом удалось уговорить Джина продолжить путь, но и щенок засеменил вместе с ним. Парнишка зовёт: «Чапа! Чапа!». А Чапа с довольным видом продолжает идти под сенью большого пса. Пришлось мне взять малыша на руки и вручить его хозяину.
Был у Джина и охотничий инстинкт. Как-то раз рванул поводок, вы-рвался (куда мне было удержать громилу?), и помчался за «дичью». Дичь в самом центре мегаполиса! Он сейчас её поймает! Загнал так званую «дичь» на огромный старый тополь и стал победно лаять, гордясь своей ловкостью. Но, конечно же, это была его обычная шутка, он совсем не собирался обижать невинного кота, встретившегося в такую раннюю пору. Он всего лишь приглашал его вместе поиграть. Дома он ведь играет с котом, почему не поиграть и с этим? Княжка, так звали храброго крысолова, которого мы подобрали котёнком на улице в холодный день, с удовольствием укладывался спать рядом с Джином, а то и сверху, калачиком.
Хвостом своим Джин владел, как воин саблей. Ведь хвост у дога – боевое оружие. В давние времена с догами ходили на медведя. Это прекрасные боевые великаны. Когда я ходила по клубам собаководов, подыскивая для себя щенка, меня пугали догами, рассказывая о них всякие жуткие истории, стращали их свирепостью и всегда подчеркивали, что доги любят диванчик. Все страшилки оказались чистой ерундой, а вот диванчик он действительно любил. А вы попробуйте в холодное время года в тончайшей одежде спать на полу, пусть даже и на красивом коврике! Шёрстка ведь у нас короткая и без подшерстка.
Доченьку он любил больше всех. Она могла творить с ним всё, что угодно: гладить и дёргать ушки, вертеться перед носом, сидеть верхом… Он всё терпел и даже поощрял. Но однажды всё-таки не выдержал и рыкнул, а потом взял её головушку в свою огромную пасть, как непослушного щеночка, и отпустил. При этом он не причинил ей ни грамма боли и ни намёка на царапину. Девочка даже не поняла, что произошло, и продолжила с ним играть, как ни в чём не бывало. За дочь я ничуть не испугалась, ведь Джин был её защитником и не мог причинить ей вреда.
А вот теперь о диванчике… Джин был, как я уже сказала, мастер на шутки. Он прекрасно знал, как я укладываю ребёнка спать: дочь кладёт мне головушку на плечо и так засыпает, а после укладываю её в кроватку. И вот однажды сплю, сквозь сон обнимаю дочь и поглаживаю её по головушке, но чувствую, что что-то не так, уж очень сильно она дышит. Меня это быстро выкинуло из сна. И что же: Джин крепко спит, положив свою массивную голову на моё плечо, и своим черным носом дует мне в ухо. Я с трудом сдержала смех, чтобы не разбудить домочадцев.
Джин знал цену вещам и очень любил меняться. Возьмёт, бывало, ка-кую-то вещь и сядет на место. Ждёт лакомства. Это значит, что надо идти меняться. Беру вкусненькое, меняюсь, получаю свою вещь обратно целой и невредимой. Это при условии, что цена устраивает. А если нет?… Кожаные перчатки, за кусочек хлеба, ни за что не отдаст. Добавляю ещё ломоть – нет, отворачивается и голову опускает. Добавляю кусок сахару – нет, мало. Свежую лепёшку сдабриваю маслом. О! Мы уже заинтересованно поглядываем, поднимаем ушки, морщим лобик: хочется всё это уже взять, но цену держать надо – снова опускаем глаза и отворачиваемся. Перед его носом освобождаю от обёрток пару конфет  и добавляю к предыдущим дарам. Долго думаем, отворачиваемся, стараемся не смотреть на подарки, но всё-таки возвращаем перчатку. Значит, цена устроила. Договорились.
А кто главный пекарь в доме? Конечно Джин. Особенно любил печь блины. Устраивается поближе к плите и следит за процессом. Пока блин печётся, сидит спокойно, но вот блин почти в стадии готовности, Джин начинает морщить лобик, принюхиваться и поглядывать на сковороду – пора снимать. Я снимаю, а Джин внимательно прослеживает путь блина от сковороды до подноса, а потом за половником и следующей заливкой. И так пока не испечём всю стопку. Награда за помощь щедрая – блин, и не один. С каждой партии заварных – одно пирожное его. Спрашиваю: «Какое тебе?» Поставит передние лапы на стол нависнет в задумчивости над блюдом, а потом деликатно укажет носом на выбранное. Угощаю, глотает, не раскусив – разве можно портить красоту и такую вкусноту?
Пельмени? Это что-то особенное. Как-то раз зазвонил телефон, и мне пришлось выйти из кухни, оставив на разделочной доске сотню только что слепленных пельменей. Возвращаюсь через пару минут и вижу живописную картину: Джин, уверенно поставив передние лапы на стол, лопает пельмени одну за другой в строгом порядке соответственно их местоположения в ряду.
