Спрингфилд-24 (87 световых лет от Сталкерры), 7 марта 28** года, 18:35 федерального времени.
В зале ожидания космопорта, как всегда, было людно. Были заняты все сидячие места на нижнем ярусе, да и на верхних галереях понадобилось бы много времени и сил, чтобы отыскать, а главное – и протолкаться к найденному свободному креслу.
Сегодня прибывало и убывало много рейсов; туда-сюда ходили со своим багажом пассажиры, которым было негде сесть; повсюду звучал нестройный жужжащий гул голосов, который иногда перекрывался объявлениями по громкой связи.
Во всём этом упорядоченном хаосе никто не обращал внимания на немолодого мужчину с незапоминающимся лицом и в неброской тёмной одежде, сидевшего с краю длинного ряда кресел и державшего в руках небольшой чёрный саквояж.
Но если присмотреться к этому человеку повнимательнее, а ещё лучше – проверить его документы, то можно было признать в нём генерала Теодора Фокса, командующего войсками этого сектора Галактики.
В космопорт он прибыл на своём аэрокаре два часа назад, предварительно ознакомившись с расписанием рейсов и забронировав себе место на лайнер, идущий отсюда через пол-Ойкумены до Кеплера-186f с остановками на полусотне промежуточных планет. Но посадку на рейс должны были объявить ещё как минимум через полчаса, поэтому Фокс сидел в зале ожидания и отсчитывал про себя оставшиеся до этого минуты.
Он не сказал никому, куда направляется. Уехал в разгар рабочего дня из отделения министерства обороны в данном секторе, отпустил охрану, собрал вещи и рванул в космопорт. По пути, поставив машину на автопилот, надел контактные линзы, искажающие рисунок сетчатки глаза, налепил на ладони плёнку с новым рисунком папиллярных линий, подключился к базе данных местного отделения Центробанка Федерации и активировал созданный давным-давно счёт на имя Фёдора Лисичкина, с которого и оплатил билет на лайнер.
Фокс понимал, что совершает должностное преступление, отправляясь неизвестно куда без извещения об этом вышестоящего начальства, но у него не было другого выбора.
«Айвен провалил всё дело – всё, к чему я стремился последние тридцать пять лет, – сокрушённо думал он, пока его взгляд ненавязчиво скользил из стороны в сторону, следя за стоящими на своих постах полицейскими из местной службы охраны. – Тридцать пять лет постепенного расшатывания власти – и всё зря... Дались ему эти сталки! Ещё бы лет пять, затем – кинжальный удар, и власть захватил бы я! А после своей смерти передал бы Айву... А этот болван решил поиграть в местного царя и бога, и в результате мы потеряли базу, не успев с неё перебраться куда-нибудь ещё. И теперь туда направляются федеральные силы! Значит, о его войнушке известно уже начальству из центра. Чёрт бы побрал этих вездесущих разведчиков со своими подразделениями! А если ещё и контрразведка подключится... А все ниточки в итоге ведут ко мне. Чёрт, как же не вовремя... Ничего, скоро я буду далеко отсюда – высажусь где-нибудь на Кеплере-452b и доживу свои годы под другим именем... может, даже изменю внешность. И пусть я проиграл – зато меня не поймают. Если только без проблем дождусь старта лайнера...»
Минуты шли одна за другой, заставляя Фокса едва заметно нервничать. То и дело он смотрел на плоский дисплей своего браслета, но время текло медленнее, чем генералу – вернее, теперь уже бывшему генералу – хотелось.
Наконец, гнусавый женский голос объявил посадку на рейс Спрингфилд-24–Кеплер-186f.
Фокс (а точнее, уже три часа как Лисичкин) вместе с парой десятков других ожидающих поднялся со своего места и направился к выходу из зала.
Но не успел он сделать и пары шагов по коридору к нужному гейту, как его окружили возникшие словно из ниоткуда люди в одинаковой неброской тёмной одежде.
