— Ты же у меня воспитанная дама, Напка. Веди себя подобающим образом, – произнёс Святой отец, закутываясь в плащ.
Под утро подул прохладный ветер, на небе Эпстраф не увидел угасающих звёзд, и это говорило о том, что погода меняется, приближается дождь и нужно будет своевременно найти убежище. Хоть какую-то над головой крышу.
— Да что с тобой такое, лошадка? – удивлённо произнёс священник, натягивая поводья. Напка захрипела, запрядила ушами и попятилась назад, стараясь оказаться за стволом огромного дуба, как за укрытием. Потом Напка встала на дыбы, Святой отец сверзился на землю и на некоторое время затих. Восстановив дыхание, он посмотрел по сторонам и замер: в двух шагах от него стоял белый, с серыми подпалинами, волк. Он оскалился и тихо зарычал.
— Серый, шёл бы ты своей дорогой, – произнёс Святой отец. – Я тебя не трогаю, и ты меня не тронь. Хорошо?
Волк посмотрел Эпстрафу за спину, священник оглянулся. Всадник, молодой парень лет восемнадцати-двадцати, направив на святого человека небольшой арбалет, чего-то ожидал.
— Леший ветвистый! Зачем же вы, молодой человек, на меня направили убойную машинку? А вдруг палец дрогнет или ваша лошадь взбрыкнёт или оступится на ровном месте? Я хоть и старый, но пожить ещё хочу.
— Что у тебя, Бернард? – раздался слева от Эпстрафа голос молодого мужчины.
Из леса, на белоснежном тонконогом жеребце, выехал воин, держащий в руке прямой полуторный меч.
— Святые угодники! Пить вина не пью, а с утра видения, – прошептал Святой отец.
Всадники засмеялись, Эпстраф понял, что рядом с ним находятся братья-близнецы. И ещё понял священник, что это сыновья Патрика Ларвингстона. Те же прищуренные глаза, нос с горбинкой, упрямо сжатые губы, волевой подбородок, из-под шлемов выбивались тёмные волосы.
— Я полагаю, меня хотят убить сыновья Руки Западного щита? – усмехнулся Эпстраф. – Вы-то мне и нужны. Точнее, ваш отец. Имею важные сведения, так ему и передайте, ребятки. И ещё: уберите своего волка, он мою Напку заикой сделает. Вот где её искать, скажите на милость?
— Здесь ваша лошадка, святой человек, здесь. – Из-за дуба вышел воин, держащий Напку под уздцы.
На две головы выше Эпстрафа, широкий в плечах, он своим видом внушал уважение. Остроконечный шлем, накидка, доспехи, высокие остроконечные сапоги. Святой отец обратил внимание на бороду воина, которую он заплёл зачем-то в косички.
— Благодарю, тьер Дальстом, – произнёс Эпстраф. –Я не ошибся в..
— Нет, не ошиблись, – перебил начальник охраны Патрика Ларвингстона. – Зачем вам нужен Рука?
— Впереди, в лиге отсюда, засада. Двадцать головорезов Его Величества Ларвингстона Жестокого приготовили вам дружескую, в кавычках, встречу. Хорошо вооружены, мечтают насадить на пику голову Патрика Ларвингстона.
— Бездна, – выругался Дальстом. – Что-то подобное я предполагал, но до последнего в это не верил. Спасибо за предупреждение, отец.
Он негромко свистнул, из-за поворота дороги появилось около двух десятков всадников. Один из них спешился, подошёл к Святому отцу.
— А вы отчаянный человек, отец Эпстраф, – усмехнулся Патрик, – Тристан узнает кто меня предупредил, не сносить вам головы. Хотя, как я понимаю, по ней давно топор плачет.
— А как вы меня узнали, Ваше..
— Обращайтесь ко мне Ваша Милость, Святой отец, так мне и всем будет спокойнее. Объяснение очень простое: вчера вечером мне доложили о происшествии на Ратушной площади Бизля. А где же пёс Драгон, чтоб ему пусто было!? Неужели вы его лишили жизни? Не могу в это поверить.
— Побойтесь Бога, Ваша Милость, – ответил Эпстраф. – Алый орден несёт в мир исключительно...
