Пурпурный а... Часть 2. Гл. 4. Испания
Итак, мечты сбываются не только во сне... На Земле - середина 90-х, лето, июнь месяц. На небе - бесконечность, безвременность и вечное молчание. А между Небом и Землёй самолёт летит, рейсом Москва - Мадрид, в списках которого числятся пассажиры Мария, Татьяна и Василий -- все Морозовы. Не хватает Рикардо ... Его не пустили с работы, из-за бурно растущей преступности в столице и на просторах падшего пролетарского колосса.
Морозовых в аэропорту никто не ожидал. Заранее зная об этом, они сами добрались до центрального вокзала. Там они сели в автобус на Сарагосу, оставляя Мадрид на последок.
К вечеру автобус прибыл в столицу Арагона, и Морозовы разместились в скромной гостинице на окраине центра. Расположились он в просторной трёхместной комнате с приличной мебелью, телевизором, холодильником, ванной и двумя средними окнами с выходом на Восток, через которых настырно зазывала к себе шумливая улица. И решили они выйти, прогуляться, воздухом испанским надышаться.
Уже темнело, но уличные фонари, весело висевшие над тротуарами, открытые магазины и магазинчики с горящими рекламами легко освещали людям двери, пороги, входы, выходы... Шёл девятый час, но покупатели, и просто гулящие, никуда не спешили, будто день только начинался. Это заметили Василий, Татьяна, быть может и другие визитёры от крупных метрополий, но только не Мария.
Телом она была на той оживлённой улице, но глаза её наугад блуждали по стенам невысоких зданий, невольно поднимались к мелким небесным точкам... " O, Dios!!!... О, Боже!!!..." -- всё шептала она себе, еле шевеля губами, мокрые глаза скрывая... А зря. Компаньоны и без того чуяли в ней пробуждение ожидаемого порыва. Пол века сумела она держать в глубокой заперти своё неизлечимое тяготение, и только изредка, и ненадолго, она давала ему волю. Василий и Татьяна молча гладили её руки, плечи... и почти не смотрели ей в лицо.
Потом они втроём посетили магазин. Купили вино красное, вино белое, сыры всякие, черешню, абрикосы... После прогулки вернулись в гостиницу и поздним ужином отметили прибытие на землю любимой и многоуважаемой Марии Терезы.
В следующий день, с утра, русские гости уехали в село, автобусом, недалеко. Там их встретил Сантьяго -- пожилой мужчина, невысокий, худощавый, с большими морщинистыми коричневатыми руками и загорелым улыбчитым лицом. Выглядел он здоровым и шустрым старичком от земли, которому позавидует каждый второй городской пенсионер. Один Бог знал, сколько ему было лет, и это было не всё. Взглядом своим, и лицом, встречающий внушал смелость, уверенность и яркое желание пожить ещё лет двадцать, если не больше.
В доме Морозовых имя Сантьяго впервые прозвучало после смерти Франко. В своём первом письме к Марии Терезе он представился одним из товарищей её отца и не только.
Первым делом встречающий пешем прошёлся с гостями по главной улице до самого края села, зримо насчитывающего не более ста домов. На улице было немало людей, на вид и по годам близких к Сантьяго. Они первыми здоровались через "Buenos Dias!", улыбались, кивали... Казалось, о приезде русских знало всё село.
Остановились гости у невысоких железных ворот, за которыми виднелось хозяйство Сантьяго. Внутри, прямо за воротами, представился дворик (шириной метров в 15, и такой же длиной) с высокими цветущими кустами, низкими украсительными деревьями и двумя грядками многолетних цветочных растений. Вправо и влево от двора, за низкими каменными заборами на солнце грелись яблони, груши, персик, абрикос, айва, ниспер, инжир... и черешня тоже. Концы цветочных растений (среди которых больше бросались в глаза белые, красные и розовые розы) сторожили две брюхатые вазы с крупными алоями. В шаг от цветов, и шагов 20 от ворот поднимался лицевой торец дома, с главной дверью и террасой на всю его длину.
Заметив, с каким вниманием гости смотрели вокруг, Сантьяго приступил к показу хозяйства. Сам дом - старый, небольшой одноэтажный, с толстыми стенами из крупных камней, покрытый толстой полукруглой черепицой, расположенный у подножья низкого холма - крепко стоял на высоком бутовом цоколе. За домом, на его восточной стороне находился ещё один двор, большой. Там стояли сараи, курятник, навес, трактор здоровенный... Показывая всё это, довольный хозяин пригласил гостей в дом. Внутри - небольшой зал со старым камином, старой добротной мебелью.., две спальни, кухня и туалет с ванной.
После завтрака с хамоном, сырами и лёгким игристым вином гости сели в машину Сантьяго и уехали вместе с ним, а жена его Архелинес дома осталась.
Проехали они километров 30 по двухсторонней асфальтной дороге, окружённой оливковыми и миндалевыми садами, а больше всего виноградными полями. Свернув на грунтовую полевую дорогу, проехали они ещё немного и остановились на холме, напротив другого холма.
Там в гражданской войне проходила линия фронта. Там на руках у Сантьяго погиб отец Майте, там же пали её брат, русский камарад и многие другие защитники Второй Республики. Все они были похоронены на окраине ближайшего села, на военном кладбище.
Побывав на холме больше часа, всё время в компании речивого сопроводителя, гости сели в автомобиль и отправились дальше.
Остановились они на краю небольшого поселения, у ворот кладбища с не длинной, но высоченной наружной стеной. Там, с цветами в руках, зашли они внутрь.
Кладбище предстало как цельное многоуровневое строение, строгим каре собранное из одинаковых погребальных ниш, чьи гипсовые, мраморные, гранитные и даже лабрадоритные фасады надёжно прятали мёртвых от живых. В середине квадрата, под шепотом дюжины фонтанчиков ярко цвели и зеленели всякие растения, смело призывая скорбящих посетителей к продолжению земной жизни.
Сантьяго провёл гостей через всю площадь и первым остановился в одном углу, не без волнения посматривая на одну нижнюю нишу. Из-за пыльного искусственного букета, с мраморной плиты на мир смотрела старая морщинистая женщина, 1847-го года рождения... Ниже её длинных имён и фамилий, в одном углу фасада оной ниши, на латунной табличке невооружённым глазом виднелись три крестика: два четырёхконечных и один шестиконечный.
