19.30
«[…] семьею и обществом
человек воспитывается
как член семьи или общества вообще,
а не как духовно-определенная личность,
которая, напротив,
поглощается ими – в принципе».
И. С. Аксаков. «Спасение – только в деятельности самосознания»
- Какая прелесть эти Ваши пироги, уважаемая Замиля, - восхитился Савва, даже перейдя на «Вы», чтобы подчеркнуть восхищение. – Это я Вам как ресторатор говорю. Дай мастер-класс моим поварам, - потребовал, вернувшись к дружескому «ты». – Соберу шефов, расскажешь пару рецептов, введу в меню. Для начала на какой-нибудь пилотной площадке, а там и по всей сети. Денег заработаешь. Не шучу, не под винными парами.
Замиля взглянула на своего мужчину, Антон кивнул с улыбкой.
- Завтра обязательно поговорим, - пообещала Замиля, но было видно, что она польщена и довольна
Однако была в этой женской гордости изрядная доля некого стыда. Не привыкла и не любила Замиля выставлять себя, свои достоинства напоказ, тем более в присутствии своего мужчины. «Какая же ты другая!» - с удовольствием подумал Антон, невольно сравнивая Замилю с прежними своими спутницами. Эту стыдливую нотку с винной чуткостью заметил и Савва. И немедленно решил внести ясность.
- Стыд - это эмоциональная проекция совести. Людям стыдно, когда они совершают нечто такое, что тревожит моральное чувство. Это как гастрономический вкус. Кому-то неловко, когда не тот сыр подают не к тому вину, а кто-то ест макбургер и не морщится.
- Дался тебе этот макбургер! – рассмеялся Антон. – Как по мне, так стыд хуже наглости.
- Наглость - это та же самоуверенность, только приносящая вред окружающим, - тут же откликнулся Савва. – Вот как у твоего Юрки. Наглая такса. Требует, лает, занимается вымогательством, прям, высасывает наше внимание. В Англии говорят, что собак должно быть видно, но не должно быть слышно.
- В Англии так про детей говорят, - проявила эрудицию Альвина, и Савва аж задрал подбородок от гордости за свою даму.
- Чем выше забор, тем громче лает за ним маленькая злая собака, - зачем-то сказал Антон – может, в защиту своего питомца.
Питомец в благодарность тявкнул и стал передними лапами Антону на колени, вымогая кусок хваленого пирога Замили. Кусок пирога был получен, и Юрка с глухим урчанием, предупреждая всех других членов стаи, что «это – его добыча», скрылся под столом.
- Я же просила не давать ему со стола, - нежно напомнила Замиля, и Антону не оставалось ничего другого, как виновато пожать плечами.
- Чем выше забор, тем настырнее желание через этот забор перелезть, - ответил Савва.
Антон понял, что беседа теряет смысл, как всегда происходит на третьем часу посиделок. Пора было возвращать разговор в русло здравого смысла. А для этого нужно было задать (или продолжить) тему. Говорили про собак, и Антон решил оттолкнуться от этого бортика.
- Если бы, - начал он, - по замыслу автора, Маугли был воспитан бандерлогами, то роман Редьярда Киплинга утратил бы фантастичность, но стал бы претендовать на роль весьма современного учебника по социологии и общественным отношениям. Ну, или по PR-менеджменту, чтобы окончательно синхронизировать с нынешней реальностью.
- Думаешь, все так плохо? – нахмурился Савва. – Нашему обществу стремительно наступает кирдык?
- Ну, почему же? – пожал плечами Антон. – Все повторяется. Спираль истории.
Так уже было когда-то.
Не говорите, что не было.
Легионы, ждущие воли сената;
Чернь, жаждущая зрелищ и хлеба.
Сонмища идиотов,
Юродивые бесноватые,
Фрики в два миллиона просмотров.
Так уже было, было когда-то.
Посулы небесной манны,
Но на каждого пахаря в поле
По три фискальщика-веспасиана
С оскоминным "Aes non olet".
И жить, как всегда, не скучно!
Эй! ласковые кликуши!
Дайте мне порыдать в подушку,
Которой меня задушат.
- Это группа «Церера». Песня называется «Panem et circenses!», «Хлеба и зрелищ».
