КРЕПОСТЬ КОМАРНО
Из армейского
дневника
• 30.03.1969 г.
« По последним статистическим данным, до «дембеля» осталось 260 дней, или 6240 часов, или 374400 минут, или 22464000 секунд. Это: 780 долек хлеба, 2440 кусков сахара, примерно 130 кусков рыбы (около 4 метров), 2,6 кг масла, около 400 литров воды.
Получить 536 крон сержантского жалования, а в Союзе за службу в советской валюте 75 рублей. Прослужить осталось 36 воскресений (недель)».
Отныне мы - ЦГВ (Центральная группа войск). Уже повыбивали эту аббревиатуру на самодельных латунных значках, нацепленных на кители. Старинная крепость в Комарно возведена в форме круга, окружность которого составляют трехметровые по ширине кирпичные бастионы- стены. Со стены открывается вид на Дунай, через который протянут автомобильный мост в город Комарин на той стороне реки. Это уже Венгрия.
Доставшаяся нам крепость – всего лишь кладка стен и провалы окон, в которых гуляет предзимний ветер. Что ни говори, наследство словацкие «вояцы» оставили нам незавидное: окна повыбиты, там и тут груды мусора – битые кирпичи и стекла, обрывки бумаги. Все, что можно, поломано и вывезено, нам оставили мусор и голые стены – пользуйтесь на здоровье, если надо!
Так что разница с палаточным городком под Кошицей для нас пока незначительна: спим на полу, укрывшись все той же шинелью, все так же гуляет над головой ветер.
Но обживаем свою крепость. Оглядели окрестности, толстенные стены и казематы, нагулялись по широкой крепостной стене, где могут свободно разминуться встречные автомашины, облазили доступные подвалы. Говорят, можно заблудиться в подземных крепостных лабиринтах и выйти на другой берег Дуная, а в дальних тайниках подземелья, как во всяком уважающем себя средневековом строении, есть свои привидения.
Из Союза пришел эшелон со стройматериалами. В казармах застеклили окна, из досок оборудовали спальные нары. Обживаемся…
Заметки на полях:
На Первомай чехи готовят, будто бы, вооруженные выступления.
Рядовой Грек чистит автомат:
- К праздникам готовлюсь, гитару настраиваю…
* * *
В заботах и хлопотах по обустройству на новом месте наступил апрель.
И вот мы на полигоне, в летних лагерях. Будем здесь, как уверяют штабные слухи, где-то до июля. Солнце, лес и воздух - наши лучшие друзья. Успели облупиться носы и спины. Одна беда - жара днем и холод ночью, от которого дервенеет брезент палатки и спасает лишь жарко натопленная армейская «буржуйка»- ежевечерний центр притяжения всех обитателей палатки.
Наши солдаты, прибыв на полигон, прежде всего отцепляют от тягачей и устанавливают на позиции пушки. А по соседству с нами разгружают оборудование для учений войска братской Чехословакии: из машин для начала выгружают ящики с пивом, и только потом берутся за пушки.
Мы, запыленные и усталые, в тяжелых сапогах и пропотевших гимнастерках стоим на посту, охраняя лагерь, а они, наши зарубежные коллеги, начистив до блеска солдатские ботинки, машут нам на прощание кепи, отправляясь на все выходные домой, к родным и близким. На службу в часть даже рядовой состав возвратится теперь лишь в понедельник к 9 утра. В таком режиме прослужат годик – и все, воинский долг пред Отечеством выполнен! Не служба - малина…
На очередных учениях, приехав на лесную полянку глубокой ночью, батальон остановился. Выбираемся из бронетранспортера, устраиваемся на ночлег. Я и Ходжаев на ощупь расстелили на сухие листья плащ-накидку, положили на нее мою шинель. Под голову- каску, накрылись второй шинелью. Постель и солдатский ночлег готовы.
Глухо шумят деревья, темной стеной стоит незнакомый лес, сквозь сетку листьев над головой подмигивают далекие звезды.
- Такой ночлег не забудешь, - обобщает впечатления Ходжаев, бросая в темноту глазок окурка. Как выяснилось позже, он был не далек от истины.
Туманным утром нас разбудила гортанная речь. В сумраке ближайшей полянки просвечивал брезент чужих палаток, серебрился росой камуфляж машины с усиками антенны над крышей. А из палаток, потягиваясь, выбирались солдаты в непривычной для нас форме, судя по говору - немцы!
Как же угораздило нас с Ходжаемым завалиться спать этой ночью на охраняемую территорию иностранной воинской части?
* * *
- Ой, дождь-то налетел, словно лягушки на палатку прыгают! - удивляется рядовой Балыкин, проснувшийся сегодня первым. - Построения, наверное, не будет, - мечтательно потягивается он.
Ефрейтор Витт:
- Ха! Можно подумать, ты первый день в армии.
За палаткой и верно слышна команда на построение.
