- Женская проза подобна уютному, пушистому пледу, подобна ласковому поцелую любимой женщины, подобна ночи в отчем доме, когда возвращаешься туда измученный, избитый жизнью, в синяках и с искалеченной душой.
Так вещала Маргарита Никольская, дама за ..., впрочем, это неважно для нашего повествования, а важно то, что она достигла того возраста, когда зеркало из угодливого кавалера превращается временами в излишне правдивую сволочь, когда уже слышишь: "в вашем возрасте я бы не рискнула надеть это платье" и когда на свидание со страстным мужчиной покупается не только новое белье, но и корвалол, валидол и эластичный бинт на случай неожиданного растяжения в порыве страсти.
- Сейчас вы уверены, что жизнь такой старухи, как я, не надо так презрительно прищуриваться, голубчик, я вижу ваши мысли насквозь, ваши жалкие, примитивные, глупые мыслишки. Нет, нет, голубчик, даже не спорьте, мне виднее, я как никак старше вас и умнее. Позвольте продолжить. О чем это я? Ах, да, возраст. Уверена, Господь не сотворил бы старость, не подарив ей некие преимущества. Я, во-первых, старой себя пока что не считаю, но преимущества уже оценила, это, во-вторых. Не буду говорить вам обо всех, чего уж бисер перед таким юным созданием метать, все равно не поймете, но вот то, что вам необходимо знать - это про безразличие. Такое приятное, облегчающее жизнь безразличие ко всему. Почти ко всему. Не полное, нет, ни в коем случае, жизнь без желаний и эмоций - есть смерть, а я живее всех живых, даже вас, голубчик! О, не надо так реагировать, я вас очень прошу, вы все поймете чуть позже. Постепенно, не сразу. О чем бишь я? Это, знаете ли, свойство зрелого мозга - вот так порхать от темы к теме, возводить сложные, красивые, изысканные ассоциации, только такой же утонченный разум может это оценить. Вы даже не пытайтесь, не получится, возможно, после нашего небольшого сотрудничества... Что же это со мной сегодня? Я никак не доберусь до сути, а, с другой стороны, куда нам спешить? Все время мира в нашем распоряжении. Ах, вспомнила! Я говорила о благословленном безразличии. Вы знаете, голубчик, я не права. Как же с моей стороны непрофессионально - выбрать неверное слово! Это было бы непростительно, если бы я специально не сделала это. Вы, голубчик, не поймете это невероятное спокойствие, для вас это будет просто скука, поэтому я слегка снизошла до вашего уровня и назвала это чувство безразличием. Вы слушаете, голубчик? Это важно, извольте понять!
Да, что же это со мной, я никак не могу подойти к сути, простите, голубчик, все-таки в первый раз, да и у вас тоже, я просто уверена. Видите, нам обоим нелегко, нам обоим это в новинку, но раз уж все так закрутилось, надо продолжать, вы не находите? Вижу, согласны, я уверена, мы еще найдем общий язык. Так вот, спокойствие, эдакая нирвана. Я, знаете ли, к критике отношусь положительно, она намного лучше забвения и безразличия. И я приветствую абсолютно любую реакцию, даже самую злобную, но вот ваши слова. Вы меня уже посылали и к Фрейду и к психиатру и по известному направлению весьма приятному в реальной жизни страстной женщины, но, простите, голубчик, не имею обыкновения следовать советам абсолютно неизвестного человека, да еще, судя по выбору лексических единиц и идиом, весьма необразованного и недалекого. Да, вполне возможно, ваши слова, ваша ярость и неприязнь будят во мне нечто глубинное, некие детские страхи и я с этим обязательно поработаю, есть у меня одна чаровница - психолог, такие вопросы решает, так в себе помогает разобраться! Я думаю, после нашего сотрудничества, вам бы к ней записаться. Дороговато берет, не спорю, но вы - молодой, заработаете, я просто уверена. Так, что же я хотела сказать? Ах, да! Ваши яростные нападки, ваше преследование меня абсолютно везде (были бы мы с вами хоть немного одного возраста, хотя бы двадцать лет разницы, это еще приемлемо, я была бы польщена, но увы, нас разделяют долгие годы и слишком разный опыт) стало меня немного расстраивать. Я все думала, что мне с вами делать? Обратиться за помощью к закону и выставить себя беспомощной старухой? Нет! Попросить моих доверенных людей решить проблему, так сказать, подручными средствами? Нет! Вы почувствуете себя мучеником за правое дело. Тогда я еще немного подумала и поняла, что вас, мой дорогой, надо просто немного перевоспитать. Знаю, знаю, что вы мне сейчас скажете и будете правы, но я же писатель! Я много читаю и много знаю и могу воспользоваться мудростью великих. И вот я сразу подумала о "Заводном апельсине". Не читали? Нет? Ну, конечно, когда вам, вы все на меня пасквили сочиняете, да еще так многословно, злобу откуда-то черпаете. Даже завидно иногда. Но, неважно. Вот, что я придумала. Вы будете слушать великие романы, написанные исключительно мужчинами, исключительно серьезные, никакого "бабского чтива для расплывшихся, провинциальных домохозяек" (кстати, откуда этот стереотип? Почему именно в провинции домохозяйки толстые и недалекие по вашему мнению? Вы много таких знаете?), как вы категорично называете мои романы, а ведь я дарю сказку, дарю надежду и радость, эмоции на дороге не валяются, знаете ли, голубчик. Но я опять заговариваюсь. Это такая редкость, когда тебя внимательно слушают, не правда, ли?
