–42–
Канун Рождества 1744 года выдался морозным и снежным, а в этих краях это большая редкость. В коттедже вовсю пеклись пироги. Печь дразнила ароматом жареного гуся. Миссис Бейс украшала падубом каминную полку и развешивала чулки. Намечался праздник, на который уже по традиции приглашены друзья и соседи.
Неделю назад леди Уорбрук гостила в Скай-Плейс-хаусе. Она любила приезжать в этот дом, уютный и гостеприимный. Миледи возилась с внуком, помогала Патрисии по хозяйству, совершенно забывая свой знатный статус. Леди Элеонор ела простую пищу и наслаждалась покоем. Вечерами они с Чарльзом прогуливались по берегу и не могли наговориться. Вдали виднелось детище её названного сына. Величественные остовы будущих кораблей на стапелях29
Миледи радовалась успехам Чарльза и благословляла его дом. Искреннее прощение и сопереживание питали ее сердце живительной силой и подлинной любовью. Возможно ли? Любовь, о которой так много говорят христиане, которая есть Бог, и о которой все так мало знают, истинная, становится волшебством.
Леди Уорбрук привезла с собой чету Бэйсов, чем несказанно обрадовала молодых хозяев. Кэтти трещала без умолку. Создавалось впечатление, что бедная женщина вынуждена была молчать долгое время, и теперь поток новостей хлынул из нее, как из прорвавшейся дамбы. Джон Бэйс по-хозяйски, как старый верный пёс, обошел все уголки маленькой усадьбы. Он, ревниво взглянув, поздоровался, свысока немного, с мистером Грином, давая понять скромному плотнику, что место старшего слуги теперь занято.
Миледи уехала в Уорбрук-холл, она не могла надолго оставлять сэра Джонатана. После того как милорд подал в отставку, он слег. Чувство вины, крушение надежд, чудовищная правда о Флоренс, все это сказалось. Теперь милорд умирал от сердечной болезни, как умирал его университетский друг Кленчарли, спасший когда-то его возлюбленную и сына от нищенского и унизительного существования.
***
Гостиная, маня добрым огнем в камине после холодного ветра, уже приняла в своем чреве все маленькое общество городка. На невысоком столике стоял грог, и по хохочущим Маргарет Картрайт и миссис Фаулз было видно, что согревающая магия напитка подействовала.
Доктор Картрайт и мистер Суон стояли у камина со своими бокалами и вели глубоко научный спор о «каких-то там материях», как выразится потом миссис Суон. Она разродилась очередным романом и надеялась сегодня продемонстрировать все хитросплетения судеб ее героев дамам, когда мужчины отправятся играть в бридж.
Бледная миссис Фанни Хантер шесть месяцев назад разрешилась от бремени, и теперь, держа на руках младенца, сосущего палец, краснела от шуточек миссис Фаулз, которые та щедро отсыпала в адрес их с мистером Хантером семейной жизни.
Мистер Хантер стоял подле жены, насупившись. Он был зол и на миссис Фаулз, и на жену, так как не хотел приходить в этот дом. На решение нанести визит семейству Гуилхем повлияла дружба Фанни Хантер с миссис Суон, а с миссис Суон не рекомендовалось спорить даже священнику. Что же до хозяина Скай-Плейс-хауса, то он считал его безбожником. Их последний спор о пользе-вреде миссионерства так и вовсе вывел бедного священника из себя. Мистер Гуилхем считал миссионерство преступлением и насилием, и восхищался, так называемой, культурой дикарей. Вообразить немыслимо! В общем, преподобный Хантер потерпел фиаско от неоспоримых, горячих доводов бывшего пирата. И вот теперь он стоял в гостиной своего оппонента и мысленно готовился к новой дуэли воззрений.
Стол был накрыт. Миссис Фаулз провозгласила:
– Ну, мои дорогие, я чувствую, как мои бедные бока начали уменьшаться, – она хлопнула себя по пышным бедрам. – Миссис Гуилхем, мы ждем вашего приглашения и … Мистер Гуилхем! Ваши корабли никуда не уплывут! – это она проговорила, заглянув в небольшой кабинет, где корабелы засели еще с утра.
