Есть персонажи поистине легендарные, и именно к таковым относится Манфред фон Рихтгофен – самый заслуженный немецкий ас Первой мировой войны.
Его имя является знаковым в истории авиации. О нём в разное время немало писали, снимали фильмы, а не так давно – буквально чуть более года назад – произошёл новый всплеск интереса к жизни и личности прославленного пилота: после выпуска сингла The Red Baron шведской металл-группы Sabaton.
Сегодня не будем углубляться в детали биографии: при желании можно найти множество материалов на разных языках. Из иностранных можно выделить книги Петера Килдаффа, ведущего специалиста по теме (к трудам этого историка я ещё обязательно вернусь) – а вот на русском, к сожалению, есть только статьи. Зато были переведены и неоднократно изданы воспоминания Манфреда фон Рихтгофена.
По правде сказать, это представляется недостаточным, но само по себе замечательно и очень ценно.
Многие люди интересуются историческими личностями. И стоит понимать: очень часто у них вызывают большее любопытство не скрупулёзно отражённые детали событий, не какие-то технические моменты, а личность и характер того, кто привлёк их внимание.
Свидетельства очевидцев всегда помогают сформировать и оживить образ. А что может быть лучше, чем услышать рассказ из первых уст? Хотя, конечно, он не всегда бывает показателен. Иногда авторы мемуаров делают всё возможное, чтоб исказить информацию, в основном, чтобы представить себя в более выгодном свете.
У Рихтгофена этого нет – его изложение безыскусно. Да в принципе, его книгу и мемуарами-то можно назвать с большой натяжкой. Это беглые воспоминания и заметки о своей жизни, которые писались по горячим следам в 1917 году - очевидно, что буквально «на коленке», в перерывах между боями. В этом и несовершенство, и своеобразное очарование этих записок – «непричёсанных» и непосредственных.
Русскоязычное издание 2004 г. (под заглавием «Красный истребитель. Воспоминания немецкого аса Первой мировой войны») стремится частично сгладить этот неизбежный недостаток.
В книге есть хорошее развёрнутое предисловие, где читатель может получить общее представление и о жизненном пути барона фон Рихтгофена, и о том, как происходило воздушное противостояние начала 20 века. В конце книги размещены два приложения: подробный перечень побед немецкого аса и список самолётов, на которых он летал (с указанием типа, серии и эскадрильи).
Стоит сразу же предупредить: возможно, кто-то ощутит от прочтения этих записок смутное разочарование: как же так, надеялся ведь на «серьёзную» книгу...
Да, действительно, в воспоминаниях славного лётчика нет глубокого анализа происходящего в общем контексте исторического процесса или каких-то политических соображений и взглядов, нет подробных размышлений на тему тактики воздушного боя или описания неких особых приёмов, которые раскрывали бы секрет его результативности.
Записки Рихтгофена могут показаться даже несколько наивными, а тон повествования легкомысленным. Особенно в начале, когда то там, то сям описываются всякие забавные и нелепые происшествия: то дурацкая пальба в туннеле во время стоянки поезда в пути на фронт, то безрассудный полёт через дымовое облако, то ошибка близорукого офицера, принявшего стадо оленей за вражескую пехоту...
Хотя такие детали сами по себе не плохи: они оживляют повествование. А некоторые из них могут выглядеть очень показательно: например, шалость Рихтгофена в бытность кадетом в академии Лихтерфельде, когда он залез на громоотвод и привязал там свой платок. Тут невольно вспоминаешь и маленького Валерку Чкалова, стремившегося забраться на верхотуру в доме (как пишет в биографии своего товарища Георгий Байдуков), и мальчишку-Руделя, прыгающего с зонтиком из чердачного окна, и подростка-Геринга – неутомимого альпиниста. Поистине, общее есть у всех знаменитых лётчиков – их с юных лет манит высота!
Хотя порой кажется, что в книге вообще довольно много деталей, не имеющих отношения к боевой и командирской деятельности Красного Барона: животные и охота, встречи с друзьями. Такое чувство, что описывается не одна из самых кровавых войн в истории, а увлекательное приключение.
Но мне кажется, Рихтгофена не стоит за это упрекать. Не вызывает никакого сомнения то, что он, находясь в гуще событий, через многое прошёл.
Помню испытанное мной удивление, когда мне впервые попались на глаза его фотографии: меня в самое сердце поразил задумчивый, даже печальный, взгляд. Это взгляд человека, который многое, даже слишком многое, видел и пережил в своём ещё молодом возрасте - и со смертью встречался лицом к лицу.
Можно ли корить Манфреда за то, что в воспоминаниях он невольно стремился сосредоточиться на светлых моментах, чтоб окончательно не сойти с ума в этой мясорубке?..
При прочтении может несколько покоробить то, как немногословно Рихтгофен констатирует: такой-то убит, такой-то сейчас инвалид, только такой-то остался в живых. Но впечатление чёрствости обманчиво. Скорее, это своего рода фатализм. В ходе дальнейших наблюдений барон показывает, что никогда не знаешь, когда, как и в результате чего тебя настигнет гибель или увечье: один падает в горящем самолёте с высоты 3000 метров и отделывается лишь лёгким ранением и ушибами, а другой во время неудачной, но не критичной посадки ломает позвоночник. Так что Рихтгофен действительно относится к любой смерти с неким глубинным принятием и не видит смысла ни ужасаться, ни храбриться напоказ.
