Штаб-ротмистр Отдельного корпуса жандармов Иван Михайлович Адашев был молод и умен. Это обстоятельство, не раз отмечавшееся непосредственным и вышестоящим начальством, имело под собой весьма прозаическое основание. Род Адашевых, хоть и начинался еще с 16-го столетия, но не отличался особой знатностью. В Бархатной книге боярских и дворянских фамилий, Адашевым уделялось всего несколько строк последней 43-ей главы. Правда при Иване Грозным Адашевы вошли в силу, а прапрадед ротмистра - Алексей Федорович Адашев - даже занимал должности царских окольничего и воеводы, управляя всеми внешними делами Русского государства. Его младший брат - Даниил - прославился победоносным походом на крымских татар 1559 года.
Но со смертью грозного царя род Адашевых пришел в упадок, и представители его утратили свое влияние при дворе. Батюшка жандармского ротмистра - Михаил Семенович Адавшев - вышел в отставку полковником вскорости после возвращения из Заграничного похода. Участник войны с Наполеоном, он не уподобился некоторым своим сверстникам, восторгавшимся прелестями западноевропейской жизни.
«Жизнь в "заграницах", - рассказывал он сыну, что леденец на палочке. Лизнешь - вкусно, а станешь жевать - приторно. Русскому человеку та приторность, что отрава - вмиг со света сживет. Нет, Ваня, прожить свой век надобно дома. Не зря наши старики говорят: "Где родился, там и пригодился".
Следуя завету отца, по получении чина поручика, сын ушел из гвардии и написал прошение о зачислении в Отдельный корпус жандармов, после чего был прикомандирован к Санкт-Петербургскому жандармскому дивизиону. В последнем обстоятельстве сказалась протекция строгого родителя. Михаил Семенович нарушил свое же правило: не искать покровительства сыну и испросил приема у своего старого полкового товарища - генерала Дубельта и тот помог в переводе Ивана на новое место службы.
Не все прежние друзья-приятели одобрили этот переход. Некоторые демонстративно перестали подавать новоиспеченному жандарму руку, а то и вовсе демонстративно отворачивались при встрече. Штабс-ротмистра такое пренебрежение ничуть не задевало. Пусть их! Умный поймет, а дураку - не объяснишь. Была тому переводу и другая причина, более прозаическая. Для Адашева, впрочем, не менее важная: жалованье жандармского офицера было вдвое больше равного ему в чине армейца. И ничего постыдного в своем меркантильном подходе молодой офицер не усматривал. Батюшкино имение в Черниговской губернии приносило все меньше доходу. Управляющий им обрусевший немец Карл Штюмер давно предлагал повысить денежный оброк для крестьян на полтину в год, но Иван Михайлович не позволил.
«Всякое действие рождает равное ему по силе противодействие» - здраво рассуждал отставной полковник. «Крепостные крестьяне, хоть и зовутся "ревизскими душами", однако же суть души человеческие. Мы - помещики - им не только господа, но и родители. А долг всякого родителя - не раздражать, но вразумлять свое дитя. А не то не избежать России новой "пугачевщины", которой ей уж не снести».
Получив личный приказ генерала Дубельта, молодой офицер уяснил для себя главное: пред ним поставлены две задачи – одна другой труднее. Первая – официальная: найти прохиндея Мандта и вернуть в Россию украденный им протокол. Вторая – неофициальная: постараться выяснить истинные причины кончины государя. Вторую задачу следовало выполнить тонко, то бишь с соблюдением полной конфиденциальности. И о результатах этих своих изысканий Адашеву следовало доложить лично генералу Дубельту. «Немедля по исполнении!» - при этих словах усы Леонтия Васильевича приняли вертикальное положение, и Адашев, как недавно и сам Дубельт, поспешил поскорее покинуть начальственный кабинет.