Китель

      


















         Мнения действующих лиц настоящей пьесы по обсуждаемым вопросам может не    
         совпадать с мнением автора.
               
                Автор





                К И Т Е Л Ь
                Пьеса в одном действии





Действующие лица
Президент.
Премьер.
Сталин.
Мехлис.
Руднев.
Вице-премьеры.
Министры.
Девушка.
Молодой человек.









               
К А Р Т И Н А   П Е Р В А Я
Зал заседаний Правительства Российской Федерации.

В центре сцены – большой стол в форме вытянутого овала, широкой частью обращенного к зрительному залу. Со стороны арьерсцены вдоль стола – кресла. По обеим сторонам от пустого кресла Премьера  располагаются вице-премьеры: Первый,  Второй - справа, Третий и Четвертый – слева. Далее - слева и справа от вице-премьеров, второго и четвертого - следуют министры. Их всего десять: по пять с каждой стороны. Ближняя к зрителю часть стола, противоположная той, где стоит премьерское кресло, пуста, поэтому зритель имеет возможность видеть лицо каждого сидящего.  Министры и вице-премьеры сидят молча, прислушиваясь и поглядывая в сторону двери, через которую всегда приходит Премьер. Перед ожидающими ни блокнотов, ни ручек, ни каких-либо бумаг: расчетов, диаграмм, планов – чистый стол. На стенах также нет никаких таблиц и схем… Для вице-премьеров и министров это непривычно, поэтому все они пребывают в некотором замешательстве и с возрастающим любопытством поглядывают в сторону премьерского кресла.  При этом все присутствующие всем своим видом выражают государственную озабоченность. Напряженность нарастает. В воздухе – предчувствие чего-то неожиданного. На  лицах некоторых из присутствующих на мгновение появляется тревога, сменяемая беспокойным любопытством, кто-то выбивает пальцами едва слышимую нервную дробь. Присмотревшись, можно увидеть, что нервничает каждый, но все признаки нервозности члены Кабинета старательно скрывают.

Министр 1 (обращается к сидящему рядом вице-премьеру, говорит вполголоса). Не знаете, по какому вопросу нас так неожиданно собрали? Обычно всегда говорят повестку дня…
Первый вице-премьер (также вполголоса). Сам в недоумении. Навер-ное, опять какая-нибудь ерунда: типа сокращения смертности на до-рогах или что-то в этом роде… Мне позавчера сам Президент звонил, спрашивал, есть ли точные сведения о числе погибших за последний год…
Министр 2. Полагаете, сам будет?
Первый вице-премьер (пожимает плечами). Скорее всего.

Из-за кулис неожиданно появляются молодые люди в  одинаковых кос-тюмах и галстуках, просят вице-премьеров подвинуться  и ставят еще одно кресло рядом с премьерским. Присутствующие недоуменно  переглядываются.

Первый вице-премьер. Вот, принесли…
Министр 3. Точно, сам будет…

                Со стороны премьерского кресла, в глубине коридора,  раздаются
                шаги. Все разом умолкают. Звук шагов нарастает. Слышно, что
                идут двое. Присутствующие, без исключения, смотрят в сторону
                премьерского кресла.
                В глубине сцены, за премьерским  креслом, действительно   
                появляются Президент и Премьер. Президент идет рядом с
                Премьером, но все-таки на полшага впереди него. Он
                сосредоточен, как всегда,  смотрит исподлобья; Премьер идет 
                уверенным шагом, открыто смотрит впереди себя.


К А Р Т И Н А   В Т О Р А Я

Президент. Здравствуйте, садитесь!
Премьер. Здравствуйте, господа. Сегодня на нашем заседании присутствует Президент Российской Федерации. Заседание проводится по его инициативе. (Министры и вице-премьеры почтительно склоняют головы.) Участие Президента Российской Федерации в сегодняшнем заседании обусловлено как важностью проблемы, которую мы с Президентом собрались сегодня решить раз и навсегда, так и, главное, способом получения такого решения. Поскольку всех вас на посты рекомендовал  лично я, то все люди здесь, несомненно,  умные, и мне не требуется говорить вам о  необходимости сохранения тайны нынешнего заседания не только от жен, но даже и… простите… от постоянных любовниц (При этом Премьер скосил глаза на Президента). Это шутка, но шутка, всем, надеюсь понятная? Кстати, если вы обратили внимание, Президиум Правительства представлен на данном заседании в секвестированном составе. Мы с Президентом решили, что отдельные министры будут сегодня не более чем балластом, усложняющим и удлиняющим процедуру принятия ре-шения по вопросам повестки дня нашего заседания. Доверие – главное в нашей с вами деятельности (При этом Премьер выразительно посмотрел на Президента, а тот на Премьера.) А степень доверия, как вы понимаете, определяет дистанцию между министрами и первыми лицами России. Итак, вопрос секретности заседания, надеюсь, всеми присутствующими министрами понят? (Присутствующие все, как один, послушно кивают головами.) Прекрасно. Как всем известно, одним из самых острых, даже самым острым, сейчас является вопрос выработки правительственных решений, направленных на  уменьшение числа граждан, погибающих на наших с вами, да-да, господа, на наших с вами  автомобильных дорогах. Общественность взволнована, она требует мер и, сами по-нимаете -  жертв… Мы с Президентом  жертвы эти, конечно, найдем (Он делает паузу и выразительно оглядывает министров). Нет более про-стой административной процедуры, чем назначение жертв. Но - меры! Меры надо искать!  И при этом никому из вас не следует забывать о мне-нии -  прежде всего – общественном мнении. Причем, господа, общест-венное мнение нам важно не столько за рубежом, сколько  внутри самой России. Мы огромная держава…

Президент (недовольным тоном резко перебивает). Мы – великая держава…

Премьер (с удивлением смотрит на Президента). Ну-у-у-у… Да, конеч-но… (Кашляет). Россия - великая держава… и мы можем в вопросах на-шей внутренней политики, касающейся срока жизни наших граждан, не обращать внимания на выпады антидемократически и антироссийски на-строенных господ,  а эти понятия – Россия и демократия, - с приходом нас к власти, -  стали синонимами (делает паузу, с гордо поднятой головой  обводит взглядом присутствующих). Сегодня, господа, главный и един-ственный вопрос нашего заседания: сокращение числа лиц, погибающих на территории России в результате дорожно-транспортных происшествий. Замечу, однако, перед обсуждением,  что мне понятно желание не-которых министерств и ведомств  скрыть истинное положение с гибелью людей на дорогах. Но, как говорится, шило в мешке не утаишь.  Вы, без-условно, помните, что в самом начале своего президентства я ввел на российских дорогах «сухой» закон. Не скрою, я полагал, что мой автори-тет, а главное - моя безусловная победа над моими противниками на выборах, я сказал бы, с катастрофическим перевесом для них, дает мне надежду, что Россия, поверит в меня и пойдет за мной!...

              Неожиданно возникает пауза, вызванная поведением Президента. Он
              что-то тихо начинает говорить вслух – то ли для себя, то ли   для            
              Премьера тоже. А когда говорит Президент слух не может быть об-
              ращен к второстепенным субъектам государства…. Но непонятно –
              говорит ли Президент по-немецки, то ли матерится по-русски…  Это
              сложно понять, поскольку он говорит довольно тихо… Но отдельные
              слова распознать все-таки можно… «junе Welpе , Gr;nschnabel ,
              loyal lapdog »… Премьер прислушивается, стараясь вникнуть в смысл
               слов Президента.

Президент (говорит неожиданно громко, но больше для себя, чем для собравшихся). У нас же сегодня… СЕАНС… Все, беру совещание в свои руки, а такого наговорит…


              Президент резко встает. Премьер непонимающе смотрит на Президента,
              хмурится. Президент, опустив голову, упирается кулаками в стол, и
              раздраженно бросает короткую фразу, в которой можно разобрать
              только одно слово: «…Platz!»  Премьер нехотя и очень медленно
              опускается в  кресло.

Премьер (почти опустившись  в кресло,  с болезненной миной на лице). Господа… Слово представляется Президенту.
Президент (отрывает взгляд от стола, выпрямляется, на лице появ-ляется гримаса боли, держится рукой за поясницу. Говорит, превозмогая боль, с паузами.). Спасибо. (Следует короткая пауза). Как всегда, право на самые необходимые слова… и действия… предоставляется мне – что на самом важном этапе - в 2000 году,  когда пахло порохом и синусом, равным четырем , что сейчас… Когда сами уже ничего не могут… Но теперь важность момента неотделима от исторической функции Прези-дента… Или наоборот… впрочем, неважно, - все равно никто ничего не поймет… 


              Заседающие недоуменно переглядываются. Судя по выражению их лиц,
              действительно, никто ничего не понимает. Президент внимательно
              всех оглядывает, хмурится, вздыхает и начинает говорить.

Я благодарю Премьера за предоставленное мне слово на заседании, которое может стать историческим.

Президент делает паузу. Присутствующие с интересом смотрят на Президента.

Президент (продолжает). Вопрос нашего заседания был объявлен Пре-мьером. И нам его необходимо решить сегодня. (Берет в руки несколько маленьких квадратных листочков бумаги, смотрит в них и говорит). По данным статистики, количество погибших в прошлом году  снизилось. Однако когда я запросил более точные данные, то оказалось, что процент погибших в ДТП в  том же году, наоборот, вырос! Господа министры! Вы и ваши ведомства умеете отчитываться так, как  не умел это делать даже Председатель Госплана СССР Байбаков и как никогда не научиться наше-му Председателю Счетной Палаты Степашину. Браво, господа Министры! Браво…

Между тем,  на сцене постепенно  темнеет, особенно -  над столом. Сидящие за столом прислушиваются к странному шепоту вверху – то ли под потолком, то ли за потолком. Иногда на стол падают крошки, похожие на частички отставшей побелки; министры в недоумении переглядываются.
Президент  и Премьер не обращают внимания на происходящее вокруг.

Президент. Чтобы прекратить нынешнее вранье, и предпринять, действительно, реальные меры по сокращению гибели граждан на автодорогах, мы вынуждены, понимаете – мы – атеисты! - просто вынуждены – пойти с Премьером на неожиданный для всех шаг, поскольку все меры, реализованные нами с подачи министров, активистов автомобильного движения, депутатов и адвокатов не возымели абсолютно никакого действия: люди продолжают гибнуть... Рост смертности на автодорогах – 5,2 про-цента в прошлом году! Человек, для которого это не рост,  должен подать в отставку!

    Министры после этого поспешно, все одновременно, наперебой вы-сказываются, стоит  гвалт. Звучат фразы:
«Это рост!», «Еще какой!», «Безобразие!», «Причем  тут атеисты?», «Сердюкова -  в отставку!», «Причем тут Сердюков?», «Нургалиева -  в отставку», «Нургалиев не причем! Это народ такой»,  «Мы признаем рост», «Тут все способствуют сокращаемости!». Президент, выбросив перед собой правую руку с красующимися на ней часами,  останавливает желающих высказаться.

 Президент (с непонятной интонацией – то ли спрашивает, то ли утверждает). Никто из присутствующих здесь в отставку не уйдет. (Президент делает паузу и внимательно смотрит на каждого министра. Усмехается). И более того, как Президент, я уверен, цифра 5,2 процента – занижена! Что-то не прошло по учетам субъектов Федерации, чтобы улучшить показатели, что-то затерялось в МВД… Ну, и так далее… Настал решительный час в борьбе с враньем и лицемерием в выработке мер  борьбы с гибелью людей на наших автодорогах. Думаю, вы, приглашен-ные на сегодняшнее заседание, готовы внутренне к неординарным под-ходам, разработанным мною и Премьером для решения этой проблемы.

Президент берет микрофон, одиноко стоящий на столе, включает и говорит в него: «Внесите!». Тут же  в залу заседаний входят молодые люди в одинаковых костюмах, ставят на середину стола, занимаемого Президентом и Премьером,  большую тарелку, отдаленно напоминающую чайное блюдце,  и зажженные свечи. Закончив, дружно уходят.

Президент (молча, низко наклонив голову,  наблюдает за реакцией при-сутствующих). Вопросы есть?

Министр 1. Есть. Что мы сейчас будем делать?

Президент (раздраженно). Мы устраиваем спиритический сеанс. Разве трудно это понять?

Министр 1 (недоуменно). Зачем?

Президент. Чтобы совместно выработать меры борьбы со смертностью на дорогах.

Министр 2 (растерянно). Совместно? С кем совместно? С духами, что ли?
резидент. Да, с духами. С духами великих людей. Мы надеемся, что  «вызванные» духи нам помогут.

Министр 3. А мы что, разве мы сами не в силах додуматься и принять адекватные меры? (Глагол «принять» министр произносит с ударением на первом слоге).
 
Президент. Возможно, что когда-нибудь и додумаемся, когда слово «принять», вы будете произносить с ударением на втором слоге… Еще вопросы?

Министр 3 (с сомнением). Не знаю… Чтоб с нечистой силой, понимаете ли, решать государственные проблемы? У нас что, у самих, что ли, мозгов не хватает?...

Президент (оглядывает всех присутствующих строгим взглядом). Не хватает!

Министр 2. Как не хватает? Мы же все запрещаем и запрещаем, запрещаем и запрещаем... И еще запретим!

Президент. Попытка достичь целей введением запретов – излюбленная тактика дураков.

Министр 3. Но у нас очень умные запреты!

Президент. Чем умнее ваш запрет, тем глупее народу представляется его создатель. Надо отходить от этой практики.

Министр 2. А как отходить?

Президент (смотрит исподлобья на Министра 2, потом оглядывает сидящих). Молча. Последующие вопросы такого же порядка – про мозги и нежелание общаться и нечистой силой?

                Молчание.

Ясно. Тогда не будем терять время. Поясню. У вас, господа министры, не хватает мозгов, чтобы  самим придумать рациональное решение проблемы и выработать меры. Запомните: успех – это побочный продукт хорошо организованного процесса. Это сказал представитель народа,  выходцев из которого здесь больше всех. А может, и все, кроме меня, конечно… (Внимательно оглядывает сидящих.) Вы, хоть и министры, но не созидатели, не управленцы.

Министр 3. А кто ж мы?

Президент. Буду откровенен. Вы - акулы, способные заглатывать бюджетное бабло и отправлять его за бугор. И только. Все! Будем считать эту тему на время закрытой. (Следующую фразу говорит очень медленно и очень тихо, с угрожающей интонацией). В глаза мне смотреть! (Премьер демонстративно отвернулся от Президента и поморщился. Президент скосил на него глаза, но ничего не сказал). Да! Сейчас мы, действительно, будем проводить спиритический сеанс, будем общаться с духами  великих людей. Попросим у них совета или советов и постараемся получить ответ на главный русский, точнее - российский вопрос: что делать? Будем повышать интеллектуальный уровень присутствующих министров. (Премьер низко опускает голову при этих словах Президента).

Министр 2. А кого ж из великих нам вызывать?

Президент. Вызывайте самого великого. Пусть это решит наше под-сознание. Довольно вопросов. К делу, господа министры, давайте набираться ума у великих.

                Свет на сцене постепенно гаснет. Становится темно.
                Лица и фигуры сидящих за  столом освещают свечи,
                стоящие  вкруг тарелки. Пламя свечей слегка подрагивает.
                Тени  правителей России и их министров качаются и
                подрагивают  в такт пламени свечей…  Все присутствующие,
                без исключения, устремляют растопыренные пальцы к тарелке…
               
                Издалека, медленно-медленно нарастает гул человеческих
                голосов, словно сразу несколько человек, с четкой, хорошо
                поставленной дикцией заговорили одновременно. Они не
                слушают друг друга, а может, и не слышат,  каждый
                говорит свое. Причем, что больше всего удивило
                присутствующих, - невидимые голоса говорят на нескольких
                языках. Постепенно становится возможным понять не только
                отдельные  слова, отдельные фразы,  но даже целые
                высказывания.  Они произносятся голосами убежденно – как
                наболевшее, выстраданное, но не услышан-ное людьми…
                Присутствующие на сеансе начинают пугливо озираться по
                сторонам. Только Премьер и Президент держатся уверенно.
   
Голос 1. Жизнь - это очередь за смертью, но некоторые лезут без очереди.
Голос 2. На свете живут всемогущие люди и немощные, бедные и бога-тые, но их трупы воняют одинаково.
Голос 3. Плохо то решение, которое нельзя изменить.
Голос 4. Повторенная ошибка становится виной.
 Голос 5. Многое может сбыться. Сбудется, если не будем ничего пред-принимать.
Голос 6. Если театр начинается с вешалки, то за такие пьесы нужно ве-шать. 
Голос 7.  Народ пожил - и будет!.
Голос 8. Одна смерть – трагедия, миллион смертей – статистика.
Голос 9. История любой человеческой жизни есть история поражения.
Голос 10. Смерть - это единственная награда за жизнь.
Голос 11. В последнем счете всегда побеждает только инстинкт самосохранения.
 Голос 12. Все строят планы, и никто не знает, проживёт ли он до вечера.

                Постепенно голоса смолкают, лишь в отдалении
                еще раздаются отдельные выкрики:

       Тот, кто судорожно цепляется за жизнь, может вместе с ней по-гибнуть…

       Последним звучит голос:
       Не ждите Страшного суда. Он происходит каждый день.


                Некоторые Министры в страхе вжимают головы в плечи,
                а некоторые улыбаются… Над столом начинает постепенно
                светлеть - медленно-медленно. Члены Правительства
                переглядываются, пожимают плечами.

Министр 3.  (скептически оглядываясь по сторонам). Интересно, откуда звучала эта магнитофонная запись? (Смотрит наверх).

Премьер. (Министру 3). Вы отдаете себе отчет тому, что говорите?

Министр 3. А что тут такого? Везде ж обман, подтасовка,  и эти, как их … пиарщики… кругом, а почему здесь не может быть этого? Да и сеанс этот – тоже – фуфло какое-то,  лажа…      

Президент (недовольно, глядя исподлобья). Что за жаргон… Вам вообще лучше помолчать, а то будет и диктофонная запись, и фуфло – в виде по-лучения взятки или уклонения от налогов,  и лажа - в виде сауны с девочками с трансляцией  по центральному телеканалу…

Министр 3 (испуганно). Не… я… это… я… того… просто так… я предположил…

Президент (с расстановкой). Я тоже только предположил.
 
Министр 3. Я понял… Я уважаю ваш опыт в этих вопросах…

                Президент внимательно смотрит на министра,
                словно решает, как с ним поступить. Над столом
                воцаряется тишина.

К А Р Т И Н А   Т Р Е Т Ь Я

                Неожиданно по залу распространяется тонкий аромат
                пряно-сладковатого  табака. Все с интересом
                принюхиваются, оглядываются по сторонам.  И только
                худой, изможденный вице-премьер, заядлый в прошлом
                курильщик, но уже бросивший курить и занявшийся спор-
                тивными делами, закрыв глаза и покачивая головой, с
                улыбкой блаженства, несколько раз подряд с удовольствием
                втягивает ноздрями табачный дым…

Второй вице-премьер (закрыв глаза, задумчиво, точно во сне). Это шапки в Кремле горят?…  Или  Россия уже задымилась?…

                Присутствующие  смотрят на вице-премьера,
                на  Президента: то с испугом, кто с любопытством.

Президент (полушепотом). Ему простительно. Он в трансе.

Второй вице-премьер (втянув с шумом в себя табачный дым и задумавшись произносит с каким-то умилительным благоговением). Боже мой, да это же настоящая «Герцеговина Флор»…  Неужели мы вызвали ЕГО?...

                Некоторые смотрят на него с изумлением, некоторые
                с сомнением, но большинство все-таки – с испугом.
                Создается впечатление, что в правительстве есть люди,
                знающие, кто из великих курил – «Герцеговину Флор»,
                и помнят, что запах этого табака не предвещает ничего
                хорошего тем, кто начинает его вдыхать…
                Премьер и Президент переглядываются. Стоит полная
                тишина. Неожиданно запах «Герцеговины Флор» усиливается,
                а в тишине раздаются мягкие шаги – словно по ковру идет
                Лев… Присутствующие, включая Президента и Премьера
                начинают вставать, медленно-медленно, словно против воли…
                На  лице Премьера – растерянность, а в прищуренных глазах
                Президента, под белесыми бровями, затаилась усмешка. В
                выражениях лиц прочих участников заседания преобладает
                испуг и недоумение.  Таких шагов в современных кабинетах
                и залах Кремля еще  никто не слышал…

Премьер (уже поднявшись, испуганно). Кто здесь? Кто позволяет себе ку-рить на спиритическом сеансе? И ходить по коврам? Что за  вольности?

                Некоторое время – тишина. Потом раздается голос.
                Он звучит ото-всюду – и сверху, и снизу, и со всех
                сторон…


Голос (с кавказским акцентом). Волнасти? Пачему  - волнасти? Это мое законное историческое право – курить трубку всегда и везде и ходить по кремлевским коврам.

Премьер (явно ошарашен.  Говорит с испугом.)  Ктой-то? (Пауза. По-том, видно, до Премьера доходит, КТО  в Кремле может курить «Герцеговину Флор». Обреченно.) Вот так решили достойно вопрос… Нет… Не верю… (Далее – отчаянно, переходя на крик.) Этого не может быть! Я его не вызывал!  Свет…  Пожалуйста! Дайте свет! Кто тут это меня мисти… мисти…си…фи..ци..тирует! Тьфу… Све-е-ет! Дайте све-е-т! (Со стоном). Я же его не вызывал….


                Остальные присутствующие ищут глазами
                говорящего с кавказским акцентом.


Президент. (Премьеру тихо). Не  истери. Чего орать-то? Орать поздно. Он  уже здесь.

Премьер (испуганно). Кто - Он!?

Президент. Кто-кто… Как будто не понял, кто это… Он это, он!  (И –громче). Не надо света. Я и без света вижу все хорошо. Мне без света все ясно и  понятно. Слишком много света – вредно для народа и оппозиции.

Голос (с кавказским акцентом. Звучит отовсюду). Замечательные слова, товарищ Президент. Народ должен видеть жизнь именно в том свете, которым мы ему эту жизнь освещаем! Оппозиция должна видеть свет ла-герных фонарей или небо в широкую клетку….

Президент (Смущенно.) Ну… у нас…  декларирована гласность, свобода слова, собраний и шествий, свобода самовыражения…

Голос (с кавказским акцентом). Одно другому не мешает! Чем больше вы декларируете благ и свобод, тем крепче народ верит, что не только эти, но все другие блага будут у него скоро в достатке, и что именно ему принадлежит власть в стране. Больше говорите о свободе и демократии, любви к народу, и народ никогда не догадается, что власть ему не принадлежит и никогда принадлежать не может… 

Президент. Мы общаемся с народом напрямую – через телевидение и телемосты: с одной стороны – я,  с другой - народ.

Голос (с кавказским акцентом). И это правильно. При этом вы можете править так, как сочтете нужным.

Президент. Да… Но… у нас Конституция…

Голос (с кавказским акцентом). Конституция… Сейчас у всех – Конституция…   (Короткая пауза). Вы человек хоть и молодой, но вы же хорошо помните  Конституцию СССР 36 года – самую демократичную Конституцию в мире?
Президент. Конечно, помню.

Голос (с кавказским акцентом). По той Конституции… СССР был самой передовой державой в области прав человека и демократических свобод. А мы, невзирая на ту Конституцию, правили страной и народом так, как мы того хотели. Так что Конституция – сама по себе, а власть и правление народом – сами по себе… Вы не согласны?…

Президент (замявшись). М-м-м-м… Я полностью согласен… с вами... э-э-э-э….
Голос (с кавказским акцентом). Зовите меня как всегда: товарищ Сталин.
Президент (вытягиваясь по стойке «Смирно»). Так точно, товарищ Ста-лин.


 
К А Р Т И Н А    Ч Е Т В Е Р Т А Я

                Неожиданно в противоположном от Премьера и Президента конце
                стола, словно материализовавшись из воздуха, появляется
                отчетливо видимая фигура Сталина. На нем  белый китель со
                Звездой Героя Советского Союза, темно-синие брюки,      
                заправленные в мягкие черные кожаные сапоги. Левая рука       
                согнута в локте и прижата к туловищу. В правой руке – трубка.
                Из нее вьется легкий дымок. Все стоят и недоуменно смотрят
                друг на друга.

Сталин (оглядывает присутствующих, потом делает жест трубкой сверху вниз). А что вы стоите? Садитесь, товарищи, садитесь.

                Все дружно, но медленно и неслышно садятся.

Сталин. На то и существует несколько этих фиговых листков, - я имею в виду Конституцию,  – чтобы прикрыть ими методы управления народом. Ведь  народом, на самом деле, управляем мы, руководители, а не какие-то там написанные нашими подчиненными Конституции. Мы, при наличии той великой и самой прогрессивной в мире Конституции, правили, как хотели!

Президент. Так и мы – как хотим, так и правим, но в рамках Конституции…

Сталин. Я не согласен с вами. Конституция и воля первого лица в России всегда находятся в противоречии, - сколько Конституций не напиши. Вы правите, скорее, безрассудно, постоянно оглядываясь на Конституцию, но при этом хотите, чтобы все было по-вашему. Так невозможно достичь желаемого результата.

Премьер (откинувшись в кресле, с миной превосходства на лице). Оппозиционные партии заставляют. У вас-то их не было, а у нас - многопартийность…

Сталин (не обращая внимания на слова Премьера, говорит, глядя Президенту в глаза). До меня иногда доходили слухи, что у вас имеются свои, я сказал бы, государственные цели, существенно отличающиеся от целей вашего окружения.

Президент (бросил быстрый взгляд на Премьера и, опустив глаза, озадаченно, с расстановкой). Это все слухи, товарищ Сталин. (Затем торопливо.) Оппозиция распространяет. Хочет поссорить нас с Премьером.

                Сталин озадаченно смерил взглядом Президента,
                пыхнул трубкой и, сделав несколько шагов,
                повернулся к Президенту.



Сталин (правой рукой, в которой держит трубку, делает движение в сторону Президента). Мне показалось, что в этих слухах есть хорошие мысли. (Премьеру). А вы, господин Премьер, оказывается,  совсем не знаете истории. При мне тоже была многопартийность.

Премьер (растерянно). При вас? Многопартийность?

Сталин. Да, при мне. Но все партии, кроме одной - правящей партии большевиков, сидели в тюрьмах и лагерях. И у нас был порядок.

Президент. Так ведь и мы стараемся, товарищ Сталин. То разрешаем, то запрещаем, то сажаем, то выпускаем…

Премьер. Да, мы стараемся… Вот, «Единую Россию» сделали…

Сталин. Может, и стараетесь. Но выходит у вас отвратительно, нет у вас еще должного порядка… У вас есть некий уклон в родственно-олигархическую сторону.

Президент. Я просил бы вас не давать…

Сталин. А вы не перебивайте, когда говорит товарищ Сталин… хоть вы и Президент… Право просить меня, о чем бы то ни было, вам еще надо заслужить у истории. О чем просить? Да мало ли о чем? А может, вы и не доживете до просьб в качестве Президента… Может, меня вместо вас Навальный будет о чем-нибудь просить…

Президент (уверенно). Навальный ни о чем просить вас не будет. Ему скоро будет некогда. Он будет считать деревья в кировских лесах, а может в мордовских – это как суд решит.

Сталин (внимательно выслушал Президента, прошелся по ковру, пыхнул трубкой). Мне нравится, как вы сказали о Навальном, хотя, насколько мне известно, уголовное дело против него идет очень тяжело. (Подумав.) В этом вопросе, с Навальным, вам следует быть осмотрительным.

Президент. Я ничего и никого не  боюсь, даже боли в спине. Болит, знаете ли… Ну, а если политически, то, я… мне народ доверил… В России  везде правит Закон… (Веско, с язвительной улыбкой.) А с Навальным суд решит по закону…
Сталин (прошелся по ковру, пыхнул трубкой. Говорит задумчиво). Боль-ная спина  – это очень плохо… Спину надо лечить. И надо  думать о бессмертии. О политическом бессмертии, начинающемся с  момента вступления в должность. Что такое должность первого лица в государстве? Это путевка в бессмертие. (Делает жест трубкой, словно разгоняет дым перед собой). Спина болит… Что такое спина? Вот насморк – это я пони-маю… Серьезная болезнь. Товарищ Сталин часто болел насморком. Спи-на! Не припоминаю ни  одного серьезного политика с больной спиной. С больными ногами, пораженными полиомиелитом, – помню, с  алкоголизмом, настоянном на армянском коньяке, - тоже помню,  с патологической ненавистью к славянам и  евреям и с желанием их повсеместно истребить, - и такого помню… А с больной спиной – не помню! Наверно, с больной спиной политики были очень маленькие. Недостойные внимания Истории. А часто ли у вас бывает насморк?
Президент (несколько растерянно). Не-ет, не часто…

Сталин (подумав). Может, это и хорошо.

Премьер (задиристо). А что плохо? У нас всё хорошо!

Сталин (внимательно, с прищуром, продолжительно смотрит на Премьера). У вас-то, конечно, все хорошо. У народа плохо. И еще плохо, если народ о деле Навального подумает не так, как надо.

Президент. Народ ничего не подумает.

Сталин. Вы уверены?

Премьер. Уверены. Во-первых, мы сделали так, что у нас нет народа, у нас в стране – население, а население просто не способно на это. К тому же, мы нашли ему занятие: оно изо всех сил пытается выжить, зарабатывая гроши…

Сталин (внимательно смотрит на Премьера, качает головой. Пыхнул трубкой. Задумался). Население… Сделать из народа население – это преступление перед народом.

Премьер (поучающе). Преступление – это когда что-то делается против воли народа. Народ – явление временное. А у нас он, этот народ, сам захотел стать населением, по крайней мере – никогда не протестовал. Значит, все по воле народной. И у нас теперь в стране население. Но не простое, а электоральное. Оно голосует только за нас, а значит, ни о чем не думает вообще.

Сталин. Все в мире временно, и время покажет, произошла ли с народом метаморфоза, о которой вы говорите.

Президент. Не будем заостряться внимание на терминологии. Но пусть - народ так народ…

Пауза. Сталин задумчиво прохаживается вдоль стола.

Сталин.  У меня, в отличие от вас, был народ, он тоже не думал, и при этом был самым счастливым на свете, потому что как народу выжить – об этом думали мы, а не сам народ. А у вас? У вас наоборот. Но ведь не мо-жет быть такого, чтобы в России вообще никто не думал? У меня это пыталась делать интеллигенция. А в вашей России хоть кто-то думает? Ну, хотя бы может подумать не так?

Президент. Народ у нас не думает. Думает  интеллигенция. И думает не так.
Сталин (рассудительно). С интеллигенцией можно не считаться – народ ее не любит. Однако у вас есть интеллигенты, которые не только думают не так, но еще и говорят. А это уже очень плохо.

Премьер.  Для кого плохо?

Сталин (обвел трубкой присутствующих). Для всех вас. В мое время ин-теллигенты боялись не только говорить, но и думать, что власть не принадлежит народу и что мы неправильно управляем страной. А у вас и думают, и говорят, и прогулки по Москве устраивают. Это плохо. Вы со-гласны со мной?

Президент. Согласен. Но у нас демократия. У всех есть право на мысли, есть право думать.

Сталин (поднимает трубку вверх). Но не у всех – говорить.

Президент (твердо). У всех.

Сталин. Это всего лишь отвратительная гримаса буржуазной демократии, а не право.

Президент. Право каждого иметь свои мысли и право думать мы скоро внесем  в Конституцию. И тогда нас вообще никто не сможет упрекнуть в навязывании и внушении людям наших мыслей во время предвыборных кампаний по выборам в Думу и выборам Президента.

Сталин. Интересная мысль.

Президент. Но мы уже сейчас принимаем меры к тому, чтобы интелли-генция думала и говорила то, что мы хотим услышать.

Сталин. Вот это правильное решение. И какие средства вы используете для этого?
Президент (уклончиво.) Да... разные… (помолчав). Лучшим средством от мыслей и разговоров о непра-вильной политике властей являются внезапные обыски. Любые обыски, но лучше всего – ночные. Например, с целью пресечения такого повсеме-стно распространенного в России преступления как экстремизм. Все, кто не согласен с тем, как вы правите страной, являются явными экстреми-стами! (Заговорщически, подмигнув Президенту). Я думаю, про экстре-мизм вам правильно и, самое главное, вовремя подсказали верные «ельцинцы» – их так много вокруг вас…. (Помолчал.  Пыхнул трубкой).  Главное, чтобы обыск был  внезапный и без всяких оснований! В мое правление это средство действовало безотказно. Но! Вы не должны за-бывать  о и латентных экстремистах. Они еще хуже явных. Но и против них – обыски тоже хорошо помогают. Даже лучше, чем против явных… Понимаете почему?

Президент. Почему?

Сталин. Латентный экстремист думает, что он латентный, а оказывается, что вам известно про его экстремистские мысли, если пришли с обыском. Это производит оглушающе-устрашающее впечатление.  Прежде всего, на окружающих.
Президент. Понимаю. Мы уже используем это средство защиты демократии.
Сталин (с усмешкой взглянув на Президента). Демократии? Ах, да, конечно, как я же мог забыть – у вас же демократия… Значит, вы уже успели убедиться, что внезапный обыск – хорошее демократическое средство в борьбе с экстремизмом как проявлением инакомыслия?

Президент. Да. А еще говорунов у нас прокурор может неожиданно вызвать на допрос.

Сталин. Неожиданный вызов на допрос – это тоже хорошее средство внушения правильного отношения к властям. Какие результаты достигнуты вами на пути укрепления демократии в России? 

Президент. Уже есть лица, объявленные в федеральный розыск за экстремизм, есть признаки массовой эмиграции из страны.

Сталин. В России лидеры и активисты политически активной части населения  всегда находились не  только в розыске или в эмиграции, но и в тюрьмах… 

Премьер. Так и у нас зоны, лагеря то есть, не пустуют.
 
Сталин. С методами укрепления демократии мне понятно.

Президент. Но у нас нет политических заключенных.

Премьер. Как  это нет? Но у нас они все сидят у нас за уголовные преступления.

Президент резко поворачивается к Премьеру.

Премьер (пожимает плечами). По уголовной статье, по 228, 282-ой… Их, конечно,  пока немного, даже мало… но мы прилагаем усилия к их увеличению…

Сталин. Не будем вдаваться в детали. (Помолчав, дымнул трубкой). А кто в основном у вас сейчас находится в лагерях? Я имею в виду социальный состав заключенных.

Президент. Большинство – бывшие чиновники.

Сталин. Бывшие партийцы? «Единороссовцы»?

Президент. Партийцев мало.

Сталин. Это плохо. Партийцы должны быть всегда впереди по численности -  в том числе и в тюрьме. Это надо исправить. Это вызывает у народа доверие к властям.

                Президент и Премьер переглядываются.

Премьер. А… если пересажаем… кто же будет управлять… всем…в стра-не…

Президент (растерянно). Ведь если сажать партийцев, которые меня полностью поддерживают, то посадить надо всех…

Сталин. Как говорят поляки, тюрьмы и кладбища полны незаменимых людей. Это – во-первых. А во-вторых, вы что, не найдете на освободившиеся должности таких же проходимцев, как те, которые будут сидеть  в лагерях?

Президент (переминаясь с ноги на ногу). Найдем… (Виновато). Других чиновников в России, не вороватых и не проходимцев, сами знаете, не бывает…

Сталин. Это величайшее заблуждение. Бывают, если хорошо погрозить пальцем перед назначением…

Президент. Я понимаю, что вы имеете в виду, но… (разводит руками)  Конституция, законы…

Сталин. Вы можете молиться на Конституцию и законы, но исполнять первому лицу государства   все, что там написано - в этих, подчас глупых, и только политически важных бумажках, -  совсем не обязательно! Гро-зить человеку пальцем перед назначением на государственную долж-ность надо непременно, несмотря ни на какие законы.

