Основано на реальных событиях.
13 сентября 1941 группа из тринадцати человек с тринадцатью рублями суточных в кармане отправилась на фронт. Было принято решение поддержать бойцов, постараться поднять настроение, дать несколько концертов в прифронтовой полосе. Группу актеров сделали сборной, из разных театров были приглашены актеры. От московского театра сатиры в этой бригаде артистов было четверо: трое мужчин и одна женщина - Валентина Токарская.
Прибыли в 16 армию Рокоссовского, а через несколько дней вызывают их в командирскую землянку и говорят:
- Немцы прорвали линию фронта. Давайте решать, что с вами делать будем?
Стоят артисты, глаза опустили, что ответить не знают.
Тогда Корф, а он постарше остальных был, спокойно так говорит:
- Деньги мы получили до конца месяца, а отработать их не успели, мы останемся.
Остальные члены труппы облегчённо вздохнули, решили: «Молодец, правильные слова подобрал». И в тот момент совсем не страшно им было, казалось, что сегодня немцы оборону прорвали, а назавтра наши советские войска отбросят врагов назад.
Откуда им было знать, что уже четыре русские армии в окружение попали, что какое начинается, что дай Бог пережить, выжить и от ужаса с ума не сойти.
И только спустя много лет назовут это страшным словом «Вяземский котел». Много солдат русских полегло на полях близ города Вязьма, совсем недалеко от Москвы, которую нужно было спасти, чтобы немцы столицу страны нашей не захватили. Смело сражались бойцы, было желание Родину от врагов защищать, смелость было и отвага, да силы уж совсем неравными отказались. Враги не только числом брали, подготовлены лучше были. А у советских воинов патроны заканчивались, помощи ждали, но не дождались. Полегли солдаты в лесах вяземских. Погиб Корф, погиб Рудин, а остальные артисты долго бродили по лесам, стараясь спастись от взрывов, надеялись, что к своим выйдут.
Валентина потеряла во всей этой суматохе костюмы сценические. Из всей труппы артистической они с Холодовым вдвоем остались. Идет, еле ноги передвигает от холода и усталости, а сама думает о том, как перед костюмерами театра отчитываться будет. Ведь самые лучшие платья ей с собой дали. Что теперь сказать? Как оправдаться? Не уберегла казенное имущество.
Рафаил Холодов ее успокаивает:
- Ты не о платьях думай, а о том, как бы нам вырваться отсюда. А тряпки, это всего лишь тряпки, их спишут после победы.
Несколько дней бродили по лесам, пока не попали в руки нацистам. Вышли на опушку, а здесь окрик: «Halt!». Оказывается у многих тропинок, выходящих из леса, враги притаились.
Повели по дороге, автоматами в спину подталкивают: «Scheller! Scheller!» У окраины леса организовали враги сборные пункты, сгоняли туда раненых и изможденных бойцов, а затем колоннами гнали их в пересыльный лагерь ДУЛАГ.
В такую вот колонну и попали артисты. Медленно движется колонна по дороге. Люди изможденные, уставшие, еле ноги передвигают, поддерживают друг друга. Раненым трудно, идти не могут, как только остановится кто или упадет, так снова резкий окрик: «Halt!», останавливают колонну, выволакивают ослабевших бойцов, и прямо здесь же, не отходя от дороги, расстреливают: «Feuer! Feuer!».
Как увидела Валентина все это, ноги подкосились, идти не может. Но Холодов тянет ее за рукав:
- Пошли, Валя, держись, Бог милостивый, глядишь, и нам поможет.
Смотрит на товарища Валентина, удивляется, он же атеист был, кажется, никогда до этого о Боге не говорил, а вот так получается, как трудно стало, то о Всевышнем вспомнил. Сама старается припомнить слова молитвы. Бабка в детстве молилась на иконы, ее заставляла слова молитвы учить, да куда там. Пионеркой была, потом комсомолкой, все с бабкой спорила о том, что Бога нет, иконы заставила спрятать, а то ей, Валюшке, перед подругами стыдно было. Зря не учила молитвы, в трудную минуту нужно верить, совсем плохо, когда надежды нет.