Верное объяснение тем мелким символам мог дать один Сантьяго. После проигранного боя на республиканском холме, его часть, с раненными и убитыми на телегах, отошла в село. Времени было мало, и было необходимо отходить намного дальше, неотложно. Похоронили погибших вечером и ночью, в суетливой спешке. Названое военное кладбище, по сути - свободный кусок края гражданской обители мёртвых - было рыто-перерыто, а трупы всё ещё оставались под открытым небом. И тогда было решено копать ещё ямы, на территории старого кладбища. Но как следует успели копать только одну, потому как был подан сигнал о немедленном отступлении. Именно в той яме Сантьяго, с камарадами, успел схоронить Рикардо старшего, Рикардо младшего и русского артиллериста.
Ниша старой испанки, и кладбище в целом (зрелища, не привычные глазу православного), эмоционально, либо познавательно, подействовали на Татьяну и на Василия Александровича, и никак на Марию Терезу, ещё помнящей католические ритуалы. Вопреки новому ожидаемому порыву, она смиренно посматривала на крестики латунной таблички и уравновешенно переводила сердечные воспоминания уже разгоряченного сопроводителя.
К финалу гражданской войны, когда Республика задыхалась, Сантьяго нелегально одолел Пиренеи вместе с выжившими камарадами. Во франции они нашли сочувствие, симпатию и моральную поддержку, и по тихому сдались беженской жизни, с пафосом надеясь на скорую победу мирового социализма. Но, началась вторая мировая война.
Года три спустя, в агонии пережив нацистскую оккупацию, и чересчур скучая по родной земле и по оставшейся в селе любимой девушке, Сантьяго вернулся. Поговорил он с роднёй, не раз имел свидание с любимой, пообещав на ней жениться... Не прошло и двух недель, как в дверь отцовского дома постучал твёрдый сапог цивильной гвардии.
Через месяц арестованный Сантьяго Санчес Доминго, в присутствии бесплатного адвоката, трибуналом Арагона был осужден на 20 лет заключения строгого режима, в качестве военного преступника и ярого политического врага Испании.
Отбывая в крытой тюрьме почти восемь лет, записался он добровольцем в строительстве важнейшего государственного объекта. Так поступали многие политзаключённые, в том числе и стойкие, в тёмных и душных камерах терявшие веру в ближение лучших времён. За тюремной стеной, даже при самых изнурительных работах они получали воздух, солнце... и надежду на досрочное освобождение, в кабинетах оглашённое самим диктатором.
Итак, в один летний день оказался Сантьяго под Мадридом, в горах Гвадаррамы, в просторной долине, где лет десять как строился главный мемориал гражданской войны. Там, вокруг самого видного скалистого бугра, под палящем солнцем тысячи заключённых фундаменты заливали, стены и столбы толстые поднимали, глыбы здоровенные с землёй сравняли... Внутри, под тем же важным бугром, сотни и сотни других заключённых кувалдами живые камни ломали, зубилами и молотами место под главную могилу пробивали...
И стал он таскать кладчикам камни бутовые, растворы, леса, подпорки разные...
Лето уходило. Солнце грело, воздух горный непрестанно гулял, слуги диктатора вдоволь поили, сытно кормили.., долина кипела, дни и ночи летали.
Прошёл год. За работу и дисциплину Сантьяго получил право на свидание. Сначала приехали к нему родители. Потом приехала Архелинес, невеста его, с восьмилетним сыном Андре, в церкви крещённом Андресом. В тот день он получил право ночевать с семьёй, в отдельном помещении.
Два года спустя, Архелинес опять приехала, с тем же Андре, уже десятилетним, и с годовалой Олгой. К тому времени наказанный социалист, уже не сильно ярый, успел побывать под видным издалека бугром, кувалдой в ямах помахать... Выглядел он исхудалым и усталым, но после жданного свидания старая надежда возродилась, и силы снова вернулись к нему бурной волной.
Вышел Сантьяго на волю в 1958-ом, после первой церемонии Долины Павших, при вступлении в силу обещанной амнистии. В то время, казалось, страна взяла курс на примирение. Доказательство тому послужило, в первую очередь, решение Франко о перезахоронении под мемориалом (изначально посвящённом только победителям гражданской войны) всех погибших национального конфликта, в главной общей могиле.
В реальности, даже в невзрачном селе малоселённого Арагона, куда Сантьяго отправился сразу после освобождения, незабытые жертвы, грехи... и просто классовые обиды держали людей в напряжении. К тому же, верные служители процветающей диктатуры, своими широкими полномочиями, хоть и не бесчинствовали как в первые годы виктории, продолжали наводить страх на семьи поражённых социалистов, сочувствующих...
Не то ожидал Сантьяго от вольной жизни в обмен на годы и годы правовых и житейских лишений, уже ставший человеком семейным, отошедший от принципов мировых пролетариев... И вспомнил он старые Пиренейские тропы, во все времена служившие убегающим.
За неделю до ухода, ранним светлым утром Сантьяго сел в телегу отца и, дав сигнал коням, отлучился, на весь день, с сыном Андре, которому перевалило за 15.
Доехали они до конечного пункта после полудня. Ближайшее к незабытому холму село почти не изменилось... Только кладбище его расширилось, явно притесняя отдыхающих рядом социалистов, чьи стареющие кресты пропадали в рослых сорняках. Более того, интересующая в первую очередь могила и вовсе исчезла, под многоярусной стеной последних монтированных ниш. Сантьяго, как единственному хранителю памяти лучших боевых товарищей, в начале это не понравилось. Он закурил и стал нервничать, злостно жалея, что зря привёл сына... Потом, успокоившись, и вспомнив о главном погребении страны, уже набитом костями сотен общих могил, он понял, что останки друзей останутся на старом месте. С той уверенностью, прикинул он, примерил, шаги посчитал... и, вместе с сыном, зашёл на территорию цивильного кладбища.
Внутри, в одном дальнем (от ворот) углу, Сантьяго опять померил, прикинул и определил место могилы товарищей. Находилось оно под нишей Донны ХуАнна СатурнИна НавАрро КастелльАр де МонкАйо. Соседние боковые и верхние нишы были свободны. Донна Хуанна находилась на видном месте, её можно было быстро найти. Тем не менее Сантьяго отметил на бумажке её имена, фамилии, годы рождения и смерти. И, для полной надёжности, он настоятельно попросил сына навсегда запомнить фасад её "дома".
