Ключ

Людмила Павельская Вощинина
«Разорви меня медведь, если я лгу и отступлюсь!» - страшная клятва прозвучала так, что даже вода в великой реке, бьющаяся о скалы-бойцы, в испуге затихла.
«Придётся отдавать, - подумал мастер, - не то убьёт всех. А ведь, казалось, всё так хорошо складывалось…, незадача!»
Да, начиналось всё по-другому.

Но как воды Чусовой, пронизывающие Каменный Пояс насквозь, вспять не воротятся, так и дела, бесами водимые, исправить трудно, да что там, невозможно.
«И ведь знал же, что разорять могильники нельзя! Но что ни сделаешь, коль такая щедрая награда обещана!»

С тех пор, как при постройке завода в береговых осыпях реки Кын  рабочими была найдена бронзовая бляха с медвежьей головой, некоронованный властитель Пермского края Сергей Строганов объявил, что нашедшие «чудские древности»  обязаны нести их управляющему в обмен на вознаграждение.  И стар, и млад рыли холодную, продуваемую всеми ветрами землю, а что ж фартовому мастеровому отставать!

Диковины посельчане находили не часто, но азарт не уходил.  Пока все закладки напоминали ту, что нашли первой.  На ней бронзовый «хозяин лесной» сложил морду на передние лапы и будто затаился, смотрит исподлобья.  А пальцев – то у мишки всего четыре на лапе. «Ну, это всем известно: пятый палец и у человека, и у зверя – его душа. Нет души - получается, и не Медведь это, а оборотень, человек в шкуре медведя.  Медведь - Человек! И что ждать от таких знаков? Опасаться надо».

Прохор не робкого десятка был парень, да и жениться надумал: деньги не помешают. Хотя накопления у парня водились и без того, чтобы землю рыть. На заводе после училища всего-то ничего в подмастерьях проходил, того гляди, мастером назначат в листопрокатный цех, обещали уже.  А это рублей пять в месяц точно, а там глядишь, и пятнадцать. Но раз жениться надумал, строиться надо. Одной ссудой не обойдёшься.  На родню не надейся: мать одна осталась, с тех пор, как отец на охоте сгинул.  Остальные родичи сами строятся, успевают. Кын в ту пору весь в лесах стоял. Крутился народец, как мог: кто самоцветы добудет - продаст перекупщикам, кто пасеку разведёт, кто с живностью возится, лошадьми, летом огороды, покосы – жить – то надо, а как без жилья!

Молодые мастеровые в цене в посёлке были, девки льнули к заводским, припевками поддразнивали:
«Девки стоят три копейки, а робята стоят рупь,
Как задумают жениться, трехкопеечных беруть!»
Но Прошку подначивай – не подначивай: он с детства в Анфиску, соседку, влюблён был. Ещё маленьким парнишкой подарочки ей втихую носил: то цветочек, то пряничек. А как выучился да на работе определился, решение своё вслух высказал. Анфиса, тихоня, привыкла к тому, что   парень надёжный всегда рядом, и о другом муже и не думала.

Семьи начали готовиться к свадьбе. Как тут от лишней копейки отказаться!
На поиски Прохор один пошёл, да и от основной тропы отклонился: там и без него набралось «хитников» достаточно. В ущелье спустился, что у скалы Великан расположено.  Видит: на тропинке у кромки то ли краснеет, то ли зеленеет что-то.
Наклонился: камень небольшой , с травой сливается, не отличишь, если бы ни кровавые прожилки на нём. Пригляделся: на сколе какие-то точки да линии, то ли фигурки, то ли буквы.
Так с камнем в руке и стал по откосу подниматься, но споткнулся, ткнул в породу самоцветом что было сил.   Миг и, словно дверь в скале открылась: лаз в гору. Прошка свернулся, как мог, полез внутрь.

 А там захороненье богатое, видно, чудский князь лежит, не меньше. Под берестой кости да истлевшие одежды, а вокруг чего только нет: и камни яхонтовые, и посуда серебряная, и кубки, и главное: цепь с круглым медальоном, а на знаке Медведь – хозяин четырёхпалый .
 «Повезло!»

Ума, правда, хватило мастеру подчистую могилу не разорять. Взял только то, за чем шёл, бляшку с медведем, да не удержался камешек яхонтовый. Подарочек задумал невесте сотворить.
На следующий день управляющему находку снёс в правление, ставленник Строганова обрадовался, денег дал не скупясь.

Анфисе за ночь выковал подвеску с алым камешком. Девчушка не балованная, строгая, подношению обрадовалась, надела украшение на тонкую шейку.  И сразу же побледнела, задыхаться стала, как обруч нежную кожу сковал. Родные всполошились, за лекарем побежали. А что тот может? Горит бедная дева в невидимом огне, то в холод её бросает, то в жар. К утру успокоилась, заснула.  Два дня так пролежала, но очнулась, встала.

