На начальном этапе войны 1812 г. генерал от кавалерии Беннигсен, знаменитый Главнокомандующий Российской армией в войне 1806-1807 годов, когда Наполеону были нанесены чувствительные локальные удары и серьезные поражения в крупных битвах [1] - не был востребован непосредственно в командовании войсками, но находился в свите императора.
Знакомство Беннигсена с императорской семьей было давним и непрекращающимся. Не смотря на то, что он являлся одним из активных участников дворцового переворота 1801 г., когда был устранен Император Павел, он сохранил отношения и с императрицей-матерью, и с самим Александром I. Он присутствует на торжественных приемах во дворце, приглашается на званые обеды к императрице.
С прибытием Александра I в действующую армию (в апреле 1812) Беннигсен официально возвращается на военную службу, получив первоначально назначение состоять при особе императора. [2]
Именно в имение Беннигсена Закрет (под Вильно), во время бала, императору Александру I поступило сообщение о действительном начале войны (наполеоновские войска приступили к форсированию Немана и вступили на российскую территорию). Этот бал, в хорошо воссозданной исторической атрибутике, прекрасно изображен в российском фильме "Война и мир" [3].
На момент начала войны Беннигсену 67 лет. Он в хорошей физической форме и ясном уме.
Публикатор и первый исследователь "Записок Беннигсена" П.М. Майков отмечал:
,,находясь в свите императора Александра, он воспользовался этим, чтобы представить ему выработанный им план военных действий, о котором он говорит в своих записках в общих чертах, присовокупляя с горечью, что его мысль не встретила одобрения генерала Пфуля, пользовавшегося в армии большим влиянием. Несколько времени спустя, когда 1-я армия готовилась занять Дрисский укрепленный лагерь, государь, по уверению Беннигсена, поручил ему разобрать план Пфуля, который он раскритиковал, и донесение, представленное им императору, произвело на последнего столь сильное впечатление, что Александр I приказал снять Дрисский лагерь и отказался от выполнения плана, предложенного Пфулем."[4]
Другие мемуаристы и историки об этих выкладках Беннигсена не упоминают. Известно, что Беннигсен всегда сильно преувеличивал свои военные заслуги и степень влияния на Императора. Однако, ситуация с Дрисским лагерем, действительно, сложилась неоднозначная, поэтому почти все представители свиты и канцелярии ЕИВ высказывались так или иначе по ее поводу [5].
Беннигсен сообщает, что планов перейти границу и начать боевые действия на чужой территории у нас не было и поэтому выдвижение весной 1812 российских войск к границе не оправдано никакими военными соображениями.
ИНЫЕ МНЕНИЯ. Планы менялись в указанный период чуть ли не ежедневно, в зависимости от действий противника и дипломатических переговоров. Имело смысл и выдвижение войск к самой границе. Кроме прочего, это был устрашающий фактор. Отвести же войска на безопасное расстояние, даже от многократно превосходящего противника, не представляло неразрешимых трудностей. К таким маневрам русские Армии и военачальники были хорошо подготовлены в период заграничных походов. А на своей территории совершить это было гораздо легче, хотя с известными, но некритическими моральными издержками. Возможно, Александра I посетила неординарная мысль: пусть Армии в начале войны окажутся на значительном расстоянии друг от друга, чтобы потом целенаправленно отступать на соединение друг с другом - это отступление придаст осмысленность и организованность их действиям на самом сложном первоначальном этапе[6]. Тем более, это не противоречило базовой концепции Пфуля на войну первоначально отступательную, с нанесением противнику неожиданных коротких ударов с двух сторон.
При въезде в Вильно (14 апреля 1812) Александр I выделил Беннигсена в толпе встречающих, отвел его в сторону и, пожав по своей привычке руку выше локтя, выразил желание иметь его в своей свите. Беннигсен пишет, что такой поступок государя вызвал восторг у офицеров - армия любила и помнила своего самого заслуженного генерала.
На военном совещании Александр I доложил у большой карты общую диспозиция на текущий момент, продемонстрировав знание военного дела и реальное соотношение сил. Беннигсен сразу же предложил сблизить 1 и 2 Армии - государь и тут его поддержал.