Вскоре Сантьяго (с семьёй) удачно перешёл Пиренеи и остановился в Либурне, недалеко от Бордо, в стенах МишЕля ЛеоннЕ -- состоятельного и настырного винодела, у которого он жил и работал в годы первой эмиграции. Там был мир, покой... там же была свобода, демократия и возможность заработать на жизнь.
Виноградники вокруг росли, зеленели, желтели, ржавели, пустели... опять зеленели... Именно в них эмигрант наш душу свою крестьянскую не скупую вкладывал, волей-неволей тоску по родине убивая... Месье ЛеоннЕ это вдохновляло... В ответ, он щедро платил, всячески бескорыстно подсоблял...
Вернулся беженец на родину лет семнадцать спустя -- один, через границу, на неделю, отца родного похоронить.
К тому году Франко уже спал в Долине, под полуторатонной гранитной исторической плитою... Казалось, его время истекло, но бравые гвардейцы диктатуры охотно доминировали страну. При той картине, почти забытые смиренные эмигранты не спешили домой. Только самые лояльные социалисты ( в списке которых Сантьяго Санчес Доминго уже не числился), горными и лесными тропами землю отцовскую и материнскую достигая, осторожно собирались, кучковались, охотно на вызовы времени откликались...
Только к середине 80-тых, после прихода к власти новых социалистов, и после вхождения новой Испании в старую, по новому обьединённую Европу, не до конца офранцуженный Сантьяго вернулся в свой незабываемый Арагон. Навсегда!
Возвратился он с женой Архелинес, двумя большими чемоданами, кучей фотографий, кучей денег... И всё! Сын Андре, годы как уже в браке, отец двух детей, остался в Либурне, технологом на винзаводе. Дочь Олга, оправдывая мечту родителей, стала врачом в самом Париже и, замужняя за кучерявым французом, никуда ретироваться оттуда не желала.
Из самых близких, в селе никого не осталось. Мать тоже ушла, лет на пять позже отца... Сантьяго, уже не молодой, но ещё не старый, всегда рядом чуя опору отважной супруги, глубоко задышал воздухом перемен. Первым делом, привёл он в порядок оставшийся в наследство родительский дом с хозяйством, вместе расположенные на краю села, на двух гектарах земли. От отца остались ещё маленькие оливковые, миндальные и виноградные сады (всего 15 гектаров), назло моторизованной технике разбросанные в разных местах.
Само село (с двухтысячелетней историей), насчитывая 800 с лишним жителей, существовало, выживало и развивалось за счёт 9-ти тысяч суховатых, сероватых и каменистых пашных земель, расположенных вокруг него радиусом до десяти км. в долинах и на холмах. Росли там оливки старые и молодые, рос миндаль, орех грецкий... Совсем редко росла там и пшеница низковатая, и подсолнух мелковатый... Но общую видимость и ситуацию на полях доминировали виноградники, благодаря которым столетний сельский винный завод (после 83-го года) был заменён новым, в 10 раз крупнее и мощнее. Виноградарям это понравилось, и они возобновили действие старого кооператива, исторически созданного ещё в 30-е годы.
Кооператив тот, в корень отличившийся от цибук и колхозов, строго соблюдал закон частной собственности. Земли и иные имущества его соучредителей всегда, " de jure y de facto", оставались в их собственном владении. Тогда, чем же они участвовали в той коммуне??? - Обоюдными обязательствами. То есть, член обязался (соблюдая технологические требования кооператива) на своей земле, своими силами и механическими средствами выращивать, собирать и доставить виноград на территорию завода. В ответ, кооператив обязался авансом поставлять члену горючее, химикаты, шпалеры, проволку... и даже саженцы, если тот их востребовал. Также кооператив обязался принимать на завод сырьё члена (соответственно согласованному качеству) и, по мере реализации готовой придукции, произвести (с членами) все расчёты, оплаты и недоплаты.
Сантьяго (с супругой), годами привыкший ежемесячно получить оплату труда, условия расчёта не понравились, но, как стратегия, кооператив его (и супругу) устраивал. К тому же, в то время, виднейшие новаторы мирового виноделия на своих звонких дегустациях всё больше хвалили Кабернет-Совиньон. Капризы и болячки оного сорта, пока малоизвестного на арагонской земле, Сантьяго (и супруга) знал и чуял лучше Месье ЛеоннЕ.
Далее он (и она) купил добротный кусок земли - около десяти гектаров, через обмены и мелкие купли-продажи соединил ещё гектаров пять и, на всех, согласованным с супругой и кооперативом планом, посадил только Кабернет, оставляя традиционные гарначу и темпранильо на разбросанные отцовские поля. Имея землю, работу, новые заботы.., и чувствуя себя хозяином собственной судьбы, Сантьяго (с супругой) новыми силами приступил к продолжению самореализации.
Однажды, проезжая мимо холма давнего сражения, свернул он свой "Сеат" в сторону незабытого села. Кладбище выглядело как раньше, только на месте наружных захоронений стоял сплошной пустырь - одичяющий и уродливый.
Зайдя внутрь, Сантьяго узнал, что лет 15 как останки республиканцев были выкопаны и перевезены в Долину Павших. У плиты Хуанны Сатурнина...стоял немолодой мужчина. Сантьяго поздоровался с ним, и, узнав, что он являлся племянником Донны, открыл ему небольшую тайну.
Вскоре в нижнем углу ниши Хуанны появилась табличка с тремя крестами, с которой Сантьяго раз в год, в одиночку, вытирал незаметную пыль. И только лет десять спустя ступил он не один на то чуждое его родне кладбище.
После посещения холма и кладбища, в прохладном доме Сантьяго гостей ожидал поздний обед. Ели они арагонский салат, чесночный суп с домашней курицей и тушёные свиные рёбрышки с овощами, осторожно запивая крепким тёмно-рубиновым вином. Гости остались довольны, сыты и навеселе. Майте еле успевала перевести впечатления, комплименты... Архелинес (хозяйка дома), всё краснея от похвал, места себе за столом не находила, то фрукты, то мороженное, то ещё что-то приносила... После обеда Сантьяго предложил гостям заслуженную сиесту, а он с женой стали хлопотать по хозяйству.
Вечером, к сумеркам, хозяин развёл огонь на барбакоа - большой кирпичный гриль, расположенный отдельно от дома, под собственным навесом. Пока огонь набирал силу, Сантьяго решил показать Василию Алексанровичу бодегу.
