Муж декабристки. Начало

Павел Коваленко
Даже самая заурядная жизнь отважится стать твоим величайшим приключением, если ты только его себе позволишь...

Пока сюжетная линия не сжалась в пружину, а повествование лишь набирает темп, хочу добрым словом помянуть моего приятеля Космачева. От поисков мотива этого душевного порыва меня отвлекает мелодичный перезвон колоколов. Это они славят безграничность его житейской мудрости, а заодно не позволяют мне к этой простой истине что-либо добавить. Между тем, масштабности осмысления жизни Александром Петровичем могли бы завидовать все разом собравшиеся мыслители древности. Жаль, что коварное время окунуло их в непроглядную тьму вечности ещё задолго до прибытия новоиспеченного мудреца на солнечную половину нашего мира.
 
В Петровиче с одинаковой легкостью ладят: дар увлеченного рассказчика, такт искреннего друга, бит хулиганящего музыканта и ром отчаянного флибустьера. Он состоит ещё из многого такого, на изучение чего современная наука пока не может позволить себе отвлечься. Но в какую бы из сторон света не стремилась его мятущаяся душа, поверь, это всегда координаты хорошего вкуса и ориентиры классического образования. Где-нибудь в недосягаемом для всех нас измерении, возможно, он – ангел. Здесь же, на земле, он всего лишь интеллигентный человек, черпающий здравый смысл бытия в общении со своими увлечёнными товарищами, музыке своей юности и напитках, конфискующих годы его жизни. Словом, не уповай на то, что жизнь – полная чаша, пока небеса не даруют встречу с тем, кто готов с легкостью растолковать очередную превратность твоей судьбы.
 
Мои небеса сработали безотказно. Петрович, посланный провидением, предостерегал меня о скоротечности времени и наставлял без устали совершенствовать мой навык. Но не транжирить его бездумно, а посвятить себя изнурительному труду, который рано или поздно проложит мне выделенную полосу прямиком к пантеону всё известных классиков.
 
Очевидно, ты подумал, что я строю дороги? Пусть будет так! Только они не из традиционного сочетания асфальтового полотна и железобетонных изделий. Мои конструкции из куда более деликатных материалов. Из них и создаются неосязаемые направления. По ним, окутанным магическим свечением слов, из мира реальности в пределы вымысла стремительно скользят мои истории и правят твоим интересом всю дорогу.
 
Собственно с дороги всё и началось. Магистраль под номером четыре скоростным режимом всех своих платных участков упорно гнала меня солнечным апрельским днём 2020-го прямиком в столицу. Оставить обжитой дом заставили веские причины: коварство продления пенсионного возраста и нелюбовь к плохо оплачиваемой работе.

Нередко дорожное полотно выбирало удачные ракурсы. И, казалось, ещё чуть-чуть и асфальт обернется страницами автобиографии, на которых проступят скупые строки моего жизнеописания. Когда лодка моей жизни дала-таки течь, из неё уже не были видны скалистые берега юношеского авантюризма, но и к отмели старческого маразма время меня ещё не прибило. Вокруг простор, я – в одиночном плаванье. Подумал, если всю жизнь держаться за спасательный круг одной, предоставленной тебе судьбой возможности, можно запросто пойти ко дну. Не утонуть, Боже упаси! Это фигура речи. Не в традициях моего оптимизма плыть мощным кролем по океану жизни, бороться с волнами и в расцвете лет окончательно выбиться из сил. Мне ближе произвольный стиль плавания на продолжительную жизненную дистанцию. Хотя вальяжность такого заплыва гарантировано превращает меня в легкую добычу для собственных пороков. Они всегда готовы вынырнуть по мою душу из непроглядной толщи стечения обстоятельств и спонтанности поступков. Вынырнуть и охотно мною перекусить. Бр-р-р-р…

Пока я был защищён любимой работой, пусть нередко и лишенной художественного замысла, любое моё движение в жизни шло известным только ей курсом. Конечно, меня сбивали с ног потоки сплетен и новостей, озадачивали решения государственных мужей и собственного руководства, мой слух резала дикая фальшь, а мой глаз колола явная ложь. Но скромный и гарантированный ежемесячный доход на протяжении двух десятков лет без труда мирил меня со всей этой околесицей. Однако решающую схватку с обстоятельствами, сомкнувшими челюсти на моей глотке, признаю, я проиграл. То ли мои жизненные принципы оказались слабее, то ли моя вера в людей была безоговорочной, то ли с таким трудом судьба переворачивала уже тронутые ветхостью страницы сценария моей жизни. Но мы с тобой этого уже никогда не узнаем. А если кто и узнает, то только не мы. Я принял тогда непростое решение. Надеюсь, со стороны это выглядело как мой личный протест против коллективной подлости. И по собственному желанию был спущен в хлипкой лодчонке за борт непотопляемого корпоративного лайнера без выходного пособия. Так я из штатного расписания вычеркнул своё имя. И номер моего телефона сначала запамятовали сослуживцы, потом – жизненные попутчики, а следом, казалось, обо мне забыл и мир.

Дань цифровому времени – круглосуточное напоминание о своём существовании любыми средствами. Даже тем, с кем ты крестить детей вовсе не собирался. Выразил недовольство автомобильным клаксоном, нацарапал пост в социальной странице, скинул ли сообщение в мессенджер или улучил минутку, чтобы позвонить самому – все средства хороши. Доморощенные знатоки продаж подбивают нас поступать так по несколько раз на дню. А моё закостенелое естество не терпит надуманных манифестаций на перепаханном информационном поле. Мне нужен повод. Сейчас он есть. Те жизненные ценности, что с середины прошлого века мне с усердием прививали все, кому не лень – сегодня лишь будоражат память ноткой нафталина. Быть скромным ущербно, надо хайпануть. В моём детстве эту правду знал один Эдуард Успенский. Его старуха Шапокляк персонаж хоть и вымышленный, но весьма прошаренный. Помню, свой беззаботный смех ей тогда я отдал, но кодексом строителя коммунизма не поступился. Оттого так и остался в душе ушастым другом очеловеченного крокодила. Может, зря?

Говорю, может зря я по левой полосе-то сейчас качу в задумчивости? Вон, мне уже и чудо техники из сплочённых земель немецких в хвост на бреющем полете заходит. Предупредительный выстрел галогена, отраженный в зеркале заднего вида, смахивает на месть за 1945-й...

Продолжение "Муж декабристки. Напасти" уже написано.