Беннигсен особо отмечал хорошо поставленную в русской армии разведку: Александр I получал чуть не ежедневно донесения о движении неприятельских войск и был прекрасно осведомлен относительно распределения корпусов французской армии, их численности и движения к нашим границам. "Все благомыслящее люди, видя, что дело императора было правое, спешили доставлять эти сведения. Первый пример к тому подали пруссаки. Когда чуть не вся Пруссия была уже в руках неприятеля, российская армия получала самые точные сведения из Кенигсберга, несмотря на то, что там уже был Макдональд. Некоторые из этих донесений прошли через мои руки и были доложены мною императору".
Главная квартира получила приказ двигаться на Свенцяны, а гражданская администрация с документами - своими маршрутами во внутренние губернии России. Губернаторам выслано напоминание: при приближении противника исключить возможность использовать последним казенные магазины (склады) и имущественные и продуктовые реквизиции у населения[7].
По недоразумению корпус Дохтурова задержался с выходом и практически оказался отрезанным. "Генерал действовал смело: он пробился с оружием в руках, повел свой корпус по Сморгонской дороге и, отступил, сумев держать неприятеля, преследовавшего его по пятам, в таком страхе, что тот не решался серьезно атаковать его арьергард. Генерал Дохтуров, которому этот переход, при данных критических, обстоятельствах, делает величайшую честь, прошел через Вилейку и присоединился к нашей армии до того, как она достигла берега Двины, не понеся особенно значительных потерь".
Создалась полукритическая ситуация вокруг корпуса Витгенштейна, отряженного северней Двины для защиты дороги на Санкт-Петербург - за ним двинулся сорокатысячный корпус Удино. Так как у Витгенштейна численность была в полтора раза меньше, Беннигсен предложил Александру откомандировать туда еще один корпус (генерала Багговута) и разбить Удино в быстром сражении. "Государь, по- видимому, одобрил мой план, но так как его величество очень доверял генерал-лейтенанту Пфулю, бывшему офицеру прусского генерального штаба, который после поражения прусской армии при Ауерштедте и Йене, поступил на службу России, то император посоветовался с ним, и генерал Пфуль не одобрил представленного мною плана; по его мнению, решившись выполнить его, мы рисковали бы всем, ради ничтожной выгоды. Таким образом, мой план, не представлявшей ни малейшего риска, остался не выполненным".
ИНЫЕ МНЕНИЯ. Пфуль в данном эпизоде, вероятно, был прав. Не трудно вмешаться в бой, трудно из него потом выйти. Наполеон ждал, что российская армия по обстоятельствам или недоразумению ввяжется в большой бой основными силами, и тогда он мгновенно стянет на театр свое огромное войско, и генеральное сражение сделается неизбежным. Уже был прецедент с корпусом Дохтурова, второй такой случай Наполеон бы не упустил.
Беннигсен предложил поставить 2 Армию на рубежах Минской губернии, как бы во втором эшелоне - чтобы прикрыть внутренние российские губернии.
ИНЫЕ МНЕНИЯ. Вариант серьезно не рассматривался. Впоследствии Багратион со 2 Армией помимо своего желания оказался на этом рубеже. Ни о каком прикрытии направления на центральную Россию не могло быть и речи. Противник был настолько сильней, что даже не почувствовал присутствия такой значительной силы, полагая, что имеет дело с казаками и арьергардом.
"Во время нашего перехода от Вильны и в то время, когда мы находились в Дрисском лагере, никаких крупных событий не произошло. Только однажды генерал Орлов-Денисов с гвардейскими казаками напал на отряд кавалерии неприятельского авангарда и взял несколько человек в плен; в числе пленных находился один французский бригадный генерал. (...) Во время нашего перехода от Дриссы к Полоцку не случилось ничего интересного, ибо неприятель не преследовал нас; за нами шел следом только один незначительный корпус" [8].
На этом фоне интересно мнение Беннигсена о выдающейся военно-административной и общенародной сплачивающей роли императора.
