Елизавета
Уже давно осиротел дом Богдановых. Глава семьи Гавриил Михайлович рано ушёл из жизни. Была причиной тому продолжительная болезнь – скрытая опухоль головного мозга.
Софья Андреевна стала молодой вдовой, и только рождение дочери послужило единственным утешением для неё. Елизавета росла необыкновенным ребёнком: уже с детства в ней открывались различные таланты и способности, выделявшие её из всех других сверстниц, с которыми она общалась. «Как-то раз прихожу с работы, — рассказывает Софья Андреевна, — а рядом с трюмо у входа в дом стоит портрет с точным изображением моего покойного мужа. Своим глазам поверить не могла, кто мог сделать такой дорогой ценный подарок. Портреты с натуры всегда стоили больших денег, а в наше время, когда кругом нищета, – тем более. И спросить было не у кого – Елизавета в это время на занятиях по изучению славянских языков, а больше у меня никого нет. Ну что же, подожду того момента, когда автор его сам объявится». Так, Софья Андреевна, утешив своё любопытство ожиданием, переключилась на житейские заботы и хлопоты, которые постоянно заполняли дом Богдановых.
К вечеру с занятий вернулась Елизавета. Перед ужином она сама рассказала матери, что портрет отца им никто не дарил и не приносил, это её работа, написанная тайно от матери.
— Доченька, кто научил тебя так правильно и натуралистично писать портреты, да и маленькой ты совсем была, чтобы так подробно и точно запомнить отца, а художников в нашей семье не было, …а…, расскажи? — не из чистого любопытства спросила Софья Андреевна, ведь ей самой было что поведать дочери.
— Мамочка, конечно, я всё тебе расскажу, но только боюсь, что к моему рассказу ты отнесёшься несерьёзно, потому что то, что ты сейчас услышишь, выходит за рамки реальности!
— Не бойся, доченька. Чтобы твоя мама, да и не поняла тебя! — успокаивала Софья Андреевна.
— Во сне я видела папу, — спокойно начала свой рассказ Елизавета, — он приходил к нам в дом, чтобы увидеть нас. Ты в это время читала роман «Пути Небесные». Папа неслышно подошёл к тебе и также тихо оставил тебя, не мешая твоему чтению. Затем я пошла с ним в мою детскую комнату. Он дал мне все необходимые предметы для написания его портрета и сказал, что у меня всё получится. Действительно, я с лёгкостью написала портрет папы, после чего он наказал мне оставить его у себя и некоторое время никому не показывать. На вопрос, почему я должна держать это в тайне, папа ничего не ответил, только перед уходом радостно сказал: «Дочь, со временем поймёшь, а пока потерпи!». Когда я проснулась, то не поверила своим глазам, увидев на столе тот самый портрет. Во сне таким я и видела его. — От пересказа своего вещего сна Елизавета не по-детски серьёзно посмотрела на свою мать и тихо заплакала.
— Не плачь, Лизонька, — полушёпотом промолвила Софья Андреевна, — мы с папкой твоим сильно любили друг друга, по молодости, наверно, как и все, были романтичными натурами. Дорожили друг другом настолько, что боялись любого расставания. И как-то раз он мне даже пообещал оставить свой портрет на память, который заключал бы в себе два смысла. Первый – “я всегда у тебя есть; вдруг, если буду далеко, – посмотри на меня, и тебе не будет так грустно и одиноко”, а второй – “в какой день подарю тебе портрет, в такой день наша девочка и встретит свою любовь”. Вот, Лизонька…, — задумчиво замолчала мать. — Только не успел твой папка исполнить свою волю при жизни, крохой совсем ты ещё была, как уже Господь забрал его. Успели только обвенчаться. Год ждали твоего появления на свет, только полгода успел Гавриил поносить тебя на руках, — от воспоминаний Софья Андреевна не могла легко говорить, слёзы сами скатывались по лицу одна за другой, — и ушёл… ушёл… навсегда…
Всё, что открыла своей дочери Софья Андреевна, как-то прошло мимо детского сознания Лизы, но воскресенье стало именно тем днём недели, когда портрет отца перешёл к её матери. Прошло с тех пор 15 лет. Лиза с отличием окончила гуманитарный университет. Её направили на работу по специальности. Зарекомендовав себя ответственным работником, Елизавета могла бы сделать себе успешную карьеру, но она не ставила такой цели, потому что понимала, что не карьера, а только семья может сделать женщину по-настоящему счастливой.
Как-то раз, после воскресной службы, Елизавета почувствовала лёгкое головокружение, отчего она не могла продолжить свой путь домой. На помощь подоспел молодой человек, который своим благородным поступком покорил сердце Елизаветы. Так они и познакомились. Елизар также жил вдвоём с матерью, а его отец погиб в дальнем плавании в одной из командировок. Много было общего в них, но своё неравнодушие друг к другу они скромно держали внутри себя.
— Елизавета, а я тебя помню ещё с того дня, когда 15 лет тому назад в воскресенье, 19 июля, пришёл к вам в кружок, где изучали славянские языки, — быстро заговорил Елизар.
— Неужели это тебя хотели посадить рядом со мной за парту, а я не соглашалась сидеть с мальчиком, с которым я никогда не общалась? — немного растерянно спросила Елизавета.
— Да, именно всё так и было. Но мест больше не было, и тебе пришлось меня принять. Мы с тобой за одной партой сидели ровно неделю, а потом я был вынужден оставить кружок из-за семейных обстоятельств, — с некоторым утверждением ответил Елизар.