Президент. Я не помню, чтобы вы кому-нибудь перед назначением грозили…

Сталин сделал паузу,  пыхнул трубкой и озадаченно посмотрел в нее: видимо, в ней кончался табак... Похлопав себя по карману кителя, и, видно, убедившись, что пачка «Герцеговины Флор» с ним,  удовлетворенно вздохнул.

Сталин. У вас короткая память…  У меня в этом не было необходимости. Все знали, что партия и я приветствуем, а что нет. Потому и выстояли. И повернули Россию в правильном направлении.

Премьер. Повернули… Всех верных ленинцев, сделавших революцию, расстреляли…

Сталин. Ленинцев? Это были враги народа и самой демократичной Кон-ституции мире.  Они помешали здоровой части партии в полной мере реализовать Конституцию 36-го года. За это и поплатились.

Премьер. Не понимаю…

Сталин. Что тут непонятного? Они не хотели, чтобы Конституция зарабо-тала и пошли против существующей власти. Тот, кто выступает и против Конституции, и против Законов, но не идет против власти, тот поступает политически правильно! Именно в этом, последнем, надо постоянно убеждать народ. Это главный политический закон российской власти!  Как видите, он очень прост! И вы, и все органы власти должны строго следить, чтобы  этот закон действовал. В противном случае наступит такой хаос, при котором могут сложиться условия для осуществления революции.

Премьер (выглядит ошарашенным.)  Вы считаете, что мы, я и Президент, не справляемся с возложенными на нас обязанностями? И разве сейчас в России возможна какая-либо революция?

Сталин (прошелся, задумчиво повел трубкой, дымнул ею, и  снова озадаченно посмотрел в табачную камеру, куда набивается табак). У вас явно завышенная самооценка. Как и у всех ассимилянтов, скрывающих свое происхождение. А революция возможна, как известно, только в оп-ределенной исторической ситуации.

Премьер (возмущенно). Причем тут мое происхождение?! Не понимаю! Сейчас происхождение уже не имеет никакого значения. Сейчас вокруг все – рос-си-я-не! Это все наша интеллигенция мутит воду… Макаревич и прочие… Но я, как опытный политик, как незаменимое лицо в государстве, уверен, что эта ситуация в России  никогда не наступит и мы всегда будем править Россией, - мы и наши последыши, в смысле – последователи….

Сталин (спокойно, задумчиво). Происхождение – это как родимое пятно, оно несмываемо даже кровью… Впрочем, давайте пока оставим этот вопрос и вернемся к нему позже… Обсудим насущное. Вы вызвали меня затем, что понять, что нужно сделать, чтобы на дорогах не гибли люди?

Премьер (с удивлением). Ну да… для этого… Я думал, вы это не знали…

Сталин (внимательно смотрит на Премьера). Только равнодушный к своей стране человек не знает, что происходит вокруг него. (Пауза). Вы, господин Премьер, человек молодой, послушный, понимающий… Ду-мающий. Но мне кажется, вы слишком много думаете. (С усмешкой.) Вам это вредно. Придумали: 500 тысяч рублей за проезд на красный свет… У России сейчас попасть на тот свет стоит на порядок дешевле… Зачем  думать, чтобы такое сказать? Вы хотя бы понимаете, что такое 500 тысяч современных рублей  для современного рабочего? Я был суровым правителем, но вашего предложения я не понимаю…  И никогда бы не поддержал… Десять лет без права переписки – и то гуманнее, чем 500 тысяч за проезд на красный свет… Люди не смогут заплатить и не захотят пла-тить  такие деньги за такой проступок… Люди готовы оплатить своими деньгами свою глупость, но не чужую. Предложение оплатить чужую глупость всегда порождает протест. Я не понимаю, зачем такими не-продуманными высказываниями провоцировать свой народ  на размышления о том, что власти не могут разумно управлять? Это политически неверное высказывание. 

Премьер. Что тут не понимать? Это никакая не провокация. У нас все лю-ди богаты, только тщательно скрывают это…

Сталин. Не провокация? И люди так богаты, что воспримут спокойно такое заявление? Значит, ваша статистика врет о нищете в современной России?

Премьер. Врет. Ну и что? Тут все врут!

                Президент исподлобья смотрит на Премьера. Тонкие губы
                Президента становятся еще тоньше.


Сталин. В Кремле все врать не могут. Вот вы же сейчас сказали правду. Неправильные статистические сведения - обсчет первых лиц государства. Научите вашего главного статистика считать правильно. Для этого направьте его на подсчет поваленных деревьев в Туруханском районе. Вы-дайте ему робу, телогрейку, томик Солженицына – и пусть набирается ума! Через три-четыре года, если, конечно, выживет, присвойте ему звание Героя России и снова посадите…  на Госкомстат. Может, после этого он правильно начнет делить ваш богатый народ на бедных и нищих… Как думаете, товарищ Премьер?

Премьер. У нас такие методы признаны нарушающими  права человека…

Сталин (с удивлением). Почему? Ведь вы же отправите его туда по приго-вору народного суда. Какое ж тут нарушение прав? Он же неправильно считал, вводил государство в заблуждение!

Премьер (самодовольно). Ну, во-первых, суды в России теперь не народные, а районные, потому что народа у нас нет, а есть население, а, во-вторых, за что такого человека судить? Чаще всего это бывают обычные безобидные ошибки – например, при  подсчете населения, расчете прожиточного минимума, средней продолжительности жизни... Причем, ошибаются всегда правильно. И я вижу в этом пользу для государственного бюджета. За что же судить таких людей?  В-третьих,  суды у нас независимые, раньше зависели от этого… как его черт, народа, и ему служили, а теперь – все, шабаш! Суды стали совершенно независимы от людей! Даже мы не вправе указывать судам, какие приговоры выносить. Даже Басманному суду в Москве мы никогда не указывали!  А в-четвертых,  такой статьи в уголовном кодексе нет!

Сталин. Удивительно!! Добиться такой независимости судов!? Этого еще никому в мире не удавалось! (Задумывается).   С независимостью судов, мне кажется, вы все-таки погорячились. Подумайте над этим. (Со смехом). Нельзя, чтобы правосудие было настолько независимым и та-ким объективным, каким вы сделали его в современной России! А то, что нет нужной статьи в Уголовном Кодексе, -  это  очень плохо! Введите немедленно! Разве это не преступление, когда должностное лицо искажает статистические сведения?

Премьер (пребывает несколько секунд в задумчивости,что-то припоминает.) Что-то такое уже было, кажется, в СССР… Но не работало…

Сталин. Это начиная с Хрущева не работало. При мне всё работало.

Премьер (саркастически). При вас… да уж, при вас-то все работало… (Свысока). Но теперь ваши методы признаны репрессивными, они осуж-дены общественностью и… народом.

Сталин (с нажимом). Народом? Каким таким народом?

Премьер. Вашим советским народом.

Сталин. Может быть, это был все-таки не советский народ, а другой? Мо-жет, это был народ, избранный Богом?

Премьер (недовольно). Избранный Богом народ – это выдумки литераторов. Я такого народа не знаю.

Сталин. Странно, что вы не знаете такого народа… (Задумчиво). Но при этом вы говорите об осуждении моих методов так уверенно, словно  о них был проведен всесоюзный плебисцит.

Премьер. Ваша партия сама признала, что культ вашей личности и ваши методы руководства страной – явления, в сущности, антинародные… 

Сталин. Вы имеете в виду двадцатый съезд партии? И коротышку Хруще-ва с его секретным семитским докладом?

Премьер. Да, конечно. Все началось оттуда. Только не понимаю: почему семитским… Вам уже и после смерти еврейский вопрос покоя не дает…

Президент (держится правой рукой за спину). Товарищ Сталин, простите, но мне надо сделать укол… Болит, знаете ли…

Сталин. Конечно. Здоровье - прежде всего. А дискуссию мы, тем не ме-нее, с вашим Премьером продолжим. Не возражаете?

Президент. Нет, не возражаю. Я быстро вернусь.

Сталин. Хочется верить, что так и будет….

                Президент морщится от боли, кивает Сталину
                головой,и держась за поясницу правой рукой,
                медленно уходит за кулисы.

Сталин (Премьеру). Это вы правильно заметили: все оттуда началось, а главное – оттуда начался развал великой страны… А что касается моей характеристики доклада Хрущева, как семитского,  будем считать, что товарищ Сталин сейчас оговорился…

Премьер. Конечно-конечно,  здесь же все свои. Признаем: вы оговорились…

Сталин (подняв брови). Я и Президент  вам тоже - свои?

Премьер (резко, с обидой). Я не имел в виду вас. (Понизив голос, загадочно). А о Президенте разное говорят…  Президент необязательно должен  быть своим – он может быть и назначенным…

Пауза. Сталин внимательно смотрит на Премьера.

Сталин. Как вы в 2008 году?

Премьер (возмущенно). При чем здесь я!  Меня избрало мое население, по-вашему -  народ.

Сталин. Ваше население теперь избирает всех, кого прикажут.  Я думаю, те выборы были лишь подтверждением вашего назначения.

Премьер. Но выборы были! 

Сталин. Надо отдать должное: вы достигли небывалого развития выбор-ных технологий. Вы сделали то, о чем мечтали все политики так называемых демократий: вы превратили выборы в способ устранения народа из политической жизни.

Премьер (надменно, пренебрежительно). Не понимаю, о чем вы говори-те. У нас всегда  только определенный круг лиц решает, кто будет Президентом. Сначала определенный круг решает, а население, придя на избирательные участки, подтверждает решение определенного круга, -  избирает как бы.  А нынешний Президент…  он без нас совсем ничего… (Смотрит в сторону, куда ушел Президент. Понизив голос). Так, мотылек, порхает… Куда прикажут, туда и сядет…

Сталин. Ну, политики иногда еще и не такие вещи делают ради достижения своих главных целей…

Премьер (С сомнением). Не знаю…

Сталин (с усмешкой). Господин Премьер, уж вам-то да не знать этого… Вспомните,  опять же,  выборы Президента 2008 года…

Премьер (с обидой). Не понимаю, о чем вы…

Сталин. Хорошо. Оставим вопрос с пониманием. Вы говорите о несамостоятельности Президента. А его успехи в международной политике, особенно в текущем 2013 году – что это? Это что, тоже свидетельство его несамостоятельности?

                Премьер разводит руками и широко улыбается.

Премьер. В области международных отношений, - это да, это – пожалуй-ста! Но внутри России  все делается Президентом только с разрешения наших. И не важно, как это сообщество называется… Мы не допустим, чтобы Президент предпринимал какие-либо меры внутри страны без согласования с нами, с нашим сообществом. Президент пусть проводит внешнюю политику, укрепляет обороноспособность страны. Во внутренней политике мы не допустим никакой самостоятельности Президента, ибо именно здесь, внутри страны, основные и главные источники наших доходов, а всякая самостоятельность первого лица во внутренней политике – это шаг к культу личности, к произволу, к самодержавному прав-лению, к большевистским методам управления!

Сталин (задумчиво). Я понимаю, о чем вы говорите. Вы сейчас подтвердили, что идеологической основой, мотивом, обоснованием нынешних принципов управления Россией  стал тот самый доклад коротышки Хрущева. Антисоветским и, я бы сказал, антинародным, оказался именно его доклад, а не мои методы руководства… Это был не доклад, а мина за-медленного действия. В  91-ом году она сработала.  Через тридцать пять лет. Мы тридцать шесть лет – с семнадцатого по  пятьдесят третий – дер-жаву строили, руководствуясь принципами верховенства интересов народа, а эти - за  такой же срок! - ее разрушили, внедряя принципы личной выгоды в коммунистическое строительство. Надо понимать, что не всякое противоречие является источником развития. Есть и взаимно уничтожающие противоречия. Лидеры партии этого не поняли. Они также не выдержали испытания богатством. Именно по этим причинам державный маховик, который мы раскрутили за тридцать шесть лет – с сем-надцатого по пятьдесят третий, - остановился в девяносто первом. И кто знает, как тогда, в  девяносто первом или в девяносто втором, народ оценил бы мои методы руководства, если бы был плебисцит по этому вопросу. А теперь они пошли еще дальше… Всего через двадцать лет после крушения СССР уже назначают Президента, которого потом всенародно избирают… История повторяется…

Премьер (с улыбкой). А мы с Президентом можем провести такое всенародное голосование – о ваших методах – и в наше время…

Сталин (с горькой усмешкой). Вы-то можете… Но я-то знаю, что главное - не важно как проголосуют, важно - как посчитают. К тому же ходят упорные слухи, что у нынешней власти совсем плохо с арифметикой… Какой-то административный ресурс постоянно мешает правильному голо-сованию и подсчету…

Премьер. Это сплетни! Впрочем,  мы и не настаиваем. Нет, значит, нет. А про ресурс – это все бредни оппозиции…

Сталин (лукаво). И правильно – лучше не надо, а то вдруг случится ошибка при подсчете не в нужную вам сторону? Или ресурс откажет?

Премьер (подумав). Не откажет. Административный ресурс – это единственный механизм в стране, который мы отладили  до совершенства, и сбоев он не дает.
 
Сталин.  Выходит, если не будет административного ресурса, то не будет и вас?

Премьер (уверенно). Мы тут всерьез и надолго. Нет, конечно, случается, что административный ресурс дает сбой, и тогда могут быть незначительные возмущения оголтелых экстремистов -  вроде тех, что были на Болотной площади. Но всё это единичные случаи.

Сталин.  Все-таки Президент и вы плохо управляете народом. У меня все ресурсы работали, может,  не совершенно, но работали. И при моем руководстве только заключенные возмущались и устраивали по Сибири вооруженные мятежи. А все свободные граждане всегда правильно понимали мои решения, никаких возмущений и в принципе быть не могло.

Премьер. Это потому, что вы не считались с их правами. Даже с правом на жизнь.

Сталин.  Почему же? Напротив, очень даже считались. Только понимали это не так, как вы. Для нас жизнь человека – это средство достижения оп-ределенной цели, а у вас жизнь – это самоцель без средств для достойно-го существования большинства. Вы фарисеи! К тому же самым главным политическим средством управления народом у вас стал обман: я имею в виду выборы, постоянные манипуляции с пенсиями… Вас всех пора отправлять на пенсию на 9000 рублей – большего вы не заслужили у рус-ского народа… Гнать вас пора…

Премьер (выдержанно, спокойно.) Вас неверно информировали. У нас не все так плохо.

Сталин. Это я уже слышал… Но народ у вас не живет – выживает. И выжи-вает плохо. Численность коренного русскоязычного населения страны со-кращается. При мне возрастала, а при вас сокращается.
 
Премьер (напористо). А когда русскоязычное население голосовало за нашу власть, то наши кандидаты не обещали, что численность русскоязычных будет расти… А с правами человека у нас не так уж и плохо…

Сталин. Действительно, надо признать, что вы не обещали, что численность русской нации расти будет. А что не обещали, то вы всегда хорошо выполняете. Никто так не умеет выполнять необещанное,  как либералы.  И что касается соблюдения прав трудящихся, то такая уверенность в несуществующем, опять же  тоже свойственна только потомкам выходцев с берегов Генисаретского озера… Несведущий человек может и поверить, что права трудящегося народа соблюдаются. 
Премьер. Еще как соблюдаются!

Сталин. На это я скажу вам следующее. У вас чиновники превратились в государственную буржуазию.

Премьер (перебивает, с усмешкой). Это что-то новое…

Сталин. Не надо перебивать товарища Сталина. Да, вы создали и воспитали новый подкласс буржуазии – государственную  буржуазию.

Премьер. И что же это такое? Что за зверь такой?

Сталин. Это – именно зверь.  Государственная буржуазия – это ваши высокопоставленные чиновники, живущие за счет грабежа государственного бюджета путем распилов и откатов и грабежа народа. Именно потому, что ваша буржуазия паразитирует на государственном бюджете  и народе, она, ваша буржуазия – самая жестокая в Европе. Вы ведь считаете себя европейской страной. Поэтому я и сравниваю Россию с европейскими странами. Ваша буржуазия делает все для того, чтобы унизить, растоптать, извести русский народ… Ваша буржуазия не позволяет себе либеральничать, откровенно плюет на ваши  буржуазно-демократические свободы и вызывает у народа только ненависть. И вы ей в этом помогаете, слепо принимая неумелые решения и проявляя нерешительность в пресечении ее эксплуататорских аппетитов. Уже сейчас от либерализма не осталось и следа. Для вашей буржуазии нет больше так называемой свободы личности, - права личности признаются теперь только за теми, у которых есть капитал, а все прочие граждане считаются сырым человеческим материалом, пригодным лишь для эксплуатации. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от ее «национального принципа». Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Так обстоит дело в настоя-щее время...

Премьер. Это серьезные обвинения. Я сказал бы,  что это… что это… клевета…

Сталин. Я понимаю вас. Вы меня предостерегаете. Но, как бы сильно вы ни хотели, вы не сможете ничего мне сделать: ни привлечь к Басманному суду по вашему новому закону о клевете, ни иск какой-нибудь вчинить, на что ваши адвокаты большие мастера…. Я  всего лишь дух, энергетическая сущность, я нигде и я везде… (Думает). В России нет ни одной головы, в которой не присутствовало хотя бы малое знание обо мне,  и нет ни одного русского сердца, которое оставалось бы равнодушным к товарищу Сталину. И вы, либералы,  этим пользуетесь, когда пугаете мною народ. Вы в совершенстве овладели искусством политического шулерства. Вы удерживаетесь у власти благодаря товарищу Сталину.


                Премьер с удивлением смотрит на Сталина. Хочет что-то
                сказать, но застывает с открытым ртом, потом беспомощно
                оглядывается по сторонам и делает судорожные жесты
                руками, словно что-то хочет кому-то показать нечто
                невидимое, только что полученное от товарища Сталина.
                Из-за кулис неслышно появляется Президент.
                Президент, исподлобья по очереди смотрит на Сталина, на
                Премьера, в его прищуренных глазах, почти всегда
                сохраняющих одно выражение под названием «Поговори мне
                тут еще, поговори» появляется искорка веселости.               
                Реакция  сидящих за столом чиновников на слова Сталина –       
                явное недоумение.


Президент. Любопытное заявление.

Премьер. Вы уж совсем-то далеко не заходите! Причем наша власть и вы?

Сталин. Вы просто не хотите видеть причинно-следственные связи в простых политических событиях.  Есть два коллективных психологических фактора, благодаря которым вы удерживаете власть.

Премьер (с усмешкой). Можно подумать, что эти факторы именно вы и определили…  когда-то…

Сталин. Именно я и определил. Это вы верно подметили, господин Премьер.

Премьер (с вызовом). И что же это за факторы такие?

Сталин. Со временем они стали доминирующими факторами влияния на национальное сознание граждан России, и именно они позволяют вам безнаказанно управлять своим народом.  Первый фактор заключается в том, что народ хорошо помнит, что Россией когда-то управлял товарищ Сталин и желает, чтобы вновь появился человек, равный товарищу Сталину, а  второй – в том, что все грехи своих дедов  либералы свалили на товарища Сталина и всегда и повсюду трубят, что если придет человек с железной рукой, то этой рукой он наденет на чью-нибудь руку «ежовые рукавицы» и начнутся новые репрессии. (Обращается к Премьеру). Что скажете, господин либерал?   

Премьер. Это что-то новое в управлении массовым сознанием.

Сталин. На этом социально-психологическом фоне вы представляетесь народу некой третьей силой, которая заявляет, что хотела бы навести в стране необходимый порядок, и говорит, что не допустит, чтобы кто-НИБУДЬ достал из закромов великой русской истории «ежовые рукавицы».

Премьер. Вы уходите от ответа! Скажите же: почему мы сидим во власти благодаря вам?

Сталин. Русский народ – это великий народ.  У него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение. Но после моего правления коротышка Хрущев своим сионистским докладом сделал ему такую политическую прививку, что теперь этот великий народ никого не боится так, как боится своих властей. Народу достаточно погрозить пальцем, как он начинает бояться,  и все свое негодование вашими действиями изливает в частных беседах… Усиление контроля за явкой на выборы через ваш административный ресурс он воспринимает как имеющуюся у вас  возможность узнать, за кого гражданин проголосовал.  Вы думаете это ваша заслуга?

Премьер. Ну и не ваша!  Это заслуга наших людей, которые смогли донести до народа правду о вас. А вообще, вас пора исключать из нашей жизни!

Сталин. Это у вас это никогда не получится. Сколько будет Россия, столько будет и товарищ Сталин незримо присутствовать в народе.  Единственное, что вы можете – это дать задание своим средствам массовой информации в очередной раз, коим уже несть числа,  донести до народа, какой был плохой товарищ Сталин. Но я  вам только одно скажу: еще при жизни я знал, что «после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет её» .  Только речь идет не обо мне, а о вас, о нынешней власти в России. Сочиняя очередной донос народу на товарища Сталина, вы заботить о себе. Диалектика. Но вы забыли: «есть оружие пострашней клеветы; это оружие – истина» .

Президент. И что же делать нам, если ваши слова принять за правду?

Сталин. Чтобы удержаться у власти, вам надо и дальше пугать народ товарищем Сталиным, коммунистами и патриотами России. Вы смогли настолько извратить смысл слова патриотизм, что оно стало в России бранным. Вам надо постараться, чтобы  знамя национальной независимости и национального суверенитета не было продано вашей буржуазией за доллары. Покупатели давно уже ждут. И на Западе, и на Востоке. И продажи уже начались.  Ваш фехтовальный марафон с Америкой, и взаимные уколы - в виде списка Магнитского и обратного укола - в виде «закона Димы Яковлева», - это лишь отвлекает от главного: от проблемы сохранения национальной независимости.

Президент. Я не могу с вами согласиться, товарищ Сталин. Приняв «закон Димы Яковлева», мы тем самым показали, что умеем дать достойный ответ нашим оппонентам.

Сталин. Этот ответ только навредит детям, оставшимся сиротами или без попечения родителей. Вы же все, вместе взятые, всё равно не в состоянии придумать такое, чтобы в России соблюдались права сирот, и их не обворовывали ваши чиновники. Вы лучше заключили бы с Обамой межгосударственное соглашение о наказании американцев, скверно относящихся к усыновленным детям из России, предусмотрев в нем соответствующие  санкции и к Америке – как гаранту правосудия над нерадивыми усыновителями-американцами. Америка должна отвечать за своих «героев». Например, я бы оговорил в таком соглашении, что до совершеннолетия усыновленные россияне являются гражданами России и предусмотрел выдачу истязателей и убийц усыновленных российских детей российскому правосудию. Я гарантирую вам, что ни один американец при таком положении не стал бы издеваться над русскими детьми,  всегда бы имел хорошую память и помнил, где оставил усыновленного ребенка …

Президент. Но, товарищ Сталин, вы же понимаете, чтобы заключить такое соглашение, нужно иметь соответствующие аргументы…

Сталин. А эти аргументы у вас есть. Надо только умело их использовать. Однажды, имея серьезные аргументы против союзников,  я совершил большую ошибку и до сих пор жалею о ней. Я думал, что поступил мудро, и лишь спустя годы понял, что ошибся…

Премьер. Ничего удивительного - вы же всегда были правы и никого не слушали…
Сталин. Это неверная информация: я всегда слушал, что говорят мои ми-нистры и генералы. Только решения принимал всегда сам, предварительно выслушав их. Но в этот раз никто не осмелился мне подсказать.

Премьер. И что же это за ошибка такая, о которой жалеет сам Сталин?

Сталин. Я напрасно торопил союзников с открытием второго фронта. Я сам мог бы взять всю Европу, а потом не пустить союзников через Ла-Манш. Однажды я вслух высказал сожаление об этом, на что генерал де Голль  ответил, что судьбоносные решения надо принимать вовремя…

Премьер. И хорошо, что не приняли. Иначе - чем бы мог обернуться за-хват Европы, когда у американцев почти была готова атомная бомба?

Сталин. История не любит сослагательного наклонения. Но я скажу вам, что после открытия второго фронта в Европе до знаменитой телеграммы Трумэну  во время Потсдамской конференции оставалось еще почти тринадцать месяцев… Кто знает, что могло бы произойти за это время. А мое настойчивое требование к союзникам открыть второй фронт в Европе было, пожалуй, единственной стратегической ошибкой в моей работе. Давайте не будем гадать, что могло бы быть, если бы я не настоял на от-крытии второго фронта. Давайте примем историю как она есть. А вот в последние годы в России власть приняла много неверных решений. Одни из них отрицательно повлияли на авторитет власти, другие не принесли народу ничего кроме вреда.   А были и такие, за которыми в одинаковой мере последовали названные мною отрицательные последствия – как для власти, так и для народа.
Президент. А нельзя ли примером подтвердить вашу точку зрения?

Сталин (прищурившись, пристально посмотрел на Президента.) Полагаете, я сейчас буду подробно разбирать приватизацию? Нет! То, что ваша приватизация была способом ограбления страны и народа кучкой абрамовичей, березовских, гусинских и прочих по праву хазаки и, конечно же, с согласия продажных  властей, во всем помогавшим этим абрамовичам, и о том, как и почему именно им отошли заводы, фабрики, отрасли машиностроения, недра, иными словами,  ресурсы и средства производства, -  то есть имущество, принадлежавшее ранее всему населению страны, - я сейчас говорить не буду. Как не буду говорить и о том, что на-роду досталось то же, что и всегда: немного хлеба и много зрелищ, -  у вас тут есть кому об этом трепать языком.  Я же покажу ваши детские по-литические ошибки  на примере сегодняшней России.

Премьер (язвительно улыбаясь). Вот-вот, очень будет интересно, что вы нам покажете…

Президент. Но… приватизация была задолго до нас… Мы не причем…

Сталин. Я говорю не лично о вас. Я говорю о постсоветской власти, о рос-сийской власти в целом. Скоро, совсем скоро, наступит  необходимость провести деприватизацию путем конфискации имущества, приобретенного вашими олигархами за гроши. Ваша власть или другая будет вынуждена это сделать, чтобы сохранить Россию и ее национальную независимость. Но сейчас вы могли бы просто хотя бы не продолжать приватизацию...

Президент. Мне не хотелось бы прилюдно обсуждать этот… м-м-м… тон-кий вопрос…

Сталин. Хорошо. Не будем затрагивать этот тонкий вопрос, но он уже просится в политическую повестку предстоящего десятилетия.

Премьер. Это вам  кажется. Никто не позволит начать изъятие советской собственности. Она почти вся у  наших! Да и как? Конфискация приведет к возмущению населения, а выкупить – у государства нет таких денег.

Сталин. Интересное заявление. Вы всерьез думаете, что это приведет к возмущению? Возврат народу того, что по праву принадлежит только ему, приведет к его возмущению? ( Обращается к Президенту). Президент не хочет обсудить этот тонкий вопрос?

                Сталин вопросительно смотрит на Президента.
                Пауза. Президент молчит.

Сталин. Хорошо. Не хотите вы, тогда скажу я. Вы меня заставили сказать об этом.  Народ в недоумении, а многие его представители в возмущении от того, что вы еще не вернули добывающие отрасли в государственную собственность. И нужна искра, чтобы весь народ выразил свое возмущение вашим бездействием, господин Президент. Народ будет благодарен, если в общенародную собственность вернется украденная олигархами собственность, и тот Президент, который это сделает,  заслужит безгр-ничную благодарность, народную веру и бессмертие, потому что так он сохранит Россию.

                Президент молчит. По его застывшему лицу невозможно
                понять, какие чувства вызывает у него слова Сталина.

Премьер. Это невозможно! Какая конфискация?! Вы о чем?

Сталин. О безвозмездном изъятии украденной государственной собственности.

Премьер. Почему  - украденной? Какие основания для изъятия?

Сталин. Если вы покупаете за рубль то, что стоит сто рублей, - это кража. А по поводу оснований - почитайте внимательно ваши кодексы и Конституцию. Там приведены все основания. Но государство может и выкупить свою собственность.
 
Премьер. Таких денег у государства нет. Это же триллионы  миллиардов долларов!

Сталин. Вот, уже триллионы. А приобретено было тоже за триллионы? Не перебивайте товарища Сталина! Платить нынешним собственникам следует столько же, сколько было уплачено за государственную собственность при ее приватизации (Премьер хочет что-то сказать, но Сталин упреждающе поднимает руку с трубкой.)… плюс стоимость тех улучшений, которые были сделаны собственниками-нуворишами. Я думаю, что в совокупности  это будут небольшие деньги. Так называемый «плюс» бу-дет очень мал. Но если учесть, что собственники получали прибыль, которая в сотни и даже в тысячи раз превысила уплаченные ими деньги, то они, отдавая государству его имущество, должны будут еще и доплатить за щедрый подарок, который им сделали «эффективные менеджеры», проводя залоговые аукционы…

Премьер. Это большевизм! А мы…  мы – цивилизованные люди!

Президент. Думаю, что этот вопрос не следует далее обсуждать. Всему свое время.

                Премьера от слов Президента качнуло так,
                что он едва удержался на ногах.

Президент. Мне больше хочется узнать, какие ошибки сделаны не моим предшественником, а мною лично.

                Пауза. Сталин удаляется от Президента
                на несколько шагов и по-том, повернувшись
                лицом к нему,  останавливается   в отдалении.

Сталин (дымнув трубкой.) Хорошо. Я скажу. Вы, (Сталин указал трубкой в сторону Президента), правильно делаете, что укрепляете свою власть и вертикаль власти. Но ошибка, которую вы допустили в свое время, со-стоит в том, что вы не только позволили избирать губернаторов не из местной элиты субъектов федерации, но впоследствии сами стали назначать на места своих людей из своего же окружения. Может быть, вам и говорили, что все эти люди, вами назначенные, ведут себя, мягко говоря, не-подобающим образом, но вы закрывали на это глаза. А между тем по действиям ваших назначенцев народ оценивал и вас - верховную власть. И вы не заслужили положительной оценки… Иначе, как варягами, в уничижительном,  разумеется, смысле, или временщиками-хапугами, ваших назначенцев на местах не называли, видя, как они прибирают к рукам, всеми правдами и неправдами, заводы и земли, позволяют  своим людям вырубать леса, грабить бюджет, вздувать цены на товары, на строительство жилья, захватывать рынки товаров и услуг…

Президент. Но когда я принимал решение об упразднении губернатор-ских выборов, тогда в стране были сильны центробежные тенденции. Именно этот фактор был главным при принятии решения.
 
Сталин. Возможно, такие тенденции и существовали в реальности, но они были не столь сильны, как при вашем первом Президенте, при котором плохо-бедно, но выборы все-таки проводились, несмотря на разные его моратории...
Президент. Я не согласен с вами. Многие губернаторы, надо прямо сказать, приходили к власти путем прямых, якобы прямых  тайных выборов, но опирались при этом на местные полукриминальные элиты, и, что особенно опасно и важно было тогда, сосредоточили в своих руках большую экономическую власть, да при этом еще сидели в Совете Федерации и имели неприкосновенность как депутаты парламента.
Сталин. Допустим, что это так. И вы - на этом основании и опасении - от-меняете выборы губернаторов. Но ведь полукриминальные элиты, а кое-где у вас к тому времени они были полностью криминальные, - они нику-да не исчезли после отмены выборов. Ведь вы не криминальные элиты отменили, а выборы. И теперь, когда вы ввели выборы снова - с опорой на местные думы и законодательные собрания, - вы полагаете, что  теперь губернаторы опираются не на полукриминальные или  криминальные элиты? Эти элиты зря времени тоже не теряли: их представители си-дят в местных думах и законодательных собраниях. В результате, вы объективно вступили во  временный союз с местными криминальными элитами,  дали им карт-бланш, и масштабы воровства в губерниях показыва-ют, что они его полностью используют.

Президент. Хотите сказать, что мое решение об отмене выборов губернаторов было неверным?
Сталин. Я это уже сказал. Сколько бы времени потребовалось вашим правоохранительным органам, чтобы очистить местные элиты от крими-нального элемента?
Премьер. Сначала нужно было очистить правоохранительные органы от криминального элемента, а уже потом решать вопрос о зачистке местных элит…
 
                Президент, поджав губы, пристально и долго смотрит на Премьера,               
                потом прикрывает глаза и неодобрительно покачивает головой.   
                Сталин видит реакцию Президента на слова Премьера и усмехается.
 

Сталин. Я же говорю, вы плохо управляете своими подчиненными и народом, товарищ Президент. Архиплохо…

Президент. Ну уж, как умеем, так и управляем.

Сталин. Я это уже понял. Как, впрочем, и то, что вы так до настоящего времени и не определились: ваш это народ или не ваш… Говоря это, я имею ввиду только вас, господин Президент. Определенность в отношении к народу  – главное для любого политика любой страны… И здесь нужна смелость. Робость – не политическое качество. (Сталин помолчал). Самый яркий пример определенности отношения к народу дает нам фигура  Троцкого – для него людьми были только евреи, а русский народ и вообще славяне   были гоями, акумами – то есть, скотом, а в последую-щем должны были стать белыми рабами. Россия же вообще – по Троц-кому - подлежала уничтожению! По искренности выражения своей позиции даже Гитлер против Троцкого – бездарность против гения. Троцкий – поэт революционного геноцида русских… Вы, господин Президент, чита-ли когда-нибудь Троцкого? Его «Преданную революцию…», например?

Президент. Нет. Нам говорили, что это  выдающийся революционер, которого вы изгнали из страны за верность Интернационализму. А потом ваш агент замочил его ледорубом.

Сталин. Простите, что он сделал ледорубом?

Президент. Ну… убил…

Сталин. И что – по моему приказу?

Президент. Ну… такого приказа никто не видел и не слышал, но все утверждают, что Троцкого замочили по вашему указанию. А мне его не жалко. На редкость был гадкий… иноверец! Мне Премьер о нем много рассказывал…

Сталин (задумчиво). А в истории России после семнадцатого года очень многое именно так: никто не слышал, никто не видел, но виноват во всем Сталин…
Премьер. А разве нет?

                Президент, держась за спину, извиняется
                и  отходит в  затененную часть сцены, почти
                за кулисами,  садится в кресло, стоящее
                вполоборота к залу. Премьер провожает его
                осуждающим взглядом. Сталин в это время задумчиво               
                смотрит в зрительный зал. С того места сцены,
                где ведут беседу Сталин и Премьер видна  спинка кресла,               
                в которое сел  Президент и его опущенная вниз рука.
                Зато его хорошо видят все, кто сидит за столом.

Сталин. Это утверждения либералов. Когда они знают, что виноваты сами, то всегда стараются сделать виноватым Сталина. А переложить вину на Сталина за все негативное, что было в период российской истории – с 17-го по 53 год прошлого века для тех, кто владеет средствами массовой информации – нет ничего проще.

Премьер. А мы все уверены, что все происходило только по вашему указанию, а значит, и вина – только на вас.

                Сталин медленно повернувшись лицом
                к Премьеру внимательно смотрит на него.

Сталин. Ответственность за красный террор, войны с крестьянством, ис-требление казачества, избиение православной церкви и расстрелы свя-щенников в первые пять лет после семнадцатого следует возложить на Свердлова, Ленина, Троцкого, отдававших приказы об истреблении русских крестьян и казаков, и, конечно, на  черненьких комиссаров в кожаных куртках, среди которых 90 процентов не выговаривали трудную букву «эр»…

Премьер. Это все бессовестное вранье.

