Фонарь

 
 На смотровую площадку маленького прибрежного городка Санта- Понса любили приходить не только летние туристы. Независимо от времени года, каждый вечер местные жители собирались здесь, чтобы побродить у моря и восхититься закатом, тем более что в зимние месяцы вечернее испанское солнце было удивительно яркое. 
 Вот и сегодня алый закат, слегка коснувшись верхушек гор, растворился в море и окрасил воду в фиолетовый цвет. Солнце, как повисший на отцовской руке капризный ребёнок, тянуло его за горы. Влюблённые парочки давно разъехались и смотровая площадка напоминала детскую комнату, в которой убрали разбросанные по полу игрушки. Фонарь зажёгся слабым светом и загрустил. Конечно, куда ему со своей энергосберегающей лампочкой до буйства красочного вечернего неба? За всю жизнь не нашлось ни одного желающего сфотографироваться рядом с ним, хотя, если подумать, стоит он тут без малого семьдесят лет и вполне бы мог сойти за историческую ценность. Но если кто и удостаивал его внезапным горячим вниманием, так только случайно пробегающий мимо кобель. В остальном — абсолютная статичность бытия, наводящая фонарь на философские размышления.
 Фонарь был немного поэт. Бывало, залюбуется пролетающей мимо божьей коровкой и находит на него лирическое вдохновение:
  
 Ты крохотный жучок размером с точку.
 Но в многоточии твоём сокрыта тайна.
 И тайну эту ты по узелочку
 Вплетаешь в кружевной узор случайный
  
 Или подует с моря пронизывающий холодный ветер и рождается новое стихотворение: 
  
 Надо мной луна повисла
 Ветер с моря громко дует
 Много шума, мало смысла:
 Сам простынет, нас простудит...
  
 Очень ему нравилось размышлять, особенно когда получалось в рифму. 
  
 Сегодня Фонарь грустил особенно сильно. Перегорела лампочка и ему сразу вспомнилась маленькая девчушка, что выросла у него, с позволения сказать, на глазах. Малышка (так он про себя её называл) с тоненькими светлыми волосами много лет подряд прибегала сюда, садилась на старую кованную скамейку с зелёным деревянным сидением и, переплетя ножки канатиком, подолгу читала. Сначала она приносила книжки с маленькими сказками и большими картинками. Потом картинок в книжках становилось всё меньше, а букв всё больше. Стоило ей, примостившись на скамейке, раскрыть книгу, для Фонаря начиналась самая жизнь! В его невинном воображении сюжеты из всех книг связывались в единую историю и старая чугунная душа приятно волновалась внутри давно не крашенного тонкого тела. Особенно он любил, когда девочка, превратившись с годами в весьма симпатичную, хоть и всё ещё угловатую, барышню, приходила читать по вечерам. Тогда зажигалась фонарная лампа, краюшек света попадал на листы и Фонарь наслаждался любимым занятием открыто, а не подглядывая, как днём, и не испытывая чувства неловкости. Фонарь очень привык к Малышке.
  
 В один из промозглых февральских дней шторм разбушевался не на шутку. Ливень с самого утра остервенело барабанил по морю и тучи щедро, как садовые лейки, поливали всю округу. Малышка впервые пришла без книги. Тоненькая, прозрачная, она дрожала в лёгком платьице. Села на скамейку и обхватила босые ноги, подперев острыми коленками подбородок. Струи дождя прошивали её насквозь, превращая в грустный мокрый клубок.
 Лишь к вечеру буря утихла. Небо просветлело, хрустальный воздух отражал алые облака, а море с наслаждением вдыхало глубину мира. Малышка медленно встала, подошла к краю обрыва и плавно расправила руки, как расправляют крылья жирные чайки перед полётом. 
 В эту секунду Фонарю почему-то вспомнилась их первая встреча: она семенит сандаликами вдоль скалистого обрыва, держась одной рукой за мамину юбку, а другой — прижимая к себе маленькую тряпичную куклу. Садится на скамейку и, крепко сжимая мягкими ладошками большое розовое яблоко, с удовольствием слушает сказки из огромной яркой книжки. Он даже вспомнил голос мамы: низкий, ласковый...
  
 Робко зажглась лампа. Малышка оттолкнулась от каменного утёса и вспорхнула. Фонарь никогда не видел Ангелов, он только читал о них в книгах и его старый плафон озарила мысль, что если они действительно существуют, то выглядят именно так, как эта маленькая, свободная девочка. Он хотел схватить Малышку и вернуть её обратно, на скамейку, но прогремел гром и фонарная лампа погасла. Фонарь успел лишь краешком света слегка коснуться её босых замёрзших ног.
  
 Дождь ещё долго отыгрывал симфонический концерт, только струи, сбегающие по чугунному фонарю отчего-то были горячими.