"При таких обстоятельствах, присутствие Императора в армии становилось менее полезным, нежели до этого. Между тем, его присутствие делалось неизбежно необходимым, внутри Империи, чтобы привести в движение и направить все громадные и значительные ея силы, которыми он может располагать, поддержанный великим и воинственным народом. Этот народ, а также и армия, могу сказать, опасается не столько войны, сколько преждевременного мира, который не может быть заключен в это время с честью и с пользою для народа. Каждый русский человек сознает, что Наполеон не может завоевать России и что настойчивость и хладнокровие, противопоставленные его запальчивости, положат, наконец, пределы его успехам. Наполеон вступил в нашу страну с силами превосходными над теми, которыя мы в состоянии были доселе ему противопоставить, и мы не могли его остановить генеральным, сражением, не жертвуя судьбою наших армий. Никогда пословица: "сильные болезни требуют сильных средств (aux grands mauxgrands remedes)", не имела лучшаго применения, как к нашему настоящему положению; большия средства страны обнаружатся при появлении Государя среди его народа. Проникнутый этою истиною, Государь решился покинуть армию в ночь с 6 (18) на 7 (19) июля и отправился в Москву. Ему, конечно, много стоило сделать это пожертвование и не оставаться долее во главе храбрых своих воинов, которые единственно домогались сразиться с врагом за родину на глазах, своего Монарха. Государю известно это пламенное желание всей армии, будет-ли он лично ею командовать, или нет; доверие армии к его Особе, начиная с генерала до последняго солдата, безгранично. Я имел счастие быть истолкователем онаго пред Государем в Вильне. Если мы имеем примеры того, что может произвести доверие войск к их начальнику, то чего же не в силах произвести присутствие в армии Монарха, который оным пользуется? Такое доверие может довести войска до такого восторга и увлечения, которые могут решать сражение, а, следовательно, и участь государства [9]. Отъезд Государя из армии, на который он должен был решиться, вызвал бы гораздо более сожалений среди наших храбрых воинов, если бы их не оживляла надежда, что это отсутствие будет крайне непродолжительным и что армия будет иметь счастье вновь увидеть своего Государя во главе ея, как скоро это дозволят обстоятельства, а ожидаемыя нами подкрепления доведут армию до того состояния, в котором она будет в силах отразить все усилия Наполеона и его союзников".
После отъезда Александра I из армии Барклай-де-Толли, оставшийся один на командовании, решил проявить самостоятельность и дать сражение под Витебском (13 июля начались арьергардные бои). Беннигсену такая самостоятельность показалась вздорной: пункт не имел стратегического значения, а столкновение в лоб с армией более, чем в два раза многочисленней твоей, являлось, по меньшей мере, смертельно опасным. Он пишет, что сумел отговорить Барклая, и 1-ая Западная армия после маневров и колебаний ушла с витебских позиций на Смоленск.
__________________________________________
[1] За победу в сражении под Пултуском награжден орденом Св. Георгия 2-го класса, за сражении при Прейсиш-Эйлау - орденом Св. Андрея Первозванного (высшая российская награда)
[2] После отъезда императора из армии (7 июля, когда 1 Западная армия находилась в Полоцке) оставался при Главной квартире без определенной должности. После передачи главного командования всеми российскими армиями Кутузову (15-18 августа) назначен исполнять обязанности начальника Главного штаба объединенных армий.
[3] Салонные и батальные сцены в фильме С.Бондарчука "Война и мир" (1966-67) лучшие в мировом кинематографе об этой эпохе. Рядом с ними можно поставить, разве что, батальные сцены из фильма того же режиссера "Ватерлоо".
[4] Русская старина, 1909, вып. 1-4, с. 212
Беннигсен лично осмотрел укрепрайон и пришел в недоумение: позиция была перенасыщена укреплениями, размещенными без учета выгод и неудобств местности, без соблюдения правил полевой фортификации и технических военных расчетов.
[5] В составе свиты Александра I были знатоки и деятели мирового масштаба: барон Армфельд, бывший крупный шведский полководец и дипломат; бывший прусский министр барон Штейн; канцлер граф Румянцев; шведский генерал Левенгельм, др.
[6] Если бы российская Армия встретила противника у самой границы в объединенной группировке, т. е. в количестве 200-220 тыс (считая 3Армию и корпус Эртеля) - она почти неизбежно вынуждена была дать ему, если не генеральное, то просто крупное сражение. Наполеон в процессе битвы (а она могла затянуться на несколько дней) имел возможность противопоставить силы в полтора-два раза многочисленней. Российской армии почти наверняка грозило поражение, с большими потерями.
[7] На практике запасы магазинов, не использованные российской армией, лишь в незначительном количестве перевозились в другие места, а все остальное сжигалось. Населенные пункты, где жили преимущественно русские, украинцы, белорусы, уходили вслед за армией или прятались в леса. Евреи скрывали в укромные места все ценное, чтобы захватчики не смогли его забрать. Польская шляхта с плохо скрываемой радостью ждала своих "освободителей". Польское крестьянство, как и во всех предыдущих и последующих смутах, было индифферентно: не видело себе облегчения ни от одних, ни от других.
[8] Имеется в виду, что не было крупных боевых действий. Локальные стычки происходили постоянно. Арьергарды армий, корпусов и отрядов "работали" интенсивно.