Об этом удивительном совпадении Елизавета вскоре рассказала Софье Андреевне, но после обнаруженного портрета от неё уже не последовало никакого удивления. Она дала своё материнское благословение на союз своих «детей», назначили день венчания, но состояться ему было не суждено. Елизар нравился многим барышням, а тут, когда прошла весть о помолвке с порядочной, скромной и ни в чём не запятнанной Елизаветой Богдановой, то, конечно, стрелы зависти посыпались от многих, знавших её.
Мелания – одна из них, она больше всех не любила Елизавету и больше всех желала овладеть Елизаром.
— Я на всё готова ради счастья с Елизаром! — угрожающе обратилась Мелания к своей матери Амалии. — Он никогда не достанется этой простушке, и ты, мама, поможешь мне в этом!
Когда-то в жизни Амалия уже разрушила одну семью, применив свои колдовские приёмы, о чём горько потом жалела. Она каялась в этом большом грехе, а тут дочь снова её просит вспомнить старое зло и обрушить его на невинную будущую семью. Всё, что просила дочь, Амалия сделала, за что и получила свою заслуженную благодарность.
— Спасибо, мамочка, — с нескрываемым коварством Мелания стала благодарить мать, — теперь он мой! Даже если у нас ничего не сложится, я всё равно буду счастлива, потому что его не будет рядом с этой примерной Лизкой!
— Дочь, за что ты так жестока к Лизе, она ничего плохого тебе не сделала? Какой же я была обольщённой, приняв твою злую просьбу, а что теперь будет с ними… ты подумала об этом? — отчаянно обратилась Амалия к дочери, чтобы пробудить в ней совесть, но Мелания была равнодушна к словам матери.
— Раньше надо было думать, прежде чем соглашаться на колдовскую сделку, а не сейчас. Поздно, дорогая мама, механизм запущен! Ты лучше обо мне подумала бы, например, какое платье твоя дочь наденет под венец или какие туфельки ей подойдут!
Амалия поняла, что допустила большую роковую ошибку, но шаг назад сделать было невозможно. Елизар после колдовства словно рассудок потерял. Он оставил Елизавету, не пришёл на венчание в храм и полностью отдался во власть колдовских чар Мелании. Елизавета ещё никогда не получала такого оскорбления, какое сделал Елизар. Даже Софья Андреевна едва ли не слегла в больницу от нервного стресса. Она не могла видеть, как её и так бедная девочка, выросшая без отцовской поддержки и ласки, страдает.
— Не переживай за меня, мамочка! — осторожно успокаивает свою мать Елизавета. — Я всегда верила в промысел Божий. Господь попустил нам скорби, а может, вовсе и не скорби, а дни для размышлений, когда нужно определиться в правильном выборе своего дальнейшего жизненного пути. Мама, я же рассказывала тебе о сонном видении, где мы с папой наблюдали за тобой, как ты читала роман «Пути небесные». Я тоже хочу, как главная героиня романа, быть ближе к Богу и просить его о прощении всех людей, даже тех, кто нас возненавидел и принёс нам много горя и страданий! — Елизавета говорила это настолько искренно, что мать не удержалась от такой искренности и сказала:
— Тогда, доченька, тебе нужно идти в монастырь! Я благословляю твой выбор. Не дай восторжествовать злу над твоей попранной любовью!
Елизавета приняла материнское благословение и ушла в женский Богородичный монастырь, где приняла иноческий постриг с именем Марфа, а ещё через некоторое время была возведена в сан игуменьи этого монастыря. Игуменья Марфа давно всем всё простила. По её молитвам и произошли изменения Амалии, Мелании и Елизара.
В доме Амалии случился пожар, после которого от их имущества и клочка бумаги не осталось, а без документов власти отказывали им в какой-либо помощи. Последняя надежда оставалась на монастырь. В случае благословения на проживание, они согласны помогать монастырю, только бы дали кров над головой, чтобы на улице не замёрзнуть и не умереть собачьей смертью.
— Можно поговорить с вашей игуменьей монастыря? — нерешительно спросил Елизар одну из послушниц.
— Конечно, можно! Мать Марфа есть сама Любовь. Когда-то она была в похожем положении. Ещё до пострига жених её оставил, должен был прийти на венчание, а сам ушёл к другой, отдав свою невесту одиночеству и поруганию. Но вы не волнуйтесь, наша матушка не такая, она никого не оставляет, всем помогает и вам поможет! — ободрила послушница.
— А, случайно, не Елизаветой вашу матушку до пострига звали? — робко спросил Елизар.
— Да, до пострига мать Марфа была Елизаветой. Значит, и вы знаете нашу любимую матушку?
— Как же нам не знать её, когда мы ей столько зла причинили! — виновато склонив голову, Елизар перекрестился.
— А вот и сама мать Марфа к нам идёт! — громко воскликнула послушница.
— Мать Марфа, простите нас грешных! — в унисон все произнесли.
— Бог простит, и я прощаю! Грехов много, а значит, и потрудиться достаточно придётся. Благословляю вас остаться в нашем монастыре! — ответила любящая игуменья.
Так все три заблудших человека вошли в жизнь монастыря. Амалия и Мелания приняли постриги в иночество, а Елизар принял священнический сан. Мать Марфа всё по-прежнему за всех молилась и раздавала своё тепло и любовь тем, кому в жизни этого не хватало.