- Теперь узнаем, что же произошло в природе за наше отсутствие? – выглядывает из палатки Витт и торопит: - Так и есть, выползаем, ребята, первый взвод уже строится…
На построении мне и еще двоим бойцам определена задача - выбрать в лесу площадку для полгона. Отправились в путь вместе с комбатом на его « уазике».
- Слушай, камрад, помоги! - водитель- чех у застрявшей на обочине автомашины в растерянности развел руки.
Мы остановились.
- Да-а, - тянет наш водитель, - придется его буксировать. Только тяжелая больно машина…
- Ничего, потянем! – подбодрил его комбат.
И вот наш «уазик», натужно урча, тянет на буксире чужую машину. Прохожие удивленно провожают нас взглядом, а девушки с улыбками бросают в нашу армейскую машину полевые цветы. Это лучшая награда и лучшие заверения в дружбе.
Комбат с водителем мусолят в губах незажженые сигареты – ни у кого не оказалось в карманах спичек. В одной из деревенек остановились у группы мужчин, комбат приоткрыл кабинку:
- Камрад, запалку маемо?
Все поспешно зашарили по карманам. Один из мужчин с готовностью протянул коробок. Когда военные прикурили, он еще раз протянул нам коробок:
- Камрад, рус содруг, просимо! - предложено было так искренне, что отказаться и вернуть «запалку» владельцу представилось невозможным.
Не зря, выходит, наши флаги полощутся на ветру рядом с чехословацкими.
* * *
Своего друга рядового Ходжаева нашел в автопарке. Он лежал под машиной, грязный и злой, безуспешно копаясь в коробках переднего моста.
- Ходжаев, тебе письмо дать? - обратился к нему безмятежно.
- А что, письмо есть? – сразу воспрянул он, выбираясь из-под машины.
- Ну, если ты очень ждешь – могу и дать! – продолжал я с напускным равнодушием.
- Я из дома жду, - засуетился он, вытирая руки замызганной тряпицей и обшаривая меня взглядом, - а где оно, письмо-то?
- Ну, в таком случае получи! – великодушничаю я, вынимая конверт из кармана гимнастерки. – По носу, так и быть, хлопать не стану, поскольку оба мы с тобой старослужащие.
Я видел, с какой радостью пробежал он глазами по обратному адресу, с какой поспешностью вскрывал конверт.
- А что, может тебе и еще письмецо дать? - полушутливо интересуюсь я.
- А что, у тебя есть? – неуверенно оторвал он взгляд он неровных рукописных строчек.
- Есть, получи! – и я вынул еще одно письмо.
Он взглянул на меня с такой благодарностью, что я не смог долго тянуть и с третьим, последним письмом.
- Вот, возьми тогда и это.
- Ну, спасибо, Володь! – только и смог вымолвить он. Но сказано было так, словно именно я написал ему эти письма.
Уходя, слышал, как весело насвистывал за работой Ходжаев, как радостно позвякивали ключи в его умелых, приободренных руках. Письмо в армии – безошибочный барометр настроения солдата.
* * *
Все чаще звучат в чужом эфире русские песни, еще раз убеждая нас в растущем международном авторитете России…Дорогая земля моя! Скоро ли вновь ступлю на родные дорожки, пусть не везде асфальто - бетонные, как здесь, на Западе, но много дороже для русского сердца всех этих ухоженных магистралей. Тоскуем по русской природе, языку, песням.
Не так строги стали командиры, чувствуется возросшая свобода, но и ответственность: то, о чем мечтает солдат долгие 24 месяца службы, что согревает его в морозы или дает свежесть прожженным солнцем дням, ощутимо близко. Но, чувствуя окончание службы, беспокойство заползает в душу: все ли успел, правильно ли поступал, с чистой ли совестью уйду на «гражданку»?
Эти мысли, как и планы на будущее, гонят сон по ночам, заставляя в полумраке ночной казармы ворочаться в постели, тянуться за сигаретами. И потому старослужащие на последних месяцах службы острее воспринимают свою ответственность за дела в отделении, во взводе и роте, строже спрашивают с подчиненных и молодежи.
Налаживаем связи с местным населением: будем ходить в городской бассейн, в городе прошла торжественная встреча вернувшегося с учений полка, будут экскурсии на заводы, совместные вечера. На катере по Дунаю комсомольская делегация нашего батальона выезжала на встречу с городским молодежным активом в Зволен. Время – лучший лекарь взаимных обид и упреков. Разве могли подумать о таком год назад, 21 августа?
Но бывают и рецидивы - на днях ворота нашей крепости обстреляли из проезжавшей автомашины, в городе вновь появились плакаты - «Вы нас в августе, мы вас - теперь!». Имеется в виду недавнее поражение советских хоккеистов во встрече с чехами со счетом 0:2.
Из армейского
дневника
• 14.11.69 г.