Сталин. Вранье? Этого не было? Не было подавления крестьянского вос-стания на Тамбовщине Тухачевским с применением отравляющих газов, Землячка не топила целыми баржами в Черном море русских офицеров, не было массового истребления русского казачества, не было преследования русской православной церкви, расстрелов православных священников, не было массовых расстрелов заложников…

Премьер. Все это ерунда! Это издержки борьбы рабочего класса за свои права и место под солнцем.

Сталин (дымнув трубкой). Издержки? Вы называете истребление русского народа, и вообще славян, издержками?  Революция стала для либералов хорошим поводом к массовому истреблению русского народа на почве ненависти ко всему русскому. И рабочий класс тут не причем.

Премьер (язвительно). А вы, конечно, во всем этом не участвовали? 

Сталин. Участие в красном терроре мне приписали ваши либеральные средства массовой информации после моей смерти. Надо же было на кого-то свалить вину за истребление тридцати миллионов человек. Товарищ Сталин в период красного террора был скромным партийным секретарем и организовывал правильный документооборот в секретариате партии большевиков… Бумагами командовал, а не жизнями и судьбами распоряжался… Однако всё, что произошло в пятилетку красного террора, с восемнадцатого по двадцать второй, приписали мне, передернув исторические факты. Либералы по этой части большие мастера.

Премьер. Какое может быть передергивание? Хотите сказать, что и три-дцать седьмого года  не было?

Сталин. Был. Не было бы тридцать седьмого, не было бы сейчас и Рос-сии.

Премьер. Странное заявление.

Сталин. Что в нем странного? Если бы я не закончил в тридцать седьмом разгром партийного кагала в самой партии,  в армии и в НКВД и не сделал ставку на национальную гордость  великороссов,  война с Гитлером была бы проиграна. Русский народ не проявил бы присущего ему героизма, защищая установленную в СССР еврейскую диктатуру. Ни для кого не секрет, что до войны слишком  многие в СССР называли советскую власть жидовской властью. (Сталин медленно идет на авансцену и встает так, что одновременно обращается к Премьеру, к сидящим за столом министрам и зрителям). Вы можете себе представить, чтобы русский солдат стал воевать за  жидовскую власть так, как он воевал за Родину и товарища Сталина, освободившего ее от еврейского засилья? Вы можете представить себе русского солдата, идущего в атаку с кличем: «За товарищей Кагановича, Апфельбаума и Розенфельда»?

                Пауза. Молчание.

Не можете... Я тоже не могу.

Премьер. Откуда вы могли это знать? Это всего лишь ваше предположение.

Сталин. Политик не может руководствовать предположениями. Политик обязан предвидеть события и понимать, как можно мотивировать народ на участие в таких больших  событиях  как великая война не на жизнь, а на смерть. Если бы после меня были такие политики, то Советский Союз не постигла бы катастрофа.

Премьер. Я не считаю развал СССР катастрофой. Это положительное событие в истории 20 века… По крайней мере, нам жалеть не приходится…

Сталин.  Развал СССР – это реванш мирового и российского сионизма за поражение в России в 30-50 годы прошлого столетия. Народ, хоть и не думает, но все-таки начинает прислушиваться к тому, что говорят сторон-ники сильной руки о «красном терроре» и моей политике. Еще несколько лет - и в сознании народа произойдет окончательное разделение моей политики и «красного террора», учиненного Свердловым, Троцким и Дзержинским.

Премьер. Пусть разделяет. Это ни для кого не имеет значения. Это про-шлое. Мы ничего не дадим изменить. 

Сталин.  Народ, который, наконец, поймет, что власти его обманывали, начинает думать о том, зачем власти это делали. И любое осознание сво-его прошлого  человеком или целым народом всегда имеет значение – и для народа, и для человека, и для общества. Вопрос изменения настоя щего, если правильно понято прошлое, - это вопрос времени.

Премьер (пожимает плечами). Какое изменение?! Какое осознание!? Не понимаю, какое это имеет значение. 

Сталин. Не понимаете? Я вам поясню.  Народ рано или поздно спросит себя: если власть лгала тогда, то почему она не может делать это сейчас? Проводимая вашим правительством экономическая политика общенародных поборов в пользу нищающих олигархов, заставит народ задуматься, а может и понять, кто им управляет. Ваш Жириновский порой разъясняет это очень хорошо.

Премьер. Жириновский не входит в состав правительства и его никто всерьез не воспринимает.

Сталин (спокойно, пыхнув трубкой). Он утверждает, что уже сейчас надо разъяснять русским мальчишкам, кто их будущие начальники.

Премьер.  Да, их начальниками будут евреи.  И что? Разве это не так? И настоящие начальники, и будущие… 

Сталин. Хорошо, что вы это не скрываете. Я думаю, что вашим осталось недолго начальствовать.  Даже если вы сделаете так, что всей армией будут руководить офицеры - выходцы из Израиля.

Премьер (резко бросает взгляд на Сталина). Почему вы решили, что мы это сделаем?
 
Сталин. Вы уже это делаете. Делаете не спеша, методично, тайно от на-рода. Сейчас вы еще не достигли желаемой численности офицеров-евреев в сорок тысяч человек, но  должность военного раввина уже ввели. Некто Аарон Гуревич. Явно не гражданин СССР…

Премьер (делает удивленное лицо). Сорок тысяч? Кто такое сказал?

Сталин. Об этом проговорился ваш военный раввин. Его пожурили за это, но уже поздно: об афере стало известно. И вы быстро постарались объяснить это ошибкой и происками мурманского экстремиста.

                Пауза.

Вот видите, вам нечего возразить. Вы с вашими олигархами проиграли: народный гнев сметет вас, как смывают вешние воды грязь и падаль с берегов рек. (Сталин умолкает и пристально смотрит на сидящего в кресле Президента). К тому же власть всегда побеждала богатство. Так было, так есть и так будет всегда.
Премьер. Власть? Какая власть? (Кивает в сторону Президента). Это он, что ли, власть? Ха-ха-ха! Ему прикажут – и он при вас станцует под «Семь сорок». (С нажимом). За нашу власть.



              После этих слов опущенная рука Президента сжалась в
              кулак, а потом долго и медленно распрямлялась, приняв, в
              конце концов, прежнее расслабленное состояние. На сцене
              секунд тридцать стоит полная тишина. Кто-то из
              присутствующих сосредоточенно смотрит перед собой, кто-то
              с едва заметной усмешкой поглядывает в сторону
              Президента, сидящего вполоборота к зрительному залу,
              другие во все глаза восхищенно смотрят на Премьера, -
              словом, присутствующие отреагировали каждый в силу своего
              характера, положения во власти и отношения к Премьеру и
              Президенту. Только Сталин неслышно прошелся по сцене,
              дымнул трубкой. Сталин подходит к Премьеру.



Сталин.  Президент считает вас своим другом. А вы, кажется, его ненавидите. Впрочем, ненависть к гоям – это черта еврейского национального характера… От Моисея повелось, с горы Синай… Надеюсь, знаете, как переводится это слово – «синай»?

Премьер. Не знаю. Я же не иудей.

Сталин (спокойно, дымнув трубкой). Вы, возможно, нет, но ваша мама, говорят, была еврейкой. Именно поэтому определенные круги посоветовали Президенту выдвинуть именно вашу кандидатуру в качестве «сменного» Президента.

Премьер. Не понимаю, о чем вы говорите… Это какая-то ошибка.

Сталин. Об ошибке будете говорить, когда вас придут арестовывать… (Далее говорит очень медленно, делая паузу между словами).   Думаю, не ошибусь, если скажу, что истинно русский человек жалеет о трех вещах: о том, что отменили черту оседлости; о том, что запретили дуэли, а более всего о том, что евреям позволили при крещении принимать христианские имена… Возможно, в последнем была и моя ошибка. Не досмотрел…  А где Президент? Он что, уже сложил с себя полномочия или отплясывает под «Семь сорок»?


Президент (поднимается с кресла, выходит из тени кулис,                смотрит исподлобья). Не дождетесь… (Он очень внимательно смотрит на Премьера). Не ожидал от  тебя такого пассажа… Вы там что,  уже не считаете меня за
власть?

Сталин. А я думаю,  что никогда и не считали… 



                Президент резко бросает взгляд на Сталина и на несколько
                долгих секунд останавливает его на Вожде. Премьер
                взывающее смотрит на Президента, но молчит.


Президент (Сталину). И тем не менее, я выгнал из страны  Березовского, посадил Ходорковского, отменил выборы губернаторов. А еще была иранская проблема, была и есть Сирия, да и не только… И разве это не проявление власти Президента? Да-да, я помню, вы говорили, что я допустил политическую ошибку, отменив выборы губернаторов… Но Президент, не имеющий власти, не может совершать такие политические ошибки…

Сталин. Упразднение выборов – это, конечно, проявление власти. Но я вижу в этом классическое проявление политической робости. Это реше-ние было вам подсказано вашим окружением и олигархами, а вам не хватило смелости эту подсказку отвергнуть. Назначаемый губернатор всегда более послушен… А вам были нужны послушные губернаторы, чтобы не препятствовали перераспределению собственности в интересах олигархов. А народ вновь поверил мифам о центробежных силах и не заду-мался о причинах отмены выборов.


Президент. Поверил или не поверил – это не имеет значения. Народ вы-брал Президента – теперь ни о чем больше думать не должен. Я уверен, что теперь центробежные силы, грозившие ввергнуть страну в пучину сепаратизма, погашены…

Сталин. Погашены? А были ли они? Вы всерьез полагаете, что губернаторы - ставленники криминала, могли разрушить Россию? И вы думаете, что в течение этих нескольких лет, когда вы назначали губернаторов, криминальный элемент переродился? Нет, он только окреп экономически и, я бы сказал, политически. Вы же знаете, что не бывает бывших революционеров, бывших полицейских и бывших разведчиков. Вот и бывших бандитов тоже не бывает. Бандит – это образ мышления и действия, прежде всего, а тот, кто возит с собой автомат или пистолет и нападает на граждан – это, применительно к нашей ситуации, мелкий уголовный элемент. И при мне были вооруженные банды. Но это были банды уголовников, которые никогда не могли попасть в партию, а значит, и прикоснуться к рычагам управления страной и людьми. А что у вас? У вас в правительстве на первых постах сидят люди с  образом мышления и действий, скажем, не очень законопослушных людей!

Премьер (прерывая Сталина). Между прочим, и в СССР был период, когда и в Кремле заседали бандиты…

Сталин (усмехнувшись). А разве нет? Троцкий - Лева Бронштейн, еврей с редкой харизмой и редкой ненавистью ко всему русскому,  Зиновьев, Каменев,  Рыков, Литвинов, Бухарин – последний хоть и не еврей, но редкостная политическая сволочь и проститутка. Хуже Каутского. Вам продолжить список?!

Премьер (откинувшись в кресле и положив руки на стол). Ах, вот вы как… Не надо… Я знаю…

Сталин (настойчиво). У вас есть аргументы в опровержение приведенных мною фамилий? Назовите (Долгая пауза). Фамилий нет…  Слушайте меня, господин Премьер: в региональных политсоветах вашей партии власти сидят бандиты, сменившие звание криминального генерала на значок члена партии и депутатский мандат! Это позор…
Премьер (удивленно). Позор? Вы о чем? Так было всегда и во всех стра-нах: люди, обогатившись, всегда шли во власть и всегда попадали во власть, чтобы управлять процессами!

Сталин. А у вас, господин Премьер, люди стараются попасть в депутаты всех уровней с чаще всего тоже с единственной целью – обогатиться еще больше. И ваша Государственная Дума – Мекка для политических проходимцев всех мастей, потому что в ней самые доходные места. В ней даже хорошие люди начинаются портиться… Вонь от их порчи стоит по всей России… Только вы и ваши приспешники, как люди с редчайшим обонянием, этого не чувствуют.. У вас это особый вид обоняния – политический… Не зря же сейчас в народе говорят: был человеком, а стал депутатом. Народ чует, что человечек дерьмо, а вы – нет… Понимаю: запах своих всегда труднее почувствовать… Так никогда не было в СССР.

Президент. Что было в СССР - это уже история. И извольте выражаться парламентски…

Сталин. СССР - это история, у которой вы не желаете учиться главному – управлению страной, а хотите научиться выражаться парламентски… Запомните, господин Президент, вы – не король, и у вас никогда не будет своего капитана дэ Витри…

Президент (что-то припоминает, потом растерянно). Но… товарищ Сталин...

Сталин (перебивает.) Какие могут быть «но»? Вы хорошо начали, господин Президент. Выпроводили Березовского, отправили в тюрьму Ходор-ковского, легко исключили из политики Гусинского, потом, хоть и с трудом, но задвинули в тень Чубайса, правда, не до конца: этот товарищ имеет в себе, а главное вокруг себя, слишком много определенного органического вещества, которое придает ему свойство непотопляемости….

Президент (сконфуженно). Товарищ Сталин, вы имеете в виду… Что вы имеете ввиду?

Сталин. Именно то, что подумали. Вы многим дали понять, что с вами шутки плохи. И они поняли это. У вас в этом плане понятливый народ - особенно та его часть,  которой есть что терять…  Так почему же вы не дали команду провести подобные мероприятия в отношении полукриминальных элит на местном уровне? Почему вы остановились, почему  не пошли далее… Если бы вы дали правоохранительным органам указание и предупредили, что у сотрудника правоохранительных органов только два пути: или на повышение, или в тюрьму , - у меня они это хорошо помнили, - и хотя бы в одном году провели мероприятия по упразднению кри-минала, то не только сотрудники правоохранительных органов признали бы вас своим строгим, но справедливым родным отцом. Народ в массе своей признал бы! Это же самое главное для первого лица в России! Отец родной  -  самое высокое звание во внутренней политике.

Президент. Видите ли, товарищ Сталин, у нас нет таких очевидных успехов в развитии страны, какие были у вас, что могло бы поднять и поддержать авторитет правящей партии, Правительства и Президента.  Стоит мне применить методы чистки не к единичным и одиозным фигурам, а более широко, как сразу поднимутся правозащитники, оппозиция и будут хором кричать о репрессиях и повторении тридцать седьмого года.

Сталин (с усмешкой). Признание об отсутствии успехов в развитии страны делает вам честь, господин Президент. Но у вас большой авторитет среди мировой политической элиты. Мировая элита вас побаивается. И этот плюс надо превратить в одобрение вашей политики внутри страны. Од-ними  словами и обещаниями этого сделать нельзя. Народная любовь держится либо на достижениях страны, либо на обмане народа, либо на штыках властей, направленных против его недоброжелателей. Вы можете обмануть русский народ и ничего не сделать с коррупционерами и ворами. Но помните: бесконечно народ обманывать нельзя. Сейчас вам, как никогда, необходимо делами доказать своему народу, что вы – его Президент, им избранный, а не назначенный определенным кругом неизвестных народу лиц. Вам просто необходимо проявить политическую волю, отмежеваться от них и приступить к наведению порядка внутри страны.

Премьер (уверенно). Отмежеваться не получится, слишком срослись пло-ды наших общих дел…  А населению мы дадим какую-нибудь игрушку, чтобы оно почувствовало себя счастливым без президентского порядка и ни о чем не думало… «Мы разрешим ему грешить…» - и население снова проголосует за нас…



                Сталин с удивлением рассматривает Президента. Смотрит на
                Премьера и – безусловно -  сравнивает их.
                Сталин делает неопределенный жест рукой.




Сталин (Президенту). Вы думаете так же, как и ваш Премьер?

Президент. Ну, я бы сказал, по отдельным позициям наши взгляды не совпадают…

Сталин (задумчиво). По отдельным позициям… А в основном, значит, совпадение полное?

Премьер. Разногласия между нами придумывают для населения наши пиарщики-политологи, чтобы оно не скучало, ожидало, что Президент отправит в отставку Премьера… Как-то же надо политически развлекать и давать надежду электоральным массам, что все скоро изменится… Ведь истории Ирана, Хазарии и истории древней Руси в этой удивительной стране не знает никто, кроме нас… Русские – это люди, не только не помнящие родства своего, и не знающие истинную историю,  русские – это сборище тупых, слабоумных рабов, которые принимают за чистую монету все, что скажем им мы –  власть… по совету либералов… (Премьер самодовольно откинулся в кресле). Мы сначала скажем им, что какие-нибудь тарифы будут подняты на три рубля, а спустя месяц им расскажем про снижение тех же тарифов на 0,25 копейки – и они будет целовать наши ноги и землю, по которой мы прошли…

Сталин. И это у вас хорошо получается. (Обращается к Президенту). Уж не господин ли Шигалев   является идейным вдохновителем вашего господина Премьера?

Президент. Шигалев? Кто такой Шигалев?

Сталин. Товарищу Сталину все понятно. Вы хотите, господин Президент,  и дальше быть у власти?

Президент. Кто ж не хочет…

Сталин. Так посадите олигархов, изгоните либералов, сделайте правительство русским, хотя бы по  по генетическим признакам его членов.
 
Премьер. Это невозможно. Власть мы не отдадим. 

Сталин (обращается к Президенту). Выполняя волю олигархов и либералов, вы играете с огнем! Они вас продадут, несмотря на то, что либералы всего мира считают вас своим самым большим другом. Продадут. Этот говорю вам я - товарищ Сталин.

Премьер. Чтобы православное население  вело себя правильно и подчинялись нам во всем, нам осталось сделать совсем немного. Уже сейчас русские судьи признают экстремистским любой материал, где имеется слово «русский». Мы сделаем все, чтобы из населения навсегда исчезло это слово. Мы проведем компанию запугивания всех, кто еще помнит и употребляет это слово, мы во всех городах учредим центры толерантности, которые будут насаждать ненависть ко всему русскому. Ненависть к Православию и ко всему русскому мы сделаем официальной идеологией. До этого осталось совсем немного.
 
Сталин. Парадокс в том, что этими действиями вы только углубите поли-тическую могилу, в которой уже стоите одной ногой. Чем больше вы сеете ненависти, тем глубже  становится ваша могила. Россия – не Америка: в России зло держится на терпении, а оно, русское терпение, как и все в России, всегда кончается, и всегда – неожиданно. В России чаша терпения в считанные недели может превратиться в маленькую чашку…

Премьер. Еще каких-нибудь тридцать лет – и терпеть будет некому: большинство русских православных собак передохнет, а те, что останутся, будут молиться на нас, как на своих богов… Мы еще раз распнем Христа в лице Православия без возможности его воскресения…


           Президент с удивлением и даже с некоторым испугом смотрит на       
           Премьера. Сталин спокойно попыхивает трубкой.


Сталин. А что думает о словах и планах Премьера господин Президент?

Президент. Я скорее готов согласиться с вами, товарищ Сталин, чем с Премьером, хотя всякое может случиться.

Сталин. История учит, что в любом национальном государстве засилью либералов рано или поздно приходит конец. Европейские государства доказывали это неоднократно на протяжении христианского периода своей истории.

Президент. А почему Америкой заправляют махровые либералы, но в Америке нет той нетерпимости к ним, которая сейчас наблюдается в Европе?

Сталин. Америка не национальное государство. Это государство англоязычное.  Американцев объединяет язык и американская мечта, представ-ляющая собой разновидность проявления еврейской жадности к богатству и желания разбогатеть любой ценой. Поэтому Америка пока еще считает себя антиподом России и ненавидит ее так же, как ненавидят Россию проживающие в ней либералы… Но Америка могла бы избегнуть этой участи, если бы прислушалась к Бенджамину Франклину, который при  обсуждении Конституции предупредил американцев, сказав следующее: «Во всех странах, где евреи поселились в большом количестве, они понизили их нравственный уровень, коммерческую честность… Если мы путем Конституции не исключим их из Соединенных Штатов, то менее чем через двести лет они ринутся в большом количестве, возьмут верх, проглотят страну». Именно это мы видели в Америке в начале ХХ века, это наблюдаем в Америке и сейчас.

Премьер (Сталину). Послушайте, кто дал вам право делать такие заявления?

Сталин. С удовольствием назову этих людей: Марк Туллий Цицерон, Ан-ней Луций Сенека, король Бургундии Гунтрам, основатель ислама Му-хаммед, знаменитый аббат французского монастыря Клюни Петр Досто-почтенный, мусульманский  ученый Манави аль Маулид, Лютер, Иоанн Грозный, Джордано Бруно, Римский Папа Климент VIII, епископ Иосиф Верещинский, Петр Первый, австрийская императрица Мария-Терезия… (Сталин остановился и посмотрел на Премьера)… Продолжить или дос-таточно? (Пыхнув трубкой продолжает). Филипп II Август, Ричард Льви-ное Сердце, английский король Эдуард I и король Генрих III, и Карл  VI, Изабелла I  Кастильская, Фердинанд V, Алексей Михайлович, Екатерина Великая… Достаточно или продолжить?

Премьер. Ха! Так я хорошо знаком с ними со всеми лично…. Они… они все были фашистами.

Сталин (рассмеялся, показав прокуренные зубы). Аргумент, достойный ума самого великого либерала!

                Президент рассмеялся вслед за Вождем.


Премьер (Президенту). Вы досмеетесь! Нам осталось справиться только с Россией, а там – весь мир будет взят нами без промедления и остановок! Мы перепишем историю мира! Мы сотрем из памяти гоев перечисленные имена, мы снесем памятники им, сожжем книги с упоминанием о них, мы сделаем своим третьим  храмом Московский Кремль! Мы к этому близки как никогда! А вы, господин Президент, после этого заседания немедленно поедете со мной на улицу  Образцова. Там вам будут вправлять мозги…

Сталин (Президенту). Не обращайте внимания. Вы быстрее вправите мозги всем, кому захотите… Власть всегда побеждала либералов. Я свидетель. Чтобы удержаться у власти, вам нужны конкретные меры, действенные шаги. Для этого необходима гласность, необходимо ясное, как для дураков, объяснение того, почему человек привлечен к ответственности, почему власть считает его преступником. Необходимо разъяснять народу, сколько и откуда этот человек украл. Покажите, где и как он жи-вет, чем владеет он и его ближайшие родственники. И накажите их так, чтобы знали все, и чтобы даже непонимающие элементарных вещей поняли, что вы их наказываете не потому, что них фамилии непонятного происхождения, а потому, что наказание неотвратимо! Поверьте моему опыту: большинство осужденных будут галахическими евреями или с примесью еврейской крови… За это вас никто не осудит. А Европа только поддержит. В Европе набирает силу антисемитское движение.  И не надо бояться, что возмутится народ. Русский народ не любит богатых. Русский народ может быть  счастливым только тогда, когда все вокруг равны. Это условие русского счастья. Общинное сознание, генетически заложенное в русском человеке, нельзя искоренить за какие-то сто лет. Все это надо использовать. И тогда вы станете понятным и близким каждому честному человеку.

Президент. Товарищ Сталин! Но тогда придется посадить 90 процентов всех чиновников и почти всю, как вы говорите, буржуазию. А работать-то кто будет?
Сталин (посмотрел на Президента и рассмеялся). Вот посаженные и будут. Все 90 процентов чиновников и почти вся буржуазия. Ситуация быстро выправится, если вы не будете списывать фактор страха в пресечении преступлений. Это модная и глупая теория, согласно которой страх не имеет превентивного значения. Страх – отец человеческого разума и речи. Так утверждает очень серьезный отечественный ученый . Я с ним согласен.  Нельзя не видеть, что правильно, грамотно проведенные меро-приятия по пробуждению  страха в массах – лучшее профилактическое средство против воровства и коррупции и самое эффективное средство утверждения демократического строя… Смогли же вы построить политическую систему на запугивании народа неотвратимостью наказания за нелояльность режиму и антиправительственные выступления! И теперь желающие протестовать против власти обращаются за разрешением на это к этой самой власти! Так что мешает вам положить страх и неотвратимость наказания в основу борьбы с воровством и коррупцией? Ведь у вас есть  кому придумать такую систему.

Премьер. Не знаю, откуда у вас такие сведения. Мы считаем, что воровать или нет - это дело совести каждого, но не страха, а неотвратимость наказания должна быть только за экстремизм и пропаганду русского национализма.

                Президент настороженно, исподлобья, смотрит на Сталина.

Сталин. Какая любопытная нравственно-правовая бухгалтерия! Из-под нее очень хорошо видна борода безымянного либерала.

Премьер (возмущенно). Опять! Ну, причем здесь либералы?

Сталин. Притом, что неотвратимость наказания за воровство и коррупцию, как и за любое преступление – это элементарная вещь во всяком обществе. А у вас двойная бухгалтерия. Сплошное, я бы сказал,  фарисейство.

Премьер.  Элементарные вещи – это когда одни  обязаны понести наказание за проявление национализма и экстремизм, а другие люди, действия которых направлены на ослабление экономической базы национализма и экстремизма, не могут нести вообще никакого наказания. 




                Сталин усмехнулся. Прошелся по коврам, искоса, с интересом
                поглядывая на  присутствующих. Потом подошел к столу,
                подвинул к себе пепельницу, освободил от пепла  чашу своей
                трубки. Затем он легонько  несколько раз дунул в мундштук
                и, убедившись,  что мунд-штук не забит, достал из правого
                кармана пачку «Герцеговины Флор». Положил ее перед собой,
                раскрыл. Доставая из пачки папиросы, ломая их и, освобождая
                табак от папиросной бумаги, набивать им табачную
                камеру трубки. Все заворожено смотрят на руки товарища
                Сталина…




Сталин. Если человек скажет: «Я - русский и горжусь этим», он должен понести наказание за экстремизм, а тот, кто грабит государственный бюджет и страну никакого наказания за свои действия нести не должен?  Это и есть ваши элементарные вещи? 

Премьер. Да. Но если тех, кто в наших общих интересах  взял сколько-нибудь из государственного бюджета вдруг привлекают к ответственности, то государство должно сделать все, чтобы эта ответственность была только на бумаге. Представление об элементарных вещах зависит от эпохи. Эпоха у нас такая. Для одних – ответственность и наказание должно быть реальным, а других - нужно «как бы» привлекать к ответственности и они должны «как бы» понести наказание. 
Сталин. А может, ваши министры мне скажут, что такое элементарные вещи? Они ведь тоже не последние люди в вашей стране…
               
                Молчание.

(Сталин чиркнул спичкой и довольно долго раскуривал трубку. Пыхнув трубкой, вздохнул...Обращается к Президенту.) Замечательное у вас Правительство. Безмолвное… Они что, только иврит понимают и на иврите говорят? Или это молчание называется у вас коллективной безответственностью? Ну, хорошо…   Элементарные вещи у вас – это «как бы»…  Как бы - не воруют, как бы – правильно судят, как бы – действительно наказывают воров и коррупционеров, как бы - «управляют», как бы - придумывают хорошие законы, и даже как бы их исполняют, как бы - активно выступают и борются с врагами партии, как бы - интенсивно осваивают космическое пространство, как бы - осваивают эти… тончайшие технологии – «на-на»… (Усмехается) Придумали -  «на-на»-технологии. У вас процветают «дай-дай»-технологии и «хап-хап»-технологии.  Это, судя по всему, единственные технологии, признаваемые нынешней властью… Ими у вас в совершенстве владеют все чиновники – включая высший эшелон – я имею ввиду министров и их помощников…

                По залу заседаний проносится гул несогласных голосов…

Министр 1. Не надо всех равнять с министром обороны!

Сталин (вопросительно смотрит на Президента). Они у вас,
оказывается, знают немного русский язык… Но что  такое они говорят? Причем тут Министерство обороны? Там что – так процветают эти технологии? Или там берут взятки?

Голоса министров. Нет, там воруют.   

Сталин (удивленно). В самом Министерстве обороны воруют? И кто же там такой смелый?

Голоса министров. Сам министр обороны… Сердюков…

Сталин. Что, сам Министр обороны Смердюков?

Премьер (поправляет). Он - Сердюков.

Сталин. Это ничего не меняет. (Недоуменно.) А что сделал у вас этот товарищ Смердюков?  Неужели, правда, что-то украл?

Президент. У нас это устанавливает следствие и суд. Пока мы не можем сказать ничего определенного…

Сталин. Это так принято считать. А вот ваши министры уже установили. А вы,  что скажете вы, господин Премьер-министр?

Премьер. Я, э-э-э-э… этого министра не назначал, а стало быть, не могу поручиться….

Сталин. Вы не можете поручиться за то, что воруют или за то, что в Министерстве обороны не  воруют?

Премьер. Я… э-э-э-э… не могу поручиться за министра, которого не назначал… Я был избран Президентом позднее…

Сталин. Ах вот что… Но будучи Премьером вы очень тесно общались со Смердюковым. Даже можно сказать совместно приняли решение о внедрении в Красную Армию сорока тысяч израильтян и введении поста главного военного раввина, стали увольнять истинно русских офицеров и сразу после подписания соглашения  зачем-то ввели безвизовый режим между Россией и Израилем? 

Премьер (обиженно).  У нас не Красная Армия, а российская. А если кого и уволили, так это – за пьянку и неисполнение приказов вышестоящего начальства. И причем тут сорок тысяч израильских офицеров, служащих великому народу,  я не понимаю.

Сталин. Я тоже пока не понимаю, какому народу они служат. Но для меня всегда был, есть и будет только один великий народ – русский. 

Премьер (раздраженно). Был  российский народ, а мы из него сделали российское население. Так что русского народа – нет, а тем более – великого русского.

Сталин. Ваша точка зрения на русский народ мне известна. А вот ваш министр обороны Смердюков, когда принимал решение о направлении сорока тысячах израильских офицеров в русскую армию, также считал?

Премьер (удивленно). А разве наш министр может считать иначе?

Сталин. Действительно. Как же иначе может считать соучастник… этнической преступной группировки, грабящей Россию?

                Премьер в недоумении. Он с надеждой глядит на  Президента, ища,
                очевидно, поддержки.


Премьер (стараясь скрыть растерянность). К-какой эттнической?

Сталин (с усмешкой).  Либеральной…

Премьер (отмахиваясь, со вздохом). Я  не понимаю вашей шутки. Это все полная ерунда. В Кремле и Правительстве почти все должностные лица и министры с русскими фамилиями.

Сталин. Вот видите, все вы прекрасно понимаете. Постыдились бы, господин Премьер, говорить о русских фамилиях….

               Премьер бормочет что-то невразумительное себе под нос.

Сталин (строго, нетерпеливо). Не перебивайте, когда говорит товарищ Сталин. Я понимаю, для чего вы со Смердюковым и с молчаливого согласия Президента задумали внедрили в русскую армию сорок тысяч израильских офицеров, прикрываясь каким-то там третьестепенным соглашением . При  этом вы еще упразднили сорок военных учебных заведений , где военной науке учились русские мальчишки, а в остальные сократили прием. Вы со Смердюковым в спешном порядке  начали еще и очередное сокращение армии.

Премьер (задиристо). Государственному бюджету тяжело нести такое бремя.

                Пауза. В тишине сверху раздается голос.

Голос сверху. Товарищ Сталин, это, мягко говоря, вранье. Из государственного бюджета за последние пять лет похищено больше, чем пошло на содержание личного состава армии. Я думаю, сделано это умышленно, с целью ослабления государства.

                Сталин недовольно морщится.

Премьер (настороженно и с удивлением осматривает потолок). Что такое? Это еще откуда… такой умный?

Президент (спокойно, без удивления, кивая наверх). Похоже, что кроме вас, товарищ Сталин, еще кто-то еще прибыл… оттуда… без приглашения…

Сталин. Не предавайте значения. (Делает дымящейся трубкой неопределенный жест). Ему не требуется приглашения. Он всегда рядом со мной. Не стоит обращать внимания. Пока это всего-навсего его голос. (Премьеру). Я думаю, что дело не в бюджете.

Премьер. А в чем?

Сталин. В том, что сокращая прием русских мальчишек в военные училища, вы открываете зеленую улицу тем самым тысячам израильских офицеров путь к вершинам военной и политической карьеры. Через 15-20 лет все главные должности в управлении армией России, включая ее генеральный штаб, перейдут, согласно вашему плану,  к внедренным в армию иноземным офицерам. По контрактам они наберут наемников, которым все равно кого убивать за деньги. И когда русский народ, наконец, решится очистить власть от черной плесени и восстанет за свою независи-мость, будет не только кому отдать приказ на его уничтожение, но, глав-ное, – будет кому этот приказ исполнить. (Сталин помолчал, прошелся по коврам, подымил трубкой).  Неплохо задумано, господин Премьер. Даже Шифф, Лейба и Кун не смогли бы додуматься до такой комбинации.

Премьер. Всякое действие должно быть чем-то мотивировано. А я не сумасшедший, чтобы совершать немотивированные поступки.  Поэтому вы ошибаетесь: мне незачем это делать.
 
Сталин. Ваши действия продиктованы страхом перед великим русским народом. Вы настолько боитесь потерять свое господство над Россией, над ее богатствами и народом, настолько вы боитесь русских мальчишек, надевших военную форму, вы так боитесь русского бунта, что страх помог вам и вашим покровителям разработать эту комбинацию.  Ваши покровители хорошо знают, что Веймарскую Республику утопила в крови ее наемная армия. Поэтому их цель – создание наемной армии.  России наем-ная армия не нужна. Всякий великий народ в состоянии сам защитить се-бя.   (Идет через авансцену и  обращается к залу). Я хочу спросить, где были русские офицеры, когда все это творилось? Президент в это время, очевидно, катался на лыжах или косил рис на комбайне. А где были  высшие должностные военные чины и ветераны боевых действий?

Президент (язвительно). Они ходили за моим комбайном. Колоски подбирали…. (С обидой). Нельзя уж, что ли, порадовать народ тем, что умею управлять комбайном…
Сталин (повернувшись в пол оборота к Президенту). Можете. Но лучше бы порадовали народ тем, что умеете управлять страной, наводить порядок. Президент обязан радовать народ, но не либералов и олигархов. 

Президент (Сталину). Напрасно вы обо мне такого мнения, товарищ Сталин. Придет время – и они еще узнают меня… с плохой стороны…

Премьер (с подозрением). Кто… узнает?

Президент.  Все…

Сталин (пристально смотрит на Президента). Вы хорошо научились обещать. И только.
 
Президент. Время активных действий внутри страны еще не пришло.

Сталин. Пока вы будете ждать наступления времен,  олигархи придумают, как оставшиеся богатства русского народа распределить  между собой, а либералы – обеспечить этому информационно-идеологическое обоснование.

Президент. Не распределят. Кишка тонка.
   
Сталин. Вы слышали о хазаке?

Президент. Нет. Что это такое?

Сталин. Это особый вид права. По нему предки либералов делили в не-далеком прошлом города, улицы, площади и дома в тех городах и селениях, в коих  компактно проживали… Вы, товарищ Президент, удивлены? Они продавали друг другу то, что никогда им не принадлежало.  Вы и про хевкер тоже ничего не слышали?

                Президент оторопело смотрит на Сталина.

Президент. Хевкер? Про него что-то Березовский в девяностых говорил…

Сталин. Говорил. Хевкер – это собственность гоев, акумов, а хазаки – это право избранных делить их собственность….

Президент. А… кто такие акумы?

Сталин. Гои и акумы – это в понимании либералов  что-то вроде крупно-рогатого скота, то есть не люди, скот… (Сталин прошелся по коврам пыхнул трубкой, потом продолжил.) Приобретший у кагала право хазаки, получал исключительное право на овладение этим домом, этой собственностью, принадлежащей гою, акуму -  причем «какими бы то ни было средствами».

Президент  (ошеломленно). Как же так… Это  же грабеж!

Сталин. Это не грабеж. Это -  хазаки, господин Президент. Это одно положений древнего иудейского права. Вся Россия еще до Ельцина была распределена по праву хазаки. И Березовский, действительно, будучи в 90-х годах в земле обетованной, объяснял, что вся собственность России была ничейная… Вкусный хевкер.  И ее нужно было просто принять с помощью подписи соответствующего чиновника… А бо-гатство, которое еще осталось, оно, возможно, уже распределено по этому же праву.