И как будто подменили её. Глаза из карих стали светлыми, что воды Чусовой - реки, а взгляд открытый, ясный, проникающий в душу. И надо же: в лицо смотреть стала, не отворачивается, не опускает голову, как прежде.  Из тихой да послушной стала бойкой и дерзкой. Но родители не решались перечить, как бы радость от выздоровления не спугнуть.

Настал день свадьбы. Тут уж и Прохор изумился: та, прежняя, и поцеловать-то себя в бархатную щёчку не разрешала, а новая сама льнёт, целует горячо, обнимает страстно, слова ласковые нашёптывает. А глаза чужие, хитрые.

«Что за наваждение? Анфиса ли это?   Не она! Но кто?»
- Неужто догадался? Тетёха!  – рассмеялась жена – оборотень. - Прав ты. Нет на земле души твоей Анфиски, одно тело, а сама она в Нижнем мире дожидается, как у нас с тобой всё решится. И от тебя зависит, вернётся ли жёнка твоя.  Хватит пустых слов! Цепь верни, что в пещере нашёл да побыстрее. Разве могут останки князя без родового знака покоиться! А не то, клянусь на лапе Медведя, сожгу посёлок.
- Кто ты? 
- Яра, хранительница священного захоронения.  Мы жили на этой земле, до того, как ваш род сюда пришёл.  И сейчас живём, по-иному. Души наши тут.  Когда случай требует, мы можем обернуться живыми людьми и выйти на землю. Но родовые знаки должны быть при нас. А ты посмел забрать княжеский оберег!   
- Как это? – оторопел парень.
 - Как да что? Тебе не понять, может быть, когда-то вы и разгадаете тайны, кои нам ведомы от рождения, по наследству от заборейских предков. Но не скоро.  Глупые вы: не понимаете ни камень, ни воду, ни огонь, ни землю – ничего!  Так что не болтай зря. Торопись.
- Как же мне вернуть цепь? Управляющий не отдаст, а деньги уже потрачены.
- Я видела в горнице чернёное блюдо. Неси его сюда. Инструмент у тебя есть, так что за ночь я сотворю десяток бляшек из серебра. Отнесёшь их управляющему да скажешь, что, если цепь не вернёт, сгорит в огне, и он сам, и все его родные.  Возьмёт, поди? Зачем ему цепь бронзовая, когда взамен дают серебряные диковины.
Сказано-сделано.
 
Утром мастер отнёс чудесные фигурки управляющему. Чего там только ни было: и человеколоси на ящерах, и орлы с рыбами, и богини на звериных спинах, и, конечно, медведи. Яра объяснила Прохору значение каждой вещицы, чтобы тот мог управляющего заинтересовать.

Но управляющий разговаривать с мастером не стал, а приказал заточить того в темницу да дознание учинить, откуда столько диковинок у простого мужика и зачем ему вдруг цепь потребовалась.
Не успели подручные допрос начать, как дом наместника огнём охватило. Но как - то странно загорелось: разбежались языки пламени вокруг окон – дверей, из дома не выпускают, и хоть чем их заливай, не гаснут. А дыма - то нет. Пламя ясное, голубое, и жара от него нет никакого. Но стоит притронуться - ожог. Как будто предупреждает огонь: не шути.
 
А тут и Яра в облике жены Прохора у пожарища объявилась. «Брось цепь, - кричит, - не доводи до беды! И мужа прикажи выпустить».

Делать нечего, управляющий цепь выбросил в окно - пожар стих.  Прохора отпустили.
А люди, как завороженные, стоять остались перед домом.  Ещё минута - две -  над всеми как будто голубой вихрь пронёсся: поселковые как ни в чём ни бывало по делам отправились, а что видели -  забыли.

Прохор же, придя домой, столкнулся в дверях с Ярой, та торопилась уйти, на ходу бросила мастеру:
- Прощай. Через день приходи к пещере, там найдёшь жену. Камень – ключ отдай.
Забрала зелёный с кровавыми прожилками самоцвет и исчезла.
Через день, как велено, пришёл наш герой к пещере.  Видит: сидит у входа Анфиса, как спит. Тихая, кареглазая.
Пошли домой.
Жизнь потихоньку наладилась. Мастер работает, жена по хозяйству управляется, спокойная да послушная. Того гляди, детишки пойдут – всё, как у людей.  Что ещё желать?

Но чем дальше, тем больше стал Прохор задумываться да вспоминать поцелуи горячие да слова ласковые. Яра всё время в уме и сердце, а Анфисе там места не осталось.
Что ни день к откосу ходить повадился, пробовать каменную стену сдвинуть.
И самоцвет нашёл похожий, зелёный с кровавыми прожилками. Но там же ещё припаянные фигурки были! А вспомнить не может, какие.  «Крылья и ещё что-то. Вроде, женщина на ящере?»  И так прилаживал к камням фигурки из меди, и этак – всё не то.
 
