rБар ВЕРСТА.
В тот день я проспал почти до полдника. Права была баба Варя, после росы спится куда как хорошо. Поднялся замечательно отдохнувшим, умылся, сварил кофе и вышел в зал. За своим любимым столиком сидела Эрика и уплетала за обе щеки большущую порцию мороженого, политого малиновым вареньем. Я окинул взглядом зал – народу не много. Нашел взглядом Нинку, мол, нужна ли помощь, но она замахала руками и подмигнула. Понятно. Оженили меня друзья.
Эрика подняла глаза, увидела меня и радостно улыбнулась. Как-то очень тепло у нее получается улыбаться.
- Привет. Вкусно? – я кивнул на мороженое.
- Угу – она сделала глоток чая. – Вкусно.
- Спасибо тебе.
Она с наслаждением съела еще одну ложечку мороженого, блаженно сощурилась…
- Не за что.
- Я думаю, такие утра раз в жизни случаются.
- А я думаю, что каждое утро можно сделать таким. Один хороший человек сказал мне, что счастье вокруг.
- Хороший? – я услышал главное.
- Неплохой – она тихо рассмеялась.
- А я слышал, что счастье внутри живет.
- Только у тех, у кого в душе есть для этого место.
- У каждого есть, если порядок навести.
- Выбросить хлам вроде старых любовей, глупых обид, неоправдавшихся ожиданий, да?
- Счастью много места не надо, так, уголок непыльный. Оно потом вот это все растворит, со временем.
- Ты интересный – она задумчиво покрутила ложечкой в чашке. – Зачем ты здесь оказался?
- Затем же, зачем и ты.
- Ищешь вдохновения?
- Нет, себя. Я проторчал в городе двадцать лет. Деньги зарабатывал.
- Зачем?
- Хотел жить красиво. Странно это, правда? Вот сейчас я не буду жить, потому что некогда, но потом обязательно поживу. И непременно красиво.
- А красиво это как? Тусовки, дорогие машины, дом на Мальдивах?
- Я так думал.
- А сейчас?
- Недавно заезжал один человек… Тимофей. Серьезный мужчина, при больших деньгах и власти. Ему хватило одной минуты, чтобы понять, что все деньги мира ничего не стоят. Врачи сказали, что у его жены неоперабельный рак.
Она помолчала, глядя в окно, потом спросила:
- А сколько времени понадобилось тебе?
- Двадцать лет.
Снова пауза.
- Я построил этот бар ради общения с людьми. Мне хорошо здесь.
- И мне хорошо. Но нужно ехать, обещала бабе Варе помочь.
- В воскресенье приедешь?
- Забронируешь мне столик?
- Поближе к сцене?
- Если можно – она улыбнулась и поднялась. – Я поеду.
- Эрика… Твои стихи…
- Да?
- Откуда в тебе такой мир?
Она негромко рассмеялась и ушла, а я в невесть отчего отличном настроении взялся за работу…
Воскресенье, утро, хмурая мгла. Небо отяжелело, налилось свинцом, прижалось к земле, опасливо отдергиваясь от островерхих елок. Тучи идут сплошной пеленой как на приступ, клубясь рваными краями, налетая клочковатыми стаями. Того и гляди, какая-нибудь из них зацепится брюхом за елку и прольется огромным дождем. Драма в небе.
А у нас на земле все замерло в ожидании небесного гнева, сжалось, приготовилось вытерпеть хлесткие плети дождя, грозный рев громовых раскатов, трескучие иглы молний. Тайга затихла. Живность помельче спряталась по дуплам и норам и изредка высовывает любопытные носы да посверкивает бусинками глаз, зверье покрупнее с тяжкими вздохами мостится под кустами, изредка поглядывая на небо.