Маргарита Никольская благожелательно и нежно улыбнулась молодому человеку, привязанному к стулу. Рот его был заклеен скотчем, лицо покраснело до опасного оттенка, обещающего скорый апокалипсический удар, а глаза казались искусственными, так они некрасиво и сильно вылупились, словно сейчас вывалятся и покатятся по полу. Жертва мычала, сопела и пыталась протолкнуть хотя бы одно слово сквозь клейкую ленту.
- Вы хотите внести какие-нибудь замечания или пожелания? - сладко спросила Маргарита и тихонько потянула за скотч. Молодой человек замычал от боли.
- Ох, простите, я же видела в кино, это надо делать быстро, - она в подтверждении своих слов резко дернула липкую ленту.
- Ты старая, убогая, страшная, бездарная, мерзкая сука! - захрипел молодой человек.
- Сколько эпитетов, - восхитилась Маргарита, - продолжайте, продолжайте!
- Ты на нары пойдешь, на зону, там с тобой такое сделают, я заявление на тебя накатаю, похищение человека - это тебе не твои сиропные романчики строчить, убогая крыса, меня найдут, а тебя упекут, старая бл..
Маргарита ловко заклеила рот молодого человека новым куском скотча.
- Не люблю бранные выражения, употребленные не к месту, - объяснила она свое действие, а ее жертва замычала, силясь договорить начатое слово.
- Во всей мировой литературе я знаю два романа, в которых читатель похищал писателя. Возможно, их больше, я не могу сказать точно. Но поправьте меня голубчик, если я не права, нет ни одного романа, где бы писатель похищал своего ненавистника. Вы не находите, что это свежий сюжет? Он может очень выстрелить, если взяться за него мастерски. А чтобы вы не говорили, я - мастер своего дела, да, пусть несколько приторный, но мастер. Но такой сюжет требует тщательной проработки, а что может быть лучше, если я просто опишу некие события, происходящие в некоем доме с некой писательницей и ее ненавистником? Уверена, должно получиться прелестно! Тем более, вы будете не просто сиднем сидеть в этой комнате, но и узнаете много нового. Вся мировая литература будет в вашем распоряжении и не надо меня благодарить, голубчик, полноте, - добавила Маргарита, увидев, как молодой человек, покраснев еще больше, хотя, казалось, он уже дошел до предела этого цвета, раскачал стул, к которому он был привязан и упал, ударившись головой об пол. Маргарита то ли не заметила этого, то ли сделала вид, что сидит ли, лежит ли ее пленник на полу, нет никакой разницы, продолжила ворковать, а в глазах молодого человека промелькнул страх. Промелькнул, да и вернулся и поселился в них, вместе с небольшим пониманием ситуации, в которой он оказался.
- Мы начнем с чего-нибудь легонького. Коротенького. "Повелитель мух" идеально подойдет, я уверена. Потом "Заводной апельсин", хотя нет, вы не должны знать тонкости методики, потом я думаю займемся "Сердцем тьмы" или обратимся к Достоевскому или Сологубу? Я еще не совсем продумала план, но, уверена, быстро это сделаю. У вас есть вопросы, голубчик? Вижу вы немного успокоились и готовы вести диалог, - Маргарита, слегка охнув, опустилась на колени и сдернула с лица юноши скотч. Молодой человек, облизав сухие губы, тихо спросил:
- Что это будет за роман?
- Простите, юноша?
- Вы сказали, что я - ваш пленник и вы будете писать роман, так вот, какой это будет роман? Жанр какой?
- О, вы даже умеете говорить по-человечески, без оскорблений! Страшно стало? Или решили подлизаться к сумасшедшей старухе? Впрочем, это неважно, совсем неважно. Я еще не решила, что это будет за роман и как он закончится, - ответила Маргарита, охая встала с колен и направилась к двери.
- За вами будет следить Ильюша, советую его не нервировать. Прощайте, голубчик.
Маргарита Никольская подарила молодому человеку, так и лежавшему на полу, воздушный поцелуй и выплыла из комнаты, грациозно и величественно.