Прямо не верится: не все провожать на «гражданку» друзей - наступает и мой «дембельский» час. Через неделю – Ура! - еду домой! Прощай, на время, дневник, перехожу на походный записной блокнотик…
* * *
- Полк, ра-вняйсь! Смирно! На одного линейного дистанция, первая рота прямо, остальные – напра-во!
Военный оркестр грянул «Славянку». Роты повзводно рубят шаг, а мы, сегодняшние «дембели», принимаем парад у полковой трибуны рядом с офицерами. На нас отутюженные мундиры, в погоны, сержантские лычки и петлицы вопреки Уставу вставлены вкладыши, еще с вечера до блеска начищены сапоги, надраены пастой пуговицы и ременные бляхи.
Преклоняя колени, по очереди целуем боевое знамя части – прощай, армия!
А потом сами, на глазах у полка, в последний раз проходим мимо казарм и товарищей торжественным маршем. У ворот крепости нас поджидают грузовики с загруженным «дембельским» имуществом, а мы с особым усердием в последний раз печатаем строевой шаг, прощаясь с боевыми товарищами.
По парадному четок наш строй, а в горле теснится ком: здесь остаются армейская юность, друзья, с которыми столько прожито и пройдено! А что ждет впереди, на желанной, но полузабытой «гражданке»?
В такие минуты с особой остротой понимаешь: армия- это школа, которую не пройти заочно.
* * *
Карпаты, Карпаты, Карпаты-
Вы в Татры потом перешли.
Когда-то, когда-то, когда-то
Мы этой дорогой прошли…
Солдаты, солдаты, солдаты –
Мы этой дорогой прошли…
Так вспомни, как шли через горы
Как в Кошице приняли бой.
И как под горячие споры
Отчизну прикрыли собой….
Горели машины и ели,
И трассер чертил свой пунктир.
Пробитые пулей шинели
Просил поберечь командир…
Об этом мы только читали,
Чтоб ночью светло, словно днем.
По каске мне гильзы стучали,
Когда прикрывал ты огнем…
А после плакаты, плакаты:
«Иван, ты мне больше не друг!»
А мы ведь всего лишь солдаты,
Но в каждом из нас политрук…
А мы им мосты охраняли,
Со смертью играя на ты,
А мы им детишек спасали
Из рук озверевшей толпы.
А сами чернели от пыли,
От боли за гибель друзей,
По братски с тобою делили
Последний запас сухарей…
Так вспомни, как мерзли на сопке
Приказом отмеренный срок.
И как застрелился в подсобке
Совсем молодой паренек…
Мы снова шагаем поротно,
Но в сердце остался прострел:
Словацкая крепость Комарно
И русский солдат- самострел…
Карпаты, Карпаты, Карпаты,
Вы Татры прикрыли собой…
Солдаты, солдаты, солдаты -
Не все мы вернулись домой…
P.S. Есть на просторах России заповедные родники, из которых веками черпают силу большие и малые реки, среди которых и наша красавица- Волга. У истока ее, неприметного родничка под Осташковом Тверской области, оборудована часовня, откуда весной начинается ежегодный Крестный ход. А неподалеку, в Селижаровском районе, в заповедном Оковецком лесу со времен Ивана Грозного бьет незамерзающий святой источник, температура которого в любое время года всегда одинакова – 4 градуса тепла. Даже в крещенские морозы здесь не пустует купель - окунувшихся не берет простуда. В таких вот заповедных местах и таится, видимо, сила земли русской, вобравшая в себя веру и мудрость поколений.
У каждого из нас тоже есть свои заповедные места, события, годы, которые, вбирая мудрость поколений, проверяют на прочность, дают настрой и силы на многие годы. Для одних – наших отцов – это Великая Отечественная война, для других, завтрашних воинов – Афган или Чечня . Для моих армейских ровесников заповедным стал август -68, проверивший на прочность закалку характера. Кто был тогда прав – не нам решать. История и политики расставят по местам события и факты. Но в одном время не властно: в нашем отношении к своему долгу перед Отечеством. Его мои ровесники исполнили как смоги: и те, что остались молодыми на армейских фотографиях, и те, кто вернулся домой, нашел свое место в жизни, перешагнул рубеж очередного века.
Однажды, годы спустя, в разговоре с коллегами упомянул словацкую крепость Комарно.
- А мы служили там с мужем! - оживилась сотрудник отдела Антонина . - Ты в Комарно входил, а мы из этой же крепости через 22 года последними выходили, в сентябре 90-го, когда наши войска из Чехословакии вывели…
Давно нет той страны, которой мы присягали и которую защищали, не повернуть вспять время. Другие события и заботы сменяют друг друга, иными стали убеждения и многие ценности. Но заповедный уголок юности, давший возможность проверить себя, в душе не иссяк. А жизнь в который раз убеждает: велик, многогранен, но крайне хрупок и тесен окружающий нас мир.
Фото из интернета