Я сижу на нашей скамейке, пью свой утренний кофе, провожаю взглядом редкие машины. Вчера под ночь к нам в гости пришел еж. Большой, пузатый, недовольно фыркающий и раздраженно сопящий по любому поводу. Пришлось налить ему молока и бросить пару кусочков колбасы. Он молча все съел и ушел, не удосужившись даже кивнуть в знак благодарности. Ладно, ему можно, он здесь хозяин. Мысли все никак не могут собраться в кучу, даже крепкий кофе не помогает. В небе хмарь и в голове хмарь. Не люблю такое состояние, не хватает сил собраться для какого-то конкретного дела, все идеи разбегаются из-под рук. К обеду это проходит, но до обеда хоть на люди не показывайся.
- Дим! Ты как насчет в деревню слетать? У нас мяса в обрез, картошка нужна, хлеб, и у девчат пельмени с голубцами надо забрать – Игорь стоял на пороге, протирая большую пивную кружку.
- Насчет слетать не уверен, но сползать сползаю – я поднялся, потянулся с хрустом. – Погода видал какая сонная. Я что-то совсем в раздрае, проснуться никак не могу.
- А ты пятьдесят приседаний и столько же отжиманий сделай, и сразу огурцом! – Игорь был рьяным фанатом спорта домашних достижений. Правда, все больше агитировал, приседающим я его ни разу не видел.
- Кабачком – буркнул я и пошел собираться.
Через двадцать минут я уже катился в сторону деревни, заливаясь очередной порцией кофе и мрачновато поглядывая по сторонам. Ночной дождь расквасил грунтовку до деревни, и «Форда» бросало из стороны в сторону. Тут уж я поневоле проснулся, вцепился в руль и экстренно вспомнил армейские навыки мехвода. Рев двигателя и летящие во все стороны ошметки жирной липкой грязи моментально привели меня в состояние полной боевой, настроение начало улучшаться на глазах, и в деревню я въехал с улыбкой до ушей. Выбрался из машины, оглядел ее со всех сторон и заулыбался еще довольнее. Грязь потихоньку сползала по стеклам и кузову, отваливаясь целыми пластами и с влажными шлепками плюхаясь на дорогу. Отлично!
Быстро перетаскал из холодильника и погреба все необходимое, от себя добавил еще пару шматов копченого сала. Так, как коптит сало Егорыч, никто больше не коптит. На ольхе с можжевельником и смородиной, сало получалось настолько вкусным, что я один мог под водочку или под сладкий чай умять добрую пайку в полкило весом. Так, теперь за пельменями и голубцами, и можно выдвигаться в обратный путь.
- Дядь Дим, дядь Дим! – шлепая по грязи, в мою сторону со всех ног неслась Настька, соседская девчонка лет восьми.
- Привет, Настёна – я протянул ей конфету, без которых в деревню вообще никогда не выхожу.
Однако Настька конфету будто и не заметила:
- Дядь Дим, там папке плохо. Ты можешь его до трассы довезти?
- Довезу, конечно. А что с ним такое?
- Он вчера с дядь Толей баню чинил…
Понятно. День взятия Бастилии прожит не напрасно.
- А на трассу ему зачем?
- Так говорит в город поедет, лечиться.
- А мамка где?
- На ферме, где же.
- Ясно. Пойдем.
Настькин папа был известным в деревне мастером по выкладыванию печей и закладыванию за воротник, и каждый раз придумывал такие невероятицы, чтобы добраться до вожделенной читушки, прям «Любовь и голуби».
Шторы в комнате были плотно задернуты, с дивана доносились тяжкие стоны похмельного организма.
- Ооооххх, как тяжко… Насть, ты? Что там Димка сказал?
- Димка сказал, что ты симулянт и хитрован – я придвинул стул к дивану и уселся, облокотившись на спинку. – Ты зачем ребенку-то голову дуришь? В город он собрался, лечиться. Если в бар ко мне наметил похмеляться, то не угадал. Сам никогда не похмеляюсь и тебя похмелять не стану.
- Что же ты такой нехороший.