— Только мне этого не говорите, хорошо? – перебил Патрик.
— Хорошо, – легко согласился Святой отец. – Так что с засадой?
— Ждём разведчиков, – ответил герцог.
— Хорошие у вас ребята, Ваша Милость, на вас похожи. А это значит, что детки от большой любви.
— Очень хорошие, – кивнул Ларвингстон. – Прирождённые воины, хорошие охотники и, как следствие, великолепные разведчики. Что-то они долго.. Разве вас Алый орден не исключил из своих рядов за деяния ваши, Святой отец?
— Хм... Это за какие же деяния, Ваша Милость? Убивать людей не убиваю, наоборот несу … ладно-ладно, не смотрите на меня так. Нет, от меня Орден не отрёкся, потому как мы в услужении у Святого Ателарда до конца своей жизни. Ваша Милость, разрешите вам даст мудрый совет человек, проживший пять десятков лет?
— Разрешаю, – усмехнулся Патрик. – Я догадываюсь, какой он будет. Вернуться в замок и заняться укреплением обороны. Так?
— Нет, Ваша Милость, не угадали, долго в замке вы находиться не сможете, – покачал головой Эпстраф. – В Даргинию вам, рано или поздно, ехать придётся. В противном случае, ваш брат это расценит, как невыполнение приказа, сделает соответствующие выводы. Их легко предугадать. А вот позаботиться о семье вам не помешает. Уверен, в отряде есть почтовые голуби, Ваша Милость.
— Тёмный! Всю ночь об этом думал, Святой отец, – поморщился Ларвингстон. – Есть голуби, есть. Вы правы. Дождёмся разведчиков и тогда я приму решение. Спасибо за совет, он действительно мудрый. Одного не пойму: почему вы о нас заботитесь? Я же из Ларвингстонов, а посему деспот, злодей и кровопийца.
— Долго объяснять, – вздохнул священник. – Злодей злодею рознь. Есть правители, чтоб они сгорели в пламени адовом, от которых народ отворачивается и вытирает кровавые слёзы, а есть правители по вашему типу. Властные, но уважающие мнение других людей, чтущие законы и их выполняющие. Вас многие уважают, Ваша Милость, и не только на территории Западного щита, а это дорогого стоит, поверьте мне на слово.
— Ага, разведчики вернулись, – произнёс Ларвингстон. – В силки попался крупный зверь.
— Гончий, чтоб мне пусто было, – сказал Эпстраф, когда увидел лежащего на земле человека с кляпом во рту. Тот смотрел по сторонам дикими от ужаса глазами прекрасно понимая, что жить ему осталось считанные минуты. Святой отец отошёл с Напкой подальше от места допроса и будущей казни, чтобы ничего не слышать и не видеть. Минут через пять его окликнул Патрик Ларвингстон. Гончего Эпстраф не увидел, вздохнул с облегчением.
— Неправильные у вас сведения, Святой отец, – произнёс Патрик. – На подмогу к Гончим прибыли пять псов и трое из вашего Ордена.
Эпстраф еле сдержался, чтобы не выругаться в полный голос. Если в этом грязном деле принимает участие Алый орден, то.. То от независимого Ордена, как такового, ничего не осталось. Ларвингстон Жестокий подмял под себя святых людей и теперь неизвестно чем всё закончится. Но одно знал Святой отец точно: союз безумного Короля и служителей Святого Ателарда приведёт к дальнейшему расколу в обществе и в самом Ордене. А это, как следствие, приведёт к гражданской войне, к смертоубийству, слезам и обнищанию обычных людей.
— Я наслышан, что вы обращаете во благо белый исцеляющий свет, Святой отец, – произнёс Патрик. – И в этом благом свете люди сгорают, как мотыльки в пламени свечи. Это так?
— Так, – кивнул Эпстраф. Он вздохнул, достал из-под рясы серебряную цепочку с пирамидкой Блуждающего огня.
— Никогда не видел вблизи Частицу Бога, Святой человек, – сказал Патрик. – Красиво он смотрится в пирамидке, как живой мотылёк в янтарном камне. Приказывать вам я не имею права, могу лишь..
