Белая Молния

Любовь Машкович
     Гости свалились как снег на голову. Поставили перед фактом – вот мы, любите нас и жалуйте. Близкая Настина подруга Наталья приехала с кучей детишек и собакой, которую не на кого было оставить и пришлось взять ее с собой, то есть везти через пол страны, запасшись предварительно справкой от ветеринара. Приехать одной с такой пестрой компанией было почти подвигом, но никто ее подвига не оценил, потому что в доме хозяев уже была собака и куча детей, и отец семейства только вчера защитил диссертацию, и весь дом еще «стоял на ушах» от этой изматывающей марафонской гонки, закончившейся накануне так успешно.
     Дело было летом. Собрав шумную разношерстную компанию, хозяева, недолго думая, отправились на дачу. Старый бревенчатый дом с застекленной верандой, настоящей печью и запущенным садом вокруг гостеприимно распахнул им свои двери. Собственно, изначально так и договаривались, что хорошо бы пожить вместе в деревне в августе, когда уже поспеют овощи на грядке, походить в лес за грибами, погонять теплыми летними вечерами чаи из медного дедовского самовара с домашним клубничным вареньем.

     Времена в стране были тяжелые: в магазинах было пусто, денег заработать было сложно, предприятия разваливались одно за другим. И народ потянулся к земле, люди сами стали выращивать себе продукты и запасать их на зиму. Нужно признать, что собственные многочисленные заготовки помогли пережить трудное время не одной семье. Поэтому и решили: в июле мы закатываем варенье, компоты и соленья, а в августе пожалуйте к нам, гости дорогие. Но у дорогих гостей изменились обстоятельства, и они нагрянули в июле. Так что про заготовки в этом году можно было забыть.

     Настя приняла все как данность и не сильно переживала – как-нибудь проживем. Хуже было, что муж Наташи должен был подъехать через несколько дней, поэтому Настин муж должен был ждать его в городе, чтоб позднее привезти в деревню. Таким образом, они остались на даче без мужчин, и у них образовалась женско-детская коммуна, осложненная двумя собаками, а мужские обязанности легли на плечи пятнадцатилетнего сына Насти Артема.

     Лето выдалось на удивление: солнечное, теплое, порою жаркое, как по заказу. Дожди, если и шли, то исключительно ночью. Даже грибы в тот год были удивительно правильные: в траве под березами – подберезовики, под осинами – подосиновики, в дубовой роще – белые, в молодом соснячке – маслята, а по сосновой опушке среди хвои как красные камушки наполовину в земле – рыжики.
     Собрав ребятню, две подруги – две мамы, взяв каждая свою собаку, отправлялись в лес. Шли наискосок лугом, раскинувшимся между двух шоссейных дорог. Это было дальнее Подмосковье, машин было мало, изредка проезжали мотоциклы.

     Это был звездный час Тимки, Тимошки – хозяйской собаки. Она чинно шла без ошейника вдоль дороги до тех пор, пока не сворачивали на луг. Здесь она разительно менялась. На нее нападало веселое безумство, медвяные запахи разнотравья кружили голову, и она начинала носиться как угорелая по лугу вперед, назад, наискосок, вспугивая, затаившихся в траве птиц, норовя поймать их или хотя бы цапнуть за крыло. Она развивала бешеную скорость, ее изящное белое тело вытягивалось в струну и, казалось, стелилось по воздуху. «Белая Молния» называли ее хозяева в такие минуты. Все любовались ею, ее преображением, ее счастливой улыбающейся мордочкой. Но основным удальством для Тимки было, заслышав мотоцикл, успеть пересечь луг и ухватить мотоциклиста за штанину или хотя бы задиристо облаять. Как же они волновались всякий раз, что ее задавят или действительно успеет тяпнуть человека за ногу, спровоцирует аварию. Поэтому, заслышав знакомые звуки, все бросались ловить Тимошку, кричать: «Стой, назад!», – а она, весело проскальзывая под руками, неслась наперерез. Но никому и в голову не приходило, взять ее на поводок на лугу, лишить ее момента счастья поноситься по траве – награды за невеселое житье собаки в городской квартире.