– Джин, что ты творишь?!
Он спокойно поворачивает массивную голову, а взгляд и наморщенный лоб красноречиво говорят: «Разве не видишь? Тебе помогаю – чищу доску от севера до юга…»
Пельмени пришлось лепить заново. Конечно же в присутствии помощника. Леплю пельменьку – у него лобик в складочку и смотрит не мигая, кладу готовую на доску – складочки исчезают, глазки опускаются…
А как он умел ждать и встречать! Его радости не было границ: огромные скачки по всей квартире, по дивану, по кроватям и, конечно же, лапы на плечи, но никогда не собьёт с ног и так изловчится ткнуть своим большим носом в висок, что очки останутся на месте.
Что в каком кармане находится, всегда знает. Подойдёт, ткнёт, вот тут, мол, лежит. Сядет и ждёт угощения. А иной раз и в карман свой нос сунет, знал, что бранить не буду.
Уборку делаю – он тут же бок подставляет: и меня пропылесось. Кто умывается – он рядом, лапы подаёт, помыть просит, а после мытья лапки вытереть надо салфеткой. Неописуемые минуты – это бритьё хозяина. Волшебный запах крема для бритья – и лицо хозяина будет с благоговением вылизано. Он считал это своим долгом. Бритьё без него не обходилось.
А однажды в загородный дом к нам пожаловали незваные гости. Толпа обкуренных, пьяных. Стучат палкой в окно (дом стоял близко от забора):
– Дай собаку! Пусть с моей погуляет…Ээ, брат, дай собаку, жалько что ли…
Ответ отрицательный.
– Чё?! Не дашь? Э, … , а то хуже будет, …
Ответ отрицательный.
– Э, метисикл отдай…
Ответ отрицательный. Вернее, никто ничего не отвечал ни первый раз, ни второй, ни третий, ни в какой. Оборону готовим. Они разворачивают машину и задним ходом бьют по воротам.
Джин готов порвать всю толпу на части, но слушается команды, сидит тихо рядом, только эмоции ненависти видно по вздыбленной шерстке на спине. Полугодовалая дочурка у меня на руках, беспокойства не выказывает – чувствует надёжную защиту. А за воротами крики, шум, окно в зале разбито – этого Джин уже стерпеть не мог, и до беснующейся толпы доносится грозный приглушённый рык дога. Бандиты притихают и вопросительно переглядываются, им становится не по себе, первобытный страх заползает под их грязные шкуры. Непонятный, никогда не слыханный грозный рокот, доносящийся из разбитого окна, наводит на них ужас и толпа постепенно рассеивается…
Джин очень любил кататься. Только заработает двигатель мотоцикла – он уже в коляске сидит и с нетерпением смотрит на ворота. На трассе у встречных водителей масса восхищения. Как-то ранним утром едем по проспекту, город еще спит, отдыхает перед наступлением дня, который зноем наполнит его до краёв. Отпускаем Джина и он легко несётся галопом рядом с мотоциклом со скоростью пятьдесят миль в час. Конец июня, выпускники школ встречают рассвет. Они красивой нарядной шеренгой идут нам навстречу, расступаются, пропуская нас. Мы слышим их весёлые восторженные крики. Мы запомнили этот миг и они, я уверена, тоже. Проспект мегаполиса, июнь, рассвет и, подобный пантере, летящий рядом с мотоциклом, дог…
Он прожил с нами десять лет и пять месяцев. Доги редко живут боль-ше, но Джин смог бы, если бы не…
Не могу представить как бы мы смогли преодолеть на машине в оди-ночку дикие пространства Кара-Кумов и Кызыл-Кумов среди зимы, и долину реки Иргиз, которую местное население называет «долиной смерти», если бы не он. В крепкий мороз там, случается, вороны замерзают  на лету. А в ясную ночь звёзды светят так ярко, что, кажется, руку протяни  и достанешь ближайшую, и луна, огромная, как солнце на закате. Джин отгонял от нас всех злых духов. Когда было пройдено по гололёду больше четырех тысяч километров и  Семиглавый Мар, казалось, что все опасности уже позади, мы сделали очередную остановку.  Джина отпустили поразмяться на  снегу. Он в несколько прыжков достиг посадки и сунул нос в сугроб. Что он там успел найти – не знаю. Вся голова была в снегу и он весело продолжил носиться: чёрная грациозная пантера на белом снегу. Может быть ничего такого в том сугробе и не было, только ночью Джину стало плохо и все наши старания помочь ему были напрасны, а до ближайшего города была еще не одна сотня километров и. как известно, ветеринары ночью зимой по дорогам не ходят… Я усадила его к себе на колени, обнимала и просила потерпеть, что скоро доедем до города и найдём врача. Он слышал меня и понимал, а когда почувствовал последнее мгновение, то из последних сил, как бы прощаясь, прижался головой к самому моему сердцу и отдал мне своё последнее дыхание.
… А может быть он всё предчувствовал и его танец на снегу был прощальной песней…