Президент. Но почему вы так считаете?

Сталин. Вы меня удивляете! Шулхан Арух никто не отменял. Только теперь за овладение оставшимся богатством России им уже не придется ловчить, подличать, предавать, убивать… (Сталин обращается к Премьеру). Оно уже ваше. Не хочется так думать, но все-таки есть все признаки того, что скоро для олигархов и их пособников наступит эпоха Третьего Храма, в которой  Храмом сделают святыню русского народа – Московский Кремль… Очень похоже, что вы окажетесь правы…
Президент. Товарищ Сталин, но… Такого не может быть! Вы это придумали!

Голос из темноты. Товарищ Сталин это не придумал, а сказал, что есть признаки. И задумано это было  за многие столетия до него. Действия по внедрению в русскую армию израильских военных – один из этих признаков. А вы, господин Премьер и ваш вороватый министр обороны, вы еще успеете ответить за это перед судом русского народа. Только что тут товарищ Сталин разъяснил всем присутствующим, что такое элементарные вещи…

Президент. Да кто это тут?  (Оглядывается, смотрит вверх). Кто это?

Сталин (усмехнувшись). А вы еще не поняли?

Президент. Никак нет, товарищ Сталин.

Сталин. Кто же… Мехлис , конечно… Десять лет без права переписки… Ладно, Мехлис, материализуйтесь… Разрешаю.

                К А Р Т И Н А   Ш Е С Т А Я

                В ту же секунду в противоположном конце зала заседаний луч
                света выхватывает из тьмы человека средних лет с черными
                волосами, одетого в военную форму времен Великой Отечественной
                войны, довольно туго перетянутого офицерским ремнем, с
                портупеей, на погонах – по три больших звезды, расположенных в
                ряд.

Сталин. Мехлис, вы слышали наш разговор?

Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.

                Мехлис кивает присутствующим, отдельно – Премьеру и
                Президенту, руки демонстративно держит за спиной.

Сталин (с усмешкой). Значит, вы представляете, какое интересное сооб-щество здесь собралось, если даже Премьер и…. некоторые другие товарищи, не знают, что такое элементарные вещи, не знают истории… Товарищ Мехлис, какое ваше мнение по вопросу о внедрении в Красную Армию сорока тысяч офицеров-израильтян? И что вы думаете о министре обороны? Только давайте без излишнего радикализма…

Мехлис. Благодарю за доверие, товарищ Сталин…

Сталин. Я всегда доверял вам… высказывать мнение. Хочу его услышать и в этот раз.
 
Мехлис. Мнение о внедрении четырех дивизий иноземных русскоговорящих офицеров не может быть двояким. Это не глупость, не ущербность ума, это – предательство национальных интересов. (Мехлис обращается к Премьеру, который по-прежнему держится вызывающе, посматривает на всех свысока с кривой ухмылкой, не исключая и Президента). Кто первый предложил идею введения раввината в армии и внедрения под эту марку кадровых офицеров-израильтян в русскую армию? Я спрашиваю: кто первый?

Премьер (не задумываясь). Министр обороны Сердюков.

Мехлис (с удивлением). Ему-то это зачем?

Премьер. Раввинат в российской армии вводился в соответствии с проводимыми реформами. А ими руководил министр обороны.

Мехлис. Но с Берл Лазаром  встречались вы, и именно вы  подписали Соглашение о раввинате. Кстати, оно опубликовано?

Премьер. Нет.  Зачем же публиковать такие вещи.

                Сталин почти встает между Мехлисом и Премьером.
                Внимательно смотрит на Премьера.

Сталин. А почему вы не отправили его в отставку за такие реформы, когда стали Президентом?

Премьер. Было мнение, что лучше Сердюкова никто эти реформы не проведет…

Мехлис (торопливо). И чье это было мнение?

Премьер. Президента.

Мехлис. То есть ваше?

Премьер. Нет, тогда я занимал должность Премьера.

                Мехлис бросает взгляд на Сталина. Сталин задумывается.
                Дымит трубкой,  не обращая ни на кого внимания. Потом
                обращается к Президенту.

Сталин. А что нам скажет на это товарищ Президент?

Президент. Я не помню, чтобы меня ставили об этом в известность. Мне было известно только о введении в армии раввината. Я был не против.

Мехлис. Тогда я позволю напомнить вам, товарищ Премьер,  что Министр - это  не папа, не мама и не товарищ Сталин, – министра выбирают. Да. Сначала выбирают кандидата  в узком кругу, а  потом – следует на-значение. А если министр не устраивает, совершает глупости, его просто убирают… сначала с должности… Это тоже, позволю себе заметить, элементарная вещь. Так почему вы не сделали это, когда стали Президентом? (Сталину). Похоже, в этих стенах не просто проблемы с пониманием элементарных вещей, а измена. Товарищ Сталин, в Кремле агенты влияния.
 
Сталин (повернувшись к Президенту). Я думаю, Мехлис, что в отношении Смердюкова было третье мнение, некое коллегиальное политическое решение, которое и было выполнено вновь избранным Президентом. Как и в случае с внедрением офицеров-израильтян. 

Мехлис. Простите, товарищ Сталин, вы, хотели сказать «кагальное политическое мнение»?

Сталин (усмехнувшись). Вам, товарищ Мехлис, видней.

Премьер (обращается к сидящим Министрам). Просто удивительно, как могут серьёзные  политики придумывать такие сказки. (Возмущенно). Везде готовы увидеть еврейский след…  Ну везде!

Сталин. Слишком часто мои сказки и намеки оказывались политической действительностью. А вся ваша деятельность на занимаемых постах в России является именно таким следом… следом вашего происхождения…

Премьер (возмущенно). Нет, с этими духами совершенно нельзя вести дискуссию…  При чем тут происхождение?

Сталин. Мы не духи – мы фигуры, реально присутствующие в вашем соз-нании и сознании  каждого, кто населяет Россию. Особенно в сознании либералов. Ваша ненависть ко мне сохранится до тех пор, пока будет жив хоть один человек русской культуры, почитающий товарища Сталина. Вы никогда и никому не простите почитания товарища Сталина.  И наконец, если бы вы были нанаец или якут, я не осмелился бы даже упомянуть о происхождении. А ваше происхождение – это происхождение иного качества. Петр Великий очень хорошо сказал: «Я предпочитаю видеть в моей стране магометан и язычников, нежели жидов. Последние являются обманщиками и мошенниками. Я искореняю зло, а не распложаю; они не получат разрешения поселяться и устраивать свои дела, не будет для них в России ни жилища, ни торговли, сколько о том они не стараются и как ближних ко мне чиновников не подкупают»…

Премьер (возмущенно, обращается к Президенту). Я считаю, их (указывает на Сталина и Мехлиса) надо отправить назад! Немедленно. Это разжигание национальной розни, это антисемитизм… Экстремизм!

Сталин. Правда никогда не была способом разжигания национальной розни. Таковой ее сделали сами евреи.

Премьер (возмущенно). Ну, знаете! А впрочем, вы, семинарист-недоучка, поэтому и несете тут всякую чушь… А я человек с университетским образованием!

Сталин. Был такой великий французский религиозный философ Эрнст Ренан, который однажды сказал: «Антисемитизм отнюдь не является «признаком некультурности», а, наоборот, одареннейшие и культурнейшие люди всех времен и всех народов, соприкасавшиеся с еврейством, были убежденными антисемитами. Антисемитизм был всегда признаком просвещенных умов».

Премьер (Президенту). Я настаиваю: их надо отправить назад немедленно.

Президент (усмехнувшись). Кого? Ренана с Петром?

Премьер. Не понял? Зачем? Это вы так шутите? За такие шутки можно лишиться своего президентства. Надо отправить назад вот этих духов!
 
Президент (спокойно). Не думаю, что это надо делать так быстро. Они говорят интересные вещи. И не стоит делать  столь громких заявлений…

Премьер. Главное, чтобы потом вам не пришлось об этом пожалеть.

Президент (с усмешкой).  Вы о чем? Чего беспокоиться? Заседание секретное, закрытое. Эти (он кивнул на Министров) будут молчать как рыбы. Даже если кто-то что-то брякнет – кто им, кроме либералов, поверит? (И далее - с угрозой в голосе.) И потом, мне хочется понять, хорошо ли я уже танцую под «Семь сорок»?

                Премьер демонстративно отворачивается от Президента,
                проходит к своему креслу и падает в него.

Сталин (с усмешкой). Какая интересная политическая дискуссия. Или это скандал в благородном тандеме? Во всяком случае, господин Президент, в последнем вашем заявлении я услышал явное нежелание танцевать по «Семь сорок». Это обнадеживает…


                Президент исподлобья внимательно смотрит на Сталина.
               


Сталин. У  меня есть сведения, что вы, будучи Премьером, фактически оставались Главнокомандующим? Вы были лицом, способным отрешать от власти?

                Тишина. И в тишине мягкие шаги товарища Сталина.

Президент. Это слухи, оппозиция  распространяет. 

Сталин. Слухи... Дыма без огня не бывает. Боитесь ответственности?

Президент. Нет.

Сталин. Но тогда как понять эту странную историю со Смердюковым?

Президент. А какая это история? Обычное дело. Сердюков ничего не во-ровал, ничего не присваивал. Он не вор. Его обманывали подчиненные.

            Сталин, прищурившись, искоса смотрит на Президента.

Сталин. Вы меня удивляете.

Президент. Он просто неумело торговал.

Сталин (с недоумением смотрит на Президента). Торговал? А кто же у вас управлял армией, если Министр обороны торговал? И чем он торговал?

Мехлис (резко). Да,  скажите нам, чем он торговал? Военными секретами?

Президент. Ну, что вы, Лев Захарович, ну, какие секреты…

Мехлис (резко, с напором). Что, секретов уже нет? Все секреты уже про-даны противнику? Кем?

Сталин. Не горячитесь, Мехлис. Вы всегда склонны видеть только самое дурное. Даже смерть не изменила вас. Однако, господа правители, чем же он торговал, этот ваш министр обороны, какими активами, каким-таким балластом?

Президент. Недвижимостью, товарищ Сталин.


            Сталин поднимает брови и делает неопределенный жест трубкой…


Сталин. Риэлтор от обороны… Интересно….

Президент. Но… он же и армией управлял, реформировал. А торговал, конечно, не сам.  Торговали его подчиненные.  При этом Сердюков был излишне доверчив…

Сталин. Товарищ Мехлис,  как вы оцениваете эту историю с министром обороны? Только опять же без радикализма…   
   
Мехлис. Как раз торговать-то он умеет хорошо. Одно это он и умеет. К тому же, находясь  в окружении высокопоставленных покровителей, он забыл, что настоящие работники торговли воруют с прибылей, а не с убытков. В Министерстве обороны не может быть прибылей, потому там воровали из средств государственного бюджета. Очевидно, в силу слабой памяти и недалекого ума…   При вас, товарищ Сталин, он, этот министр обороны, незамедлительно получил бы десять лет без права переписки…

Сталин. Я же просил вас:  без радикализма…

Мехлис. Сейчас любое мое утверждение может быть воспринято как радикальное. Страна управляется непонятно как, и что это за строй сейчас в России, при котором регулярно возникают дела, аналогичные сердюковскому? Об этом гадают, наверное, даже инопланетяне…

Сталин (хитро прищурившись). А до меня дошли слухи, что  Президент правит нашими, большевистскими методами.

Мехлис (вытянувшись в струнку). Товарищ Сталин, позвольте возразить! Уже все не так! Сначала, у них была олигархически-вакханальная система, тщательно замаскированная под демократическую…  А сейчас… (умолкает).

Сталин. Что сейчас?

Мехлис. Сейчас налицо все признаки неумеренной административно-олигархической системы. Олигархи занимаются английским футболом. Основные богатства они  уже украли.  А нынешние большие чиновники доклевывают крохи, оставшиеся после олигархически-вакханального периода.

Сталин. Крохи! Некоторые крохи, склеванные чиновниками, близкими к первым лицам государства, равны бюджетам развивающихся стран… Но в главном надо с вами согласиться, товарищ Мехлис. Воровство – основной способ существования политической… элиты России… Впрочем,  будем говорить правду современным языком: политической элиты в России сейчас нет.

Президент. А что же есть?

Сталин. У вас есть политическая тусовка некоронованных воров. И центральное место в ней занимают  либералы (Дымнул трубкой, сделал несколько шагов).  Я думаю, что вы, Мехлис, правы:  масштабы воровства показывают, что в России сейчас  административно-олигархический строй…

Мехлис. Следовательно, товарищ Сталин, страна не управляется нашими методами!

Сталин (печально). Ты прав, мой… Сократ…

Мехлис. Служу Советскому Союзу! (Затем с отчаянием.) Товарищ Сталин, разве кто-нибудь из наших мог представить себе, чтобы Министр обороны обирал музеи родов войск, отдельных подразделений,  или торговал военными объектами?!

Сталин. Из ваших – мог,  из наших – нет. Успокойтесь, товарищ Мехлис. Президент пообещал, что следствие и суд  разберутся, если Смердюков что-нибудь своровал.
 
Мехлис (ворчливо). Как же, разберутся они… Назначат козла отпущения – и никакой справедливости.

Сталин. Козла? А не ошибаетесь?

Мехлис. Да, простите. Конечно, не козла, а козу... (Усмехается). Говорят, чтобы она не убежала в чужой огород, ее хотят под стражу взять. Прямо в ее хлеву из четырнадцати комнат….

Сталин. Хлев – это у свиней, а овцы – живут в овчарнях. Соблюдайте терминологию, Мехлис. А  бежать ей некуда. (Неожиданно обращается к Премьеру.) А кем он, этот ваш Смердюков,  был до того, как вы сделали его министром?

Премьер. Главой налоговой службы страны.
 
Мехлис. Какое учебное заведение окончил?

Премьер (с гордостью). Институт торговли,  потом – юридический институт.

Мехлис. Выпускник института торговли с юридическим образованием… В этом сочетании и кроется разгадка.

Сталин. Правильно, Мехлис, разгадка в сочетании. Но только в другом  – в брачном.

Мехлис (прикрыв глаза, кладет правую руку на лоб). Ах, да. Как же это я сразу-то не понял. Меня всегда поражала ваша прозорливость, товарищ Сталин.

Сталин. Полноте, Мехлис. Как будто вы об этом не знали… Не надо мне льстить.

Мехлис (глядя Сталину в глаза). Я искренен, как никогда!

Сталин. Да, Мехлис… не зря вас не любили даже евреи…

Мехлис. Я их тоже не любил. Я интернационалист, товарищ Сталин: я всех врагов народа не любил одинаково. (Резко обращается к Президенту). Родственники министра обороны осуждены? По каким статьям?

Президент. У нас не только сын за отца не отвечает, но и отец – за сына. Все родственники на своих постах. Никто не осужден. Вы, товарищ Мехлис,  эпохи перепутали.

Мехлис. А что вы тогда перепутали? Семейственность с государственностью?

Сталин (мягко). Да, объясните нам, пожалуйста, как вы допустили такое – наличие родственных связей в правительстве страны? Их у вас там несколько.

Президент (со вздохом). Нехватка кадров, товарищ Сталин, толкает на неординарные решения.

Сталин (смерил Президента тяжелым взглядом). Знаю я эти ваши неординарные решения. (После некоторого раздумья). Рука руку моет…

Мехлис. Товарищ Сталин, загубят они державу. У этих кадров ни  чести, ни совести. Один ум, и тот нацелен на воровство.  А совести нет точно! (Возмущенно.) Сорокапятилетний министр обороны сидит, когда мимо него на параде Победы проходят фронтовики, солдаты Великой Отечественной! О чем нужно тут говорить? Это даже не бессовестность, – это хамство! Товарищ Сталин, полагаю, терпение смерти подобно!

               Сталин дымнул трубкой, задумавшись, прошелся по коврам. Обвел
               взглядом присутствующих.

Сталин.  А может, вы, товарищ Мехлис, слишком строги к ним?  Они же не большевики, они обычные люди. Это мы, большевики, знали, что такое Родина, что такое благо Родины и народа! А они – выходцы из электората, плебеи, волей случая поднявшиеся над народом, - вот и путают собственное благо с благом Великой Державы, откровенность с цинизмом, простоту с пошлостью, дружбу с предательством национальных интересов…

Мехлис (растерянно). Но, товарищ Сталин…  Ученые уверяют, что способность к распознанию добра и зла заложена в человеке генетически. То есть никакого влияния общественно-электоральной  среды тут  быть не может… А ведь это… сами знаете… Тут десяти лет без права переписки может просто уже не хватить…

Сталин (перебивает). Молчите, Мехлис! Не хочу слышать!  Тебе бы всем по десять  лет без переписки… Какой быстрый… Ты мне перед войной с Гитлером всю верхушку Красной Армии отправил на десять лет… Спасибо Берии – не всех расстрелял. (Примирительно). Умнее нас оказался молодой мингрельский еврей… Конечно, у них, у этих ельцинопотомышей,  их революция тут уже давно победила. Только это не наша с тобой революция, Мехлис. Какая-то особая. Странная. Это какой-то панамско-колумбийско-бирманский вариант. Даже слово сразу не могу подобрать…что-то вроде: демократически-капиталистическая, криминально-олигархическая, или просто – либерально-воровская…. Не знаю… В конце концов, Мехлис, какое нам дело до них? Мы – в прошлом! Жалко, конечно, что потеряли такую державу… Но это уже их жизнь, это жизнь их народа,  а не нашего, Мехлис… Наш народ понимал элементарные вещи и ценил себя, свою независимость, а этот – не понимает, а главное - разучился понимать, что значит быть независимым! При мне народ боялся властей, но любил. А сейчас и боится, и не любит, - что может быть хуже для самосознания народа? …

Президент. Товарищ Сталин… Но это та же страна, это тот же народ… Он также, как и в ваше время, не думает… Он наш телевизор. И делает все, что мы ему скажем…

Сталин (Мехлису). Вы думаете, он говорит правду?

Мехлис. Товарищ Сталин, пожалуй, это утверждение Президента полностью соответствует действительности… Нынешний русский народ не умеет думать самостоятельно, а страх перед властями стал определяющим состоянием русского человека.

Сталин. Я спросил вас, Мехлис, говорит ли он правду ли нам…

Мехлис. Судя по тому, что «народ безмолвствует», он говорит правду…

                Довольно долгая пауза. Сталин думает.
                Никто не смеет потревожить его… Сталин вздыхает.

Сталин (обращаясь к Президенту). Вы, товарищ Президент,  правы в одном – народ никогда не думает, поэтому многим властям везет, говорил мой оппонент.  (Сталин прошелся по коврам, дымнул набитой заново трубкой, пристально глядя на Премьера) Да, товарищ Мехлис, далее, после нас, везде была ложь и лицемерие. СССР, которым после меня правили ложь и лицемерие независимо от имени Правителя, повторил судьбу Израиля эпохи второго храма, а русский народ повторяет судьбу еврейского народа… И скоро на Земле будут не вечные, бессмертные жиды и «черные монахи», а… не  нашедшие пристанища души русских людей…

           Мехлис и все присутствующие с удивлением смотрят на Сталина.


Сталин (продолжает). Что вы так смотрите на меня? Разве я что-то не так сказал? Сталин когда-то говорил что-нибудь не так?

Мехлис. Нет, никогда, но… товарищ Сталин…  Времена изменились… Они для народа открыли границы… И народ уезжает сам…

Сталин. А что ему еще остается делать, если не уезжать?   Мехлис,  вы помните знаменитое утверждение о том, чем советский человек отличается от человека, живущего на западе в условиях капитализма?

Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. Помню.

Сталин. Хорошая у вас память! Так скажите нам! Может быть, это поможет товарищу Президенту лучше понять происходящее и причину массовой эмиграции из страны?…

Мехлис бегает глазами, не останавливаясь ни на ком. Затем сосредотачивается, становится тем Мехлисом,  который никогда не сомневался в своих поступках, но в последний момент снова как-то впадает в задумчивость, скисает…

Сталин. Смелее, товарищ Мехлис! Смелее!
 
Мехлис. Да, да, конечно. Смелость – это хорошо. Смелость однажды и Москву Наполеону сдала…

Сталин. Послушайте, Мехлис! Вы никогда не были трусом, и не надо тревожить дух великого Кутузова, противостоявшего в своем решении самодержцу! Сдача Москвы Наполеону – это была смелость великого ума… Вы-то чего испугались? Это же сущий пустяк! Вам же правду надо сказать! За правду даже товарищ Сталин не осуждал… Мы слушаем!

Мехлис (вздыхает). От  западного человека, живущего в условиях капи-тализма,  советский человек всегда отличался тем, что у него всегда была вера в завтрашний день…

Сталин. Молодец, Мехлис! А не мог бы ты напомнить присутствующим, в чем заключалась эта вера – вера в завтрашний день?
 
Мехлис. Товарищ Сталин, это так очевидно. Неужели они не смогут по-нять это сами?
Сталин (озадаченно). Кто?

Мехлис. Ну эти… правящие выходцы из электората…

Сталин. Нет, товарищ Мехлис, сами они не смогут. Они не помнят своего исторического прошлого. Многие из них уже утратили связь со своим советским прошлым, а с русским народом никогда и не  имели её.  При быстром подъеме на социальном лифте, как стало принято у них говорить, историческая память теряется безвозвратно, а связь с народом обрывается. Кто быстро отрывается от почвы и взлетает, тот всегда забывает запах родного навоза, хотя сам пахнуть им не перестает, особенно если это кошерный навоз…  Если бы они хоть что-то помнили, то не грабили бы свою страну, не строили бы за границей замки на наворованные деньги и не мечтали уехать, как они говорят, из этой страны… Раньше таких на-зывали манкурты… Но это было так давно и так иносказательно выражено, что почти никто не понял, о чем тогда написал товарищ Айтматов… Так мы слушаем вас, товарищ Мехлис….

Мехлис. Я, конечно, товарищ Сталин, скажу. Но  у этих (он обвел зал взглядом, особо остановился на Президенте) появилось много разных изобретений, которые развеивают прошлое в прах! Один нынешний их министр культуры чего стоит… Тут самый известный пропагандист прошлого века, как говорится, отдыхает… А мне не хотелось бы быть развеянным по Вселенной!

 Сталин (усмехнулся, пыхнул трубкой). Против нас, Мехлис, у них нет ни-какого оружия. Запомните это! Мы с вами близнецы-братья: вспоминают Сталина и тут же на ум приходит Мехлис…  Вспоминают Христа – тут же вспоминают Иуду. Иоанна-Крестителя скоро забудут, а нас с тобой - никогда!

Мехлис. А кто у нас, товарищ Сталин, был Иоанном Крестителем?

Сталин. Вы что, Мехлис? Забыли историю партийного движения в России?

Мехлис (растерянно). Нет, но… Неужели Плеханов?

Сталин. Вы, Мехлис, в своем уме? (Примирительно.) Ладно, не напрягайте мозги. Я говорю о товарище Ленине. Он был нашим Крестителем!

Мехлис. Простите, товарищ Сталин. Не всегда удается уследить за вашей мыслью…

Сталин. Ты лучше проследи на вот этими… господами… товарищами… Слишком много себе позволяют. Живут так, словно они купили нашу с тобой Родину, Мехлис. Ведут себя в России, как последние торгаши в  Иудейском Храме…

Мехлис. Товарищ Сталин, вы о какой родине говорите? Об Иудее или об СССР?

Сталин. Вы что, Мехлис, рехнулись? Какая Иудея?! Где твоя Родина, Мехлис?

Мехлис. Ну как… Конечно, моя Родина – Россия! А потом - СССР!

Сталин. И моя Родина – Грузия, Россия и СССР. Я их никогда не делил. Значит, в сущности, мы об одной Родине говорим… Но вы все же не увиливайте, Мехлис, скажите всем, что такое вера в завтрашний день.

Мехлис. Прежде всего, это вера в руководство партии и страны.
 
Сталин (считает). Раз…

Мехлис. Это вера, что и завтра, и всегда у человека будет работа…

Сталин. Два…

Мехлис. Что человек, несмотря ни на что, всегда получит заработную плату…

Сталин. Три…

Мехлис. И  что на эту заработную плату он никогда не умрет с голоду…

Сталин. Хорошо,  Мехлис, достаточно…

               Все министры, вице-премьеры, Премьер заинтересованно слушают               
               диалог Сталина и Мехлиса. И только на лице у Президента, словно    
               приклеенная маска, саркастическая полуулыбка и внимательный
               скептический взгляд из-под нахмуренных  белесых бровей.

               На некоторое время, примерно на полминуты, воцаряется тишина.

  Президент. (После паузы, обращаясь к присутствующим вице-премьерам и министрам). Не кажется ли вам, господа, что вызывая духов, мы хотели услышать решение конкретной проблемы, а вызванные духи говорят нам совсем не то, что мы хотим услышать? Причем здесь СССР, Древняя Иудея, Иоанн Креститель? Или  их Родина. О своей Родине я уж сам позабочусь,  без подсказок духов. Я не понимаю, что происходит! И вообще, кто из присутствующих  их вызвал сюда? Кто? Может, вы-звать других духов на замену, чтобы объяснили – быстро, коротко, ясно.

               В ответ Президенту – полнейшая тишина. Президент, словно обра-      
               щаясь за поддержкой, старается встретиться взглядом со своими
               чиновниками, но все, не дожидаясь президентского взгляда,       
               опускают глаза. Даже Премьер, мелко заморгал и закрыл глаза
               носовым платком. Президент хмурится.

               Сталин пристально смотрит  сначала на Президента, потом на          
                Мехлиса.

Мехлис (обращаясь  к Сталину и глядя на Президента). Прикажете пояснить?

Сталин. Нет. Я сам скажу. (Обращается к Президенту и всем присутствующим). Вам уже никогда не вызвать других духов. Вы слишком далеко зашли… Всегда, когда будете вызывать духов, являться будем мы с Мехлисом, и далее уже мы сами будем вызывать тех, кто поможет понять, что происходит в России…   Слишком много дурного ваши предшественники, ваши соратники сделали своей стране и своему народу. Да и вы принесли народу только беды. Что вы сделали хорошего? Ничего. Вами довольны только олигархи, люди в черных шляпах да Премьер Израиля. И, видимо, поэтому  нас с Мехлисом – через вас и ваших приспешников – вызвал сюда русский народ. И наш дух – дух понимания элементарных вещей и желания обрести народом правительство, действующее в его интересах, а не в интересах кучки корыстных, злостных, безжалостных насекомых, из которых кое-кто позволяет себе сидеть во время парада Победы и бегать на улицу Образцова за одобрениями и разрешениями,  и этот дух уже никогда не уйдет, пока Россией правите вы и вам подобные политики.  Запомните это. А вскоре это желание, как и всякий дух, овладевший народом, непременно материализуется, – хорошо, если в приемлемых для него самого формах и бескровных событиях. Люди, которые не хотят понять, что теряют страну, не имеют права ею управлять! (Обращается к Мехлису).  Они знают, что теряют страну, но электорат – избиратели, выбирая их с помощью их же административного ресурса говорят им, что они самые понимающие в том, что происходит.  Может, они и понимают, но это понимание – не в пользу Родины.
Президент (холодно). Позвольте, вы что, пытаетесь уличить меня в пре-небрежении национальными интересами или…  в государственной измене?

Сталин. Как можно такое говорить! Вы всенародно избранный Прези-дент, и потому можно говорить о вашей детской нерешительности и мяг-котелости или полном неумении управлять, но ни в коем случае не о государственной измене! Можно говорить о договоренностях с олигархами, с раввинами, но не о какой-то мифической измене.  (Усмехается и продолжает). Но доказательства несуществующему всегда найти легче, чем существующему – был бы человек, а Президент он или простой гражданин, – это значения не имеет. В то время, когда в НКВД был  трина-дцатый отдел, руководимый товарищем Рудневым , на любого человека находились доказательства его вины перед Родиной…

Мехлис. … и товарищем Сталиным…

Сталин (смерил Мехлиса взглядом. Президенту). Вы, должно быть, знакомы с трудами капитана Руднева…

Президент. Что-то слышал…. Но… не определялся с его доктриной…

Сталин. И зря! Великая чистка 30-х годов – это его разработка…

Президент. Вспомнил! Ведьмы и ведьмаки, евреи и Ламброзо , а в подтверждение его теории – состав наркоматов, которые – все – на 95 процентов – состояли из евреев! Вы об этом, товарищ Сталин?

Мехлис. Ну, не о той же глупости, согласно которой революция пожирает своих детей!

Сталин. Товарищ Мехлис!... Я вам слово не давал.

Мехлис. Простите, товарищ Сталин!

Сталин. Вопрос был задан мне. Мне адвокаты не нужны… Мой адвокат - История, а не люди…  И вот вам, товарищ Президент, мой ответ! Никто не вправе, даже я, обвинять Президента, в государственной измене… Это мои коллеги по бывшей партии – коммунистической – могут городить подобную чушь. Ельцину – как человеку, больному алкоголизмом, было все равно, кому пропивать народное богатство – своим или чужим. С помощью своих помощников он раздавал его всем, кто успел найти к нему дорогу первым. Первыми на раздаче народной собственности, как всегда, оказались, люди, может быть, и не знавшие и даже не слышавшие никогда о марранах , но всегда и везде бывшие именно ими, а не христианами…

Премьер (перебивает Сталина). Ну, конечно, ну, опять евреи!… Ну как же без них!

Президент жестом останавливает Премьера. Тот, недовольный, умолкает.

Президент (Сталину). Извините, товарищ Сталин.

Сталин (примирительно махнув рукой). Ничего. У него есть причины перебивать товарища Сталина, когда я говорю о еврействе. (Президент, поджав губы, внимательно смотрит на Премьера). Что вы так на него смотрите? Раньше надо было смотреть. Но я вас понимаю: лучшего исполнителя чужой воли, чем евреи, найти всегда было трудно. Так ведь, Мехлис?

Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.

Сталин (усмехнувшись, продолжает). Особенно среди горцев и русских. Что же касается обвинений в ваш адрес, товарищ Президент, то и здесь обвинители ошибаются. Они просто не знают, что вы договорились с действующими олигархами о разделе сфер влияния и мире: вы не мешаете им на основе принятых Думой законов грабить страну,  а они не лезут в во внешнюю политику.
 
Президент. Откуда вы можете знать, что я с ними об этом договорился? Я же выгнал Березовского, а российский суд посадил Ходорковского! (Возмущенно). О каких договоренностях вы можете говорить?!

Сталин (прошелся по коврам, пыхнул трубкой). У древних евреев был обычай. Раз в год они брали ни в чем неповинное животное – козла, мысленно передавали ему все свои грехи, и выгоняли в пустыню, где он, очевидно, и погибал. Так вот, ваш Ходорковский и Березовский – это те самые козлы отпущения, которых их братья-евреи – те самые олигархи, которые сейчас грабят Россию, предали и отправили с вашей помощью – нет, не в пустыню, а одного в Англию, другого в лагерь… Богатые люди –предатели по природе своей. Они принесли вам их в жертву. А вы эту жертву приняли. И случился на земле российской самый что ни  на есть новейший Завет: между Президентом России и еврейскими олигархами.

Президент (нетерпеливо). А если бы не принесли, точнее, если бы я не принял эту жертву, то что изменилось бы?

Сталин (дымнув трубкой). Многое. Вы все равно остались бы Президен-том, но только национальным, русским, и  стали бы отцом народов – как я в свое время.

Премьер (в зал). Вот,  соблазняет на диктаторство…

Президент (задумчиво). А тогда сейчас – чей же я Президент?

Сталин. Это не имеет никакого значения. Главное, чтобы этим вопросом всерьез не озадачился русский народ…

Премьер (откинувшись в кресле, уверенно). Но такого народа нет. Я не знаю такого народа. Есть россияне, а русского народа – нет. Это все выдумки националистов, экстремистов да Жириновского.

Мехлис. Не знаете такого народа? Но позвольте! Вы же перед отъездом в Палестину и Иорданию говорили о русских как самом большом народе нашей страны… Вами же было сказано, что русским свойственна терпимость, отзывчивость, умение уживаться вместе с соседями, строить совместное государство, уверенность в себе.

Премьер. Это был вынужденный пост. После известных событий на Ма-нежной я, как Президент, обязан был успокоить этот народ…

Сталин (глядя на Премьера). Какой откровенный  человек – Премьер России… Не правда ли, Мехлис? Даже про соседей не забыл сказать…

Мехлис. Так точно, товарищ Сталин, откровенный. И я сказал бы, что и смелый человек.

Сталин. Что вы имеете в виду?

Мехлис. Будучи Президентом он наложил эмбарго на поставку в Иран знаменитых ракетных комплексов С-300, посчитав, что Иран направит их против Израиля.
Сталин (обращается к Президенту). А разве эти комплексы относятся к наступательным видам вооружений?

Президент (сердито). Нет, к оборонительным.

                Сталин задумчиво смотрит на Премьера.

Сталин. Запрет на поставку соседям, с которыми ты не собираешься воевать, оборонительных вооружений, имеет иное название… Наверное, американский госдепартамент выразил глубокое удовлетворение тем, президент установил эмбарго на поставку в Иран оборонительных вооружений С-300? Мехлис, вам что-нибудь известно о реакции США на установленный запрет?

Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. США были в восторге.
 
Сталин (Мехлису). А как бы вы определи этот запрет бывшего Президента, а нынешнего Премьера?

Мехлис (не задумываясь). Как откровенное предательство своего союзника и национальных интересов России. Я думаю, что это был замаскированный акт троцкизма…

                Сталин,  искоса посмотрев на Мехлиса, прошелся по ков-рам,
                пыхнул трубкой.
                Президент, слегка наклонив голову,  исподлобья внимательно
                смотрит на присутствующих.

Сталин (словно размышляя вслух). Гм… Троцкизма? Гм, вы хотели сказать неотроцкизма? Интересная мысль… (Сталин задумался). А почему бы и нет? Сначала соседи России лишаются возможности защититься от американской агрессии, потом американцы  устанавливают над ними контроль, приближаются вплотную к границам России, а затем попытаются  осуществить какую-нибудь цветную революцию в самой России. Россия пока еще единственное препятствие на пути установления мирового господства «владельцам мировых денег». В конце концов, конечная цель троцкистов уничтожить национальные государства как таковые. Мехлис, что там писал Троцкий вопросу?

Мехлис (растерянно смотрит по сторонам). Но… товарищ Сталин… Я… Я никогда…

Сталин (лукаво). Что никогда? Никогда не были троцкистом? Зачем вы нам это говорите? Это знает даже Премьер-министр нынешней России. А вы, товарищ Мехлис, как бывший редактор  «Правды» обязаны знать, что говорил Троцкий о революции и русском народе…

Мехлис (со вздохом). Такое разве забудешь…

Сталин. Смелее, Мехлис, смелее, сейчас надо говорить откровенно и честно. Подходящий для этого момент.

Мехлис. Троцкий говорил, «если в итоге революции 90% русского народа погибнет, но хоть 10% останется живым и пойдет по нашему пути - мы будем считать, что опыт построения коммунизма себя оправдал».

Сталин. А еще?

Мехлис. Иудушка Троцкий ПРЕДЛАГАЛ уничтожить 90 процентов русского народа в процессе революции, а если мы все-таки уцелеем,  сделать из русских «белых рабов». «Русский народ нам нужен лишь как хворост для растопки мировой революции. Пусть он сгорит, зато какой займётся пожар...».

