Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".
Прошли дни испытаний, мы, наконец, решили поехать вместе отдыхать. Мы - это я, моя сестра и дядя по отцу. Мы с сестрой теперь сироты и нам нужен отдых, так решил дядя. Нам по восемь лет мы одногодки, однако, родились в разное время: в течение одного года наша мама дважды рожала, так редко, но бывает. Моя сестра немного старше меня, но представляла из себя маму - заботилась обо мне. А я решал за неё сложные задачи, например: какую юбку ей надеть или шляпку - нарядов у сестры было много, мама заботилась о нас. Отца не было давно: погиб в сражении, мама воспитывала нас одна, дядя ей помогал, жалел, наверное, когда мамы не стало, он нас взял к себе. Мы не были похожи на его детей, обращался он с нами строго: требовал от меня соблюдать правила, сестру доводил до слёз придирками, но заботился о нас. Мы привыкли. Когда мы поехали на отдых, всё казалось радужным: птицы пели, в хоровод вставали бабочки - мы были веселы.
Однажды к нам постучались (мы жили в номере гостиницы), дядя открыл, вошёл сутулый человек, мы поздоровались. Он открыл перед нами крышку ларца (мы так называли шкатулку), и мы замерли в восхищении, особенно сестра. Там лежала серебряная монета на голове карлика, он был заводной - крутился и пел. Голос был скрипучий и детский какой-то, но нам нравился. Дядя поставил на стол, отсчитал деньги и поблагодарил. "Теперь игрушка наша, только открывать буду я", - сказал дядя, и мы согласились. С этой игрушки всё и началось.
Однажды мы играли в карты (колода всегда была на столе и, когда дяди не было, мы играли), я всё время выигрывал, сестре надоело, она предложила открыть шкатулку. Я отказывался, не хотел злить дядю, но согласился, когда она сказала:
- Я открою.
В замке зашевелилось, заскрипело и, когда крышка стала приподниматься, нам послышались всхлипывания, будто кто-то плакал.
- Слышишь? - спросил я.
- Давай будем открывать дальше, - не угомонялась сестра.
Она же была старшая - я согласился. Осторожно открывая дальше, она вдруг остановилась.
- Всё, больше не хочу, давай ты.
Я только протянул руку, в дверь постучали.
- Иди открывай, - я отдёрнул руку и пошёл к двери, там уже топтались на месте: то ли хотели открыть, то ли уйти, я не понял, - кто там? Нам нельзя открывать.
- Я не к вам, - пробурчал чей-то голос, назвал имя дяди, - к нему.
- Его нет, подождите, скоро придёт, - сестре показал, чтоб закрыла ларец, она пожала плечами "не могу".
Я подошёл и хлопнул крышку ладонью, она отлетела.
- Тебе будет, - сказала сестра.
Про дверь мы уже забыли, а там происходило нечто: подошёл дядя, спросил кто такой, тот мямлил. Дверь открылась, мы стояли с сестрой с открытой шкатулкой в руках, карлик вертелся и пел, приклеенная монетка блестела под лучом солнца.
- Я так и знал, дай сюда, будешь наказан.
Всю вину я взял на себя, не хотел, чтоб сестра плакала. Я остался без обеда и почти без ужина, только молоко. Я не хныкал, сестра чувствовала вину, но была благодарна за моё молчание. Однако приход старика повторился. Что ему надо мы не знали, впускать не хотели, он ждал дядю у двери, что-то говорил и уходил. Дядя молчал, мы не знали что за старик, он всегда уходил, лишь однажды заглянул в дверь, но тут же закрыл за собой. Каждый очередной раз мы переглядывались, на стук перестали отвечать, дядя приходил, говорил с ним и заходил к нам в номер. Так продолжалось несколько дней.
Однажды дядя привёл к нам тётю (она была молода, но для нас казалась взрослой), сказал, чтоб мы слушались её и уехал. Он звал её Машей, мы Марией Фёдоровной. Она много смеялась, вместе с сестрой примеряла наряды, и была весела со мной - мы подружились.
Дядя задерживался, она стала беспокоиться, обратилась в полицию. Нас забрали: вещи только те, что были на нас. Дядю убили, об этом нам сообщили потом. Мы винили шкатулку, думали - она виновата, старик - злой колдун. Решились сказать полиции, но только потрепали меня по голове и успокоили: "Не он виноват, старик не колдун, а заимодавец - денег ваш дядя задолжал много, вот и убили".
Мы больше не переживали, наша мама была нам дорога - мы плакали по ней, а дядя строг и ругал меня и сестру, нам доставалось за всякие мелочи. Мы грустили от предстоящей разлуки: её увозили в приют для девочек (я не знал куда), меня к отцовскому другу, а потом отдан был "на службу", так говорил дедушка Семён, папин друг. Там мальчики одного со мной возраста - дети военных, были сироты, как и я. По сестре тосковал недолго: не забыл, но годы учёбы сблизили меня с товарищами, и я постепенно забывал написать письмо. Дежурный отдавал мои письма в секретариат, а там писали адрес, в ответ приходили письма-шутки от сестры, я показывал друзьям. Однажды мне напомнил офицер:
- Что-то ты давно не писал, уведут твою сестру, а ты знать не будешь.