— К чему лишние слова, Ваша Милость? – вздохнул Эпстраф. – Святые люди, ставшие на сторону убийц, мне не братья, поэтому я сделаю всё, что от меня зависит. Давайте выдвигаться, что ли? Пока Гончие не кинулись искать пропавшего пса, чтоб он в смоле кипящей варился.
Воины засмеялись, Ларвингстон кивнул:
— Вы правы, Святой отец. План такой..
С лошадьми остались двое молодых воинов, остальные разделились на три небольших отряда. Эпстраф, стараясь не наступать на сушняк, шёл рядом с Ларвингстоном, двумя его сыновьями и с Дальстомом. Чуть впереди и сбоку от людей бежал волк, постоянно останавливаясь и к чему-то принюхиваясь. Когда до лагеря Гончих осталось шагов сто, волк сел на землю, посмотрел на Бернарда, держащего арбалет. Тот потрепал зверя по шее, приложил ко рту палец.
— Тихо, Борг, твоё время не пришло.
Эпстраф выглянул из-за кустов дикой малины, увидел у костра людей, заканчивающих завтракать.
— Поражаюсь их беспечности, – прошептал Ларвингстон. – Они понадеялись на дозорных, которых давно нет в живых. Не хотел бы я иметь рядом с собой таких воинов и доверить им свою жизнь.
— Они не ждут нас так рано, Ваша Милость, – тихо произнёс Дальстом. – Думают, что мы ни о чём не подозреваем и будем мчаться во весь опор с криками и улюлюканьем. Дикий псы, воины удачи, что с них взять? А вон и ваши братья, Святой отец. Облегчились, теперь отзавтракают и будут готовиться к смертоубийству. Паскуды они, вы уж простите, Святой отец.
Эпстраф поморщился, промолчал. Если люди узнают о произошедшем, они отвернуться от Ордена, найдут себе другой способ защиты от нечисти и посланников из тонкого мира.
— Вы в своих силах уверены? – спросил Ларвингстон у Эпстрафа.
— Да. Бывшие братья в Ордене относительно недавно. Одного из них я знаю, заносчивый сукин сын, кроме гонора у него ничего нет. Да и Огнём они плохо управляют, потому как не доросли ещё до истинного таинства. Ну что, я пошёл?
Ларвингстон посмотрел на Дальстома, тот кивнул.
— Удачи вам, Святой отец.
— Вам она больше нужна, – ответил Ларвингстону Эпстраф. – Не называйте меня больше святым человеком. Никогда.
Эпстраф вышел на поляну, пошёл в сторону костра, за которым сидели пятеро Гончих псов и три брата из Алого ордена. Один из них, увидев Святого отца, выронил из рук кружку с отваром.
— Братья, мятежник!
Эпстраф остановился на расстоянии десяти шагов от костра, опустил голову, сложил руки вместе. Реакция святош и псов была предсказуемой: псы выхватили из ножен мечи, святые люди достали из-под серых балахонов кулоны в форме пятилистника. Они начали произносить слова заклинания призыва огня, но поняли, что защитить себя и псов от белого очищающего огня не успеют: мятежный святой отец сложил ладони рук вместе, потом развёл их в стороны. Смотреть на белое пламя огня было невозможно, псы прикрыли глаза руками, отвернулись. Кто-то из Гончих сообразил что происходит, выстрелил из арбалета. Болт пролетел рядом с головой Эпстрафа, но тот на него не обратил внимания.
Пять псов, находящихся рядом со Святым отцом сгорели мгновенно, на святых братьях вспыхнула одежда, загорелись волосы, пятилистники расплавились, превратившись в бесформенные лужи серебра. Эпстраф увидел, как мимо него молнией промелькнул Барг. Волк вцепился в горло рослому Гончему в чёрных доспехах, с капитанскими нашивками на левом рукаве куртки. Атаковали гончих одновременно с трёх сторон, но воины Ларвингстона за волком не успевали. Борг разорвал горло троим псам, бросился на четвёртого. Пламя белого огня, закрученное в тугую спираль, двигалось по поляне, завывая. Двое псов, объятые пламенем, катались по траве, пытаясь сбить огонь, вспыхнул ещё один.
— Святой отец, достаточно, – крикнул Патрик. – Бернард, отзови Борга.