Сталин. Немного же Иудушка Троцкий мечтал оставить в живых из русских, а остальных, видимо, желал направить по пути иудаизма или сделать интернационалистами…  Мехлис, так вы полагаете, что Премьер в отношении  русского народа проводит троцкистскую линию?

Мехлис (со вздохом). Не могу  утверждать, что именно такую линию про-водит в жизнь Премьер, но он явно не жалует всех россиян.

Сталин. Что у нас полагалось на следование троцкизму?

Мехлис. Десять лет без права переписки, товарищ Сталин.

Сталин. Жаль было бы мальчишку, если бы мы были у власти. Но что по-делаешь….

Мехлис (торжественно.) Товарищ Сталин! Политическая борьба не знает таких понятий как «мальчишка-Премьер», «Премьер-киндер-сюрприз», «игрушка в руках олигархов».  В политической борьбе каждый отвечает сам за себя, включая партии, объединения, церкви и оппозицию…

Сталин. Да, конечно. В этой жизни каждый сам за себя. И только один вождь – за всех. И у вождя есть неотъемлемое право причислять к своим – одних, а к чужим – других. А кто есть кто – должен разобраться суд.

Мехлис. И еще, товарищ Сталин, если эти… ныне правящие Россией, такие умные, то почему народ-то так плохо живет? Значит, они делают это сознательно, прикрываясь своими русскими фамилиями – мол, это русские дураки так правят своей страной, хотя на самом деле, поделив Россию по праву хазаки,  окончательно растаскивают ее… Скоро уж вообще… на куски растащат…

Сталин. Интересная мысль, товарищ Мехлис… Очень интересная… Ну, суверенитет и целостность страны, я думаю, Президент хоть как-то обеспечит…

Мехлис. Я сомневаюсь в этом, товарищ Сталин. Слабоват он против вас…

Сталин. Не надо мне льстить, Мехлис. Лучше скажи, как ты думаешь,  в настоящее время у русского народа – титульного народа России – есть свой вождь?

Мехлис. Уверен, товарищ Сталин, что такого человека сейчас в России нет!

Сталин. А Президент?

Мехлис. Президент, мягко говоря, человек очень острожный и из-за боязни потерять власть, он полностью подчиняется раввинам и их ставленникам!

Сталин. Вы, Мехлис, в своем уме? Если Президент подчиняется раввинам, то, следовательно, и власть принадлежит раввинам, а не ему?

Мехлис. Я в своем уме, товарищ Сталин. Разум утрачен русским народом, почитающим Президента своим – русским Президентом, в то время как он – не что иное, как ставленник олигархов.  Мне однажды попало фото из фотоотчета о встрече Президента с раввинами. Я назвал его: «Прези-дент России получает наказы своих истинных избирателей».

                Мехлис показывает на стену за арьерсценой, на которой
                неожиданно появляется огромная фотография с несколькими
                десятками раввинов, стоящими полукругом возле Президента.

Представьте здесь Президента с пейсами, черной бородой и в черной шляпе – чем не раввин? (Широко улыбается.) Стопроцентный иудей! Один из них…

Сталин. Не знал, что вы такой шутник, Мехлис… В их нынешнем правительстве почти каждому наклей черную бороду, напяль черную шляпу – и готовый раввин...

Мехлис (удивленно.) Но это так и есть! Это уже не шутка!  Мы с вами, товарищ Сталин, в 37-38 годах приложили огромные усилия, чтобы истребить еврейско-большевистскую гвардию, изничтожившую миллионы русских людей, и возродить перед войной с Гитлером русскую национальную идею – идею независимости от кого бы то ни было! Нынешние власти ищут русскую идею… Слепцы лукавые… Русская идея заключается в одном слове – НЕЗАВИСИМОСТЬ! Русская идея – это независимость рус-ского духа, русской жизни, русской души от чуждых идей о толерантно-сти,  от американской мечты, да и вообще – от любых идей иных неславянских национальных государств, групп, наций и партий. Именно эта русская идея, суть которой составляет русская национальная независимость, русский национализм,  помогла одухотворить  борьбу против Гитлера и победить в Великой Отечественной войне! Нынешние правители   умышленно потеряли эту русскую национальную идею, и поэтому сейчас  в России – все наоборот! Русский народ, как титульную нацию, не при-знает даже Конституция… О какой независимости России можно сейчас говорить? Еще немного и Россия станет вторым Хазарским каганатом!

               Сталин, внимательно слушавший монолог Мехлиса, остановил его речь
                его взмахом своей трубки… Мехлис, подчиняясь Вождю, прекратил
                речь. Сталин прошелся по коврам, изредка останавливаясь.

Премьер (нетерпеливо переступает с ноги на ногу. Потом взвинчено, с апломбом, повернусь к Мехлису, топает ногами и грозит сжатыми кулаками). Как вы смеете разглашать государственную тайну? Это предательство великого народа, предательство великого замысла. (Со злобой). Ну, ничего, ничего, остается совсем немного… Вам это так не пройдет… Мы сотрем о вас все упоминания в истории… (Президенту, с вызовом). А вы почему молчите?

             Мехлис спокойно смотрит на Премьера, переводит взгляд на Сталина.

Президент (Премьеру). Не надо нервничать. Мы их вызвали – они пришли (Президент кивает в сторону Сталина, а потом Мехлиса). И скоро уйдут.  Пусть поговорят.  Удалим их восвояси – и все останется по-прежнему. (Обращается к Сталину. Заинтересованно). А вот сейчас, в нынешней ситуации, что нужно сделать Президенту, чтобы стать не  только национальным, русским Президентом, но и отцом всех народов России – каким были  вы в свое время?

              Сталин дымит трубкой. Сквозь дым изучающе смотрит  на Президента.
              В это время Премьер подходит к самому краю авансцены и, прищу-
              рившись, тихо произносит.

Премьер (обращается к залу). Вот, сейчас снова начнут соблазнять… Говорил я ему, что… (С обидой). Тоже мне – нашли лидера национально-освободительного движения…
 
Сталин (Президенту). А ничего и делать не надо. Надо, чтобы вы пришли к пониманию необходимости стать национальным лидером и провели очистительные мероприятия. Без очистительных мероприятий не может состояться национальный лидер. Без очистительных мероприятий народ воспринимает вас как пахана в воровском правительственном кагале…   

Мехлис (потирая руки). О, очистительные мероприятия… Это великолепно! Хорошо бы для начала врачи алексеевской больницы вставили клизму вашему Премьеру… Если судить  по некоторым его поступкам и верить Ламброзо, то уже пора…

Премьер (на удивление спокойно). Это вас надо туда отправить… Надо же – разгласить тайную идею о Втором Великом Хазарском каганате… Предатель…

                Мехлис не удостаивает Премьера даже взглядом.
                Сталин сильно дымит трубкой, потом поднимает ее вверх. Все с
                удивлением наблюдают за его действиями. Из  трубки идет сильный
                дым.

Сталин (опустив трубку). Все, что мы сейчас тут говорим, - это дым. Президент правильно говорит: удалите нас с Мехлисом в вечность – и все у вас будет по-старому. Русский народ будет спать. Ваши сладкоголосые сирены в ваших телевизорах сделают все, чтобы он еще долго не проснулся. Так что довольно обвинений! Чтобы понять ситуацию, не надо никого обвинять в измене, а просто честно проанализировать, что происходит в стране. Товарищ Мехлис, вы проанализировали состояние России в данный момент? 

Мехлис. Так точно, товарищ Сталин. 

Сталин. Скажите нам откровенно: что вас больше всего удивило? Говорите, как есть, ведь в Кащенку вас, ДУХА, все равно не отправят!

Мехлис. Товарищ Сталин… За правду я, конечно, готов и  к Сербскому, и в Кащенку… Масштабы воровства из государственного бюджета… товарищ Сталин… масштабы поражают…. Воровство из русского бюджета и отправка уворованного за границу – это помощь Западу серьезнее, чем план Маршалла… Даже народные артисты возмущаются… Артисты понимают!   Я, хоть и еврей, но мне обрезали не честь…  При подобных масштабах воровства, я, будучи, Президентом, как человек чести, застре-лился бы…

Сталин (внимательно посмотрел на Мехлиса, пыхнул трубкой,  прошелся  по кремлевским  коврам). Как вы себе это представляете, Мехлис? Чтобы первое лицо государства российского, закончило жизнь самоубийством…. Тут вы, Мехлис, погорячились… Россия, хоть и считается Третьим Римом,  но она так же далека от него как по менталитету, так и по времени.  Русские – христиане,  не стоики. Это в Риме считалось, что самоубийство императора -  высший акт проявления «мужества быть» и возможности остаться  человеком.  А в России, Мехлис, ничто не может стать причиной самоубийства высшего должностного лица:  ни позор, ни преступ-ление, ни удручающее состояние страны,  ни  обнародование материалов личной жизни, ни людские бедствия.  Подобные обстоятельства не могут стать причиной  для самоубийства и более мелких фигур на политическом Олимпе.  Это называется государственный иммунитет. А состоит этот иммунитет вовсе не из сострадания, жалости, эмпатии, а из чувств и состояний им противоположных… Президент – стойкий человек, даже крестится иногда, может,  и молится при этом... Оппозиция утверждает, что он собирается править страной, как минимум, еще одиннадцать лет… И даже угроза исчезновения титульной нации в результате  заселения страны мигрантами с окраин разваленного СССР, - процесс, напоминающий мне захват Римской Империи варварами, не может стать причиной самоубийства первого лица в государстве.

Мехлис. Вы полагаете, что такая угроза реальна? 

Сталин. Я назвал несколько угроз: о какой из них вы спрашиваете?

Мехлис. Об угрозе заселения страны мигрантами, конечно, а не про одиннадцать лет предстоящего правления. Это предрешено…

Сталин. Согласен. Нищий народ не любит думать.  Нищий народ любит обещания. Они усыпляют сознание лучше любой колыбельной. Поэтому одиннадцать  лет правления Президенту обеспечено, а народу обеспечена нищета. Президент всегда дает серьезные обещания в своих ежегодных буллах парламентариям. Все принимают эти планы за чистую правду. А он просто тренируется.
 
Мехлис (непонимающе). Простите?

Сталин. Тренируется! Говорит, после завершения политической карьеры, хочет заняться литературным творчеством.

Мехлис (с улыбкой). Надеюсь, он не станет в литературе последователем…

Сталин (перебивая). Он там никем не станет. Не стоит беспокоиться. Так, жанр мемуаров, тяжелое шевеление языка, с трудом подчиняющегося усыхающим старческим мозгам…

Мехлис (озадаченно). Но это же все равно очень опасно…

Сталин (уверенно). Не стоит беспокоиться. В мемуарах еще ни один политик не написал, чьи заказы он выполнял, проводя в жизнь так называемую «свою политику»… Хотя у него есть возможность, при желании, просидеть на троне и больше, чем одиннадцать лет (Сталин выразительно посмотрел на Премьера). Этого не видит только тот, кто не желает этого видеть. А народ – он все равно не думает. Особенно русский народ. Не зря говорят, что русский народ силен задним умом. Мы нашему товарищу, члену Политбюро, чтобы лучше думал, иногда подкладывали под зад помидор …

Мехлис (с усмешкой). Помню… Как же! Даже пикнуть не смел. Так и сидел на… помидорах…

Сталин. А русский народ всегда на них сидел, но это нисколько не пробу-дило его мышления… Это и стало причиной его почти полного исчезнове-ния за последние тридцать лет…

Мехлис (удивленно). Простите, товарищ Сталин, но я не понял… про исчезновение?

Сталин. Что тут непонятного, Мехлис? В каждом народе сначала исчезает дух. Потом традиции. Потом облик. У нашего народа, у русских, остался только облик. (Сталин посмотрел в сторону сидящих за столом). Вместо русского духа остался только дух прибыли и дохода любым путем. Какой русский не обманет сейчас своего самого близкого родственника ради маленькой наживы и не прольет его кровь ради больших денег? Раньше это было присуще только евреям в отношении гоев,  а теперь они привили это русским в отношении русских..  Русским осталось преодолеть только русский облик. (С горечью). Остальное они уже сумели преодолеть...

Президент. Но вы грузин? Почему вы причисляете себя к русским?

Сталин (задумчиво прошелся по коврам, дымнул трубкой). Конечно, я мог бы ответить вам вопросом на вопрос, но это мне не к лицу, не позволяет русская культура во мне… Я ответил на ваш вопрос?

Президент. Не совсем понял…

Сталин. Это просто: я человек русской культуры.

Мехлис (поспешно). Как и все большевики!

Сталин (пристально посмотрев на Мехлиса). Я бы воздержался от такого утверждения: среди большевиков, Мехлис,  было слишком много евреев…

Мехлис (обиженно). Но мы же сделали революцию…

Сталин. А что еще, Мехлис, вы можете сделать кроме революции, хаоса и истребления, беспорядка и разграбления? Что? Современное состояние России – это же ваши труды, Мехлис…

Мехлис (обиженно). Если вы обо мне лично, то я, товарищ Сталин, всегда был вашим верным помощником. За остальных не отвечаю. И труды это не мои, а Чубайса и компании…

Сталин. Последнее ничего не меняет. Я не отрицаю, вы были мне верным помощником, но только в вопросах разрушения или уничтожения. Созидание, Мехлис, так же было недоступно для вас, как осталось оно недоступно для Чубайса, Гайдара или Козырева, Ясина и прочих….   Но несмотря на то, что при  мне в Правительстве было много евреев, ни у кого из русских царей не было такого порядка в стране, как у меня.

Мехлис. При  царях нас даже близко к трону не подпускали. Поэтому у них и не было такого порядка… А при вас – всегда стояли рядом мы …

Сталин. Вы, евреи, безусловно, могли  рассчитывать на мое расположение, но не на снисхождение к вам… Значит, если говорить о порядке, то дело совсем не в вас. От вас ничего кроме смуты, предательства и доносительства я никогда не ожидал, а потому тотально контролировал всю вашу деятельность… Вы же не умеете созидать. Ваше созидание – это воровство, обман, ограбление. Преступлением можно создать только одно – богатство. Именно это вы и умеете делать…  Вы даже свое отечество разрушили, свое государство.

Мехлис (обиженно). Мы никогда не разрушали своего государства. Это сделали римляне.

Сталин. Они допустили большую историческую ошибку, а вы, как могли, способствовали её совершению… (С усмешкой). И сделали это так удачно, что в мире совсем не осталось евреев… Они все слились с титульными нациями… И появилась пятая колонна для всяких революций…

Мехлис. Товарищ Сталин, все это было после служения и воскресения Христа, а что было после Христа – было осуществлено по божьей воле. Иначе христианство так и осталось бы сектой в иудаизме, и евреи никогда бы не слились с титульными нациями, и я не говорил бы сейчас с вами как христианин с христианином…

Сталин. Полноте, Мехлис. Какой вы христианин…

Мехлис (гордо). Мехлис всегда служил вам и потому – христианин!

Сталин (с усмешкой). Парадоксальное утверждение…

Мехлис (продолжает с еще большей уверенностью). И, как большевик, я никогда не допустил бы ошибки ложного интернационализма: впускать в Россию всех… А ведь пускают всех! А это, товарищ Сталин, выливается в угрозу утраты Россией национальной самостоятельности. Странно, что никто не видит и угрозу территориальной целостности России в результате  китайской экспансии на Дальнем Востоке… Буза японских премьеров насчет Курил – это комариный писк в сравнении с незаметным молчаливым роем китайских аграриев от Владивостока до Уральских гор. Следствием этого может быть  аннексия территории страны в этих пределах…
 
Сталин. А что на это нам скажет товарищ Президент?

Президент. Мехлис преувеличивает. Раздувает из мухи слона.

Сталин (с усмешкой). Из русской мухи – еврейского слона?

Президент (твердо). Еврейских слонов нет. Это все еврейские штучки в надежде поссорить  нас с великим китайским народом.

Мехлис. (Крайне озадачен. Он даже присел на подвернувшее кресло, рядом с Премьером.) Товарищ Сталин, устал я тут… Не мы же управляем этой великой страной и ее народом… И зачем нам… вообще обсуждать эти проблемы? Я ведь  могу не вынести всего этого… я переживаю, а у меня у повышенное давление, и так уже было два инфаркта…

Сталин. Мехлис, вы уже давно – дух! У духов не бывает инфарктов, инсультов, стенокардии и заворота кишок!  Лучше скажите, какое у вас мнение о санкционированном властями заселении страны мигрантами и угрозе целостности страны? Можно ли этот процесс остановить?

Мехлис. Я думаю, товарищ Сталин, эти процессы - заселение районов страны с титульной нацией всякими мигрантами, - можно и необходимо приостановить так же,  как и экспансию китайских аграриев с возможной последующей  аннексией  Китаем Дальнего Востока, Восточной и части Западной Сибири. Все это, повторяю, можно легко предотвратить. Но тут нужна такая политическая воля как у вас, товарищ Сталин. Слишком много внутренних проблем накопилось в стране за какие-то двадцать лет. К бегству мозгов и утечке капиталов присоединилось неслыханное воровство, безнаказанность и заселение России иноверцами.  Я думаю, если такая воля не проявится, то… возможна четвертая русская революция, она же - последняя… Для России она будет последней независимо от того, в какие цвета она будет окрашена.

Сталин (пыхнул трубкой, задумчиво прошелся по коврам). Полагаю, с вашим мнением, товарищ Мехлис, относительно готовности России к революции следует согласиться. Но революции в России не будет. Конец России придет без всякой революции: ее просто распродадут, потому что разворовать ее невозможно, она слишком богата для этого…

Президент (возмущенно).  Как это - распродадут? Я не позволю!

Сталин. А вас и спрашивать никто не станет, как не спрашивают сейчас, разворовывая ее…

Президент (нервно). Но все же воруют тайно! Никто же не делает это открыто, никто же признаётся, что он  - вор!

Сталин (с усмешкой). А вы ничего не понимаете, не видите, и ваше окружение ничего не видит и не понимает… У вас скоро дойдет до того, что люди из вашего окружения будут хвалиться друг перед другом тем, кто больше украл из бюджета…
Мехлис. Вот-вот, именно: окружение-то и ворует больше всех. И у них не принято сообщать «кому следует», если страну грабят. Они там и собираются, в этом окружении,  чтобы создавать себе и своим людям условия для грабежа и воровства, да и, пожалуй, всему чиновничеству…

Сталин. Потому Президент должен контролировать все и всех сам! По крайней мере, проконтролировать министров и свое окружение совсем нетрудно…

Президент. Не дело, когда  Президент дает указание следить за своими подчиненными и контролировать наличие у них счетов и состояние этих счетов… Я обязан действовать в соответствии с Конституцией.

Сталин. Конституция в определенных случаях – фиговый листок, которым прикрывают свое бессилие и неумение управлять страной.

Президент. Но так считаете вы…

Сталин (останавливается напротив Президента и внимательно смотрит на него). Я просто обязан заметить вам, что ваше поведение напоминает мне следование высказыванию одного из моих оппонентов – Муссолини, который говорил, что в мире больших денег и политики лучше всего действует один закон: «Для друзей – все, для остальных – закон». А неведением прикрываются все: и политики, и их друз
ья.
Президент. Товарищ Сталин, вы хотите сказать, что я действую в соответствии с этим законом?
 
Сталин. Я не хочу это сказать – я это уже сказал. Это, во-первых. А во-вторых, в соответствии с этим законом вы не действуете, а бездействуете… Разве вам не известно, что в политике бездействие равно действию?

Мехлис. Позвольте высказать догадку, товарищ Сталин? Относительно бездействия Президента в сложившихся условиях?

Сталин. Хорошо, высказывайте.

Мехлис. Товарищ Сталин, я думаю, что и действия Президента, и его бездействие направлены на создание условий для государственного переворота, после которого непременно случится революция!

Президент (прикрыв глаза и покачав головой). Товарищ Сталин, Мехлис бредит. Он мне уже надоел.

Сталин. Пусть бредит. Бред умных людей бывает полезнее речей образованных дураков. (Подумав). Мехлис, вы имеете в виду переворот в том виде, в котором он был в России в 2008-2012 годах?

Мехлис. Нет, товарищ Сталин. Это будет настоящий переворот – с упразднением и разгоном всех ветвей власти – как и положено при перевороте.
 
Сталин (подумав). Я думаю, что переворот в том виде, в котором он был в 2008-2012 годах, может случиться еще раз. А что касается ветвей власти, они уже сейчас выполняют служебную роль при Президенте, значит, и нет необходимости их упразднять. И революция в нынешней России невозможна –  ни до всяких переворотов, ни уж тем более после. Что это вы, Лев Захарович, краски сгущаете? Хватит лить русскую кровь…

Президент. Я думаю, что вы, товарищ Сталин, сгущаете краски в отношении ветвей власти… Они действительно «ветви власти»… А переворота не будет: я уйду, подготовив преемника, поэтому никаких переворотов. И насчет революции, товарищ Сталин, я согласен с вами полностью. Она невозможна.

Мехлис (с чувством). А я считаю, что революция возможна! Я, скорее, сомневаюсь в ее невозможности, товарищ Сталин.

Сталин. Ваша настойчивость, Мехлис, несколько удивляет, и, похоже, не только меня. (Подумав). Хорошо! Тогда я хотел бы услышать от вас, товарищ Мехлис, как вы обосновываете, свою точку зрения на возможную революцию в современной России?

Мехлис (переминается с ноги на ногу). Товарищ Сталин… Я…

Сталин. Что такое, товарищ Мехлис? Что вы, как школьник? Говорите!

Мехлис. Товарищ Сталин, я думаю, что лучше мне обосновать свою точку зрения вам одному…

Сталин (пристально посмотрев на Мехлиса). Почему?

Мехлис. Это может быть… государственным секретом. А тут… (Мехлис указал рукой на сидящих).

Сталин. Полноте, Мехлис, играть в шпионов. Здесь все высокопоставленные руководители. (С усмешкой).  Агенты влияния давно за пределами Правительства. Судя по размаху воровства в отдельных государственных корпорациях, их отправили работать именно туда. В ссылку. Говорите.

Мехлис. Куда отправили – в Сколково?
 
Сталин. Вы ослышались. Так излагайте нам свою точку зрения на возможность революции в современной России.
 
Мехлис. Товарищ Сталин, я, в таком
случае, снимаю с себя ответственность за последствия.

Сталин. Мехлис, ответственность – это не голова  и не шинель, и даже не звезды на погонах, ее не так просто снять… (Президенту.) Я надеюсь, никто не ведет стенограммы этого заседания?

Президент. Я запретил. Но по итогам заседания будет принято постановление.
Сталин (удовлетворенно кивает). Хорошо. (Мехлису.) Говорите.

Мехлис. Есть два сценария последней русской революции: по первому сценарию, она может произойти в ближайшее время…

Сталин (перебивая). В ближайшие месяцы или годы?

Мехлис (уверенно).  В ближайшие три-четыре года. А  если этого не произойдет, то будет… (неожиданно умолкает).

Сталин. Ну, Мехлис, смелее… Что будет?

Мехлис. Сначала, товарищ Сталин, будет ускоренное развитие революционной ситуации.

Сталин. Что означает «ускоренное развитие революционной ситуации»?

Мехлис. Это значит, что воровство и грабеж населения станет основным способом существования всего российского чиновничества…

Сталин. А что, разве сейчас это не так?

Мехлис. Сейчас воровство, как вы верно подметили, это  – основной способ обогащения политической тусовки.  Не воруют только отдельные чиновники.

Сталин. Понятно. Вы хотите сказать, что потом воровать и брать взятки будут все без исключения?

Мехлис. Так точно. И главное – вырастут масштабы. Объемы уворованных средств из госбюджета увеличатся в десятки раз, затем, очень быстро, начнется падение экономики. Это приведет к невозможности выполнения социальных программ, к прекращению выплаты пенсий и заработной платы всем так называемым бюджетникам. Буржуазия урежет заработную плату, и при этом будет брать на работу только тех, кто не будет требовать никаких социальных пакетов.

Президент (Сталину). Товарищ Сталин, этот господин явно не в себе… Предложите ему прекратить оглашать глупости...

Сталин (с усмешкой, иронично). Глупости? А мне нравится слушать глупости моих соратников. Особенно, если соратник был в свое время «глазами и ушами» партии и правительства. Продолжайте, товарищ Мехлис.

Мехлис. Обнищание масс перевалит критическую черту, возврат из-за которой возможен только через революцию.

Сталин (с сомнением). И тогда  произойдет революция?

Мехлис. Нет…

Сталин. Непонятно! То будет революция, то не будет революция… Това-рищ Мехлис! Вы уж определитесь…

Мехлис. Революции не будет, потому что отсутствует главная составляющая революционной ситуации…

Сталин. Под отсутствием главной составляющей  революции вы имели в виду отсутствие должного количества евреев?

Мехлис. Разумеется, товарищ Сталин. Поэтому революции не будет…

Премьер. Разумеется, какая же это революция без наших представителей? Кому отойдет собственность и власть? Кто будет давать команды усмирять бунты, восстания и расстреливать, гноить в застенках и «соловках»?

Мехлис (резко Премьеру). Вот тут-то и произойдет то, что я называю переворотом! Это будет национальный переворот…

Премьер. Национальный? Русский? Ха-ха-ха… Что-то вы такое сочиняете, Мехлис… Где же вы рассмотрели в России русскую нацию? В России только евреи сохранили национальную идентификацию и преумножили себя как нацию… Русские не сохранили себя как популяцию. У них ни нормальной стаи, ни вожаков не осталось… Это скопище трусливого пьяного пушечного мяса…

          Мехлис недовольно хмурится. Сталин с интересом рассматривает Премьера.

Мехлис.  Разрешите продолжить, товарищ Сталин?

Сталин. Подождите, Мехлис. (Обращается к Премьеру). Даже узком кругу такие заявления являются оскорбительными, если в нем есть хотя бы один русский.

Премьер (с вызовом). А кто здесь русский?

Сталин. Я, я русский.

Премьер (с усмешкой). И у вас есть доказательства?

Сталин. Да. 1937-1938 год… Вам конкретизировать?

Премьер (скривив недовольное лицо). Ну, постреляли вы наших в те годы. Много постреляли. Почти всех партийцев-евреев, партийцев-НКВДэшников... Но сейчас вы не в счет. Сейчас вы – дух. Поэтому мое мнение невозможно опровергнуть.


           Сталин смотрит на Президента. Президент перехватывает взгляд Сталина.


Президент. Он сказал правду: евреи,  народы Кавказа  и остальные народы в России - все народы сохранили себя как нации и помнят о своем национальном достоинстве, - все, кроме русских. Чего ж тут оскорбительного для русских?

                Сталин, дымнув трубкой идет по ковру,
                останавливается в центре сцены, говорит в зал.

Сталин. Интересное мнение. Продолжайте, Мехлис.

Мехлис.  Все условия, о которых я говорил ранее и то, что было сказано сейчас Премьером, Президентом и товарищем Сталиным, - это условия для переворота, переворота  одного человека в интересах большинства населения России.

Сталин. Что-то я не совсем понимаю вас, Мехлис…

               Мехлис хочет что-то сказать, но Сталин
               неожиданно поднимает руку, останавливая его.

(Продолжает, сделав несколько шагов и пыхнув трубкой). Один раз, как я уже говорил, Президент совершил переворот. Я бы назвал его – оранжевым переворотом правящих кукловодов. Он состоял в том, что Прези-дент избрал вместо себя с помощью народа нынешнего премьера, который подержал для него президентское кресло до следующих президентских выборов. Кукловоды остались прежними.  Все всё понимали, но ни-какой революции и  возмущений не произошло. А потом он снова стал Президентом. И все, на что оказался способен русский народ в условиях такого переворота – это подвигнуть писателя, актера и продюсера говорить правду людям . И их выступления показали, что русский народ стал глух к правде. Он слышит только звуки дудочки Нильсов – Горбачева, Ельцина… Дудочки  Премьера и Президента наигрывают ельцинскую ме-лодию в обработке Чубайса и олигархов, основной мотив которой – обогащайтесь, как можете... Хотя Президент иногда сбивается и играет не по нотам – и тогда «невиновные» отправляются в свободную Англию или в лагерь… Побольше бы таких «сбоев» - глядишь, и мелодия стала бы политически правильной...

Мехлис (нетерпеливо). Разрешите продолжить?

Сталин. Хорошо, продолжайте.
 
Мехлис. Товарищ Сталин, политическое самосознание народа…

Сталин (прерывает).  Бросьте, Мехлис! Если вы сейчас говорите о русском народе, то ошибаетесь: нет у русского народа никакого  политического самосознания! Слишком велика разобщенность народа, чтобы можно было говорить о его политическом самосознании. Но вообще-то, самосознание, конечно же, есть. Сознание русского народа в настоящий момент определяется двумя составляющими: жаждой обогащения каждого любой ценой и страхом каждого за завтрашний день. Такое сознание исключает самосознание. У трусов есть только инстинкт, но никак не самосознание. Навязав  ему западные ценности, Президент и Премьер вылепили для себя послушный и самый трусливый в народ на Земле.

Мехлис. Согласен. И желание обогатиться любой ценой есть, и страх есть. Но и революционное политическое самосознание есть! Правда, оно спит…

Сталин. Да, как медведь. Только весна в России не предвидится вообще. Поэтому этот медведь не проснется. Все больше признаков того, что в России подмораживает. И это хорошо – с моей точки зрения.

Мехлис. Но я сделал анализ ситуации и пришел к иным выводам! В России в настоящее время налицо все три признака революционной ситуации!

Сталин (пристально смотрит на Мехлиса). Хорошо. Подведем предварительные итоги. Но помните, Мехлис, «что для марксиста не подлежит сомнению, что революция невозможна без революционной ситуации, причем не всякая революционная ситуация приводит к революции. Каковы, вообще говоря, признаки революционной ситуации в России в настоящее время?»

Мехлис. Масштабы воровства в стране настолько велики и страшны своей безнаказанностью, что представления  о том, что все позволено, становятся  убеждениями правящей верхушки. «Верхи» не могут  жить  по-старому: им большего подавай!  Если бы можно было украсть Кремль и Красную площадь, они бы это сделали не задумываясь!

Сталин (искоса, с любопытством, смотрит на Мехлиса). Кремль… Кремль был украден ими в первую очередь. Без этого преступления невозможно было безнаказанно красть все остальную собственность.  Но Мехлис, - куда ж еще больше? Воруют сколько хотят, ответственности не несут, живут как эмиры… Куда больше, Мехлис?!

Мехлис. Я тоже так думал. Раньше. Пока случайно не побывал как-то на одном предвыборном съезде или собрании, черт их разберет, этих нынешних. У них там на трехцветном флаге медведь был изображен… Так вот на нем их главный, кажется, губернатор, говорит полному залу своих сторонников, что мы, мол, столько уже лет правим, всего достигли, всего у нас в достатке, так что пора и о людях подумать. А из зала ему отвечают, что, конечно,  неплохо бы каждому из нас, ваших верных слуг, деревеньки по три-три четыре на двести душ каждая, а ему из зала отвечают, что столько, мол,  деревенек, чтобы на каждого хватило, уже нет –  все раз-валили, но можно, говорит, землицу поделить, а на нее таджиков завезти… Тут все так дружно зааплодировали, что я чуть не оглох… Я потом даже к себе доктора вызывал…

Сталин. Опять вызывал? Тогда на фронт из кремлевской больницы самолет вызывал, а сейчас… Ай, Мехлис…

Президент (Сталину). Вранье, товарищ Сталин, чистой воды вранье!

Сталин. Что, вранье? Что Мехлис самолет за доктором посылал?

Президент (нетерпеливо). Нет, собрание – чистое вранье…

Сталин (строго). Мехлис, это правда?

Мехлис (глядя Сталину в глаза). Честное партийное…

                Сталин  задумывается и  неслышно идет по коврам вдоль сидящих
                министров и вице-премьеров, словно приклеенных к креслам.
                Сталин не замечает их присутствия.

Премьер (неожиданно кричит. В тишине его выкрик звучит так громко, что Сталин повернувшись несколько раз оглядывает его с головы до ног). Пусть Мехлис город назовет, где это было!

                Сталин вопросительно смотрит на Мехлиса.

Мехлис. Город? Пожалуйста: Воровоград!

Премьер (язвительно). А вот и нет такого города-то!

Мехлис (Сталину). Товарищ Сталин, там все выступающие, начиная выступления, говорили так, точно клялись: «Я, воровоградец»… Поэтому я решил, что и город, где все это происходит и есть город Воровоград!

Президент (задумчиво). Черт! Может, уже что-то переименовали? На деньги, наворованные ими из бюджета, они могут и страну переименовать... Проснешься,  а ты уже Президент какой-нибудь другой страны, ка-кой-нибудь Азербхазарстанской республики… или вообще не Президент, а всего лишь раввин Садового  кольца…

Мехлис (смотрит  на Президента, усмехается). Что вы – Садового кольца!… Вас чтят, как живого бога… Никого еще до вас  мои соотечественники не называли самым большим другом Израиля, так много сделавшим для евреев в России.  Так что  если и  переименуют, то всю страну  и сразу в Путинзраиль… (Повернувшись к Сталину).
 
Сталин (недовольно). Мехлис, давайте об этом потом ему скажете, а то, можно подумать, что он не знает…

Мехлис. Да, простите, товарищ Сталин. Но одним из самых ярких свидетельств того, что верхи не могут жить по-старому, стало недавнее заявление нового русского миллиардера о том, что необходимо разделить «ГАЗПРОМ», чтобы одна его часть работала на Европу, а вторая – на Дальний Восток и Восточную Сибирь.

Сталин (мрачно). Дальновидное предложение. После раздела «ГАЗПРОМА» они разделят Россию. По уральскому хребту. Да, Мехлис, при мне такое предложение было бы  неоспоримым свидетельством, что верхи совсем не хотят жить – ни по-старому, ни по-новому… А при них (Сталин махнул рукой) это признак революционной ситуации…
 
Мехлис. А недавно, товарищ Сталин, Президент внес в Думу проект закона о возврате вкладов… Я думаю, это предложение – лакмусовая бумажка для членов правящей партии. Ведь это пробоина в борту правящего корабля…

Сталин. Вы думаете, с корабля побегут?

Премьер (с возмущением). Вы на что тут намекаете?!  Мы тут все по убеждениям.

Мехлис. Товарищ Сталин не намекает, а ясно говорит: побегут…

Сталин. Скажите, Мехлис,  членство в какой-либо партии стоит награбленного или украденного богатства?

Мехлис. В партии, где перебывали все олигархи, членство может быть дорого тем, кто еще недоворовал и недограбил… Все остальные побегут – только серые плоские хвосты замелькают на границе…

Премьер. Как вы смеете, Мехлис?!

Сталин (поднимая руку с трубкой). Спокойнее. Здесь же не английский парламент, наконец… Лучше назовите мне хотя бы одного члена вашей партии, который  в последние 20 лет трижды не отрекся бы от своих убеждений и не перебежал из партии в партию? Акт отречения от убеждений, если на карту поставлены большие деньги, большинству ваших людей совершить также просто, как выпить стакан воды.
 
Мехлис (потирая руки). Я с удовольствием добавил бы им в воду цианистого калия…

Сталин. Вы слишком строги к ним, Мехлис… Это же люди, не помнящие родства, а к таким… я опущу это крепкое слово, каким хотелось бы их назвать, - надо относиться со снисхождением, ведь это их вера, - вера в то, что все позволено: предать, продать, отречься…

Президент (с возмущением). Ваши высказывания переходят все допусти-мые границы, господа из прошлого! Что все это значит?

                Мехлис хотел что-то сказать, но Сталин остановил его жестом
                руки. Мехлис почтительно склонил голову. Он взволнован, что
                хорошо видно по мимике его лица.


Сталин. Это значит, что Мехлис охарактеризовал нам первый признак революционной ситуации в России.