«Вот и всё. Попался...» – промелькнуло в голове у генерала.
– Теодор Герберт Фокс, – утвердительно сказал один из тех людей, поднял руку ладонью вперёд, и проектор на рукаве высветил голограмму удостоверения. – Майор Рамирес, Комитет галактической безопасности.
– Полковник Курылёв, разведуправление.
– Майор Нисидзима, управление контрразведки, – представились двое других.
Остальные, стоявшие за спиной у Фокса, промолчали. Похоже, переодетые рейнджеры в званиях не старше капитана, призванные не дать ему убежать.
– Вы, наверное, ошиблись, – ровным голосом проговорил генерал. – Меня зовут Фёдор Лисичкин, я законопослушный гражданин Феде...
Он осёкся, потому что рука Рамиреса молниеносно метнулась к его лицу и по очереди раздвинула веки на каждом глазу. Линзы-исказители бесшумно упали на пол.
В это же время Курылёв и Нисидзима сорвали с ладоней генерала органическую плёнку, которая всего через несколько дней должна была прирасти окончательно.
– Теодор Герберт Фокс, – повторил Рамирес, – вы арестованы. Вот ордер. – Ладонь майора показала новую голограмму. – До суда вы будете находиться под стражей, и у вас будет много времени на то, чтобы подумать над своим поведением. А прямо сейчас мы бы попросили вас сделать кое-что очень важное...
– Ничего я делать не буду, – ответил генерал.
– Мистер Фокс, вы же знаете, что процессы бывают открытые, а бывают закрытые, – мягко сказал Курылёв. – И от этого зависит, оставите ли вы след лишь в судебных протоколах или же в новейшей истории Федерации. Подумайте ещё раз.
– Что от меня требуется? – недовольно буркнул Фокс.
– Свяжитесь с командиром своей эскадры и прикажите вашим боевикам сдаться федеральным силам. А майор Нисидзима проверит, куда уйдёт сигнал с вашего браслета.
Контрразведчик достал из кармана какой-то прибор странного вида и направил на комм Фокса.
Под взглядами нескольких пар глаз теперь уже точно бывший генерал нашёл в меню нужный контакт, связался по нему с нужным человеком и отдал необходимое распоряжение.
– Отлично, – сказал Рамирес. Прибор Нисидзимы вернулся в карман к хозяину. – Пройдёмте с нами. Сотрудничайте со следствием, и суд учтёт это при вынесении приговора.
;
* * *
;
Спутник Сталкерры, 19:07 федерального времени.
;
– Ещё раз спрашиваю: кто из вас двоих убил Матвея?! Отвечайте!
Голос Зелмы дрожал от ярости, но бластер в руке не трясся совершенно, нацеливаясь попеременно на каждого из двоих лежащих в кроватях людей.
Джордж Каспер смотрел на разведчицу с виду спокойно, без страха; его как будто не волновало, что его самого или его «коллегу» прямо сейчас могут убить. Но Рауль Мванза, казалось, был готов вырвать иглу капельницы из вены и вонзить её Зелме в глаз... если бы только мог подняться с койки. Всё-таки анабиотик требовал довольно долгого времени «отхода».
Побывав в центре управления движением «станции» и заставив техников вывести спутник планеты на прежнюю орбиту, разведчица захотела найти здесь экологов, которых мятежники привезли обратно на базу. Миронов не стал отговаривать подчинённую, а пошёл вместе с ней – на всякий случай, вместо охраны, как объяснил он Зелме.
Труп Мики был уже кремирован, а потому разведчицу не интересовал. Ей хотелось посмотреть в глаза двоим выжившим мерзавцам, на которых с ампулой анти-анабиотика в придачу подполковник выменял себе двадцать пять плазмеров и несколько часов безопасности своего отряда. И чтоб виновный в том, что Зелма простить не могла, понёс за это ответственность.
– Я жду! Ещё пять секунд молчания – и сдохнете оба!
