Письмо профессору, найденное на чердаке

Ия Белая
Здравствуй, батюшка  Виталий, свет Иванович!
Шлю тебе земной поклон и пожелание доброго здравия, да полной чаши дому твоему прохфессорскаму.
А и прав ты, батюшка-свет, что не хочешь ехать через город Господин Великий Новгород. Как была я там намедни, так до сих пор удивляюся и крещуся. В Нове городе завели порядки  чудные.
Как вошла в автобус , а там все мужики едут, да с полными кошелками. А в кошелках–то звенят бутыли вина зелёного. У кого по десять штук , а у кого и поболе. По-моему разумению, на  торг едут. Только чё , городские акромя вина ничего не покупают?
А морды у них разбойничьи, что и смотреть-то на них боязно. Небритые, ну, чисто ведмеди.
Я как приехала сразу  в Софию Пресвятую пошла.
 Дак на мосту одна баба на скрипочке играла, а рядом с ней ведмедь приплясывал, живой ведметь-то, не чучело. Лапу протягивает, а ежели ему рубль не сунуть, то дак он лапой бьет по спине и ниже. Ну, нет проходу честной бабе православной!  Куда только архиепископ Новгородский смотрит!
(Ты, батюшка-свет, как читать мое письмо будешь, то на букву а не налегай. Чать мы не московские, а новегородские будем.)
А откуда мне рублев этих набраться, коль дела мои никудышные. Последний рублей этому ведмедю и отдала. 
А торга в городе нет.  Чё-то все позакрывалось, и торг, и  харчевни и лавки. Хотела шкурки продать – куды там.  Только супермаркеты их проклятые стоят. А в них все явства заморские, да и теми ежели только травиться захочешь. Хлебушка купила белого, а он  на вкус чистая бумага. Чё деится! Хлеб не настоящий!
           Благодарение Спасу нашему, что в  деревеньке нашей у меня избушка  есть. Да и то сказать деревня - 2 живых двора, моя избенка третья, да твоя, голубь мой сизый,  дача прохфесорская – четвертая. А раньше-то было дворов двести. Весело жили.
Хорошо еще, что недалёко от дороги деревенька-то. Всего 2 версты болотом через лес. Я пока лесом с автобуса бреду, дак  или зайца или утку обовязково подстрелю. В город с ружьишком нельзя, дак я его под камень прячу, когда в город еду. Знаешь, под тот, на котором медянки любят греться. Я их разгоню, а они  потом опять налезут на камень  и охраняют ружье-то. Никто чужой не сунется. Боятся чужие змеев-то.  У меня ружьишко еще от дедки Мартына осталося. Он его с первой мировой принес.  Старое, однако пристреляно хорошо, не жалуюсь.
А вокруг деревни, ты знашь, куда ни глянь, лес стеной стоит. Зверья всякого в лесу полно, потому как заказник.  Вот зверье и бродит. Дак я только охотой и рыбалкой держусь. Да огородишком.
То заяц глупай какой  в огород забежит, то кабанчик к колодцу выбежит. Так что бывает, что  и в лес не надо идтить. А вот  на лису не ходить мне больше. Собака моя Шарик в лес ушла. Как я в Нове город уехала, так тетя Настя ее кормить перестала. Дак Шарик в лес подался и обратно не ворочается. Видела я его в лесу – погавкал, хвостом повинял  и в кусты подалси. Може, зимой вернется.
Таперича у Ваньки Малинина щенка буду просить. Больно хороши у него собаки – Верный и Достигай. Только они кобели оба…
Я чё пишу-то, тебе, батюшка- свет, прохфессор наш благодатный.
Хочу я на Хозяина идтить в зиму. Еще с осени приметила где берлога евонная.
А Настя мне таперича мне не помощница. У ей спина болеет, да праву руку ломит.
А с Ванькой Малининым мне не способно. Уж больно он до самогону доходчив.  Оно, конешно,
жисть у него тяжелая, без самогону ему никак нельзя, мужик же. Но, край-то ведать надо, аль не надо?  Да и с хмельной головы-то разве дело справишь?
У прошлом годе ходили с ним на лося. Дак я чисто вся умучилася с ним.
Лося завалили, на санки затащили, так он и сам на санки сел и давай на весь лес орать:
- Когда б имел златые горы и реки полные вина, я все б отдал за ласки взоры, чтоб ты владела мной одна.
Я ему говорю: Дядь Вань, ты бы с санок-то слез, да помог мне. Лось-то тяжелый будет.
Куда там!  Не хочет, говорит: Я тебе лося завалил, а ты тепереча санки при.
Лошадь я ему, что ли? Но доперла до деревни, дело-то к вечеру. Пока сохатого выискали.
Не хочу я с ним боле на охоту ходить.  Стали мы тушу делить, дак он себе заднюю часть, а мне переднюю с рогами. Грит, что ему роги не потребно, а мне пособно из них вешалку сладить…
А кто ладить-то будет? Женско ли дело вешалки ладить? У меня подзоры еще не все вышиты,
Да и льна напрясть надо нового. Да отбелить.
Так что, голубчик–соседушка, батюшка –свет, выручай!   Я ж тебя летом выручала, тепереча твоя очередь. Приезжай! Подем на хозяина.
У меня все готово. Рогатину я у бабы Насти уже взяла.  Опосля охоты я те баньку справлю,
веничек припасу хошь березовый, хошь дубовый, а  хошь так и крапивный – кровушку разогнать,
спинку распрямить. Отдыхнешь маненько. А то ты все в трудах, да трудах, согнувшись  над бумагами. Толку в них, бумагах – только на растопку. Надо и отдыхать. Куда они денутся эти станции атомные твои? А и делись бы, дак мы тут и не заметили.
А то, соколик, можно и за енотами на Деревик сбегать. Помнишь ли речку ту? Ходили мы с тобой туды по морошку. Там ищо змейки прыгали, а ты пужался… Эх, чего их пужаться?  Смотри под ноги, да не наступай им на хвост, дак кто тебя тронет-то. А зимой спят они все.  На снегу не забалуешь. Шапку тебе справим, а ты без шапки приезжал. Нет у тебя, поди. Али воротник какой.
И всего то 5 верст, так на лыжах за час и сбегаем.  Люди бают, что волков там видали.  Дак, я ж ружьишко возьму. Не люблю волчьего взгляду. Постреляла бы их, да жаканов на их  жалко.
А если у тебя чо из ружья есть, так прихватывай. Али прикупил бы и ты чо-нибудь, батюшка-свет, не ладно без оружия. Город-то большой, пошерсти и, може,  чо сышется . А если не сыщешь - не горюй.  Можно в Райцы съездить. Еще с войны много чего осталося… и не дорого мужики возьмут…
На сем , кланяюсь тебе поясным поклоном, батюшка –свет. Жду на подмогу.
Допомогай тебе Бог и храни Пресвятая Богородица.
Писано от чистаго сердца, а ежели чё не так написала, прости меня дуру грешную да мало битую.
Писала раба божия Арина из Панютиных,
Лета 7508 от сотворения мира,
 числа 15, грудня месяца .