- Какой есть. А ты завязывал бы бухать уже. Охота тебе так по утрам помирать?
- Оооохххх….
- Ладно, я поехал, некогда мне. И Настьку больше не гоняй, имей совесть.
Настя ждала меня на улице. Увидела и сразу протянула руку:
- Давай конфету.
Я улыбнулся, насыпал ей полные ладошки сладостей и запрыгнул в машину…
В нагрузку к пельменям и голубцам Танюха, старшая из трех сестер Лаптевых, вручила мне трехлитровую банку ледяного молока с толстенной шапкой сливок.
- Вот за это отдельное спасибо!
- На здоровье – улыбнулась Танюха. – На следующей неделе не забудь за следующей партией приехать.
- Я бы, может, и забыл, да гости без ваших деликатесов жить не могут. Так что буду как штык!
Парковку у бара заняли собой три междугородних автобуса. Ого, как же они все в баре-то поместились?
Игорь увидел меня и обрадовано выдохнул. Оно и понятно, с таким количеством гостей все запасы моментально закончились. Ну что, засучим рукава и в работу с головой…
Выдохнули мы только ближе к полднику.
- А ведь еще и вечером народу будет полон зал – Игорь вымученно улыбнулся. – Такими темпами нам скоро расширяться придется и народ набирать.
- Зачем?
- Как зачем? Деньги сами в руки идут!
- Тебе не хватает разве?
- Да, в общем, хватает, просто…
- Лучшее враг хорошего, я точно знаю. Пока наш бар такой, как сейчас, мы в нем все делаем на отлично. Как только он станет больше и появятся новые люди, все рухнет.
- Почему?
- Потому что станет больше процессов, которые нужно контролировать. Плюс человеческий фактор. Мы тут все от души работаем, а новые люди придут за зарплатой. Кончится наш бар сразу же, появится обычная столовка. А вот если мы с тобой еще небольшой мотель тут построим…
Глаза у Игоря вспыхнули азартом:
- Мотель? Как ты показывал, американский?
- Точно такой вряд ли получится, нету у нас гор. Но если стилизовать домики под зимовья, костровища перед ними соорудить, баню хорошую поставить… Думаю, народ очень оценит.
- Это обалденная идея! Дим, где денег возьмем? Я тебя знаю, строить будем на века. А это удовольствие дорогое.
- По сусекам поскребем, есть ведь заначки. А можем и сбор среди гостей объявить, многие поддержат.
Следующий час мы с упоением смаковали постройку мотеля, крутя ее так и эдак, выискивая слабые места и критикуя любую идею. Когда гости начали занимать столы, проект в общих чертах был готов. Игорек умчался на кухню готовить, я встал на бар, Витька с Нинкой забегали между столиками, собирая заказы. Небо за весь день так и не разродилось дождем, но сейчас вдруг резко потемнело, и поднялся злой ветер. Еще минута, и тугие струи ледяного дождя захлестали в окна, выбивая дробный мотив и как будто начитывая речитативом какой-то унылый текст. Совсем скоро все столики были заняты, осталось единственное место, которое я держал для Эрики, у самой сцены. Даже у стойки остался единственный свободный стул, на остальных расположилась небольшая компания молодых мужиков. Они сразу взяли 0,7 виски и теперь вели неспешный разговор. Я бросил взгляд на часы. Семь Кажется, Ваня взял за правило немного запаздывать. Кстати, нужно приготовить его сценический набор из виски и сигары. Я как раз вернулся за стойку, когда дверь открылась, и на пороге появился Иван с привычным теперь уже гитарным кофром. Кивнул мне, взмахом руки поприветствовал зал и зашагал к сцене. Мужики у стойки прекратили разговор, провожая Ваньку взглядами. Над столиками висел негромкий гул голосов, с кухни тянуло чем-то таким аппетитным, что я невольно сглотнул слюну. Ванька привычно обустроился на сцене, уселся, взял гитару в руки, обвел зал очень внимательным взглядом, споткнулся о пустой столик Эрики, подмигнул мне. В этот самый момент на парковку вкатился «Мустанг» Эрики. Успела. Она выбралась из машины и побежала к бару, придерживая полы раздуваемой ветром куртки. Открыла дверь, и именно в этот момент небо над баром лопнуло, расколотое ослепительной молнией и почти тут же грянувшим оглушительным громом. Машины на парковке запели на разные голоса, жалуясь хозяевам на судьбу-злодейку. Эрика взвизгнула, присела и юркнула внутрь.
