Когда я только начинал работать в Медицинской школе Университета Тампере, я жил в студенческом общежитии. К этому времени я уже окончил свой питерский Университет, у меня было высшее образование, диплом магистра биологии, в России – ещё и должность научного сотрудника (уже даже не младшего). А ещё я был аспирантом-заочником – и в России, и в Финляндии одновременно. В Финляндии аспирант называется PhD-студентом и имеет право на все студенческие льготы, включая комнату в студенческом общежитии с весьма льготной по тамошним меркам ежемесячной платой. Я довольно часто переезжал из одного общежития в другое, так что соседи по общаге у меня каждый раз были новые. К примеру, весной 2004 года соседей по квартире у меня было двое. Один – финн по имени Раули – вечный студент уже в возрасте (в Финляндии нет фиксированной программы, и при желании процесс получения высшего образования можно растягивать почти неограниченно), заядлый самогонщик и вообще личность столь примечательная, что ему стоит посвятить отдельный рассказ а, может быть, и не один. Вторым соседом был индонезиец.
Собрался я как-то ехать в Россию. А, надо сказать, что работал я по проекту научного сотрудничества между русским питерским Институтом физиологии и финским тамперским Университетом, так что туда-сюда по работе ездить приходилось практически постоянно. Причём из Финляндии в Россию я чаще всего ездил бесплатно автостопом, а обратно – на автобусе. Так вот, собрался я в очередной раз ехать в Питер по своим научным делам, а сосед-индонезиец меня и просит: привези, мол, мне из России бутылку водки. Я немного удивился, говорю ему: так купи здесь, финская ничем не хуже. Нет, говорит, мне русская нужна. Ну, ладно, мне не сложно. Купил ему в России бутылку водки и, как обратно в Тампере поехал, привёз. Помню, специально купил ему «Менделеевку» с портретом на этикетке. «Вот», – говорю. – «Смотри, это Дмитрий Иванович Менделеев – великий русский химик, открыватель периодического закона химических элементов и идеального соотношения спирта и воды в водке» (что, конечно, на самом деле популярный миф, но не портить же этим скептическим замечанием весь пафос момента).
Индонезиец очень обрадовался, долго меня благодарил и восторженно разглядывал привезённую бутылку во всех деталях и подробностях.
Прошёл месяц или два, подошло время мне опять в Питер ехать. Индонезиец снова просит привезти ему из России бутылку водки (может быть, и больше бы попросил, но за один раз больше литра водки через границу везти просто нельзя). Ну, ладно, дело не сложное, тем более, что себе я всё равно не везу за ненадобностью, так что проблем нет. Привёз ему вторую бутылку. Он опять весь такой радостный, улыбается. Тут я и не удержался.
– Слушай, – говорю. – Ты же мусульманин.
– Да, – говорит. – Мусульманин.
– А вам разве алкоголь не запрещён?
– Пить нельзя, – говорит. – А дома держать можно.
– Так ты её, стало быть, не пьёшь?
– Нет, не пью. Нам нельзя.
Дальше я ехидничать не стал, но, видно, и без всяких слов выражение лица у меня было достаточно красноречивым и притом отнюдь не доверчивым.
– Не веришь? – говорит индонезиец. – Зайди ко мне.
Захожу в его комнату. На видном месте стоит бутылка водки. Та самая, которую я ему в первый раз привёз. Которая «Менделеевка» с портретом. Стоит и вправду не тронутая, полная, не початая. Видно, что её не открывали.
Смотрю на соседа с некоторым удивлением.
– Слушай, – говорю. – Ты можешь мне объяснить, зачем тебе водка, если ты её не пьёшь?
– Ты не понимаешь, – говорит индонезиец, чуть только не с придыханием. – Это же настоящая русская водка. Настоящая водка из настоящей России! Это же раритет-то какой!
В общем живёшь себе, живёшь и не знаешь, что самая обыденная и банальная с твоей точки зрения вещь – для кого-то драгоценность и заморская диковина. Или это просто я такой к фетишистским чувствам не способный? Во всяком случае, когда один знакомый подарил мне специально привезённую с Кубы сигару, я тоже так и не понял, зачем мне, не курящему, он её издаля вёз.