- Куда уведут?
- У них на днях выпускной, куда могут увести?
Я забеспокоился. Моя учёба продолжается, я стану офицером (так сказали), а сестру... замуж что ли?
Я написал ей, ответа не было.
- Не шутил прапорщик? Ладно, узнаю, - директор вызвался помочь.
"Девочку с пневмонией госпитализировали", - был ответ.
Я стал беспокоиться ещё больше, но отпуск не давали. Родители друга вызвались помочь: "Умерла", - был ответ. Я корил себя, что перестал писать, она бы ответила, был уверен. После смерти матери впервые плакал. Восемь лет прошло, как я не видел сестру, так и запомнил: маленькую, худенькую с вздрагивающими плечами, косички вокруг головы закручены, нос вздёрнутый как у мамы. Плакал и горевал, пока дежурный офицер не пригласил к себе "в кабину", так мы называли тесную комнату рядом с нашей казармой (комната с кроватями и тумбочками, у каждого своя - это был мой дом). Там он показал мне письмо, в котором говорилось, что мне досталось наследство, я должен поделить его с ближайшим родственником будь то... (перечисление). Я был один - все средства принадлежали мне.
- Что, продолжишь учёбу?
Я кивнул, мне не хотелось расставаться с друзьями, и военная форма мне нравилась.
- К гражданской службе не привык.
Офицер засмеялся.
- Я так и знал. Ну, иди.
Дни шли за днями, недели за неделями, "служба" подходила к концу: пора пришивать погоны. Вдруг письмо от старинного друга (так он себя называл). "Поскольку ты уже старше стал, выплати долг...", - и назвал сумму большую, чем у меня на счету. Я задумался, вспомнил дядин проигрыш и старика, назойливо стучащего в нашу дверь. "Ах, вон оно что! Буду платить? На!» - я показал письму кукиш, но скрываться не собирался. «Найду - выпорю! Вот и весь разговор!"
Однако должен был состояться суд: с меня предстояло взыскать через суд. Расписок нет - ничего у меня на руках нет, хоть бы один документ. Взял отпуск, поехал навестить тот дом, что остался после матери - продан... за долги (дядя постарался). Документы собирал долго и на сестру, считал покойной, но документов нет.
Отпуск подходил к концу. Выяснил, что никакой дядя мне не опекун, я должен содержать сестру (справки о смерти нет) на доставшиеся мне деньги. Растерянно я бродил по городу, казавшийся мне чужим. Я с трудом узнавал улицы, площадь, на которой стоял наш дом и башенку... здесь мы лазили с ребятами, когда мама отпускала погулять одного. Что-то мне захотелось пройти к ней, полюбоваться что ли... Я взошёл на пригорок, с которого виден наш город как на ладони, осмотрел башню (лезть не стал - взрослый), затхлый запах держался в носу ещё долго. Обошёл окрестные улицы, как вдруг меня окликнул голос не то ребёнка, не то взрослого с детским голосом. Оглянулся и впрямь: на меня смотрел взрослый ребёнок - карлик.
- Ты чего здесь ходишь, высматриваешь, а? - командным голосом проорал коротышка.
Я от изумления, наверное, открыл рот - он захохотал.
- Я так и думал: жил здесь?
Я указал на дом моей матери.
- А! Там все умерли.
- Я жив.
- Умрёшь, - успокоил карлик, - здесь все умирают. Вот помню... - и стал рассказывать историю моей семьи, оказывается, он меня не узнал. - И последним умер... - он назвал имя моего деда.
- Повтори: кто?
Он сказал.
- Как может дед умереть последним?
Я сбежал с пригорка, сразу к дому - окна заколочены. Как я мог, проходя мимо, не замечать, что в доме не живут? Я был успокоен тем, что дом продан дядей - оплачивал долги. Значит, мой дед был жив ещё, когда забрал нас дядя? Пришлось выяснять судьбу родительского дома. Почему карлик знал всё о моём доме и даже считал меня мёртвым? Пришлось обратиться к соседям, никого из них я не помнил, пришлось представиться. Вспомнили, пожалели - из рассказов узнал, что дом достался внуку, так называли меня в завещании. Дед не позволил продать дом и поселился в нём, охраняя до моего возвращения. Я в кадетском училище (младшие классы были), думал о своём сиротстве, а дед ждал моего возвращения.
"Умер недавно, - сообщила дородная тётя, называвшая себя Марьей Сергеевной, - оставил что? - это она крикнула в открытую дверь (внутрь дома я приглашён не был), и, услышав ответ, - оставил, только у кого?.." - далее шла перекличка с кем-то в доме. Я обратился в полицейский участок, там всё объяснили.
- Искали мы вас, ещё бы немного и... - он не стал продолжать, - запутанное у вас дело, - мать, потом отец...
Я не дал договорить.
- Отец погиб, мать умерла после.
- А здесь сказано...
- Напутали, не было у меня отца - это брат отца, что жил у нас. Он забрал нас с сестрой...
- Постойте, мы о том говорим? Ведь вас зовут Сергей, не так ли?
