«Прекрасно познать жизнь, красоту мира и оставить после след своей души!»
Степан Алексеевич проснулся на даче от грома, могуче пророкотавшего в ночи, еще затемно, задолго до рассвета. Жена же его спала как ни в чем не бывало и даже не поше-велилась, когда он встал. Бобров оделся, так как сон напрочь пропал, и вышел на веранду. Еще почти голый — только почки набухли и кое-где появились еще крохотные зеленые листочки — лес стонал от ветра, стволы качались под его порывами. Но из всего шума особенно выделялся скрип привезенного лет десять тому назад из Румынии и посаженного у изгороди бука. Эти тоскливые звуки почему-то сильно действовали на нервы и бередили душу Боброва.
А ветер все усиливался и уже властвовал даже над дуба-ми, бил по их верхушкам, раскачивал стволы и дико завывал среди ветвей. На Степана Алексеевича повеяло холодом, хотя по все прогнозам сегодняшняя ночь предполагалась тихой, спокойной, достаточно теплой и уж тем более без грозы. До нее дело не дошло,— видимо, гром заблудился и вместо мая попал в апрель,— но полил сильный дождь. Боб-ров закрыл окно веранды и, вернувшись в дом, прошел в кабинет, где, стоя у иконы, долго шептал знакомые слова молитв, стараясь отвлечься от всех мыслей. Но спокойствие все не приходило, и он опустился на колени.
— Господи, спаси, Господи, сохрани!
... Но вот в наступившей после бури тишине на болоте, что немного в стороне, за лесом, по заре проснулся журавль, и раздалось его красивое трубное звучное курлыканье. Чуть погодя, к нему присоединилась самка, и их курлыканья сли-лись в одну череду звуков. Все птицы услышали журавли-ный клич и запели во весь голос, и лес загудел, уже не от ветра, а от их любовных трелей, как будто пели небо и зем-ля, каждое дерево и ветка в дождевых искрах.
Небо на востоке прояснилось и заалело. Взору Боброва, вышедшему на балкон кабинета, открылась поляна с еще чуть зазеленевшими березками. Природа после ночи и до-ждя оживала и радостно давала о себе знать многозвучием голосов и многоцветьем небесных красок и оттенков.
Проснулась жена и с веранды позвала его:
— Степ, пойдем завтракать! Ты не забыл, что хотел сего-дня встретиться с Бескрайновым?
— Нет, Галочка, помню.
Бобров знал о том, какие изменения произошли в Иване — не с Иваном, а именно в Иване! — и хотел «приобрести» этого человека для своей фирмы, для своего дела, ведь лич-ности, которые могут в экстремальных условиях быстро найти выход и не только принять верное решение, но и ис-полнить его, на дороге, как говорится, не валяются.
Завтрак проходил приятно, и ласковость Степана Алек-сеевича к Галине Борисовне с каждым днем не уменьшалась, а только усиливалась — поскольку они почти идеально подходили друг другу. И что интересно, чем дольше они были вместе, тем больше им не требовалось никакое общество других людей, которое есть один из способов избежать одиночества.
Однако между взаимными приятностями и ухаживанием мысли Боброва были о предстоящей встрече. И подруга его, понимая это, не настаивала на своих вопросах и просьбах по работе и хозяйству.
После завтрака тянуло в сон — почти бессонная ночь да-вала знать о себе,— и Степан Алексеевич немного вздремнул, предварительно поставив будильник на час вперед.
Проснувшись, все же не по будильнику, он набрал номер Бескрайнова.
— Иван, как наша встреча сегодня, в силе?
— Да, Степан Алексеевич, как договаривались в четыр-надцать часов. А где?
— Вот и я думаю. Погода ясная, не холодно, весна-то ка-кая кругом — ранняя и звонкая,— может, на природе, а?
— Хорошая идея, тем более что я тоже думал отдохнуть эти выходные где-нибудь в лесу.
— Вот и замечательно! Давайте я заеду за вами, и мах-нем ко мне на дачу. Тут лес — красота! Разведем костерок, посидим, поговорим, а потом к нам обедать.