Эпстраф свёл ладони рук, белый огонь исчез. Шевельнулась ветка дуба, Святой отец увидел Кристобель. Она смотрела на Гончих, шевеля губами. Псы теперь сгорали без белого огня, они падали на землю с истошными криками, с мольбой о помощи. Воины герцога растерянно смотрели по сторонам, на Эпстрафа, на псов. Через пять минут всё закончилось. Над поляной стоял удушливый запах сгоревшей плоти и испражнений. Эпстраф сел на траву, обхватил голову руками.
— Спасибо за помощь, – сказал Ларвингстон, присаживаясь рядом со Святым отцом. – Без вас было бы тяжело.
— Много ваших погибло, Ваша Милость?
— Ранено четверо, но ранения ерундовые. Я одного не пойму: вы погасили белый огонь, но псы продолжали сгорать. Как такое возможно?
— К Всевышнему обратитесь за разъяснениями, Ваша Милость. Такова его воля, он над нами стоит и смотрит за деяниями наши. А они просто омерзительные и непристойные, должен вам сказать. За что люди погибли, я не понимаю. Чтобы властный и беспринципный идиот восседал на троне и ...
— Не надо произносить лишних слов, – перебил Эпстрафа Патрик. – Мы на поляне не одни.
— Понимаю, но как вы с этим живёте, Патрик, зная правду о вашем брате?
— Так и живу, Святой отец.
— Я же просил..
— Для людей вы всегда останетесь святым человеком, Эпстраф. Хотите вы этого или нет. Теперь куда направитесь?
— В Даргинию, куда же ещё? Не в Северный же щит мне ехать. Нечего там делать, да и холодно на севере. В Южном жарко. Человеку не угодишь..
— Предлагаю двигаться вместе, Святой отец. Ради вашего же блага и нашей безопасности. Лес есть лес и неизвестно сколько в нём срывается беглых и лихих людей. Смешно звучит, понимаю, но это так и есть на самом деле.
— Согласен, – кивнул Эпстраф, – но только до границы Даргинии. Там наши пути разойдутся, Ваша Милость. Тристан узнает о нашем временном союзе.. Сами понимаете, что произойдёт. Над вами и так сгустились грозовые тучи. Кстати, вы голубя отослали в Чёрный камень? Пора подумать о семье, Ваша Милость.
***
Крейг Драгон долго лежал с открытыми глазами, смотрел на серое небо. Он подспудно понимал, что ночью произошло что-то из ряда вон выходящее. Пёс посмотрел на разорванную рубашку, попытался нащупать во внутреннем кармане куртки кошель с деньгами, потряс пустым мехом для вина, витиевато выругался.
— Нужно вернуться туда, где я купил вино с сон-травой, набить морду торгашам и потребовать с них десять золотых. Хм.. Интересно, за что мне отвалили такую гору денег? Если хорошо подумать, то вывод напрашивается один: мне заплатили за какое-то убийство или… Что за «или» может быть, я не знаю. Где я нахожусь без понятия, не помню что произошло ночью и просто удивительно, что я вообще остался в живых. Меч на месте, нож тоже, лошади нет, на покупку лошади денег нет. Замечательно, просто сказка какая-то, а не жизнь. А виною всему что, Драгон? Правильно, твоя любовь к вину. Идиот ты, Крейг Драгон! Когда-нибудь ляжешь спать и не проснёшься. Ладно, нужно подниматься и идти. Только вопрос – куда идти? Ага, в голове появились какие-то обрывочные воспоминания. Хм.. Ну точно же, я был в Бизле. За каким таким лешим ветвистым меня туда занесло? Если мне заплатили, то в Бизле я выполнял какую-то работу. Какую? А вот хрен его знает! В голове туман… какой-то старик мерещится, мальчишка, девица голая, выходящая из огня. Сиськи у неё хорошие. М-да…просто замечательные. Ладно, поем, потом буду решать, что мне делать, куда мне идти.