Разведчица стояла посреди бокса – такого же, где содержали её, только с двумя кроватями – и целилась то в Джорджа, то в Рауля. Миронов изваянием застыл у двери, стараясь ничем не напоминать о своём присутствии.
– Вы не выстрелите, мисс Видевская, – сказал вдруг Джордж. – Вы боитесь наказать невиновного, в отличие от вашего начальника, а если ни один из нас не признается в убийстве Мэтта и Астрид, то и уйти вам придётся ни с чем, оставив в живых нас обоих. И лишь справедливый суд установит степень нашей вины, в том числе и в убийстве экологов.
– Ты так думаешь? – ответила Зелма. – Сейчас я ваш справедливый суд, и от того, что я услышу, будет зависеть и приговор для каждого из вас. Оправдательный или... обвинительный... А ведь это ты их убил, Каспер. Иначе бы не стал юлить в такой опасный момент.
Присмотревшись, разведчица заметила на миг промелькнувший в глазах «эколога» испуг – и подавила в себе желание напустить на лицо такую же, как у Фокса, усмешку.
– Ну всё, настал час расплаты, – сказала она и прицелилась Джоржу в голову. – Загадай последнее желание, урод.
– Не надо, – пробормотал Каспер. – Не надо, пожалуйста...
Палец Зелмы напрягся на кнопке стрельбы. Почти вдавил её...
В последнее мгновение Видевская вспомнила, что позади неё стоит Миронов и наблюдает за ней, и мысленно вернулась к их недавнему разговору в полутьме ангара.
«Эти двое ничего не стоят без Фокса, – пришло осознание. – А Фокса нет и уже больше не будет. Какие же они жалкие, беспомощные, боящиеся меня и моего бластера... Пусть они недостойны жить, но и принимать смерть от моей руки они тоже недостойны».
Зелма неожиданно сместила прицел резко вниз и выстрелила.
Левая ступня Джорджа, торчащая из-под одеяла, которым он был прикрыт, взорвалась фонтаном кровавых брызг и осколков костей, а «эколог» заорал от невыносимой боли.
Рот Зелмы искривила гримаса презрения.
– Живи, гад, – проговорила разведчица. – И молись, чтобы в камере я тебя никогда не навестила.
Она убрала бластер и вышла из бокса.
Миронов последовал за ней, оставив Джорджа наедине со своей болью, а Рауля – со своей ненавистью.
;
* * *
;
Лес (22 километра к северу от Сталочной), 30-й год после Звездопада, 62-й день зимы, раннее утро.
;
Лагерь ещё спал.
Точнее, спали дети, Иша, половина солдат и пленный пилот мятежников, – прислонившись спиной к деревьям и зарывшись по грудь в снег, чтобы было не так холодно и их труднее было заметить с помощью тепловизоров. Другая половина бойцов бодрствовала: вдруг какие-нибудь выжившие боевики в режиме маскировки подкрадутся к этому последнему на Сталкерре оплоту федеральных сил и внезапно нападут?
Но пока лес вокруг был чист, молчалив и холоден. Похоже, люди просто ушли от деревни достаточно далеко, чтобы их след много раз успело занести ветром.
Группа бойцов с пленным пилотом догнала остановившуюся на ночлег «команду спасения» с детьми и женщиной около девяти часов по федеральному времени. Солдаты опознали инфометку «свои», поэтому тревога не была поднята.
От «догнавших» отделился один боец. Он сделал несколько шагов к расположившимся на снегу людям, театральным жестом воздел левую руку вверх (в правой он держал плазмер) и сказал:
– Радуйтесь, сталки: мы победили.
Солнце к тому моменту давно зашло, и увидеть, как спадает чёрная пелена с его диска, никому вечером не довелось. Было решено дождаться утра и всем вместе встретить рассвет.
И вот к этому всё шло.