Как стихли аплодисменты, Антон продолжил:
- Над каждым поколением - свой социальный эксперимент, который является звеном череды последовательных экспериментальных действий. Вот только на какой результат взят вектор?
- «Divide et impera»? – хвастанул Савва знанием латыни. – «Разделяй и властвуй»?
- Жизнь разобщает - слишком разнятся наши интересы. Объединяет только коса смерти, - равнодушно ответил Антон.
Он начинал трезветь, ему хотелось вина, но на столе оставался последний бокал. «И последний гандон, как последний патрон», - вспомнил слова старой песни. Пора было спускаться в винный погреб. Антон встал, Савва не остановил, вдогонку послал сентенцию:
- Наше общество уже в который раз разрывает на части: то майдан, то коронавирус. И в который раз по одному и тому же шву.
Потом вдруг Савва тоже решительно отодвинул чугунный стул и заявил:
- Погоди, составлю тебе компанию. Люблю я твой винный погреб. Да и в туалет по дороге заскочу.
20.00
В погребе, напротив стеллажей с винными (и не только) бутылками, располагался маленький стеклянный дегустационный столик и два неудобных стула. Антон звякнул низкими бокалами, почти рюмками, и разлил початую бутылку хереса. Темная жидкость уютно устроилась в бокалах. Погреб наполнился терпким ароматом благородной плесени.
- Вот люблю я твой погреб, - повторил Савва.
- За нас! – тост Антона.
- За дружбу! – алаверды Саввы.
Херес тягуче и сладко искупал губы. Становилось все более и более хорошо. Нужно было либо подниматься с новыми запасами к дамам, либо поговорить здесь, на глубине. Остановились на втором решении: херес требовал к себе уважения.
- Вот ты говорил о пандемии, - напомнил Антон. – Вернее, начал говорить. В период «эпидемии» (беру в кавычки, поскольку явление больше социального, чем медицинского толка) люди разделились на два лагеря: одни считают, что статистика заболеваний откровенно занижена, другие – что откровенно завышена.
- При этом ни те, ни другие не верят телевизору, - подхватил Савва. – Воцаряются хаос, разброд и шатание.
- Парадокс в том, - херес потянул Антона на философию, - что отсутствие системы координат - это также определенная система координат. Отказ от законов - тоже закон. Анархия и хаос - это не просто мать и отец порядка, это и есть разновидность порядка с уникальными свойствами. Нам предстоит нелегкое плаванье, мой друг.
- Лучший способ не утонуть в плавании, кивнул Савва, - не раскачивать лодку, в которой плывешь. Любое - даже трудное - плавание лучше, чем беспомощное барахтанье. Крепись, не в таких переделках бывали. Помнишь, как на баркасе рыбачьем чуть ко дну не пошли в шторм? А это все - что? Это все – лужи. Мы с тобой любую лужу переплывем.
- Если лужа возомнит себя океаном, - провозгласил Антон, - мало того, если она сумеет стать океаном, то под гиблой мутью ее многие людные города лишатся воздуха и солнечного света.
- В мутной воде и дохлая рыба кажется живой, - согласился Савва.
Херес явно переводил беседу на новую глубину миропостижения.
20.15
- Чтобы плавание шло ровно, без качки, необходимо равновесие, - Савва принял на себя роль Капитана Очевидности.
- Несколько центров силы - залог равновесия, - подтвердил Антон. - У каждого центра силы свои зоны влияния и ответственности. Невмешательство в личное пространство - очевидный закон мирного общежития - как в уютных границах семьи, так и в масштабах планеты.
- Да какое же тут равновесие? – Савва подставил бокальчик под новую порцию хереса. – Люди разобщены, озлоблены, агрессивны.
- Публичная агрессия – показатель низкого социального статуса, - изрек Антон с важным видом. – Ты в курсе, что завтра нам будет весьма не хорошо?
- Завтра всем будет не хорошо! – предрек Савва. – Мы-то успеем еще похмелиться. А вот наши дети… Одна надежда, что детям повезет больше нашего. Правда дети наши – те еще…
- Не груби! – предостерег Антон. – Замечательные у нас дети. Как ростки пробиваются к солнцу сквозь опавшую листву, так и молодые поколения сбрасывают замшелый тлен опыта минувших поколений. Таков закон природы. Для роста нужен воздух и простор. И нет никакого желания признавать, что нет стремительного роста без питательной поддержки этого самого "перегноя".
