Утром мы выехали из Тбилиси, имея лишь примерный план: добраться к вечеру до Кахетии, заночевать, как обычно, в машине, а с утра рассмотреть вблизи этот винодельческий край.
В сумерках в селе Тснори, что лежит у подножия холма и крепости Сигнахи, остановились возле одного из уличных кранов. Пластиковые канистры давно пусты, и для вечернего чая в котелке нужно было пополнить запас воды.
- Гамарджоба! Гилоцавт Гиоргоба! (Здравствуйте! С Днем Святого Георгия! - груз.) Скажите, а вода здесь питьевая? - спросил я проходящего по сельской дороге мужчину.
- Да, конечно! А откуда вы?
Рассказываю. И удивляюсь радости на лице уже седоватого грузина. В эту минуту останавливается микроавтобус. Тот, с кем мы уже успели кратко познакомиться, о чём-то говорит с водителем и пассажирами. Следом шофёр, будто оправдываясь, обращается и ко мне:
- Мы остановились, видим машину с российскими номерами и Джимшера. Решили спросить, что происходит, нет ли у вас каких-то проблем. А он нам отвечает, что мы уже его гости, и что надо готовить стол.
Уже спустя полчаса я сидел на диване, над которым - полинявший ковёр с рыжими тиграми. Снова оранжевый цвет, который в это время насытил всю Грузию. Хурма, мандарины, маршрутки, листва - несмотря на ночные заморозки, везде хватало тёплого цвета.
- Садитесь, вы наши гости! Никуда уж не собирайтесь, будете ночевать у нас! Сегодня большой праздник, надо хорошо отметить. Сейчас подадут и вино, и мясо, вам будет хорошо, и никто вас не обидит!
Что нам будет хорошо, чтобы мы приезжали ещё, что никто нам здесь никогда не сделает ничего плохого, чтобы мы привозили своих друзей и родных, - это нам говорили за вечер многие люди, пьяные и трезвые. Говорилось теми, о ком эти жители Тснори не знают ничего, кроме того, что мы из России, наших имён, да того, что мы возвращаемся из большого путешествия (тогда наш путь перевалил за десять тысяч километров, и Грузия стала одиннадцатой страной на маршруте).
На улице совсем стемнело, а на столе выросли хлеб, виноград, сыр, ветви граната и
хурмы, пятилитровые канистры свежего домашнего вина (в Грузии зовут его «новое», ведь сделано оно месяц-два назад, из урожая текущего года).
Из компании в 4-5 человек стол расширился до 10-12 мужчин, оживленно обсуждающих нас, наш маршрут, спрашивающих, обнимающих, провозглашающих тосты, и всё предлагающих попробовать то, другое и третье.
А тем временем на дворе, между лежащими на земле кирпичами жарился шашлык. Никаких особенных кавказских рецептов, просто свинина и соль. Одновременно котлы и трубы в сарае превратились в «завод» для производства чачи. Приехала очередная легковушка, и из багажника выгрузили мешок виноградной выжимки, ещё хлеба и вина. Разожгли огонь под котлом, и у нас на глазах спустя полчаса полилась из медной трубы грузинская водка.
Тосты нужно было не только слушать, но и говорить. Слушали меня внимательно, все, хотя говорил я, уже усталый, ошеломлённый, пьяный, наверняка всякую чепуху. А к нам вновь и вновь обращались.
Тот, кто встретил нас первым, кажется, был особенно рад, что застолье удаётся.
- Плевать на политиков! Приезжайте хоть десять, хоть сто, хоть тысячу человек! Мы всем будем рады! -
всё повторял Джимшер, уже щурясь от опьянения и усталости.
Когда я рассказал, что мы уже побывали в Гори (ближайший грузинский город к осетинскому Цхинвали), один из мужчин спросил меня, что я думаю о той недавней войне 2008 года. Я ответил, что не могу ничего говорить ни в пользу кого-то, ни против, что не был на той войне, что мало знаю про неё и не имею никакого права занимать чью-то сторону.
