Разговоры с чертом, или Избранные места из моей истории болезни.
Часть IV.
Новая эра. День шестой. С утра. Нет, все-таки растревожила меня эта сволочь, именуемая Порфирием Петровичем. Почему в России пьют? А почему люди не летают? Бог рогов не дал, а заодно и крыльев, вот и приходится пользоваться общественным транспортом. Жестокость жизни, обыденно практикуемая в повседневном употреблении возлюбленного отечества, неизбежно требует обезболивающих средств, из коих для нас важнейшим является лишь наиболее доступное. Я тоже не против культуры пития, но, согласитесь, странно требовать привычки к шато, извиняюсь за произношение, лафит либо даже и к божоле какому-нибудь, ежели у широкой массы потребителей не хватает на элементарный антиобледенитель.
Один лишь подъем жизненного уровня основной массы электората способен пробудить в социально недостаточных слоях потребность к более или менее цивилизованному отправлению своих первейших и необходимейших нужд. А ежели на заднице просвечивает, то даже и в чисто стилистическом отношении ты обязан употреблять из соответствующей посуды и жидкость сугубо определенных потребительских качеств. Граненый стакан есть такой же национальный символ, как скульптура «Рабочий и колхозница», тем более что и автор у них – одна и та же товарищ Мухина.
С другой стороны, исключите из великой и могучей русской культуры всех поголовно только хронических алкоголиков, кого ж мы там увидим в сухом и трезвом остатке? Остепенившегося к весьма преклонным летам Льва Николаевича Толстого? Так ведь и он на квашеную капусту перешел да в порты облачился после того, как и трюфелец вдоволь покушал, и барышень в шампанском очень достаточно в неглиже прополоскал. Ну, кто еще? То-то… В России истинно великим может быть только пьяница, потому как поминавшийся мною выше граненый стакан – это и есть та наша волшебная призма, сквозь которую только и можно увидеть жизнь русского человека в истинном преломлении. Трезвых патриотов у нас нет, потому что не может быть никогда. Мы не можем любить родину иначе, как в предвкушении первого стакана либо после третьего.
Это только враги наши клевещут, будто водка делает жизнь в России невыносимой. Напротив, только благодаря алкоголю целые поколения русских и смогли вынести всё то, что выпало на их долю. Любая власть, покушающаяся на священное право русского человека напиться до блаженного бесчувствия, обречена. Более того, само по себе провозглашение борьбы с пьянством как государственного курса следует рассматривать как признак неотвратимого упадка и деградации. Не мировая война или убийство Распутина, но сухой закон 1914 года явился смертоносным катализатором революционных брожений. И пока союз нерушимый заливал отдельные наши недостатки потоками «бормотухи», ни одна сволочь не смела хоть на шаг отступить от единственно верной генеральной линии...
Нехватка хлеба сплачивает нацию в борьбе против того врага, который на данный момент признается таковым. Карточка или талон на хлеб, равно как и на другие продукты и предметы первой необходимости, есть долговая расписка государства, которую каждый гражданин принимает с благодарностью. Нехватка водки и табака – это свидетельство беспомощности власти, слабости правителя, что неизбежно вызывает в массах самопроизвольные процессы революционного брожения, вредоносные испарения коих опьяняют общественное сознание куда сильнее, чем любые наркотические средства. Дай только русскому человеку побыть трезвым хотя бы на протяжении одной только рабочей недели, и революция становится практически неизбежной…
Однако, какие мысли стали посещать меня. Какой масштаб осознания наиболее острых и насущных проблем. Прав Порфирий, пора мне, пора…
Новая эра. День одиннадцатый. Смотрел на себя в зеркало. Действительно, есть в чертах моего лица нечто демоническое, особенно если встать вполоборота и вскинуть руку в приветственном жесте. Необходимо отрепетировать жест, для чего, однако, зеркало должно быть в полный мой рост. В то же время отдаю себе отчет в том, что текущее состояние личных моих финансов не позволяет оплачивать даже первейшие нужды. Как подумаешь, от каких мелочей иногда зависит ход исторического процесса, то действительно так бы вот пошел да и тюкнул топором какую-нибудь старуху-процентщицу. Вот, кстати, и в нашем доме во втором подъезде на третьем этаже проживает одна такая тварь, совершенно омерзительная и в общественном отношении даже сугубо вредоносная, ибо жидкостью для мытья стекол да антиобледенителем в розницу торгует. Мало того, еще, сволочь, денатуратом заправляет – пять рублей стакан. К тому же и я ей рублей уж сорок задолжал.