- У меня сегодня богатый аккомпанемент – улыбнулся в микрофон Иван. – Погрустим вместе с небом? Настроение такое… А может и попляшем, как пойдет. Поехали.
И в тот же миг бас проснулся, подал голос, заполняя им каждый уголок в зале и заставляя народ снизить голос или вовсе замолчать. Эрика незаметной тенью нырнула за свой столик, по пути оставив на стойке записку. Сбросила курточку, нырнула на диван и замерла, заворожено глядя на сцену. Ванька удивительный артист. Его недостаточно просто слушать, за ним очень интересно наблюдать. Он сливается в единое целое с инструментом и своим голосом, растекается с ними по залу, заглядывает в глаза каждому сидящему, поет каждому лично. Каждая нота изменяет его, он словно ртуть постоянно меняет очертания. Я никогда такого не видел.
А снаружи тем временем начинался настоящий апокалипсис. Молнии хлестали небо одна за другой, гром перекатывался огромными булыжниками, ливень словно задался целью смыть весь мир. Люблю такую погоду.
Внезапно Иван прижал ладонью струны и заговорил, лихорадочно блестя глазами:
- Послушайте его музыку, она прекраснее всего, что я слышал. Слышите? Все песни мира там, в небе. Я попробую ему подыграть…
Я забыл про записку, про гостей, про себя самого. Я с головой ушел в звук, пытался нащупать совпадение Ваниных переборов и беспрестанных громов. Ваня, как же это ты…? Бар молчал, во все глаза глядя на закрывшего глаза Ивана, растворившегося в музыке и в себе самом. На наших глазах происходило самое обыкновенное чудо, которое в иных местах зовут искусством, а где-то молитвой. Я посмотрел на Эрику. Она сидела вполоборота ко мне, и я видел только ее профиль, крепко зажмуренные глаза, чуть приоткрытый рот, стиснувшие столешницу тонкие пальцы... Наверное, она одна способна так ему сопереживать, сочувствовать с ним вместе. Может быть, в ней сейчас рождается новое стихотворение. Может быть…
Я встряхнул головой, прогоняя наваждение, развернул записку: «Я жутко голодная». Сейчас накормим, дело насквозь привычное. Я повернулся. Чтобы подозвать Нинку, и увидел ее, стоящую в дверях в подсобку с полными слез глазами. Что такое?
Я подошел к ней, взял за плечи:
- Нинок, кто обидел?
Она, словно и не слыша меня, прошептала:
- Как красиво… Дим, как красиво.
- Это ты еще Нирвану не слышала. Нинок, давай, приходи в себя, гостей надо кормить.
- Да ну тебя, носорог толстокожий – Нинка махнула на меня рукой и утерла глаза уголком фартука.
- Что там у нас из готового есть?
- «Зимний салат» есть, холодец, голубцы, Игорьково рагу, котлеты, пельменей можно наварить. А,проглотишь. щи еще есть, суточные. Вкусные, язык
- Вот, давай порцию «Зимнего», холодца с горчичкой и щей. Эрике.
Нинка кивнула и ушла на кухню, я вернулся за стойку. Ваня все ворожил на сцене, вполголоса напевая что-то из Синатры. Народ в зале очнулся, поплыли разговоры, негромкий смех. Все шло своим чередом. Эрика обернулась ко мне, как-то беспомощно улыбнулась, похлопала ладонью по дивану рядом с собой.