Кумицкий Валентин Андреевич, 27 лет, замычал сквозь скотч и попытался осмотреться. Он смутно помнил, как он попал сюда. Вроде бы в баре его кто-то угостил, вроде бы они разговаривали о бабах и вроде бы он даже сказал, что есть такая писательница - Маргарита Никольская, которую он ненавидит всей своей душой, за ее розовые сопли, за ее придурочные сказки, за ее вранье и выжимание слез из таких же идиоток, как и она сама. Вроде бы потом он сильно опьянел и его куда-то несли. Он замычал то ли от боли, то ли от ярости. Руки и ноги, крепко привязанные к стулу, затекли и болели и он совсем не понял бабкины длинные бредни про преимущества старости, но это и неважно, пусть бы себе трепалась! Но он также не понял, что она с ним собирается делать. Страх сменила ярость и он представил, что он сделает со старой дурой, когда выберется из этой переделки. Он был уверен, что перехитрить ее не составит никакого труда.
- Очнулся?
В комнату вошел Ильюша и Валентин Андреевич сразу пал духом. Парень был очень большой, хоть и говорят, такой шкаф громче падать будет, но свалить его тоже непросто.
"Думай, Валька, думай, раз большой, значит тупой, как пробка, всё в мышцу ушло!" - подбодрил себя пленник.
- И откуда такие стереотипы? - поинтересовался большой Ильюша, словно прочитав мысли Валентина, - бабушкины романы - сахарная вата, раз я большой, значит идиот, а раз ты - хиляк, думаешь, сильно умный? Нет, голубчик, - постарался он повторить Маргаритины интонации, - ты не сильно умный, но у нас все с тобой в будущем. Если выйдешь отсюда, станешь намного образованнее. Итак, Валентин Андреевич, кляп убираю, если будешь сидеть тихо, руки освобождаю, вот тебе водичка и аспирин, а ты тихонько сидишь и слушаешь. Бабушка велела начать с "Повелителя мух." Не читал? Нет? Завидую я тебе. Такой роман услышишь! А будешь вякать, пасть снова залеплю, понял?
Валентин кивнул, решив не злить своего охранника. Ильюша поднял стул вместе с пленником, освободил ему рот и руки, сказал слушать внимательно и включил запись.
- Ба, вот объясни мне. зачем такие сложности? Можно ведь было просто поговорить с ним, - сказал Ильюша Маргарите, наблюдающей за пленником через зеркало Гезелла.
- Знаю я твои разговоры, ты бы ему руку сломал, - пробурчала Маргарита, смотря, внимательно ли пленник слушает "Сердце тьмы", - а я хочу, чтобы он понял.
- Что именно?
- Что сказки тоже нужны и иногда не просто можно, но и нужно съесть большой торт с вредным кремом, если сильно измученная душа просит.
- Допустим, а дальше?
- Вернем его домой, что я еще могу предложить.
- Люди не меняются.
- Меняются и я это докажу.
- Кому?
- Себе, ему, тебе, какая разница! Главное, чтобы он понял - невозможно читать только серьезную литературу и в конце жизни обязательно захочется не навороченного пирожного, а простого эклера из супермаркета.
- "Лакомство" Барбери?
- Конечно, милый, - Маргарита потрепала внука по щеке, печально улыбнулась и пошла писать роман. Необычный и нетипичный для нее. Роман о заблудшей душе, погрязшей в насилии, ненависти и тьме, душе, которую спасает одинокая, мужественная женщина. Написав первую главу, она подумала, что не такой уж роман получается и новаторский. Все, чем она покоряла своих поклонников было там: мрачная завязка, парочка трагедий, но в финале солнце светило настолько ярко, что больно было смотреть на страницы, больно от света и от радостных слез.
- Люди не меняются, - рассмеялась Маргарита, глядя на план своего нового романа, уже представляя, как будут ее читатели переживать, плакать и надеяться, - мда, не меняются абсолютно, - повторила Маргарита и попросила внука отвезти пленника домой, ведь, в сущности, какое ей дело, что именно пишет о ней и ее романах некий молодой человек.
Кумицкий Валентин Андреевич, 27 лет, очнулся у себя дома, вспомнил, какой ему приснился жуткий сон и содрогнулся. В этом кошмаре его держала взаперти противная авторша тошнотворных романов, она уверяла его, что без них тоже жить невозможно и, что как и сладости, они иногда должны радовать любую душу, пусть даже самую взыскательную, также она утверждала, что пишет женскую, а не бабскую, как он утверждает, прозу и что между ними огромная разница. Она заставила слушать его только серьезную литературу, порой настолько жесткую и жестокую, чтобы доказать свою правоту, что он молил о снисхождении, хотя бы об одном романе Барбары Картленд, хотя бы об одном банальнейшем хэппи энде, но его заставляли слушать "Жестяной барабан", потом "Волхва", затем "Коллекционера" и он содрогнулся, увидев в романе намек на свою судьбу, он хотел жить, он не хотел сгинуть в этой странной комнате, не хотел покидать этот мир под аккомпанемент лучших романов, когда-либо написанных мужчинами.
- Приснится же такое! - усмехнулся Валентин и включил компьютер. Он улыбался до тех пор, пока не увидел дату на мониторе, ужаснулся, вспотел, покраснел и внезапно не понял, что ему просто необходимо прочитать что-нибудь дамское, легонькое, обязательно со свадьбой в финале.