Драгон миновал лес, отделяющий поляну от Королевского тракта, посмотрел влево, посмотрел вправо, почесал затылок. Небо над лесом, примерно в пол-лиге от пса, озарилось яркой вспышкой света. От неожиданности Крейг присел, прошептал молитву Тёмному Рингеру, покровителю наёмных убийц. Благодатный огонь, вознёсшийся к небесам, с другим огнём перепутать просто невозможно. Белым огнём пользовались священники Алого ордена, Драгон в этом был уверен на все сто процентов. Крейг встал за ближайшем деревом, продолжая наблюдать за небом. Свечение сошло на нет, прочитав ещё раз молитву Тёмному Рингеру, Драгон пошёл в сторону странного и необъяснимого явления. Минут через двадцать он увидел выезжающих на тракт воинов, увидел на жеребце человека в серой рясе и бежавшего впереди всадников белого, с серыми пятнами, волка. Волк остановился, посмотрел в строну Драгона, зарычал.
— Борг, за мной, – услышал Крейг окрик молодого парня, остановившего чёрного жеребца.
Волк недовольно посмотрел на Драгона, побежал за всадниками. Пёс перевёл дыхание и осторожно, стараясь не наступать на сухие ветки, пошёл по лесу в сторону поляны, на которой останавливались всадники. То, что Драгон увидел, его повергло в шок: посередине поляне лежали обгоревшие человеческие скелеты, на земле валялись мечи, ножи и щиты с эмблемами Гончих псов: красная поджарая собака с кинжалом в пасти. Драгон насчитал двадцать семь обгоревших черепов. Кто-то уничтожил братьев, но кто посмел это сделать, и при чём тут Алый орден? Все пять королевств знали, что Гончие находятся под крылом Ларвингстона Жестокого и подчинялись только ему.
— Вот дела, – тихо сказал Крейг. – Кому скажешь, хрен поверят, посчитают умалишённым. Вывод: лучше иногда промолчать, чтобы...
Закончить фразу Драгон не успел: на поляну вышли три оседланные лошади. Они остановились на краю поляны, начали щипать сочную траву.
— Лошадки добротные. Вот тебе и средство передвижения, вот тебе и деньги, Крейг.
Через десять минут пёс выехал на тракт, повернул в сторону Бизля. Нужно было продать двух заводных лошадей, плетущихся следом за Мохнатым, как Крейг назвал чёрного жеребца. На вырученные деньги купить еды и новую рубашку, обязательно вина и завалиться на сутки в Дом блаженства. Но главное, нужно походить по городу, разузнать о последних новостях и найти торгаша, который продал вино, в которое он добавил выдержку сон-травы. Драгон считал, что он размотает плотный клубок воспоминаний, если сможет ухватиться за начало нити. А нить находится, естественно, в городе Бизле.
— Мне кажется, Мохнатый, что за нами следует какая-то тень. Одно из двух: или у меня до сих пор в голове туман или за нами действительно кто-то пристально наблюдает.
Драгон несколько раз оборачивался, смотрел себе за спину. Никого и ничего подозрительного. Через сто шагов дорога сделала поворот направо, Крейг завернул в лес, остановился за могучим дубом. В траве он увидел заколку: семилучевое солнце, пронзённое молнией. Знак Алого ордена.
— Чудеса, да и только, – прошептал Крейг. Он простоял за деревом минут пятнадцать, но никого на дороге не увидел. – Чего только с опохмела не привидится, леший ветвистый. Нет, я просто обязан набить морду торгашу!
Город Бизль встретил Драгона пугающей тишиной, в воздухе витал запах страха и тревоги. Пёс остановился в Гостином доме, что в двух кварталах от Ратушной площади, здесь же конюшему двора продал лошадей. Дёшево, конечно, но зато очень быстро. Довольный и при деньгах, Драгон зашёл в трапезный зал, заказал горячий завтрак. К столу подошла молодая девочка, лет восемнадцати, Крейг не удержался и шлёпнул её по упругой заднице, потом посадил красавицу на колени, залез рукой под кофту, сжал грудь.
— Как ты смотришь на то, милая, чтобы..
Драгон осёкся на полуслове. Он понял, что близость и доступность женщины в нём не вызвала никаких ощущений. Совсем никаких. Внутри Крейга были тишина и лёд и это было пострашнее пугающей тишины города Бизль.
— Что за ерунда? – удивлённо произнёс Драгон. – Раньше только от одной мысли внутри всё переворачивалось... Нет, я всё понимаю, но не в тридцать шесть лет..