Поднялись они по бугру, метров на сто выше дома, и остановились перед полукруглыми деревянными дверьми высотой среднего мужского роста, вместе со старой каменной аркой над ними образующие вход в подземелье.
Спустились они по добротным ступенькам метров 10, не меньше. Внизу, под светом дневных ламп открывалось белеющее свежей известью помещение - просторное, высокое, с разными лежащими деревянными бочками вдоль одной стены, со стеллажами всякими вдоль другой... и с длиннющим деревянным столом со стульями в середине. Из того помещения, которого смело можно было называть гостиной, через бездверные узкие проходы легко виднелись две небольшие комнаты, с потолков которых висели сухие хамоны, салчичоны, колбасы всякие... Оные продукты впечатляли, но гость больше глядел в сторону бочек и стеллажей. Сантьяго понял его и сразу приступил к делу. Сначала он порезал хамон, колбасу и сыр, наполнил блюдечко маслинами, достал со стеллажа бутылку с прозрачной жидкостью, открыл её и налил в рюмках. Выпили залпом. Крепкое орухо (виноградный самогон) моментально взбодрило хозяина, и он быстро приступил к дегустации вин, понемногу наливая прямо из кранов. В бодеге было прохладно, тихо... Ей было более пяти сот лет, но её крепкие стены внушали силу и надёжность. В ней рождались, росли, жили и умирали многие поколения из родичей Сантьяго. Потом она стала служить погребом и местом проведения многолюдных семейных и иных праздников.
Когда дегустаторы покинули бодегу, сумерки сгущались, а барбакоа краснела от жара. И тогда, camarad Basilio узнал, что собирался жарить se;or Santiago.
Ужин начался к десяти часам ночи, когда на террасе дома, на длинном столе с салатами, маслинами ... прямо с огня были поданы чулеты из баранины, чулеты из свинины, лонганисы, чоризы, колбаски да сальчички всякие. Кроме гостей, за столом сидели соседи, родственники и друзья хозяев.
Растянулся ужин за полночь, и приглашённые не собирались уходить. Всё посматривая на приезжих, они с интересом слушали Марию Терезу, всё спрашивая о прошлом и настоящем России. Среди них оказался и сельский учитель истории...
В другой день, перед отъездом гостей в Сарагосу, придя прощаться, учитель вручил Майте толстую книгу, новую. По дороге, в автобусе, она открыла, перелистала... Там, новейшим изданием, широко излагалась история иберийского полуострова, включая регионы, города... эпохи и времена до 1990-года. Майте летала ... Она, разумеется, в качестве недавней замзавкафедры испанского, достаточно высоко владела историей своей родины, но подобный свежайший вариант - оригинал, с последними событиями, описанными современнейшим языком...
Всё перелистывая книгу, Майте нарвалась на цветное изображение базилики Пилар - Кафедральный Собор Арагона и одно из "Двенадцати сокровищ" Испании. И взялась она за чтение...
На автовокзале гости не уехали в Валенсию, а взяли номер в знакомой гостинице и остались на сутки в Сарагосе.
В тот же день, и в следующий, вооружённая свежими знаниями, Мария Тереза показала им и себе город весь, Собор Девы Пилар (снаружи и изнутри)... и детально выложила историю Caesaraugusta, начатая в 14-ом г. до н.э. первым римским императором Caesar Augusto.
В Валенсию наши туристы поехали поездом. И правильно! Сели они рядом и напротив на мягких сиденьях бескупейного вагона с кондиционером, и через большое окно стали смотреть на окраины Сарагосы. Далее явились невысокие, сероватые и сухие холмы. Между ними, в долинах и на мелких буграх стояли сёла. Te места напоминали пустыню Узбекистана, и это, про себя, заметили смотрящие. Не дожидаясь вопроса, Майте, всё время с открытой книгой на руках, тихо стала разъяснять.
Поезд на самом деле проезжал по южному краю своеобразной пустыни Арагона, занимающей почти 300 тысяч гектаров с 50-тью маленькими сёлами...
На пустыне Майте не остановилась. Имея впереди ещё пять часов пути, по просьбе бодрых слушателей, она охотно взялась за устный перевод книги. Начала она со словом "Иберы" -- имя, которое греки дали первым известным жителям полуострова, заселённого ими в 5000-3000 годах до н.э. Согласно одной научной версии, произошли они из восточных средиземноморских регионов, согласно другой - из Западной Европы (Ирландии, Великобритании и франции). В 9-м и 7-м веках до н.э., кельты, родом из Альп, двумя большими миграциями пересекли Пиренеи. Обосновались они на севере полуострова.
На юге полуострова, ещё в 1104 году до н.э. пришли финикийцы. Они обосновали Малаку, Гадир, Кордову... Позже, греки строили свои колонии на восточном побережии: Алакант, Сагунт...
В V-IV веках до н.э. финикийцам удалось основательно колонизовать юг полуострова, построив Новый Карфаген.
Век спустя, Карфаген и римская Республика вступили в эпоху пунических войн, в результате которых победоносные римские легионы приступили к подчинению иберийского полуострова, в процессе которого...
Далее, в устах переводчицы прозвучали имена консулов, генералов, императоров, новых колоний, цитаделей.., непосредственно связанных с " Землёй кроликов, змей и металлов" - лояльнейшей провинции Могущего Рима.
Потом, с небольшим интервалом, прозвучали имена аланов, вандалов, готов, визиготов... Дойдя до мавров, слушатели вместе с толмачкой и не заметили как поезд проехал границу долгой сухоты и оказался посреди невысоких круглых гор, целиком накрытых низкими местными дубами вперемешку с местыми соснами. У подножий гор, от опушек лесов до самых обочин железной дороги, миллионами бело-синих цветочков проявлял себя розмарин, уже доминируя вагоны своим пьянеющим парфюмом. Майте закрыла книгу, вдохнула в себя запах далёкого детства и осмотрела часы. До конечной станции оставалось меньше часа.
В Валенсии, на ж/д вокзале, на перроне прибытия стояла женщина с плакатом " HOLA MAYTE". Это была Йоланда - соседка и лучшая подружка детства Майте. Последние годы они регулярно переписывались, фотографиями обменивались и даже изредка созванивались. Будучи хозяйкой вполне обеспеченного матримония, узнав о намерении Майте посетить Монкаду, Йоланда заранее, в знак старой верной дружбы, предложила ей место для жилья.
