Мошник

         
Дело прошлое.
   
     Во время давнее жил в карельской тайге глухарь.  Прожил он не один год и знал, как себе пищу добыть, как в мороз в лесу ночевать,  да лисе или рыси в зубы не попасть.

В тайге ему всё было знакомо и всё известно. Жил он почти  без забот. Ягод летом в тайге хватало, а зимой и сосновая хвоя в пищу глухарям годится - голодать не приходилось. 
Он уже заматерел. Это был настоящий Мошник, готовый сразиться с любым соперником за обладание подругой жизни.

        Да,вот беда, в тайге всё чаще стали появляться люди.   Стук топоров,  далеко разносившийся по округе, сопровождался ещё и звуком падающих деревьев. Срубленные вековые ели и сосны падали, с шумом и хрустом ломая ветви. Удар от их падения был таков, что земля вздрагивала на сотню метров. Стволы, очищенные от веток,  двуногие бородачи вывозили из леса с помощью послушных, молчаливых животных. Они были немного похожи на небольших лосей, но без рогов и с гладкой шерстью, цвета осенней берёзовой листвы. Порой, можно было видеть как двуногий бородач замахивался палкой на такое подневольное животное, безропотно тащившее за собой толстое бревно.
Бородатый при этом  покрикивал:
– Но, пошла! Тяни, давай.   

Подруги тех, бородачей голосистые и с тряпками на голове встречались теперь в лесу всё чаще. Приходили  они в самую ягодную пору. Лучшие места, где вдоволь для птиц было лакомых ягод, теперь посещали и они.  Ягод там хватало всем и зла они птицам не делали, даже птенцов глухариных не трогали.
 Но эти беспокойные создания, своим громким щебетанием и криками «Ау!» на весь лес совсем Мошнику не нравились. Без них было как–то всё же поспокойнее.
Люди с их непонятными занятиями тревожили лесных птиц и зверей. Они уходили в тайгу всё дальше.   
      Каждый год, когда весна приходила в Карелию, и солнце растапливало снежные сугробы, веселье охватывало глухаря. Начинал он прихорашиваться, перья его блестели ярче, на груди и спине появлялся изумрудный отлив. Когда же он распускал веером свой хвост, то для глухарок, которых в Карелии зовут коппала, не было  желаннее жениха.
       С рассветом его мощную грудь начинало распирать желание подать голос, да так, чтобы его услышала вся округа. Если же находился другой певун–соперник, а лучше пяток или поболе, то песня его звучала особенно громко и раскатисто. Ведь именно в открытом соперничестве на току выявлялся самый лучший певун. Если же кто–либо первенства уступать не желал, то подлетал он к своему противнику поближе  для окончательного решения  вопроса уже  в личной схватке на земле.
 Песни самцов, постепенно сближающихся к поляне, привлекали  коппалух, жаждавших любви.  Их до десятка собиралось, прячась под кустами,  вокруг места, где ожидался поединок. 
На поляне не случалось большой драки сразу нескольких самцов, как это иногда бывает во время тетеревиных боёв, где–нибудь на скошенном поле или сухом болоте.   Для поединка на лесную поляну опускались всегда два глухариных петуха.
Развернув веером хвосты, с приспущенными крыльями медленно сходились они, приоткрыв клювы, зорко наблюдая за действиями претендента. Иногда происходила сшибка, а порой один из поединщиков, оценив размеры и мощь противника, просто оставлял поле боя.   Остальные были заинтересованными зрителями. Редко когда для нового боя на поляну спрыгивал с ветви новый удалец. Обычно побежденный улетал, а победитель выбирал себе подругу беспрепятственно.
 
  Не было в округе Мошнику равных. Прошлой весной Мошник вышел победителем в бою, ударив грудью нахального пришельца из соседнего леса. Ухватив затем своим мощным клювом за шею, ошеломленного атакой соперника, добавил он ему еще несколько ударов своими мощными крыльями. Тот вывернулся, и, теряя перья, с шумом взлетев, убрался прочь с ристалища. Награда не заставила себя ждать.  Красивая глухарка–коппала ответила благосклонностью на его ухаживания и он одарил её своей любовью.   
     Каждое весенне утро, как только на горизонте  предвестником приближающегося рассвета начинала светлеть полоска неба, взлетал он на любимую, самую огромную в округе сосну.  Готовясь к своему концерту, начинал он устраиваться на самой толстой её ветви, слегка прохаживаясь, потом замирал, прислушиваясь к звукам леса. Хищные звери были ему не страшны. Слишком высоко была эта его ветвь.
Но осторожность нужно было соблюдать. Однажды, пару лет назад, довелось ему видеть, как охотник, выстрелом из ружья убил молодого глухаря.
   