Однако его точно нельзя назвать равнодушным, потому что когда барон рассказывает о своём любимом брате Лотаре, который участвовал в боях вместе с ним, то чувствуется и волнение, и гордость за близкого человека. Сдержанно, но с теплотой Рихтгофен упоминает и своего отца, находится доброе слово и для каждого из боевых товарищей. Конечно, трогает и его отношение к животным: сначала – к лошадям (не забываем, что знаменитый ас начинал свой боевой путь в кавалерии), потом – к своему псу: не может не вызвать улыбки первое упоминание о нём: «Самое красивое существо в мире - это породистая датская собачка, мой малыш Мориц...»
Здесь могут быть вполне обоснованные возражения, что обольщаться подобной «милотой» не стоит. Что на самом деле Рихтгофен был хладнокровным воздушным убийцей. Что это – не более чем типичное немецкое сочетание сентиментальности с жестокостью, которое тошнотворнее всего потом проявилось у ярких представителей нацистов... Критикуя фильм 2008 года «Красный Барон» за излишний романтизм, автор русскоязычного материала Deutsche Welle чуть ли не прямо называет главного героя садистом, перед этим красноречиво упомянув его увлечение охотой.
Да, действительно, из записок видно, что Рихтгофен был заядлым охотником, и параллели очевидны: в схватку с противником он шёл примерно так же, как в лес на опасного зверя. Им во многом руководил чисто спортивный интерес. Негуманно? Пожалуй, да. Но «садистское желание убивать» - это всё-таки слишком сильно сказано. Да и возможно ли вообще стать приличным лётчиком-истребителем, не обладая охотничьим инстинктом?
А в целом после прочтения книги складывается впечатление, что мотивацию Рихтгофена можно передать названием предвоенной советской песни: «Как вернее бить врагов».
Однако к пресловутым врагам немецкий ас относится с уважением. Говоря об англичанах, основных своих противниках, он отдаёт должное их храбрости, упрямству и дерзкой отваге. Нет ни одного места, где барон отзывается о неприятеле с ненавистью или пренебрежением. Хотя, конечно же, и не щадит его, и того не скрывает, и не пытается предстать «благородным рыцарем» (стоит сказать, в предисловии есть справедливое замечание: термин «рыцарство» вообще чересчур муссировался относительно событий Первой мировой).
Повторюсь: из записок видно, что Рихтгофену чужда рисовка. Так же буднично и непринуждённо, как о достижениях, он пишет о своих неудачах, ошибках или просто безрассудных поступках.
Так, он рассуждает о важности визуального контроля при навигации, а вскоре рассказывает о том, как по рассеянности заблудился на пути в Берлин, был вынужден сесть на непригодном для этого поле и при посадке повредил самолёт (в общем-то, бездарно).
А чего стоит общеизвестная история о том, как он провалил лётный экзамен – опять-таки не справившись с посадкой и превратив аэроплан в «потрёпанный школьный автобус»? Успешно сдать испытания будущему герою удалось только с третьего раза.
Если уж вернуться в самое начало, Манфред говорит, что в начале войны он вообще ничего не знал о ВВС родной страны и даже не имел понятия, какие у них опознавательные знаки: «Тогда у меня еще не было представления о наших авиаторах. Я очень разволновался, когда увидел первого летчика, даже не зная, союзник он или враг. В то время я не знал также, что немецкие самолеты помечаются крестом, а вражеские — кругами. Поэтому мы палили по каждому самолету. Наши старые пилоты до сих пор рассказывают о болезненных чувствах, возникавших при беспрестанном обстреле своими же».
С одной стороны, с высоты своих достижений Рихтгофен вполне мог безболезненно над собой подтрунивать. С другой стороны, наверное, не всякий человек стал бы признаваться в таком невежестве – по крайней мере, так самокритично описывать его степень.
Читая о героях, мы невольно погружаемся в размышления. И стоит признать, что пример Красного Барона невольно мотивирует, наводя на мысль о том, что не стыдно чего-то сначала не знать, не стоит расстраиваться, если что-то не получается с первого раза – гораздо важнее конечный результат и общая картина жизни. Для сравнения вспомним юного Геринга, похвалявшегося, что он единственный из курсантов ни разу не разбил самолёт – а каков оказался его дальнейший путь и «успехи»? Без комментариев.
Признаётся Рихтгофен и в откровенном хулиганстве: ему нравилось летать в грозу, и это казалось чем-то вроде увлекательного экстрима. Остаётся лишь головой покачать: ну да, а кто говорил о том, что пилот не должен подвергать себя излишнему риску и дерзость не должна переходить в глупость?
Но здесь, мне кажется, уместно вернуться к впечатлению от тона записок и сделать одно замечание общего плана.