Небо на востоке постепенно светлело, к фиолетовому цвету добавлялись синие и тёмно-зелёные краски. Ещё немного – и над лесом встанет солнце.
Бойцы не решались будить спящих: время для этого пока не настало. Однако те будто бы ощущали приближение утра и ворочались во сне, переворачивались на бок, всхрапывали.
Вдруг кто-то из детей чихнул и проснулся. Посмотрел на небо – и тут же вскочил на ноги из-под снежного «покрывала».
– Смотрите! – звонко крикнул он, указывая пальцем на восток и чуть вверх.
Спящие как по команде пробудились от сна и вместе с бодрствовавшими взглянули туда, куда был устремлён тонкий детский палец.
Над деревьями всходило солнце. Солнце нового дня для тех, кто выжил во мраке ночи.
* * *
Спутник Сталкерры, 9 марта 28** года, вечер.
;
Лина сидела в одиночестве в своём отсеке и тихо плакала.
...Прошло почти двое суток с того часа, когда база мятежников пала. Миронов и Зелма решили пока не возвращаться на планету и разместиться вместе с отрядом в одном из свободных жилых секторов. Конечно, обнаруженные здесь удобства восхитили и «профедеральных» сталков, однако Нурс, к примеру, ничуть этому не удивился, да и другие тоже быстро освоились. «Удивительно, как остальные купились на всё это, – однажды покачал головой велк. – Видно, это мы только такие умные, что нас нельзя привязать к себе с помощью личного унитаза каждому, лживых обещаний и стимуляции чувства собственной гордости».
Подполковник и разведчица сейчас активно работали с «повстанцами», чтобы навсегда разрушить в них убеждение, что Федерация – это абсолютное зло, с которым надо бороться. Во многом этому помогла и финальная перестрелка в зале – образ Фокса как смелой, мужественной личности за считанные минуты распался в мыслях у сталков. С боевиками было сложнее, ведь в них стреляли сталки и федералы, а Фокс всего лишь предпринял тактическое отступление... Но Миронов возражал на это, что главарь мятежников просто побоялся сдаться и решил сбежать в одиночку, бросив остатки своего войска на милость победителей. Как бы там ни было, боевики один за другим давали показания о том, что были вовлечены во всё это силой и под принуждением выполняли преступные приказы своего начальника. Зелма говорила сталкам, что врагам всё равно грозит тюрьма, а так это шанс получить меньший срок и в придачу ещё приобрести иммунитет к попыткам вербовки.
Из местных «повстанцев» остались в живых девять человек, из которых трое были серьёзно обожжены плазмой и пока что лежали в искусственной коме внутри медицинских капсул, которые также обнаружились в одном из отсеков «станции». Гибель Омеля произвела на сталков сильное впечатление, и теперь те, кто решил примкнуть к мятежникам, искренне раскаивались в этом и даже проливали слезу, вспоминая о своей ошибке.
Тело подростка тоже было помещено в капсулу, которая, к сожалению, не могла его воскресить. Все сталки плюс ещё Миронов и Зелма по очереди подошли к этому прозрачному «гробу» и попрощались с Омелем, хоть тот и не мог видеть их или слышать слова, которые они произносили.
Лина провела около капсулы больше всех – около двух часов, а потом закрылась в выделенной ей комнатке, не выходя ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. Она никого не пускала к себе – отговаривалась тем, что находится в потрясении от гибели друга и хочет побыть одна.
Но сегодня она плакала по другой причине, которая, однако, также была связана с Омелем и о которой, кроме сталочки, пока не знал никто. «А они узнают! – думала Лина, растирая по лицу слёзы. – Пусть нескоро, но узнают!»
Дело в том, что у неё... не начиналось. То, что... должно было начаться в этот день. Конечно, оставалась слабенькая надежда, что всё в ближайшие часы наладится, но со временем она только слабела.
В который раз за день подумав об этом, сталочка зарыдала громче – и вдруг услышала осторожный стук в дверь.