Узнали они друг друга сразу. Обе в слезах, померились они взглядами, поцеловались, пообнимались... Потом они всей компанией вышли на стоянку, сели в минивен и уехали, домой.
В Монкаде уже темнело, когда минивен остановился на одной её старой улице. Йоланда вышла первой и, перед тем, как открыть дверь дома рядом, вопросительно глянула на Майте. Та взглядом окинула место, пожала плечами... Только внутри Майте заподозрила близость прошлого, глазами пронизывая столетнюю мебельную стенку, чьи дубовые дверцы она когда-то открывала и закрывала. Её догадка подтвердилась, потому как она находилась в доме ушедших родителей лучшей подружки. Ликующая Йоланда, обещав навеки беречь ту семейную стенку, поужинала с гостями и решила быстро отклониться, ссылаясь на наваждение туристов.
В следующий день, с самого утра, Майте прошлась одна по соседним улицам. После позднего завтрака она показала село мужу и свояченице, начиная с родительского дома, стоявшего в двухстах шагах от унаследованного владения Йоланды. Выглядел он чистым, ухоженным и без особых видимых изменений, не учитывая новые окна и современную черепицу. Входная дверь стояла та же: того же цвета, той же высоты, ширины, с той же лакированной дубовой обшивкой, с той же круглой никелированной фальшивой ручкой посередине... Изнутри послышался голос ребёнка, в доме жили люди... Майте не хотела их беспокоить, но старая дверь магнитом тянула к себе... Она подошла к ней вплотную, потрогала ручку, дощечки дубовые... Ничего она не ощутила. Ошиблась. Дуб оказался не тот, дверь была не та. Тем не менее она не отходила, а рука её правая медленно и непослушно поднималась к звоночной кнопке. Дверь открылась, за секунду до нажатия.
На пороге появилась женщина - молодая, опрятная, с ребёнком на руках и умеренным удивлением в позитивном взгляде. " Buenos dias, Se;ora Maria Teresa, Sra Tatyana y Sr Basilio Alejandro!" -- неожиданно воскликнула она с улыбкой и, назвав себя Аурелией, пригласила прохожих в дом. Столь приятный сюрприз мог исходить только от осмотрительной Йоланды, с самого детства вооружённой оным полезным качеством.
Внутри дома произошла серьёзная реформа, приемлемая для наступления времени. На первом этаже отсутствовала нижняя спальня и не только. В большущем светлом зале, объединяющем гостиную и кухню, Майте узнала лишь старый громоздкий камин, обильно декорированный в стиле дня. На втором этаже находились три спальни (вместо четырёх) и шикарный туалет с ванной, такой же просторный как внизу.
После осмотра дома Аурелия пригласила гостей на кофе. Из её слов, она с мужем и тремя детьми арендовали дом. Владелец жил где-то в Валенсии. В село он редко когда показывался, о нём мало кто что знал... Гости поблагодарили и, пешочком, двинулись к центру урбы, а там: главная площадь, главная церковь с колокольней, мэрия, музей...
Монкада, с населением в 20 тыс. жителей, расположенная почти у моря, на 10 км. севернее Валенсии, на день прибытия Майте с компанией насчитывала около полторы тысячи лет от рождения. Представлялась она типичным селом близости Валенсии, которых вокруг столицы много, и за счёт которых численность членов провинции существенно увеличена. Такие сёла доходят до 40-50-ти тысяч жителей, и больше. Их смело можно назвать городами, но по сути они остаются сёлами. Сохраняя свою административно-территориальную независимость, каждое из них имеет свои дни, традиции, праздники... которых отменить, отложить или запретить не в силах даже Папа Римский, за исключением случая тотальной тревоги.
Вечером, опять же пешочком, гости двинулись к морю. Сезон был в разгаре, Коста Брава вся бурлила, в том числе и на пляже Монкады.
К ночи вода, воздух и повторная прогулка побудили голод, и гости покинули пляж, но не берег. Явились они в ресторан Mare Nostrum, стоящий метров сто от воды, в строгий ряд с другими похожими заведениями. Большущая терраса, обставленная низкими камышовыми заборами, зонтами из камышового мата, была битком набита краснолицыми довольными туристами. Йоланда, как та Африканка бегая с громоздким подносом на плече, только успела махнуть головой прибывшим, и ещё кому-то, как из-за камышовой стенки показался полненький официантик в белой рубашечке и чёрных штанах, без бабочки, с улыбкой до ушей. Именно он провёл почётных гостей к единственному свободному столу и, не принимая никаких заказов, стал таскать закуски и напитки
Сама Йоланда, она же хозяйка заведения, всё бегая от кухни на террасу и обратно не с пустыми руками, подошла к ним когда на столе лежала низкая широкая горячая сковорода. Она лично сервировала свою фирменную паэлью марискаду и тут же удалилась, нелукаво подмигивая глазами.
В конце недели гости cели в пригородный поезд и поехали в Валенсию. По прибытии, первым делом фоткались на фоне фасада ж/д вокзала, выполненном исключительно в стиле валенсианского модерна. Потом они посетили арену боя быков и музей корриды, Basilio с "Зенитом" в руках и Майте с книгой подмышкой. Далее, перейдя одну широкую центральную улицу, пешочком пройдя мимо магазина " Moscu", влились они в ленивую волну бесшабашных туристов.
Пройдя метров двести, Майте остановила своих слушателей в середине зелёной широкой площади, окружённой импозантными зданиями стилей рококо, местной классики и барокко, раздельно и вперемешку.
Впереди стояла Мэрия - тёмно-серое громадное строение с колоннами, пилястрами, капителями... и 400-летней историей. Напротив стояла резиденция Correos (Главпочтамт), рядом с важным Банком ... А вокруг - пальмы высокие, пальмы низкие пушистые с финиками желтеющими, здоровенные фикусы, эвкалипты пахнущие, сливы японские... кустарники неизвестные, цветы разные и натуральнейший зелёный газон.
Далее, основная масса визитёров шла на северо-запад. На её пути, Метров в 150 от Мэрии, на крутом геометрическом углу открывались две неширокие улицы, обе ведущие к Старому Городу, на валенсианском - Ciutat Vella. Майте с товарищи уверенно выбрали правую сторону маршрута, именно так диктовала открытая книга. Минут десять спустя, оказались они на Площади Королевы, что по сути была и есть сердце и душа Старого Города.