— Насчет обеда не обещаю — Раиса Никифоровна хочет сегодня нас с Настей попотчевать своими фирменными блюдами,— а вот посидеть у костра, согласен, обожаю.
— Все, Иван, выезжаю. Вы дома будете?
Бескрайнов назвал место встречи, и Степан Алексеевич пошел заводить машину.
… Можно ли представить себе что-нибудь лучше, чем, набродившись по лесу и достаточно устав, сидеть у пылаю-щего костра, смотреть на чуть приоткрытые, готовые вот-вот распуститься почки на ветках, создающие зеленоватую дымку окрест, слушать пересвист весенних птах и хрустально-звонкий говор родничка под старым дубом! Бобров с Бескрайновым и были такими счастливцами.
— Иван, у меня освободилось место руководителя стройки на одном объекте,— Степан Алексеевич перешел к основному вопросу их встречи после разговоров о том и о сем во время прогулки,— я хочу предложить это место вам.
— Степан Алексеевич, конечно, очень благодарен вам за доверие, но скажу прямо: я, хоть и избавился с некоторых пор от метаний, все же не избавился от пристрастия души.
— Ну, и в чем же это пристрастие? — Бобров был явно недоволен, ибо ожидал сейчас прошлой «тянучки», которая ранее постоянно исходила от Ивана.
— Я остановился на литературе, вернее, на писательстве. Всеми остальными увлечениями жертвую ради этого.
— Это серьезно? — Он испытующе поглядел на него.
— Очень! И разве я сейчас похож на несерьезного человека? — спросил, выдерживая взгляд, тот.
— Я бы не сказал! Но все же не отбрасывайте так в сто-рону и мое серьезное предложение. Ведь вполне можно и совмещать,— и Бобров процитировал своего любимого Кольцова:
Пишу не для мгновений славы:
Для развлеченья, для забавы,
Для милых искренних друзей,
Для памяти минувших дней(1).
— Да, можно совмещать, но только не с должностью начальника стройки или прораба — времени и сил не оста-нется для главного, тем более что я уже определился с ним, с основным своим занятием. А вот должность механика или работника техотдела — другое дело,— сказал Иван и доба-вил: — Я ведь, Степан Алексеевич, решил продать две свои квартиры в Москве и купить для нас с Настей дом здесь, в Зареченске.
— Вот это я понимаю! А работу вам подберем.
Под лучами ярко светившего солнца лес, буквально на глазах, все более зеленел.
«Природа живет по своим зако-нам: необходимость одного проистекает из другого; все вза-имосвязано, начиная от простейшего и кончая сложным…— подумал Бобров.— А человек волей своей, стараясь повли-ять на нее, ради своих целей, порой калечит. А вот другой человек — целый мир, поди, пойми со своей меркой...»
— Я рад, что у вас, Иван, проснулся характер, ибо нет большего зла для мужика, чем его полное отсутствие, кото-рое напрямую и проявлялось у вас ранее. Тошно было наблюдать, честное слово.
— Когда человеку семнадцать, ему кажется, что он все уже знает. Но если он и в тридцать так думает — получает-ся, что он по-прежнему юноша. Вот и я был таким. Вы пра-вильно заметили — проснулся, это, и правда, было, как про-сыпание, но резкое, как от звонка будильника.
— Мудрец Саади — тридцать лет употребил на приобретение познаний, тридцать — на странствия и еще тридцать — на размышления, созерцание и творчество. И говорил, мол, — привожу не дословно — как прекрасно познать жизнь, красоту мира и оставить после себя след своей души!
— Ну вот, видите, у меня еще все впереди,— сказал и улыбнулся Бескрайнов, а сам думал: «Говорить ли с ним об Анастасии? Не получится ли, как в той истории, когда дели-ли апельсин, но вот беда — он лишь один»?
— Степан Алексеевич, а ведь Настя вас так любила...— все же произнес он.