– Уходите, – сказала она срывающимся голосом. – Я не хочу никого видеть. Оставьте меня в покое.
– Лина, – ответил из-за двери тихий, едва не шепчущий голос Плюща, и что-то в его звучании заставило Лину отнять руки от лица и удивлённо взглянуть в сторону входа в её запертый изнутри отсек. – Мы все тоже скорбим по Омелю, поэтому не надо делать вид, что тебе его жаль больше всех. Поверь, и я был глубоко опечален его внезапной, пусть и героической гибелью. Не надо кричать, что я его ненавидел до того момента и вообще никогда его не уважал. Наоборот, я был впечатлён тем, как в начале зимы, после моего выздоровления, он оставил тебя, чтобы мне не было так обидно. Я очень сожалею о своей несдержанности там, в лесу. Я... не знаю, что тогда на меня нашло. Я успел извиниться перед ним, до того как... – Плющ не стал уточнять очевидное. – Если нужно, могу извиниться и перед тобой. Столько раз, сколько нужно. Хотя подозреваю, что вряд ли ты меня простишь...
По лицу сталочки продолжали течь слёзы, но она не вытирала их, слушая исповедь Плюща.
Вдруг Лина вскочила с койки, приложила руку к панели замка на двери, и стальной прямоугольник отъехал в сторону, открыв взору молодого сталкера, стоящего у порога.
– Лина... – пробормотал Плющ, когда увидел её – заплаканную и точно повзрослевшую лет на пять в своём горе. – Это всё ещё из-за него?..
Сталочка разрыдалась ещё сильнее – и неожиданно обняла Плюща, прижалась к нему всем телом, спрятала лицо в меху куртки на его груди. В недоумении юноша обнял её в ответ... и тут до него начало доходить.
– Это... это... – повторял он, ошарашенный догадкой, не в силах подобрать нужные слова для вопроса.
Но Лина, похоже, поняла его и так.
– Я... Омель... он... тогда... меня... мы... – выдавила она и затряслась в новом безудержном рыдании.
– Спаси Первосталк, – машинально прошептал Плющ, затем мысленно выругал себя за остатки предрассудков, осторожно обнял Лину за плечи, усадил на кровать и сам сел рядом.
– Не бойся, – прошептал он в ухо сталочке. – Всё кончилось, и теперь, если нужно, я всегда буду рядом. Ты можешь на меня рассчитывать: после всего случившегося я никогда тебя не брошу, если ты того не захочешь. Вот увидишь, мы вырастим его как своего – в память о той жертве, которую отдал Омель на благо нашей общей победы.
Лина обнимала Плюща и продолжала плакать. Но это уже были слёзы не горя, а облегчения.
Наконец-то можно было покончить с распрями и остаться с тем, кто её поддержит, поймёт и в случае чего простит.
И за это она в тот миг простила Плющу всё, оставив в душе к нему лишь проснувшуюся вновь и с новой силой любовь.
* * *
Военная база Федерации (100 метров к югу от Сталочной), 24 марта 28** года, 15:38 федерального времени.
– Входи, Зелма, – сказал Миронов, когда в палатку заглянуло знакомое лицо, обрамлённое светло-русыми волосами, и поднялся со своего места за новым столом из несгораемой пластмассы.
– Здравствуйте, Александр Васильевич, – с улыбкой ответила Видевская, заходя в «кабинет» подполковника, и по его приглающему жесту села на складной стул напротив.
Несмотря на послеполуденное время на хронометре её нового комма, снаружи солнце только начинало свой путь по переливающемуся разными оттенками небо над лесом из-за разницы в длине суток. Прошло больше двух недель со дня взятия спутника планеты, и за это время многое успело произойти и поменяться.