Прошли полтора или два часа за столом. В пяти метрах от него за хлипкой дверью рассыпались над фруктовыми ветвями звёзды. И Гоча - тот, кто познакомился с нами вторым по счёту (мне показалось, что он даже спорил с кем-то за право оставить нас у себя на ночь), повёл нас в свой дом. Мы прошагали по узкой улице, вошли на другой двор, для нас открылась дверь ещё одного грузинского дома. Посреди большой комнаты стояла железная разогретая печь, вытянувшая свой рукав- трубу на несколько метров. Вдоль стен - пара шкафов и тумбочек, холодильник и телевизор. На стене бумажные иконки и календарь. Центром комнаты, конечно, был стол. А на диванчике, поближе к печке -старик и пожилая красивая женщина. Гоча нас представил:
- Теперь надо посидеть немного с моими родителями, у нас ведь сегодня большой праздник.
И снова был хлеб, сыр, вино. И вновь тосты и трогательные откровения. А потом Гоча увёл нас на второй этаж, где в спальне истопил ещё одну буржуйку.
Наутро был завтрак и обещания показать нам окрестности (что и было сделано, хотя я просил не тратить на нас слишком много времени).
Гоча сказал лишь раз, совершенно серьезно:
- У нас считается, что гость - от Бога.
А я разглядел за всем происходящим не просто подтверждение мифа о кавказском гостеприимстве. Нет, здесь было что-то религиозное. Или, если хотите, суеверное. Что не принять гостя как должно - значит, согрешить.
А ещё утром я понял кое-что о вчерашнем вечере. Спросил Гочу, и он подтвердил мне:
- Мы бы не собрались за тем столом, не было бы шашлыка, и мы бы не варили чачу. Всё было организовано для вас. Когда вы появились, мы договорились между собой о том, кто и что приносит из дома. Да, мы бы всё равно отмечали Гиоргобу в семьях, каждый своим узким кругом, но вчера мы решили собраться вместе для вас.
Гоча посвятил нам ещё полдня, показал село и монастырь Святой Нино, расположенный неподалёку.
Перед тем, как мы вышли из дома, он вручил пятилитровую канистру домашнего вина и попросил повидать его родных в Москве. Незадолго до прощания Гоча вдруг сказал:
- Мне от вас нечего скрывать. Я говорил, что 15 лет жил в России? Да, жил. Но 12 лет из них я провёл в тюрьме.
А потом он извинился, спросив меня, не хочу ли я побывать на... похоронах.
- Тебе может быть интересно, Андрей. Увидишь, как это происходит у нас. Как все идут на кладбище, как накрывают потом стол, как говорит тамада. Никаких рыданий не будет, умерла одинокая старуха, и все понимают, что уже пришёл её срок.
На похороны одинокой женщины пришли полсотни односельчан. После погребения все собрались за длинным столом. И был тамада, были речи и много местной закуски. А Гоча сидел со мной рядом и будто извинялся:
- Было бы больше народу, да кажется, что ещё одни похороны сегодня в Тснори. Поэтому многие собрались за другим столом.
Я сидел и думал о том, что нахожусь будто среди своих, близких.
Последнее тепло этого села обдало нас в сельской пекарне. Мы наблюдали, как достают женщины «материнский» хлеб, опуская половину туловища в круглую печь, полную углей. Нам подарили хлеба в дорогу.
Потом мы попрощались с Гочей. Наша машина въехала в гору, я свернул с дороги и остановился на пологом склоне. Вышли, собрали немного дикого шиповника. Смотрели сквозь гранатовые деревья на залитые розовым снежные горы и Алазанскую долину. За ними уже Дагестан, а если уйти по долине вправо, - Азербайджан. Внизу таяло в сумерках, помигивало огоньками село Тснори.
2015