Однажды после очередной неудачи Прохор не выдержал и закричал так, что птицы с веток стряхнулись:
- Яра, где ты? Я иду к тебе! Разорви меня медведь , если лгу и отступлюсь!
В тот же миг вокруг самоцвета в его руке пробежали тоненькие полоски огня: ни жара, ни ожога - одна видимость. Но под властью неведомой силы фигурки на камне стали плавиться, меняться, обрамлять кроваво-зелёный «ключ» золотисто – рыжей оправой.  Появилась глазастая богиня, твёрдо стоящая на спине лосихи, а над головой «чудской небожительницы» притаилась могучая птица.
- Вот он, ключ!
 
Прохор что было мочи рванул к скале, ткнул камнем в положенное место. Открылся лаз. В пещере бушевал огонь, завивался по краям голубыми языками, рдел в центре рыжими всполохами - как тут пройдёшь.
 
Минуту Прохор стоял в оцепенении, но раздумывал недолго: шагнул в огонь, и скала сомкнулась за ним.
- Яра!
 
С той поры мастера в посёлке никто не видел.  Родные искали, конечно, но без успеха. Что делать?  Смирились.  Стали жить по-прежнему.
Одна незадача: диковины из Кына как будто исчезли.  В других местах встречались: и бляхи, и подвески, и фигурки – чего только ни было, а в посёлке, как отрезало.
Что горевать? Надо жить успевать…

Прошли годы.  А в Кыну всё по-прежнему: течёт река великая, Чусовая, точит скалы, небеса подпирающие, леса дремучие по берегам раскинуты, богатства несметные в горах затворены.

Живёт посёлок, хранимый Медведем четырёхпалым, кругом ширь да гладь расстилается. 
А в ущелье Великана - скалы, близ старинного пермского поселенья, спрятан кроваво - зелёный камень – «ключ» с бронзовыми фигурками чудскими.
 
Коль найдёшь его, сто раз подумай.
Что там в горе откроется?



Словарь сказа:
1. Кын. Посёление в Пермском крае. Древние мощные скалы, многовековые ели и сосны, быстрое течение реки Чусовой, небольшие деревянные домики, разбросанные по вершинам гор и проглядывающие среди скал – таким предстает Кын перед нами. У Кына особая история и атмосфера. Здесь проходил путь знаменитого Ермака в Сибирь, именно здесь были найдены необычные бляхи пермского звериного стиля с изображением медведя, которые стали символом Пермского края, здесь процветала горнозаводская цивилизация Строгановых.

2.«Пермский звериный стиль» - условное название стиля, объединяющего бронзовую художественную пластику VII в. до н. э. - XII в. н. э. лесной и лесотундровой зоны Северо-Восточной Европы и Западной Сибири. В XIX веке находки пермского звериного стиля рассматривались учеными как подтверждение, что когда-то давно на территории Прикамья существовала загадочная страна Биармия, населенная сказочно богатым народом, почитавшим Золотую бабу. А местное население считало их чудскими, называя предметы культового литья «чудскими богами», и стремилось от них избавиться, признавая за ними волшебную силу.

3.    Гелиотроп – непрозрачная разновидность халцедона. Камень гелиотроп получил своё название от слияния двух греческих слов – поворот и солнце. Дословные переводы предлагают две версии: оборачивающий солнце и оборачивающийся за Солнцем.
Известен камень и под другими наименованиями:
• Кровавый минерал;
• Восточная яшма;
• Каменная плазма;
• Мясной (красный) агат;
• Стефановый камень.
Камень этот знали и любили еще в Древнем Египте. В одном из папирусов прославляется в таких словах: «В мире нет более великой вещи, если кто-нибудь имеет его при себе, то он получит все, что попросит; он смягчает гнев, правителей и владык и заставляет верить всему, что говорит владеющий камнем. Каждый носящий этот камень, если произнесет вырезанное на нем имя, найдет все двери открытыми, а камни стен растрескаются и развалятся».

4. Кыновские бляхи с небольшими ушками служили нагрудными подвесками. Князя рода узнавали по нагрудному родовому медальону. Так сказывается в народной поэме о древнем герое коми Кудым-Оше. После смерти князя у коми было принято его "знак" (нагрудный родовой медальон) уносить на святилище, возвращая "первопредку". Для нового владыки отливался новый символ власти. Бляхи с изображением медведя служили мощными оберегами, защищали владельца.


5. Существовала Священная клятва: На Лапе Медведя!
На этой медвежьей клятве были основаны признания в судах древней культуры. Люди цепенели от священного страха перед Медведем, искренне верили, что Медведь покарает нарушителя клятвы и найдет виновных. Особенно страшились ложной клятвы на Медведе. Ведь если ложно скажешь: "Разорви меня медведь, если я лгу", то Медведь неминуемо найдёт и разорвёт тебя.