Корабли Федерации прибыли на Сталкерру не девятого числа, как изначально предполагал Миронов, а только пятнадцатого. После того как экипажи судов мятежников объявили о своей сдаче в плен, военным вместе с ними пришлось сбросить относительную скорость до досветовой и сделать то, что полагалось по инструкции в такой ситуации. С помощью абордажных модулей удалось переместить большую часть пленников в грузовые отсеки крейсеров, создав там необходимый минимум удобств, и отправить часть команды на взятые корабли, чтобы вместе с экипажами отбуксировать в ближайшую систему, полностью оккупированную оборонным ведомством. Там они сгрузили захваченную часть мятежников и взяли на борт грузы гуманитарной помощи и побольше людей, чтобы снова отправиться к Сталкерре.
После их прибытия сталкам и военным стало проще заново обустраиваться на планете. Базу в горах было решено пока не восстанавливать, а устроить вместо неё временный палаточный лагерь на южном берегу Сталки. Это же постигло и уничтоженную деревню. Теперь выжившие сталки, которые в полном составе вернулись двенадцатого числа на десантном модуле на планету, тоже жили в палатках, и это было многим лучше, чем спать, зарывшись в снег, и трястись по ночам в темноте от холода.
Реактор экологов каким-то чудом уцелел во время недавней свистопляски с плазмерами и истребителями, и к нему были подключены и «база», и «деревня». В палатках стояли новые обогреватели и светили новые лампочки, а сталки как раз осваивали свои первые коммуникаторы и решали, когда им начать заново отстраивать Сталочную в прежнем, деревянном виде.
О происходящем в глубине Федерации было известно мало – и в основном на уровне слухов и досужих чатов в межпланетной Сети. В СМИ что-то вякнули по поводу замеченных движущихся к окраинной системе колонн кораблей, но после нескольких дней недоумённого молчания пресс-центра Минобороны на Миракле тему закрыли.
А о выживших боевиках – как тех, кто изначально остался на местной луне, так и отловленных по одному в лесах и доставленных к остальным на десантном модуле, – было известно только то, что скоро к Сталкерре прибудет специальный борт и увезёт их куда-то за много светолет отсюда.
Хотя в принципе всем было фиолетово насчёт того, что будет с побеждёнными врагами. Более важная проблема находилась сейчас здесь, на Сталкерре, и заключалась в налаживании жизни – как можно ближе к тому виду, как всё было до нападения.
– ...Что слышно по линии разведки? – спросила Зелма.
– Кое-что в общих чертах...
Миронов посмотрел на голоэкран компьютера, где, судя по всему, высветились какие-то данные. Зелма могла бы со своего места их прочитать с помощью одной из разведывательных методик, но не стала этого делать. «Теперь меня со всем этим ничего не связывает, – напомнила она себе. – А значит, пора научиться жить просто так, не пользуясь этими знаниями, столь же полезными, сколь и... опасными».
– Хорошо, что удалось подключиться к серверу, который так и остался внутри той горы, а то бы все данные, сохранённые по протоколу «Омега», канули в небытие бессмысленным набором знаков... – пробормотал подполковник про себя, одновременно пробегая глазами строчки, а затем вновь повернулся к Зелме. – В общем, говорят мало и неохотно, но что-то узнать удалось. Фокс-старший всё ещё под следствием, ему грозит пожизненный срок на какой-нибудь отдалённой планетке. Младшего продолжают искать, но и ежу понятно, что не найдут уже никогда. Все остальные сотрудничают с военной прокуратурой и безопасностью, но думаю, что минимум пятёрка всем светит однозначно. А тем двоим «экологам» (кстати, Каспер пока под наблюдением врачей – приращивает протез) – намного больше. Но всё же не настолько, как тому, кто всё это первым придумал... Не жалеешь, что ушла из разведки? – вдруг сменил тему Миронов.
– Нет, – качнула головой Зелма. Рапорт «по собственному желанию» она представила подполковнику ещё восьмого числа, и тот лишь коротко вздохнул, прежде чем поставить свою подпись на голограмме. – Мне надоели заговоры, тайны, расследования... перестрелки, бегства... смерти... Хочется просто нормально работать – и не бояться за свою жизнь и за тех, кто... дорог мне.