- Как он… он весь живет своей музыкой. Он… Я так никогда не смогу.
Меня пронзила мысль, от которой я чуть не подпрыгнул:
- Эрика, а если тебе читать под его музыку? Читать себя? Это будет грандиозно!
- Зачем я ему, Дим? Ты ведь видишь, он настолько большой на сцене, настолько… Я буду ему мешать, понимаешь?
- Как могут мешать друг другу два чистых творческих человека, что ты говоришь такое? Да вы как кислород и водород, наполните друг друга, я уверен. Подумай, пожалуйста. Я точно знаю, что все получится. А пока ешь.
Нинка поставила перед Эрикой салат, с улыбкой вручила вилку:
- Приятного аппетита.
- Спасибо – Эрика вернула улыбку и взялась за еду. Я вернулся за стойку, работу никто не отменял.
Ванька продолжал играть, временами прикладываясь к виски, народ с удовольствием слушал, и, когда Ванька решил «дать джазу», возле сцены начались танцы. Впрочем, все было предельно культурно, без пьяных выкриков и бросания чем-нибудь в музыканта. Все же не то у нас место, и публика не та, что не может не радовать. Работы за баром резко прибавилось, и я не сразу узнал голос, произнесший над самым ухом:
- Двести водки и лимон, по старой дружбе.
Поднял голову и столкнулся взглядом с Тимофеем, там самым мужиком, с которым мы не так давно варили уху. Я не стал его ни о чем спрашивать. Молча выставил перед ним графинчик с водкой, рюмку и блюдце с нарезанным лимоном. Он отодвинул рюмку:
- Дай стакан, Дим.
Перелил водку в стакан, зажмурился на миг и залпом опрокинул ее в себя. Прислушался к ощущениям, невозмутимо съел лимон.
- Не берет, зараза. Совсем.
- Так, может, и не пить?
Он посмотрел на меня абсолютно трезвым взглядом и покачал головой:
- Не могу не пить. Я ведь его чуть не убил. Ехал убивать, даже ружье в багажник бросил.
- А чего не убил?
- Они ошиблись, Дима. Они просто перепутали анализы. Просто перепутали. И отправили нас умирать. А тем, другим, подарили напрасную надежду, которую потом отобрали.
Он шумно выдохнул, с силой потер ладонями лицо:
- Я летел от тебя домой как на крыльях, торопился, боялся не успеть. Приехал, к ней, обнял ее. Плакал как ребенок, Дима. Потому что так стало страшно, так больно. Она меня успокаивала, по голове гладила и твердила одно и то же: «Жизнь на мне не заканчивается…жизнь на мне не заканчивается». А мне хотелось вскочить и заорать ей прямо в лицо, что заканчивается! Еще как заканчивается, прямо сейчас, в эту вот минуту. Я готов был пустить себе пулю в лоб, чтобы уйти раньше, не узнать, каково это – жить без нее. Знаешь, что останавливало? Что ей и так хреново, а тут еще я со своей истерикой. В общем, в ту ночь я напился до потери пульса. И на следующую ночь тоже. И потом снова. Она все видела и понимала, но не говорила ни слова. Доктора предложили ей химию сделать, потом облучиться, мол, так оттянем конец на какое-то время. Знаешь, что она сказала?
Он снова выдохнул. Я молча налил ему полстакана водки, которые он тут же опрокинул, благодарно моргнув.