- Нам по семьдесят, - грустно сказал Савва. - Мы с тобой и есть этот самый перегной. Перечитывал Чаадаева. То ли я чего-то разглядеть не в состоянии, то ли действительно в его произведениях пренебрежение к собственному народу граничит с ненавистью.
- Я не помню так хорошо Чаадаева, - признался Антон. – Не могу дискутировать. Но, думаю, его ненависть, как ты говоришь, направлена не на весь народ, а на его худших представителей. Менялы, например, ростовщики всякие никогда не пользовались доверием народов и правительств. Это было презренное звание, нередко - запрещенное занятие. Даже руки порой рубили... Сегодня банкиры - уважаемые люди, а кредитование - чуть ли не благотворительность. Все это похоже на какой-то нешуточный развод...
- Некоторые умудряются не только пожирать ближних своих, но при этом еще и с видом гурмана-знатока оценивать их изысканный вкус, - согласился ресторатор. – Как тебе, к примеру, нынешние школы лидеров?
- Школы лидеров готовят именно тех вожаков, за которыми идет стадо, но которые при этом первыми попадают на бойню.
- Почему же?
- А какой разумный человек захочет посещать школу лидеров?
- Не поспоришь, - кивнул Савва.
Пора было всплывать на перископную глубину. Друзья взяли каждый по две бутылки и отправились на вечернюю веранду у мангала.
20.30
Оказалось, что после бутылки хереса, да еще с учетом нескольких бутылок вина под шашлык, подъем по лестнице превратился в напряженное восхождение. Возраст и алкоголь, алкоголь и возраст. Вечно юный бог Дионис любит шутить с немолодыми людьми.
- Отличие бесструктурного управления от диктатуры в том, - вещал Савва, тяжело и прерывисто дыша, - что диктатура запрещает и карает за нарушение запрета, а бесструктурное управление либо поощряет, либо игнорирует.
- Поясни, - подбодрил Антон через плечо. – На примерах.
- Например, - с готовностью откликнулся Савва, - при диктатуре художник за пропаганду наркотиков, насилия, однополой любви получает криминальные статьи, штрафы, сроки. При бесструктурном управлении за ту же заметь! - пропаганду художник обретает финансовые, рекламные и прочие бонусы, а художника, что упускает в творчестве столь важные для "счастья" общества аспекты, погружают в темное болото игнора.
- Мрачно так все у тебя выходит, - опечалился Антон. – Художники – люди публичные, всегда на виду…
- Чем больше на виду персона, тем строже правила игры! – резюмировал Савва, и Антон понял, что пора бы и проветриться, поскольку мысли прыгают, фразы плетутся не в логике дискурса, а просто по сцепке «слово за слово».
- Идем на воздух, чай будем пить, - озвучил Антон.
- Если кто-то бросает камни в твой огород, то почему бы не построить из них уютненький домик? – «обиделся» Савва, оценив намек. – Вот такой домик, как у тебя. Люблю тебя дружище! Дай расцелую!
И Савва действительно накинулся на Антона с поцелуями – уже на крыльце перед входной дверью.
- Ребята, куда вы пропали? – громко позвала Альвина. – Мы тут вас уже потеряли. Хотела в погребе искать, да Замиля не пустила.
- Раньше говорили: "Держи коня накормленным, а саблю - наточенной". Теперь говорят: "Держи телефон заряженным, а интернет – оплаченным!" – отозвался Савва, так же громко, Антону пришлось его одернуть.
- Понял, понял, - шепотом извинился Савва, но тут же крикнул снова:
- Найти старый телефон эмоционально круче, чем купить новый, не правда ли? – и Антон мысленно извинился перед всеми соседями с улицы Кисельной
Замиля заботливо подпалила спираль от мух и комаров, что добавило летнему вечеру особый вкус. И было совершенно не лишним, учитывая шорты мужчин и Альвины да короткую юбку самой Замили. На столе, прикрытый специальным зонтиком, стоял торт, дымился чайник.
- Кому чай, кому кофе? – спросила Замиля.