Новая эра. День пятнадцатый. Вечер. Спустя некоторое время, очень недолгое, к чести моей заметить, начал я фиксировать в себе известные перемены. Например, едучи утром автобусом к месту службы вахтером, обратил вдруг внимание, сколь мало одухотворенных лиц можно встретить в общественном транспорте. Непременно пора озаботиться состоянием народной нравственности, непременно: государство должно покоиться на твердых основах этических норм и моральных принципов. Не набросать ли, кстати, краткие тезисы? Прежде всего, мы должны оградить нашу молодежь от тех разлагающих веяний, которые проповедуют чуждую вседозволенность. Распущенность прямиком ведет к анархии. Революция сексуальная отвратительна не только сама по себе, но также и тем, что служит питательной почвой для ростков нигилизма, отрицания традиционных ценностей и социальных устоев общества в целом. Неразборчивость в выборе партнеров и непостоянство в чувстве – не является ли всё это признаком отсутствия в национальном генотипе здорового инстинкта сохранения и продолжения… Тогда как средства контрацепции есть прямая диверсия против самих устоев народного самосознания… Черт, о чем это я?
Новая эра. День двадцатый. Утро. Вчерашним вечером Порфирий Петрович снова позволил себе бестактный вопрос, в связи с чем и я не мог не спросить уже себя, а не много ли я ему позволяю? Этот мелкий служитель вдруг с едва прикрытой усмешкой ввернул:
- А не обзавестись ли вам, любезный, женщиной? Опять же, в плане чисто, так сказать, практическом, поскольку политическому деятелю более пристало быть человеком семейным.
Хотел было возразить в том принципиальном отношении, что забота о судьбе родины требует от политического деятеля моего масштаба полной самоотдачи и даже, можно сказать, самоотречения от всего личного, но передумал. Что это я метаю бисер перед каким-то посыльным, будь он даже и в некотором роде чертом? Существо без роду и племени, не имеющее Отечества и не способное к высоким чувствам. Хам, обыкновенный хам, пользующийся моим временным неудовлетворительным положением и периодическими проявлениями обыденной человеческой слабости.
Впрочем, и этот никчемный вроде бы разговор пробудил во мне целый ряд весьма своеобразных мыслей о семейных отношениях в плане сопряжения оных с высшими государственными интересами. Невозможно отрицать, что в наше время и половая сфера нуждается в государственном регулировании. Хаос чувства поверить административной гармонией алгебры устава аппаратной службы. Вернее, химии. Эмоция с точки зрения химической составляющей протекающих в организме процессов. Та же пресловутая «любовь», но в чистом виде, синтезированная по безупречной формуле и расфасованная в необходимых дозах. Что есть любовь? С чисто химической точки зрения. Банальный выброс в кровь тестостерона. Можно даже точно взвесить, сколько именно этого самого тестостерона нужно для пробуждения, скажем, первого робкого чувства. А сколько – для поддержания на должном уровне прочности семейных уз.
Вдруг я понял, что сделал, в сущности, очередное гениальное открытие. В моем государстве не будет несчастной любви, распавшихся семейств и брошенных детей. Нежелательные эмоции излечиваются точно так же, как вирусные инфекции. Если один из супругов чувствует, что над браком нависла угроза, то он просто обращается к специальному правительственному уполномоченному, который имеет лицензию установленного образца на разрешение семейных коллизий. Да-да, именно так, не стихийно, но под строгим государственным контролем, обеспечив нерушимую государственную монополию на предоставление гражданам такого рода услуг.
Черт, да что же это? Это ведь и впрямь просто черт знает что! Перспективы такие, что еще мне грамм двести, и я приду к окончательному решению всех извечных проблем. Тут ведь вот еще в чем штука-то. Ежели можно эдак вот внушить неизмеримое чувство к лицу противоположного пола, то отчего же нельзя пробудить в гражданине и подобное ощущение в отношении его Отечества? А потом неустанно надзирать за поддержанием данного чувства на должном уровне? И если, например, благонамеренный гражданин сообщит конфиденциальным образом, что сосед его подвергает сомнению некоторые устои либо конкретные действия власти, имеющие как всегда в расчете лишь дальнейшее благо подведомственного населения, то, опять же, специально на то уполномоченный чиновник принимает необходимые меры. Никакого насилия над личностью, заметьте. Ни разгона демонстраций, ни преследования инакомыслящих, ни тем более карательных органов и исправительных учреждений разного режима строгости накладываемых ограничений. Всего лишь профилактическая инъекция либо даже и вовсе таблетка.
(Продолжение следует)