Мехлис (возбужденно). Но главное, что при этом Президент,  зная, что происходит в стране, не предпринимает никаких мер по борьбе с ворами и внутренними врагами страны…

Президент (с усмешкой). Вы полагаете, что это и есть признак революционной ситуации?

Мехлис. Несомненно, если брать в совокупности нежелание верхов жить, не воруя и ваше нежелание хоть как-то воспрепятствовать грабежу страны и государственного бюджета.

Сталин. А я думаю, что это и признак революционной ситуации, и, одновременно, свидетельство беспомощности и  деградации власти.

Мехлис (напористо). Есть и второй признак. В условия выживания поставлено фактически 80 процентов населения. То есть налицо массовое обнищание, крайняя нужда…

Сталин.  Да? И у вас есть этому доказательства?

Мехлис. Конечно. Одну минуту. (В руках Мехлиса появляется черная папка. Развернув ее, зачитывает.) С доходом ниже 3422 рубля в месяц в России живут 13,4% населения. Это состояние крайней нищеты.
– В нищете живут 27,8% населения с доходом от 3422 рублей до 7400 рублей в месяц.
– В бедности живут 38,8% населения с доходом от 7400 рублей до 17000 рублей в месяц.
– «Богатыми среди бедных» являются 10,9% населения с доходом от 17000 рублей до 25000 рублей в месяц.
– На уровне среднего достатка живут 7,3% населения с доходом от 25 000 рублей до 50000 рублей в месяц.
– К числу состоятельных относятся граждане с доходом от 50 000 рублей до 75 000 рублей в месяц. Их число составляет 1,1% населения России.
Так называемые богатые составляют 0,7% населения. Их доходы оцени-ваются свыше 75000 рублей в месяц.
         Из приведенных данных видно, что первые три группы (нищие, в том числе живущие в крайней нищете, и бедные) составляют ровно 80% населения современной России. Это почти 113 миллионов человек. Полагаю, что в России нужда в той или иной степени коснулась не менее 100 миллионов.  Обострение нужды  выше обычного…  Это второй признак революционной ситуации.

Сталин. И давно здесь так?

Мехлис. Давно. Очень давно.
 
Сталин. Вы нашли этому объяснение, товарищ Мехлис? Это очень важный момент!

Мехлис. Не нашел.

Сталин. Странно. Вы всегда находили объяснения и виновных…

Мехлис. Здесь всегда было и будет так… Нищета и воровство – единственное, что в России сейчас стабильно как никогда…

Сталин. Воровство - это не причина держать народ в нищете.

Премьер (сокрушенно). Ну, о какой нищете нам тут Мехлис вещает, если средняя заработная плата в стране почти 26 с половиной тысяч рублей!
 
Сталин. Это ваш Росстат подсчитал?

Премьер (убежденно). Конечно! Я не понимаю, как Мехлис увидел нищету при такой средней заработной плате?! У нас высоко обеспеченный народ! И эту обеспеченность народа на нынешнем уровне мы постараемся сохранить в течение всего времени нашего пребывания у власти.

Сталин.  То есть, все это время будете держать народ в нищете. Конечно, что же будут воровать ваши приспешники, если государи не будут дер-жать народ в нищет
е?
Премьер (возмущенно). Нет, я определенно не понимаю, к чему вы клоните! Наша статистика утверждает обратное!

Сталин. Насчет вашей статистики я уже высказывался. Что же касается средних величин, то я могу сказать следующее. В реке утонула лошадь. Воды в реке, в среднем, было лошади по копыто… А на изготовление колбасы рябчиковой с кониной, в среднем, уходит одна тушка рябчика на тушу лошади…

Премьер. Но и при вас доходы людей были нищенскими - чтобы только выжить…

Сталин. При мне были зарплаты, а не доходы. Это, во-первых, а во-вторых, если вы еще не забыли, у меня касса для всего народа была одна, я имел возможность контролировать зарплату и, естественно, экономил. Да и потребности, господа, в те времена были другие…

Премьер (обличающе). Вот. Экономили-таки.

Сталин. Экономил, чтобы построить тяжелую индустрию, способную производить танки и пушки, чтобы страна с великой историей не была похоронена мировым империализмом.
 
Премьер. А может было бы лучше, чтобы ее похоронили? Вместе с вами, конечно?
 
Сталин (трубка в руке Вождя застыла на полпути к его губам. Он долго смотрел на Премьера). Последний вопрос оправдывает вас и ваш первый вопрос. Но народ и так скоро поймет не умом, а крепким местом, с кем имеет дело. Да и то – может быть, поймет. Так скажите мне, господа демократы: а вы-то для чего экономите? Зачем? Чтобы было что воровать вашим приближенным и олигархам?

Премьер (с гордостью). А мы не экономим.

Сталин (с усмешкой). Да, это заметно… Забивка одной сваи на некоторых олимпийских объектах в Сочи, в городе вечного лета, стоит у вас четыре миллиона рублей.

Премьер. Мы не экономим в вашем понимании. У нас иная экономическая система.

Мехлис. Нет у них, товарищ Сталин, никакой системы, кроме коррупционной и воровской…

Сталин. Что вы на  это скажете, господин Премьер?

Премьер (гордо). Мы с ней боремся!

Мехлис. Особенно это заметно по Министру обороны, Рослизингу и олимпийским объектам…

Премьер. Это издержки больших начинаний! Это издержки больших реформ!

Мехлис. За такие издержки – десять лет без права переписки… А за реформы – двадцать…

Сталин. Что вы, Мехлис! Сейчас в России отдать под суд человека, укравшего миллиард, считается государственным преступлением.  Народ этого не знает, и, как всегда, не думает.

Премьер (в негодовании). У нас все по закону. У нас правосудие!

Сталин. Эту сказку для политически незрелых людей - про закон - мы с Мехлисом уже слышали… А нам больше не надо ничего говорить на эту тему – вы только теряете последние крохи своей репутации. Вы внукам на ночь будете рассказывать про законность в России и правосудие во время вашего правления. Как подметил один умный человек, у вас на смену организованной преступности 90-х пришла организованная ею законность . Наверное, поэтому у вас Смердюков, при котором разворовывали министерство обороны, вместо обвиняемого является бывшим министром потерпевшего ведомства. (Президенту). Почему же до сих пор не выработан эффективный механизм борьбы против коррупции и растащительства?

Президент. Мы работаем.

Мехлис. Не верьте, товарищ Сталин, они ничего не делают.

Сталин. А я никому и не верю. Что может быть лучшей основой для полноценного сотрудничества, чем здоровое недоверие?  (Президенту). И все-таки Мехлис прав: ничего вы не делаете… Почему?

Мехлис (нетерпеливо, резко, с нажимом.) Потому, что таким образом Президент хочет  создать условия хаоса и неуправляемости в стране и совершить переворот…
Президент (перебивая Мехлиса, обращается к Сталину). Товарищ Ста-лин, я же говорю, этот человек не в себе…

Сталин. Подождите с переворотом, Мехлис! В самом деле: зачем ему еще какой-то настоящий переворот? У Президента и так достаточно власти… 

Мехлис. Но он же ее не использует!

Сталин. А может быть, как раз наоборот?

Мехлис (растерянно). Как?... (После короткого размышления). Может, конечно…

Сталин. Мехлис, давайте по порядку. Сначала о том, почему мы до сих пор не наблюдаем революции, если верхи не могут жить не воруя все больше и больше, народ живет в крайней нищете,  и Президент уже не может жить по-старому – рядом с ним чаще можно увидеть  раввинскую шляпу нежели православную бороду, - а потом уж про переворот. 

Мехлис. Потому что пока еще слаба третья  составляющая революционной ситуации, но она, несомненно, присутствует. Хотя при определенных обстоятельствах может быть достаточно и такой третьей составляющей, слабенькой…

Сталин (взвешивает в руке дымящуюся трубку, потом задумчиво качает головой). Вижу, почти все присутствующие смотрят на вас, Мехлис, как на оракула, говорящего совершенно непонятные вещи. Вас не понимают. Объясните им, Мехлис, что такое третья составляющая в революционной ситуации.

Мехлис. Им как лучше – на идише или на русском объяснить?

Сталин. Я думаю, можно на русском…

Мехлис.  Слушаюсь, товарищ Сталин. (Поправил ремень, подтянул портупею). Для того, чтобы революционная ситуация переросла в революцию, необходимо, «значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс, в «мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами», к самостоятельному историческому выступлению».

Сталин. Мехлис, как бывший редактор «Правды», вы, конечно, можете  удивить меня тем, что помните эти слова наизусть. Меня можете, но не их (Сталин обвел дымящейся трубкой присутствующих). Они не знают, кому принадлежат эти слова, поэтому ваша эрудиция здесь только для меня. Они же не знают прошлого нашей страны,  иначе они  хоть как-то отреагировали бы на вашу реплику… Они слишком понизили образование и науки, чтобы помнить…  Что ж, Мехлис, историческая память правителей – это проявление генетического родства со своим народом. Здесь, как видите, его нет. Так что вы попроще объясните этим господам, чтобы они поняли. Не бойтесь сказать правду.

Мехлис (твердо). Товарищ Сталин, я же интернационалист: я все нации ненавидел одинаково. Поэтому скажу.
 
Сталин. Когда такое пафосное предисловие, значит, человек хочет увильнуть от прямого ответа…

Мехлис (нахмурившись).  Буду краток. Третья составляющая революционной ситуации – это не просто активные массы, ибо активность сама по себе - это проявление стихийности. Третья составляющая революционной ситуации – это наличие организующей силы, способной поднять массы, повести их за собой, получить с массами все, что нужно организующей силе,  а потом в той или иной форме присвоить полученное массами и заставить массы работать на себя!

Сталин (аплодирует). Браво, Мехлис, вы превзошли самого себя, но так и не сказали нам, что же это за организующая сила.
 
Мехлис. Это, товарищ Сталин, наиболее активная часть населения, всегда приходящая в революцию.

Сталин (усмехается). Так и не хотите сказать прямо… Тогда ответьте: откуда пришла эта наиболее активная часть населения, поднявшая массы на борьбу с самодержавием в России в начале 20-го века?

Мехлис (с неохотой). Ну… из-за черты пришла…

Сталин (с усмешкой). Из-за какой такой черты? Ну-ну, вы же интернационалист, Мехлис, большевик… Большевики не лгут…

Мехлис (опустив голову). Из-за черты оседлости….

Сталин. Ага! Наконец-то… И дальше, Мехлис! Что было дальше?

Мехлис. Пришедшие из-за черты оседлости стали той силой, которая повела массы к победе революции.  Я был в их числе.

Сталин. Конечно, не оставаться же было вам артиллеристом в императорской армии...

Мехлис (патетично). Но я всем сердцем воспринял революционный подъем масс и когда понял, где главный фронт борьбы за светлое будущее…

Сталин (перебивает, насмешливо)… всего человечества…

Мехлис (продолжает, не улавливая иронии)… всего человечества, я пошел на борьбу…

Сталин. И обрели личное счастье и благополучие… за счет русского народа…

Мехлис (растерянно). Да, конечно… А разве вы с товарищем Лениным не для этого задумывали и делали революцию?

Сталин (с усмешкой посмотрев на Мехлиса). А все-таки я правильно сделал, что не расстрелял вас, Мехлис! И всех ваших сразу после окончания красного террора…  Мне что-то подсказывало,  что в вашем народе я выбрал правильную опору на время проведения революционных преобразований в стране. Без ваших товарищей не было бы, Мехлис,  ни ЧК, ни гонений на православную церковь и расстрелов православных священников,  ни эмиграции 22-го года, ни Беломоробалтийского канала, ни Соло-вецких островов… А про «красный террор»  я уж и не говорю…  Без ваших, Мехлис, не было бы «красного террора»… И ГУЛАГа без ваших не было бы… Который ваши же потом и описали, а все зверства приписали мне, как будто это я учил их истреблению людей… Ваши зверствовали, Мехлис… Землячка еще в двадцатом году едва не превратила Черное море в красное - от крови…

Мехлис. Товарищ Сталин…

Сталин. Что, товарищ Сталин? Я уже без малого сто лет - товарищ Сталин…

Мехлис. Товарищ Сталин, у революционеров нет национальности…

Сталин (с усмешкой). Это, Мехлис, всего лишь оправдание революционной жестокости. Красками национального характера, как и кровью, окрашивается любая революция.

Мехлис. Но… вы же сами признали, что без наших… даже вы, гений политики,  – никуда…

Сталин. Ну, не можете вы без лести, Мехлис… Говоря «вы» – я имею ввиду евреев.. Лесть – это та же взятка, тот же подкуп… Это я давно понял, давно вас раскусил… Взятка, подкуп, лесть, - это национальное оружие иудеев… Я это понял еще при Ленине… И куда же мне было без вас, готовых продать свою жизнь всем и каждому, который пожелает ее сохранить? Вы как плесень – всюду приживаетесь… Где надо судорогу пустить по народу – кого направить на такое правильное дело? Только ваших, Мехлис, - другие-то совершенно на это неспособны. Ну, может, еще немцы… Только они смогли придумать фабрики смерти… А вообще, Мехлис, у евреев в России, всегда две социальные роли: вы либо жертвы власти, либо ее верные помощники…
 
                Тишина. Ни одного слова среди присутствующих. Слышно, как Сталин
                раскуривает трубку. Он сосредоточен на этом, ни на кого не
                смотрит.

Сталин (снова с усмешкой). Что притихли, господа правители?

               
                Тишина.

Мехлис. Товарищ Сталин, у господ правителей от ваших мыслей  заклинило извилины.

Сталин. Вы, Мехлис, всегда были по натуре провокатором и обличителем – это у вас от библейских пророков осталось… в генетической памяти. Не обижайте этих людей – они правят нынешней Россией! Итак, Мехлис,  мы выяснили: чтобы была революция, нужны соответствующие кадры из-за черты оседлости. (Растерянно). А сейчас такой черты-то и  нет… (С усмешкой.) Может, стоит ее снова ввести, чтобы было откуда приходить революционным кадрам? А, Мехлис?

Мехлис (растерянно). Но… товарищ Сталин, это же международный скандал и стопроцентная неизбежность революции… И вообще… такое в современных условиях просто невозможно… Это полная изоляция страны… Да и раввины возмутятся… Хасиды с Берл Лазаром...  Мировая закулиса опять же…

Сталин. Вы, Мехлис, с годами совершенно утратили чувство юмора. Конечно, невозможно. Откуда же тогда в современной России возьмется наиболее активная, революционная часть населения?
   
                Молчание. Сталин проходится по коврам, пыхает      
                трубкой. Останавливается напротив Мехлиса.

Сталин. Может, вы, Мехлис, выводя формулу современной русской революции, не учли, что ваших, готовых жертвовать собой, сейчас стало уже не так много. Вы должны понимать, что русские не способны возглавить революцию. Мы, русские, способны только на переворот или бунт. Товарищ Пушкин, Александр Сергеевич, назвал русский бунт бессмысленным и беспощадным движением революционных масс. Он сказал это, основываясь на истории крестьянских бунтов в России. Пришло время пересмотреть воззрения великого поэта на такое мощное непосредственное рево-люционное движение как бунт. 

Мехлис (задумчиво). Может, я что-то и не учел. Но неужели тем немногим нашим, - как открыто выступающим против режима Президента, так и желающим к ним примкнуть, но сомневающихся в должной оплате их деятельности, не помогут наши олигархи? Ведь согласно моему анализу  именно олигархи должны в первую очередь проявить заинтересован-ность в революции и соответствующим образом профинансировать наших людей для осуществления планов по развалу России.

                Сталин  прошелся по коврам, часто останавливался,      
                задумчиво дымил трубкой…

Сталин. В который раз убеждаюсь в правильности своего решения, что не расстрелял вас, Мехлис… Вы хороший аналитик! (Обращаясь к Президенту). Что вы нам скажете теперь, товарищ Президент?

Президент. Рациональное зерно в бредовых рассуждениях Мехлиса, не-сомненно, есть… Но главный  подстрекатель к бунту недавно умер в Лон-доне, второго, пытавшегося финансировать оппозицию,   я давно поса-дил…
Сталин. Когда умирают враги – это хорошо. А сажать надо так, что бы из посадок не вырастал протест. А у вас вырастает… Надо правильно гото-вить народ к посадочной страде…

Президент. Я это уже учел.

Сталин. Хорошо, когда ученик понимает своего учителя…

Президент. Я не считаю себя вашим учеником…

Сталин. В России, да и во всем мире,  ни один лидер не может не учитывать мои методы управления и воздействия на народ. Вы не исключение. И в главном мы  поняли друг друга: чтобы больше не было революций в России, надо ликвидировать их финансовую базу в лице конкретных олигархов - носителей антигосударственных настроений, и тогда внесистемная оппозиция, лишенная финансовой поддержки, зачахнет сама собой... Только даже в таких условиях необходим  жесткий контроль и нажим с помощью ФСФК, ФСБ, ОМОНа и прочих демократических средств умиротворения…
 
Президент. Я понимаю…

Сталин. И вы не только это понимаете – вы этому следуете. И это вселяет в меня надежду. Но вы часто бываете непоследовательным, особенно в отношении своего близкого окружения. Окружение, особенно люди, составляющие близкий круг, должны трепетать от одной мысли о том, что может о них подумать Президент… 

Премьер (обращается к министрам. Остальные не слышат его реплики). Беда, опять соблазняют… Попроси его (кивает на Президента) сей-час напеть «Семь сорок», скажет мотив забыл… Беда, ай, беда…

Сталин. А что скажет нам, товарищ Мехлис?

Мехлис. Скажу, что не все так просто. Президент многое  из желаемого им выдает за действительное, кроме, конечно, факта смерти Бориса и посадки Михаила. Остальные олигархи на свободе и продолжают обогащаться за счет России. Никто не убедит меня в том, что деньги, поступающие из-за рубежа всяким некоммерческим структурам для организации антиправительственных выступлений, не являются деньгами и наших олигархов.

Президент. У вас есть доказательства этому?

Мехлис. Россия – слишком лакомый кусок для раздела, чтобы искать этому доказательства. Примите это на веру, товарищ Президент.

Сталин (Президенту). Не спорьте. По-моему, Мехлис, прав. Не только империалисты финансируют внесистемную оппозицию. Свои тоже не отстают. Поэтому необходимо бдительно стоять на страже интересов России, прежде всего, внутри самой России. (Мехлису). Так что, товарищ Мехлис, выходит вы погорячились с революцией в ближайшие три-четыре года?

Мехлис. Нисколько, товарищ Сталин. Если наши рекомендации останутся без внимания Президента, беды не избежать… Три  сотни наших смогут поднять народ, если учесть, что народ к революции готов, как перезревшая дева к замужеству…

Сталин. Три сотни… Где же найдется столько акцентуированных лично-стей, революционеров по складу характера, которые смогут обольстить, увлечь и возглавить народ? Черты-то ведь нет… А, Мехлис, что скажете?

Мехлис (уверенно). Товарищ Сталин, стоит ведь только немного  потрясти  генеалогическое древо некоторых русских, как с него неожиданно посыплются  галахические евреи . А среди нас, сами знаете, процент революционеров по духу очень высок.

Президент. И что это означает?

Мехлис. Это означает, что в России есть кому возглавить революционные процессы. Зря что ли римляне рассеяли нас по всей Земле? Пятая колонна революции есть в любой стране. Только мы можем замутить народ настолько, чтобы он вдруг осознал свое положение, как отвратительное, и пришел к революции.  Конечно, плохо, что нас, евреев, здесь перестали притеснять… Если бы притесняли, то мы быстрее дозрели бы до необходимости усовершенствования окружающей жизни с помощью сил титульной нации…


Президент (Сталину). Товарищ Сталин, у нас такие речи называются экс-тремистскими, и за них полагается уголовная ответственность.
Мехлис (с иронией). Да не уж-то десять лет  с правом переписки  по при-говору Басманного суда города Москвы?

Президент. Вы еще пожалеете об этих словах…

Мехлис (с усмешкой). Да? А я  думаю, жалеть придется все-таки вам…

Сталин. Довольно! Что вы, ей-богу, как дети… Развели синагогу… (Прези-денту). Мехлис, вы что же, совсем заблудились в трех соснах? Как это евреи, эта ваша пятая колонна, будет свергать своих же? Как они смогут пойти против раввинов – наставников и друзей Премьера и Президента?

Мехлис. А почему нет? Россия – слишком лакомый кусок, чтобы мои однокровники не перегрызли друг другу глотки и не стали движущей силой новой русской революции! Тем более что есть основания считать, что раввины и олигархи воспринимают не проявивших себя и не обогатившихся соплеменников как пыль - экономическую и духовную, как говорил первый президент Израиля Хаим Вейцман… Обидно, когда свои тебя считают пылью, которую, как известно, всегда стирают… Я думаю, что поднявшаяся пыль способна вызвать бурю…

                Сталин задумался. Прошелся по коврам подымил трубкой.   
                Внимательно по очереди посмотрел на Президента, Мехлиса и
                Премьера.


Сталин (Президенту). Ничего удивительного  в словах Мехлиса нет, и никакого экстремизма нет. И зачем угрожать прошлому?

Президент. Я не угрожаю. Я говорю как есть…

Сталин. Не надо нам ваше «как есть», вы лучше прислушайтесь к словам Мехлиса,  - «как может быть»… Надо спасать страну…

Президент. И все равно: чтобы Мехлис ни говорил, - революции в России в ближайшие три-четыре года, как он вещает, не будет!

Сталин. Хорошо. Допустим, вы правы. Теперь давайте поговорим о предполагаемом Мехлисом перевороте. Мехлис, что это за переворот, который, как я понял, произведет, по вашему мнению,  сам Президент?

Мехлис. Переворот – это совсем другое. Именно в результате переворота станет неизбежной революция в России.

Сталин (нахмурившись). Мехлис, переворот, революция – это слишком много даже для России… Переворот – это захват власти без революционной ситуации. История нам говорит, что не всякий переворот заканчивается революцией…  Вы всерьез утверждаете, что переворот, который не приведет к революции,  сделает сам Президент?

Мехлис (задумавшись). Мне не припоминается, чтобы я такое говорил…  Я говорил лишь, что переворот произведет сам Президент.

Сталин (вопросительно  смотрит на Мехлиса). Мехлис! Вы слышали, что сказал товарищ Сталин? Один переворот – оранжевый – Президент уже совершил. Вы имеете в виду еще один такой же переворот?

Мехлис. Нет, другой.

Сталин. Не понимаю! Что значит – другой? Переворот совершит другой политик?
 
Мехлис. Переворот совершит действующий Президент. Но сам переворот будет другим.

Президент (с усмешкой, отрицательно качает головой и далее говорит твердо, без сомнения). Ламброзо был абсолютно прав: среди евреев в шесть раз больше сумасшедших… Ведь вы, Мехлис, настоящий галахический  еврей?

Мехлис (уверенно). Я могу считать себя кем угодно, но вопрос моей на-циональности, в конце концов, не в моем ведении! Им ведает государст-во: кем прикажет, тем я и буду. 

Президент (удивленно). Да?! Интересно…

Сталин (изобразив дымящейся трубкой подобие цифры «5» в воздухе).  Мехлис, паспорт при вас?

Мехлис. Так точно, товарищ Сталин.

Сталин. Посмотрите, что там написано в графе «национальность»?

Мехлис. У меня паспорт нового образца. Там национальность не указана – графы такой нет .  Значит, ее у меня нет.

Президент. Чего у вас, Мехлис, нет?

Мехлис. Национальности.

Сталин (Президенту. Говорит медленно, с расстановкой). Вот. Видите.  В современной России  все люди одной национальности. Все - марсиане. (С усмешкой).  Включая лиц кавказской  национальности. И француза Депардье. Если судить о нем по российскому паспорту. Продолжайте, Мехлис. Что там, по-вашему, задумал действующий Президент?

 Мехлис (с напором, запальчиво). Своими действиями, а по сути – полным бездействием, он создает в стране состояние хаоса и беззакония. Тайные враги России и расхитители общественного богатства, точно волки, рвут страну, словно свою добычу, а Президент кивает на органы, которые, как пояснил Премьер, требуют самой тщательной чистки от оборотней в погонах и тайных агентов империалистических разведок.  Основываясь на многочисленных фактах, всем известных, я уверенно заявляю: мои подозрения обоснованы! Сопоставьте факты -  и получите картину нарастающего хаоса и назревающего политического кризиса. Когда хаос и кризис сойдутся и возьмут народ за горло железной хваткой безысходно-сти, то Президент, обратившись к народу и сославшись на невозможность терпеть далее чиновничий беспредел и безответственность соратников, распустит представительные органы, запретит партии, а попытка сделать это уже была ранее и была успешной,  и введет чрезвычайное положение своим указом. Он запретит выборы на всех уровнях, включая выборы Президента. Это будет аналог 18 брюмера VIII года по республиканскому календарю Франции…

Сталин (внимательно смотрит на Президента).  Мехлис, товарищ Президент не похож на Бонапарта, хотя некоторые черты сходства имеются… У обоих мало волос на голове… На Бонапарта больше похож Премьер. У него была возможность стать Бонапартом, но он ей не воспользовался.

Мехлис. Фортуна не любит послушных. 

                Сталин внимательно посмотрел на Мехлиса, повернулся и стал от    
                него удаляться. При этом он несколько раз дымнул трубкой. Это
                был признак того, что Сталин еще не закончил говорить и
                обдумывает следующую фразу. Вернувшись назад, остановился в               
                нескольких шагах от Мехлиса и продолжил.

Сталин. Предположим, что вы, Мехлис, правы, и Президент идет на такой шаг, и прекращает творимый беспредел. Никакого воровства олигархами, никакой распродажи национальных богатств буржуазией, все воры сидят в тюрьме. В бюджете скапливаются огромные деньги, которые Президент, как отец нации, направляет на социальные программы, повышает пенсии, делает абсолютно бесплатным образование, медицину,  привлекает к управлению страной не принципу «пусть подлец, но это же свой подлец», а по тому, насколько честен, грамотен и умен будущий чиновник…  Зачем тут еще какая-то революция? Которая, по-вашему, не только возможна, но и неизбежна? И кто будет ее вершить?

Президент. Товарищ Сталин, то что, что говорит Мехлис, это - паранойя… Переворот невозможен!

Сталин (пристально смотрит на Президента). Это говорил не Мехлис, это говорил я…
 
Президент (извинительно). Я не имел ввиду вас… Я говорил о перевороте…

Сталин (задумчиво). Переворот… Это красивое политическое событие… (И словно очнувшись). А что, паранойя? Мне однажды поставили такой диагноз, - и для врачей, которые его поставили, он оказался смертельно опасным… Медицина очень тонкая вещь… Никогда не торопитесь с медицинскими заключениями, даже если вы Президент. (Подумав.) А что плохого в таком перевороте, о котором говорит Мехлис?

Президент. Это невозможно. У нас демократия.

Сталин. Никогда еще и нигде демократия не являлась аргументом в поль-зу невозможности какого-то бы ни было переворота. Или вы это не всерьез? Шутите?

Президент. Нисколько. Я приверженец демократии. Поэтому никаких переворотов.
Сталин (с усмешкой). Кроме оранжевых…

Президент (недовольно). Это было необходимо в интересах страны, в ко-торой демократия находится на стадии становления.

Сталин. Хорошее объяснение для последовательного демократа… Но ес-ли принять во внимание объяснения Мехлиса, то ваш оранжевый переворот был в интересах политической и воровской тусовки страны… Вы же никого из воров не посадили.

Президент. Но Навального-то я уж посажу!... По закону! А вообще, вы можете иронизировать, сколько хотите. Меня это не трогает. 

Сталин (махнув рукой). Что вы! Какая ирония! Я считаю, что для удержния власти подходят любые средства.

Президент. Кроме репрессивных…

Сталин. Репрессии в виде чисток партийных рядов необходимы, чтобы исключить саму возможность возникновения оппортунизма и оппозиционных настроений  внутри самой партии. Вот вы уверены, что в правящей партии нет ваших тайных врагов?

Президент. Врагов? Да у меня их вообще нет. До недавнего времени их у меня было два. Один недавно умер в Лондоне. Он был не только моим врагом, но и врагом демократии.

                Сталин прошелся по коврам, дымнул трубкой.

Сталин. Ваша приверженность демократии не может не настораживать. Мехлис, скажите, вы верите (указывает трубкой на Президента) словам этого человека? И как вы думаете, он сам всерьез верит в демократию в России или это слова политика, желающего быть избранным на следующий срок? Как говорил один великий писатель, родиться наивным не позор, но жить таковым – стыдно . А Президент у нас все-таки из тех людей,  которым бывает стыдно, но при этом совсем не наивный человек!

             Мехлис ошалело смотрит на Сталина. Он явно в замешательстве.

Что скажете, Мехлис?

Мехлис. О чем, товарищ Сталин?
 
Сталин. О демократии в России.

Мехлис. Я думаю, товарищ Сталин, что при демократии в результате выборов русский народ получает новых хозяев, которые очень похожи на временщиков, желающих одного – ободрать! Их кредо:  «Ободрать, да и в сторону. Да по-нынешнему, так, чтоб ни истцов, ни ответчиков — ничего. Так, мол, само собою случилось, — поди доискивайся!» 

Сталин. Согласен. Как ни  крути, а ты, Мехлис, прав… Ничего не меняется в России – ни при генсеках, ни при Президентах…

Мехлис. При вас все было иначе!

Сталин. Мехлис…  я был немного иной фигурой… Я только формально назывался  –  генеральный секретарь.

Мехлис (с почтением). Да, вы были Хозяин…

Президент. Время такого правления прошло… Сейчас возможна только диктатура закона.

Сталин (с иронией). Особенно это заметно в России с началом третьего срока вашего президентства: диктатура, говорят, уже есть, теперь все ждут торжества закона…

Президент. Я просто не знаю, к чему отнести вашу иронию...

Сталин. Отнесите ее к России. Россия и законность суть вещи несовмес-тимые. Что такое законность? Это, во-первых и прежде всего, способность к соблюдению законов всеми субъектами права, включая не только граждан, но и министра обороны, и чиновников, и самого Президента. А уж, во-вторых, это – уровень или степень соблюдения законов. События, происходящие в России, говорят о том, что законность в России  - это миф,  мираж…  Россией должна править воля. Когда это происходит, тогда Россия прорубает окно в Европу, делает вольными дворян и бесправ-ным народ, выигрывает войны и создает атомную бомбу… Безволие для России смертельно. Горбачев показал это всему миру.  Законы пусть торжествуют на Западе. Только вот демонстративная приверженность к исполнению законов – как на Западе, так и  в США, всегда заканчивается двойной политической бухгалтерией. А воля – на то она и воля, чтобы быть единой, монолитной и никогда – двуличной.
Премьер. Но мы – цивилизованная страна, а не восточная деспотия!

Сталин. Разве я против цивилизованности? Нисколько! Но для России бу-дет лучше, если в ней установится режим цивилизованной деспотии.

Мехлис. Вот и я об этом! О том, что если не будет в ближайшие годы революции, то в России, в результате переворота, будет установлена цивилизованная деспотия.

Сталин. Мехлис, мне все труднее следовать за вашей мыслью. Вы нас со-всем запутаете! А что же революция, которая последует за переворотом и погубит Россию? Будет ли она? И кто будет ее движущей силой?

Мехлис. Всякая деспотия заканчивается революцией. А движущей силой постпереворотной революции будет буржуазия! Буржуазия, которая, как вы указывали, мечтает продать несметные богатства России Западу и Востоку, не потерпит переворота, призовет к свержению президента-диктатора, выведет революционный народ на улицы, который свергнет диктатора, а власть перейдет в руки продажной буржуазии, давно обустроившейся на Западе и вложившей наворованные деньги в западные активы. Нынешняя российская буржуазия видит в своей стране сырьевой придаток развитых стран, потому что буржуазия в России не национальная, она – транснациональная... У крупной российской буржуазии нет ро-дины, ее родина – деньги… Потому что все богатства достались россий-ской буржуазии в результате еврейского погрома.

                Все присутствующие с удивлением смотрят на Мехлиса.

Премьер (первым отреагировавший на слово «погром»). В результате погрома? Какого погрома?

                Сталин улыбается в усы, с одобрением смотрит на Мэхлиса.

Сталин (обнажает в улыбке редкие, прокуренные зубы). Да, Мехлис, по-ясните господину Премьеру о последнем еврейском погроме в России.
Мехлис. Последний еврейский погром в России – это приватизация России. Это был самый великий еврейский погром в истории. Это ограбление не века, а всего существования человечества. Всего лишь несколько обрезанных почти разом обрезали всю собственность у русского наро-да. О, это было шипащество высшей категории!...

         Премьер и Президент в явном  недоумении смотрят на Сталина и Мехлиса.

Сталин. Вы же говорите, что в России возможна еще одна революция? Значит, что-то еще осталось, что еще они могут разгромить в процессе революции?
Мехлис. Родину, товарищ Сталин. Нашу с вами Родину. Россию в целом - как страну. Уже раздаются призывы ее разделить… А если не получится, то эта революция даст буржуазии возможность осуществить большой и последний «хапок» национальных богатств России. Буржуазия ничего не делает просто так: ей всегда нужно получить прибыль – будь то война или революция, голод или стихийные бедствия. За организацию свержения президента-диктатора они получат «законное право» хапнуть все богатства России вместе с дешевой рабочей силой – русскими мужиками, маргиналами по своей сути, готовыми работать за три стакана водки в день – утром, в обед, вечером…

Президент. Вам бы фэнтези писать, товарищ Мехлис… Откуда такая ненависть к русским мужикам?

Мехлис. Ненависть – это всегда личное. А у меня ничего личного, госпо-дин Президент. А вместо фэнтези, я лучше бы написал закон, в котором   предусмотрел   конфискацию имущества в качестве обязательного дополнительного наказания за экономические преступления,  ограничив размеры конфискуемого имущества стоимостью похищенного у граждан,  и, напротив,  обязал бы виновного вернуть в два раза больше,  если он украл не у гражданина, а у государства, с зачетом, конечно, стоимости конфискованного. Предлагаемая мною мера остановила бы разграбление государства и помогла бы предотвратить революцию в России, а значит, и сохранить саму Россию.

Президент. Мера… Это не мера, это - фэнтези… А как быть в том случае,  если у виновного нет столько имущества?

Мехлис. Тогда пусть за каждый невыплаченный рубль шьет пару рукавиц в лагере…

Президент (обращаясь к Сталину). Но это же пожизненное заключение для большинства?! И мы, в таком случае,  всю страну и весь мир завалим своими рукавицами! Даже космос завалим…

Мехлис. Не опасайтесь, не завалите. Количество непременно очень быстро перейдет в качество, и останется только одна пара рукавиц, и она вам понравится…

Президент (с непониманием смотрит на Мехлиса, затем на Сталина). Простите, но я не понял…

Сталин. Товарищ Мехлис намекает, что лучше иметь одни ежовые рукавицы на руках Президента и использовать их в отношении движущих сил в революции, чем сотни миллионов или миллиарды рукавиц, пошитых заключенными, – последнее экономически невыгодно…

Президент (растерянно). Но Европа, Европейский Союз, «большая се-мерка»… нас не поймут…

Сталин. Лучше иметь порядок в стране, чем быть «большой шестеркой» у «большой семерки»…

Президент (Сталину). Понимаю, вы шутите, но Мехлис…

Сталин. Товарищ Мехлис тоже шутит.