Гидесса Мария Тереза повела своих послушных туристов в середину площади и с профессиональным терпением дала им оглядеться вокруг, и сама это сделала. Опосля, обходя полуспящих зевак, она повела их к фасадной стене Кафедрального Собора Святой Марии - главного строения площади, по частям поднятого более половины последнего миления. Стали они под тенистым деревом, перед медным макетом именитого готического Собора с колокольней Микалет, Железными, Дворцовыми и Апостольскими вратами с уникальными порталами, поздними дополнительными конструкциями...
После детального осмотра макета с подробными комментариями, туристы сели на скамейке, под прохладной кроной того же дерева. Мария Тереза, стоя перед ними как напротив горящей ожиданием аудитории, сама кипящая от прилива новых волнений, приступила к озвучению истории третьего города Испании.
Итак, во втором веке до Рождения Христа римские легионы вели упорные бои на Иберийском полуострове, особенно против лузитанских племён, населяющих его юго-западную часть.
В 138-ом г.(до Р. Х.), в результате отменной победы над лузитанами, римский консул в Испанской привинции, он же генерал Decimus Iunius Brutus Gallaico, отлицензировал 2000 легионеров италиков и, на годы вперёд оплатив им высокие заслуженные пенсии, вдобавок одарил их земельными участками под строительство и выращивание сельхозкультур. Таким образом, на сухом островке дельты реки Турии, впадающей в Mare Nostrum (подальше от не до конца побеждённых аборигенов) были заложены первые камни новой римской колонии, названной Valentia в честь доблести италийских воинов.
В последствии прозвучали имена генералов Sertorius и Pompeius. Именно они в 75-м г. до н.э., в ходе обострения политической борьбы в Риме, противопоставили свои легионы под стенами Валентии, довели её до руин... И поднялась она из тех руин только в годы Римского Согласия, при императоре Octavianus Augustus, вернув себе достойное место в ряде лояльных колоний.
Далее, вплоть до падения Империи, и после, особым подъёмом и значением Валентия не прославилась. Только в VIII-м веке н.э., при нашествии мавров, названная ими Balansiya познала бурное политико-экономическое и культурное развитие, быстро превращаясь в один из главных городов могучего халифата Al-Andalus. Именно арабская Balansiya создала кавалера Rodrigo Diaz de Vivaz (El Cid) и благородную его супругу Jimena... Она же провозгласила праздник " Мавры и христиане" в честь перемирия двух религий и народов на одной земле...
Потом прозвучало имя Хайме Первого Арагонского -- католического отвоевателя Валенсии, ставшего её первым неповторимым королём. Будучи исключительно религиозным кавалером, именно он в 1238-м году инаугурировал католический храм, перед которым сидели и слушали наши гости...
По завершении истории города, Майте повела своих слушателей внутрь Собора. Там они, по лестнице, поднялись на колокольню... ознакомились с интерьером, нашли чашу Граля, цепи Марсельского порта... Потом они посетили другие старые площади, центральный рынок.., и обязательно Музей Керамики в дворце маркизов де Dos Aguas.
В другой день они опять уехали в Валенсию, досмотреть старый город, осмотреть новый .., и непременно прогуляться по паркам Сухой Реки.
В понедельник Йоланда уделила гостям целых два часа внимания, за поздним содержательным завтраком. И тогда она, не спеша, завела речь об Ампаро - матери Марии Терезы, без вести пропавшей по окончании гражданской войны.
Совсем недавно, одна женщина сказала Йоланде, что Ампаро была расстреляна традиционалистами вместе с её мужем и другими членами семей социалистов. Вместе они были закопаны в общей яме, но один не дострелянный, юноша лет 16-ти, придя в себя, вылез из неглубокой ямы и исчез. Годы спустя, будучи в Монкаде проездом, он рассказал о происшедшем своей родственнице, называя имена. Позже, после открытия Долины Павших, местная власть раскопала яму и собрала какие-то останки, для их перезахоронения в братской могиле страны. Родственница расстрелянного счастливчика обратилась к исполнителям исторического госраспоряжения, оглашая имена и фамилии жертв. Они все зафиксировали в какой-то тетради, обещая всё выяснить и передать по инстанции...
В следующий же день, к 11-ти часам утра минивен Йоланды парковался на стоянке Долины Павших. Высоченный крест над каменным бугром... и мемориал в целом впечатляли, думать заставляли.., но только не Майте. Как свои пять пальцев зная весь комплекс, оставляя позади стоянку, невесту Татьяну, мужа Василия и водителя Йоланды, она буквально побежала, прямо к подземной базилике. Там, внизу, в крипте крупнейшей церкви мира, по обе стороны алтаря, в двух просторных часовнях лежали останки десятков тысяч...
В одной из часовен, Марию Терезу и компаньонов приняли с должным вниманием, внимательно послушали, записали данные покойницы и обещали поискать её в списках. Пока шёл поиск, заявители углубились в нескончаемых лабиринтах мемориала.
Пару часов спустя, Василий Александрович поднялся в туалет. Там он заметил знакомого человека - почти забытого законника - и, в очередной раз ошарашенный экзистенцией духа Тихе ( у эллинов богиня случая и удачи), невольно стал за ним следить.
Тот, ничего не подозревая и не замечая, вышел из туалета и направился к выходу мемориала. Но... До стоянки он не дошёл - исчез, будто под землю канул. Мало того, Сеньор Морозов попал в амбускаду. На стоянке, двое упитанных парней силком взяли его подмышки и аккуратно впихнули в тёмный джип.
Внутри сидел законник, и один его человек - средних лет, совсем ненакаченный, на вид сероватый, больше рыжеватый, безвинный и щупловатый, с мелкими неуловимыми зрачками... Сам Законник - Максимов Андрей Андреевич, он же " статусный вор по кличке "Максан",1939-го г. р., русский ... - мужчина солидных годов, почти седой, но лицом, взглядом и другими заметными приметами далеко не старый, как людское существо - опрятный, приятный.., в некоторой степени даже гуманный.
Одетый не в фиолетовом пиджаке (с галстуком того же тона), а в хлопковой рубашке классической иранской фабрикации и в чёрных брюках с узким ремнём, сидел он в том джипе не как хозяин самой машины. Его спокойный безбоязный взор доминировал не только уютное нутро автомобиля, но и ситуацию в целом, пусть даже не у себя дома, не на своей территории...