Сидевший напротив пса человек в серой рясе, с любопытством посмотрел на Крейга, усмехнулся.
— Чего ты вылупился, тля серая? Чего ты на меня так смотришь, святоша, мать твою много раз? Хочешь в хлебало получить, так и скажи, это я мигом организую!
Священнослужителя, как и девицу, сдуло словно вечером, на грозный рык Крейга к столу подошёл трактирщик, убелённый сединой полный мужчина. Он изобразил поклон, Крейг сплюнул на пол, устланный соломой.
— Теперь ты на меня вытаращился? Давай, воспитывай.
— Ну что вы, тьер Драгон, как я могу?
— Как ты меня назвал, собака? – взъярился Крейг. – Какой я тебе тьер? Тьеры и тьерресы в такие обрыгаловки не заходят. Чего хотел.. ммм…
— Меня зовут Рогиром, – подсказал трактирщик. – Странно, вчера вы помнили как меня зовут, сегодня не помните.
— Как это, Рогир? Мы что, знакомы?
— Вы же двое суток у нас снимали номер.. ммм…Крейг Драгон.
— Вот как? И?
— Без «и», – ответил Рогир. – Вы попрощались со мной днём, сказали, что пошли на охоту. Потом что-то произошло на Ратушной площади, вы с кем-то повздорили, кого-то скрутили в бараний рог и вывезли из города.
— Переходи на «ты», Рогир, давай поговорим по душам. Что это всё значит, как думаешь? Почему я вчерашнее или совсем не помню или помню частично? В голове туман, а всё из-за отравленного вина, – сказал Крейг, доставая из сумки дырявый мех. – Для меня выпить столько вина, это ни о чём. Я же проспал всю ночь и хожу, как чумной.
Рогир взял в руки мех, присмотрелся.
— Мех с вином кто-то продырявил, Драгон. Да и сумка твоя в подтёках. Вино вылилось и ты его, скорее всего, не пил. Слишком дырка большая. Странная она какая-то, кстати.
— Что может быть странным в дырке? Она везде и во всём просто дырка..
— Присмотрись повнимательнее, Крейг. Мех продырявили четырёхгранным лезвием.
— А ведь верно, мать его так. А я-то думаю, почему мухи сумку облепили, слетелись, как на дерьмо. Кто в такие меха вино наливает?
— Многие, – ответил Рогир. – Да и зачем искать винодела, если он тебе хорошее вино продал? Смысл какой его искать? Чтобы набить морду? А за что?
— И то верно. Ладно, это всё отодвигаем в сторону, на потом. Скажи мне, трактирщик, кого я мог скрутить в бараний рог, как ты сказал?
— А вот этого я не знаю. Кого-то из Алого ордена. Дочка принесла тебе оленину и кувшин отменного эля. Пей и ешь на здоровье, Крейг, только больше не ломай столы. Хорошо? – спросил трактирщик.
— Что, и это было? – спросил Драгон.
— Что было, то было. Приятного аппетита, пёс.
Оленина, запечённая на углях, сдобренная специями, привезёнными с Маальдарских островов, таяла во рту, эль был густым, с мягким вкусом, с хмелевой горечью и едва ощутимой остротой. Насытившись, Драгон понял, что жизнь хороша, в трапезном зале находятся дружелюбные люди, солнце яркое, а небо, хоть и хмурое, но родное. К столу подошла дочь Рогира, забрала посуду, положила на стол записку.
— И что там написано красавица?
— Прочитай, Крейг, – ответила девушка.
— Я бы прочитал, только вот писать и читать не обучен. Не сподобился как-то.
— Тогда подожди меня в номере, я через несколько минут освобожусь и поднимусь наверх. Только дождись, Крейг, для тебя это очень важно.
Драгон хмыкнул, расплатился с трактирщиком, поднялся в номер. Через несколько минут в дверь постучали, зашла дочь Рогира.
— Крейг, что происходит? Ты на меня посмотрел так, словно увидел первый раз в жизни.
— Ну, посмотрел и посмотрел. А что здесь такого?
— А говорил, что в меня можно влюбиться.
— Вот как? И когда же я это сказал.. ммм..?