Да, действительно, порой при чтении складывается впечатление, что автору воспоминаний не двадцать пять (по тем временам уже достаточно зрелый возраст), а лет восемнадцать, не больше. Да, от этих строк веет юной наивностью. Но не потому ли, что сама авиация тогда ещё была совсем юной – и Рихтгофен воплощает и собой, и своими заметками её дух?..
Поэтому в чём-то будто бы не хватает вдумчивости и рефлексии. Поэтому ощущение, что лётчики – это, по сути, «эскадрон гусар летучих».
Поэтому во всём у них – подспудное ошеломление новизной переживаний и ощущение пьянящей свободы. Отсюда и воздушное хулиганство – и красноречивая иллюстрация высказывания, что где начинается авиация, там кончается дисциплина.
Это не что иное, как стремление испытать и себя, и свою машину, и перепробовать буквально всё, и нащупать, где положен человеку в небе предел и возможно ли его преодолеть.
Сейчас, наверное, никакому лётчику не придёт в голову вести себя так безрассудно, как его коллеги столетней давности. Но тогда времена были другие.
Всё – ново, всё – вслепую, всё – на ощупь.
И в этом смысле история Рихтгофена как одного из пионеров мировой истребительной авиации тоже очень показательна.
По сути, он стал участником революции - которая заключалась в зарождении и становлении совершенно нового рода войск. И, насколько мог – в соответствии с техническим прогрессом того времени и с тем, сколько ему было отпущено прожить - прошёл весь доступный на тот момент путь развития.
Манфред начинал службу в уланском полку - и потом отмечал, что хороший кавалерист, как правило, становится хорошим пилотом. Стоит признать, это прямолинейное заявление лишь кажется простодушным: ведь так же, как у каждой лошади, у каждого самолёта в зависимости от назначения, модели и т.п. – свой характер и особенности, и с ними нужно уметь управляться.
Из кавалерии перейдя в авиацию, Рихтгофен стал наблюдателем. Затем ему довелось бомбить наземные объекты. Только после этого он стал истребителем, и его целью сделались вражеские самолёты. А под конец он говорил, что иногда мог и полить свинцом неприятельских пехотинцев (то есть, в сущности, предпринимал действия, которые являются типичными и основными для штурмовой авиации).
Если вначале при чтении воспоминаний Рихтгофена складывается впечатление, что авиаторы занимались буквально «чем придётся», то под конец (а речь уже идёт о 1917 годе) барон описывает, как формируются специальные подразделения и роды военной авиации: этому посвящена заметка под названием «Лётчики от пехоты, от артиллерии и разведки».
Далее идут довольно интересные прозрения. Конечно, называть Рихтгофена визионером – это слишком, ведь он выражает свои мысли в эскизной манере, крупными штрихами – однако догадки его всё равно оказываются меткими.
Например, он предполагает, что когда-нибудь люди смогут позволить себе «летательный костюм за полкроны».
А сейчас, в 2020 году, ни для кого не секрет существование джетпаков – пусть даже пока полёт может длиться всего полминуты, а стоят они по 200-300 тысяч долларов, но – сам принцип!.. Уместно упомянуть, что вообще-то сама идея реактивного ранца появилась у советского учёного А.Ф. Андреева в 1919 году – через год после гибели Красного Барона. Так что фантазия немецкого аса уже в то время не была такой уж безумной.
Завершается книга на приподнятой, оптимистичной ноте. Но этот оптимизм касается отнюдь не победы германского оружия.
Это вера в прогресс и дальнейшие достижения человека по покорению неба. Отрывок приведён ниже:
«Дорогой читатель, я слышу, как ты смеешься над моими фантазиями. Но мы пока не знаем, будут ли смеяться над ними наши дети. Пятьдесят лет тому назад все смеялись бы, если кто-нибудь заговорил бы о полете над Берлином. Я помню свои впечатления от первого прилета цеппелина в Берлин в 1910 году. Теперь же любой берлинский ребенок из трущоб никак не реагирует на дирижабли в небе.
Кроме гигантских аэропланов и маленьких истребителей, существует множество различных типов самолетов всевозможных размеров. Изобретательность не исчерпана, и кто может сказать, какую машину мы будем использовать через год, чтобы продырявить на ней атмосферу?»
Финал записок Рихтгофена свидетельствует о том, что он пусть и общо в плане выражения мыслей - но всё-таки безошибочно, нутром прочувствовал сам стремительный импульс развития новорожденного чуда человеческой мысли: авиации.
После прочтения воспоминаний Красного Барона на душе очень светло. Хотя, конечно, и немного грустно – ведь читателю известно, что немецкий герой погибнет уже в следующем после написания книги, восемнадцатом, году.
Хотелось бы традиционно сказать, что Манфред фон Рихтгофен – человек, который величайший порыв своей жизни посвятил небу – до сих пор жив в нашей памяти и сердцах. Что ж, эта стандартная фраза верна в большой мере, но лишь отчасти, потому что не все глубоко интересуются Первой мировой.
Однако посмею заявить большее: Манфред незримо присутствует в наших душах – потому что духовное родство с ним имеет не только каждый настоящий лётчик, но и каждый настоящий мечтатель.