Глава из повести "Кара-н-тин 3".
Полностью: http://newlit.ru/~kovsan/6540.html
Ей стало тошно. Придумав, зазвав и собрав, остаться одной, с тоской фестиваль озирающей, для этого надо было очень хорошо постараться. Делать ей здесь больше нечего. Отодвигая волосатую голую задницу, она спустилась с помоста, над которым радужнобуквенно красовался плакат: «Против страха — фестиваль траха», и среди потных тел, стонов и хлюпанья стала к выходу пробираться.
У двери, наткнувшись на треугольник два и одна, об углы, пытающиеся ее завлечь в качестве биссектрисы, слегка наколовшись, всё-таки улизнула, дверь на малую щёлочку отворив, вместе с дымом выскользнула к спасительным лифтам. Едва протиснувшись, выползла и услыхала.
— Помнишь, ногти его тёмно-бордовые, волосы серебрящиеся до плеч, чванливо блестящие рукава расклешённые, штанины зелёные, ого-го облегающие длинноного? А рубашку — дикие многоцветные джунгли — расстёгнуто безволосую грудь обнажающую? Ботинки цвета неистового, тяжеленые, чтобы от земли не оторвался и в небо шариком не улетел? Удлиненное лицо его, разноцветными полосами гротескного макияжа исполосованное, не позабыла? Блестящие веки и губы? Круг на лбу золотой тоже не помнишь? Забыла, как на великолепного зыркали, знобко глядели? Помнишь самца, смердящего духом времени, самок манящего? Забыла разукрашенного перед битвой? Не хочешь помнить бешенство, когда его недостаточно замечали? Забыла? Так вот. Он теперь в женском прикиде. Поняла? Ясно, почему ты ему уже не нужна?
— Это какой-то чмо, это не он.
— Как не он, а то кто же?
— Никогда таким не был.
— Ты его просто не знала, дура, актёр выбрал новую роль. Только всего.
— Врёшь!
— Он тебе этого не сказал? Так вот услышь его голос: «Ты полгода со мною была. Тебе этого мало?»
— Он не мог так сказать.
— Не веришь… Ну, ладно. Придется верительные грамоты, пусть наспех, это неважно, вручить. А это ты не забыла? Откуда мне знать? «Хочешь, я тебе что-нибудь буквами нарисую?» Забыла? Подумай!
Мальчик-или-девочка
Вышел-вышла на улицу
Волосы развеваются на ветру
Покрутив головой по сторонам
Убежал-убежала не оглядываясь домой
Испугавшись-не-найдя ничего интересного
Хорошо маленьким-мальчикам-и-девочкам-маленьким
Можно туда-сюда бегать в поисках интересного им не страшно бояться
Вызвала лифт. Зажужжало. Приехал, и дверь, скрипнув, открылась. Из лифта на нее пялился юный солдатик: форма в складках, вчера из упаковки, брюки подвёрнуты, ботинки не запылились, рукава плохо закатаны, маска сбилась, сидит кривовато. Новобранцев, не выдав оружие, развесёлых поставили сторожить: отсюда им ни на шаг, к ним внутрь ни полшага. Его послали узнать, что наверху происходит. Вообще-то, внутри они вольные люди, но ковчег того гляди, то ли по глупости воды зачерпнет, то ли на айсберг сдуру напорется.
— Что тут, — поправив маску, выдавил из себя, — что вы творите?
— Фестиваль, разве нельзя?
— А чего так орёте?
— А тебе дело какое?
— Мне пофиг. Командир послал разузнать.
— Узнал?
— А какой фестиваль?
— Траха!
— Какой?
— Оглох или не понимаешь?
— А что командиру сказать?
— Фестиваль траха, так и скажи.
— Какого траха?
— Всякого, какого хочешь. Ты что дурак?
— Нет.
— Вот так и доложи: фестиваль траха, всё в совершенном порядке, я не дурак, приглашают присоединиться.
— А ты кто такая, что приглашаешь?
— Я? Автор. Организатор. А ты, извини, похоже, дурак.
— Думаешь, он мне поверит?
— Не поверит, пусть придет и проверит. И ему место найдется. И тебе. И всем солдатикам, которых домой не пускают и трахаться не разрешают.
— А тебе не нашлось?
Вдруг для себя самой неожиданно ответила честно:
— Нет, не нашлось.
— Почему?
— Наверное, не искала, — и посмотрела ему прямо в глаза, как это иногда с ней случалось, просительно и жалобно, совсем по-собачьи.
Дверь из лобби вдруг отворилась, клуб дыма к лифтам метнулся, растрепанная всадница на загнанном коне промелькнула, ее груди взметнулись, кто-то невидимый парочку назад уволок, дверь захлопнулась, от фестиваля ее и солдатика отделяя.
— У вас там травка, — ошарашенно выдавил из себя.
— Не только.
— А что ещё?
— Зайди посмотри.
— Чего там я не видел? — процедил, бесполезно пытаясь скрыть любопытство и желание, сорвав с себя только надёванное солдатское барахло, к фестивальному торжеству приблудиться.
— Давай! Заползай!
— А ты?
— Хочешь вместе?
— Лучше здесь!
— Здесь так здесь!
— Ты согласна?
— Ты тупой? — схватив за шею, его притянула, и, смеясь, через маску стала целовать, позабыв и о Кротком своем крокодиле, и о фестивале, и о солдатах, дежуривших у входа в ковчег, чтобы чистым сюда, а нечистым туда не прорваться.
И было наспех, глупо, глядя со стороны, по-детски смешно. За лифтами, у окна, за пожарной сигнализацией. Он долго возился с ремнём — не привык, и она ему помогала — расстегнула, сдёрнула, опустилась на грязноватый пол на колени, руками сзади его обхватила, чтобы в окне раздвоенным грибом не белело, и увертюра оказалась настолько успешной, что опера сама собой отменилась.
Покрасневший, спешным финалом ошеломленный, высунув язык, он хотел в свой черёд на колени перед ней опуститься.
— Тебе надо идти. А то командир тебе врежет.
— Куда?
— Точно тупой. Вот сюда, — обхватив, взяв потное в горсть, чуть сжав, куда врежут ему, показала. — Понял?
Кивнул.
— Одевайся.
Оглядываясь на следы преступления, стал напяливать всё вместе и сразу, глаз от нее не отрывая. Получалось не очень.
Она, не удержавшись, шлёпнув по попе, помогла с непривычными одёжками разобраться и в лифт затолкала, на прощанье намордник, никак не желавший держаться, поправила, за ушами пощекотав.
Затрещав, двери лифта открылись, нажала на кнопку, и двери, закрывшись, друг от друга их отделили, лифт, дёрнувшись, двинулся вниз неохотно, со скрипом. Лифты, привыкшие за долгую жизнь к степенной неторопливости, с появлением развесёлых забегали одышливо, с посвистом, по-жеребячьи лукаво и весело, как будто вчера их установили.