Новая конструкция фрегата вызвала горячие споры. Мистер Тэйлор, грузный мужчина средних лет, с щегольской бородкой клинышком, старший мастер на верфи, выступал за старую конструкцию. Но Блэкмор и Бойл отстаивали новое, приводя неоспоримые доказательства.
– Вот смотрите, – горячился Блэкмор, беря в руки перо и на клочке бумаги показывая расчеты. – Этот угол наклона форштевня увеличит скорость как минимум на два узла! А носовые бимсы, расположить не параллельно бортам, а лучеобразно! Таким образом мы улучшим обтекаемость, а следовательно это повлияет на увеличение скорости.
– Позвольте, мистер Гуилхем, я… – начал клинобородый мастер, но в эту минуту вошла Патрисия.
Она подняла на руки маленького Тома, который играл здесь на полу с моделями шхун и фрегатов.
– Чарли, милый, сегодня Рождество!
– Иду, любовь моя, – отозвался Чарльз и, подойдя к жене, у которой уже виднелся аккуратный животик второй беременности, перехватил карапуза к себе на руки, малыш мигом обхватил шею отца своими цепкими ручонками. – Идемте, господа, мы увлеклись!
Это был второй рождественский ужин у Гуилхемов, и, похоже, рождалась новая традиция: много музыки, игр, развлечений и подарков! Гости после долго обменивались впечатлениями.
Но в этот раз хозяева, хоть и веселились, но оба были не выспавшиеся. В последнее время Патрисию преследовали неприятные предчувствия. Вероятно, сказывалась и беременность, и тот факт, что они с Чарльзом испытывали безоблачное абсолютное счастье. Она была фаталисткой, понимая, что за все придет расплата.
В Сочельник, когда Патрисия уже уложила спать сына, а Чарльз брился у зеркала перед сном, – утреннее бритье его раздражало, – она подошла к нему сзади и, обняв, поцеловала спину.
– Что, милая, – он повернул к ней голову. – Устала?
– Да, немного, – она снова поцеловала его. – Я боюсь чего-то, Чарли.
Блэкмор вытер остатки мыльной пены с лица и повернулся к жене.
– Глупышка, чего ты боишься? – нежно спросил он.
– Не знаю, любимый, – прильнув щекой к его груди, проронила Патрисия. – Мне сон снился. Будто мы плывем с тобой в лодке, и вдруг какая-то большая рыба толкнула борт, и я упала в воду. Ты бросился за мной, но течение уносило меня от тебя все дальше и дальше … Я проснулась и больше не смогла уснуть.
– Это всего лишь сон, моя мнительная девочка, – утешил ее Чарльз. – В твоем положении легкая нервозность вполне допустима, как бы сказал доктор Картрайт. – Он обнял ее и по обыкновению поцеловал в макушку. – Я хорошо плаваю, и никакое течение не смогло бы унести тебя от меня. – Он поднял лицо жены и улыбнулся. – Я проделал вплавь тогда добрых восемь миль, когда получил от тебя затрещину за поцелуй.
– За нахальные выходки, как правило, получают затрещины, сэр, – лукаво произнесла она.
– Откуда тогда берутся слухи, что я тебя обесчестил, – подняв одну бровь, притворно сурово спросил Чарльз. – Тебя обесчестишь, пожалуй, – его руки скользнули ниже ее талии и губы прикоснулись к уху Патрисии. – Ты ведь дерешься! – он перешел на шепот. – К тому же, если быть беспристрастным, это ты меня обесчестила. Я готовился к безгрешной жизни, почти постиг христианские заповеди и тут является рыжая бестия в мою каюту, и стягивает с себя платье, и, – Чарльз в упоении, жарко покрыл ее шею поцелуями. – Распускает свои огненные кудряшки…
Его руки уже жадно и нетерпеливо сорвали с нее ночную сорочку и губы припали к полной груди.
– Всегда ты, – проворковала в сладкой истоме Патрисия. – Всегда ты переводишь тему разговора…
– Не люблю мрачных бесед, чертенок, – прошептал Чарльз и, подняв жену на руки, отнес ее на постель.
*Стапель (от нидерл. stapel; также эллинг) — сооружение для постройки или ремонта судна и его спуска на воду.
Продолжение следует