     Подруга Наталья неодобрительно смотрела на эти забавы, качала головой и требовала водить Тимошку на поводке, как водит свою собаку она. Породистая Барька с тоской смотрела на Тимкины безумства и завидовала. Она со вздохом поглядывала на непреклонную хозяйку, поскуливала, собачьи глаза наполнялись слезами. Ей тоже хотелось свободы. Экзекуция Барьки повторялась ежедневно два раза в день – при входе в лес и при выходе из него.
     До этой поры жизнь Барьки текла легко и безмятежно. Она была породистой клубной собакой, хозяйка в ней души не чаяла. Барьку регулярно водили к врачу, к парикмахеру, на выставки. Она ела специальный сбалансированный собачий корм. У нее было свое кресло, а при желании она могла улечься на кровать хозяйки. Водили гулять ее только в ошейнике, как и подобает собаке с родословной, в которой она носит высокое имя Барбарин Корайт и где рябит глаза от предков – чемпионов породы.
     Теперь же все переменилось. Оказалось, что есть совсем другая жизнь, такая, как у этой Тимошки. Можно есть то же, что едят хозяева: есть оказывается вкусная сладкая каша, супы и борщи, куриные и бараньи косточки, котлеты, рыба, сыр и даже конфеты. Что может и не полезно для собаки, но изумительно вкусно. Можно во время обеда сидеть под столом и гадать, что сегодня вкусненького упадет со стола: бутерброд с маслом и сыром или с маслом и колбасой, или кусочек творога, или кусочек мяса? И вовремя успеть подхватить. А что упадет что-нибудь можно не сомневаться, когда в семье столько детей что-то обязательно падает и не раз… Главное успеть раньше Тимошки.
     Можно спать не в кресле, а на груде старых половичков и пальто, устроив себе что-то вроде гнездышка.
     Можно даже гулять без поводка, и не просто гулять, а бегать свободно куда захочешь, громко лаять от восторга, носиться за птицами и вспомнить, что в тебе течет кровь охотничьей собаки.

     Барька быстро оценила достоинства этой новой жизни и начала нос воротить от своего корма, норовя первой подскочить к Тимошкиной миске и мигом слизнуть все вкусности. Под столом во время еды она тоже не терялась, и немало вкусных кусочков исчезло в ее бездонной пасти, прямо перед носом ошеломленной Тимочки. Когда же Тимка увидела в своем гнезде лениво развалившуюся Барьку, в ее собачьих глазах застыли слезы. И хотя хозяева гладили ее, жалели и совали вкусный кусочек, выгнать нахальную гостью они не могли. К тому же Наташа сразу оговорила, что для их собаки запретов нет, спит она рядом, а Тимочку в комнату не пускали, так как она линяла, когда же нервничала, то белая шерсть сыпалась клочьями – ввиду чего и спала она на веранде. Барька всякий раз,
гордо шествуя в избу, победоносно посматривала на Тимошку, которой переступать порог было строжайше запрещено.

     Сначала Тимочка пыталась соревноваться и отстаивать свою миску, постель и свои права. Постепенно смирилась и стала грустной. Оживала только на лугу. Но и тут Наталья все настойчивее требовала водить ее на поводке, чтоб не травмировать Барьку. На что получила решительный отказ. Уж эту Тимкину отдушину гостям не уступят, пусть бегает Белая Молния, пусть радуется, а Вы хотите – ходите на поводке, нет – бегайте как и мы. Разговор окончен.

     Развязка наступила через несколько дней. Никто не знает, что произошло между собаками, о чем думала Тимочка, но только, когда шли в лес вдоль шоссе, она дождалась, когда поравняется с ними очередной автомобиль, и шагнула под него. Ее несколько раз перевернуло, подбросило, и она осталась лежать на дороге. Настя с сыном подбежали к ней, подхватили на руки, она была цела, на белой шерстке не было ни капли крови, только задняя лапка была сломана. – Ну, Слава Богу, жива, – выдохнули они. Тимочка повернула к ним голову, печально посмотрела и испустила дух. Все… Слезы неудержимо хлынули из глаз. И тут только они увидели любопытные лица детей. – Не смотрите, пожалуйста, оставьте нас одних. Наташа, уведи детей… Наташа увела. Артем сходил за лопатой, и они похоронили Белую Молнию на ее любимом лугу под березой, и положили плоский камень, чтоб обозначить место.

     А Барька сразу успокоилась, перестала ловить кусочки под столом и лежать на прежнем Тимкином месте.

     Они горевали по Тимочке, очень хотелось выплакаться, было тяжело видеть любопытство на лицах детей. Поэтому, однажды не выдержав, Настя ушла в лес одна, подальше от людских глаз. Зашла поглубже, упала в траву и горько плакала, виня себя в случившемся. Потом испугалась, собственно, она ведь никогда в лес одна не ходила, вспомнились страшные рассказы о лихих людях. И вдруг увидела на поляне у папоротников Тимочку, белая собачка безмятежно лежала, свернувшись клубком. Сразу стало спокойно и тепло на душе. Собачья преданность поразила. – Наверно, я схожу с ума, этого не может быть, – подумала она и пригляделась. Собака лежала на том же месте. Страхи отступили. – Пойду домой, пора… Напоследок она решила выяснить что же там такое и пошла к папоротникам. Под ними лежала большая свернутая газета, какой-то грибник заворачивал в нее нехитрую снедь и бросил за ненадобностью.

    Позже она не раз вспоминала этот случай, с твердым знанием, что Тимочка даже с того света продолжала хранить свою непутевую хозяйку, и надеясь, что где-то в райских лугах стелется по ветру улыбающаяся Белая Молния.