Василию Александровичу были знакомы и близки подобные взгляды. Вопреки государственных, и даже собственных принципов, про себя порою он искренне уважал хозяев оных взглядов... Но главное было не в том. Он совсем не испугался ситуации...
Максан молча осмотрел "арестанта" и кивком дал слово Рыжему. Тот, как бы в шутку, как бы нет, умело очистил карманы "задержанного" и устроил ему дотошный допрос. Вооружённый блокнотиком и коротенькой шариковой ручкой, невзрачный конопатый (лицом глуповатый) стал называть конкретные детали: " Что ты делал 14-го мая в контрольном зале Шереметьево?... Кого пас 19-го февраля в 11, 23 на Тверской?... Кому на хвост сел 5-го марта в 17. 45 на проспекте Калинина?...
Василий Александрович не верил своим ушам... Конопатый бандюга (ранее не светившийся в окружении законника), кроме детального описания его нетипичных наблюдений, назвал конкретный адрес на улице Лесной и ФИО проживающих там жильцов.
Итак, "задержанный", взятый врасплох, "растерянный, быть может и смертельно испуганный", стал отвечать на вопросы. Из оных скупых "показаний" следовало, что он, выполняя просьбу старого товарища, вёл наблюдение за другим "объектом", а сам Максан просто попадал в радиусе...
- Майор! - тихо прервал его законник, спокойно поглядывая на свои ручные часы.
- Тебе, уважаемому служителю правды, должно быть стыдно за такую брехню... А если это не лапша... Кого пас?...
- Это я не могу сказать даже Богу...
- А что здесь делаешь?...
- ... Чисто семейный вопрос.., и увидел я тебя тут абсолютно случайно. Зная всё обо мне, мог бы не задать этот вопрос.
- Ну да... Рикардо, ещё Рикардо... Давай так: Иди, на Ишпанию далее смотри, а дома мы ещё раз поговорим, не спеша. Забирай бумажки свои... Только скажи, кто на фотке?...
- Фронтовики испанской войны.
- Знаешь их?
- Может и знаю...
- Я фотку эту задержу... дома верну.
- Не-а!.. Она мне здесь очень нужна!!! Это история... Прошлое надо уважать, господа фартовые!
- Ладно!... Где квартируешь, майор?
- В Валенсии.
- Вот тебе телефон. Звони когда там будешь, дня через три, не раньше. Тогда и верну фотку твою. После "освобождения", Василий Александрович немедля спустился в базилику. У часовней павших толпились люди, там же в ожидании находились и его женщины. В конце концов, в ответ на запрос было сообщено, что покойная Ампаро Наварро Кано не числилась в списках. Но Майте держала себя смиренно и достойно. Чутьё уверяло её в том, что останки матери лежали именно там, в одной из тех погребальных часовен... И в этом она была не одна. Рядом и вокруг ходили люди с таким же чутьём, верой, надеждой...
На пути из Долины в Монкаду, минивэн свернул с трассы и стал подниматься по узкой извилистой дороге. Согласно плану, и предварительной договорённости, русские гости поехали в горы увидеть Енмакуладу - старшую тётю Майте по материнской линии.
Солнце катилось к горизонту, сумерки с Востока наступали, но летний ясный день настырно доминировал видимое пространство. Вокруг машины двигались бугры и бугорочки, скалы голые, и одетые... В открытые окна веял прохладный ветерок, несущий строгий запах цветущего всюду розмарина... Женщины демонстративно вдыхали горный аромат и полузакрытыми глазами дивились своеобразной красоте окружности. Basilio (он же Василий Ал-ч) тоже ценил природу, но он смотрел только впереди, глазами съедая забытую миром горную дорожку, асфальтом выровненную и линиями белыми разметанную не хуже самого проспекта Калинина...
За невысоким подъёмом, кажущимся последним перед восточным горизонтом, оставляя позади последнюю асфальтную извилину, минивен оказался над просторной долиной, всего лишь на пару метров выше её. Дорожный знак у обочины указывал въезд в село "Valle Alta" (Высокая Долина) и метку 1327м. над уровнем моря.
Восточнее, на фоне темнеющего горизонта, быть может км. 10 от села возвышались здоровенные горы, благодаря которым, по всей вероятности, редкостная равнина географически называлась долиной. Само село, компактное, на глаз - меньше сотни домов, с церковью и колокольней в самой его середине, смотрелось на целые километры окружённом типичными полями, садами и виноградниками.
Сеньор Емилио, (водитель и помощник Йоланды) остановил минивен на узковатой улице, прямо перед распахнутыми гаражными воротами. Рядом, у порога старого добротного дома, стоя, с тревожной улыбкой и слезистыми от радости глазами, Енмакулада встречала племянницу. Долго целовались они, долго обнимались... Тётя жила одна, но в гостиной стоял большой стол. В тот день ей исполнялось 89. Как только гости пришли в себя, дверной звонок загудел в полную силу. Пока приглашённые собирались, Майте и Татьяна поспешно готовили бутерброды с икрой красной и икрой чёрной, а se;or Basilio и se;or Emilio терпеливо охлаждали в морозилке две бутылки Столичной.
Встреча, именины и вечер растянулись допоздна. Молодых среди приглашённых не оказалось. За столом сидели в основном люди пожилые - шутливые, избыточно подвижные, с детскими улыбками, негаснущими излучаюшими доброту глазами... - чьи прожитые годы было трудно разгадать и у которых, казалось, жизнь только начиналась. И, безусловно, того было мало. Они оживлённо вспоминали годы Второй Республики ... пафосно хвалили торжество демократии...
В следующий день приглашённые Енмакулады, поочерёдно, стали таскать гостей в свои дома - такие же чистые и ухоженные, со всеми городскими удобствами. А наружи?.. - одни булыжные троуары, улочки.., площадь просторная, тоже булыжная, с храмом тысячелетним.., повсюду стены крепкие, незадрыпанные; парк цветочный, с ухоженными деревьями, скамейками добротными, площадкой детскою... Дома, хоть и добрая их половина пустующие, с удобствами, внешне опрятные... И всё это - в заброшенной забытой деревушке...
" Заводы пролетарские, ракеты крылатые, торпеды бомбастые..." - всё агрессивнее бросались на Василия Александровича ключевые понятия рыцарей мирового коммунизма, а мысли его, сами по себе, в русскую глушь летая... По доброму завидуя тем везучим простодушным старичкам, его тошнило от "процветающего" социализма, гнилого империализма.., а ещё больше - от рождения бурного русского капитализма.