— Люсия. Ладно, в записке написано имя священника, которого ты избил и связал. Эпстрафом его зовут. Он на стороне мятежного принца Вердона, находится в розыске Ларвингстоном Жестоким уже три года. Ты получил заказ, хвастался большими деньгами..
— Погоди, Люсия, а мы что? Того?
— Две ночи того, – ответила девушка. – Такого жеребца я ещё не встречала. Обрадовалась, когда тебя сегодня увидела, но потом…
— Ясно, – сказал Драгон, прохаживаясь по номеру. – Что-то начинает ..нет, не вспомню я лица этого святоши, хоть убей меня. А что в городе произошло или происходит, Люсия?
— А ты ничего не знаешь о Патрике Ларвингстоне, Руке Западного щита?
— Знаю, что он брат Тристана, Короля нашего. Хороший и крепкий мужик.. Постой-постой. А нет ли у его сына волка? Огромного белого и с серыми пятнами по бокам?
— Есть, у Бернарда, – кивнула Люсия. – Слушай новости о Патрике Ларвингстоне, Крейг.
***
Мастер Вернс вышел из покоев тьерры Мискардии, покачал головой. Он только что выслушал от супруги Патрика Ларвингстона много неприятного и обидного. Когда Мискардия узнала, что предстоит поездка в Транговерт, столицу Азалии, она ударилась в истерику. Пришлось объяснять, что поездка в Северный щит – затея очень опасная, Тристан, брат Патрика, может на дорогах выставить отряды и тогда.. Тогда всё пропало. Мастер шёл к дочерям Руки Западного щита, ожидая истерики от старшей дочери Патрика, от Лаэрты. Удивительно, но она восприняла дурные известия очень спокойно. С младшей дочерью Ларвингстона Мастер Вернс столкнулся в дверях её комнаты.
— Мастер, – улыбнулась Лиара.
— Моя маленькая принцесса, – произнёс Вернс. – Вас ждёт мама. Она в своих покоях. Боюсь, новости для вас неутешительные. Нам предстоит дальняя и опасная дорога. А вы чем занимались всё утро? Наверняка бегали, прыгали и размахивали оружием?
— Нет, мастер Вернс, – ответила Лиара. – Я читала.
— Можно мне просмотреть на книгу, одним глазком, моя принцесса?
— Если только одним, Мастер, – засмеялась Лиара.
Вернс зашёл в комнату, взял в руки открытую книгу, посмотрел на название: «Сказание о битве при Золотых холмах, о подвиге и предательстве». Мастер покачал головой, открыл книгу, начал и читать:
«… Тишина. Почему так тихо, неужели всё закончилось? Запах Смерти, запах крови и испражнений.. Нечем дышать. Тело онемело, не могу пошевелить ни руками ни ногами. Кто-то придавил меня к земле, вздохнуть полной грудью не получается. В правой руке меч, его рукоять я узнаю из тысячи мечей. Это мой брат, мой друг. Свой меч я знаю даже лучше, чем свои пять пальцев, я знаю на мече каждую зазубрину, каждую отметину. Камень красного цвета в навершии рукояти светится тусклым красным светом. Пока хозяин живой, живой меч. Только так и никак по-другому. Вороны, сволочи, устроили пиршество. Скоро появятся падальщики, какой же праздник Смерти без них? Нет сил, чтобы приподняться и сбросить с себя тушу огромного кочевника. Я закрыл глаза, через не могу и боль в лёгких, вздохнул полной грудью, пошевелил руками. Нужно разогнать по телу кровь и только тогда вернутся силы. Тело занемело до такой степени, что движение крови сродни уколам тысячи иголок. Терпеть! Сколько я был без сознания? День, два дня, неделю? Кто победил в сражении? Не дай Всевышний если кочевники!