Президент (хмуро). Шутит он… как же… (Далее уверенно). Даже если на каждые  десять рублей превышения они будут шить пару рукавиц, это все равно для большинства это пожизненное… Лучше сразу замочить в сортире!
Мехлис (встрепенувшись, с удивлением). Замочить? В сортире? (Разводит руками.) Товарищ Сталин, но этим стране будет нанесен непоправимый политический ущерб на международной арене: ведь пытки в любых формах и видах запрещены и Всеобщей декларацией прав человека, и Пактом 66-го года, и Декларацией 75 года  и, наконец, Конвенцией 84 го-да!

                Сталин прошелся по коврам, дымнул трубкой.

Сталин (Мехлису). Не знал, что вы, Мехлис, такой знаток международного права. Но Президент снова шутит. Никого замачивать в сортире в прямом смысле не будут: так иносказательно Президент выразился однажды о применении ВМН , правильно высказался, что в определенных случаях необходимо применять ВМН.
 
Мехлис (облегченно). ВМН… надо же так зашифровать…

Сталин. Интеллектуалы, особенно те, которые ведут свой род от живших в Содоме и Гоморре, были очень возмущены этим заявлением Президента в столь опрощенно-народной форме, но народ услышал главное – и поддержал Президента.

Премьер (Президенту). Присутствие этих товарищей становится невыносимым. Как можно ратовать за возрождение смертной казни, отрицание демократии в России, введение конфискации имущества за мошенничество, присвоение или растрату, да и вообще за все экономические преступления?! Как можно у вора конфисковать даже украденное им?! Он трудился на этим, думал, понимаете, думал, как украсть, а они – конфискацию…. Это же чистая азиатчина! Это какая-то Киевская Русь… Это сумасшествие! Нет, пора, пора заканчивать  балаган с этими духами!
 
Сталин. Категоричность суждений и нежелание выслушать аргументы другой стороны всегда были признаком политической ограниченности. Мне кажется, мы с Мехлисом достаточно ясно обосновали, что в России нет демократических традиций, а следовательно, нет и корней демократии, и применение к сложившей ситуации в России предлагаемых нами мер могли бы сохранить страну. Все ваши беды – от подражания Западу и стремления к какой-то мифической демократии в России. Объявление России демократической страной – действие сродни тотальному обреза-нию: для здоровья полезно, но обрезанные христиане никогда не станут иудеями, а иудеи, принявшие христианство, не перестанут быть иудеями…

                Премьер удивленно смотрит на Сталина.

Премьер. Значит, все, что мы делаем – бессмысленно и в этой стране нам никогда не установить  демократию?

Сталин. Нет, то, что делаете вы, не бессмысленно. То, что делаете вы, – вредно. А зло всегда имеет больший смысл, чем добро.

Президент (задумчиво). Пожалуй, я согласился бы с Премьером и  немедленно отправил бы вас назад, но меня интересует один вопрос… Один очень существенный вопрос… (Думает). Господа министры и вице-премьеры, покиньте зал… Охрана, проследите, чтобы никого не оставалось в вестибюле перед дверью нашего зала.

Сталин. Товарищ Президент… может Премьеру тоже предложить покинуть заседание…
Президент. Пусть останется. А вы, господа министры, покиньте зал…
               
               Министры и вице-премьеры встают и молча, с недовольными лица-ми,
               покидают зал заседаний. Президент ждет, когда все выйдут.
               Сталин вопросительно смотрит на Президента.

Президент (смотрит на Премьера. Усмехается). Если мы… если я приму соответствующее решение, то Премьер для меня будет также необходим как Лев Захарович был необходим для вас, товарищ Сталин.

Сталин. Хорошо. Пусть останется. Я понимаю вас.

               
                К А Р Т И Н А   С Е Д Ь М А Я


Президент. Всё. Никого лишнего здесь нет. Ответьте мне, товарищи, на простой вопрос: что надо сделать, чтобы в России не было никаких революций – ни в ближайшие три-четыре года, ни новой буржуазной постпереворотной революции,  о которых говорит Мехлис?

              Сталин и Мехлис с интересом смотрят на Президента.

Сталин (Президенту). Значит,  Мехлис прав?

Президент. Я не понял вопроса, товарищ Сталин. В чем прав Мехлис?

Сталин. В том, что вы задумываете переворот по Наполеону?

Президент. Предположим. Но я должен предвидеть последствия своих шагов. Я отвечаю за страну. Помогите мне понять последствия предполагаемых событий.

Сталин. Хорошо. Это государственный подход. Мне приятно иметь дело с государственниками, в какую бы эпоху они не жили. Что скажете, Мех-лис?

Мехлис. Товарищ Сталин, тут нужен несколько  иной политический ана-лиз, а я, к сожалению, не в должной мере владею им…

Сталин. Кто нужен, чтобы этот анализ провести?

Мехлис. Руднев.

            Сталин внимательно смотрит на Мехлиса. Пыхает трубкой, думает.   
            Президент и Премьер удивленно смотрят на Мехлиса и, одновременно,   
            следят за реакцией Сталина.

Сталин. Хорошо. Давайте пригласим Руднева.

Премьер (удивленно). Руднева?  А что делать здесь капитану «Варяга»?

Сталин. Руднев, о котором говорит Мехлис, не капитан «Варяга», хотя когда и имел когда-то такое звание – капитан. Наш Руднев не родственник тому Рудневу. (Усмехнувшись.) И даже не однофамилец…

Премьер.  Опять загадки!

Сталин. Никаких загадок. Мехлис. Надо знать духовную историю русского народа, тогда не будете задавать … странных вопросов… Мехлис, пригла-сите дух товарища Руднева.

Мехлис. Это не совсем удобно, товарищ Сталин. Максим Александрович может послушаться только вас…

Сталин. Вы правы, Мехлис. (Обращается в пустоту сцены). Максим Александрович, я знаю, что вы здесь, совсем недалеко… Согласитесь по-мочь нынешнему правителю России. Дайте нам… консультацию…
               
                Тишина.

                К А Р Т И Н А   В О С Ь М А Я


Спустя несколько секунд из воздуха с легким шипением материализуется дух Руднева. Это худой человек, волосы с проседью, на вид – лет семьдесят. Имеет одеяние маршала Советского Союза.  Бодр.  Выправка кадрового военного. Почтительно раскланивается со Сталиным и едва заметно кивает Мехлису.  Что любопытно, Сталин отвечает Рудневу почтительным поклоном головы. Мехлис выглядит испуганными и как-то приниженно кивает. На  кителе Руднева орденская планка из десятка или более рядов,  отдельно висит  медаль «За спасение утопающих».  Глаза горят неистовым блеском, однако  во всем облике чувствуется усталость, и эта усталость не физическая, а, скорее, душевная… Удивительная деталь, что никто из присутствующих, кроме Сталина и Мехлиса, не ЗНАЮТ этого маршала! И еще более уди-вительное: никто из присутствующих, похоже, вообще не знает,  кто такой маршал Руднев…

Сталин (с почтением). Здравствуйте, капитан Руднев… Рад вас видеть… (И, обращаясь к присутствующим). Нет-нет, он, конечно же, Маршал, он даже больше, чем Маршал… Я назвал его так по  старой привычке, когда Маршал Руднев, был еще совсем молодым капитаном и я называл просто - Максим…

Руднев, вздохнув, опустил голову и, соглашаясь, несколько раз кивнул.

Руднев. Здравствуйте, товарищ Сталин. (Смотрит Сталину прямо  в глаза).  Вас осмелились потревожить современные вожди?

Сталин. Да, Максим. Потревожили. А я уж, по старой привычке, потрево-жил тебя… Ты, Максим Александрович, не отошел еще от политики? На-блюдаешь, как они тут… управляют нашей страной?

Руднев. Как можно, не наблюдать, товарищ Сталин. Мы же с вами по духу русские люди, хоть и разных национальностей, и нам больно видеть, что происходит со страной.

Сталин. Ты, Максим,  всегда говорил мне правду…

Руднев (спокойно.) Я по-другому не умел и умею.

Сталин. Поэтому и уцелел в мое правление. Сколько доносов писали на тебя, Максим! Если бы ты знал… В основном под ними стояли фамилии типа Меир,  Вейцер,   Каминский,  Аронов, Апфельбаум, Мейнкман и так далее… (Сталин неожиданно обращается к Президенту). А у вас, товарищ Президент,  люди пишут друг на друга доносы?

Президент (с готовностью). Никак нет, товарищ Сталин. Не пишут.

Сталин (покачав головой).  Плохо! Скучная у вас жизнь, Президент… От-сутствие доносов - это серьезная недоработка. Ее следует исправить.

Президент. Не знаю, не уверен… Но кое-где мы уже начали возбуждать уголовные дела, по заявлениям, которые не подписаны…

Сталин. Значит, все в порядке. Как говорит русская пословица: «лиха беда начало»… Сначала кое-где, а потом везде приживется. Об этом хорошо свидетельствует опыт прошлого. (Пауза). Из доносов такое узнаешь про близких людей, что никакому фантазеру не придумать… (Рудневу.) Правда, Максим Александрович?

Руднев. Так точно, товарищ Сталин.

Сталин. Максим, нам нужны твои знания, твоя консультация.

Руднев. Я готов, товарищ Сталин. Внимательно вас слушаю.

Сталин. Хорошо. Но я начну издалека. Как ты считаешь, Максим, относи-тельная тихая, и почти бескровная, смена экономических формаций в нашей с тобой стране во время правления Горбачева и Ельцина, произошла только благодаря политическому бессилию Горбачева и (усмеха-ется) мудрому руководству товарища Ельцина? Или еще по каким-то иным причинам?

Руднев. Товарищ Сталин,  политика Ельцина, в том числе и кадровая по-литика, не отличалась чистотой и ясностью. Но он, по крайней мере,  хотя бы иногда делал свое президентское дело правителя. Он хоть иногда что-то решал. В наше время он, конечно, попал бы в нашу большую чистку по известным нам с вами соображениям. А Горбачев… Михаил Сергеевич – имя надежды русских людей на счастливую свободную жизнь…

Сталин (поморщившись). Максим, не надо лирики…

Руднев. Извините, товарищ Сталин. А Горбачев, хоть  и имел на голове родимые пятна большого серьезного дьявола и  кличку «меченый», но на самом деле оказался мелким бесом мирового империализма. Он в тех условиях просто не понимал, что делал… Он слишком прямо воспринял формулу, что слова политика – это его дела…  Будь он взрослым во время нашей большой чистки – мы тоже подвергли бы его энтропии… Но что есть, то есть… История не терпит сослагательного  наклонения…

Сталин. Так ты, Максим, согласен, что история России после нас не столь кровава и многожертвенна? И это ведь  наша с тобой прямая заслуга? Следствие большой чистки? Тобою же и обоснованной?

Руднев. Товарищ Сталин… Я считаю, что если бы не ваше понимание проблемы чистки, прежде всего, не как жесткого элемента  классовой борьбы, а как борьбы с носителями идеалов постоянной нестабильности  в государстве и управлении им, то я, наверное, был бы расстрелян  вами одним из первых за отрицание вашего тезиса об усилении накала классовой борьбы по пути продвижения к развитому социализму и его планомерному переходу в коммунистическое общество, где классовая  борьба уже исчерпала себя на предыдущих этапах борьбы за счастье человечест-ва и отмерла, как пережиток социализма.

Сталин. Что сказать в ответ умному человеку? Нечего! Конечно, я рас-стрелял бы тебя, если бы ты не сумел убедить меня, что дело не в классовой борьбе – а дело в кадрах, управляющих жизнью страны….  Ты тогда привел столько примеров, что товарищ Сталин вынужден был сдаться, спасовать перед капитаном Рудневым, и принять твою доктрину! Но я вижу, что Президент не понял, что вы имели ввиду, говоря о носителях идеалов постоянной нестабильности  в государстве и управлении им… Поясните нам. Но покороче.

Руднев. Слушаюсь, товарищ Сталин. В результате исследований, прове-денных мною в двадцатые-тридцатые годы прошлого века, я пришел к выводу, что в человеческом обществе, на любом этапе его развития, су-ществуют люди, одержимые одной идеей – идеей разрушения всякого упорядоченного общества. Я подчеркиваю - всякого. Осуществив рево-люцию и устроив общество по-своему, такие люди через некоторое вре-мя будут разрушать то, что ими же и было создано. Они одержимы дья-вольским законом единства и борьбы противоположностей, который яв-ляется их сущностью: сегодня они революционеры, завтра, после рево-люции, когда в обществе установится порядок, они становятся контрреволюционерами. Эти люди – прирожденные перманентные революцио-неры. Для них главная цель жизни – борьба за власть и лучшее место под солнцем. Все, что их окружает, и все, кто их окружают, - только средства к достижению цели. Эти люди потенциально опасны для любого упорядоченного общества. После смерти Кирова мне удалось на примерах доказать вам, товарищ Сталин, что мои выводы  - не плод воспаленного ума капитана Руднева, а историческая правда . И 13 мая 1935 года на Политбюро было принято решение о начале великой чистки в Советском Союзе с расчетом на то, чтобы в СССР уже никогда не возникла угроза каких-либо революций. С разной степенью интенсивности чистка шла до того времени, когда Бог призвал вас, товарищ Сталин,  к себе. С тех пор в СССР всегда было тихо и спокойно. Собственно, и то, что в стране в 90-х годах не было кровопролития по политическим  причинам, это следствие той самой чистки. Вот, если коротко.
 
Премьер. Да вы, товарищи приглашенные, хотите сказать нам, что относительная тишина и спокойствие в нынешней стране – это ваша заслуга? То, что нет миллионных выступлений «против», нет «оранжевых» рево-люций, нет постоянных акций гражданского неповиновения – это все следствие вашей «большой чистки»?   
      
                Наступило молчание.
                Руднев снял очки в тонкой золотой  полуоправе и, хмурясь,  стал               
                их тщательно протирать;  Мехлис озадаченно переводил взгляд со 
                Сталина на Руднева, с Премьера на Президента.

Сталин. Да, господин Премьер, ваше нынешнее относительное спокойствие – это прямое следствие нашей большой чистки. Товарищ Мехлис объяснил, что в стране есть все признаки революционной ситуации, а революции – нет. И слава Богу, что нет! Но почему? Потому что сейчас в стране нет в достаточном количестве тех самых прирожденных перманентных революционеров, о которых говорит товарищ Руднев. Поймите: перед вами здесь дух непререкаемого авторитета в этой области, кото-рый умудрился даже мной руководить (Сталин усмехнулся в усы), это дух товарища Руднева.

Премьер. Невероятно! Хотите сказать, что события, произошедшие… во-семьдесят лет назад, могут каким-то образом влиять на сегодняшнюю жизнь России?

Сталин. Именно так.

Премьер. Очень сомнительно.

Сталин. Давайте не будем спорить. Давайте спросим об этом товарища Руднева.

Премьер. Откровенно говоря, до сегодняшнего часа я не знал такого маршала СССР. Но если вы настаиваете, то пусть неведомый маршал скажет…

Сталин. Товарищ Руднев, не сочтите за труд, поясните…

Руднев (задумчиво посмотрев на Премьера). Этот молодой человек со-мневается, что его спокойная политическая жизнь - следствие наших огромных усилий в 30-50 годы существования СССР. Воистину нет ничего короче исторической памяти идеологов русского народа…

Премьер. Я не идеолог. У нас нет идеологии.

Руднев (устало). Тем хуже для русского народа. А события, иницииро-ванные товарищем Сталиным и мною и называемые «большой чисткой», обеспечивают вам, господин Премьер и товарищ Президент, спокойную жизнь, потому, что 90 процентов тех, кто сделал революцию, и в ком была одержимость перманентной революцией, были истреблены нами,  как враги народа, хотя правильнее было бы их назвать – одержимые дьяволом. По этой причине они не оставили после себя много наследников, способных возродить дело своих отцов и матерей.. И это – и причина, и залог вашего нынешнего спокойствия.

Президент (с усмешкой). А как вы определяли, кто одержим, а кто нет? По национальностям? По фамилиям?

Руднев. И по национальности, и по фамилиям тоже. Мы смотрели на их активность в революции, на количество трупов, оставленных ими во вре-мя революции, на постоянную нацеленность на борьбу за власть, трясли, если было нужно, генеалогическое древо этих товарищей, скрывавшихся за присвоенными ими истинно русскими именами, в том числе и именами русских святых, устанавливали их половую ориентацию… Мы много чего делали и выясняли о них, чтобы обезопасить будущее Советского Союза…

Президент. И вы утверждаете, что именно такие люди сделали в России революцию?
Руднев. Я хорошо знаю, сколько эти… прирожденные революционеры, эти «демоны революции» уничтожили русского народа: крестьян, интеллигенции, простых рабочих… Около тридцати миллионов. Без судов. Без следствий. И без последствий. Их фамилии уже звучали на сегодняшнем заседании, и мне не хотелось бы их повторять.

Премьер (хмурится, с неодобрением). Какие демоны, какие еще национальные демоны?! Как вы разговариваете с хозяевами страны – первыми лицами? (И с крайним возмущением). Что вы вообще  здесь себе позволяете?!
 
Президент (Премьеру). Успокойтесь. Ведь перед вами дух. Вымышленное лицо. О чем волноваться – пусть говорит. Они скоро уйдут, и все останется по-прежнему.

Руднев (устало). Возможно, и останется, если, в ближайшее время не проснется какой-нибудь Илья Муромец или Алексей Навальнец…

Президент (Премьеру, успокаивающе). Я же говорю – сказочники…

              Мехлис внимательно смотрит на Сталина. Сталин делает успокаи-
              вающий жест рукой. Это также замечают Президент и Премьер. Премьер
              изображает гримасу недоумения. Президент, словно вторя Сталину,               
              машет на них рукой.

Руднев (не обращая внимания на реплику Президента). Конечно, трудно поверить в то, что они, нынешние «демоны революции» будут следовать великому завету своего национального демона, но… эти заветы страшны…

Премьер (с вызовом). И что же еврейские национальные гении могут придумать страшнее, чем какие-нибудь славянские или немецкие? Вы ведь еврейских национальных гениев имели в виду, а не каких-то там демонов?
 
Руднев (задумавшись, обращается ко всем присутствующим). Я процитирую вам слова Лейбы Бронштейна, еврейского национального гения, известного под именем Льва Давидовича Троцкого,  как самого главного и яркого представителя той революции 17 года: «Мы должны превратить ее (Россию) в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, какая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока. Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, и не белая, а красная. В буквальном смысле этого слова красная, ибо мы прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побелеют все человеческие потери капиталистических войн. Крупнейшие банкиры из-за океана будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на погребальных обломках ее укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния... А пока наши юноши в кожаных куртках — сыновья часовых дел мастеров из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы, — о, как великолепно, как восхитительно умеют они ненавидеть все русское! С каким наслаждением они физически уничтожают русскую интеллигенцию — офицеров, инженеров, учителей, свя-щенников, генералов, агрономов, академиков, писателей!...»


                Пауза.




Сталин (обращается к Мелису). Мехлис, вы подтверждаете, что эти слова принадлежат Троцкому?
Мехлис (со вздохом, виновато). Так точно,  товарищ Сталин, подтверждаю.
Сталин. Я так и думал: кому как не бывшему главному редактору «Правды» громившему троцкистов, знать эти слова «демона революции»  Троцкого, еврейского гения… (Обращается к Рудневу) Максим, и ты, утверждаешь, что грядущая революция может быть последней?

Руднев. Да, товарищ  Сталин, если они сделают еще одну революцию в России, то для русского народа она станет последней – русские – как народ – исчезнут… Уже сейчас от того, что всегда было Россией, остались только территории, в границах которых живет лишь бледное подобие русского народа – бездуховное, трусливое стадо человекоподобных существ, готовых удавить друг друга за копейку… И лишь незначительные островки по-прежнему еще заселены истинно русскими, не сломленными духом людьми, они называют друг друга русскими националистами, а власти и раввины - экстремистами…

Премьер. Золотые слова! Вот какой народ мы сумели воспитать  за какие-то двадцать лет демократических реформ. У нас это получилось. Чем не рабы?! Рабы! А националистам-экстремистам осталось совсем немного – их скоро передушат свои же по национальности, как только мы убедим послушное и продажное большинство в том,  что в бедах виноваты эти самые националисты-экстремисты… Мы уже начали эту кампанию по видом экономического кризиса… 

Сталин. А что нам скажет на это товарищ Руднев?

Руднев (вздохнув). Скажу, товарищ Сталин, что этот человек прав. Троцкисты уничтожали русских физически, эти почти уничтожили русских духовно. Духовное уничтожение заключается в перерождении, в насаждении и привитии титульному народу ценностей пришлого народа, ценностей других народов...

Сталин. Вы имеете в виду евреев и еврейские ценности?

Руднев. Так точно, товарищ Сталин, евреев – в первую очередь. Главная ценность для евреев – это деньги. Во все времена. А теперь укажите мне господа, товарищи, граждане присутствующие на ситуацию, когда деньги зарабатывались бы евреями благородством, честностью, законопослушанием… Нет, вместо благородства у них всегда была подлость в виде ростовщичества, вместо честности – обман, вместо законопослушания  – преступление… И эти свои «ценности» иудеи внедряют везде, где бы они не селились. Их ценности разрушают любую нацию изнутри, а когда в разрушаемой нации появляются христиански мыслящие лидеры или просто смелые мыслью и духом  люди и осознают опасность «еврейских ценностей» для своего народа, - свершается закон божий: евреев изго-няют, ограничивают в проживании, в службе… Способ существования еврейских ценностей в нынешнем мире – коррупция. Именно поэтому в России до настоящего времени нет антикоррупционных законов, отве-чающих требованиям времени, требованиям настоящего момента. Самая большая, великая глупость, которую совершили народы мира состоит в эмансипации и ассимиляции евреев -  главных врагов человечества… Скажите мне, господа и товарищи, задались ли вы таким очень простым доказанным историческим фактом: всегда, во все времена новой и новейшей истории евреев в мире было не более 14,5 миллионов?

Сталин. Максим, я думаю, что сейчас не та аудитория и не то время, чтобы ты читал нам лекции об отрицательном влиянии евреев на национальные государства и пускался в этно-исторические экскурсы…

Руднев. Извините товарищ Сталин.
 
Сталин. Скажите нам, товарищ Руднев, что должен сделать нынешний Президент России, чтобы избежать намечающихся в будущем революций в России?

Руднев. Ответ на этот вопрос здесь уже, товарищ Сталин, звучал…

Сталин. Ничего, повторите нам его еще раз.

Руднев. Человек, который не хочет убиения России, ее расчленения на отдельные государства, который не хочет допустить исчезновения страны, должен направить усилия на возрождение русской нации, русского духа. Для этого он должен установить единоличное правление с неограниченными полномочиями и перераспределить властные функции среди своих подчиненных в пользу представителей титульных наций России. Устранить из экономики, политики, средств массового оболванивания народа – всякого рода средств массовой информации, еврейских олигархов и их служителей. Этот человек должен просто взять власть в свои руки,  предоставить раввинам беспрепятственный выезд из страны в течение трех месяцев, исключить представительство во властных структурах представителей еврейства.

Мехлис. Но это переворот и… последующая чистка? А раввины? Раввины возмутятся! Госдеп США… Там тоже возмутятся…

Руднев. Я не сказал, что это – переворот… Мы пока обсуждаем, что надо делать.  Госдеп США – это те же раввины с английскими фамилиями… Раввины всегда считали и считают нас гоями, которых некий раввин Филькенштейн приравнял к крупному рогатому скоту. Не стоит обращать внимание на истерику людей, которые вас считают скотом.

Премьер (с возмущением). Причем тут Филькенштейн? Это мнение Фин-кельштейна, а еврейский народ всегда с уважением и даже особым пие-тетом относился к русскому народу…

Сталин. Что, господин Премьер, вы уже испугались и сменили пластинку? (С усмешкой). Даже второй раз за время нахождения у власти вспомнил, что есть русский народ…

Премьер (резко, обиженно). Я хотел бы покинуть заседание.

Президент. Это невозможно. Я распорядился никого отсюда не выпускать. В охране мои люди. Давайте спокойно закончим обсуждение.

Премьер (мечется по сцене). Что же делать? Тут замышляется предательство… Что же делать?…

Сталин (усмехнувшись). Сакраментальный русский вопрос  неожиданно стал еврейским национальным вопросом! (Премьеру). Но вы бы присели пока. Вы нам мешаете.
Президент. Да, присели бы, господин Премьер. (Сталину). Продолжим. Но как сделать переворот и чистку, что это не было воспринято, как репрессии? Товарищ Мехлис прав: мировая закулиса поднимет такой вой, что Россию второй раз сделают империей мирового зла….

Сталин (Президенту). Я думаю, Маршал Руднев прав. Чистка необходима. А что касается реакции мировой закулисы, я думаю, что у Президента есть достойные военно-политические аргументы, одно упоминание которых приведет в чувство и мировую закулису и американский Госдеп. И я еще раз хочу обратить ваше внимание, что мое присутствие здесь, как и присутствие товарища Мехлиса и приглашенного мною товарища Руднева, это следствие вашей слабости, следствие политики разграбления госбюджета, молчаливое поощрение экономической политики откатизма на всех уровнях. Я слышал, что у вас принято, как вы выражаетесь, откатывать: деньги – вагонами, алмазы – горстями? И это, вроде бы как, по мелочи?

Мехлис. Да, товарищ Сталин, у них это все мелочи. Президент может только Дерипаску прилюдно замочить – ручку, мол, верни… А он что, этот Дерипаска,  разве больше ничего не должен? И вообще, складывается такое впечатление, что ни про многомиллионные взятки, ни про многомиллионные откаты Президент ничего не знает! Макаревич знает, а Президент – нет… Вот мы бы и хотели, товарищ Президент, без свидетелей услышать ваше мнение о том, почему это происходит и ваше отношение к происходящему.

Сталин. Я тоже хотел бы услышать ответ на этот вопрос. Ясно одно: так продолжаться,  товарищ Президент, дольше не может, если вы хотите остаться у власти.

Президент (обиженно). Вспомнили… Дерипаску… Я только не понял: кому он должен? Мне он не должен. Но мы отклонились от темы…. Тема переворота мне более интересна.

Сталин. Мы скоро к ней вернемся. Не спешите. Мы сначала выясним у товарища Мехлиса, должен ли этот Дерипасха что-нибудь Президенту?

Мехлис. Товарищ Сталин, правильно эта фамилия звучит: Дерипаска. (Уверенно). Лично Дерипаска ничего не должен Президенту.  А так – очень многим должен.

Сталин. Можете назвать фамилии?

Мехлис. Товарищ Сталин, его кредиторы, в основном, организации, банки, предприятия…

Сталин. Ну, тогда хотя бы скажите нам сумму его совокупного долга.

Мехлис (достает из кармана галифе листок, разворачивает, читает). «Об-щий объем займов компаний Олега Дерипаски по данным издания «Slon.ru» составляет 17, 6 млрд. долларов и 530 млрд. 585 млн. рублей. То есть в общей сложности – более 35 млрд. долларов».

Сталин (задумчиво). Дерипасха, Дерипасха… Какая странная фамилия...

Мехлис (вежливо). Дерипаска… Товарищ Сталин. Де-ри-пас-ка…

Сталин. Хрен редьки не слаще. То ли черт, то дьявол, - какая тут особая разница, как говорил товарищ Климов… И что, товарищ Президент, у вас все крупнейшие предприниматели с подобными фамилиями?

Президент. Никак нет, товарищ Сталин. У нас есть и  другие - Абрамович, Авен, Мамут… был еще Смоленский, Черномырдин, сейчас вот Миллер есть…

Сталин (Глядя на Руднева, кивающего головой). Можете дальше не продолжать… Мехлис, тут все ваши, кроме этого… Черномырдина… (Думает.) Черномырдин… Черномырдин… Что-то не припоминаю… Засядьку  знаю… А Черномырдина… нет…  Мехлис, вы что-нибудь знаете про этого Черномырдина?

Мехлис. Черномырдин сочинял афоризмы и всяческие высказывания относительно внутренней и внешней политики нашей с вами страны и публично их высказывал… То есть, извините, России…

Сталин (пыхнув трубкой, удивленно). И ему позволяли? Почему?

Мехлис. Почему? Я думаю потому, что он, видите ли, товарищ Сталин, был Премьер-Министром России…

Сталин (остановившись, удивленно). Премьер-Министром? Постсоветской России? И что, например, он говорил публично?  Мехлис! Что говорил этот… Черномырдин?
Мехлис. Одну минуту, товарищ Сталин. (Достает из кармана галифе листок). Разрешите зачитать?

Сталин. Конечно.

Мехлис (читает. Сталин внимательно слушает, временами смеется.)
- "Мы продолжаем делать то, что мы уже много наделали".
- "Братья, как доходит до дела, так они еще придут сами".
- "Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться".
- "Нам никто не мешает перевыполнять наши законы".
- "Вечно у нас в России стоит не то, что нужно".
- "Переживем трудности. Мы не такие в России россияне, чтобы не пере-жить. И знаем, что и как надо делать".
- "Ну, кто меня может заменить? Убью сразу... Извините".
- "Правительство в отставку? У кого руки чешутся - чешите в другом мес-те!"
- "Страна не знает, что есть правительство".
- "Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех - и белых, и красных, и пёстрых. Лишь бы у них были идеи. Но они на это только показывают язык и ещё кое-что".
- «Хотели как лучше, а получилось как всегда».
- «Вся моя молодость прошла в атмосфере нефти и газа»...

Сталин (улыбаясь, поднимает руку, останавливая Мехлиса). Достаточно, товарищ Мехлис. Безусловно, он великий сочинитель, этот их Черномырдин. А почему Президент назвал его в числе крупнейших предпринимателей?

Мехлис. Он бывший глава ГАЗПРОМА до приватизации и во время приватизации… И после, фактически, тоже…

Сталин. Хорошо. Я вас понял. Товарищ Черномырдин – серьезный предприниматель. (Президенту.) Вы спрашиваете у нас, что делать? А что вы, товарищ Президент, сами намерены сделать в сложившейся ситуации?
Президент. Не знаю. Есть мысль распустить Правительство и Государственную Думу. Я недавно их публично высказывал…
Мехлис. Вот, видите! Что я вам говорил, товарищ Сталин? Это предвестие переворота!

Сталин (пыхнул трубкой). Что плохого в перевороте, Мехлис, если в сложившейся ситуации ничего другого не остается? Кто-то же должен взять всю ответственность за страну на себя? А  что думаете вы, товарищ Руднев?

Руднев. Я думаю, непосредственно после переворота необходимо  провести чистку политической элиты. Разобраться с олигархами и раввинами, средствам массовой информации дать русское национальное лицо и сделать их средствами идеологической борьбы, а не информации. Без оглядки на общественность Запада, крики Госдепа США и истерику внутренней оппозиции и вопли раввинов в мире. При этом ни в коем случае не следует трогать системную оппозицию: коммунистов, эсеров, либерал-демократов.

Сталин (удивленно). Почему не трогать?

Руднев. Они верны верховной власти более, нежели члены партии власти. Впрочем, чистку можно начать и без роспуска партии воров и мошенников, как характеризует эту партию некто Навальный. Многим кажется, что для власти он  довольно опасен.

Мехлис. Был опасен. Теперь он так и останется в «Кировлесе». Бригадиром. Навсегда.

Руднев (Президенту). Навальный быстро станет политиком федерального масштаба, если не сумеете его остановить.

Президент (уверенно). Если вы имеете ввиду - отправить его надолго в зону, то скажу, что у нас такие вопросы решает только суд.
               
Сталин. И это правильно. Президент за такими процессами должен всегда наблюдать как бы со стороны. И всегда высказывать удивление, если кого-то из оппозиции сажают на длительный срок… Мехлис, вы помните, как я удивился, когда Рокоссовский сказал мне, что  перед войной с Гитлером он сидел?

Мехлис. Так точно, товарищ Сталин, помню. Только вот слухи, товарищ Сталин…

Сталин. Что, слухи?

Мехлис. Есть слухи, что команду посадить этого Навального  дал сам Президент, а в отношении Президентов в России слухи упрямее фактов. Президент утверждает, что он совсем небогатый человек  и что на правосудие не влияет, даже глаза на него, на это правосудие, закрывает… Мол, правосудие само по себе, а я сам по себе… Но ведь слухи-то, товарищ Сталин,  говорят обратное! И народ верит слухам!

Сталин. Если о первом лице государства нет слухов и анекдотов, то либо у него нет лица, либо это диктатор. Как же без слухов и анекдотов, если есть лицо?
Мехлис. Но, простите, речь идет не о частной жизни, а о финансовом по-ложении  первого лица… о его финансовом состоянии… Влиянии на правосудие…

Сталин. Разве об этом вообще могут быть какие-то слухи? Вроде бы здесь все настолько ясно, что слухов просто не может быть.

Мехлис (замявшись). Ну, ладно, Бог с ним, с правосудием… Но ходят слухи об огромных доходах Президента…

Сталин. Доходах? (Сталин прошелся, поднял трубку, затем опустил, а потом  сделал ею движение в сторону Президента). Вы хотите сказать, что Президент живет не на президентское жалованье, а на доходы? Если мне не изменяет классово-историческая память,  то в России всегда были те, кто живет на доходы от своих владений, фабрик, заводов,  а не жалованье или зарплату. Но какие могут быть доходы у Президента, даже несмотря на то, что в его ведении вся страна?  Мне представляется, что эти слухи, Мехлис,  распускают ваши сумасшедшие… В современной России столько загадок, что даже я не знаю ответы на простые, казалось бы, вопросы… Может быть, вы знаете, товарищ Мехлис? 
 
Мехлис. Никак нет, товарищ Сталин! Не знаю. Но слухи есть!

Президент (говорит, почти не разжимая губ). Я хочу сказать, что у меня есть декларация… за каждый год…

Сталин. Я понимаю, о чем вы, товарищ Президент. Декларация – это, конечно, хорошо. Но слухи о нажитом вами состоянии могут стать сильнее всякой декларации… Слухи о нелегитимных состояниях политика – это его политическая смерть, если не научить ЦИК правильно подсчитывать голоса на выборах… Не боитесь?
Президент. Нет, не боюсь. У меня нет ничего, кроме того, что указано в декларациях. Я пролетарий.

Сталин (прошелся по залу, несколько раз дымнул трубкой.) Слухи в России вызывают у населения больше доверия, нежели декларации и всякие там, понимаете ли, факты. Слухи в России - это очень упрямая и при этом невероятно коварная вещь… Как выходцу из авангарда КПСС , вам это должно быть хорошо известно.  Слухов не боятся только обладающие абсолютной властью над страной. При  жизни таким людям никакие слухи не опасны. При их жизни слухи опасны для тех, кто их слышит, не говоря уже о тех, кто их осмеливается распространять. Такое уже было в истории нашей страны. Слухи для диктатора опаснее после его смерти. Они подобны мусору на его могиле… Или вы надеетесь, что ЦИК, если в стране все останется по-прежнему, все правильно подсчитает?

Президент. Не уверен…

Премьер (обессилено  падает в кресло. Сокрушенно). Все, конец каганату… (Хватается за голову). Они же снимут с меня голову…

Сталин. (Рассмеявшись.) Мне даже кажется, что я знаю, чем вам помочь…

Премьер (встрепенувшись, с надеждой). Да? Я готов принять любые ваши условия, товарищ Сталин!

Сталин. Я не имел в виду вас, господин Премьер. Я сказал, что, кажется, знаю, как помочь Президенту в сложившейся ситуации.

Президент (опустив взгляд). Для меня это было бы большой честью.

Премьер (сокрушенно). Все это конец и каганату, и раввинату, и олигархату…

Сталин (с любопытством смотрит на Президента. Потом обращается к Мехлису и Рудневу. С иронией).  Так что вы нам ответите, товарищ Президент?