Я подтвердил.
- Всё сходится: мошенник притворился вашим отцом. Сколько слёз, наверно, пролили?
- Что теперь об этом? Сестры уже нет, я с божьей помощью и благодаря усилиям друга отца был отдан в офицерскую школу...
- Вижу, однако, не всё у вас хорошо, не так ли?
Я объяснил ситуацию.
- Наслышан. Дом продавали, верно, но дед ваш приехал и наложил запрет. Откуда, скажи (он меня за юность, наверное, стал называть на "ты"), столько поддельных подписей? Нет, возьмусь, надо разобраться. Пиши заявление: в полк скоро?
- Завтра последний день, из отпуска надо вернуться... - я рассчитал время, - день на дорогу.
- Вот и решим... - он назвал своё имя, адрес, - пиши напрямую, а я пока свяжусь с адвокатом, потом оплатишь, если будут издержки: надо закончить с ним поскорее.
Он не стал объяснять всех беспокойств, зная, что мне следует возвращаться, и решить всё сейчас не могу. Я поблагодарил "доброго" полицейского (всего тогда не мог знать) и простился... надолго.
День за днём летели незаметно, пока не пришло письмо.
"Уважаемый... сообщаю Вам плохую весть. Преподлейший человек ваш дядя, оказалось он нужную сумму (...) взял из Вашего наследства. Дорого будет разбирательство, но Вы соглашайтесь, иначе ничего не получите...", - и далее шло сложное описание всего процесса, который не только возьмёт уйму денег, но и затронет "нежные чувства Вашей души". Это было уж слишком. Служба моя не давалась легко, были и опасности, а тут "нежные чувства". Посоветовался в полку с офицерами, те подсказали, как действовать надо: через запросы. "Ты военный, твой отец погиб в сражении, так что обязаны помочь, тем более сейчас отпуск не дадим - не время".
Я был рад такому решению. Составил запрос (мне подсказали) и стал ждать ответ. Через месяц (чуть больше) пришёл ответ: дело запущено, велели ждать. Ещё месяц-полтора и окончательный ответ - выигрыш! Дом мой, деньги вернули: частично, но я и этому был рад, поскольку уже ни на что не рассчитывал.
Из головы не выходил карлик: его слова, что все умерли, почему-то я ему поверил и стал готовиться к худшему. Боевые действия проходили и на моём участке тоже, но такой интенсивности не было как на соседнем. Мы, почти успокоенные, держали оборону, ждали подкрепления, а тут, как снег на голову, нами же и подкрепили соседний участок фронта. Моё ранение было приравнено к смерти: "возвращение" было мучительно и долго, пока я "наконец" не пришёл в себя. Теперь пишу этот рассказ и думаю: о той ли смерти говорил карлик?
Когда я прибыл в отпуск (после серьёзного ранения требовался длительный отдых), мне были возвращены вещи моей мамы, уцелевшие вещи сестры (их чудесным образом нашли для меня) с пачкой моих писем и шкатулка, оставшаяся от дяди, со сломанной крышкой. Я крутил шкатулку-ларец и из него зазвучала музыка с детским голосом карлика. Он пел про солнцепёк и про то, что всё хорошее когда-нибудь кончается.
- Кто написал эту песню?
Милая девушка стояла за моим плечом и разглядывала игрушку. Мы разговорились. Я сказал, что в детстве не понял значения слов этой песни, а сейчас будто слушаю впервые - странные слова. Мы сидели и слушали, пока вещи готовили к передаче, я расписался, откозырял и вышел. Потом спохватился: я не узнал имени девушки (не принято знакомиться подобным образом). Я вернулся на следующее утро, в руках держал цветы, но её, конечно, уже не было.
Я обратился с идиотским вопросом к дежурному офицеру:
- У вас здесь вчера была девушка...
Офицер смерил меня взглядом, потом увидел цветы.
- Ухажёр, значит?
- Нет, - я замялся, - я даже имени её не знаю, не спросил...
- Понравилась, значит?
- Понравилась... очень.
- Ладно, вот адрес, зовут Софья Сергеевна, отдашь ей вот это, - он быстро написал несколько слов, - скажешь от меня, зовут меня Сергей Ильич, понял?
Тогда я не знал, что это был её отец, я поблагодарил, представился чин по чину (что не проходимец какой).
- Знаем, о тебе, - он по-свойски перешёл на "ты", - наслышан, теперь иди, некогда мне, - сказал нарочито сурово, - служба.
Я сразу отправился к её дому, вызвал запиской. Она будто ждала меня: сразу вышла. Мы гуляли, я рассказал об офицере, передал от него записку.
- Так это мой отец. Вы ему понравились, иначе...
Нам было весело вдвоём. Через три месяца мы поженились, сейчас живём дружно - у нас маленький сын растёт. Службу я не оставил, но из-за ранения в строй не попал. Служу в тылу, подписываю бумаги, отправляю по инстанциям - всё, на что могу рассчитывать по здоровью. Вот и весь "солнцепёк"- такой рассказ.
А того карлика-вещуна я, сколько не искал, не нашёл. "Не было такого", - вот и весь сказ.