Витька Садовский по кличке Садо был классный боец. На всякие дела, где нужны были кулаки, старшие пацаны стали брать его с шестнадцати лет. Он отбил меня однажды от цыган, которые пришли на разборки с соседней улицы. Отмахался, оглушенного затащил к себе во двор и спустил собаку. На собаку цыгане не полезли.
Я сказал ему тогда:
— Спасибо тебе, Витька!
Он улыбнулся детской улыбкой. У него были красивые крупные зубы.
Его отец, здоровый грубый мужик, работал на Термопласте и каждое лето вечером, когда шел с работы , рвал траву для кролей в Севастопольском парке. Так и приходил с мешком клевера на спине. Сам, без посторонней помощи забивал и разделывал кабана, варил варенье из вишни, гнал самогон и гонял Витьку продавать первую редиску жителям хрущёвок к гастроному на Волгоградской. Матери у Садо не было и разговоров о матери он избегал.
Бацька воспитывал Витьку строго. Наказывал публично. Вытакивал на улицу, объявлял соседям за что. Однажды на оплеуху Садо ответил боковым в голову, отец растерялся. Садо вырвался, убежал, две недели жил у нас дома, когда вернулся, батька его уже не трогал.
Мы дружили со школы. Он меня любил. Завидовал, немного, моему счастливому чистому, сытному, книжному детству, на мою снисходительную дружбу отвечал искренней бескорыстной привязанностью младшего брата. Мой ровесник — он признавал мое старшинство.
Я научил его играть в шахматы и туповатый неразвитый Витька, неожиданно быстро понял игру и виртуозно, совершенно не зная шахматной теории, стал у меня выигрывать.
Мы ходили с Садо к Купрейчику и Купрейчик, посмотрев как Садо играет, дал решить ему пару задач и сказал, что из него мог получиться хороший шахматист, но сейчас уже поздно. Конечно, если пацан любит шахматы, пусть занимается. Шахматы дисциплинируют ум.
Садо, за все время не проронивший ни слова, вдруг спросил:
— Зачем мне это может быть по жизни нужно?
— Тебе сколько лет? - спросил Купрейчик, хотя не на много был старше.
— Восемнадцать.
— Пойдешь в армию, станешь чемпионом по шахматам какой–нибудь воинской части.
— Я лучше в тюрьму пойду, — сказал Витька.
— Или в тюрьму, — невозмутимо ответил Купрейчик.
Посадили Витьку в ноябре. Он устроил на "досках" в парке Челюскинцев серьезное махалово, дрался с толпой, сразу со всеми, дрался с ментами. Через деревенских родственников дали взятку судье и Садо оставили только 201–ю вторую часть - хулиганство. Продержали полгода на Володарке, судили и отправили в Молодечно на химию. Через месяц он, по повторному делу, прямо с химии, ушел на зону усиленного режима. Весной я встретил Купрейчика, он рассказал, что недавно был на Опанского с культурным мероприятием, давал зекам сеанс одновременной игры, видел Витьку Садо. Тот стал чемпионом мебельной фабрики по шахматам.
— Как дела, Садо! – воскликнул я, когда мы впервые встретились через пять лет. Я уже закончил институт, отслужил армию и недавно женился на совсем юной и красивой девушке.
Он улыбнулся страшной рандолевой, но все той же детской, улыбкой и сказал:
— Да ну его наxyй все!