— Я знал, Иван, что вы поднимете этот вопрос... Пони-маете, я многое мог бы вам рассказать, объяснить, но... не буду этого делать, не обессудьте. Я женат, у меня прекрас-ная жена, Галина Борисовна, я ее люблю, продолжать тему с Анастасией я не буду и в силу этого, и в силу того, что, знаю, у вас с Настей все серьезно. Так ведь?
— Да, это так!
— Вот… Все видно невооруженным глазом, и очки не нужны, а, как известно,— сказал он, улыбаясь,— чтобы но-сить очки, мало быть умным, нужно еще плохо видеть.
Они немного помолчали. В глубоко голубом небе золо-том сияло солнце.
«Видимо, он воспитывал себя на роль порядочного и успешного западного бизнесмена, с такой же женой, семьей. А тут...— подумал Бескрайнов.— С другой стороны, было ли лучше для меня, если бы он ответил Насте взаимно-стью?.. Ладно, нужно уйти от этой темы, Бог ему судья!»
— Хочу дать вам совет пожившего человека. Не примите как поучение. Старайтесь в отношениях с любимой женщи-ной избегать излишества, чтобы жизненность не иссякала для труда, а, напротив, била через край. В душе должно быть Небо, берегите его.
Тогда будешь добр с людьми, не будешь уставать в работе, не будет тоски и уныния. Все должно быть, как в природе, разумно. Теряет силы человек, когда его душа опустошена. А вы ведь творческий человек!
Иван, немного подумав, перевел разговор на иную тему:
— Наверное, у вас сложности на работе, Степан Алексе-евич? Вот и предложение ваше о том говорит...
— Да, как говаривал один, не к добру будь помянут, го-сударственный деятель — «кадры решают все!»
— Вы не любите Сталина? А я так к нему положительно отношусь... Но, ладно, мы не об этом.
— Конечно, не об этом.— Бобров пристально посмотрел на Ивана и подумал: «А этот парень, и впрямь, стал серьез-ным!» — Дефицит у меня порядочных и одновременно ис-полнительных, работящих людей. А если лодырей прогнать, кто же останется? Я часто говорю: «Если вы плохо себя чув-ствуете, идите к врачу и, при необходимости, на больнич-ный, если не хватает информации и навыков — учитесь, но задача должна быть выполнена, и хорошо». Ведь, и вправду, если работать, так работать, а нет… Я сам на службе, как говорится, и днюю, и ночую. Мне сотрудники часто говорят: «Неужели у вас дома нет? Что вы все время сидите допоздна?» Хорошо еще, что жена моя в этой же организации трудится... А вот еще иллюстрация: взял как-то на работу по рекомендации друзей честного грамотного парня. Смотрю, ходит как в воду опущенный. Спрашиваю, что с тобой случилось? А он рассказывает:
«Приходишь, а мужики: “Помоги со склада трубы взять, нержавейка ведь!” — “Да это же чужое!” — говорю. Теперь не здороваются, за километр обходят… Ни друзья, ни враги…» А молодые, девяностых годов, что вытворяют? — Не люблю, говорит, Россию, терпеть не могу ветеранов и совок, кому это, мол, сейчас нужно? Эх!..— Степан Алексеевич горестно махнул рукой.
— У французов есть выражение — сomme il faut, что означает: порядочность.
— Да уж... Лучше не думать. А, с другой стороны, как не думать, если ты руководитель.
— Вот и получается, что распустились люди.
Бобров вновь с интересом посмотрел на Бескрайнова. «Происшествие с Настей, видимо, что-то сильно задело внутри у него, и нечто природное, подобно Илье Муромцу, дремавшее глубоко в его натуре, хара;ктерное,— зная Раису Никифоровну и его мать,— всколыхнулось и заняло свою, предназначенную от рождения нишу».
Иван и Степан Алексеевич, еще недавно, какие никакие соперники, выходя на дорогу, мирно шли по опушке леса и любовались распускающимися ярко зелеными листочками деревьев. Жизнь возрождалась, и свежий весенний воздух был наполнен этим возрождением.
(1) А. В. Кольцов. Стихотворения. Серия «Русская муза». Москва: Художественная литература, 1989. «Пишу не для мгновений славы...»
© Шафран Яков Наумович, 2020