Я сидел в поезде метро, который еле тащился от станции к станции по красной ветке метрополитена и дремал. Ехал я домой после работы. Наш институт располагался на Каланчёвской улице, недалеко от станции метро Лермонтовская, а жил я на улице 26—ти Бакинских комиссаров, что у станции Юго —Западная. Это почти сорок минут езды. Был час пик, и народа в вагоне было много. Мне повезло: я сидел между двумя дамами и, если бы не духота в вагоне, запах пота и духов, а также лёгкое, чуть – чуть влажные предплечья моих соседок, которые давили на меня сквозь лёгкие платьица, я бы чувствовал себя вполне комфортно.
Особенно меня беспокоила соседка слева. Она всё время ёрзала, то наваливаясь всем телом, и прижималась ко мне так плотно, что я чувствовал резинки её трусов и пояс, который поддерживал чулки на её чуть полноватых ногах. Она то, извинившись, отодвигалась от меня на какие!» — то миллиметры, и я переставал чувствовать тепло её тела, то через пару минут её предплечье опять вдавливала меня в сиденье и мне ничего не оставалось , как прижиматься к соседке справа, приговаривая сдавленным голосом:
— Извините, жмут.
Соседка справа понимающе кивала головой и продолжала читать роман на непонятном для меня иностранном языке.
Но, если быть честным, меня больше привлекала соседка слева. Эта была смуглая брюнетка, с упругими бёдрами и выразительной грудью, которая заманчиво "выпирала" из декольте летнего платьица. На мой взгляд, ей было не более тридцати пяти.
— Почему она так ёрзает, почему сидеть не может спокойно? — время от времени возникали вопросы в уставшей после работы голове. Наконец, после очередного плотного нажима с её стороны, я повернулся к ней и тихо спросил: «Давят?». Она, почти не повернув голову в мою сторону, также тихо ответила: «Очень» .Голос был приятный, успокаивающий и несомненно, предполагающий продолжение разговора, чем я тут же и воспользовался:
— В часы пик в метро невозможно ездить. Просто мука. Если бы не вы, я бы давно вышел из вагона.
— А чем я вам помогаю в этой тесноте?
— Когда вы ко мне прижимаетесь, я себя чувствую мужчиной, особенно когда ощущаю вашу резинку в трусах. — сказал я, выговаривая каждое слово чётко. Со мной иногда происходят такие «вывихи», когда я хочу своего собеседника одним предложением «опрокинуть». Но моя соседка даже не подала виду, что её задели мои слова.
— Трусики и поясок действительно французские. А вы, видно, большой ценитель хорошего, нижнего, женского белья?
— Несомненно, я воспитан на обслуживании иностранных гражданках,— заявил я неожиданно для себя басом, вероятно для того, чтобы она меня приняла за бывалого и удачливого Жигало. Но в действительности, я в своей жизни ни одной иностранки не «осчастливил». Однако, я интуитивно почувствовал, что она поддержала разговор о французских трусиках неспроста. Как мне показалось, в её голосе я почувствовал нотки подбадривания: «Ну, давай, продолжай, что же ты остановился». Дальше всё пошло как по накатанному:
— А можно узнать, у обладательницы тонкого французского белья, как её зовут? — задал я, как мне показалось, вполне удачный и к месту вопрос.
— Конечно. А зовут меня Даша. Вам нравится имя «Даша»?
—Да, — соврал я мгновенно, чтобы не терять темп разговора. Но мне ещё больше нравятся имена Елизавета, Юлия и Диана. Последнее , кстати, имя сыграло в моей жизни особую роль: именно Диана была моя первая женщина, которая, можно сказать, сделала из меня мужчину ….
Но она меня неожиданно резко перебила :
— Неужели для мужчины так важно количество? Ему что, мало одного, единственного имени его любящей и навсегда преданной ему женщины?
Я не смог подавить приступы смеха и мне показалось, что пассажиры стали пристально обращать внимание на мои всхлипывания и прорывающийся время от времени смех, который в этой тесноте и жаре скорее был похож на истерику человека, потерявшего навсегда надежду выйти из затхлого и душного вагона на свежий простор московских улиц.
— И это вы говорите в наше-то время, когда родители судятся с детьми из-за квартиры, а родные братья и сестры идут друг на друга стеной, чтобы захватить унитаз по утрам и несколько минут сосредоточиться перед работой, — всхлипывал я между приступами смеха, — и вы мне ещё говорите такие слова, как «любящая и навсегда преданная женщина». Где вы видели такое? В кино? В жизни такого нет.
— Ну вы и циник! С кем вы общались? Вы что, не жили ли в коммунальной квартире? Представляю, какие у вас друзья?
— Ладно, давайте познакомимся. Зовут меня Георгий, можно просто Жорик, —я хотел было встать и галантно пожать ей руку, но вспомнил о тесноте в вагоне и, если бы я встал, то тут же началась бы борьба за моё сидячее место. Поэтому я ограничился кивком головы.
— Я еду домой, на Юшку, так у нас зовут Юго-Западное метро. А вы?
— А я еду до Лужников. Там небольшой вещевой рынок есть. Хочу купить лёгкий сарафан, чтобы на пляж в нём ходить. В отпуск собираюсь. — она замолкла.
Меня начала одолевать дремота. При въезде на метростанцию «Спортивная», я ей спросонья пробурчал:
— Можно мне вас сопровождать? — она кивнула, и я с ней вышел из вагона. С нами вместе покинули вагон две достаточно большие группы японских и американских туристов. Ошибиться в их национальной принадлежности было невозможно: во главе каждой группы стояло по два русских переводчика- гида и держали над головами японские и американские флажки, которые, вероятно, служили ориентирами при движение групп.
— К кому примкнём? — спросил я деловито у Даши. И тут же получил обстоятельный ответ:
— Мы сами по себе.
И это была истинная правда. По пути к рынку она заявила, что ей хотелось бы «обмыть» покупку в каком — нибудь кафе. После минутной паузы, она уже знала в каком кофе она это сделает: ну, конечно, в кафе на пятом этаже Малой спортивной арены. Из чего я сделал вывод, что район Лужников ею «освоен» вполне прилично.
Прочтя всё написанное выше, я с ужасом удивился. Наша жизнь, её наполнение желаниями и поступками в корне изменилась. Коронавирус сделал нас всех рабами случая и ловцами удачи.