– Ну, должность федерального наблюдателя тоже ничего себе работёнка, – усмехнулся Миронов. – Программы развития, общение с руководством из высших чиновников сектора, обучение местных... В Экокорпусе сейчас происходит серьёзная перестановка кадров – да что там, сам начальник департамента сектора Линдстрём уходит в отставку, – поэтому в ближайшие месяца два новую экологическую миссию можно не ждать… А меня, скорее всего, ждёт повышение, – перешёл он на заговорщический шёпот. – Фокса-старшего скинули, и его место пока вакантно. Сейчас там сидит какой-то «и.о.», но мне по секрету намекнули, что это кресло, если ничего не случится, скоро достанется мне. И звание обещают подогнать подходящее, так что ты, Зелма, сейчас разговариваешь с без пары месяцев генералом Мироновым!
Внезапно улыбка пропала с его лица, и он опустил взгляд в гладкую поверхность стола.
– Зелма... я уже давно... точнее, недели две – ещё с луны – думал кое над чем...
На лице теперь уже бывшей разведчицы впервые за годы отразилось неподдельное недоумение.
– В общем, что бы ты сказала... если... мы бы... с тобой...
Миронов смущённо замолчал, видимо, не зная, в какие слова облечь свои мысли.
Но Зелма поняла, что он имеет в виду, и так. «Всё же кое-что от капитана специальной разведки во мне останется навсегда», – подумала она и ответила:
– Нет, товарищ подполковник. Не сейчас... я ещё не отошла от гибели Матвея. Пожалуйста, поймите меня правильно... я пока не готова к такому варианту событий. Может, через год, два... но не сегодня.
– Понимаю, – быстро сказал Миронов и опять повернулся к голодисплею компьютера.
На несколько секунд в палатке настала тишина. Разговаривать неожиданно стало не о чем и незачем, как будто что-то подошло в этот момент к своему концу.
– Ладно, я пойду тогда, – сказала Зелма, поднялась со стула и направилась к выходу.
Миронов встал, чтобы её проводить.
– Удачи в работе, – пожелал он, откидывая в сторону полог палатки.
– Спасибо. И вам тоже, – ответила Зелма и вышла наружу.
Холодный ветер, в котором, однако, уже чувствовалось что-то предвесеннее, обдул её непокрытую голову, но под тёплую куртку, надетую Видевской взамен сданного вместе с удостоверением капитана разведки серебристого комбинезона, пробраться не смог.
Зелма окинула взглядом палатки по обоим берегам реки, вдохнула полной грудью воздух Сталкерры – и побежала.
В четыре прыжка перемахнула покрытую льдом Сталку – специально в стороне от перекинутого через реку мостика – и повернула направо, к тому месту, где раньше располагался лагерь экологов, а теперь одиноко стоял реактор со множеством подключённых к нему проводов и лежали в земле останки Матвея, Астрид и всех погибших при налёте на деревню сталков.
Зелма остановилась перед одним из простых деревянных надгробий, на котором голопроектор высвечивал изображение улыбающегося лидера группы экологов с датами жизни. Матвей был на голограмме как живой, и Видевская с трудом удержалась от того, чтобы заговорить с ним.
Она постояла молча несколько минут, затем подняла глаза к небу, которое проявляло в этот день особенно необычное буйство красок.
Мёртвых не вернуть, подумала бывшая разведчица, а ныне просто федеральный наблюдатель. Но почему-то, когда умирает кто-то другой, ты сам продолжаешь жить. Значит, надо жить так, чтобы умершим не было за тебя стыдно.
И она, Зелма, будет дальше жить именно так. И первым же делом направится в свою палатку в «деревне» и проведёт какое-нибудь занятие с местными.
Она была уверена, что Матвей бы это одобрил.
КОНЕЦ
21 апреля – 19 июля 2020,
Красноярск.