Сеньор Емилио, по долгу службы, удалился, один, на минивене. Гости дальние остались в плену у Енмакулады и её верных союзников. Только три дня спустя, под эскортом доброй половины села, не без явного проявления острых сожалений, сели они в транзитный минибус и уехали в ближайший городок, чтобы там взять курс на Costa Brava. Уже в пути, больше всех продолжала страдать невестка Татьяна. Так ей приглянулась та горная деревушка, так она уставала от мысли о возвращении к " Вавилонскому столпотворению"...
В Монкаде, вечером того же дня, в доме погостивших дальних гостей настойчиво зазвенел нежданный звонок. Открыла Майте. В дверях стоял мужчина средних лет, среднего роста, спортивного телосложения, смуглый, с ямкой на подбородке, верной улыбкой в глазах... и кривоватыми накаченными ногами. Одним словом -- типичный потомок исторических лузитан, которых ещё полно на полуострове . Представился он Висентом... и хозяином дома детства Марии Терезы, на чистом валенсианском, и изъявил он настоятельное желание побеседовать наедине, в связи с чем пригласил её к себе, одну. И она согласилась.
Отцовский дом, снаряжённый мебелью, электробытовыми и другими атрибутами, безжизненно пустовал. Разговор состоялся долгий и, по сути, конфиденциальный.
Висент, единственный законный собственник не только дома, но и сорока га. цитрусовых садов (до падения Второй республики принадлежащих семье Майте), он же бывший успешный футболист " Valencia CF", весьма удачливый президент строительной компании и не только, прямо и откровенно высказал своё неординарное намерение.
Считая переход оного имущества к его отцу, в 1939 г., неверным, ради частичного смывания греха родителя и торжества справедливости в новое время, он легально возвращал всё Марии Терезе -- единственной наследнице настоящего хозяина. Кроме того, благочестивый Висент намеревался перевести на её счёт 30 млн. песет( около двухсот тыс. американских долларов), в качестве вероятной прибыли за аренду садов, дома... а также частичного морального ущерба.
В следующий же день намерения Висента были оформлены нотариально. Мария Тереза неожиданно вступила в ряды среднего испанского класса, быть может даже чуть выше. Первым делом, по горячке, она решила сразу же перейти в родные стены... Но, как только немного остыла, она тактично постыдилась перед Йоландой. И вообще, чувствуя на себя шкуру бесстыжей буржуйки, она не знала что делать дальше, чтобы не изменить ход личной жизни.
При новом раскладе, невестка Татьяна, однозначно, ликовала... Basilio тоже радовался, неописуемо и по своему, потому как весь он ещё пребывал в стальных цепях пролетарской солидарности. Кроме того, в день нотариуса он имел встречу с Максаном, в Валенсии, на площади королевы.
Законник вернул фотографию и, не спеша, за чашкой кофе завёл неожиданный разговор. И на майора опять посыпались вопросы, уже в мирном тоне. Максана очень интересовали вояки на фотографии и хотел знать о них если не всё, то хотя бы как можно больше. И тогда, не спеша с ответами, Василий Александрович задал ему один короткий контрвопрос: На что блатному уходящие в историю военные лица??? И Максан, как простой смертный, честно признался. На днях он послал фотку в Россию.Его старая мать (по имени Ольга) и ближайшие старые родственники, на фотографии, в одном и том же лице (из трёх) единогласно узнали Максимова Андрея Ивановича -- пропавшего без вести в конце 30-х годов мужа, брата.., и отца самого Максана.
Два дня спустя, на трассе Валенсия - Сарагоса бегал чёрный глазастик класса Е, сопровождённый боевым тёмно-синим бумером.
Сантьяго достойно встретил русских гостей и повёл их по старому маршруту, рассказывая о русском артиллеристе новые и новые боевые эпизоды. Майте душевно переводила, все с интересом слушали, а Рыжий ушастый конопатый всё записывал... Потом, на террасе Сантьяго, за большим столом, излишне разукрашенном красной и чёрной икрой, ржаным хлебом и водкой класса люкс, потомками воинов с фотографии было одобрено принципиальное решение. Оное единогласное решение привело Майте и компанию ( быть может, и самого Максана с товарищи) к отложению вылета почти на месяц.
В последующие две недели, с наружной стороны известного нам цивильного кладбища, на основе письменного одобрения самого епископа провинции, тихо и аккуратно, не нарушая покоя Донны Хуанны Сатурнина, некрупный экскаватор выкопал из-под её ниши останки Рикардо Старшего, Рикардо Младшего и Андрея Максимова, из общей могилы, вперемешку. Далее, Максан настоял на проведение тестов ДНК. Майте возразила, целиком доверяясь памяти и порядочности Сантьяго.
Максан тоже верил боевому товарищу отца, но ему был необходим сертификат личности останков, для их перевозки через границы... В конце концов Майте дала согласие на тестирование, в результате которого останки были разделены на три части. Но, при оформлении артиллериста на вынос, не взирая на достоверность тестирования, чересчур принципиальная таможня Арагона выдвинула ряд условий, невыполнимых.
В итоге, по инициативе Максана, и с согласия Майте, и в честь солидарного ответа за дружбу боевых камарадов, кости трёх бойцов были отданы единому огню, единой кучей...
Таким образом, дети защитников Второй Республики, расставшись, покинули танаторий Сарагосы с тремя урнами на руках. Майте
Майте и компания (с двумя положенными им урнами) отправилась в Монкаду. В свете последних неожиданных изменений, в той самой Монкаде предстояло решить много непростых вопросов. На тот день Марию Терезу, не до конца вникающую в радикальный поворот её материальной обстановки, больше всего волновал вопрос помещения праха. На кладбище Монкады стоял целый ряд семейных ниш с костями старых и молодых бабушек и дедов. Она была в праве беспокоить любого, или любую, чтобы рядом поместить урны... Не в том был вопрос... После обогощения Муж Василий долго молчал.., и она как всегда чуяла его волнение. Это был врождённый русский человек, готовый грызть корни родной земли... И никакая закордонная красивая жизнь не имела малейшего шанса... И тогда - " Кому оставить прах?..."- всё думала она.
В итоговом итоге, неделю спустя, Майте с компанией (и двумя урнами) тоже улетели на Восток.