- Она сказала, что не видит смысла растягивать мучения. Ты понял? А я? Обо мне она подумала? Я понял, Дима, такие болезни это страшный эгоизм, почти предательство. Мы почти перестали разговаривать. Я просто приходил к ней, садился рядом, брал ее за руку и молчал. Мне нечего было сказать, я мог только выть в голос. Мы слабее женщин, Дима, гораздо слабее. Через неделю я сказал себе «Хватит», задавил страх и боль и попробовал жить обычной жизнью. Я устроил ей шикарное свидание – он улыбнулся. – Мы гуляли в парке, катались на каруселях, стреляли по тарелочкам, пели в караоке, ели ее любимые суши и раздавали бабулькам цветы. Я затащил ее на крышу, и мы всю ночь смотрели на звезды, пили вино из горла и целовались как сумасшедшие. Под утро я почти готов был с ней попрощаться, почти готов был смириться. Доктор позвонил мне, когда она уснула у меня на руках. Я взял трубку и услышал: «Тимофей Игоревич, мы ошиблись! У вашей жены нет никакого рака, она абсолютно здорова!». Я чуть не заорал в голос «Чему ты радуешься, идиот? Своей тупости? Тому, что кто-то другой теперь будет переживать то же самое, что я пережил?». Но не заорал, конечно. Разбудил ее и просто сказал, что врачи ошиблись. Она никак не могла мне поверить, думала, что я напился или просто сошел с ума. Она уже поверила, что умирает, и успела себя с этим примирить. Когда она мне, наконец, поверила, она заплакала. Впервые за все это время, Дима.
Он до хруста сжал кулаки.
- Понимаешь, как я рад теперь ее мужеству? Тому, что она отказалась от химии и облучения.
Я покачал головой, налил водки в две рюмки, поднял свою и с улыбкой сказал:
- Поздравляю.
Он счастливо улыбнулся в ответ:
- Спасибо.
- Ты помнишь, в чем твое счастье, да?
- Знать, что у нее есть еще один день… Мы сообщили всем, и все началось по второму кругу. Шок, слезы, бесконечные звонки… Короче, я не выдержал и поехал его убивать. Доехал до тебя и понял, что мне надо бы его благодарить. Он показал нам, как дорого стоит каждая минута вместе. Пусть жестоко, пусть по ошибке. Но мы оба по-настоящему поняли, как много мы значим друг для друга. Я решил никуда вообще не ехать. Просто вычеркнуть это все из памяти, и все. Я очень хочу напиться, Дима. Но не забирает она меня.
- Погоди, щас заработает. Нин! Принеси щей. Пойдем усажу тебя.
Я подвел его к столику Эрики:
- Эрика, ты не будешь против, если Тимофей поужинает здесь?
- Конечно. Я уже закончила, посижу с тобой.
Она перебралась за стойку.
- Это тот самый Тимофей.
- Угу.
- Она… умерла?
- Нет. Они перепутали анализы.
Эрика зажала рот ладонью.
- И что теперь?
- Теперь счастье, цена которого стала гораздо выше…
Ваня доиграл, гости постепенно разъехались, в зале оставались несколько гостей. Ну и Эрика с Тимофеем тоже. Тимофей, которого водка так и не догнала, спросил:
- У тебя можно где-то поспать? Не поеду сегодня никуда, страшно. Раньше бы поехал, а теперь боюсь.
- Найдем.
- Тогда наливай. А даме, может быть, вина?
- Дама едет домой – улыбнулась Эрика.
- Что ж – Тимофей развел руками.
Эрика быстро чмкнула меня в щеку:
- Спасибо за вечер.
- Это не мне, это Ване.
Она подхватила курточку и ушла.
- Красивая женщина – Тимофейс интересом смотрел на меня.
- Знал бы ты, какие она пишет стихи.
- Стихи? Вот как? Я очень люблю поэзию. Покажешь?
Я молча протянул ему листки. Через пять минут он поднял на меня удивленные глаза:
- Слушай, это очень здорово. Поверь, я знаю толк. Она очень талантлива. Женись.
Я хмыкнул.
- А ты не хмыкай. Нравится женщина – бери ее в охапку и тащи в пещеру. И делай это сегодня, потому что завтра бывает не у всех.
Пожалуй, так и сделаю. Потому что для себя-то я уже все решил…