Президент (хмурится, смотрит на Сталина исподлобья). Я отвечу, что как бы ни посчитал ЦИК, народ все равно не обманешь. Уйдут те, кто ратовал за Ельцина, и наступит закат нашей эпохи. Я слишком хорошо понимаю это, но поделать, откровенно говоря, почти ничего не могу. Единственное, что могу, так это только кого-то изгнать или посадить, предварительно дав команду подготовить материалы о неуплате налогов в особо крупных размерах или в чем-то более тяжком... Сейчас не 30-е и не 50-е годы… К сожалению, народ в России чуть-чуть начинает думать… Пусть думает. Мы тоже не останемся в долгу – и что-нибудь придумаем, чтобы народ голосовал за нас, ведь после нас – могут прийти коммунисты, а это, я считаю, недопустимо… Ведь у них ни ясной программы нет, ни четкой доктрины! Они не хотят понять, что Маркс и Ленин умерли… Про остальные партии я уж и не говорю. (Усмехнулся.)

Сталин. Вот как? А мне всегда казалось, что вы не воспринимаете всерьез коммунистическую угрозу… Конечно, нынешние коммунисты не обладают той политической гибкостью, которая была у большевиков, и это самая главная их ошибка, но то, что может прийти лидер, осознающий преимущества партий левого спектра, это вполне возможно… И тогда, вы господа правоцентристы… (Сталин выразительно посмотрел на Президента и Премьера)… непременно потерпите поражение, несмотря на административный ресурс…

Президент. Это я хорошо понимаю. И свою главную задачу я вижу в том, чтобы в головах людей укоренилась невозможность возвращения страны к тоталитаризму, к социализму…

Сталин (усмехнулся и пристально посмотрел на Президента). Как это вы постоянно повторяли Мехлису? Фантазии?

Президент. Фэнтези, товарищ Сталин.

Сталин. Вот-вот, именно так, как вы сейчас говорите:  это фэнтези… Русский народ – это народ, в котором странным образом соединились две, казалось бы, взаимоисключающие вещи: безоглядное подчинение верховному вождю и безграничная, страстная любовь к свободе своей Родины… Вы думаете, это товарищ Сталин с полководцами выиграл Великую Отечественную войну? Нет! Ее выиграл русский народ, в котором всегда живут эти два качества. И в этом-то и заключается русский нравственный парадокс: народ, обладающий такими качествами, не может быть лиде-ром какой бы то ни было революции. Он способен быть только пушеч-ным мясом для политиков, не имеющих ничего общего с русским народом, кроме проживания на его исторической земле… И не надо хмуриться, Мехлис… Товарищ Сталин в своей жизни ошибался только два раза. Но на сегодня моя жизнь закончена, поэтому ошибки исключены… За долгую жизнь я вынес убеждение, что русский народ  чужд свободе в западном ее понимании и тому, что вы называете демократией. Для русского народа существует только одна свобода – свобода его Родины,  сам же он не может существовать без подчинения, а уж в какую форму подчинения он избирает – крепостное ли право или какую-нибудь иную разновидность тоталитаризма, - это зависит от исторических условий, в которых ему неожиданно даруется свобода, с удовольствием меняемая им на ярмо. Страх перед властью и непротивление ей даже при полном несогласии с ней -  вот суть русского политического менталитета. Но русский народ подчинится только своему национальному царю, своему нацио-нальному императору, своему национальному генсеку, своему национальному президенту… И никому в этом русский народ не изменить – ни Госдепу, ни раввинам, ни инопланетянам…

Продолжительное молчание.

Премьер (безучастно).  Это высказывание – не более чем предположение, гипотеза, поскольку не приведены факты. Хотя, какое это теперь имеет значение…

Сталин. Обратитесь к истории. Там вы найдете требуемые вами факты.

Премьер. Какое это теперь имеет значение…

Президент (Сталину). Возможно, вы и правы, и русский народ действи-тельно склонен к подчинению строгому отцу... Но это вовсе не значит, что  склонность  к тоталитаризму заложена в нем генетически… И потом, су-мели же китайцы, первыми использовавшие форму тотального управления, преодолеть в себе тяготение к тоталитаризму. Почему русские не смогут стать внутренне свободными и построить демократическое государство?

Премьер (оживляясь). Да, действительно? Почему это русские не смогут построить в России демократическое государство? Нам перевороты и на-циональные лидеры не нужны!

Сталин (Президенту). Почему не смогут? Еще как смогут, если к этой цели их всегда будет вести русский национальный вождь, а не чуждая России этническая преступная группировка… И внутренне свободными смогут стать, когда будут иметь и понимать, что у них свой национальный лидер, когда вернут свои русские ценности и свою русскую национальную идею – идею независимости. А насчет китайцев вы погорячились. Легизм  и теперь отчетливо проступает  в современных способах  управления китайским народом, а народ эти способы принимает и не протестует. Это говорит о том, что невозможно переделать заложенное в душу народа,  его национальный характер. Вы же не будете утверждать, что китайцы нам не пример? Китайцы – великий народ, как и русские.

Премьер. Но у нас нет иного пути кроме как демократического, а это оз-начает, что надо искоренить в головах людей мысль о том, что в СССР было хорошо всем, чтобы исключить возврат к той системе!

Сталин. Президент также считает, что в СССР все было плохо?

Президент. Нет, я так не считаю. В СССР не было демократии. Я уже говорил, что я сторонник демократического пути развития России.

Премьер. Да, мы все – за демократию! Мы еще поборемся!

Сталин (Президенту). Зачем же тогда так активно боретесь с внесистемной оппозицией? Дайте ей возможность свободно выступать, ведь она выступает за демократию.

Президент. Внесистемная оппозиция борется не за демократический путь развития страны, а за власть, а что будет потом?

Сталин (Президенту). А вы считаете, что упраздняя внесистемную оппозицию не политическими методами, вы ведете народ к подлинной демократии?

Президент. Несомненно! Но у меня – все по закону.

Сталин. Хорошо. (С улыбкой.) Мне нравится ваше понимание  затронутых здесь вопросов. Режим подлинной демократии установится в России в ближайшее время. (Сталин прошелся по коврам, несколько раз останавливаясь и усиленно дымя трубкой.) Есть определенные атрибуты, дающие особый волевой настрой на проведение в жизнь политических решений, которым вы порой уделяете слишком много времени, размышляя о необходимости их принятия, и это в тот мо момент, когда необходимо действовать быстро и решительно. Я знаю, как вам помочь… Мехлис, принесите наш подарок товарищу Президенту…

Мехлис. Слушаюсь, товарищ Сталин! С удовольствием! (Исчезает).

Сталин (Президенту). Россия всегда была под единым началом князя, потом императора. И ее народ нельзя переделать за сто лет. Даже большевикам не удалось это сделать, а вы тем более не способны… Но вы всегда должны помнить, что русский народ – самый свободолюбивый народ в мире и потому заслуживает умного, волевого и строгого правителя, способного остановить разграбление страны, восстановить честь русского народа, не допустить утраты национальной независимости… Если вы остановите разграбление страны и при этом учтете, что сегодня говорили вам товарищи Сталин, Мехлис и Руднев, то вы убережете Россию от революции, которая для нее станет последней…

     Президент пристально вглядывается в Сталина. Возникает короткая пауза.

                Появляется Мехлис. В руках он бережно держит хорошо выглаженный   
                белый китель с карманами  и Золотой звездой Героя.

Мехлис (почтительно). Это вам, товарищ Президент.

                Мехлис аккуратно кладет на стол белый китель и,  уже повернув-   
                шись, чтобы уйти, вдруг снова возвращается к столу, берет в руки
                какую-то книгу или тетрадь. Открывает. Читает...

Сталин. Что скажете, товарищ Президент?

Президент (смущенно, Сталину). Как-то то неожиданно… Спасибо.

Сталин. Хочу вас предупредить: от таких подарков не принято отказы-ваться. Готовы ли вы надеть китель товарища Сталина, чтобы повести страну к подлинной демократии и спасению? В моем кителе легче при-нимать судьбоносные решения… Этот китель сделает вас бессмертным…

Президент (вздыхает). Ну, если нет другого выхода…

Сталин. Другого выхода нет. Пока будете искать другой выход, ваши партийцы у вас украдут страну. Вы ее уже теряете…

    Молчание.

Президент (плотно сжав губы и нахмурившись). Это домыслы отдельных политиков. Не более.

Сталин. Я понимаю вас. Другой ответ прозвучать и не мог: иногда даже у политиков бывает только один ответ на поставленный вопрос. Но  мнение никогда не является аргументом. А ведь это всего лишь ваше мнение. 

Президент. Если мы сохраним власть, мы сохраним страну.

Сталин. Сохранить власть еще не значит сохранить страну. Мне представляется, что, только надев китель товарища Сталина, можно добиться и сохранения власти и сохранения страны. Он вам нужнее, чем тысяча законов…

Президент. Я приверженец демократии.

Сталин. Хорошо. Не будем дискутировать по данному вопросу. Но я не встречал ни  одного политика, который не хотел бы управлять своим народом и принимать судьбоносные  решения, наедине с самим собой… Думаю, не стоит тянуть с примеркой. Промедление означает полное разворовывание России и ее потерю…

Мехлис (растерянно). Товарищ Сталин, тут книга…

Сталин (удивленно). Что? Книга? Какая книга? Вы что, Мехлис, книг не видели?
Мехлис (глядя в книгу, растерянно). Видел… но… тут… тут…

Сталин. Мехлис, вы всегда умели владеть собой… Вы совершенно растерялись, глядя в эту книгу… Что за книга?

Мехлис. Тут написано «Пьеса. «Китель». Это, собственно, даже не пьеса… Это стенография нашей сегодняшней встречи… (Растерянно.) Это невероятно!

Сталин. Вы в своем уме, Мехлис? Как такое может быть?

Мехлис. Я не понимаю… Я, конечно, в своем уме, я… но… тут…  слово в слово… все, о чем мы сейчас говорили…

Президент (обескураженно). Как, то есть, о чем говорили?… Вы бредите, Мехлис! Дайтека сюда эту… книгу…

           Берет книгу, осматривает, потом открывает, читает, листает…

Премьер. Там что, действительно стенограмма нашего заседания?

Президент. Хотим мы этого или нет, но это действительно запись нашей беседы… (Похлопывает книгой по ладони, оглядывается по сторонам, словно хочет увидеть того, что положил книгу на стол…) Да… (Затем решительно обращается к Сталину, Мехлису и Рудневу.) Товарищи! Я благодарю вас за нынешнее посещение, за данные вами оценки, советы и пояснения. Думаю, что они не останутся без нашего внимания, и мы сумеем, проанализировав ваши рекомендации, устроить жизнь в России так, как того заслуживает ее народ… Еще раз благодарю. Все свободны!

Медленно гаснет свет, становится темно.

                К А Р Т И Н А   Д Е В Я Т А Я

         Когда свет постепенно усиливается и на сцене становится
         светло, на ней стоят только Премьер и Президент. На столе лежит белый
         китель. Они стоят друг против друга, китель – между ними. Оба
         продолжительное время молчат и не сводят с кителя  глаз. Потом
         Президент делает шаг к столу, кладет книгу, снимает пиджак и надевает
         китель. Неожиданно в отдалении раздается мощный раскат грома, и свет на
         сцене снова гаснет. Затем медленно-медленно под самым потолком
         Когда свет полностью загорается, перед зрителем стоит облаченный в
         белый китель Президент, сильно изменившийся внешне: брови и волосы на 
         голове стали заметно темнее, появились черные усы…
         Премьер в ужасе смотрит на человека в белом кителе.

Премьер. Что с вами, товарищ Президент?

         Президент  одернул китель, повел плечами. Китель сел на него так хо-
         рошо,  словно был сшит хорошим портным по заранее снятым меркам.

Президент. Ничего. Просто я надел китель. Он оказался мне в пору.
Президент оглядывает на себе китель. Смотрит на свои руки. Думает. Потом неожиданно кладет на пах сначала правую, а затем левую руку.  Опустив подбородок, едва заметно наклоняет голову к правому плечу и, прищурившись, задумчиво смотрит в зрительный зал. Небольшая пауза.
 
Президент (неожиданно говорит по-немецки, быстро и громко произ-нося слова).  Ich muss Russland glucklich!.

             На лице Премьера – ужас; он, замахав руками,  отшатывается назад и   
             едва не падает. Взявшись руками за столешницу и немного присев,   
             Премьер со страхом из-за стола следит за Президентом.
             Президент не обращает внимания на Премьера. Он внимательно смотрит   
             на Звезду Героя на кителе.

Президент (рассуждает).  Преемственность в методах управления – лучшее доказательство верности своему народу… И никаких колонн – только Народный Фронт!!

             Одобрительно покачав головой, меняет положение рук: немного сги-    
             бает в локте левую руку, прижимает ее к туловищу, в правую руку
             берет книгу и держит так, как будто взвешивает ее.

Президент (обращаясь к Премьеру). Давайте не будем терять время. (С этого момента Президент произносит слова с ярко выраженным грузинским акцентом. Премьер с еще большим, совершенно неописуемым ужасом смотрит на Президента). Пригласите сюда удаленных членов правительства. И предупредите их: пусть ничему не удивляются.

             Премьер кивает головой, делает несколько шагов, спотыкается, опас-
             ливо оглядывается на Президента, натыкается на стол и, потирая
             ушибленное место и прихрамывая, скрывается за кулисами. Слышно, как
             открывается дверь, как Премьер что-то говорит, а затем на сцене
             один за другим появляются вице-премьеры и министры. Их реакция на
             Президента в белом кителе со Звездой Героя одинакова: крайнее
             изумление. Вошедшие не садятся, остаются стоять позади своих кре-
             сел, переглядываются. Президент медленно, неслышно ступая, удаля-
             ется от стола, почти доходит до правых кулис, а когда
             поворачивается к вошедшим и стоящим за своими креслами членам
             Правительства, его левая рука согнута  в локте и прижата к
             туловищу, правая рука держит найденную Мехлисом книгу. Он медленно
             подходит к столу.

Президент (говорит с грузинским акцентом. Далее он всегда говорит с акцентом). Садитесь.

             Стоящие с недоумением переглядываются, некоторые улыбаются,
             напряжение первых секунд спадает. Садятся неслышно.

Президент. Спиритический сеанс закончен. Товарищи Сталин, Мехлис и Руднев поки-нули нас. (Говорит по-прежнему с грузинским акцентом, недоумение в глазах членов правительства нарастает). Я вижу недоумение в ваших лицах. Это не маскарад. Китель – это подарок товарища Сталина.

Министр 1. Простите, а… ваш акцент?

Президент. Вам послышалось.

Министр 3. Но я тоже слышу акцент…

Президент (резко). Вам, как и остальным, акцент послышался. Это у вас слуховая иллюзия, вызванная кителем товарища Сталина. Это скоро пройдет, а если не пройдет, то мы вас подлечим. (Небольшая пауза). Недалеко от Оймякона мы уже приступили к строительству самых современных криосанаториев. Туда поедут все, кто будет слышать в моей речи какой-то акцент. Члены Правительства и видные партийцы должны быть, как всегда, впереди.  Ломы и топоры выдадут на месте. Для физической зарядки. Чтобы не одряхлели. Но не будем терять время. У нас на повестке дня два вопроса.(Медленно и неслышно ступает по ковру, прижимая к туловищу согнутую в локте левую руку). Первый вопрос – прежний. Снижение смертности на дорогах. Второй - касается книги, найденной здесь, на столе, товарищем Мехлисом. (Показы-вает книгу присутствующим и кладет на стол напротив своего крес-ла). Начнем с первого. Какие будут предложения?

Министр 1. А что, разве эти… ну… духи не ничего не подсказали?
Президент. Теперь, я полагаю,  мы в состоянии сами решить эту проблему. Я слушаю ваши  предложения.

Министр 2 (встает). Предлагаю обязать всех сдать экзамены на право управления автомобилем. Этим мы отсеем тех, кто купил водительские удостоверения, и на дорогах останутся только те, кто знает правила дорожного движения, что, безусловно, повлияет на ситуацию на дорогах в лучшую сторону.

Президент. Садитесь. Еще?

Министр 3. Главной причиной смертности на дорогах остается езда в не-трезвом состоянии. Предлагаю лишать права на управление автомобилем на пять лет водителей, управлявших транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения. И никаких промилле – только ноль!

Президент. Хорошо. Какие еще предложения?

Первый вице-премьер. Надо отремонтировать дороги. Плохие дороги – это тоже фактор, увеличивающий смертность.

Второй вице-премьер. Отремонтировать надо только те дороги, по которым передвигаются члены правительства. Остальные – оставить в прежнем состоянии. Почему? Потому что хорошо отремонтированная дорога вызывает желание увеличить скорость, а превышение скорости – это тоже фактор, увеличивающий смертность.

Третий вице-премьер. Необходимо на всех автомобилях в обязательном порядке установить видеорегистраторы, чтобы в случае дорожно-транспортного происшествия было сразу понятно, что произошло на дороге и по чьей вине.

Президент. Как предлагаемая вами мера будет способствовать снижению смертности на дорогах?

Третий вице-премьер. Это будет способствовать неотвратимости наказания виновного.

Президент. А что нам скажет товарищ Премьер?

Премьер. Я за ноль промилле, за увеличение минимального штрафа за любое нарушение от ста тысяч рублей.

Молчание.

Президент. Больше предложений нет? Хорошо.  Пусть передадут из приемной диктофон, чтобы записать положения моего указа.

Молодой человек вносит диктофон размером со спичечный коробок, кладет на стол.

Президент (молодому человеку). Включите.

    Включает диктофон.

Президент. Вы свободны. (Садится напротив диктофона. Поза свобод-ная, говорит легко, без напряжения, но довольно медленно). В целях дальнейшего совершенствования государственной политики в области безопасности дорожного движения, уменьшению дорожно-транспортных происшествий, снижения смертности на дорогах постановляю:

Правительству Российской Федерации:
1. Внести в месячный срок со дня подписания настоящего Указа  в Госу-дарственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проект федерального закона "Об обеспечении  безопасности дорожного движения, уменьшении дорожно-транспортных происшествий, снижении смертности на дорогах  в Российской Федерации", предусмотрев в качестве обязательных положений следующее:
- уменьшение себестоимости строительства одного квадратного метра автомобильных дорог до двух с половиной тысяч рублей  при одновременном повышении качества дорожного покрытия до европейского уровня;
- ежемесячный контроль качества построенных автодорог.

     Правовому управлению Администрации Президента в месячный срок:
1. Подготовить изменения в Уголовный кодекс Российской Федерации, предусматривающие:
- усиление ответственности за дорожно-транспортные происшествия, совершенные в состоянии алкогольного опьянения и повлекшие причине-ние вреда здоровью от одного года до трех лет лишения свободы, за вред, причиненный жизни потерпевших, от десяти  до 25 лет лишения свободы с пожизненным запрещением получения права на управление транспортными средствами, исключив возможность назначения уголов-ного наказания условно;
- наличие прямого умысла на совершение дорожно-транспортных про-исшествий для лиц, находящихся в состоянии алкогольного опьянения в момент совершения аварии;
- ответственность за нарушение технологии строительства автомобильных дорог от десяти  до двадцати лет лишения свободы.

       В Кодекс об административных правонарушениях ввести статью пре-дусматривающую наличие допустимого количества алкоголя в крови до 0,05 промилле.

Поднимается, прижимая левую руку к туловищу чуть выше паха,  проходит вдоль стола.

Передайте диктофон в приемную, пусть напечатают и принесут мне на подпись через десять минут.
Премьер (робко). Но товарищ Ста… Простите…  Товарищ Президент, сле-довало бы обсудить положения Указа…
Президент. Я думаю, обсуждение только запутает этот очень простой во-прос. Будем считать, что мы его обсудили и утвердили в окончательной редакции.

Президент подходит к столу, берет правой рукой книгу, найденную Мехлисом, показывает присутствующим.

Вот эта книга была найдена сегодня, здесь, на столе, товарищем Мехлисом. Она называется (читает название) «Китель».  Я посмотрел текст, это стенограмма нашего сегодняшнего заседания. Я спрашиваю присутствующих: как эта книга оказалась в зале заседаний? Выходит, мы просто действующие лица какой-то пьесы? Как это могло случиться?

Первый вице-премьер. Но так это какая-то мистика!  Дьвольщина!

Президент. Не надо обижать дьявола! Он гораздо безобиднее многих людей. И про мистику можете мне не говорить. Эту книгу сюда принесли люди.

Первый вице-премьер. А как может быть, что мы еще не собрались, а книгу уже написали? 

Президент. Это предстоит выяснить нашим правоохранительным орга-нам. Но вы можете убедиться сами, что это так. (Передает книгу Первому вице-премьеру). Полистайте – и вы убедитесь, что записано все в точности.  Это напоминает мне идеологическую диверсию.

Второй вице-премьер. Для идеологической диверсии необходима идео-логия, а у нас ее нет.

Президент (строго посмотрев на первого вице-премьера). С этого дня у нас уже есть идеология. Возможно, вы еще этого не поняли и не почувствовали.
Премьер. Идеология? Но разве можно вот так сразу, в один миг, создать систему взглядов и представлений…

Президент (оправив китель). Можно. Наша идеология заключается в том, что нам необходимо исключить любую возможность революции. Для этого мы должны отказаться от моратория на смертную казнь за экономические преступления, предусмотрев, что такие преступления, как воровство средств из государственного бюджета, расценивается как вредительство и подрыв экономической мощи России. Обнаружение у чиновников категории «А» и их родственников активов за границей является безусловным основанием для увольнения от должности, а отсутствие подтверждения, что это приобретено на легальные доходы, должно повлечь уголовное наказание в виде лишения свободы по три года за каждый миллион рублей с пожизненным запрещением занимать должности на государственной и муниципальной службе.
Премьер. А если будет обнаружена недвижимость, тогда как? По три года за этаж или за каждую комнату?

Президент. Недвижимость имеет стоимость в рублях. Вот за эту стоимость и будут назначаться годы с коэффициентом три к каждому миллиону.
Премьер. А зачем так строго?

Президент. Затем, чтобы отбить у недовольных чиновников и олигархов всякое желание финансировать несистемную оппозицию. Надо смотреть вперед. Далее. Провести чистку всех уровней исполнительной и законодательной власти по признаку наличия у лиц, занимающих государственные должности, причастности  криминальным структурам – как в настоящий момент, так и в прошлом. Наказание – уголовная ответственность просто за факт принадлежности к криминалу с конфискацией имущества независимо от того, на кого из членов семьи оформлены вклады или не-движимость.
Премьер. Но может быть, дать им возможность добровольной отставки?
Президент. Нет. Никаких поблажек. С этого дня nil inultum remanebit . Вместо реального наказания в виде лишения свободы они, впрочем, могут покинуть страну, имея на руках по пять тысяч американской валюты на каждого члена семьи.
Премьер. Но это может быть расценено, как нарушение прав человека.  Шум поднимется…
Президент. Мы же не поднимаем шум, когда в США приводятся в испол-нение смертные приговоры. Как бороться с преступностью, - это внутреннее дело каждой страны. Попытки повлиять на это является вмешательством во внутренние дела суверенного государства. Россия расцветет, если в ней будет побеждено воровство и построены хорошие дороги.
Премьер. А дураки? С ними как?
Президент. Никак, они  России не опасны.
Премьер. А если эти меры, предлагаемые вами, будут реализовывать ду-раки? Они станут опасными… Представьте, сколько они могут посадить и изгнать невиновных…
Президент. За неправильное осуждение или необоснованное изгнание будет введен расстрел. И дураки сразу поумнеют.
Премьер. И это все меры?
Президент. Нет. Телевидение должно обрести русские национальные  черты.
Премьер. Вряд ли это возможно… Американцы шум поднимут… Опять же эти…. ну, раввины… С ними как?
Президент. Американцы ничего не поймут, если все делать умно и не болтать на всех углах о задуманном. А когда поймут, будет уже поздно. Если умно построить пропаганду, и прежде всего в  Интернете, то мы сумеем сплотить нацию вокруг себя не хуже, чем это сделал товарищ Сталин, и тогда раввины и все евреи станут нашими лучшими помощниками.
Премьер. А если не станут?
Президент. Кто не с нами, тот против нас. Я думаю, на священной земле многострадальной Палестины им найдется небольшой уголок.
Премьер. А если не…
Президент (перебивает). А если не захотят, то у нас есть Биробиджан. Наконец, ничто не мешает нам переименовать Оймякон в Хайфу… Правда, товарищи?

              Все наперебой: «Да!», «Конечно», «А как же иначе?», «Я подготовлю
              указ!», «Указ уже готов»!» и так далее. Президент поднимает руку.
              Гвалт обрывается.

Там, я уверен, к ним  быстро придет понимание текущего момента… Я думаю, что наши пропагандисты правильно объяснят моему народу необходимость предлагаемых мною мер…

Премьер. Да… Но есть ли у нас специалисты, способные разработать кон-цепцию такой пропаганды?

Президент. Есть. Я уже ее разработал.

                Премьер замирает с открытым ртом.

Концепция проста, как правда: немного здорового национализма, немного интернационализма, пробуждение в народе мыслей о возвращения газа и нефти в государственную собственность, дискредитация внесистемной оппозиции и помогающих ей олигархов, публичное обсуждение возможности возвращения применения смертной казни за хищение государственной собственности и денег в особо крупных размерах, возращение свободных выборов глав субъектов федерации и предоставление президенту права на отстранение их от должности… После придания средствам массовой информации русского лица – проведение  массового  обсуждения возможности возвращения всем евреям их настоящих имен… Введение паспортов с указанием национальности. Расторжение контрактов с офицерами еврейского происхождения, прибывшими в Россию, начиная с 2008 года. Ликвидация раввината в армии. Автора последней пенсионной реформы, если система не заработает, отправить в один из оймяконских криосанаториев.  И пора, наконец, вернуться к тезису, что не только известные люди и всякого рода… предприниматели могут сидеть в государственной думе, но там должны быть и домохозяйки… Реализация этих направлений поможет нам восстановить доверие к власти и показать народу, что мы идем единственно верным путем – путем демократических преобразований при сильной президентской власти.

Премьер. Да… А с чего следует начать?

Президент. Со средств массовой информации. С придания им русского лица.

Премьер. Но… Возможно ли такое?

Президент. Что-то вы последнее время слишком часто стали сомневаться во всем, что не предложил бы Президент?

Премьер. Да я… не сомневаюсь… Надо, значит надо…

Президент внимательно смотрит на Премьера.

Президент. Хорошо. Будем считать, что вы перестали сомневаться в своей верности нашему делу…

Премьер (испуганно). Но я никогда… никогда не сомневался…

Президент. Зато у меня несколько минут были сомнения, что вы пра-вильно понимаете товарища Президента…

Премьер. Нет, что вы… Я  - никогда, я - до конца… Готов выполнить любое задание. Я всех порву… сам… лично…

Президент. Хорошо. Тогда предлагаю следующее. Вторым реальным ак-том нашей пропагандистской кампании должно быть ограничение въезда граждан из неславянских стран бывшего СССР. Беспрепятственно въез-жают и  при желании получают гражданство этнические русские. Это вызовет полное, если не абсолютное доверие к нам со стороны наших граждан. (Премьеру). Предлагаю вам возглавить это направление, оставаясь Премьер-министром…

Премьер (подумав). Так ведь если реально ограничим им въезд, страна утонет в мусоре без выходцев из стран ближнего зарубежья…

Президент. Не утонет. Мы признаем наших дворников государственными служащими и будем платить соответствующую заработную плату своим гражданам – треть заработной платы из государственного бюджета, треть из бюджета субъекта федерации, треть из бюджета муниципального образования. Это будет началом настоящей реформы жилищно-коммунального хозяйства страны, а не той воровской, которую придумали наши чиновники… К тому же, не следует забывать, что дворники всегда были в России государственными служащими… Они много видят и знают больше, чем некоторые, я бы сказал,  уполномоченные товарищи…

Премьер. Да, но… Товарищ Стал… Э-э-э… Товарищ Президент! А откуда мы возьмем средства на это?

Президент. Меры по пресечению воровства дадут столько денег, что мы не только получим достаточно средств для решения поставленных сегодня задач, но и создадим второй стабилизационный фонд, который оставим полностью в моем распоряжении. Уже сейчас могу сказать, что направлю эти денежные средства на ускоренную индустриализацию страны и создание новых видов вооружений.
Премьер (с сомнением). Не знаю, не знаю… Индустриализация… Сомнительно как-то все… Ведь все равно разворуют…

Президент. Товарищ Президент все хорошо продумал. Не сомневайтесь. Не разворуют.  Предприниматели – люди, которые хотят хорошо жить, да и просто – хотят жить… и все – жить на свободе. Поэтому индустриализация в России будет проведена в сжатые сроки – как в СССР.

Премьер. Да! Но если все равно будут воровать? Как и чиновники? Что тогда делать?

Президент. Будем отправлять на лечение в криосанатории. И сажать. Несмотря на безработицу, в некоторых отраслях нам сегодня не хватает рабочих рук… А посадив, мы заставим их работать на благо государства…  Но сначала мы дадим им возможность стать им честными и научиться уважать свою страну.

Премьер (с сомнением). Это как же, если они от рождения воры?

Президент. На сегодня эта концепция устарела. Предприниматели – это цвет нации. Мы создадим систему государственного отбора предпринимателей и их финансирования. Все, кто пройдет тесты на предприимчивость и исследование на честность на «полиграфе», получат средства из государственного бюджета и освобождение от уплаты налогов в первые два года работы. Мы должны сделать из наших предпринимателей рус-ских купцов, живших и работавших по слову.

Премьер. А!... Новый короткий анекдот: русский джентльмен… А я не верю!

Президент. Вы не Станиславский, чтобы заявлять подобное, и Премьеру вовсе не обязательно верить в народ, которым он должен управлять. Достаточно того, что в народ будет верить Президент. А наш третий пропагандистский шаг должен быть сделан в сторону частичной реабилитации большевистских методов управления государством: мы должны вернуться к утверждению о том, что любая домохозяйка имеет право управлять государством. С одной стороны, это укрепит в народе веру, что мы идем по пути демократии, а с другой стороны, нам станет легче прово-дить свою политику. И, наконец, четвертый пропагандистский шаг должен привести нас к ряду показательных процессов над горлопанами из числа оппозиционеров и им сочувствующих не только в столице, но одновременно во всех субъектах федерации. При этом судить их надо не за создание беспорядков, а за уголовные преступления.

Премьер. Для чего? Важен ведь результат.

Президент. Результат важен, но еще важнее причина наступления результата.  Сейчас наши люди делают это неумело, неумно, я бы даже сказал, глупо… Все вокруг видят и понимают, что обвинения притянуты за уши… Сейчас нам необходимы такие люди, как Короленко, Вышинский, Руденко… Я думаю, что если мы сумеем показать народу, что рост тарифов на услуги жилищно-коммунального хозяйства есть хорошо спланированная акция внесистемной оппозиции и ее сторонников, то домохозяйки, избранные в представительные органы, и трудящиеся массы полно-стью поддержат наши начинания, и мы достигнем должного эффекта во внутренней политике. Все, чем недоволен народ в России, отныне есть следствие хорошо продуманных,  антироссийских и антидемократических тайных акций внесистемной оппозиции, которая поддерживается раввинами. Именно этому тезису должны, прежде всего, уделить внимание средства массовой информации. Кто не будет поддерживать, того закроем.

Премьер. Да они сами закроются!...

                Раздается робкий стук в дверь.

Президент. Войдите!

                Входит молодой человек с листом бумаги в руках.

Президент. Что это?

Молодой человек. Ваш Указ.

Президент. Давайте сюда.
      
                Берет лист, подходит к столу, читает, берет ручку и 
                размашисто ставит подпись и потом отдает молодому
                человеку. Его взгляд нападает на книгу, лежащую на столе.

Президент (молодому человеку). Вы свободны. (Ждет, пока за ним за-кроется дверь). Что будем делать с этой… книгой?

Премьер. Запретим. Автора… накажем.

Президент (обращается к присутствующим). Какие будут предложения?

Первый вице-премьер. Даже беглое знакомство с текстом говорит о том, что если книга попадет в торговую сеть, то пьеса может быть поставлена, оппозиция уж постарается. Поэтому книгу надо запретить, автора… посадить.

Президент. Какие будут еще мнения?

    Молчание.

Хорошо. Будем считать, что мы достигли согласия. Полагаю, его надо закрепить в секретной резолюции. (Первому вице-премьеру). Берите ручку, пишите. Я продиктую текст. (Диктует). «Резолюция заседания Президиума Правительства и Президента. Совершенно секретно. Президент, Правительство, выражая глубокую озабоченность нарастанием антиправительственных и антипрезидентских настроений в широких слоях населения, не желая наступления последствий таких настроений, выражающихся  в виде недовольства курсом Президента и Правительства,  а также вероятности того, что масса думающих слоев населения достигнет критической массы, после чего непременно последуют массовые акции протеста, приходят к согласованному мнению о недопустимости пробуждения самосознания широких масс и мыслительной деятельности народа. Нельзя допустить, чтобы народ начал думать. Народ должен только верить.  Самым действенным средством пробуждения мыслительного процесса в народных массах являются так называемые художественные произведения – независимо от формы, жанра и их вида. Именно поэтому мы признаем недопустимым наличие в свободном обращении произведений, подобных пьесе «Китель». На заседание  Президиума Правительства очень странным, таинственным образом попала книга, вредность которой для власти очевидна. Помимо негативных оценок курса Правительства и Президента, их деятельности, книга содержит предположения о будущем России, совпадающие в целом с замыслами Президента. Самым неожиданным образом в книге полностью отражены диалоги членов Правительства, Президента, а также товарища Сталина, Мехлиса и маршала Руднева, - диалоги, которые были произнесены после того, как были уже написаны автором книги. Таким образом, автор сделал всех уча-стников секретного заседания Президиума Правительства с участием Президента и исторических личностей действующими лицами своей книги, что расценивается нами как крайнее неуважение к власти. Мы против своей воли оказались в роли актеров, сыгравших в самих себя в непридуманном заседании Правительства. Нельзя допустить, чтобы эта пьеса появилась в печати, в Интернете и вообще дошла до населения России. В целях пресечения формирования антиправительственных  мнений, сомнений в правильности курса Президента и Правительства, пресечения в народе какой-либо мыслительной деятельности, исключения подобных случаев в будущем и в целях предупреждения для иных лиц, занятых написанием литературных произведений, Президиум Правительства, Президент считают необходимым:
1. Поручить Федеральной службе безопасности установить автора пьесы «Китель», режиссера, художника-постановщика и прочих лиц, причастных к мистической постановке пьесы.
2. Признать их виновными в распространении антиправительственных ма-териалов, направленных на пробуждение мышления в народе.
3. Автора пьесы выслать под надзор полиции в места, куда Навальный лес не возил, у остальных лиц, причастных к постановке пьесы, регулярно поводить внезапные обыски в поисках антиправительственных текстов вплоть до их выезда из страны.
4. Тираж книги уничтожить.
5. Типографию, в которой была отпечатана книга, закрыть.
6. Федеральной службе безопасности допустить дозированную утечку ин-
        формации о судьбе автора и лиц, осуществивших постановку пьесы «Ки-   
        тель».

                Президент, прижав к туловищу левую руку, медленно и неслышно
                проходит по коврам к выходу. Потом останавливается и медленно
                поворачивается к присутствующим.

Президент. Заседание закончено. Все свободны. Пока свободны. (Неожиданно чихает).  Кстати, нет ли у кого с собой капель от насморка?…

ЗАНАВЕС.

             Рязань, ноябрь 2012-сентябрь 2013