Например:
16 (28) июня [вс]
Летучий каз. корпус ген. от кав. М.И. Платова и Гродненский внутренний гарнизонный батальон под г. Гродно вели бой с войсками вестфальского корпуса короля Жерома и польского корпуса див. ген. кн. Ю.А. Понятовского.
17 (29) июня [пн]
Арьергард 6-го пех. корпуса ген. от инф. Д.С. Дохтурова под командой полк. бар. К.А. Крейца при г. Ошмяны вел бой с наступающими французами.
18 (30) июня [вт]
Арьергарды 3-го (ген.-лейт. Н.А. Тучкова 1-го) и 4-го (ген.-лейт. гр. П.А. Шувалова) пех. корпусов 1-й Западной армии сдерживали наступающего неприятеля при Довигонах и Больших Солечниках.
24 июня (6 июля) [пн]
Эскадра британского контр-адм. Т.Б. Мартина, несмотря на состояние войны между Великобританией и Россией, пришла на помощь к осаждённой французами Риге.
27 июня (9 июля) [чт]
Неприятель у м. Мир атаковал арьергард 2-й Западной армии ген. от инф. кн. П.И. Багратиона под командой ген. от кав. М.И. Платова, но был отражён, причём 3 полка польских улан под командой бриг. ген. К. Турно из дивизии ген. А. Рожнецкого были полностью разбиты. В плен взяты 6 офицеров и 250 рядовых.
28 июня (10 июля) [пт]
6 уланских полков под командой див. ген. А. Рожнецкого из авангарда корпуса короля Вестфальского разбиты под м. Мир казаками ген. от кав. М.И. Платова и гусарами ген.-ад. И.В. Васильчикова 1-го, прикрывавшими отступление 2-й Западной армии от Несвижа к г. Слуцку.
1 (13) июля [пн]
Корпус маршала Н.Ш. Удино атаковал Динабург, но был отражён гарнизоном крепости под командой ген.-майора Г.П. Уланова.
3 (15) июля [ср]
Авангард корпуса ген.-лейт. гр. П.Х. Витгенштейна под командой ген.-майора Я.П. Кульнева переправился при м. Друя через р. Двину и разбил кав. бригаду ген. Ж.М. Сен-Женье, прогнав её к Чернову. В плен взяты бриг. ген. Сен-Женье, 3 офицера и 139 нижних чинов.
7 (19) июля [вс]
Отряд ген.-лейт. Ф.Ф. Левиза, посланный из Риги навстречу корпусу маршала Э.Ж. Макдональда, после жаркого боя при мызе Гросс-Экау с прус, войсками ген. от инф. Ю.А. Граверта и ген.-майора Ф.Г. Клейста отступил к Даленкирхену.
(подробнее см. А.А. Подмазо. Большая Европейская война, М., 2003, а также Хронологический указатель действий русской армии и флота, ч. II, СПБ., 1909; Труды московского отдела императорского русского военно-исторического общества. Том IV. Материалы по отечественной войне. Боевой календарь-ежедневник отечественной войны 1812 года. Часть I. М., 1913; Энциклопедию Отечественной войны 1812 года, М., 2004.)
[9] В реальности такого мнения придерживались только рядовые воины, линейные офицеры и часть генералитета. Ближайшее окружение Александр I (Волконский, Аракчеев, Балашев, Шишков) склонили его к отъезду, руководствуясь, главным образом, иными мотивами. Во-первых, они ощущали давление императрицы Марии Федоровны и великой княгини Екатерины Павловны, которые согласно семейной легенде считали Александра мало способным к военному ремеслу, и опасались, как бы он ни совершил чего-то подобного Аустерлицу и Тильзиту (при том, что объективно Император и в первом, и во втором случае "отработал", по меньшей мере, на твердую положительную оценку). Во-вторых, для них, людей тыловых, было спокойней, а, главное, легче, когда и он, и они работали в привычной среде столичных министерств, комиссий, чиновников для особых поручений, курьеров и фельдъегерей... Аракчеева более всего страшило наличие реальной опасности для жизни Императора, Волконский в этих опасениях был с ним полностью солидарен, Балашева пугала гора дел, свалившаяся на него как на министра полиции (и которая все больше накапливалась, пока он находился вне СПб), лишь статс-секретарь Шишков полностью понимал, на сколько важней сейчас для первого лица государства быть в столице и управлять дипломатией, экономикой, финансами, мобилизацией.