     Тот щипал сосновую хвою, не обращая  внимания,  на человека, который подошел совсем близко. Ему, наверное, казалось, что опасаться  этого бородатого двуногого вряд–ли нужно,  ведь достать до него он не мог. Однако охотник снял ружьё с плеча, и последний шанс неопытной птицей был упущен. Вместо того чтобы сорваться с ветки и лететь быстро–быстро, куда глаза глядят, он замер, наблюдая за бородатым существом.
    Охотник поднял ружьё. От грома выстрела с веток испуганно взлетели несколько глухарей, что сидели на деревьях и мелких птичек.  Молодой глухарь упал убитым к ногам меткого стрелка. Человек  убрал добычу в заплечный мешок и медленно двинулся дальше, внимательно поглядывая на вековые деревья.
       С тех пор Мошник  всегда чутко прислушивался: не слышно ли хруста веток под ногами человека.  Звук этот, осторожных, крадущихся шагов  он запомнил навсегда.
 
       Сегодня  звук приближающихся человеческих шагов потревожил  Мошника. Он перестал щипать молодую сосновую хвою и прислушался. Да, это были шаги человека, неспешно идущего по лесу. С той же стороны доносился и  непонятный еле слышный звук от шуршания листвой какого–то зверя, который двигался то рядом с охотником, то кружил вокруг него.  В просвете между деревьями мелькал какой–то зверь рыжего окраса. Вот, наконец, он выбежал на край поляны, и стал, виден глухарю целиком.  Зверь был похож на лису, однако ростом был повыше и хвост был у него загнут в кольцо. Остановившись, он поднял нос кверху и, потянув в себя воздух черным блестящим носом, заметил глухаря. Звонкий отрывистый лай вырвался из глотки этого зверя. Подбежав к дереву с глухарём, он прыгал вверх и отрывисто лаял на весь лес.
             Мошник был удивлён таким нелепым поведением незнакомой зверюги.
Волк и лиса всегда ходили, осторожно ступая, и в абсолютном молчании скрадывали дичь. Приходилось, конечно, слышать иногда и волчий вой, разносившийся по тайге. Так серые разбойники  подзывали своих подруг и перекликивались по ночам с собратьями.   Но для глухарей это была скорее лесная музыка, чем сигнал об опасности.   
      
        Этот зверь вёл себя странно. Оглушительным лаем он переполошил всю тайгу, наверное, на версту. Мошник понял, что на дерево этот громкоголосый зверь влезть как рысь или куница, не может, иначе бы сразу это сделал. Тогда зачем прыгать? Ведь до ветки, на которой он сидел, глухарь, было больше чем три роста взрослого лося.
Лай зверя, а это была охотничья карельская лайка, так раздражал Мошника, что он слетел с облюбованного места на толстой ветке и, спланировав над болотцем, уселся на вершину ёлки.
Оттуда была хорошо видна окрестность, но лай уже ему не докучал. 

Беспокойный пёс ринулся, было, вслед за ним, но вдруг закинул голову и начал носом вдыхать воздух и вертеть головой. Учуял он еще одного глухаря, который сидел невдалеке и беспечно драл своим мощным клювом молодую сосновую хвою и побеги, с удовольствием их глотая. Оглушительный лай рыжей собаки  заставил птицу  прекратить свой завтрак. Опустив голову вниз, недовольно глухарь разглядывал этого беспокойного зверя. Решив, что на дереве он в безопасности молодой глухарь спрыгнул на ветку ниже, потом ещё. Всем своим видом, показывая, что не боится этого неугомонного рыжего демона с закрученным хвостом, он начал  прогуливаться по толстой сосновой ветви как по дорожке. Временами  он нагибал вниз свою голову с бородкой и ярко-красными бровями, на которые так заглядывались молодые глухарки, и даже шипел на на неразумного пса, который в ярости заливался лаем ещё больше.
   Гвалт в лесу стоял такой, что человечьих шагов было совсем не слышно, а всё внимание глухаря было направлено на живой источник этого невероятного шума.
Человек подошел к глухарю со спины. Когда их отделяло шагов тридцать,  охотник вскинул ружьё. Ближе подходить было не нужно. Последнее, что услышал глухарь, был оглушительный звук выстрела, который перекрыл собачий лай. Раскинув крылья, убитый глухарь, ломая мелкие ветки, упал на землю.
     Мошник от выстрела вздрогнул и застыл неподвижно, стараясь не выказать своего присутствия.
      Бородатый охотник, подняв добычу за тёмные мощные лапы, поворачивал её, чтобы разглядеть получше.  Он не смог сдержать довольной улыбки.
– Хорош. Фунтов на двенадцать потянет. Молодец, Вейкко, славно поработал, – сказал он, ласково потрепав, подбежавшую собаку за рыжую холку. 
Убрав добычу в заплечный берестяной короб, поглядел он в сторону Мошника, застывшего как изваяние.
- Живи красавец, ведь я тебя ещё восемь лет назад заприметил. Хозяина тока я не обижу, после нас в лесу всё  должно оставаться, так, чтобы детям хватало.

   Он свистнул собаку, которая опять углубилась в лес в поиске добычи.
- Хватит нам, пошли домой Вейкко, дома внуки ждут.
 
         
                2020-2022.