Интересно, генерал Фрей жив? Он сражался впереди, в нескольких десятков шагов от меня. Я видел, как он упал. Может, выжил? Хотя, вряд ли. Кочевники от таких людей избавляются сразу. Я сдвинул мёртвое тело степняка, перевернулся на живот, опёрся на руки, встал на колени и воткнул меч в землю. Держась руками за гарду, осмотрелся. Поле мертвецов, красная от крови земля. Убитые люди, кочевники, кони, отрубленные руки, ноги, головы, разваленные пополам тела, внутренности, зловонье. Запах войны. Богатые и трусливые, наблюдавшие за сражением со стороны, потом будут рассказывать прекрасным дамам о проявленном героизме и о том, как они выходили сражаться с десятью степняками. Ублюдки, штабные крысы. Вас бы сейчас сюда, чтобы вы, сделав шаг, споткнулись о тело мертвеца и упали мордой в дерьмо. Хм.. Дерьмо и кровь. Романтика! Засыпать поле битвы красными розами и тёмно-синими фиалками. Замечательно будет смотреться.. Умереть на войне – это нормально. Во всяком случае, для воина. Нас так воспитали, такими мы и умрём. Ненормально одно – предательство. Короли четырёх королевств предали свой народ, предали нас. Ушли сами, увели за собой магов. Боги милосердные, какой позор!
Десять всадников. Остановились в сорока шагах от меня, спешились. Куда они идут? Конечно же, ко мне. Идут спотыкаются, суки. Даже не знаю сколько мы порубили этих мерзавцев с моим напарником Эльбургом Одноглазым. Сотню, две сотни? Неважно. Эльбург прошёлся по кочевникам, как огромной косой. Я видел, как степняки от нас разбегались в страхе, атакуя со спины. Суки. Шестеро кочевников против мечника из Красных вымпелов? Вы что, надо мною издеваетесь? Зовите своих братьев, зовите сотню, мать вашу! Я сейчас злой, степняки и поэтому хочу вдоволь напиться вашей крови. Зачем мне кровь? Ну как зачем? Я – Волк и этим всё сказано. Как вам не повезло, кочевники. Я вас выпотрошу, буду рвать зубами ваши глотки, пить горячую кровь. Я задрал голову, погрозил небесам кулаком, завыл как волк. Почему вы остановились, храбрые воины? Поняли кто перед вами стоит на коленях? Ну, вперёд, твари! Вы смелые, когда десять на одного. Чего стоите, чего ждёте? Бездна! Нет сил подняться на ноги. Но подняться нужно, иначе почувствуют, что слаб и тогда конец. Набросятся, как стервятники.
Ноги дрожат, перед глазами всё плывёт. Кочевники переглянулись. Нет, дорогие, вам отступать никак нельзя. Вы же великие воины, когда сражаетесь против женщин, стариков и детей. Я засмеялся. На лицах степняков гримаса ужаса, но они приближаются. Достали из-за спин длинные, изогнутые мечи. Мой сталборг зазвенел, красный камень загорелся так ярко, что ближайший ко мне кочевник прикрыл глаза рукой. Бойся, тварь! Двое бессмертных приблизились ко мне, смотрят в глаза. Правильно, смерть раздаём по очереди. Остальные пусть подождут, недолго им осталось. Степняк ударил, я сделал шаг в сторону, присел. Моя цель – открытая брюшина кочевника. Минус один. Второй бессмертный застыл неподвижно. Зря, воин. Я же волк, я беспощадный хищник. Вы знали куда и зачем идёте. Теперь умрите, твари! Голова долой, она на теле кочевника оказалась лишней. Фонтан крови, солёной на вкус. Она как старое вино ударяет в голову, пьянит. Следующая пара, ваш выход. Я наклонился, поднялся с земли чей-то меч. Прокрутил двумя мечами «кольцо», потом «восьмёрку». Вокруг меня стальное облако, оно больно кусает и смертельно жалит. Два удара в область подмышек бессмертных. Минус четыре. Теперь вы, двое. Нет, не хотите? Стоять, твари! Один из убегающих споткнулся, поднялся на ноги. Нож из голенища сапога, сильных замах, бросок. Нож пробил кожаный доспех труса, по рукоять вошёл в тело. Минус пять.
Сил нет, я сел на землю. Устал. Кто-то похлопал его плечу. Что, появился желающий узнать, кто такой Волк? А, это вы, генерал Фрей… Сколько наших погибло? Почти все? Это ужасно, тьер генерал. Люди, как вы могли это допустить? Вокруг смерть, запах крови. Мои двое сыновей мертвы, мои друзья погибли.В сердце лёд, что-то глаза щиплет. Слёзы? Я никогда в жизни не плакал, люди…»