И привели их в Вязьму. Вроде бы и недалеко от города они находились, а шли долго, да и дошли не все. Сколько человек из их колонны вдоль дороги осталось, и не сказать. Холодов бурчит себе под нос: «Как собак на дороге бросают. Похоронить бы нужно, землей присыпать, не по-человечески это». Словно все остальное по-человечески.
В Вязьме два пересыльных пункта. В один из них и попали Холодов и Токарская. Коммунистов искали, командиров, их сразу расстреливали. Остальных осматривали и «сортировали»: кого на работу в Германию, кого на опыты медицинские, кого доживать, кого расстрелять.
Валентину расспрашивали, кто она.
- Артистка, пою и на сцене танцую.
- Singerin? Schauspilerin?
Заставили спеть что-нибудь.
Что петь-то? В опереттах она участие принимала, а там все тексты веселые. До веселья ли ей сейчас? От страха, от усталости, от голода голос пропал.
Спела пару куплетов. Смотрит, машут руками, говорят что-то, что непонятно. Не понравилось. А как понравиться может, у нее голос осип, прохрипела, а не пропела.
На Рафаила смотрят:
- J;di? J;di?
Здесь и без переводчика понятно. Спрашивают не еврей ли, если еврей, то тотчас расстреляют. И откуда только смелость у молодой женщины взялась, и голос прорезался сразу:
- Это муж мой, мы украинцы, из Харькова. Цэ ж чоловик мой.
А сама руками Холодова за плечи обняла. Он понял, подыграл ей, хотя у самого уже кровь в виски ударила.
- Ни, мы з Харькива, цэ жинка моя.
Поверили, пронесло.
Предложили немцы им своим ремеслом на жизнь зарабатывать. На вольные Хлеба отпустили. Есть у вас ремесло, вот и кормите себя сами.
Что делать? Перед врагом смешные сценки из водевилей разыгрывать? Не до смеха теперь, смерть рядом ходит. И Корфа нет, он, мудрая голова, сказал бы, как нужно в такой ситуации поступить. Сели вечером вместе, думают. Днём репетируют, в бараке сценки показывают, песни русские и протяжные украинские поют. У артистов слезы в глазах, голос дрожит, понимают, что утром многие из их зрителей расстелены будут. Что ж, пусть перед смертью отвлекутся от печальных мыслей… А самой Валентине все лужа перед глазами мерещится. Дождь прошел, так вода в луже красная была, это кровь наших солдат расстрелянных и присыпанных землей рядом с бараком проступила. Столько людей полегло, что дождевую воду в красный цвет окрасило. Холодов поддерживает ее:
- Держись, Валентина, мы ж советские люди. Держись.
В городе перед жителями выступали, перед немцами песни пели. Так две недели прошло.
Но не суждено им было в Вязьме остаться.
И погнали дальше: Смоленск, Могилёв, Гомель, Барановичи. До самой Германии гнали.
Холодов говорит:
- Держись сама и остальных поддерживай, старайся, от нас зависит как люди свои последние часы проживут, не хочется, чтобы в уныние впадали. Изменить мы с тобой ничего не можем, но долг наш артистический радость людям дарить, вот его выполнять и будем.
И только в мае месяце советские войска освободили Валентину Токарскую и Рафаила Холодова из концлагеря. На поезде возвращались в Советский Союз. Когда проезжали мимо Вязьмы, то Холодов предложил:
- Нам с тобою обязательно сюда приехать нужно будет, чтобы теперь уже, когда наши немцев победили, концерт в этом городе дать. Жители нас от голода спасали, за наши песни и сценки краюшку хлеба, последние клубни картошки отдавали. Нужно приехать.
Но артисты не могли представить, что вернуться в Вязьму не получится. Они ехали в Москву, но не знали, что уже издан указ о том, что люди, побывавшие в плену, приравниваются к дезертирам и предателям, что теперь вместо сцены, им предстоит ехать в Воркуту. Холодов и Токарская радовались победе, освобождению, не подозревая, что их освобождение состоится нескоро, никто не станет их расспрашивать ни про «Вяземский котел», ни про то, что они артисты, которые не захотели убежать в тыл, потому что получили тринадцать рублей, а отработать их не успели. Нельзя было нарушать Божьи законы, неважно атеист ты или верующий человек. Это законы человеческие, а они не зависят от вероисповедания, это законы чести и совести.